Маккаммон Роберт. Грех бессмертия

   - Что-что?
   - Пытались убить своих мужей, распевали песни и бредили на каком-то языке, который никто не мог понять. Так или иначе, Караминьи больше не существует. После землетрясения шестьдесят пятого года и после того, как Темискрия снова начала появляться из-под земли, все жители упаковали свое имущество и покинули деревню.
   - Эта пещера, которую обнаружила доктор Драго, - тихо сказал Эван. Что еще было в ней?
   - Обугленные скульптуры, свидетельствовавшие, что некогда там бушевал огромный пожар. Множество, кучи пепла, который сначала приняли за пыль. Эта пещера была закупорена Бог знает сколько времени; землетрясение вновь открыло ее.
   Эван задумчиво потягивал свое вино. - Пепел? Какой же?
   - Кости, - ответил Блэкбурн, наблюдая за глазами Эвана. - Множество столетий назад пещеру использовали в качестве огромного могильника. Историки все еще работают над этим.
   - Хотите еще, мистер Рейд? - спросила Кристи. Эван покачал головой.
   - А теперь, может быть вы объясните мне, для чего вам все это нужно? - спросил Блэкбурн.
   Осторожнее, - предупредил себя Эван. - Осторожнее.
   - Вы верите, что амазонки существовали? - спросил он Блэкбурна. Где-нибудь?
   Блэкбурн снова улыбнулся, на эта улыбка не отразилась в глазах.
   - Если вы хотите в это верить, то да, они действительно существовали. Об этом говорят Гомер и Ариан. Это утверждает Геродот. Исторические записи свидетельствуют, что амазонки атаковали и почти уничтожили Афины около 1256 года до нашей эры. Считается, что последняя великая королева амазонок Пенфесилия убита Ахиллом при осаде Трои. А Троя и впрямь существовала. Кто знает? Единственная вещь, которая живет в качестве легенды, - рассказ о диких и коварных воительницах-женщинах, которые возникали из тумана и в нем же исчезали. Вообразите, если можете, мистер Рейд: вы слышите на поле боя протяжный и свирепый военный клич, который пробирает вас до мозга костей; вы видите пыль, клубящуюся из-под копыт приближающихся коней, и задолго до того, как они достигнут ваших рядов, все небо будет усеяно стрелами. Затем начинается рукопашная схватка: ваши меч и копье против бипениса - боевого топора амазонок с двумя лезвиями; их кони маневрируют, избегая ударов копья, и бипенисом они поражают руку, держащую меч. Во время этой ужасной резни и кровопролития их глаза становятся дикими и светящимися; их чувства поют от возбуждения и буйства сражения, которое так же необходимо им, как дыхание. Битва продолжается до того, пока они не обезглавят последнего мужчину или же не утащат его в лагерь, чтобы искалечить. Это ужасно, мистер Рейд, и если амазонки действительно жили когда-либо, благодарю Бога, что наши судьбы никогда не пересекутся. - Он поднял свой бокал, выпил и поставил его обратно на стол.
   Эван поднялся с кресла. Казалось, что внутри него разверзлась пропасть, где-то между душой и физическим телом; и в этой холодной тьме закипал ужас, готовый вот-вот вырваться наружу и вылиться изо рта, подобно желчи. Он двинулся к двери.
   Блэкбурн встал.
   - Вы ведь не собираетесь уходить, не так ли? Мне кажется, что в бутылке "Бунз Фарм" еще осталось невыпитой большая часть.
   - Мне надо идти, - сказал Эван и уже положил руку на ручку двери.
   - Знаете, я все еще не понимаю, что происходит, - сказал Блэкбурн. Вы так и не хотите мне ничего сказать?
   - Что происходило с мальчиками-младенцами? - спросил его Эван. Конечно же, у некоторых амазонок рождались мальчики.
   - Конечно. - Блэкбурн вытащил изо рта трубку и внимательно посмотрел в лицо Эвана, не будучи точно уверенным, что именно он там видит. - С этим нельзя было ничего сделать. Амазонки сохраняли в живых некоторых мужчин, чтобы позже использовать для размножения. Большинство младенцев мужского пола они убивали. Почему вы так интересуетесь цивилизацией амазонок? Мне хотелось бы знать.
   - Когда-нибудь я вам это расскажу. А сейчас давайте все спишем на любопытство. - Эван открыл дверь; удушливая жара поджидала за ней, чтобы заключить его в свои объятия. Геркулес тявкнул один раз, второй, и Кристи положила на него ладонь, чтобы успокоить. - Спасибо за то, что приняли меня, - сказал Эван. - И спасибо за вино.
   - Привозите с собой в следующий раз миссис Рейд, - сказала Кристи.
   - Хорошо, привезу. Доброй ночи.
   - Доброй ночи, - ответил Блэкбурн.
   Эван поехал по направлению к Вифанииному Греху, его сознание усиленно работало, пытаясь уйти в сторону от ужасной правды, но снова и снова возвращаясь обратно, потому что другого выхода из лабиринта не существовало.
   А в доме Рейдов на Мак-Клейн-террас в темноте двигалась тварь: она спустилась по лестнице, прошла через кабинет по направлению к кухне. Туда, где хранились ножи. В этих комнатах она ощутила вонючий запах мужчины; мужчины, с которым жила эта жалкая слабая женщина по имени Кэй, с которым она спала и позволяла ему притрагиваться к своему телу. Ребенок, девочка, спит наверху. Одеяло подложено под дверь, чтобы она прочно закрывалась и приглушила звуки. Тварь проскользнула на кухню, ее чувства звенели от напряжения. Она почти что видела в темноте. Почти что. На столе рядом с раковиной стояли стаканы и тарелки, сложенные стопкой. Рука протянулась мимо них, скинув большую часть посуды на пол. Она открыла дверцу буфета, выдвигая наружу полки, выдергивая и рассыпая их содержимое. И скоро нашла то, что искала: большой нож с огромным лезвием, едва ли когда-нибудь использовавшийся. Лезвие было таким острым, что кровь закапала из проверяющего его пальца.
   В темноте тварь поджидала, когда мужчина вернется домой, а в это время жизнерадостные желтенькие кухонные часы показывали, что ровно три минуты назад наступил август.
   ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. АВГУСТ
   23. ДОМА
   Из темноты медленно материализовались призрачные тени. Фары тускло отсвечивали в окнах, пробуждая приземистых, безымянных и злобных существ с тяжелыми веками, которые праздно залегли на своих ревниво оберегаемых квадратных участках газона. Проезжая мимо этих домов, Эван вовсе не был убежден, что глаза этих тварей за своими деревянными и кирпичными стенами не следили. В зеркальце заднего вида отражался полуночный мрак, поглотивший Вифаниин Грех.
   Он включил радиоприемник, поискал работающие станции: рок-музыка; нарастающий и снова затухающий до полной тишины рев Майка Джегера; нежная фортепьянная мелодия "Лунная речка"; задыхающийся женский голос, рассказывающий о событиях в Джонстауне у "Джимми и К"; треск и вой статического электричества из реального мира, лежащего за границами деревни. - Боже милосердный, - неожиданно произнес Эван: внутри него нарастала неуверенность, словно он стоял на полу, который едва ли мог выдержать лишний вес. Он провел рукой по лицу. Боже милосердный, о Иисус, о Господь на небесах. Страх и неверие терзали его, почти раздирая на куски. Темные улицы Вифанииного Греха. Темные дома Вифанииного Греха. Темный лес Вифанииного Греха. Все границы между ними превратились в один великий мрак, бьющийся об окна микроавтобуса и пытающийся дотянуться до него.
   Когда он достиг безмолвной Мак-Клейн-террас, ужас всем своим полным весом навалился на его спину словно какой-то огромный источающий яд паук. Ужас от понимания того, что он, Кэй и Лори попали в гнездо какого-то нечестивого и кровожадного культа почитания амазонок. Он свернул в проезд к своему дому, остановил машину, выключил фары и радиоприемник и в течение нескольких минут сидел неподвижно, собираясь с мыслями, насколько это было возможно в удушливой жаре. Не об этом ли предупреждали его предчувствия с того самого дня, когда они сюда приехали? О том, что зло в Вифаниином Грехе сконцентрировано вокруг музея с его останками давно погибшей Темискрии? Или чем-то еще более немыслимо ужасном, ожидающем впереди? Он вдруг вздрогнул и почувствовал, как теряет контроль над своим сознанием. Я что, схожу с ума? - спросил он себя. Нет, со мной все в порядке. Со мной все в порядке. Но мне надо увезти отсюда Кэй и Лори. И сделать это очень осторожно.
   Он выключил зажигание и вышел из машины.
   Эван отпер входную дверь, вошел в дом и включил свет в прихожей. Тени отпрыгнули от него прочь. Найдется ли что-нибудь выпить? Да. В холодильнике должно быть пиво. По пути на кухню он включил свет в гостиной, остановился, сделал еще шаг, словно марионетка, которую тянет за веревочку когтистая лапа. Его ботинки захрустели на осколках разбитого стекла и тарелок. Он потянулся к выключателю, затем уронил руку; его сердце начало биться сильнее, и холодная петля неопределенности начала затягиваться на горле. Что, Кэй вставала после того, как он ушел, и здесь, на кухне с ней произошел несчастный случай? Он стоял спиной к двери кладовой и разглядывал валявшиеся кругом осколки.
   Не могли ли эти тарелки упасть со стола сами по себе? В доме было так тихо, так спокойно. Но то была не тишина покоя, а пауза перед событиями, расположенными на медленно разматывающейся нити времени. Эван отбросил ботинком несколько осколков стекла из середины кухни. Затем, забыв о пиве, он снова вернулся в прихожую тем же маршрутом - через гостиную, выключил свет и стал подниматься по лестнице; одна из ступенек заскрипела под его весом.
   Спальня была закрыта. Двигаясь в темноте, Эван открыл дверь и проскользнул внутрь.
   Очертания стола. Очертания лампы. Очертания кровати. И в кровати очертания тела Кэй под одеялом; она лежала на левом боку, отвернувшись от него. Черные волосы веером раскинулись по подушке. Разбуди ее, - сказал он себе. Разбуди и расскажи ей о своих подозрениях. Забери ее и Лори из этого Богом проклятого места. Разбуди ее немедленно. Сейчас. Сейчас. Он протянул руку к очертанию ее плеча. Нет. Подожди. Она подумает, что ты пьян или бредишь, или в конце концов нити твоего хрупкого душевного здоровья оборвались. К ЧЕРТУ ВСЕ, РАЗБУДИ ЕЕ СЕЙЧАС, ЭТО МОЖЕТ БЫТЬ ТВОЙ ПОСЛЕДНИЙ ШАНС! Он колебался. Нет. Не сейчас. Утром. Утром я все ей расскажу и, может быть, смогу ее убедить, что нам нужно убираться отсюда.
   Эван тихо разделся, надел пижаму и лег в кровать рядом с женой; через ее спину он ощущал удары ее сердца, сильные и ритмичные. Некоторое время он глядел в потолок, на котором его воображение стало рисовать глаза Гарриса Демарджона - без лица, и, чтобы спастись от этого видения, он закрыл глаза и пытался уснуть.
   Он почувствовал медленное перемещение чего-то тяжелого по кровати. По дюйму каждую секунду.
   Что-то сверкнуло в комнате. Эван заметил это даже через свои закрытые веки. Вспышка была похожа на внезапное отражение света от лезвия ножа.
   Эван открыл глаза.
   Над ним навис неясный силуэт его жены. Он приподнял голову, хотел спросить ее, что случилось. Но потерял дар речи.
   Потому что немигающие глаза Кэй горели ужасающим синим пламенем. В этот леденящий момент Эван понял, что эта женщина-тварь, стоящая перед ним, уже не Кэй.
   Она вскрикнула - и от этого задребезжали оконные стекла и разорвалась на части душа Эвана - и бросилась на него с ножом, который держала высоко над головой. Эван метнулся в сторону, нервы его плеча и спины съежились от ужаса; нож погрузился в подушку там, где была его голова, комнату наполнил треск разрываемой ткани. Эван скатился на пол, осторожно поднялся, пригнувшись и отступая назад. Тварь-Кэй повернула голову, ее глаза пронзали его насквозь; вырвав нож из подушки, она снова занесла его над головой и направилась к нему, быстро и хрипло дыша.
   - КЭЙ! - закричал Эван. - ВО ИМЯ ГОСПОДА, ЧТО ТЫ?..
   И затем она прыгнула вперед, почти набросилась на него, и он даже не успел хотя бы подумать броситься к ручке двери. Нож блестел, поворачиваясь к его лицу злобной свистящей дугой. Отдернув голову назад, он ощутил жаркую царапающую боль под левой бровью. Она ринулась вперед, рыча как животное, быстро перестраивая тактику, чтобы довести свое дело до конца. Он понял, что она оттесняет его от двери, и слепой панический ужас затопил сознание. "Кэй!" - крикнул он снова, но эти глаза, эти глаза, эти ужасные немигающие, огненные глаза, обжигающие его беспредельной ненавистью. Нет, это не Кэй, нет. Что-то еще. Даже не человек. Что-то, находящееся за этой черной дверью кошмаров. Он почувствовал, что его бровь увлажнилась, и капли потекли в глаз. Когда он попытался их вытереть, она опять прыгнула вперед со скоростью кобры. Ее клык-нож искал крови. Он увернулся в сторону и почувствовал, как металл скользнул по его ребрам. Свободная рука твари-Кэй резким движением схватила его за горло и начала сдавливать с такой силой, которая никак не соответствовала ее телу; он схватил ее за талию и попытался освободиться. Нож поднялся, холодно блеснув в темноте нержавеющей сталью. Пальцы вонзились Эвану в горло, и ему стало трудно дышать. Он сжал кулак, чтобы ударить ее в лицо; нож все поднимался и поднимался; суставы его пальцев побелели; лезвие ножа блеснуло. "Ударь ее!" Нет. "Ударь ее!" Нет. "Ударь ее!.."
   Нож достиг своей верхней точки. Рука слегка подрагивала, собирая силы для удара в сердце.
   Застучало. Зазвучало. "Мама?" - это был голос Лори, раздавшийся из-за двери спальни. "Мама? Папа?" - его охватила паническая дрожь, глаза увлажнились.
   Нож колебался. "Ударь ее, это не Кэй, это что-то внутри ее тела, но не она. Господь милосердный, не она, Господь милосердный, не она..."
   Он почти непроизвольно выбросил вперед кулак и ударил ее по скуле, ее голова качнулась назад, но глаза даже не моргнули; ее пальцы чуть-чуть разжались, и Эван стал наносить удары по запястью ее руки, высвобождаясь из захвата, который почти раздавил его дыхательное горло. Нож просвистел лишь в нескольких дюймах от него. Она снова издала дикий вопль, от которого кровь остановилась в жилах, и чтобы отбить очередной удар, Эван успел схватить стул.
   - МАМА! - крикнула Лори. - ПАПА, ОТКРОЙ ДВЕРЬ!
   Пока тварь-Кэй отступала, готовясь к следующему удару, издавая гортанный рев, Эван ринулся вперед со своим стулом. От удара она потеряла равновесие и пошатнулась. Лезвие ножа прорвалось через сиденье стула к лицу Эвана. Он оттолкнулся от нее со всей силой, так, что затрещали мышцы плеча. Она поскользнулась и упала в угол, гулко ударившись головой о стену. Полы ее ночной рубашки разметались по полу. Эван отбросил стул в сторону вместе с торчащим из него ножом и повернулся к выключателю.
   Раздался щелчок и вспыхнул ослепляющий свет. "Папа!" - Лори теперь уже почти охрипла. "Папа, пожалуйста, выпусти меня!"
   Кэй лежала, закрыв глаза, ее лицо было бледным и осунувшимся, словно у трупа. Она, казалось, с трудом силилась вздохнуть; грудная клетка была сдавлена, на лице проступали от напряжения бисеринки пота. Она осторожно пошевелилась и пощупала свой пульс. Тот был ускоренным. Капля крови упала и расплескалась на ее груди. Затем еще одна. Эван закрыл рукой рану над глазом и остановил кровотечение. Кровь тонкой струйкой текла между грудями Кэй. Ее голова свисала на одну сторону, и Эван мог видеть, что глаза ее слабо пульсируют под веками. Он потряс ее, пытаясь привести в чувство, но она не отреагировала. Он перешагнул через стул к ночному столику с телефоном, быстро стал листать записную книжку. Как там звали этого доктора? Майерс? Нет. Мабри. Быстрее. Быстрее же. С противоположного конца гостиной донесся всхлип Лори. Наконец он нашел нужную запись: Элеонора Мабри, врач. Два телефона: домашний и рабочий. На страницу упала капля крови. Он набрал домашний номер, попал не туда, набрал снова. Кэй слабо простонала в углу.
   Доктор не спала и почти сразу же сняла трубку. Эван, стараясь сохранять свой голос спокойным, сказал ей, кто он и откуда звонит, и что случилось с его женой. Доктор Мабри не стала более подробно расспрашивать его, а просто сказала, что будет через пятнадцать минут.
   Эван перевязал лоб полоской ткани, оторванной от штанов пижамы, вытащил нож из кресла и положил на постель, вне пределов досягаемости Кэй, затем поставил кресло обратно туда, где оно раньше стояло, вышел в гостиную, нашел запертую дверь Лори. Когда он сорвал простыню, привязанную к ручке двери, девочка выскользнула и прижалась к нему.
   - Я не могла выбраться, - сквозь хныканье сказала она. - Я слышала, что здесь было что-то плохое, я слышала, как ты кричал маме, и не могла выбраться, потому что дверь не открывалась.
   - Шшшшшшш, - прошептал он, крепче прижимая ее, ощущая, как бьется у нее в груди сердце. - Все в порядке.
   Она отступила от него, осмотрела, увидела кровь. Опять потекли слезы, губы нервно вздрагивали.
   - Папочка слегка ударился головой, - спокойно сказал ей Эван. - У меня повторился один из этих старых кошмаров. Ты знаешь, те самые, какие мне всегда снятся? И я стукнулся головой о ночной столик. Это всего лишь маленькая царапина.
   - А где мама? - она пыталась заглянуть через его плечо.
   - Она в ванной, достает бинт для моей раны. Через несколько минут сюда придет доктор, чтобы посмотреть меня. - Он заглянул в глаза дочери, пытаясь сохранять спокойствие. - Ну, а теперь ты для меня кое-что сделаешь?
   - С мамой все в порядке?
   - Конечно. Но ты же знаешь, как она сердится на меня за эти сны. Я хочу, чтобы ты пошла вниз в кабинет и побыла там до тех пор, пока доктор не уйдет. Ты это сделаешь для меня?
   Она помедлила, вытерла слезы и наконец кивнула.
   - Хорошо. Думаю, что внизу на кухне есть немного печенья и "Кул-Эйд". Думаю, что мама не рассердится. Ну давай, теперь иди туда. - Он подождал пока она неохотно спускалась по лестнице; в кабинете загорелся свет. Эван отвернулся; Кэй лежала в спальне на том же месте и очень тихо постанывала.
   Доктор Мабри была стройной женщиной около пятидесяти лет с пышными седыми волосами и высоким резко очерченным лбом. Следуя за Эваном вверх по лестнице быстрым шагом, она вращала своими карими глазами за очками с толстыми линзами, словно рыба в банке с водой.
   - Вот сюда, - сказал Эван, приглашая в спальню.
   Она взглянула на Кэй и увидела нож на кровати; она положила на ночной столик свой чемоданчик с медицинскими инструментами и раскрыла его.
   - Что здесь случилось? - спросила она безучастным ровным голосом.
   - У моей жены с недавних пор начались какие-то странные сны, - сказал Эван, все еще прижимая руку к своей ране. Она перестала кровоточить, и на брови уже образовалась корочка. - Думаю, что я потревожил ее во время одного такого сна, и она... напала на меня. Я думаю, что она не знала, что делает.
   - Ваша жена всегда спит с ножом?
   Эван промолчал. Доктор Мабри вытащила стетоскоп из своего чемоданчика и в течение нескольких секунд в разных местах прослушивала грудь Кэй; она осторожно отвела ее руку в сторону и пощупала череп под волосами. - Здесь большая шишка, - тихо сказала она. - А это что? - Она ткнула пальцем рядом с багровеющей царапиной на щеке Кэй.
   - Мне пришлось защищаться.
   - Понимаю. Как ваша жена себя чувствовала в последнее время, если говорить обобщенно?
   - Она была утомлена. Почти ничего не ела; могу сказать, что она теряет в весе и плохо спит.
   Кэй задрожала и застонала.
   Доктор Мабри, порывшись в своем чемоданчике, быстро вытащила ампулу и отбила ее кончик у Кэй под носом; Эван почувствовал запах нашатырного спирта. Веки Кэй задрожали, и она замотала головой из стороны в сторону.
   - Теперь она придет в себя, - сказала доктор Мабри.
   - Я знаю, что это выглядит скверно, - сказал Эван, - но я бы предпочел, чтобы вы не говорили об этом шерифу Вайсингеру.
   - У меня нет намерения говорить ему что-нибудь, - ответила женщина, приподнимая сначала правое веко Кэй, затем левое. Белизна белков глаз под веками отсвечивала синевой.
   Кэй снова застонала, теперь уже громче, и постепенно приоткрыла глаза; из их уголков покатились слезинки. Она с усилием приподнялась, поморщилась и ощупала свой затылок.
   - О, Боже мой, я ранена, - сказала она. - Я, видимо, заболеваю. Я собираюсь...
   - Мистер Рейд, - сказала доктор Мабри, - я хочу, чтобы вы спустились на кухню и вскипятили немного воды. Налейте горячей воды в чашку и принесите сюда, хорошо?
   Он оставил их и сделал все, что попросила эта женщина, сказав Лори внизу, что все просто превосходно, но слишком ясно было видно, что она ему не верит.
   Вернувшись в спальню, он почувствовал дурной запах: Кэй вырвало в туалете, и доктор Мабри мягко говорила с ней как мать с ребенком:
   - Ну, тихо, тихо. Все будет хорошо. Тебе сейчас уже получше?
   - Моя голова, - пробормотала Кэй, утирая лицо влажным полотенцем. - У меня болит голова.
   - Вот горячая вода, - сказал Эван.
   - Прекрасно. Поставьте ее здесь, хорошо?
   Кэй выглядела более бледной и слабой, чем обычно, и доктор Мабри отвела ее в кровать. Кэй осторожно положила голову на подушку. Она вся дрожала, и Эван все еще не был уверен, знала ли она сейчас, где находится и что случилось. Доктор Мабри вытащила из своего медицинского чемоданчика пузырек янтарного цвета без этикетки. Она отвернула пробку и вылила в горячую воду то, что было похоже на смесь меда с различными травами, потому что обладало сладковатым запахом и сверху плавали кусочки листьев.
   - Я хочу, чтобы вы выпили вот это, - сказала доктор Мабри, протягивая чашку Кэй.
   - Что это такое? - спросил Эван.
   - Домашнее средство, - ответила доктор Мабри, не глядя на него, - для успокоения нервов. Вот так, дорогая. Выпей все целиком. Все до последней капли.
   Кэй так и сделала. Доктор взяла чашку и отложила ее в сторону.
   - Как ты чувствуешь себя сейчас?
   - Странно. Все еще неважно. Где мой муж? - Кэй уставилась в глаза доктора Мабри, словно не понимая, что Эван находится в комнате.
   - Здесь, Кэй. Я здесь. - Он сел рядом с ней и взял за руку. Рука была холодная. Пульс все еще бился учащенно, но постепенно замедлялся.
   - Что случилось с твоей головой? - спросила она, приподнимая палец, чтобы дотронуться до его брови. - Это же кровь!
   - Мистер Рейд, - доктор Мабри поднялась и щелкнула замком своего медицинского чемоданчика, закрывая его. - Мне бы хотелось поговорить с вами. Пожалуйста, выйдем в холл.
   - Что произошло с моей женой? - тихо спросил Эван, когда дверь спальни захлопнулась за ними. - Она, кажется, ничего не помнит.
   - Я считаю, что она в состоянии легкого шока; у нее дезориентация вследствие этого удара головой. Но чтобы быть с вами полностью откровенной, я не уверена, каково ее общее состояние. Она кажется относительно здоровой, и все же вы говорите, что она утомлена, плохо ест и спит. Мне бы хотелось провести кое-какие исследования здоровья вашей жены в своей клинике. Прямо завтра утром.
   - Что за обследования?
   - Анализ крови, мочи, электрокардиограмма. И электроэнцефалограмма.
   - Мозг? Вы думаете, что-то неладное с ее...
   - Я бы хотела выяснить это как можно скорее. Вы можете привезти ее утром в клинику? Около девяти.
   "Нет, - подумал Эван. - Я хочу забрать свою жену и ребенка и утром убраться из этого места".
   - Ее состояние может быть серьезным, - сказала доктор Мабри холодным, но выразительным голосом. - Есть вероятность, что в течение нескольких дней ей придется остаться в клинике.
   - Я не знаю... - сказал Эван.
   - Если это вопрос оплаты...
   - Нет! - резко сказал он. Нет. Подожди. Кэй больна; в конце концов, она и впрямь больна. Он задумался на одну секунду, доктор Мабри наблюдала за ним. Одна мысль бурлила в его сознании: "Они придут за тобой ночью". Он вытравил ее из себя, выбросил прочь, словно кусочек пораженной ткани, и кивнул. - Я привезу ее утром.
   Первый раз намек на улыбку мелькнул на ее лице.
   - Это разумно. Скоро ваша жена уснет. Я сама найду, где у вас выход. О, - она замешкалась, снова раскрыла свой чемоданчик и вытащила оттуда пластырь, - это для вашего лба; судя по его внешнему виду, это просто царапина. Швы накладывать необязательно. Промойте ее спиртом и потом все-таки наложите пластырь. - Она отвернулась от него и начала спускаться по лестнице. Входная дверь открылась, потом закрылась. Эван вошел в спальню и сел рядом с Кэй; она опустила веки и дремала. Эван взял ее за руку.
   - Кэй, - мягко позвал он. - Ты меня слышишь?
   Она шевельнулась, слегка приоткрыла глаза и прошептала:
   - Спать...
   - Когда я пришел и лег рядом с тобой в кровать, я думал, что тебе опять снятся эти сны. Ты не помнишь, снились они тебе или нет? И о чем они были?
   - Не могу, - прошептала она.
   - Попытайся. Пожалуйста. Это важно.
   - Нет, - нахмурилась она, покачала головой. - Ужасно.
   - Просто расслабься, подумай и постарайся вспомнить.
   - У меня болит голова. - Она попыталась поднять голову, но не смогла этого сделать. Ее веки были очень плотно сжаты, словно внутри нее собрались какие-то твари из мрака, которые сейчас разрывали ее тело в клочья. - Я не могла выбраться оттуда, - прошептала она. - Она не хотела меня отпускать.
   - Отпускать? Кто не хотел тебя отпускать? - он наклонился к ней.
   - Она. Оливиадра. Она. Потому что я была ею, а она мной. И она поймала меня и не хотела меня отпускать.
   - Оливиадра? Кэй, о чем ты говоришь?
   - Это та, кем я бываю в своих снах. - После долгой паузы Эван решил, что она заснула. Но затем ее губы снова шевельнулись. - Оливиадра - это я, а я - это она. И на этот раз она не позволяла мне вернуться. - Ее веки сжались, и в уголках глаз показались слезы. - Я была одна в темноте и не могла... вернуться обратно, потому что... она сейчас слишком сильная. Глаза ее еще больше увлажнились.
   - Ты снова видела эти сны? - спросил он ее; угловым зрением он заметил, что Лори стоит в дверях.
   - Да. Оливиадра... умерла, и эти мужчины... эти мужчины тащили ее тело за волосы туда, куда они стаскивали тела всех остальных. Спать. Я хочу спать. - Она расплакалась.