Флоренс какое-то время молчала, как будто обдумывая ответ.
   – Я бы на вашем месте не строила никаких планов относительно герцога, – наконец произнесла она и продолжила пить чай.
   – Что вы имеете в виду, Флоренс? Вы что-то знаете о нем?
   Графиня пожала плечами:
   – О, ничего особенного. Просто я не думаю, что герцог готов жениться. Жаль тратить на него усилия, когда есть более надежные претенденты.
   – И все же почему вы так думаете? – не успокаивалась Беатрис. – Герцог провел много времени наедине с Софи, танцуя с ней на балу. К тому же он производит впечатление настоящего джентльмена.
   Флоренс выразительно пожала плечами.
   – Да, конечно. Он действительно ведет себя так время от времени, общаясь с привлекательными девицами, но это ни к чему не приводит. К тому же ходят слухи о его кратковременных связях, разумеется, тайных, с замужними дамами. Уверяю вас, герцог разбил не одно женское сердце. – Флоренс сделала еще несколько глотков чая. – По-моему, он просто бабник и у него нет никакого сострадания к своим жертвам. Его интересует только одно, ну, вы понимаете, и ничего, кроме этого. Говорят, что у него вообще нет сердца.
   Софи почувствовала, что ей вот-вот станет дурно.
   – Но может быть, для герцога, наконец, настало время жениться? – не уступала Беатрис. – Должен же он заботиться о продолжении рода...
   – Разговор о наследнике – это совсем другое дело. В роду Уэнтуортов безжалостные твердые сердца передаются по наследству. Отец герцога пьянствовал, пока не погубил себя, а дед после огромного количества скандалов, включающих и смерть его жены, покончил жизнь самоубийством, выстрелив себе в голову. – Голос Флоренс дрожал от возмущения.
   – Ах, Боже мой! – воскликнула Беатрис.
   – Вы правы, эти рассказы способны шокировать кого угодно, – согласилась Флоренс, – но что делать, если это правда...
   Однако Беатрис и не думала сдаваться.
   – Вполне возможно, что герцог еще не встретил женщину, которая затронула бы его сердце. – Она улыбнулась дочери, которая все это время молчала, не в состоянии пошевелить ни рукой, ни языком.
   – Я бы все-таки не рассчитывала на герцога, Беатрис. – Флоренс налила себе еще чаю. – Даже его мать, вдовствующая герцогиня, боится подыскивать ему невест.
   – Боится? – удивленно переспросила Софи, к которой, наконец, вернулась способность говорить.
   – Да-да, именно так, – уверила ее Флоренс. – Вы, наверное, заметили, что герцог иногда выглядит... как бы это лучше сказать... пугающе. Насколько я понимаю, они с матерью почти не разговаривают: он презирает ее, а она старается не попадаться ему на глаза. Хотя, конечно, все это может оказаться досужими сплетнями...
   Какое-то время Софи молчала, не в силах поверить услышанному. Неужели герцог презирает свою мать?
   – Если и так, я убеждена, что у герцога есть для этого основания, – наконец неуверенно произнесла она. – Мы не можем позволить себе осуждать его, не зная всех обстоятельств, и нам не следует верить всему, что мы слышим.
   Софи и сама не могла понять, почему решилась защищать герцога; ее инстинкт подсказывал ей, что все эти слухи вполне могут оказаться правдой.
   – Ты права, дорогая, конечно, мы не можем судить о том, что заставляет человека поступать так или иначе. Кто знает, какие секреты хранятся в загородном замке герцогов Уэнтуортов? Уверена только, что их немало. – Флоренс взяла бисквит. – Господи, да не слушайте вы всю эту ерунду, которую я вам тут наговорила. Правда, я даже слышала о том, что в его замке живут привидения и ночью там можно услышать их крики, но вряд ли вы этому поверите...
   Беатрис и Флоренс, рассмеявшись, перешли к обсуждению других, менее серьезных проблем, однако Софи почти не слышала их, кровь ее бурлила и вызывала неимоверный шум в ушах. Все, что она в состоянии была сделать, – это, тихо сидя на стуле, пить небольшими глотками чай, думать о том, что успела наговорить Флоренс, и ждать появления герцога.

Глава 5

   Огромная черная карета Уэнтуорта с одетыми в ливреи лакеями и форейтором около трех часов пополудни остановилась у входа в Гайд-парк. Лошади ржали и кивали головами, а любопытные зеваки с восторгом смотрели на Джеймса, который, весьма проворно выскочив из кареты, протянул затянутую в перчатку руку дамам.
   – Прекрасный день, не правда ли, ваша светлость? – проговорила невысокая плотная миссис Уилсон, стараясь, чтобы ее произношение было как можно ближе к британскому.
   – Да, мадам, – Джеймс церемонно поцеловал ее руку, – он еще более прекрасен благодаря вашему присутствию.
   Услышав столь изящный комплимент, Беатрис покраснела. Тем временем герцог помог выйти графине, а затем и очаровательной мисс Уилсон. Все взоры тут же обратились к ней, и несколько секунд вокруг царила тишина, затем разговоры гуляющих возобновились.
   Карета отъехала, и Джеймс не спеша пошел рядом с мисс Уилсон. Сегодня на ней было летнее платье в белую и синюю полоску с шифоновыми оборками, в руках она держала зонтик и сумочку; соломенная шляпка изящно украшала ее сложную прическу.
   И все же герцог не мог не заметить, что Софи сегодня была совсем не такой оживленной, как обычно.
   Они шли по дорожкам, проложенным вдоль пруда, мимо небольших групп прогуливающихся посетителей, обсуждая живопись, книги и новую оперу, которая вскоре должна была появиться на сцене «Ковент-Гардена».
   – Когда мы с вами договаривались несколько дней назад на приеме, – герцог оглянулся через плечо, желая убедиться, что сопровождавшие их дамы находятся достаточно далеко и не могут его услышать, – я, возможно, поторопился, пригласив вас погулять в парке... – Они оказались в тени огромного развесистого дуба, зеленые ветви которого напоминали крышу шатра, и Джеймс с удовольствием вдохнул аромат влажной земли.
   Софи закрыла свой зонтик.
   – Вовсе нет, ваша светлость. Надеюсь, я не дала вам повода считать, что не рада вашему приглашению.
   – Это как сказать. Я был весьма удивлен, узнав, что вчера вы отправились на прогулку с лордом Уитби. К тому же лорд Мэндерлин нанес вам визит сегодня утром...
   В глазах Софи, не отрываясь смотревшей на него, отразился испуг.
   – В Англии слухи распространяются весьма быстро, – попытался смягчить свои слова Джеймс. Поскольку Софи молчала, ему пришлось настаивать на ответе. К тому же ему очень хотелось узнать, в чем причина ее необычной сдержанности. – Лорд Мэндерлин сделал вам официальное предложение, не так ли? Могу я спросить, каково было ваше решение?
   Неожиданно Софи рассмеялась:
   – А как вы думаете, что я ему ответила?
   Поняв, что его волнения напрасны, Джеймс вздохнул с облегчением.
   – Думаю, что вы отказали, но сделали это весьма любезно.
   – Я очень старалась быть любезной, вот только мне кажется, что это совершенно не имело для графа никакого значения. Я не стала бы говорить об этом, если бы были затронуты его чувства, но, видит Бог, у меня такое впечатление, что он смотрел на меня просто как на предмет, который можно купить.
   Тут уже и Джеймс рассмеялся.
   – Мэндерлин совсем неплохой человек, просто у него не хватает тонкости в общении.
   – Недостаток тонкости можно пережить, с этим я могла бы смириться, но не с отсутствием романтичности. Я всегда верила, что женщина и мужчина должны вступать в брак только по любви. Боюсь, от этого своего убеждения я не смогу отказаться, хотя моя дорогая матушка всеми силами пытается разубедить меня.
   Услышав эти слова, Джеймс был немало удивлен. Богатая наследница, охотница за титулом, собирается выйти замуж по любви?
   – Но как вы представляете себе любовь, мисс Уилсон? Вы имеете в виду страсть или просто дружеские отношения?
   Софи ненадолго задумалась.
   – Пожалуй, и то и другое.
   – Вы весьма честолюбивы, должен вам сказать.
   – А, я то всегда считала, что моя мать слишком честолюбива...
   – Да, но вы хотите достичь большего, чем просто престижное положение в обществе. Мне кажется, что вы – самая амбициозная женщина, которую я когда-либо встречал.
   Софи приподняла изящную бровь.
   – Вы полагаете, что любовь трудно достижима, ваша светлость?
   Джеймс на мгновение остановился, обдумывая правильный вариант ответа.
   – Я только хотел сказать, что настоящая, истинная любовь встречается весьма редко. «Достигнутая хороша любовь, но лучше та, которую не ищешь», – процитировал он. – И, пожалуйста, зовите меня Джеймс.
   – Шекспир всегда так романтичен, Джеймс, – проговорила Софи, делая ударение на его имени. – Вы много читаете?
   – Пожалуй, да. – вдруг вспомнилось утверждение Плато о том, что любовь – это смертельная душевная болезнь, однако он не собирался цитировать его вслух. – Итак, вы отказали лорду Мэндерлину. А как насчет моего друга Уитби? Надеюсь, он еще не сделал вам официального предложения? Я стараюсь держаться от всего этого подальше, но все же...
   – Уверяю вас, Джеймс, мы с Эдвардом Уитби только приятели.
   – Ничуть не сомневаюсь...
   – Но это не помешало ему прислать мне цветы, – добавила Софи и лукаво взглянула на герцога.
   Боже, да она дразнит его! Джеймс не удержался и ответил ей тем же.
   – А какие это были цветы? И сколько их? Я обязательно должен знать.
   Софи рассмеялась:
   – Красные розы, примерно три дюжины.
   Джеймс театральным жестом прижал руку к груди и отступил на шаг назад.
   – Я сражен! Три дюжины, и все красные! Вряд ли я смогу сравняться с ним...
   Софи снова рассмеялась, на этот раз менее сдержанно, и, взяв герцога за руку, потянула его обратно на дорожку.
   – Вы все больше изумляете меня, Джеймс, а иногда кажетесь мне невероятно загадочным.
   – Загадочным? – удивленно переспросил он. Софи беспокойно посмотрела через плечо на мать и графиню, затем, прищурившись, взглянула на герцога.
   – Вот именно. Хотя я иностранка, но даже до меня время от времени доходят разные сплетни, и я не хочу этого скрывать. Говорят, у вас скандальная репутация настоящего донжуана.
   Софи ничего не желала скрывать от него – это была черта, характерная для американцев, которой герцог не мог не восхищаться.
   – Я понимаю. – Он несколько мгновений молчал, сжимая рукоять своей трости. – Но вы как-то сказали мне, что у вас есть собственная голова на плечах и что вы не принимаете на веру каждый пустой и глупый слух.
   – Именно поэтому я и задаю вопросы непосредственно вам.
   Джеймс глубоко вздохнул. Его спутницу нельзя было обвинить в отсутствии логики.
   – Могу я узнать, где вы слышали эти сплетни? Не от графини ли?
   Софи не спеша раскрыла свой зонтик.
   – Да, от нее.
   – Графиня, без сомнения, пыталась настроить вас против меня...
   – Она наш большой друг, мой и моей матери, и я не желаю слышать от вас оскорбления в ее адрес.
   Герцог поднял вверх обе руки.
   – Упаси Бог, я и не собирался никого оскорблять. Просто дело в том, что я и графиня... Однажды мы встретились при весьма неприятных обстоятельствах.
   – Каких именно? – заинтересованно спросила Софи.
   – Это произошло на балу: я танцевал с Флоренс и понял, что она хотела бы стать герцогиней...
   – Флоренс – герцогиней? – удивилась Софи.
   – Да, хотя никаких шансов у нее не было, уверяю вас. Я только несколько раз танцевал с ней, а когда почувствовал, каковы ее намерения, то перестал появляться на балах, ожидая, пока кто-то другой сделает ей предложение. Я ни одной минуты не сомневался в ее успехе, и вскоре Флоренс действительно стала невестой лорда Лансдауна.
   – Она мне никогда об этом не говорила...
   – В этом нет ничего удивительного: они с графом живут счастливо, и ей незачем вспоминать о прошлом. – Джеймс посмотрел Софи в глаза и произнес как можно более убедительно: – Поверьте, дорогая, я не донжуан и не собираюсь им становиться. У меня много других недостатков, но только не этот.
   Уже давно Джеймс научился узнавать женщин, которые хотели того же, что и он: коротких и ничем не осложненных связей, а поэтому никогда не заигрывал с невинными неопытными молодыми девицами, мечтающими поскорее стать чьими-нибудь невестами.
   Несколько шагов они прошли в молчании, пока, наконец, Софи не решилась продолжить:
   – Еще Флоренс сказала мне, что ваш отец и дед покончили жизнь самоубийством.
   Боже, неужели ему придется объяснять еще и это? Впрочем, что он мог поделать? Джеймс вздохнул.
   – В какой-то мере это правда: мой дед действительно свел счеты с жизнью, но это произошло очень давно, и я никогда его не видел. Что до моего отца, то он вел жизнь настоящего дебошира, которая и привела его к гибели. Случайность это была или его собственное намерение, мы уже никогда не узнаем. Я ничуть не горжусь тем образом жизни, который он вел, уверяю вас, мисс Уилсон, и сделал все, что в моих силах, чтобы не повторить его судьбу. Пока мне это удавалось. Теперь вы знаете все, так что, пожалуйста, не судите больше обо мне по слухам.
   Все, что он сказал, было правдой, абсолютной правдой, Софи в этом не сомневалась.
   – Я всегда считала, – доброжелательно взглянув на него, заговорила она, – что судить о человеке можно, только зная его внутреннюю жизнь, а совсем не по его прошлому или по тому, что думают и говорят о нем другие. Будьте уверены, Джеймс, я сама составлю себе впечатление о вас – у меня ведь и в самом деле своя голова на плечах.
   Герцог взглянул на нее с удивлением и восторгом, ощущая истинное удовлетворение от общения с ней. Какая-то часть его души хотела сделать все возможное, чтобы обладать этой женщиной, но некоторые воспоминания, таившиеся в глубине его сознания, требовали предупредить ее об опасности, сказать ей, что темные стороны его наследственности гораздо хуже всего того, о чем она слышала в свете.
   Впрочем, вряд ли ему следовало беспокоиться об этом: мисс Уилсон приехала в Лондон для того, чтобы приобрести титул, и у него был этот титул, а ему необходимо было то, что она могла предложить ему взамен. Это будет просто деловое соглашение, иона, конечно же, понимает это не хуже, чем он. Единственная опасность таилась в том, что сила ее обаяния притягивала его все больше и больше.
   – Еще что-нибудь? – спросил Джеймс, заранее приготовившись к другим каверзным вопросам относительно своей личной жизни, – вопросам, на которые он не привык отвечать.
   Софи улыбнулась:
   – Один только вопрос, но он для меня самый пугающий. Я даже не уверена, что мне следует спрашивать вас...
   Джеймс почувствовал, как мышцы у него на шее напряглись.
   – Видите ли, до меня дошли слухи, что по ночам в вашем замке бродят привидения. Пожалуйста, Джеймс, успокойте меня и скажите, что это неправда.
   Герцог громко рассмеялся. Пожалуй, пора ему успокоиться, с облегчением подумал он, а Софи тем временем продолжала вполне серьезным тоном:
   – Когда мне было семь лет, мои родители убедили меня в том, что привидений не существует. Каково мне было узнать теперь, что они живут и процветают в Йоркшире... Эта мысль не дает мне жить спокойно.
   Джеймс не могудержаться от того, чтобы опять не рассмеяться.
   – Уверяю вас, моя дорогая, что ваши родители были совершенно правы. Я никогда не слышал в замке ни звона кандалов, ни завываний, хотя повар по утрам иногда громко ворчит из-за неудавшихся пирогов.
   Теперь уже оба они смеялись, смеялись громко и долго, пока слезы не выступили у них на глазах.
   – Видит Бог, этих сплетен я никогда не слышал раньше.
   Все еще улыбаясь, Софи кивнула:
   – Зато теперь вы знаете обо всех. И, пожалуйста, простите меня – я вынудила вас говорить о секретах, к которым не имею ни малейшего отношения. Просто мне очень хотелось услышать правду именно от вас.
   Герцог прищурился:
   – Полагаю, теперь мы можем вернуться ктому, о чем говорили раньше?
   Софи нахмурилась:
   – Мне жаль, но я что-то не припомню, о чем шла речь...
   Внезапно лицо герцога стало необычайно серьезным.
   – Вы говорили, что я восхищаю вас, когда не кажусь загадочным. Вы тоже восхищаете меня, причем с каждым днем все больше.
   Это было правдой. Неприятной для него, но истинной правдой. Джеймсу очень хотелось прикоснуться к ней, хотелось этого до боли.
   Софи остановилась и взглянула на герцога.
   – Пожалуйста, зовите меня по имени – мне это будет очень приятно.
   – Софи... – Герцог взял ее одетую в перчатку руку и сжал ее. – Прекрасное имя. Мне нравится, как оно звучит.
   Джеймс почувствовал, что ею овладело беспокойство. Сам он уже давно не волновался в подобных ситуациях, это было неразумно. Еще месяц назад он не мог даже представить себя в подобном положении.
   – Мне тоже нравится, как оно звучит, особенно когда его произносите вы, – в голосе Софи Джеймсу послышался скрытый соблазн, – и понравится еще больше, если вы произнесете его еще раз.
   У герцога вдруг появилось ощущение, как будто он падает с огромной высоты. Предчувствия мучили его. Все происходило совсем не так, как он предполагал...
   Тихим голосом произнеся ее имя, Джеймс посмотрел на руку Софи, а затем перевернул ее ладонью вверх и пальцем прочертил окружность на ладошке.
   Софи вздрогнула и неуверенно посмотрела через плечо на сопровождающих дам, которые медленно приближались к ним.
   – Вы беспокоитесь, что они увидят? – спросил Джеймс. Софи кивнула, и герцог, чтобы успокоить ее, сделал шаг в сторону. Теперь ее мать и графиня не могли увидеть, что он держал ее за руку.
   Расстегнув перчатку, Джеймс отвернул ее край, и у Софи перехватило дыхание от столь очевидного нарушения приличий.
   Глубоко вздохнув, герцог взглянул ей в глаза, желая убедиться, что она не возражает, затем медленно провел пальцем от середины ладошки до обнаженного запястья, наслаждаясь нежностью ее кожи. Потом он посмотрел на ее лицо: ее губы, пухлые и влажные, были совсем близко от его губ. Сердце его забилось сильнее.
   – У меня такое ощущение... – тихо прошептала Софи.
   – Какое?
   – Замечательное...
   Джеймс улыбнулся. Внезапно ему показалось, что у него кружится голова.
   – Не надо, Джеймс, вы меня щекочете.
   Теперь настала очередь герцога посмотреть на приближающихся к ним леди, в то время как те, по-видимому, умышленно, замедлили шаг. Он весьма неохотно вернул перчатку на место и заставил свои мозги заработать в нужном направлении, ведь его целью было вовсе не влюбиться в мисс Уилсон, а не упустить кругленькую сумму в пятьсот тысяч фунтов.
   Они пошли дальше по дорожке, и Джеймсу, наконец, удалось восстановить дыхание, а заодно справиться с овладевшим им желанием. Для человека, полагающего, что он хорошо умеет контролировать проявление своих страстей, такое возбуждение было совершенно некстати.
   Когда они вышли на открытое, освещенное солнцем пространство, то сразу оказались в компании сидевших на зеленой траве и непринужденно беседовавших мужчин и женщин.
   Софи открыла свой зонтик, и их разговор вернулся к более безопасным темам.
   Когда миссис Уилсон и графиня Лансдаун присоединились к ним, время прогулки уже подходило к концу. Герцог проводил женщин до кареты, и они вернулись в дом графини.
   Первым выйдя из кареты, Джеймс помог выйти дамам и вместе с Софи дошел до входной двери. Миссис Уилсон и Флоренс зашли в дом, и он остался наедине с Софи на пороге дома.
   Поцеловав ее руку, Джеймс тихо произнес:
   – Никакие слова не могут описать то удовольствие, которое сегодня доставило мне ваше общество, Софи.
   – Я тоже никогда не забуду этот день, Джеймс. Это было весьма... забавно.
   – Забавно? – Герцог рассмеялся. – И только?
   – Нет, не только. – Софи одарила его на прощание многообещающей улыбкой и вслед за миссис Уилсон и графиней вошла в прихожую.
   Джеймс остался стоять неподвижно, удивленный той ловкостью и умением, с которыми Софи вела эту любовную игру, – игру, которую, как ему показалось, будет вести только он. Судя по тому, как, помимо его воли, его организм реагировал на ее присутствие, у него были все основания предполагать, что ей эта игра удавалась гораздо лучше, чем ему.
   Софи явно его переигрывала. Американская наследница, охотившаяся за титулом, поймала-таки его, и теперь он оказался на большом и остром крючке.

Глава 6

   Обычно Джеймс не спускался для ленча в столовую, где всем заправляла его мать, – ему приносили еду в его кабинет, так что он мог поесть спокойно, не ощущая неловкости от обычно устанавливавшегося в столовой напряженного молчания. Однако сегодня, находясь в полном одиночестве, герцог испытывал неловкость из-за того, что поступил весьма неразумно, недостаточно обдумав свое поведение заранее. Он начал ухаживать за девушкой, которая находилась в Лондоне именно для того, чтобы выйти замуж за титулованного аристократа. Его видели гуляющим с ней в Гайд-парке, и теперь весь Лондон наверняка обсуждает его намерения. Английские мамаши, безусловно, злятся на него за то, что он пренебрег местными невестами, но он злился и сам на себя за то, что оказался в положении охотника за богатством, – положении, которое раньше всегда презирал. Чем он в таком случае лучше Уитби и самой этой американки?
   Впрочем, попытался он оправдаться перед собой, ему не стоит слишком упрекать ни себя, ни Софи. В аристократических семьях браки обычно заключаются таким образом, чтобы это было выгодно обеим сторонам. В брак вступают, руководствуясь больше соображениями разума, чем страстями, и это правильно – основанные на страсти отношения могут приводить к опасным последствиям, особенно для людей его положения. Ему следует искать другой повод для женитьбы, и большие деньги в качестве такого весьма уместны. К тому же он собирался использовать деньги для семьи, для Лили, Мартина и будущих наследников герцогства.
   Так в чем же была проблема? Почему он нервничал? Неужели из-за того, что Софи – американка, и, женившись на ней, он в какой-то мере становился предателем? Впрочем, свое решение он не намерен был менять.
   Внезапно герцог понял, что его беспокойство совершенно не связано с происхождением Софи. Он нервничал потому, что никак не мог избавиться от мыслей о ней, хотя усиленно старался это сделать. Более того, она занимала не только мысли – все его тело стремилось к ней. Джеймсу безумно захотелось немедленно увидеть ее и вместе с ней выполнить все необходимые досадные формальности, чтобы затем испытать невероятное наслаждение свадебной ночи.
   Вот только как же ему быть с проклятой наследственностью? Отец его терял всякую способность рассуждать, когда страсти овладевали им, и Джеймс очень опасался повторить его судьбу. Когда раздался стук в дверь, Джеймс от неожиданности вздрогнул. Он всегда был недоволен, если его отвлекали от размышлений.
   В комнате появился дворецкий.
   – Приехал граф Мэндерлин, он хочет поговорить с вами, ваша светлость.
   Джеймс почувствовал, как напряглись мышцы у него на спине. Неужели до графа дошли слухи о том, что вчера он был на прогулке с Софи? Не хватало еще, чтобы у него появился соперник.
   – Пригласите его войти, Уэлдон.
   Поднявшись со стула, Джеймс подошел к окну, чуть отодвинул штору и посмотрел на улицу, туда, где стояла карета графа. Ему было слышно, как граф поднимается по лестнице, и через несколько мгновений гость уже входил в его кабинет.
   – Граф Мэндерлин, – объявил дворецкий.
   – Благодарю, что уделили мне время. – Граф наклонил голову. – У меня есть важное дело, о котором я хотел бы посоветоваться с вами.
   – Пожалуйста, садитесь, – предложил герцог, и небольшая хрупкая фигура графа почти утонула в глубоком, обтянутом темным зеленым бархатом кресле.
   Джеймс понятия не имел, как он будет себя вести, если граф заговорит о Софи. Он прекрасно знал, что мисс Уилсон совсем не мечтает о возможном браке с графом Мэндерлином, и не только из-за его внешности, ведь он понятия не имел о том, как заинтересовать молодую женщину. Софи нужен совсем другой муж, который...
   – Я пришел, чтобы попросить вашего разрешения, – снова заговорил граф, – поговорить с леди Лили насчет... – он запнулся, кашлянул в кулак и уже спокойнее закончил: – моего желания жениться на ней.
 
   Вскоре после того, как граф покинул кабинет Джеймса, в дверь опять постучали. По характеру стука Джеймс сразу понял, что это не дворецкий.
   – Входите. – Он даже не поднялся со стула.
   Дверь распахнулась, и в комнату впорхнула его сестричка Лили. Иногда она напоминала брату листик, который движется в непредсказуемом направлении под влиянием легкого ветерка.
   – О, Джеймс, как я смогу отблагодарить тебя? – Она кинулась к брату, даже не дав ему возможности поздороваться, а когда он поднялся со стула, порывисто обняла его своими тонкими изящными ручками.
   – О чем это ты? – невинным тоном спросил Джеймс.
   – Ты прекрасно знаешь о чем. Ты самый чудесный брат на всем белом свете.
   – Честно говоря, я не совсем понимаю, в чем дело.
   – Лорд Мэндерлин. Ты отослал его?
   Джеймс почувствовал себя немного неловко.
   – А, так ты о графе? Откуда тебе известно, что он приезжал?
   – Я как раз была в холле, когда граф вышел из кареты. Потом я спряталась в коридоре. Мама устроила бы истерику, если бы узнала...
   – Впредь можешь никуда не прятаться, Лили. Тебе только восемнадцать, а я не сторонник ранних браков.
   – Но мама будет настаивать, и я не смогу возражать ей, ссылаясь только на твои слова. Это ее еще больше разозлит.