Страница:
Теперь уже Софи не сводила глаз с лица мужа, но Джеймс даже не пошевелился, только одна рука его сжалась в кулак.
– Это и есть тот секрет, который ты не хотела мне открыть?
– Да.
– И ты верила, что у меня есть сводный брат?
Софи молча кивнула.
Сжав челюсти, Джеймс поднялся и медленно подошел к окну.
– Это совсем не шутки, Софи. Ты не должна была скрывать от меня такую важную информацию.
Дрожащим голосом Софи попыталась объяснить ему ситуацию, в которой оказалась отнюдь не по своей воле:
– Я не собиралась скрывать что-либо от тебя и умоляла твою мать прийти и все рассказать тебе, но она отказывалась.
Джеймс резко обернулся:
– Ты сама должна была прийти ко мне. Запомни раз и навсегда – твоей первой и самой главной обязанностью является честность по отношению ко мне.
Софи испуганно вскочила. Прежде Джеймс никогда не повышал на нее голоса, даже тогда, когда подозревал, что она написала любовное письмо другому мужчине.
– Теперь я это понимаю, – сказала она, до боли сжав руки, – и жалею, что не поступила именно так. К сожалению, мои отношения с твоей матерью складывались не слишком удачно, и ты это отлично знаешь. Я была очень одинока, Джеймс, вдали от моей семьи, и мне отчаянно хотелось, чтобы меня приняли здесь как свою. Я очень хотела также, чтобы твоя мать относилась ко мне как к родной дочери и чтобы я могла платить ей таким же доверительным отношением. Когда я пообещала ей никому не рассказывать про ее секрет, понятия не имея, в чем этот секрет состоял, я еще не понимала, к каким последствиям это может привести. Только потом я почувствовала, что могла бы разрешить те проблемы, которые возникали между мной и Марион...
– Разрешение наших семейных проблем вовсе не входит в твои обязанности, – холодно произнес Джеймс, – ты тут посторонняя и не можешь понять всего, да тебе это и не нужно.
Его слова пронзили Софи, словно раскаленная игла, и она тихо проговорила сквозь зубы:
– Возможно, посторонний – это и было то, что вам нужно.
Не отвечая, Джеймс повернулся и молча посмотрел в окно.
Внезапно Софи захотелось закричать как можно громче. Встав, она подошла к мужу и потянула за рукав, так что ему пришлось повернуться и посмотреть на нее.
– Да что с тобой происходит? У тебя что, совсем нет сердца? Разве ты не видишь, что мне все это так же больно, как и тебе? Больше всего на свете я хочу стать членом этой семьи, а мне день за днем приходится мириться с твоей холодностью, хотя единственное, чего я добивалась, – это твоей любви. Теперь у меня такое ощущение, что я погубила последний шанс наладить наши отношения, ведь именно из-за моего желания быть принятой в вашу семью Лили грозит опасность.
Глаза Джеймса сузились.
– Что ты имеешь в виду? Какая еще опасность?
Софи с трудом сохраняла присутствие духа и способность говорить.
– Лили исчезла.
– Исчезла? – недоверчиво переспросил Джеймс.
– Да. Это второе неприятное событие, о котором я должна была тебе сказать, и именно из-за этого я вызвала тебя из Лондона.
Впервые за время их разговора голос Джеймса задрожал:
– Мадам, может быть, вы попробуете объяснить яснее?
Софи кивнула:
– Прошлой ночью Лили пришла ко мне и рассказала, что она влюбилась.
– Влюбилась в кого?
– В Пьера Биле – человека, которого Женевьева называет своим сыном.
Лицо Джеймса побагровело.
– Боже, так она утверждает, что Пьер ее сын? И ты считаешь, что Лили сбежала именно с ним?
– Пока это только предположение, но она исчезла из дома... и ее платья тоже.
Нервно проведя рукой по волосам, Джеймс поспешно направился к двери.
– Так вот почему Уитби здесь, – проговорил он не останавливаясь. – Ты ему все рассказала?
Софи поспешила вслед за мужем.
– Да, я была в отчаянии. Мне надо было, чтобы кто-то отправился в коттедж, где жил Пьер, и поинтересовался им в соседней деревне, но я опасалась довериться кому-нибудь из слуг. Зато я знала, что вы с Эдвардом были большими друзьями, и поэтому он оказался единственным человеком, к которому я могла обратиться за помощью.
Подойдя к гостиной, Джеймс рывком открыл дверь. Увидев его, Уитби вскочил.
– Ты уже знаешь, что произошло?
– Да. – Джеймс подождал, пока Софи вошла в гостиную, закрыл дверь и повернулся к Эдварду: – Ты искал Лили?
– Разумеется, но ее нигде нет. Коттедж, в котором жил Пьер Биле, абсолютно пуст. Лорд Мэндерлин понятия не имеет о том, куда и когда уехал этот тип – он даже не заплатил за свое пребывание. Потом я поинтересовался в деревне, но Лили там никто не видел.
Джеймс хмуро посмотрел на жену:
– Как долго она отсутствует?
– Со вчерашнего утра.
– И никто в доме до сих пор об этом не знает? А где ее горничная?
– Я беспокоилась о репутации Лили, поэтому не стала никому ничего об этом рассказывать, а ее горничную отослала в деревню отдохнуть. Мы продолжаем играть в кошки-мышки, заставляя всех думать, что Лили у себя в комнате, но как долго это может продолжаться, я не знаю.
Джеймс кивнул:
– На этот раз ты поступила правильно. Уитби, мне понадобится твоя помощь.
– Я к твоим услугам.
Джеймс принялся ходить по комнате, видимо, размышляя.
– А мать знает обо всем?
– Да, – печально ответила Софи, – она у себя в комнате и плачет беспрерывно.
– Насколько верно, что Лили сбежала именно с Пьером?
– Теперь я уже не могу быть уверена ни в чем, просто мой инстинкт подсказывает, что так оно и есть. После того как она пришла ко мне прошлой ночью...
– Что именно она говорила?
– Лили призналась, что полюбила его, и просила меня поговорить с тобой, убедить тебя принять Пьера.
– Принять его? Если все, о чем ты рассказала, правда, то это значит, что он участвует в шантаже нашей семьи и, больше того, может оказаться нашим сводным братом.
– Я знаю. Я пыталась удержать ее.
– Да, мадам, но ваши действия оказались малоэффективными, – недовольно произнес Джеймс.
Софи вспыхнула. Вся злость и все раздражение, копившиеся в ней в эти последние дни, нахлынули на нее как лавина.
– Полагаю, это не моя вина. – Она уже не могла остановиться. – Ты правильно сказал, я тут посторонняя. Скандалы, связанные с твоим отцом, секреты твоей матери и этот мерзкий шантаж начались задолго до того, как моя нога ступила на землю Англии. Но никто из вас не оказался бы в столь ужасном положении, если бы вы хотя бы просто умели разговаривать друг с другом.
Некоторое время мужчины молчали, потом Уитби неуверенно произнес:
– Наверное, я оставлю вас ненадолго.
Однако Джеймс остановил его:
– Нет, Эдвард, не уходи.
Софи старалась подавить страх в своем сердце, страх оттого, что она слишком сильно надавила на мужа. Ей казалось, что он уже никогда не простит ей то, что в столь тяжелое время она откровенно высказала ему свои претензии, хотя каждое слово, сказанное ею, было правдой.
Внезапно Джеймс подошел к ней и долго смотрел ей в глаза.
– Похоже, на этот раз моя жена сказала правду, – медленно проговорил он.
Софи недоверчиво посмотрела на мужа. Неужели она, в самом деле, слышала эти слова?
– Мы слишком многое пытались сохранить в секрете, – продолжал Джеймс, – и из-за этого оказались в таком кошмаре.
Невероятное волнение охватило Софи. Джеймс все-таки услышал ее и согласился с ней!
Это было уже кое-что. Не извинение за все, что он ей наговорил, и ничего похожего на объяснение в любви, но все-таки маленькая победа.
Джеймс осторожно коснулся ее плеча, и это вызвало в ее душе бурю эмоций. Как ей хотелось, чтобы все беды остались позади, Лили, целая и невредимая, вернулась домой, Марион перестала плакать! И еще ей ужасно хотелось суметь сломать тот барьер, который ее муж пытался воздвигнуть между ними.
Переведя взгляд на Уитби, Джеймс решительно заявил:
– Нам надо составить план действий.
– Я готов, – ответил Эдвард. – С чего начнем?
Глава 26
– Это и есть тот секрет, который ты не хотела мне открыть?
– Да.
– И ты верила, что у меня есть сводный брат?
Софи молча кивнула.
Сжав челюсти, Джеймс поднялся и медленно подошел к окну.
– Это совсем не шутки, Софи. Ты не должна была скрывать от меня такую важную информацию.
Дрожащим голосом Софи попыталась объяснить ему ситуацию, в которой оказалась отнюдь не по своей воле:
– Я не собиралась скрывать что-либо от тебя и умоляла твою мать прийти и все рассказать тебе, но она отказывалась.
Джеймс резко обернулся:
– Ты сама должна была прийти ко мне. Запомни раз и навсегда – твоей первой и самой главной обязанностью является честность по отношению ко мне.
Софи испуганно вскочила. Прежде Джеймс никогда не повышал на нее голоса, даже тогда, когда подозревал, что она написала любовное письмо другому мужчине.
– Теперь я это понимаю, – сказала она, до боли сжав руки, – и жалею, что не поступила именно так. К сожалению, мои отношения с твоей матерью складывались не слишком удачно, и ты это отлично знаешь. Я была очень одинока, Джеймс, вдали от моей семьи, и мне отчаянно хотелось, чтобы меня приняли здесь как свою. Я очень хотела также, чтобы твоя мать относилась ко мне как к родной дочери и чтобы я могла платить ей таким же доверительным отношением. Когда я пообещала ей никому не рассказывать про ее секрет, понятия не имея, в чем этот секрет состоял, я еще не понимала, к каким последствиям это может привести. Только потом я почувствовала, что могла бы разрешить те проблемы, которые возникали между мной и Марион...
– Разрешение наших семейных проблем вовсе не входит в твои обязанности, – холодно произнес Джеймс, – ты тут посторонняя и не можешь понять всего, да тебе это и не нужно.
Его слова пронзили Софи, словно раскаленная игла, и она тихо проговорила сквозь зубы:
– Возможно, посторонний – это и было то, что вам нужно.
Не отвечая, Джеймс повернулся и молча посмотрел в окно.
Внезапно Софи захотелось закричать как можно громче. Встав, она подошла к мужу и потянула за рукав, так что ему пришлось повернуться и посмотреть на нее.
– Да что с тобой происходит? У тебя что, совсем нет сердца? Разве ты не видишь, что мне все это так же больно, как и тебе? Больше всего на свете я хочу стать членом этой семьи, а мне день за днем приходится мириться с твоей холодностью, хотя единственное, чего я добивалась, – это твоей любви. Теперь у меня такое ощущение, что я погубила последний шанс наладить наши отношения, ведь именно из-за моего желания быть принятой в вашу семью Лили грозит опасность.
Глаза Джеймса сузились.
– Что ты имеешь в виду? Какая еще опасность?
Софи с трудом сохраняла присутствие духа и способность говорить.
– Лили исчезла.
– Исчезла? – недоверчиво переспросил Джеймс.
– Да. Это второе неприятное событие, о котором я должна была тебе сказать, и именно из-за этого я вызвала тебя из Лондона.
Впервые за время их разговора голос Джеймса задрожал:
– Мадам, может быть, вы попробуете объяснить яснее?
Софи кивнула:
– Прошлой ночью Лили пришла ко мне и рассказала, что она влюбилась.
– Влюбилась в кого?
– В Пьера Биле – человека, которого Женевьева называет своим сыном.
Лицо Джеймса побагровело.
– Боже, так она утверждает, что Пьер ее сын? И ты считаешь, что Лили сбежала именно с ним?
– Пока это только предположение, но она исчезла из дома... и ее платья тоже.
Нервно проведя рукой по волосам, Джеймс поспешно направился к двери.
– Так вот почему Уитби здесь, – проговорил он не останавливаясь. – Ты ему все рассказала?
Софи поспешила вслед за мужем.
– Да, я была в отчаянии. Мне надо было, чтобы кто-то отправился в коттедж, где жил Пьер, и поинтересовался им в соседней деревне, но я опасалась довериться кому-нибудь из слуг. Зато я знала, что вы с Эдвардом были большими друзьями, и поэтому он оказался единственным человеком, к которому я могла обратиться за помощью.
Подойдя к гостиной, Джеймс рывком открыл дверь. Увидев его, Уитби вскочил.
– Ты уже знаешь, что произошло?
– Да. – Джеймс подождал, пока Софи вошла в гостиную, закрыл дверь и повернулся к Эдварду: – Ты искал Лили?
– Разумеется, но ее нигде нет. Коттедж, в котором жил Пьер Биле, абсолютно пуст. Лорд Мэндерлин понятия не имеет о том, куда и когда уехал этот тип – он даже не заплатил за свое пребывание. Потом я поинтересовался в деревне, но Лили там никто не видел.
Джеймс хмуро посмотрел на жену:
– Как долго она отсутствует?
– Со вчерашнего утра.
– И никто в доме до сих пор об этом не знает? А где ее горничная?
– Я беспокоилась о репутации Лили, поэтому не стала никому ничего об этом рассказывать, а ее горничную отослала в деревню отдохнуть. Мы продолжаем играть в кошки-мышки, заставляя всех думать, что Лили у себя в комнате, но как долго это может продолжаться, я не знаю.
Джеймс кивнул:
– На этот раз ты поступила правильно. Уитби, мне понадобится твоя помощь.
– Я к твоим услугам.
Джеймс принялся ходить по комнате, видимо, размышляя.
– А мать знает обо всем?
– Да, – печально ответила Софи, – она у себя в комнате и плачет беспрерывно.
– Насколько верно, что Лили сбежала именно с Пьером?
– Теперь я уже не могу быть уверена ни в чем, просто мой инстинкт подсказывает, что так оно и есть. После того как она пришла ко мне прошлой ночью...
– Что именно она говорила?
– Лили призналась, что полюбила его, и просила меня поговорить с тобой, убедить тебя принять Пьера.
– Принять его? Если все, о чем ты рассказала, правда, то это значит, что он участвует в шантаже нашей семьи и, больше того, может оказаться нашим сводным братом.
– Я знаю. Я пыталась удержать ее.
– Да, мадам, но ваши действия оказались малоэффективными, – недовольно произнес Джеймс.
Софи вспыхнула. Вся злость и все раздражение, копившиеся в ней в эти последние дни, нахлынули на нее как лавина.
– Полагаю, это не моя вина. – Она уже не могла остановиться. – Ты правильно сказал, я тут посторонняя. Скандалы, связанные с твоим отцом, секреты твоей матери и этот мерзкий шантаж начались задолго до того, как моя нога ступила на землю Англии. Но никто из вас не оказался бы в столь ужасном положении, если бы вы хотя бы просто умели разговаривать друг с другом.
Некоторое время мужчины молчали, потом Уитби неуверенно произнес:
– Наверное, я оставлю вас ненадолго.
Однако Джеймс остановил его:
– Нет, Эдвард, не уходи.
Софи старалась подавить страх в своем сердце, страх оттого, что она слишком сильно надавила на мужа. Ей казалось, что он уже никогда не простит ей то, что в столь тяжелое время она откровенно высказала ему свои претензии, хотя каждое слово, сказанное ею, было правдой.
Внезапно Джеймс подошел к ней и долго смотрел ей в глаза.
– Похоже, на этот раз моя жена сказала правду, – медленно проговорил он.
Софи недоверчиво посмотрела на мужа. Неужели она, в самом деле, слышала эти слова?
– Мы слишком многое пытались сохранить в секрете, – продолжал Джеймс, – и из-за этого оказались в таком кошмаре.
Невероятное волнение охватило Софи. Джеймс все-таки услышал ее и согласился с ней!
Это было уже кое-что. Не извинение за все, что он ей наговорил, и ничего похожего на объяснение в любви, но все-таки маленькая победа.
Джеймс осторожно коснулся ее плеча, и это вызвало в ее душе бурю эмоций. Как ей хотелось, чтобы все беды остались позади, Лили, целая и невредимая, вернулась домой, Марион перестала плакать! И еще ей ужасно хотелось суметь сломать тот барьер, который ее муж пытался воздвигнуть между ними.
Переведя взгляд на Уитби, Джеймс решительно заявил:
– Нам надо составить план действий.
– Я готов, – ответил Эдвард. – С чего начнем?
Глава 26
Когда Джеймс вошел в спальню своей матери, начался сильный дождь. Окно в комнате было открыто, и порыв ветра взметнул вверх белые кружевные шторы. А дождь все усиливался.
Марион, сгорбившись, сидела на стуле у потухшего камина, ноги ее были завернуты в одеяло, у глаз она держала носовой платок. Она все еще не сняла ночной халат и чепчик, а глаза ее были красными и распухшими.
Первым делом Джеймс закрыл окно, избавившись от звуков завывающего ветра, потом обернулся к матери. Еще никогда он не видел ее такой беспомощной.
Что-то сдвинулось у него в сердце – им вдруг овладело незнакомое ему доселе ощущение, касающееся его отношений с матерью, и это удивило его. Впрочем, в последнее время многое в его собственном поведении казалось ему удивительным.
Подойдя к Марион, Джеймс опустился на колени и коснулся ее руки. Теперь он не мог не заметить возрастные пятна и посиневшие вены и несколько секунд молча смотрел на эти старческие руки.
Неужели он никогда не касался их раньше? Он не был уверен. Если и касался, то уже не помнил об этом.
Джеймс ждал, пока мать посмотрит на него, но, так и не дождавшись, наконец, произнес:
– Я уже дома, мама.
Марион кивнула:
– Слишком поздно. Мы все погибнем, и это я во всем виновата.
– Нет, мама, все обойдется.
– Лили уже в беде. Хорошо, если мы когда-нибудь вообще увидим ее.
– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы ничего плохого не случилось. Я постараюсь найти ее и привести домой.
– Как ты сможешь найти ее? Уитби уже пытался, и у него ничего не вышло. Никто не знает, где ее искать.
– Поэтому я здесь, мама. Мне нужны письма от мадам Ларуа, все письма.
– Значит, Софи тебе все рассказала? – тихо спросила Марион.
– Да, только я и раньше знал о первой жене отца и об их отношениях, когда он уже жил в Англии, и это не явилось для меня большим сюрпризом.
Глаза Марион расширились.
– Так ты знал о том, что эта женщина шантажировала меня?
– Нет, об этом я не знал, к сожалению, иначе я сумел бы положить этому конец, и избавил тебя от многолетних волнений. Почему ты мне не рассказала?
Марион вытерла платком глаза и дрожащим голосом стала объяснять:
– Ты был еще подростком, когда все это началось. Я знала, что не могла защитить тебя от отца, и надеялась хотя бы защитить тебя от скандала. Когда ты стал достаточно взрослым, чтобы понять все, я уже слишком втянулась в эту историю. Это стало частью моей жизни: получать от нее письма и отсылать то, что она требовала. Я опасалась нарушать соглашение, так как не знала, что еще могла предпринять Женевьева. Кроме того, я боялась сказать тебе правду, боялась, что ты будешь ненавидеть меня до конца жизни. И еще я опасалась, что ты поведешь себя как твой отец.
Джеймс опустил голову на колени матери и почувствовал, как ее пальцы осторожно и неуверенно пошевелили его волосы.
Много раз, еще будучи ребенком, он мечтал о том, чтобы прибежать к ней и почувствовать то, что чувствовал сейчас.
– Ты больше не должна бояться меня, мама. Главной целью своей жизни я сделал возможность контролировать то, что досталось мне по наследству от отца.
Марион, не переставая всхлипывать, погладила его по голове.
– Я была не права по отношению к тебе, Джеймс. То, что Софи любит тебя, заставило меня поверить, что ты не станешь похож на твоего отца.
Джеймс закрыл глаза и довольно долго молчал; затем он поднял голову, взял руки матери и поцеловал их.
– Благодарю тебя.
Марион постаралась улыбнуться, и тогда Джеймс, встав, произнес:
– А теперь, мама, дай мне письма. Я должен их увидеть ради спасения Л или.
– Да, конечно, я все понимаю. – Марион указала на другой конец комнаты. – Они все там, в коробке. Можешь делать с ними все, что считаешь нужным.
– Похоже, мне необходимо самому встретиться с этой женщиной, – сказал Джеймс, обращаясь к Эдварду и Софи, когда все трое опять оказались в гостиной.
– Но мадам Ларуа живет в Париже. – Эдвард почесал затылок. – Можем ли мы рисковать потерей времени? Что, если Лили с Пьером уже где-то в Англии...
– Постойте, – перебила Софи. – Когда я впервые упомянула имя Пьера, Лили сказала, что она давно мечтает побывать в Париже. Наверное, именно туда они и отправились вдвоем. Вряд ли они остались бы где-нибудь поблизости, понимая, что мы будем их искать.
– Скорее всего, так оно и есть, – задумчиво произнес Джеймс. – Из того, что говорила мне мать, я понял, что она никаких денег Пьеру не давала. Она даже ни разу не разговаривала с ним и всегда отправляла деньги прямо Женевьеве. Поэтому я предполагаю, что Пьер захочет вернуться в Париж, чтобы получить заработанные деньги.
– Но зачем брать с собой Лили? – возмущенно спросил лорд Уитби. – Неужели он собирался ее похитить, чтобы получить выкуп?
Джеймс неуверенно пожал плечами:
– Возможно. Он мог соблазнить ее, чтобы заставить уехать. Но зачем это делать, если мать и без этого платила им?
– А вдруг он действительно влюбился в нее? Но если он родственник... Боже, у меня прямо руки чешутся – так хочется свернуть его тонкую французскую шею. – Эдвард нетерпеливо покрутил головой.
– По-моему, у нас слишком много вопросов и мало ответов, – проговорила Софи, стараясь успокоить мужчин, – и помочь тут могут только Пьер и Женевьева. Я думаю, вы оба правы: мы должны отправиться в Париж и поговорить с Женевьевой. Во всяком случае, у нее мы сможем узнать, где живет Пьер, и тогда, возможно, отыщем Лили.
Джеймс круто обернулся.
– Кажется, я не говорил, что ты должна ехать с нами. Речь идет только об Эдварде. Ты должна оставаться здесь на случай, если Лили вернется.
– Достаточно того, что твоя мать останется здесь, – быстро возразила Софи. – Мартин находится в доме в Лондоне, делая все возможное, а я должна поехать с вами. Уверена, я вам понадоблюсь.
Взгляд Джеймс помрачнел.
– Это абсолютно исключено. Я не уверен, что мать сейчас вообще в состоянии чем-нибудь помочь. Лучше, пока мы с Эдвардом составляем план действий, пойди и посмотри, как она себя чувствует.
– Никуда я не пойду, – решительно заявила Софи. – Теперь я член этой семьи, Джеймс, такой же, как и ты. Лили именно мне доверила свой секрет, только мне, и я должна быть с вами в Париже, хотя бы для того, чтобы оказаться рядом с ней, когда мы найдем ее.
Несколько секунд Джеймс молчал, а затем нехотя кивнул:
– Пожалуй, ты права, у вас с Лили установились достаточно близкие отношения, и если у нее с Пьером все зашло... слишком далеко, она побоится встречаться со мной, тогда как говорить с тобой ей будет много проще. Ладно, решено, едем все трое.
Мужчины не мешкая развернули карту Парижа и начали составлять план, в то время как Софи молча сидела на диване, слушала их разговор и пыталась восстановить весь ход события. Во второй раз за этот день она возражала своему мужу, и второй раз он согласился с ней.
Теперь ей необходимо было всеми силами постараться использовать то время, когда они будут наедине, чтобы окончательно достучаться до его сердца.
Воды Ла-Манша были тихими и спокойными, но когда Софи, держась за перила, стояла у края палубы и холодный туман окутывал ее, ей казалось, что это затишье перед бурей, ожидавшей их в Париже.
Удастся ли им найти Лили? И что будет потом?
Обернувшись, она увидела Джеймса. Даже на корабле он выглядел настоящим аристократом: на нем было дорогое шерстяное пальто и элегантная шляпа, и он держал себя так уверенно, как будто ни минуты не сомневался в том, что ему удастся спасти сестру.
Пристальный взгляд его зеленых глаз встретился со взглядом Софи, а когда он остановился рядом с ней, то перевел взгляд на воду.
– Ветер слишком силен, Софи, не лучше ли нам вернуться в каюту?
– Нет, мне хотелось бы еще немного подышать морским воздухом, – ответила она.
Джеймс молча стоял возле нее, наблюдая за чайками, нырявшими в воду вокруг корабля. Софи глубоко вздохнула.
– Ты любишь море?
– Да, очень. Мне нравится большое открытое пространство и еще аромат соленой воды. – Софи перегнулась через перила и посмотрела в глубину океана. – Кто знает, что там происходит внутри, в темной пучине. Иногда мне хочется, подобно русалке, нырнуть в глубину и все увидеть самой.
Джеймс ласково усмехнулся:
– Ты таким же образом смотришь на людей, всегда пытаясь узнать, что происходит в их сердцах...
Эти слова несказанно обрадовали Софи. Неужели он понял? Взглянув на Джеймса, любуясь его профилем, полными губами и четкой линией подбородка, она подумала, что могла бы целый день и даже часть ночи стоять и как завороженная смотреть на него.
– Мне кажется, я действительно хочу знать, что у людей на сердце, но только в том случае, если они хотят мне это показать.
Посмотрев на нее, Джеймс медленно поднял руку и коснулся ее щеки. Жест был невероятно нежным, и Софи вздрогнула от странного предчувствия. Прошло так много времени с тех пор, как они оставались наедине. В этот момент ей хотелось, чтобы их жизнь пришла наконец, в норму, они смогли выкинуть из головы все печальные мысли и только ощущать радость от общения друг с другом.
– А я показал тебе себя хотя бы немного? – тихо спросил Джеймс.
Он нежности, с какой были произнесены эти слова, у Софи чуть не подкосились колени.
– Я обещала не просить больше того, что ты сам решишь дать мне... – неуверенно ответила она.
Джеймс кивнул, как будто соглашаясь с ней, затем опять посмотрел на море.
– Я, наконец, помирился с матерью, – неожиданно сказал он, – нам пришлось многое обсудить...
Софи удивленно посмотрела на мужа, не совсем понимая, зачем он рассказывавшей об этом, но потом подумала, что таким, окольным, путем он, возможно, пытается сообщить то, что больше всего его беспокоит.
– Это просто замечательно, Джеймс...
– Мы говорили с ней о женщине, которую любил мой отец, если он вообще знал, что такое любовь, и мать объяснила мне, почему всю жизнь скрывала от меня правду. Она сожалела, что не была достаточно сильной, чтобы защитить меня от отца, но, по крайней мере, она уберегла меня от скандала. Это было ее единственным утешением, когда она ощущала себя слабой и стыдилась того, что с ее ведома происходило в нашем доме.
Софи взяла руку мужа, поднесла ее к губам и поцеловала.
– Она любила тебя, Джеймс. Она и сейчас тебя любит.
– Я также разговаривал с Мартином, и кажется, нам удалось наладить дружеские отношения. Он почти такой же, каким был я в его возрасте.
– Я рада, что ты использовал возможность поговорить с ним.
Джеймс отрицательно покачал головой:
– Это не потому, что у меня прежде не было такой возможности, дорогая. Просто мне не хватало понимания, не хватало смелости. Я не хотел слышать то, что могло меня разозлить или доставить мне боль, и я отстранялся от всех. Это ты показала мне, что можно и нужно всегда быть откровенным с членами своей семьи, и я невероятно благодарен тебе за это.
Потрясенная услышанным, Софи не знала, как ей теперь быть. Если бы не бродившая мимо них по палубе публика, она бы обняла мужа и скорее всего оказалась бы в его объятиях. Однако она тут же вспомнила, что учится вести себя, как подобает герцогине и настоящей англичанке, и поэтому ограничилась теплой улыбкой.
– Твои слова так много значат для меня, Джеймс...
– Я был груб с тобой, – продолжал он, – когда ты рассказала мне про Лили, и должен попросить за это прощения. Просто... мне очень больно было услышать все это, ведь это я не сумел как следует позаботиться о благополучии своей семьи.
– Это не твоя вина: ты и так делаешь все, что в твоих силах, чтобы вернуть сестру домой. Ты только человек, Джеймс, и тебе самому пришлось немало пострадать. Однажды ты сказал мне, что я не смогу решить все семейные проблемы; то же самое я хочу повторить тебе. Ты не можешь разом исправить все то, что было нарушено за многие годы.
Джеймс нежно коснулся рукой ее щеки.
– В замке ты сказала мне, что хотела бы быть принятой в нашу семью, и я пришел сюда, чтобы уверить тебя: это уже произошло. Мы бы не хотели потерять тебя, Софи.
Ах, если бы это было на самом деле так!
– Я тоже не хочу расставаться с вами, поверь!
Пароход медленно скользил по спокойной воде, и тут где-то на палубе раздался свисток.
Посмотрев на жену, Джеймс хрипло проговорил:
– Пойдем в каюту. Я долго был вдали от тебя и очень устал. Теперь мне хочется почувствовать твое тепло рядом с собой.
Софи вздрогнула. Хотя сейчас Джеймс искал в ней не любовь, а утешение, на данный момент это было совсем не плохо. Она с радостью доставит ему это утешение и в ответ получит то же самое.
Джеймс протянул ей руку, и она оперлась на нее, а затем они спустились в каюту.
Уитби, Джеймс и Софи зарегистрировались на постоялом дворе на окраине Парижа под чужими именами, чтобы никто не догадался об истинной цели их визита во Францию. Это также должно было предотвратить появление слухов о том, что Лили сбежала из дома с незнакомцем.
Быстро поев, они наняли карету и направились в Париж по адресу, который был указан на письмах Женевьевы к Марион. Джеймс давно знал, что именно в этом месте находилось заведение мадам Ларуа, но ему впервые предстояло увидеть его воочию.
Карета с грохотом продвигалась по булыжным мостовым узких, извилистых улочек, застроенных ветхими старыми домиками и перегороженных кучами мусора. Взяв Софи за руку, Джеймс крепко сжал ее. Как бы он справился со всем этим, если бы не она? Без Софи никто и понятия бы не имел, куда исчезла Лили; мать никогда не открыла бы ему свою тайну, и он ничего не знал о шантаже, а это означало, что тогда он бы просто погиб.
И еще он нигде не нашел бы утешения, – утешения, которое могла дать ему только она. Утешение, успокоение, любовь – эти слова были совершенно новыми для Джеймса. Прежде они ему просто не приходили в голову. И он даже представить не мог, что они ему когда-нибудь понадобятся. Он словно был заморожен внутри себя, а то, что предлагала Софи, содержало тепло – ему становилось страшно, когда это тепло касалось его замороженного сердца. Вот почему Джеймс пытался избежать этого любыми способами – он хотел остаться замороженным.
Зато теперь, после того как он испытал удивительную радость от того, что кто-то в мире сочувствует ему, он больше никогда не вернется в эту твердую оболочку. Джеймс очень многое узнал о Софи за эти последние несколько недель и понял, что у нее честная, преданная и сочувствующая душа. Она пройдет сквозь огонь и воду ради того, кого любит, и ему следует благодарить Господа за то, что она всем своим щедрым сердцем полюбила его.
Джеймс еще раз горячо сжал ее руку, и она с благодарностью посмотрела ему в глаза. Наверняка у нее все еще остается тысяча вопросов, и она, безусловно, заслуживает того, чтобы получить на них ответы. Ему столько еще нужно объяснить ей, за многое попросить прощения, многое пообещать...
До того как карета остановилась у дома, где находилось заведение мадам Ларуа, ни один из них не проронил ни слова о том, что Лили могла находиться именно здесь, а когда стук колес замер, Джеймс быстро открыл дверцу и спустился на землю. Уитби хотел последовать за ним, но Джеймс остановил его, сказав:
– Побудь здесь вместе с Софи и, пожалуйста, не оставляй ее одну. Кто знает, что за обстановка в этом районе...
Граф кивнул и опять уселся на сиденье.
– Удачи тебе! – пожелала Софи, высунувшись из окна кареты, и помахала мужу рукой.
Когда Джеймс поднялся по ступеням, его встретил хорошо одетый швейцар с восточной внешностью и сразу провел в роскошно обставленный холл, в котором красный пушистый ковер удачно подходил к красным с золотом обоям и обитому бархатом красному небольшому диванчику, с потолка свисала большая хрустальная люстра. С правой стороны на стене была изображена обнаженная женщина, лежащая на берегу реки.
Джеймс сказал, что хотел бы поговорить с мадам Ларуа, и его проводили в соседнюю комнату, а затем попросили немного подождать.
Через минуту парчовая занавеска раздвинулась, и в комнату впорхнула изящная, безупречно одетая немолодая женщина, ее блестящие золотистые волосы были собраны в красивый пучок. На лице ее не было никакой косметики, а фигуре могла позавидовать любая красотка старше двадцати лет.
Джеймс вынужден был признать, что для своего возраста мадам Ларуа была поразительно красивой и элегантной особой, совсем не походившей на злобную фурию, какой он ее себе представлял всю дорогу.
Как только Женевьева увидела его, она невероятно побледнела и, прижав руку ко рту, удивленно воскликнула:
– Боже, это вы!
Джеймс слегка поклонился:
– Да, это действительно я.
Мадам Ларуа успокоилась, и голос ее вдруг стал чарующим и немного хриплым:
– Прошу прощения, ваша светлость, но я не думала, что сходство окажется таким... потрясающим. Вы выглядите точно так, как ваш отец, когда я впервые встретила его, а это было больше тридцати лет назад.
– Уверяю вас, мадам, что на этом сходство заканчивается.
Женевьева заставила себя улыбнуться и, подойдя к небольшому столику, достала бутылку.
– Хотите выпить?
– Спасибо, нет.
– Надеюсь, вы не посчитаете невежливостью, если я налью себе? – спросила она, доставая стакан.
Марион, сгорбившись, сидела на стуле у потухшего камина, ноги ее были завернуты в одеяло, у глаз она держала носовой платок. Она все еще не сняла ночной халат и чепчик, а глаза ее были красными и распухшими.
Первым делом Джеймс закрыл окно, избавившись от звуков завывающего ветра, потом обернулся к матери. Еще никогда он не видел ее такой беспомощной.
Что-то сдвинулось у него в сердце – им вдруг овладело незнакомое ему доселе ощущение, касающееся его отношений с матерью, и это удивило его. Впрочем, в последнее время многое в его собственном поведении казалось ему удивительным.
Подойдя к Марион, Джеймс опустился на колени и коснулся ее руки. Теперь он не мог не заметить возрастные пятна и посиневшие вены и несколько секунд молча смотрел на эти старческие руки.
Неужели он никогда не касался их раньше? Он не был уверен. Если и касался, то уже не помнил об этом.
Джеймс ждал, пока мать посмотрит на него, но, так и не дождавшись, наконец, произнес:
– Я уже дома, мама.
Марион кивнула:
– Слишком поздно. Мы все погибнем, и это я во всем виновата.
– Нет, мама, все обойдется.
– Лили уже в беде. Хорошо, если мы когда-нибудь вообще увидим ее.
– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы ничего плохого не случилось. Я постараюсь найти ее и привести домой.
– Как ты сможешь найти ее? Уитби уже пытался, и у него ничего не вышло. Никто не знает, где ее искать.
– Поэтому я здесь, мама. Мне нужны письма от мадам Ларуа, все письма.
– Значит, Софи тебе все рассказала? – тихо спросила Марион.
– Да, только я и раньше знал о первой жене отца и об их отношениях, когда он уже жил в Англии, и это не явилось для меня большим сюрпризом.
Глаза Марион расширились.
– Так ты знал о том, что эта женщина шантажировала меня?
– Нет, об этом я не знал, к сожалению, иначе я сумел бы положить этому конец, и избавил тебя от многолетних волнений. Почему ты мне не рассказала?
Марион вытерла платком глаза и дрожащим голосом стала объяснять:
– Ты был еще подростком, когда все это началось. Я знала, что не могла защитить тебя от отца, и надеялась хотя бы защитить тебя от скандала. Когда ты стал достаточно взрослым, чтобы понять все, я уже слишком втянулась в эту историю. Это стало частью моей жизни: получать от нее письма и отсылать то, что она требовала. Я опасалась нарушать соглашение, так как не знала, что еще могла предпринять Женевьева. Кроме того, я боялась сказать тебе правду, боялась, что ты будешь ненавидеть меня до конца жизни. И еще я опасалась, что ты поведешь себя как твой отец.
Джеймс опустил голову на колени матери и почувствовал, как ее пальцы осторожно и неуверенно пошевелили его волосы.
Много раз, еще будучи ребенком, он мечтал о том, чтобы прибежать к ней и почувствовать то, что чувствовал сейчас.
– Ты больше не должна бояться меня, мама. Главной целью своей жизни я сделал возможность контролировать то, что досталось мне по наследству от отца.
Марион, не переставая всхлипывать, погладила его по голове.
– Я была не права по отношению к тебе, Джеймс. То, что Софи любит тебя, заставило меня поверить, что ты не станешь похож на твоего отца.
Джеймс закрыл глаза и довольно долго молчал; затем он поднял голову, взял руки матери и поцеловал их.
– Благодарю тебя.
Марион постаралась улыбнуться, и тогда Джеймс, встав, произнес:
– А теперь, мама, дай мне письма. Я должен их увидеть ради спасения Л или.
– Да, конечно, я все понимаю. – Марион указала на другой конец комнаты. – Они все там, в коробке. Можешь делать с ними все, что считаешь нужным.
– Похоже, мне необходимо самому встретиться с этой женщиной, – сказал Джеймс, обращаясь к Эдварду и Софи, когда все трое опять оказались в гостиной.
– Но мадам Ларуа живет в Париже. – Эдвард почесал затылок. – Можем ли мы рисковать потерей времени? Что, если Лили с Пьером уже где-то в Англии...
– Постойте, – перебила Софи. – Когда я впервые упомянула имя Пьера, Лили сказала, что она давно мечтает побывать в Париже. Наверное, именно туда они и отправились вдвоем. Вряд ли они остались бы где-нибудь поблизости, понимая, что мы будем их искать.
– Скорее всего, так оно и есть, – задумчиво произнес Джеймс. – Из того, что говорила мне мать, я понял, что она никаких денег Пьеру не давала. Она даже ни разу не разговаривала с ним и всегда отправляла деньги прямо Женевьеве. Поэтому я предполагаю, что Пьер захочет вернуться в Париж, чтобы получить заработанные деньги.
– Но зачем брать с собой Лили? – возмущенно спросил лорд Уитби. – Неужели он собирался ее похитить, чтобы получить выкуп?
Джеймс неуверенно пожал плечами:
– Возможно. Он мог соблазнить ее, чтобы заставить уехать. Но зачем это делать, если мать и без этого платила им?
– А вдруг он действительно влюбился в нее? Но если он родственник... Боже, у меня прямо руки чешутся – так хочется свернуть его тонкую французскую шею. – Эдвард нетерпеливо покрутил головой.
– По-моему, у нас слишком много вопросов и мало ответов, – проговорила Софи, стараясь успокоить мужчин, – и помочь тут могут только Пьер и Женевьева. Я думаю, вы оба правы: мы должны отправиться в Париж и поговорить с Женевьевой. Во всяком случае, у нее мы сможем узнать, где живет Пьер, и тогда, возможно, отыщем Лили.
Джеймс круто обернулся.
– Кажется, я не говорил, что ты должна ехать с нами. Речь идет только об Эдварде. Ты должна оставаться здесь на случай, если Лили вернется.
– Достаточно того, что твоя мать останется здесь, – быстро возразила Софи. – Мартин находится в доме в Лондоне, делая все возможное, а я должна поехать с вами. Уверена, я вам понадоблюсь.
Взгляд Джеймс помрачнел.
– Это абсолютно исключено. Я не уверен, что мать сейчас вообще в состоянии чем-нибудь помочь. Лучше, пока мы с Эдвардом составляем план действий, пойди и посмотри, как она себя чувствует.
– Никуда я не пойду, – решительно заявила Софи. – Теперь я член этой семьи, Джеймс, такой же, как и ты. Лили именно мне доверила свой секрет, только мне, и я должна быть с вами в Париже, хотя бы для того, чтобы оказаться рядом с ней, когда мы найдем ее.
Несколько секунд Джеймс молчал, а затем нехотя кивнул:
– Пожалуй, ты права, у вас с Лили установились достаточно близкие отношения, и если у нее с Пьером все зашло... слишком далеко, она побоится встречаться со мной, тогда как говорить с тобой ей будет много проще. Ладно, решено, едем все трое.
Мужчины не мешкая развернули карту Парижа и начали составлять план, в то время как Софи молча сидела на диване, слушала их разговор и пыталась восстановить весь ход события. Во второй раз за этот день она возражала своему мужу, и второй раз он согласился с ней.
Теперь ей необходимо было всеми силами постараться использовать то время, когда они будут наедине, чтобы окончательно достучаться до его сердца.
Воды Ла-Манша были тихими и спокойными, но когда Софи, держась за перила, стояла у края палубы и холодный туман окутывал ее, ей казалось, что это затишье перед бурей, ожидавшей их в Париже.
Удастся ли им найти Лили? И что будет потом?
Обернувшись, она увидела Джеймса. Даже на корабле он выглядел настоящим аристократом: на нем было дорогое шерстяное пальто и элегантная шляпа, и он держал себя так уверенно, как будто ни минуты не сомневался в том, что ему удастся спасти сестру.
Пристальный взгляд его зеленых глаз встретился со взглядом Софи, а когда он остановился рядом с ней, то перевел взгляд на воду.
– Ветер слишком силен, Софи, не лучше ли нам вернуться в каюту?
– Нет, мне хотелось бы еще немного подышать морским воздухом, – ответила она.
Джеймс молча стоял возле нее, наблюдая за чайками, нырявшими в воду вокруг корабля. Софи глубоко вздохнула.
– Ты любишь море?
– Да, очень. Мне нравится большое открытое пространство и еще аромат соленой воды. – Софи перегнулась через перила и посмотрела в глубину океана. – Кто знает, что там происходит внутри, в темной пучине. Иногда мне хочется, подобно русалке, нырнуть в глубину и все увидеть самой.
Джеймс ласково усмехнулся:
– Ты таким же образом смотришь на людей, всегда пытаясь узнать, что происходит в их сердцах...
Эти слова несказанно обрадовали Софи. Неужели он понял? Взглянув на Джеймса, любуясь его профилем, полными губами и четкой линией подбородка, она подумала, что могла бы целый день и даже часть ночи стоять и как завороженная смотреть на него.
– Мне кажется, я действительно хочу знать, что у людей на сердце, но только в том случае, если они хотят мне это показать.
Посмотрев на нее, Джеймс медленно поднял руку и коснулся ее щеки. Жест был невероятно нежным, и Софи вздрогнула от странного предчувствия. Прошло так много времени с тех пор, как они оставались наедине. В этот момент ей хотелось, чтобы их жизнь пришла наконец, в норму, они смогли выкинуть из головы все печальные мысли и только ощущать радость от общения друг с другом.
– А я показал тебе себя хотя бы немного? – тихо спросил Джеймс.
Он нежности, с какой были произнесены эти слова, у Софи чуть не подкосились колени.
– Я обещала не просить больше того, что ты сам решишь дать мне... – неуверенно ответила она.
Джеймс кивнул, как будто соглашаясь с ней, затем опять посмотрел на море.
– Я, наконец, помирился с матерью, – неожиданно сказал он, – нам пришлось многое обсудить...
Софи удивленно посмотрела на мужа, не совсем понимая, зачем он рассказывавшей об этом, но потом подумала, что таким, окольным, путем он, возможно, пытается сообщить то, что больше всего его беспокоит.
– Это просто замечательно, Джеймс...
– Мы говорили с ней о женщине, которую любил мой отец, если он вообще знал, что такое любовь, и мать объяснила мне, почему всю жизнь скрывала от меня правду. Она сожалела, что не была достаточно сильной, чтобы защитить меня от отца, но, по крайней мере, она уберегла меня от скандала. Это было ее единственным утешением, когда она ощущала себя слабой и стыдилась того, что с ее ведома происходило в нашем доме.
Софи взяла руку мужа, поднесла ее к губам и поцеловала.
– Она любила тебя, Джеймс. Она и сейчас тебя любит.
– Я также разговаривал с Мартином, и кажется, нам удалось наладить дружеские отношения. Он почти такой же, каким был я в его возрасте.
– Я рада, что ты использовал возможность поговорить с ним.
Джеймс отрицательно покачал головой:
– Это не потому, что у меня прежде не было такой возможности, дорогая. Просто мне не хватало понимания, не хватало смелости. Я не хотел слышать то, что могло меня разозлить или доставить мне боль, и я отстранялся от всех. Это ты показала мне, что можно и нужно всегда быть откровенным с членами своей семьи, и я невероятно благодарен тебе за это.
Потрясенная услышанным, Софи не знала, как ей теперь быть. Если бы не бродившая мимо них по палубе публика, она бы обняла мужа и скорее всего оказалась бы в его объятиях. Однако она тут же вспомнила, что учится вести себя, как подобает герцогине и настоящей англичанке, и поэтому ограничилась теплой улыбкой.
– Твои слова так много значат для меня, Джеймс...
– Я был груб с тобой, – продолжал он, – когда ты рассказала мне про Лили, и должен попросить за это прощения. Просто... мне очень больно было услышать все это, ведь это я не сумел как следует позаботиться о благополучии своей семьи.
– Это не твоя вина: ты и так делаешь все, что в твоих силах, чтобы вернуть сестру домой. Ты только человек, Джеймс, и тебе самому пришлось немало пострадать. Однажды ты сказал мне, что я не смогу решить все семейные проблемы; то же самое я хочу повторить тебе. Ты не можешь разом исправить все то, что было нарушено за многие годы.
Джеймс нежно коснулся рукой ее щеки.
– В замке ты сказала мне, что хотела бы быть принятой в нашу семью, и я пришел сюда, чтобы уверить тебя: это уже произошло. Мы бы не хотели потерять тебя, Софи.
Ах, если бы это было на самом деле так!
– Я тоже не хочу расставаться с вами, поверь!
Пароход медленно скользил по спокойной воде, и тут где-то на палубе раздался свисток.
Посмотрев на жену, Джеймс хрипло проговорил:
– Пойдем в каюту. Я долго был вдали от тебя и очень устал. Теперь мне хочется почувствовать твое тепло рядом с собой.
Софи вздрогнула. Хотя сейчас Джеймс искал в ней не любовь, а утешение, на данный момент это было совсем не плохо. Она с радостью доставит ему это утешение и в ответ получит то же самое.
Джеймс протянул ей руку, и она оперлась на нее, а затем они спустились в каюту.
Уитби, Джеймс и Софи зарегистрировались на постоялом дворе на окраине Парижа под чужими именами, чтобы никто не догадался об истинной цели их визита во Францию. Это также должно было предотвратить появление слухов о том, что Лили сбежала из дома с незнакомцем.
Быстро поев, они наняли карету и направились в Париж по адресу, который был указан на письмах Женевьевы к Марион. Джеймс давно знал, что именно в этом месте находилось заведение мадам Ларуа, но ему впервые предстояло увидеть его воочию.
Карета с грохотом продвигалась по булыжным мостовым узких, извилистых улочек, застроенных ветхими старыми домиками и перегороженных кучами мусора. Взяв Софи за руку, Джеймс крепко сжал ее. Как бы он справился со всем этим, если бы не она? Без Софи никто и понятия бы не имел, куда исчезла Лили; мать никогда не открыла бы ему свою тайну, и он ничего не знал о шантаже, а это означало, что тогда он бы просто погиб.
И еще он нигде не нашел бы утешения, – утешения, которое могла дать ему только она. Утешение, успокоение, любовь – эти слова были совершенно новыми для Джеймса. Прежде они ему просто не приходили в голову. И он даже представить не мог, что они ему когда-нибудь понадобятся. Он словно был заморожен внутри себя, а то, что предлагала Софи, содержало тепло – ему становилось страшно, когда это тепло касалось его замороженного сердца. Вот почему Джеймс пытался избежать этого любыми способами – он хотел остаться замороженным.
Зато теперь, после того как он испытал удивительную радость от того, что кто-то в мире сочувствует ему, он больше никогда не вернется в эту твердую оболочку. Джеймс очень многое узнал о Софи за эти последние несколько недель и понял, что у нее честная, преданная и сочувствующая душа. Она пройдет сквозь огонь и воду ради того, кого любит, и ему следует благодарить Господа за то, что она всем своим щедрым сердцем полюбила его.
Джеймс еще раз горячо сжал ее руку, и она с благодарностью посмотрела ему в глаза. Наверняка у нее все еще остается тысяча вопросов, и она, безусловно, заслуживает того, чтобы получить на них ответы. Ему столько еще нужно объяснить ей, за многое попросить прощения, многое пообещать...
До того как карета остановилась у дома, где находилось заведение мадам Ларуа, ни один из них не проронил ни слова о том, что Лили могла находиться именно здесь, а когда стук колес замер, Джеймс быстро открыл дверцу и спустился на землю. Уитби хотел последовать за ним, но Джеймс остановил его, сказав:
– Побудь здесь вместе с Софи и, пожалуйста, не оставляй ее одну. Кто знает, что за обстановка в этом районе...
Граф кивнул и опять уселся на сиденье.
– Удачи тебе! – пожелала Софи, высунувшись из окна кареты, и помахала мужу рукой.
Когда Джеймс поднялся по ступеням, его встретил хорошо одетый швейцар с восточной внешностью и сразу провел в роскошно обставленный холл, в котором красный пушистый ковер удачно подходил к красным с золотом обоям и обитому бархатом красному небольшому диванчику, с потолка свисала большая хрустальная люстра. С правой стороны на стене была изображена обнаженная женщина, лежащая на берегу реки.
Джеймс сказал, что хотел бы поговорить с мадам Ларуа, и его проводили в соседнюю комнату, а затем попросили немного подождать.
Через минуту парчовая занавеска раздвинулась, и в комнату впорхнула изящная, безупречно одетая немолодая женщина, ее блестящие золотистые волосы были собраны в красивый пучок. На лице ее не было никакой косметики, а фигуре могла позавидовать любая красотка старше двадцати лет.
Джеймс вынужден был признать, что для своего возраста мадам Ларуа была поразительно красивой и элегантной особой, совсем не походившей на злобную фурию, какой он ее себе представлял всю дорогу.
Как только Женевьева увидела его, она невероятно побледнела и, прижав руку ко рту, удивленно воскликнула:
– Боже, это вы!
Джеймс слегка поклонился:
– Да, это действительно я.
Мадам Ларуа успокоилась, и голос ее вдруг стал чарующим и немного хриплым:
– Прошу прощения, ваша светлость, но я не думала, что сходство окажется таким... потрясающим. Вы выглядите точно так, как ваш отец, когда я впервые встретила его, а это было больше тридцати лет назад.
– Уверяю вас, мадам, что на этом сходство заканчивается.
Женевьева заставила себя улыбнуться и, подойдя к небольшому столику, достала бутылку.
– Хотите выпить?
– Спасибо, нет.
– Надеюсь, вы не посчитаете невежливостью, если я налью себе? – спросила она, доставая стакан.