Страница:
– Мартин, я ждал тебя завтра, – проговорил он, понимая, что так и не успел как следует приготовиться к приезду младшего брата.
Мартин быстро поднялся. Глаза его бегали, в них можно было увидеть и страх, и желание сохранить собственное достоинство.
– А я приехал сегодня, как и намеревался.
Джеймс обернулся к лакею, который в соседней комнате чистил его фрак.
– Вы можете быть свободны, Томпсон.
Затем он повернулся к Мартину и стал наблюдать за ним. От него не укрылось, что брат был взволнован, хотя и старался выглядеть равнодушным. Это напомнило Джеймсу многочисленные случаи, когда он сам вот так же сидел перед своим отцом, стараясь сохранить достоинство, хотя прекрасно знал, что это ему не удастся.
Внезапно Мартин опустился на стул и решительно произнес:
– Думаю, ты собираешься наказать меня. Что ж, давай действуй.
Джеймс прошел через комнату и остановился перед окном.
– Насколько я понимаю, у тебя солидные долги.
– Не больше, чем у других мужчин моего возраста.
– То, что делают твои друзья, меня совершенно не интересует, – проговорил Джеймс ровным тоном, – существуют люди с ответственным поведением и с безрассудным. Мне бы хотелось, чтобы ты относился к первой категории.
Мартин поднялся со стула.
– Вероятно, ты бы хотел видеть меня погибающим от скуки в этой глуши, где абсолютно нечего делать, разве что рыбу ловить! – Он бросил на старшего брата неуверенный взгляд, пытаясь оценить степень его раздражения. – Насколько я помню, в моем возрасте ты, а еще твой друг Уитби были не лучше, чем я теперь. Я знаю о тех переделках, в которые вы попадали, и знаю, как часто тебя исключали из школы.
Джеймс, не выдержав, вздохнул:
– Верно, меня не раз исключали. Но, к сожалению, это было не единственное и не самое неприятное наказание.
Мартин опустил глаза, хорошо зная, что Джеймс имел в виду.
– Не надо смотреть на меня, как на источник разочарования, как будто я обязан вести себя лучше, чем ты в мои годы.
Джеймс опять прошелся по комнате.
– И что ты предлагаешь? Ничего не предпринимать? Если ты пытаешься сравнивать себя со мной, то могу напомнить тебе, что ни одна из моих проделок не сошла мне с рук.
Мартин провел рукой по волосам.
– Но, Джеймс, в этом замке такая тоска...
– В каком смысле?
– Здесь у меня нет товарищей моего возраста.
– Лили всего на два года старше тебя.
– С Лили можно говорить только о сказках и о платьях.
Джеймс подошел ближе к брату.
– Надеюсь, ты понимаешь, – что у твоего поведения должны быть последствия. Тебя во второй раз поймали с дамой в твоей комнате в Итоне. Даже твоя тетушка ничего не смогла сделать, чтобы вернуть тебя на путь истинный... Вот почему деньги, которые ты получаешь на расходы, не будут увеличены до конца года, и тебе придется оставаться в Уэнтуорте, пока я не решу иначе.
– Ты хочешь запереть меня в замке?
– Не вижу в этом ничего драматического. Я найму частного учителя, чтобы ты мог продолжить образование, и когда я увижу, что ты исправляешься, мы сможем обсудить дальнейшие планы. А пока советую тебе наслаждаться деревенским воздухом.
– Это просто жестоко с твоей стороны, – заявил Мартин.
Джеймс повернулся к брату:
– Жестоко? Ты предпочел бы, чтобы я взял палку? Или чтобы я держал твою руку над горящей свечой до тех пор, пока ты не стал визжать и обещать никогда не делать этого больше?
От удивления и испуга у Мартина губы задрожали, и он тихо произнес:
– Нет, Джеймс, конечно, нет. Теперь я могу идти?
– Можешь, – ответил Джеймс. – И не забудь присоединиться к нам за обедом.
У дверей Мартин остановился:
– Я немного устал с дороги и предпочел бы, чтобы мне что-нибудь принесли в мою комнату.
– Хорошо. Гости разъедутся завтра, и тогда ты сможешь пообедать вечером с семьей. Уверен, Лили и Софи будут рады тебя видеть.
Кивнув, Мартин вышел из комнаты, оставив Джеймса переодеваться к обеду.
Глава 22
Глава 23
Мартин быстро поднялся. Глаза его бегали, в них можно было увидеть и страх, и желание сохранить собственное достоинство.
– А я приехал сегодня, как и намеревался.
Джеймс обернулся к лакею, который в соседней комнате чистил его фрак.
– Вы можете быть свободны, Томпсон.
Затем он повернулся к Мартину и стал наблюдать за ним. От него не укрылось, что брат был взволнован, хотя и старался выглядеть равнодушным. Это напомнило Джеймсу многочисленные случаи, когда он сам вот так же сидел перед своим отцом, стараясь сохранить достоинство, хотя прекрасно знал, что это ему не удастся.
Внезапно Мартин опустился на стул и решительно произнес:
– Думаю, ты собираешься наказать меня. Что ж, давай действуй.
Джеймс прошел через комнату и остановился перед окном.
– Насколько я понимаю, у тебя солидные долги.
– Не больше, чем у других мужчин моего возраста.
– То, что делают твои друзья, меня совершенно не интересует, – проговорил Джеймс ровным тоном, – существуют люди с ответственным поведением и с безрассудным. Мне бы хотелось, чтобы ты относился к первой категории.
Мартин поднялся со стула.
– Вероятно, ты бы хотел видеть меня погибающим от скуки в этой глуши, где абсолютно нечего делать, разве что рыбу ловить! – Он бросил на старшего брата неуверенный взгляд, пытаясь оценить степень его раздражения. – Насколько я помню, в моем возрасте ты, а еще твой друг Уитби были не лучше, чем я теперь. Я знаю о тех переделках, в которые вы попадали, и знаю, как часто тебя исключали из школы.
Джеймс, не выдержав, вздохнул:
– Верно, меня не раз исключали. Но, к сожалению, это было не единственное и не самое неприятное наказание.
Мартин опустил глаза, хорошо зная, что Джеймс имел в виду.
– Не надо смотреть на меня, как на источник разочарования, как будто я обязан вести себя лучше, чем ты в мои годы.
Джеймс опять прошелся по комнате.
– И что ты предлагаешь? Ничего не предпринимать? Если ты пытаешься сравнивать себя со мной, то могу напомнить тебе, что ни одна из моих проделок не сошла мне с рук.
Мартин провел рукой по волосам.
– Но, Джеймс, в этом замке такая тоска...
– В каком смысле?
– Здесь у меня нет товарищей моего возраста.
– Лили всего на два года старше тебя.
– С Лили можно говорить только о сказках и о платьях.
Джеймс подошел ближе к брату.
– Надеюсь, ты понимаешь, – что у твоего поведения должны быть последствия. Тебя во второй раз поймали с дамой в твоей комнате в Итоне. Даже твоя тетушка ничего не смогла сделать, чтобы вернуть тебя на путь истинный... Вот почему деньги, которые ты получаешь на расходы, не будут увеличены до конца года, и тебе придется оставаться в Уэнтуорте, пока я не решу иначе.
– Ты хочешь запереть меня в замке?
– Не вижу в этом ничего драматического. Я найму частного учителя, чтобы ты мог продолжить образование, и когда я увижу, что ты исправляешься, мы сможем обсудить дальнейшие планы. А пока советую тебе наслаждаться деревенским воздухом.
– Это просто жестоко с твоей стороны, – заявил Мартин.
Джеймс повернулся к брату:
– Жестоко? Ты предпочел бы, чтобы я взял палку? Или чтобы я держал твою руку над горящей свечой до тех пор, пока ты не стал визжать и обещать никогда не делать этого больше?
От удивления и испуга у Мартина губы задрожали, и он тихо произнес:
– Нет, Джеймс, конечно, нет. Теперь я могу идти?
– Можешь, – ответил Джеймс. – И не забудь присоединиться к нам за обедом.
У дверей Мартин остановился:
– Я немного устал с дороги и предпочел бы, чтобы мне что-нибудь принесли в мою комнату.
– Хорошо. Гости разъедутся завтра, и тогда ты сможешь пообедать вечером с семьей. Уверен, Лили и Софи будут рады тебя видеть.
Кивнув, Мартин вышел из комнаты, оставив Джеймса переодеваться к обеду.
Глава 22
Глядя на Софи, беседовавшую с гостями в другом конце зала, Джеймс уверял себя, что все еще контролирует свои чувства. На вопрос, почему ему нужно уверять себя в этом, он ответить не мог; может быть, потому, что, наблюдая за ней весь вечер, он уже не раз восторгался тем, как изумительно она исполняла роль хозяйки. От Софи исходила такая доброжелательность и заинтересованность, что это заставляло улыбаться всех, кроме его матери, сидевшей у стены комнаты вместе с такими же пожилыми леди и время от времени обмахивающей себя веером. Но в этом не было ничего нового.
Заметив входящего в зал молодого человека, Джеймс с удивлением понял, что это его младший брат. Черный фрак делал его заметно более солидным: высокий и уверенный в себе Мартин стоял в дверях, опустив вдоль бедер руки в белых перчатках, и равнодушно осматривал публику.
Джеймс не спеша подошел к нему.
– Ты все-таки решил прийти?
Они вместе пошли вдоль зала.
– Я не мог удержаться. Пытался соорудить бомбу, чтобы она взорвалась у дверей лорда Нидема сегодня вечером, но музыка отвлекала меня, и я так и не сумел сосредоточиться.
Джеймс остановился и испуганно взглянул на брата, но Мартин лишь укоризненно покачал головой:
– Я шучу, Джеймс, неужели ты не понимаешь?
В этот момент к ним подошла Софи и с очаровательной улыбкой протянула вперед руки, приветствуя юношу.
– Как приятно встретиться с тобой снова, Мартин, я ведь не видела тебя с самого дня свадьбы. Наконец-то ты присоединился к нам.
Обрадовавшись такому теплому приему, Мартин наклонился и поцеловал Софи в щеку, после чего она взяла его под руку и повела по залу.
– Надеюсь, дорога была не слишком скучной? – спросила она.
Мартин охотно рассказал ей, что в дороге ему действительно было скучно, и Софи внимательно выслушала его, а затем сама рассказала о некоторых случаях, происходивших с ней в дороге. Не прошло и нескольких минут, как Мартин начал улыбаться и один раз даже засмеялся. Джеймс не переставал изумляться тому, как ему повезло с женой, столь же фантастически богатой, сколь и очаровательной. Эта женщина могла сотворить даже такое чудо, как, например, заставить его вечно хмурого братца улыбнуться.
– Тут есть несколько молодых девушек, – заметила Софи, – если хочешь, я представлю тебя.
– Конечно, хочу!
Когда они подошли к нескольким стоявшим в стороне дамам, Софи тут же обменялась с ними любезностями, и они радостно заулыбались ей в ответ. При этом Джеймс почувствовал, что все гости восторгаются его молодой женой.
– Леди Бичем, – произнесла Софи, – могу я представить вам брата моего мужа, лорда Мартина Лэнгдона? Мартин, это леди Бичем и ее дочь леди Эмма Кросби.
Мартин вежливо поклонился и тут же спросил разрешения у Эммы записать свое имя в ее карточке для танцев. Зазвучала музыка, и молодые люди закружились в танце.
– Ты совершенно поразительная женщина, – сказал Джеймс жене, когда они, уединившись на балконе, нашли свободное место возле растущей в красивом горшке маленькой елки. Октябрьский вечер выдался теплым и безветренным, в воздухе стоял аромат недавно опавших листьев.
– Чем же это? – кокетливо спросила Софи. – И, пожалуйста, не опускай деталей.
Джеймс усмехнулся:
– Ты умеешь дать людям почувствовать, что высоко ценишь их: каждому кажется, что ты весь день ждала возможности поговорить именно с ним, и поэтому каждый из них обожает тебя.
Положив руки на балюстраду, Софи недоверчиво спросила:
– Меня? Американку? Кто мог когда-нибудь подумать такое?
Положив свою руку поверх ее руки, Джеймс кивнул:
– К сожалению, в отношении прошлого ты права, но теперь ты всех очаровала и победила Англию.
Софи рассмеялась:
– О, Джеймс, мне никогда никого не хотелось побеждать, я только хотела найти свое счастье.
– И ты нашла его? – Он был невероятно удивлен своим вопросом и своим желанием узнать ее ответ, потому что прежде ничуть не заботился о том, счастлива ли она. Зато общение с женой в последние несколько недель доставляло ему большую радость, и он не мог этого не оценить.
Софи коснулась его щеки ладонью.
– Да, я никогда не была счастлива более чем сейчас. Особенно я рада тому, что мы сумели доставить удовольствие друг другу.
Удовольствие. Джеймс вспомнил, как использовал это слово всего месяц назад, в ночь перед отъездом в Лондон. Тогда он уехал, даже не попрощавшись с женой, лишь сказав ей, что нет ничего плохого в том, чтобы доставлять друг другу удовольствие, однако он никогда не полюбит ее.
Хотя Софи говорила, что любит его, он не поверил ей в ту ночь, поскольку считал это невозможным. Любовь нельзя так легко обрести, и она не может появиться так быстро, думал Джеймс; он был уверен, что Софи вышла за него замуж только ради титула. Теперь, глядя в ее глаза, он испытывал неподдельный восторг. Это было как огромная приливная волна, мощность которой возрастала с каждой ночью, проведенной в ее объятиях, с каждым утром, когда он просыпался рядом с ней.
Неужели это и была любовь? И если да, то когда это началось?
Джеймс вспомнил недавнюю ночь в его спальне, когда Софи задавала ему вопросы о его детстве. После этого, когда они занимались любовью, какая-то дверца в его душе чуть-чуть приоткрылась. Наверное, это и было начало. Он почувствовал прежде незнакомый ему прилив нежности, и потом из него выросло что-то большее.
– Ты была сейчас так добра с Мартином. – Джеймс взял руку жены и поцеловал. – Спасибо тебе.
– Меня не за что благодарить: я действительно рада ему. Надеюсь, Мартин, в конце концов, поймет, как хорошо мы относимся к нему, и согласится жить с нами.
Джеймс был откровенно растроган ее словами.
– Я никогда в жизни не встречал такого человека, как ты. Никто вот так, без стеснения и боязни, не решался высказывать при мне свои чувства к другому человеку.
Софи лукаво посмотрела на мужа:
– Может быть, тебе самому стоит попробовать когда-нибудь?
Джеймс наклонился и крепко поцеловал ее в губы, потому что только так мог выразить ей свои чувства. Он сам не понимал, что с ним происходит, и, конечно, не в состоянии был высказать это словами.
Позже, ночью, Джеймс пришел в ее спальню. Софи сидела в кресле у горящего камина, без одежды, ожидая его. Когда он подошел к ней, она встала, и он обнял ее.
Это была любовь, и он больше не мог ей противостоять.
На следующее утро Софи в окно увидела, что Пьер Биле в составе небольшой компании направляется в сад.
Ей так и не удалось получить какой-либо информации о его намерениях. Когда накануне она гуляла с Пьером, он не сказал ничего подозрительного, и она терялась в догадках, пытаясь предположить, что он собирался предпринять. Возможно, этот человек был совсем не так опасен, как думала Марион, но, может быть, эта опасность была просто скрыта до поры до времени.
Проходя по коридору, Софи остановилась перед дверью комнаты Пьера. Ах, если бы она могла узнать о нем побольше... ну хоть что-нибудь!
Вокруг было совсем тихо, и Софи никак не могла оторвать глаз от дверной ручки комнаты Пьера. Что, если она найдет там ключик к разгадке тайны? Может быть, дневник?
Дневник? Слишком заманчивая надежда.
Во всяком случае, если она собирается уговорить Марион открыть всю правду Джеймсу, ей сначала нужно самой узнать, в чем состоит эта правда. Она не может вечно хранить этот ужасный секрет от мужа, особенно теперь, когда, как она надеялась, он готов доверять ей и полюбить ее.
Наконец, еще раз оглядевшись и убедившись, что ее никто не видит, Софи приоткрыла дверь в комнату Пьера.
Стоявшая у стены кровать была аккуратно застелена, камин погашен. Открытый саквояж виднелся на полу у окна, на комоде лежали щетки и бритва.
Софи на цыпочках подошла к саквояжу и, заглянув в него, убедилась, что он пуст, а когда открыла дверь гардероба, то обнаружила лишь несколько дорогих рубашек и костюмов. Ощущая неловкость, чувствуя себя виноватой, она засунула руку в карман одного из них, затем в другой, надеясь найти хоть что-то... Однако все карманы оказались пустыми.
Закрыв дверь гардероба, Софи подошла к туалетному столику, на котором обнаружила путеводитель по Лондону. Больше кругом не было ничего необычного.
Опасаясь быть обнаруженной в чужой комнате, Софи решила, что лучше ей поскорее уйти. Приоткрыв дверь, она выглянула наружу, чтобы убедиться, что поблизости никого нет, а затем выскользнула из комнаты.
Не успела она сделать и нескольких шагов по залу, как услышала знакомый голос:
– Дорогая...
Софи почувствовала, как запылали ее щеки. Заставив себя улыбнуться, она повернулась к мужу.
– У тебя найдется несколько минут для меня?
– Джеймс.
– Конечно. – Софи пыталась угадать, видел ли он, откуда она только что вышла.
Подойдя к ней и поцеловав ее в щеку, Джеймс спросил:
– Ты, верно, по горло завалена хозяйскими обязанностями?
– Да, так оно и есть. Гости собираются уезжать после ленча, и мне никак не удается организовать дело так, чтобы все были довольны. Некоторые хотят попасть на более ранний поезд, другие на более поздний – настоящий кошмар...
– Могу я чем-нибудь помочь тебе?
– Нет, спасибо. В конце концов, я справлюсь.
Джеймс посмотрел на дверь комнаты Пьера.
– Я заметил, что ты только что вышла из комнаты месье Биле. Надеюсь, он доволен пребыванием у нас?
Софи неожиданно услышала неравномерные удары собственного сердца.
– Да. Я проверяла, наполнены ли чернильницы в комнатах у гостей.
– И они полные?
– Да, – ответила она и слегка приподняла бровь. Несколько секунд Джеймс пристально смотрел на нее, и Софи делала все возможное, чтобы выглядеть спокойной, – она ни в коем случае не хотела, чтобы муж подумал, будто она что-то скрывает от него. Джеймс еще раз поцеловал ее.
– Ты занята, и я не стану тебя задерживать. С нетерпением буду ждать спокойного обеда сегодня вечером. – С этими словами он повернулся и пошел вдоль коридора.
Некоторое время Софи стояла неподвижно, испытывая ужас от того, что только что сотворила. Может быть, ей все же надо было во всем признаться Джеймсу? Если бы у нее имелось хотя бы несколько минут, чтобы спокойно все обдумать...
Расхаживая по кабинету, Джеймс задумчиво поглядывал в окно. На самом ли деле Софи проверяла чернильницы? И что заставляло его думать иначе? Ее покрасневшие щеки или, возможно, тон, которым она говорила?
Усевшись в кресло перед потухшим камином, он большим пальцем потер подбородок. Не важно, что заставило его сомневаться; что-то шло не так, и тут дело было вовсе не в его излишней подозрительности. Джеймс не сомневался, что жена солгала ему.
Уже с первого момента появления в доме француза у Джеймса возникли нехорошие предчувствия. Отчего-то этот джентльмен не вызывал у него доверия, и это было совершенно не связано с Софи.
Но зачем ей заходить в комнату Пьера, когда он гуляет в саду? Или между ними все-таки были какие-то отношения?
Поднявшись и злясь на себя за то, что ему в голову могли прийти такие мысли, Джеймс снова подошел к окну.
Лишь бы это не было началом дороги в преисподнюю.
Нет-нет! Уж лучше он не будет делать преждевременных мелодраматических выводов, пока его подозрения столь призрачны. С того самого момента, когда Софи согласилась стать его женой, она была заботливой и преданной, даже тогда, когда столкнулась с его жестоким характером, который до этого он скрывал от нее, и уличать ее в каких-то тайных преступлениях было бы просто абсурдом.
Джеймс уперся головой в оконную раму. Наверное, ему следует пойти в комнату Пьера, проверить чернильницы и удовлетворить свое любопытство.
Через несколько минутой, подозрительно оглядываясь по сторонам, уже заходил в комнату французского гостя.
Отметив пустой саквояж Пьера, Джеймс заглянул в чернильницу. Она была пуста. Затем взгляд его упал на кровать, где на подушке лежала записка и красная роза на ней. Развернув записку, Джеймс убедился, что автор использовал гербовую бумагу герцогства.
«Мой дорогой Пьер, – было написано элегантным почерком, очень похожим на почерк его жены, – я получила большое удовольствие от нашей прогулки по саду, и мне хотелось бы еще хоть немного побыть с вами наедине. Пожалуйста, не уезжайте в Лондон, останьтесь в замке еще на несколько дней, потому что я не готова расстаться с вами».
Усевшись на край кровати, Джеймс перечел записку еще раз. Он не хотел верить тому, что видели его глаза, не хотел ощущать ледяной холод, который распространялся по его венам.
Возможно, Пьер завел роман с кем-то из гостивших в замке дам, чей почерк напоминал почерк Софи? Но нет, все гости уезжали, а Пьера просили остаться в замке.
Может быть, это кто-то из слуг? Но откуда у них гербовая бумага?
Внезапная злость закипела в его душе. Джеймсу даже показалось, что он теряет рассудок. Он не мог в это поверить, никак не мог. И что же ему теперь делать?..
В итоге Джеймс обошел весь дом, разыскивая Софи, а когда нашел ее в столовой, где она проверяла расположение приборов, то, не повышая голоса, спросил:
– Могу я отвлечь тебя на несколько минут, дорогая?
– Да, как только закончу с этим, – ответила Софи, продолжая раскладывать приборы.
– Тогда пройдем в мой кабинет, если не возражаешь.
Заметив входящего в зал молодого человека, Джеймс с удивлением понял, что это его младший брат. Черный фрак делал его заметно более солидным: высокий и уверенный в себе Мартин стоял в дверях, опустив вдоль бедер руки в белых перчатках, и равнодушно осматривал публику.
Джеймс не спеша подошел к нему.
– Ты все-таки решил прийти?
Они вместе пошли вдоль зала.
– Я не мог удержаться. Пытался соорудить бомбу, чтобы она взорвалась у дверей лорда Нидема сегодня вечером, но музыка отвлекала меня, и я так и не сумел сосредоточиться.
Джеймс остановился и испуганно взглянул на брата, но Мартин лишь укоризненно покачал головой:
– Я шучу, Джеймс, неужели ты не понимаешь?
В этот момент к ним подошла Софи и с очаровательной улыбкой протянула вперед руки, приветствуя юношу.
– Как приятно встретиться с тобой снова, Мартин, я ведь не видела тебя с самого дня свадьбы. Наконец-то ты присоединился к нам.
Обрадовавшись такому теплому приему, Мартин наклонился и поцеловал Софи в щеку, после чего она взяла его под руку и повела по залу.
– Надеюсь, дорога была не слишком скучной? – спросила она.
Мартин охотно рассказал ей, что в дороге ему действительно было скучно, и Софи внимательно выслушала его, а затем сама рассказала о некоторых случаях, происходивших с ней в дороге. Не прошло и нескольких минут, как Мартин начал улыбаться и один раз даже засмеялся. Джеймс не переставал изумляться тому, как ему повезло с женой, столь же фантастически богатой, сколь и очаровательной. Эта женщина могла сотворить даже такое чудо, как, например, заставить его вечно хмурого братца улыбнуться.
– Тут есть несколько молодых девушек, – заметила Софи, – если хочешь, я представлю тебя.
– Конечно, хочу!
Когда они подошли к нескольким стоявшим в стороне дамам, Софи тут же обменялась с ними любезностями, и они радостно заулыбались ей в ответ. При этом Джеймс почувствовал, что все гости восторгаются его молодой женой.
– Леди Бичем, – произнесла Софи, – могу я представить вам брата моего мужа, лорда Мартина Лэнгдона? Мартин, это леди Бичем и ее дочь леди Эмма Кросби.
Мартин вежливо поклонился и тут же спросил разрешения у Эммы записать свое имя в ее карточке для танцев. Зазвучала музыка, и молодые люди закружились в танце.
– Ты совершенно поразительная женщина, – сказал Джеймс жене, когда они, уединившись на балконе, нашли свободное место возле растущей в красивом горшке маленькой елки. Октябрьский вечер выдался теплым и безветренным, в воздухе стоял аромат недавно опавших листьев.
– Чем же это? – кокетливо спросила Софи. – И, пожалуйста, не опускай деталей.
Джеймс усмехнулся:
– Ты умеешь дать людям почувствовать, что высоко ценишь их: каждому кажется, что ты весь день ждала возможности поговорить именно с ним, и поэтому каждый из них обожает тебя.
Положив руки на балюстраду, Софи недоверчиво спросила:
– Меня? Американку? Кто мог когда-нибудь подумать такое?
Положив свою руку поверх ее руки, Джеймс кивнул:
– К сожалению, в отношении прошлого ты права, но теперь ты всех очаровала и победила Англию.
Софи рассмеялась:
– О, Джеймс, мне никогда никого не хотелось побеждать, я только хотела найти свое счастье.
– И ты нашла его? – Он был невероятно удивлен своим вопросом и своим желанием узнать ее ответ, потому что прежде ничуть не заботился о том, счастлива ли она. Зато общение с женой в последние несколько недель доставляло ему большую радость, и он не мог этого не оценить.
Софи коснулась его щеки ладонью.
– Да, я никогда не была счастлива более чем сейчас. Особенно я рада тому, что мы сумели доставить удовольствие друг другу.
Удовольствие. Джеймс вспомнил, как использовал это слово всего месяц назад, в ночь перед отъездом в Лондон. Тогда он уехал, даже не попрощавшись с женой, лишь сказав ей, что нет ничего плохого в том, чтобы доставлять друг другу удовольствие, однако он никогда не полюбит ее.
Хотя Софи говорила, что любит его, он не поверил ей в ту ночь, поскольку считал это невозможным. Любовь нельзя так легко обрести, и она не может появиться так быстро, думал Джеймс; он был уверен, что Софи вышла за него замуж только ради титула. Теперь, глядя в ее глаза, он испытывал неподдельный восторг. Это было как огромная приливная волна, мощность которой возрастала с каждой ночью, проведенной в ее объятиях, с каждым утром, когда он просыпался рядом с ней.
Неужели это и была любовь? И если да, то когда это началось?
Джеймс вспомнил недавнюю ночь в его спальне, когда Софи задавала ему вопросы о его детстве. После этого, когда они занимались любовью, какая-то дверца в его душе чуть-чуть приоткрылась. Наверное, это и было начало. Он почувствовал прежде незнакомый ему прилив нежности, и потом из него выросло что-то большее.
– Ты была сейчас так добра с Мартином. – Джеймс взял руку жены и поцеловал. – Спасибо тебе.
– Меня не за что благодарить: я действительно рада ему. Надеюсь, Мартин, в конце концов, поймет, как хорошо мы относимся к нему, и согласится жить с нами.
Джеймс был откровенно растроган ее словами.
– Я никогда в жизни не встречал такого человека, как ты. Никто вот так, без стеснения и боязни, не решался высказывать при мне свои чувства к другому человеку.
Софи лукаво посмотрела на мужа:
– Может быть, тебе самому стоит попробовать когда-нибудь?
Джеймс наклонился и крепко поцеловал ее в губы, потому что только так мог выразить ей свои чувства. Он сам не понимал, что с ним происходит, и, конечно, не в состоянии был высказать это словами.
Позже, ночью, Джеймс пришел в ее спальню. Софи сидела в кресле у горящего камина, без одежды, ожидая его. Когда он подошел к ней, она встала, и он обнял ее.
Это была любовь, и он больше не мог ей противостоять.
На следующее утро Софи в окно увидела, что Пьер Биле в составе небольшой компании направляется в сад.
Ей так и не удалось получить какой-либо информации о его намерениях. Когда накануне она гуляла с Пьером, он не сказал ничего подозрительного, и она терялась в догадках, пытаясь предположить, что он собирался предпринять. Возможно, этот человек был совсем не так опасен, как думала Марион, но, может быть, эта опасность была просто скрыта до поры до времени.
Проходя по коридору, Софи остановилась перед дверью комнаты Пьера. Ах, если бы она могла узнать о нем побольше... ну хоть что-нибудь!
Вокруг было совсем тихо, и Софи никак не могла оторвать глаз от дверной ручки комнаты Пьера. Что, если она найдет там ключик к разгадке тайны? Может быть, дневник?
Дневник? Слишком заманчивая надежда.
Во всяком случае, если она собирается уговорить Марион открыть всю правду Джеймсу, ей сначала нужно самой узнать, в чем состоит эта правда. Она не может вечно хранить этот ужасный секрет от мужа, особенно теперь, когда, как она надеялась, он готов доверять ей и полюбить ее.
Наконец, еще раз оглядевшись и убедившись, что ее никто не видит, Софи приоткрыла дверь в комнату Пьера.
Стоявшая у стены кровать была аккуратно застелена, камин погашен. Открытый саквояж виднелся на полу у окна, на комоде лежали щетки и бритва.
Софи на цыпочках подошла к саквояжу и, заглянув в него, убедилась, что он пуст, а когда открыла дверь гардероба, то обнаружила лишь несколько дорогих рубашек и костюмов. Ощущая неловкость, чувствуя себя виноватой, она засунула руку в карман одного из них, затем в другой, надеясь найти хоть что-то... Однако все карманы оказались пустыми.
Закрыв дверь гардероба, Софи подошла к туалетному столику, на котором обнаружила путеводитель по Лондону. Больше кругом не было ничего необычного.
Опасаясь быть обнаруженной в чужой комнате, Софи решила, что лучше ей поскорее уйти. Приоткрыв дверь, она выглянула наружу, чтобы убедиться, что поблизости никого нет, а затем выскользнула из комнаты.
Не успела она сделать и нескольких шагов по залу, как услышала знакомый голос:
– Дорогая...
Софи почувствовала, как запылали ее щеки. Заставив себя улыбнуться, она повернулась к мужу.
– У тебя найдется несколько минут для меня?
– Джеймс.
– Конечно. – Софи пыталась угадать, видел ли он, откуда она только что вышла.
Подойдя к ней и поцеловав ее в щеку, Джеймс спросил:
– Ты, верно, по горло завалена хозяйскими обязанностями?
– Да, так оно и есть. Гости собираются уезжать после ленча, и мне никак не удается организовать дело так, чтобы все были довольны. Некоторые хотят попасть на более ранний поезд, другие на более поздний – настоящий кошмар...
– Могу я чем-нибудь помочь тебе?
– Нет, спасибо. В конце концов, я справлюсь.
Джеймс посмотрел на дверь комнаты Пьера.
– Я заметил, что ты только что вышла из комнаты месье Биле. Надеюсь, он доволен пребыванием у нас?
Софи неожиданно услышала неравномерные удары собственного сердца.
– Да. Я проверяла, наполнены ли чернильницы в комнатах у гостей.
– И они полные?
– Да, – ответила она и слегка приподняла бровь. Несколько секунд Джеймс пристально смотрел на нее, и Софи делала все возможное, чтобы выглядеть спокойной, – она ни в коем случае не хотела, чтобы муж подумал, будто она что-то скрывает от него. Джеймс еще раз поцеловал ее.
– Ты занята, и я не стану тебя задерживать. С нетерпением буду ждать спокойного обеда сегодня вечером. – С этими словами он повернулся и пошел вдоль коридора.
Некоторое время Софи стояла неподвижно, испытывая ужас от того, что только что сотворила. Может быть, ей все же надо было во всем признаться Джеймсу? Если бы у нее имелось хотя бы несколько минут, чтобы спокойно все обдумать...
Расхаживая по кабинету, Джеймс задумчиво поглядывал в окно. На самом ли деле Софи проверяла чернильницы? И что заставляло его думать иначе? Ее покрасневшие щеки или, возможно, тон, которым она говорила?
Усевшись в кресло перед потухшим камином, он большим пальцем потер подбородок. Не важно, что заставило его сомневаться; что-то шло не так, и тут дело было вовсе не в его излишней подозрительности. Джеймс не сомневался, что жена солгала ему.
Уже с первого момента появления в доме француза у Джеймса возникли нехорошие предчувствия. Отчего-то этот джентльмен не вызывал у него доверия, и это было совершенно не связано с Софи.
Но зачем ей заходить в комнату Пьера, когда он гуляет в саду? Или между ними все-таки были какие-то отношения?
Поднявшись и злясь на себя за то, что ему в голову могли прийти такие мысли, Джеймс снова подошел к окну.
Лишь бы это не было началом дороги в преисподнюю.
Нет-нет! Уж лучше он не будет делать преждевременных мелодраматических выводов, пока его подозрения столь призрачны. С того самого момента, когда Софи согласилась стать его женой, она была заботливой и преданной, даже тогда, когда столкнулась с его жестоким характером, который до этого он скрывал от нее, и уличать ее в каких-то тайных преступлениях было бы просто абсурдом.
Джеймс уперся головой в оконную раму. Наверное, ему следует пойти в комнату Пьера, проверить чернильницы и удовлетворить свое любопытство.
Через несколько минутой, подозрительно оглядываясь по сторонам, уже заходил в комнату французского гостя.
Отметив пустой саквояж Пьера, Джеймс заглянул в чернильницу. Она была пуста. Затем взгляд его упал на кровать, где на подушке лежала записка и красная роза на ней. Развернув записку, Джеймс убедился, что автор использовал гербовую бумагу герцогства.
«Мой дорогой Пьер, – было написано элегантным почерком, очень похожим на почерк его жены, – я получила большое удовольствие от нашей прогулки по саду, и мне хотелось бы еще хоть немного побыть с вами наедине. Пожалуйста, не уезжайте в Лондон, останьтесь в замке еще на несколько дней, потому что я не готова расстаться с вами».
Усевшись на край кровати, Джеймс перечел записку еще раз. Он не хотел верить тому, что видели его глаза, не хотел ощущать ледяной холод, который распространялся по его венам.
Возможно, Пьер завел роман с кем-то из гостивших в замке дам, чей почерк напоминал почерк Софи? Но нет, все гости уезжали, а Пьера просили остаться в замке.
Может быть, это кто-то из слуг? Но откуда у них гербовая бумага?
Внезапная злость закипела в его душе. Джеймсу даже показалось, что он теряет рассудок. Он не мог в это поверить, никак не мог. И что же ему теперь делать?..
В итоге Джеймс обошел весь дом, разыскивая Софи, а когда нашел ее в столовой, где она проверяла расположение приборов, то, не повышая голоса, спросил:
– Могу я отвлечь тебя на несколько минут, дорогая?
– Да, как только закончу с этим, – ответила Софи, продолжая раскладывать приборы.
– Тогда пройдем в мой кабинет, если не возражаешь.
Глава 23
Войдя в кабинет, Джеймс сел за свой огромный стол и жестом предложил Софи сесть напротив. Несколько секунд он молчал, в то время как Софи сидела в кресле, выпрямив спину, сжимая руки на коленях и чувствуя себя так, как будто ее вызвали в учительскую комнату после того, как она списала у подруги экзаменационную работу.
Как странно – она смотрела на мужа и не узнавала. Что же все-таки произошло? Софи терялась в догадках.
Наконец Джеймс достал из нагрудного кармана записку и молча протянул ее Софи через стол.
– Я хотел бы знать, что это значит? – холодным тоном спросил он после паузы.
Читая записку, Софи чувствовала, как кровь с шумом движется в ней от ног к голове, а потом задрожал затылок.
– Где ты это взял?
– На подушке в комнате Пьера Биле.
– Когда?
– Сейчас.
– И почему ты думаешь, что я знаю, в чем тут дело?
– Почерк весьма похож на твой, не правда ли?
То, что несколько минут назад было просто волнением, превратилось в настоящую ярость, но Софи постаралась говорить спокойно.
– Ты думаешь, что это я писала письмо? – спросила она, делая ударение на слове «я».
– Лучше скажи сама.
– Разумеется, нет. Я никогда не написала бы такое письмо другому мужчине.
– Но как я могу быть уверен в этом? Мы знаем друг друга не так долго. Если говорить честно, мы вообще почти ничего не знаем друг о друге.
Как это было ей знакомо! То же самое он говорил в ту ужасную ночь, когда объяснял, что не намерен был любить ее. Тогда он выглядел таким же холодным и бесчувственным, как и сегодня, и таким же был его взгляд, откровенно говоривший о том, что ему совершенно все равно, любит она его или ненавидит.
– Если ты все еще не узнал меня настолько хорошо, чтобы не сомневаться во мне, то знай – я невероятно разочарована! – Софи поднялась, намереваясь уйти.
– Подожди, – Джеймс тоже поднялся, – разговор еще не окончен. Пожалуйста, присядь.
Софи нехотя вернулась к своему стулу, и Джеймс, дождавшись пока она сядет, сел сам.
– Итак, что ты делала в его комнате? Только не говори мне, что проверяла чернильницы...
– Выходит, ты это уже выяснил?
– Мне с самого начала показалось, что ты что-то скрываешь, и я зашел к Пьеру, чтобы избавиться от подозрений. К сожалению, все вышло как раз наоборот.
Софи взяла записку и еще раз прочитала ее.
– Уверяю тебя, я этого не писала. Этой записки не было на подушке, когда я находилась в комнате, иначе я бы заметила ее.
– Но ты так и не потрудилась объяснить мне, зачем тебе нужно было заходить к этому Биле.
Софи молчала. Да и что она могла сказать? Марион доверилась ей, и если она сейчас расскажет все Джеймсу, он в ярости кинется к матери, а этого никак нельзя допустить, иначе все надежды на хорошие отношения в семье, без сомнения, рухнут.
– Джеймс, я действительно не знаю, кто автор этого послания. Это мог быть кто угодно, и хотя почерк похож на мой, записка написана не моей рукой. Я могу только умолять, чтобы ты мне поверил.
– Хорошо, я верю тебе. А теперь скажи мне, что ты делала в комнате Пьера?
Неожиданно глаза Софи наполнились слезами. Джеймс не только заставлял ее сказать то, чего она не хотела говорить, но делал это так, словно никогда и не питал к ней каких-либо чувств, а только использовал ее тело для получения кратковременного удовольствия. Как она теперь жалела, что в свое время не поверила ему!
Слезы потекли у нее по щекам, и Софи вытерла их, презирая себя за проявленную слабость перед лицом человека, отвергавшего всякие эмоции. Она проглотила ком, стоявший в горле, голос ее дрожал, когда она сказала:
– Ты прав. Я солгала, когда говорила о чернильнице. – Почувствовав его напряжение, Софи усилием воли заставила себя продолжить: – Но это не самое худшее. Есть еще кое-что. Некто доверил мне секрет, но я не могу рассказать тебе о нем и предать того, кто мне доверился. Я могу лишь пообещать, что постараюсь вести себя правильно и найду способ открыть тебе этот секрет, как только представится возможность.
Тяжело поднявшись, Джеймс подошел к камину и оперся рукой на мраморную каминную полку.
– Тот, кто доверил тебе этот секрет... это она написала письмо? – спросил он, стоя спиной к ней.
Софи пожала плечами:
– Честно говоря, я не знаю.
– Впрочем, если это писала не ты, автор записки меня совершенно не интересует.
Эта фраза могла бы успокоить Софи, если бы в голосе ее мужа не прозвучала угроза. Он снова пытался дать ей понять, что она принадлежит ему, и никому другому.
Неожиданно Софи вспомнилась история про герцогиню, которая выбросилась из окна ее комнаты. Эта женщина не выдержала тяжести внутренних оков. Неужели то же ждет и ее, если она будет продолжать вызывать недовольство своего мужа?
– Я не буду настаивать на том, – продолжал Джеймс, – чтобы ты предала доверившегося тебе человека, но ты должна знать, что если этот секрет каким-либо образом затрагивает меня, тебя или мою семью, я буду действовать быстро и решительно, чтобы погасить огонь, совершенно не принимая во внимание то, что твой друг будет чувствовать себя обманутым. Ты достаточно хорошо поняла меня?
Да, она все поняла. Поняла, что их изумительные, полные наслаждения ночи кончились и Джеймс не простит ее, если, как проснувшийся дракон, страшная скандальная правда выйдет наружу.
К четырем часам дня все гости, включая Пьера Биле, разъехались, и теперь обед проходил, как обычно, в узком семейном кругу. Даже Мартин говорил мало и совсем не грубо. По мнению Софи, он был очень похож на молодых людей его возраста, которых она когда-то знала: они тоже были молчаливы и сдержанны, когда начинали учиться светскому общению.
Джеймс тоже молчал, но, вероятно, совсем по другим причинам. Казалось, он хотел убедить Софи в том, что не сердится на нее, но и не испытывает к ней добрых чувств.
Несмотря на это, Софи, как всегда, радостно улыбалась, слушая рассказ Лили о том, как ей понравился охотничий праздник, а в особенности вечерние игры; тем не менее внутренне она была невероятно скована. Ей хотелось вернуть все назад и не заставлять Марион делиться с ней своим секретом, потому что эта тайна грозила разрушить ее брак и ее отношения с Джеймсом, которые пока были еще весьма хрупкими.
Поздно вечером Софи, сидя на постели, ожидала мужа, надеясь, что он все же придет, но, видимо, Джеймс решил иначе. Она не слишком удивилась этому, помня тон, которым он с ней говорил, и то, чем закончился их разговор.
В какой-то момент Софи подумала о том, чтобы пойти к мужу в комнату и все выяснить, но что она могла ему сказать? И чтобы развязать этот узел, сначала ей необходимо было поговорить с Марион. Погасив лампу, Софи легла, твердо решив, что с утра пойдет к вдовствующей герцогине и еще раз попытается уговорить ее рассказать все сыну.
Несколько ударов в дверь, прозвучавшие с короткими интервалами, разбудили Софи, и она с бьющимся сердцем села в кровати, натянув одеяло до подбородка.
– Кто там?
– Это Лили, – раздался шепот с другой стороны двери. – Я могу войти?
Поднявшись с кровати, Софи открыла дверь.
– Что случилось? Сейчас глубокая ночь...
– Я знаю, но мне не спится, а вы единственный человек, с кем я могу поговорить.
Софи провела Лили в комнату и зажгла лампу.
– Вы не заболели?
– Нет-нет, это совсем не то, хотя похоже. Я сама не своя. Боже, какое счастье, что вы тут, Софи. Я больше никому не могу доверить этот секрет. Пообещайте, что все останется между нами...
Предупреждение, похожее на звон колокола, раздалось в голове у Софи. Она уже пообещала хранить один секрет, и это обещание привело к трещине в ее браке. Нет уж, больше никаких обещаний.
– Боюсь, я не тот человек, которому...
– Вы единственная, Софи, – прервала ее Лили. – Я больше не могу бороться с моим желанием, иначе как бы мне совсем не умереть...
Софи удивленно посмотрела на невестку:
– Что вы имеете в виду? И что это за желание?
Лили легла на спину посреди кровати.
– Я влюбилась.
– В кого? – Кажется, Софи уже знала ответ. Лили снова села.
– Угадайте! Впрочем, не трудитесь, лучше я скажу сама. Это Пьер! Неужели вы не заметили, что мы созданы друг для друга?
Как странно – она смотрела на мужа и не узнавала. Что же все-таки произошло? Софи терялась в догадках.
Наконец Джеймс достал из нагрудного кармана записку и молча протянул ее Софи через стол.
– Я хотел бы знать, что это значит? – холодным тоном спросил он после паузы.
Читая записку, Софи чувствовала, как кровь с шумом движется в ней от ног к голове, а потом задрожал затылок.
– Где ты это взял?
– На подушке в комнате Пьера Биле.
– Когда?
– Сейчас.
– И почему ты думаешь, что я знаю, в чем тут дело?
– Почерк весьма похож на твой, не правда ли?
То, что несколько минут назад было просто волнением, превратилось в настоящую ярость, но Софи постаралась говорить спокойно.
– Ты думаешь, что это я писала письмо? – спросила она, делая ударение на слове «я».
– Лучше скажи сама.
– Разумеется, нет. Я никогда не написала бы такое письмо другому мужчине.
– Но как я могу быть уверен в этом? Мы знаем друг друга не так долго. Если говорить честно, мы вообще почти ничего не знаем друг о друге.
Как это было ей знакомо! То же самое он говорил в ту ужасную ночь, когда объяснял, что не намерен был любить ее. Тогда он выглядел таким же холодным и бесчувственным, как и сегодня, и таким же был его взгляд, откровенно говоривший о том, что ему совершенно все равно, любит она его или ненавидит.
– Если ты все еще не узнал меня настолько хорошо, чтобы не сомневаться во мне, то знай – я невероятно разочарована! – Софи поднялась, намереваясь уйти.
– Подожди, – Джеймс тоже поднялся, – разговор еще не окончен. Пожалуйста, присядь.
Софи нехотя вернулась к своему стулу, и Джеймс, дождавшись пока она сядет, сел сам.
– Итак, что ты делала в его комнате? Только не говори мне, что проверяла чернильницы...
– Выходит, ты это уже выяснил?
– Мне с самого начала показалось, что ты что-то скрываешь, и я зашел к Пьеру, чтобы избавиться от подозрений. К сожалению, все вышло как раз наоборот.
Софи взяла записку и еще раз прочитала ее.
– Уверяю тебя, я этого не писала. Этой записки не было на подушке, когда я находилась в комнате, иначе я бы заметила ее.
– Но ты так и не потрудилась объяснить мне, зачем тебе нужно было заходить к этому Биле.
Софи молчала. Да и что она могла сказать? Марион доверилась ей, и если она сейчас расскажет все Джеймсу, он в ярости кинется к матери, а этого никак нельзя допустить, иначе все надежды на хорошие отношения в семье, без сомнения, рухнут.
– Джеймс, я действительно не знаю, кто автор этого послания. Это мог быть кто угодно, и хотя почерк похож на мой, записка написана не моей рукой. Я могу только умолять, чтобы ты мне поверил.
– Хорошо, я верю тебе. А теперь скажи мне, что ты делала в комнате Пьера?
Неожиданно глаза Софи наполнились слезами. Джеймс не только заставлял ее сказать то, чего она не хотела говорить, но делал это так, словно никогда и не питал к ней каких-либо чувств, а только использовал ее тело для получения кратковременного удовольствия. Как она теперь жалела, что в свое время не поверила ему!
Слезы потекли у нее по щекам, и Софи вытерла их, презирая себя за проявленную слабость перед лицом человека, отвергавшего всякие эмоции. Она проглотила ком, стоявший в горле, голос ее дрожал, когда она сказала:
– Ты прав. Я солгала, когда говорила о чернильнице. – Почувствовав его напряжение, Софи усилием воли заставила себя продолжить: – Но это не самое худшее. Есть еще кое-что. Некто доверил мне секрет, но я не могу рассказать тебе о нем и предать того, кто мне доверился. Я могу лишь пообещать, что постараюсь вести себя правильно и найду способ открыть тебе этот секрет, как только представится возможность.
Тяжело поднявшись, Джеймс подошел к камину и оперся рукой на мраморную каминную полку.
– Тот, кто доверил тебе этот секрет... это она написала письмо? – спросил он, стоя спиной к ней.
Софи пожала плечами:
– Честно говоря, я не знаю.
– Впрочем, если это писала не ты, автор записки меня совершенно не интересует.
Эта фраза могла бы успокоить Софи, если бы в голосе ее мужа не прозвучала угроза. Он снова пытался дать ей понять, что она принадлежит ему, и никому другому.
Неожиданно Софи вспомнилась история про герцогиню, которая выбросилась из окна ее комнаты. Эта женщина не выдержала тяжести внутренних оков. Неужели то же ждет и ее, если она будет продолжать вызывать недовольство своего мужа?
– Я не буду настаивать на том, – продолжал Джеймс, – чтобы ты предала доверившегося тебе человека, но ты должна знать, что если этот секрет каким-либо образом затрагивает меня, тебя или мою семью, я буду действовать быстро и решительно, чтобы погасить огонь, совершенно не принимая во внимание то, что твой друг будет чувствовать себя обманутым. Ты достаточно хорошо поняла меня?
Да, она все поняла. Поняла, что их изумительные, полные наслаждения ночи кончились и Джеймс не простит ее, если, как проснувшийся дракон, страшная скандальная правда выйдет наружу.
К четырем часам дня все гости, включая Пьера Биле, разъехались, и теперь обед проходил, как обычно, в узком семейном кругу. Даже Мартин говорил мало и совсем не грубо. По мнению Софи, он был очень похож на молодых людей его возраста, которых она когда-то знала: они тоже были молчаливы и сдержанны, когда начинали учиться светскому общению.
Джеймс тоже молчал, но, вероятно, совсем по другим причинам. Казалось, он хотел убедить Софи в том, что не сердится на нее, но и не испытывает к ней добрых чувств.
Несмотря на это, Софи, как всегда, радостно улыбалась, слушая рассказ Лили о том, как ей понравился охотничий праздник, а в особенности вечерние игры; тем не менее внутренне она была невероятно скована. Ей хотелось вернуть все назад и не заставлять Марион делиться с ней своим секретом, потому что эта тайна грозила разрушить ее брак и ее отношения с Джеймсом, которые пока были еще весьма хрупкими.
Поздно вечером Софи, сидя на постели, ожидала мужа, надеясь, что он все же придет, но, видимо, Джеймс решил иначе. Она не слишком удивилась этому, помня тон, которым он с ней говорил, и то, чем закончился их разговор.
В какой-то момент Софи подумала о том, чтобы пойти к мужу в комнату и все выяснить, но что она могла ему сказать? И чтобы развязать этот узел, сначала ей необходимо было поговорить с Марион. Погасив лампу, Софи легла, твердо решив, что с утра пойдет к вдовствующей герцогине и еще раз попытается уговорить ее рассказать все сыну.
Несколько ударов в дверь, прозвучавшие с короткими интервалами, разбудили Софи, и она с бьющимся сердцем села в кровати, натянув одеяло до подбородка.
– Кто там?
– Это Лили, – раздался шепот с другой стороны двери. – Я могу войти?
Поднявшись с кровати, Софи открыла дверь.
– Что случилось? Сейчас глубокая ночь...
– Я знаю, но мне не спится, а вы единственный человек, с кем я могу поговорить.
Софи провела Лили в комнату и зажгла лампу.
– Вы не заболели?
– Нет-нет, это совсем не то, хотя похоже. Я сама не своя. Боже, какое счастье, что вы тут, Софи. Я больше никому не могу доверить этот секрет. Пообещайте, что все останется между нами...
Предупреждение, похожее на звон колокола, раздалось в голове у Софи. Она уже пообещала хранить один секрет, и это обещание привело к трещине в ее браке. Нет уж, больше никаких обещаний.
– Боюсь, я не тот человек, которому...
– Вы единственная, Софи, – прервала ее Лили. – Я больше не могу бороться с моим желанием, иначе как бы мне совсем не умереть...
Софи удивленно посмотрела на невестку:
– Что вы имеете в виду? И что это за желание?
Лили легла на спину посреди кровати.
– Я влюбилась.
– В кого? – Кажется, Софи уже знала ответ. Лили снова села.
– Угадайте! Впрочем, не трудитесь, лучше я скажу сама. Это Пьер! Неужели вы не заметили, что мы созданы друг для друга?