Маклин Алистер. Корабль ее величества "Улисс"

скорее заправьтесь горючим, примите на борт продовольствие и полный комплект
боезапаса. Адмирал Тиндалл, желаю вам и вашей эскадре успешного плавания.
Что касается вас, коммандер Брукс, то я понял подтекст ваших высказываний,
по крайней мере ваше личное отношение к событиям. - Губы его растянулись в
недоброй усмешке. - Вижу, вы переутомлены и крайне нуждаетесь в отдыхе. Вас
сменят до полуночи. Прошу вас, проводите меня, капитан первого ранга...
Старр направился было к двери, но не успел сделать и двух шагов, как
услышал голос Вэллери:
- Одну минуту, сэр.
Старр круто повернулся. Командир "Улисса" по-прежнему сидел, он не
сделал даже попытки подняться.
На лице каперанга застыла улыбка - в ней сквозили почтительность и в то
же время решимость. При виде этой улыбки Старру стало не по себе.
- Корабельный врач коммандер Брукс, - отчеканил Вэллери, - совершенно
исключительный офицер. Он, по существу, незаменим, на "Улиссе" без него не
обойтись. Мае не хотелось бы лишиться его услуг.
- Я уже принял свое решение, каперанг Вэллери, - резко ответил Старр. -
И оно окончательно. Полагаю, вам известно, какими полномочиями наделило меня
адмиралтейство.
- Да, вполне, - Вэллери был спокоен и невозмутим. - И все же я
повторяю, что мы не можем себе позволить лишиться такого офицера, как Брукс.
И слова, и тон, каким они были произнесены, были сдержанны и
почтительны. Однако в смысле их сомнения быть не могло. Брукс шагнул вперед,
на лице его было написано отчаяние. Но, прежде чем он успел открыть рот,
заговорил Тэрнер. Речь его звучала изящно и дипломатично.
- Полагаю, я приглашен сюда не для декорации. - Откинувшись на спинку
стула, он задумчиво уставился в подволок. - Пожалуй, пора и мне высказаться.
Я безоговорочно присоединяюсь к мнению старины Брукса и поддерживаю каждое
его слово.
У Старра побелели губы, он стоял точно вкопанный.
- А что скажете вы, адмирал? - посмотрел он на Тивдалла.
Тиндалл вопросительно взглянул на Старра. На лице его не осталось и
следа былого напряжения и озабоченности. Сейчас он как никогда был похож на
старого доброго фермера Джайлса. Криво усмехнувшись, Тиндалл понял, что в
эту минуту решается его судьба, и даже удивился тому, насколько он
равнодушен к собственной карьере.
- Для меня, как командующего соединением, главным являются максимальная
его боеспособность. Некоторые люди действительно незаменимы. Капитан первого
ранга Вэллери утверждает, что Брукс - один из таких людей. Я с ним согласен.
- Понимаю, господа, понимаю, - тяжело проговорил Старр. На скулах его
вспыхнул румянец. - Конвой вышел из Галифакса, у меня связаны руки. Однако
вы еще пожалеете, господа, очень пожалеете. У нас на Уайтхолл (*2) память
долгая. Мы еще... гм... вернемся к этому разговору по возвращении эскадры из
похода. Прощайте, господа.
Дрожа от внезапного озноба, Брукс тяжело спустился по трапу на верхнюю
палубу и, пройдя мимо камбуза, завернул в лазарет. Из дверей изолятора
выглянул старший санитар Джонсон.
- Как поживают наши хворые и страждущие, Джонсон? - спросил Брукс. -
Мужественно ли переносят лишения?
- Какие там к черту лишения, сэр. Половина из них меня здоровей. Только
поглядите на кочегара Райли. Лежит со сломанным пальцем, журнал "Ридерс
дайджест" перелистывает. Все статьи по медицине выискивает, а потом вопит -
подавай ему сульфидин, пенициллин и новейшие антибиотики. А сам и названий
выговорить не может. Считает, что вот-вот умрет.
- Это было бы невосполнимой потерей, - проговорил Брукс, сокрушенно
качая головой. - И что так держится за него Додсон, не понимаю... Какие
новости из госпиталя?
Выражение лица Джонсона переменилось.
- Пять минут назад пришло сообщение, сэр. В три часа умер матрос
второго класса Ральстон.
Брукс мрачно кивнул. Незачем было отправлять беднягу в госпиталь. На
мгновение он почувствовал себя усталым, опустошенным. "Старый Сократ" -
таково было его прозвище, и в эти дни он действительно ощущал бремя возраста
- и не только это.
- Ты, я вижу, расстроен, Джонсон, не так ли? - вздохнув, спросил Брукс.
- Парню было восемнадцать, сэр. Всего восемнадцать. - Голос Джонсона
был глух, в нем звучала горечь. - Я только что разговаривал с Бэрджесом. Вон
на той койке лежит. Он рассказал, как было дело. Ральстон выходит из
умывальника, полотенце через плечо. Тут мимо него проносится толпа, следом
бежит этот проклятый верзила-солдафон и бьет мальчишку прикладом по голове.
Он так и не узнал, чем его ударили, сэр, и за что.
- Знаешь, Джонсон, а ведь это называется подстрекательством, -
проговорил, усмехнувшись, Брукс.
- Виноват, сэр. Напрасно я затеял, этот разговор...
- Ничего, ничего. Я сам его начал. Нельзя же запретить людям думать.
Только не надо думать вслух. Это... это нарушение корабельного устава...
Полагаю, твой друг Райли ждет тебя. Захвати для него толковый словарь.
Отвернувшись, Брукс раздвинул шторы, вошел в хирургическую палату.
Темноволосая голова, возвышавшаяся над зубоврачебным креслом, повернулась в
его сторону. Лейтенант медицинской службы Джонни Николлс вскочил на ноги,
держа в левой руке пачку амбулаторных карт.
- Здравствуйте, сэр. Присядьте, отдохните.
- Золотые слова, лейтенант Николлс, - улыбнулся Брукс. - Поистине
утешительно в наши дни встретить младшего офицера, который помнит свое
место. Весьма, весьма признателен.
Забравшись в кресло, он со стоном откинулся на спинку.
- Не поправите ли вы упор для ног, мой мальчик... Вот так. Благодарю
вас.
Он с наслаждением потянулся, закрыв глаза и положив голову на кожаную
подушку, и снова простонал:
- Я старик, Джонни, дряхлая развалина.
- Ерунда, сэр, - поспешно возразил Николлс. - Просто легкое
недомогание. Позвольте прописать вам подходящее лекарство...
Он достал из шкафчика два стакана для полоскания зубов и темно-зеленый
ребристый флакон с надписью "Яд". Наполнив стаканы, один из них протянул
Бруксу.
- Мой собственный рецепт, сэр. Доброго здоровья! - Брукс посмотрел на
янтарную жидкость, потом взглянул на Николлса.
- Крепко же в ваших шотландских университетах укоренились языческие
обычаи... Среди этих язычников есть славные ребята. Что это за отрава на сей
раз, Джонни?
- Отрава что надо, - улыбнулся Николлс. - "Изготовлено на острове
Колл".
- Не знал, что там есть винные заводы, - подозрительно посмотрел на
него старый хирург.
- А кто говорит - есть? Я просто сказал, что виски изготовлено на
Колле... Как там начальство, сэр?
- Рвет и мечет. Их священная особа грозилась всех нас повесить на одной
рее. Особенно они невзлюбили меня. Сказали-с, что меня надо гнать с корабля.
Причем на полном серьезе.
- Вас! - Карие глаза Николлса,, глубоко запавшие, красные от
бессонницы, широко раскрылись. - Шутите, сэр.
- Какие там шутки! Но все обошлось. Меня оставили. Старина Джайлс,
командир корабля и старпом - идиоты несчастные - так и заявили Старру, что
если меня выгонят, то пусть он ищет себе нового адмирала, командира и
старпома. Вряд ли дошло бы до этого, но старика Винсента едва кондрашка не
хватил. Отвалил, дрожа от злости, бормоча под нос какие-то угрозы. Впрочем,
если додумать, угрозы вполне определенные.
- Проклятый старый дурак! - в гневе воскликнул Николлс.
- Не такой уж он дурак, Джонни. Скорее это талантливый чурбан. Зря
начальником штаба не сделают. По словам Джайлса, он умелый стратег и тактик.
И не такой уж он злой, каким мы привыкли его изображать. Старика Винсента
трудно осуждать за то, что он снова посылает нас в поход. Перед ним
неразрешимая проблема. Ресурсы его очень ограничены. Театров военных
действий несколько, и всюду нехватка кораблей и людей. И половины нужного
количества не наскрести. Как хочешь, так и крутись. И все-таки это
бездушный, бесчеловечный службист; людей он не понимает.
- И чем дело кончилось?
- Снова куре на Мурманск. Завтра в шесть ноль-ноль снимаемся с якоря.
- Как? Опять? Вот эти привидения снова отправятся а поход? - Николлс не
скрывал своего удивления. - Они не посмеют нас послать! Просто... не
посмеют!
- Как видишь, посмели, дружище. "Улисе" должен... как это Старр
выразился... искупить свою вину. - Брукс открыл глаза. - Сама мысль об этом
приводит меня в ужас. Не осталось ли там еще этой отравы, дружище?..
Сунув пустую бутылку в шкафчик, Николлс возмущенно ткнул большим
пальцем в сторону видневшейся в иллюминаторе громады линкора, стоявшего на
якоре в трех-четырех кабельтовых от "Улисса".
- Почему всегда мы, сэр? Всегда мы? Почему бы начальству не послать
разок эту плавучую казарму, от которой нету никакого проку? Вертится,
проклятый, из месяца в месяц вокруг своего якоря...
- В этом-то и дело, - с серьезной миной прервал его Брукс. - По словам
штурмана, "Кемберленду" никак не удается поднять якорь. Мешает гора жестянок
из-под сгущенного молока и сельди в томатном соусе, выросшая за последние
двенадцать месяцев на дне океана.
Николлс, казалось, не слышал его и продолжал:
- Изо дня в день, из месяца в месяц они посылают "Улисса" эскортировать
транспорты. Меняют авианосцы, посылают замену эсминцам - кому угодно, но
только не "Улиссу". Ни малейшей передышки. Зато "Герцог Кемберлендский",
который только и пригоден для того, чтобы посылать громил для расправы с
больными, измученными людьми, за одну неделю сделавшими больше, чем...
- Умерьте свой пыл, мой мальчик, - пожурил его Брукс. - Разве это
расправа - трое мертвецов да горстка раненых героев, которые отлеживаются в
лазарете? Морские пехотинцы лишь выполняли приказание. Что касается
"Кемберленда", то тут ничего не поделаешь. "Улисс" - единственный корабль
флота метрополии, оснащенный для сопровождения авианосцев.
Осушив стакан, Николае задумчиво посмотрел на Брукса.
- Временами, сэр, я даже симпатизирую немцам.
- Вы с Джонсоном одного доля ягоды, - заметил Брукс. - Узнай адмирал
Старр, что вы собой представляете, он бы на вас обоих надел наручники за
враждебную пропаганду, а потом... Вы только посмотрите! - подался вперед
Брукс. - Взгляните на старого "Герцога", Джонни! С сигнального мостика
поднимаются целые ярды простыней, а матросики бегут-бегут, как ни странно, -
прямо на бак. Налицо все признаки активности. Ну и чудеса, черт побери. Что
вы на это скажете, Николлс?
- Наверное, к увольнению на берег готовятся, - проворчал Николлс. - Что
еще могло всполошить этих бездельников? И кто мы такие, чтобы завидовать им,
чьи ратные труды оценены по достоинству? После столь долгой, ревностной и
опасной службы в арктических водах...
Последние слова Николлса заглушил пронзительный звук горна. Оба офицера
машинально посмотрели на динамик, в котором что-то потрескивало и гудело,
затем изумленно переглянулись. В следующее мгновение оба были на ногах: к
настойчивому, леденящему кровь призыву горна - сигналу боевой тревоги -
невозможно привыкнуть.
- Боже правый! - простонал Брукс. - Не может этого быть! Неужели опять?
Здесь, в Скапа-Флоу!
"Боже мой! Неужели опять! Неужели здесь, в Скапа-Флоу!"
Эти слова были у всех на устах, в умах и сердцах семисот двадцати семи
измученных, постоянно недосыпающих, озлобленных моряков в тот хмурый зимний
вечер на рейде Скапа-Флоу. Ни о чем ином они и не могли думать, заслышав
повелительный окрик горна, от которого тотчас замерла работа в машинных
отделениях и кочегарках, на лихтерах, откуда шла погрузка боеприпасов, на
нефтеналивных баржах, в камбузах и служебных помещениях. Лишь одним этим
были заняты мысли оставшихся на вахте в нижних палубах. Еще острее
почувствовав отчаяние при пронзительных звуках тревоги, разорвавших
благодатную пелену забытья, они с тоскующей душой и больным разумом тотчас
вернулись к жестокой действительности.
По странному стечению обстоятельств минута эта была роковой. "Улисс"
мог бы в эту самую минуту навсегда окончить свое существование как боевая
единица. Это был именно тот момент, когда озлобленные, измученные люди, едва
успевшие несколько прийти в себя в сравнительной безопасности защищенного
сушей рейда, могли восстать против беспощадной системы немого, бездушного
насилия и принуждения, убивавшей в человеке душу живую. Более подходящего
для мятежа момента не могло и быть.
Минута эта пришла - и была упущена. Такая мысль лишь на какое-то
мгновение коснулась умов и тотчас исчезла, заглушенная топотом ног
разбегавшихся по боевым постам людей. Возможно, тут сыграл свою роль
инстинкт самосохранения. Хотя вряд ли - на "Улиссе" давно перестали
заботиться о себе. Возможно, то было просто флотской дисциплиной,
преданностью своему командиру или тем, что психологи называют условным
рефлексом, - заслышав визг тормозов, вы инстинктивно отскакиваете в сторону.
Возможно также, тут было что-то иное.
Как бы там ни было, все помещения корабля были задраены по боевой
тревоге за две минуты. На верхней палубе оставались лишь вахтенные матросы,
обслуживающие шпиль. Никто не верил, что здесь, в Скапа-Флоу, их может
подстерегать какая-то опасность, но все отправились на свои боевые посты -
молча или бранясь, в зависимости от натуры. Люди шли с мрачным видом,
неохотно, возмущаясь, сетуя на тяжкую свою долю. Но все-таки шли.
Отправился на свой пост и контр-адмирал Тиндалл. Он не принадлежал к
тем, кто шел молча. Ругаясь на чем свет стоит, он поднялся на мостик и
забрался на высокое кресло, находившееся в левом переднем углу верхнего
мостика. Посмотрел на Вэллери, находившегося на другом крыле мостика.
- Что за переполох, командир? - спросил он недовольно. - По-моему, все
вокруг чисто.
- Пока ничего не могу сказать, сэр. - Вэллери озабоченным, внимательным
взглядом обвел простор рейда. - Семафор от командующего. Приказано
немедленно сниматься с якоря.
- Сниматься с якоря! Но почему, старина, почему? Вэллери покачал
головой.
- Это заговор с целью лишить стариков вроде меня их послеобеденного
сна, - простонал Тиндалл.
. - Скорей всего, у Старра возникла очередная блестящая идея, и он
решил немного встряхнуть нас, - проворчал Тэрнер, старший офицер "Улисса".
- Только не это, - решительно произнес Тиндалл. - Он бы не посмел это
сделать. И потом, как мне кажется, он человек не злопамятный.
Воцарилась тишина - тишина, нарушаемая лишь шумом падающего града и
зловещим щелканьем гидролокатора, доносившимся из динамика.
- Боже правый! Взгляните, сэр! "Герцог" утопил якорь! - вскинул к
глазам бинокль Вэллери.
И действительно. На "Герцоге Кемберлендском", чтобы не выбирать якорь,
расклепали якорь-цепь, и теперь нос огромного корабля, начавшего движение,
стал медленно поворачиваться.
- Какого черта!.. - Не закончив фразу, Тиндалл принялся изучать небо. -
На горизонте ни одного самолета, ни единого парашюта. Ни радарной
установкой, ни гидролокатором не обнаружено какой-либо цели. Нет ни
малейшего признака того, что основные силы германского флота проникли через
боновые заграждения...
- "Герцог" нам семафорит, сэр! - докладывал Бентли, старшина
сигнальщиков. Помолчав, он стал медленно читать: "Немедленно займите место
нашей якорной стоянки. Пришвартуйтесь к северной бочке".
- Потребуйте подтверждения приказа! - резко проговорил Вэллери. Потом
взял у матроса-сигнальщика трубку телефона, связывавшего боевую рубку с
полубаком.
- Первый лейтенант? Говорит командир. Как якорь? На панер? Добро. - Он
повернулся к вахтенному офицеру. - Обе машины малый вперед. Право десять
градусов.
Нахмурясь, вопросительно взглянул на Тиндалла, сидевшего у себя в углу.
- Игра в кошки-мышки, - проворчал Тиндалл. - А может, какая-нибудь
другая игра, вроде испорченного телефона... Хотя нет, минуту! Глядите! Все
пяти-с-четвертью-дюймовые орудия "Герцога" до отказа опущены вниз!
Взгляды Тиндалла и Вэллери встретились.
- Нет, не может быть! Боже правый, вы полагаете?..
Донесшийся из динамика громовой голос акустика (его боевой пост
находился сразу за боевой рубкой) послужил ответом на вопрос контр-адмирала.
Крайслер, старший акустик, говорил четко, неторопливо:
- На мостике! Докладывает акустик! Слышу эхо. Тридцать градусов левого
борта. Повторяю. Тридцать левого борта. Эхо усиливается. Дистанция
сокращается.
Командир "Улисса" вскочил на ноги, но тут же замер как вкопанный.
- На пункте управления огнем! Цель тридцать градусов левого борта! Всем
зенитным орудиям максимальный угол снижения. Подводная цель. Минный офицер,
- обратился он к лейтенанту Маршаллу, - посты сбрасывания глубинных бомб - к
бою!
Вэллери снова повернулся к Тиндаллу.
- Это невероятно, сэр! Вражеская подлодка - очевидно, это она - где? в
Скапа-Флоу? Просто невозможно!
- Прин так не считал, - проворчал Тиндалл.
- Прин?
- Капитан-лейтенант Прин, тип, который торпедировал "Ройял Оук".
- Это не может повториться. Новые боновые заграждения...
- ...помешают проникновению обычной подлодки, - закончил за Вэллери
Тиндалл. Потом перешел на полушепот. - Помните, в прошлом месяце нам
рассказывали о наших двухместных подлодках? Их должны были доставить в
Норвегию на норвежских рыболовных судах, которые курсируют у Шетлендских
островов. Возможно, такая же мысль возникла и у немцев.
- Вполне, - согласился Вэллери. Он сардонически усмехнулся, кивнув в
сторону линкора. - Вы только посмотрите на "Кемберленда". Идет прямо в
открытое море.
Помолчав задумчиво, он снова взглянул на Тиндалла.
- Как вам это нравится, сэр?
- Что именно, командир?
- Эта базарная торговля, - криво улыбнулся Вэллери. - Видите ли, они не
могут рисковать линейным кораблем, стоящим энное количество миллионов.
Поэтому старый "Кемберленд" убирается восвояси, а мы швартуемся на его
прежнее место. Бьюсь об заклад, немецкой морской разведке с точностью до
дюйма известны координаты якорной стоянки линкора. Эти миниатюрные лодки
имеют на борту заряды ВВ, и если немцы собираются прикрепить их к днищу
какого-то корабля, то не преминут прикрепить их к нашему днищу.
Тиндалл взглянул на Вэллери. Лицо его было непроницаемо. Акустик
непрерывно докладывал о результатах гидропеленгования. Пеленг цели оставался
неизменным, дистанция сокращалась.
- Совершенно верно, - проговорил адмирал. - Изображаем из себя мальчика
для порки. Черт возьми, не по нутру мне вся эта история. - Лицо его
исказилось, он невесело засмеялся. - Хотя, что для меня? Для команды - это
действительно последняя капля. Этот последний кошмарный поход, мятеж,
штурмовая группа морских пехотинцев с "Кемберленда", боевая тревога в
гавани... И после всего случившегося мы должны рисковать своей шкурой ради
этого... этого подлого... - Не закончив фразы, он в сердцах выругался, потом
спокойно продолжал: - Что же вы собираетесь сообщить экипажу, командир?
Происходит что-то невероятное, черт подери! Я сам, того и гляди, начну
бунтовать...
Тиндалл, замолчав, вопросительно посмотрел через плечо Вэллери. Тот
обернулся:
- Что случилось, Маршалл?
- Прошу прощения, сэр. Я по поводу эхо-сигналов. - Он показал большим
пальцем на .поверхность моря. - Наверное, подлодка, причем совсем маленькая?
Маршалл говорил с заметным канадским акцентом.
- Похоже, что так. А в чем дело?
- Мы тут с Ральстоном пораскинули мозгами, - улыбнулся канадец. - И
кое-что придумали.
Вглядываясь вперед сквозь мокрый снег, Вэллери отдал распоряжение на
руль и в машинные отделения, затем повернулся к минному офицеру. После
приступа мучительного кашля, указывая на план якорной стоянки, командир
проговорил:
- Если вы намереваетесь глубинными бомбами оторвать кораблю корму на
таком мелководье...
- Нет, сэр. Ко всему, мы вряд ли сумеем поставить взрыватели на
достаточно малую глубину. Я прикинул, вернее, не я, а Ральстон, что надо бы
спустить на воду моторный баркас и захватить с собой несколько 25-фунтовых
зарядов, 18-секундные запалы и химические взрыватели. Правда, ударная сила
зарядов невелика, но ведь и у мини-лодок корпус не ахти какой прочный. Если
же экипаж размещается не внутри, а снаружи этих штуковин, фрицам наверняка
крышка.
Вэллери улыбнулся.
- Неплохо придумано, Маршалл. Пожалуй, так и сделаем. Что на это
скажете, сэр?
- Попытка - не пытка, - согласился Тиндалл. - Лучше, чем ждать, пока
нас самих ко дну пустят.
- Тогда за дело, минный офицер. - Вэллери изучающе посмотрел на него. -
Кто у вас специалисты по подрывным работам?
- Я собирался захватить с собой Ральстона...
- Так и думал. Никого вы с собой не возьмете, дружище. Я не могу
рисковать командиром минно-торпедной боевой части.
Маршалл тоскливо посмотрел на каперанга, затем покорно пожал плечами.
- Тогда надо послать старшину торпедистов и Ральстона, он старший
торпедист. Оба отличные ребята.
- Хорошо, Бентли! Отрядите кого-нибудь на баркас для сопровождения
команды подрывников. Мы будем сообщать им результаты гидропеленгования.
Пусть захватят с собой сигнальный фонарь. - Внезапно голос Вэллери упал до
шепота. - Маршалл...
- Да, сэр!
- Сегодня в госпитале умер младший брат Ральстона.
Командир взглянул на старшего торпедиста - высокого неулыбчивого
блондина в линялой робе, поверх которой была надета канадка из грубого
сукна.
- Он еще не знает об этом?
Минный офицер изумленно уставился на командира корабля, потом медленно
повернулся в сторону Ральстона и негромко, в сердцах выругался.
- Маршалл! - Голос Вэллери прозвучал резко, повелительно, но Маршалл,
казалось, не слышал командира. Лицо канадца было неподвижно, словно маска.
Он не замечал ни недовольного выражения командира, ни укусов града,
хлеставшего его по лицу.
- Нет, сэр, не знает! - ответил он наконец. - Но утром он получил еще
одно известие. На прошлой неделе разбомбили Кройдон. Там живут... то есть
жили мать Ральстона и три его сестры. Бомба была замедленного действия.
Камня на камне не осталась.
Маршалл резко повернулся и ушел с мостика.
Операция продолжалась всего пятнадцать минут. С правого борта "Улисса"
на ходу спустили моторный баркас, с левого - разъездной катер. Баркас с
швартов-гиком на борту направился к швартовной бочке, куда шел и "Улисс", а
катер пошел под углом к курсу корабля.
Метрах в четырехстах от крейсера по сигналу с мостика Ральстон достал
из кармана плоскогубцы и раздавил химический взрыватель. Старшина безотрывно
смотрел на секундомер. На двенадцатой секунде заряд полетел за борт.
Затем один за другим в воду упали еще три заряда с взрывателями,
установленными на различную глубину. Катер в это время описывал циркуляцию.
Первыми тремя взрывами подбросило корму, катер судорожно затрясся, и только.
Зато после четвертого взрыва из воды вырвалась ввысь мощная струя воздуха.
Еще долго на поверхность, зловеще шипя, поднимались пузырьки. Когда волнение
улеглось, все увидели, что на сотни ярдов море покрыто пленкой нефти...
Матросы, оставившие после отбоя боевые посты, с бесстрастными лицами
смотрели на приближающийся к "Улиссу" катер и успели подцепить его на
шлюп-тали в последнюю минуту: рулевое устройство катера оказалось выведенным
из строя, корпус дал сильную течь. А "Герцог Кемберлендский" к тому времени
превратился в пятно дыма, видневшееся за далеким мысом.
Тиская в руках фуражку, Ральстон сидел напротив командира корабля. Ни
слова не говоря, Вэллери долго глядел на юношу.
Он не знал, что сказать и как сказать это. Очень уж неприятной была
выпавшая на его долю обязанность.
Ричарду Вэллери неприятна была и война. Более того, она всегда была ему
ненавистна, и он проклял день, когда война оторвала его от отставного уюта и
комфорта. Во всяком случае, сам он говорил, что его оторвали. Лишь Тиндаллу
было известно, что 1 сентября 1939 года он добровольно предложил свои услуги
адмиралтейству и их охотно приняли.
И все же войну он ненавидел. Не потому, что она мешала Вэллери
воздавать дань давнишним привязанностям - музыке и литературе (он был
большим знатоком по этой части); не потому даже, что она постоянно
оскорбляла его эстетические чувства, его представления о справедливости и
целесообразности. Он ненавидел ее потому, что был глубоко набожен; потому,
что ему больно было видеть, как люди превращаются в лютых зверей; потому,
что он считал жизнь тяжким бременем и без тех страданий и лишений, которые
приносит с собой война; но главным образом потому, что он ясно представлял
всю нелепость и бессмысленность войны, этого порождения воспаленного
безумием мозга, войны, которая ничего не решает, ничего не доказывает, кроме
древней, как мир, истины, что господь Бог всегда на стороне более
многочисленных легионов.
Но существуют вещи, которые волей-неволей нужно делать. Вэллери было
совершенно ясно, что война эта - и его война. Поэтому-то он снова пошел
служить на флот. По мере того, как шли тяжкие годы войны, он старел, худел,
становился все добрее и терпимее к людям, которых он все больше понимал.
Таких, как Вэллери, не сыскать было среди других командиров кораблей
британского флота, да и вообще среди смертных.
Никто на свете не мог сравниться с Ричардом Вэллери своим великодушием,
своим смирением. Но подобная мысль никогда не приходила ему в голову, что
доказывало величие этого прекрасного человека.
Он вздохнул. В эту минуту его заботило одно - что сказать Ральстону. Но
тот заговорил первым.
- Не беспокойтесь, сэр. - Голос юноши звучал монотонно и спокойно, лицо
его было неподвижно. - Я все знаю. Командир минно-торпедной части меня