– А заодно мы сможем посмотреть, не пошлет ли наш дорогой барон по нашему следу еще кого-нибудь… – пробормотал он себе под нос.
   Я последовал за Вигурдом, и тут Фока снова попытался толкнуть меня в бок, правда, на этот раз он действовал гораздо осторожнее.
   «Слушаю тебя…» – подумал я.
   «Захвати для нас орешков… – попросил Фока тоном подлизы. – А то мы сейчас должны отлучиться… по делам… Пообедать не успеем…»
   «Хорошо, – мысленно улыбнулся я. – Только скажи мне, куда подевалась Кроха?»
   «Да никуда она не подевалась, – самым беспечным тоном ответил Фока. – Как только понадобится, она тут же будет рядом…» – И его остренькие зубки сверкнули из-под приподнявшейся верхней губы.
   В следующий момент Топс и Фока исчезли, а мы остановились около входа в гостиницу. Соскочив на землю, мы привязали лошадей к каменным столбикам, расставленным специально для этой цели вдоль подъездной дорожки, и направились к дверям. При нашем приближении они распахнулись почти так же, как в международном аэропорту Шереметьево. За дверями, вытянувшись в струнку, стоял на задних лапах и поедал нас глазами… огромный, ростом с хорошую овчарку, черный кот с большим белым пятном на груди.
   – Ты кто?! – ошарашенно спросил я у кота, и только потом мне в голову пришла мысль, что он вряд ли сможет мне ответить. Однако котяра открыл розовую пасть и промурлыкал мягким баритоном:
   – Меня зовут Кайт Ши Большие Уши… Работаю здесь… швейцаром…
   – Ну и как, свободные места есть?… – поинтересовался я, глуповато улыбнувшись.
   Хорошо, что в этот момент моя физиономия была прикрыта забралом, а то этот невероятный кот вполне мог обидеться на меня за эту улыбку. А так он вежливо шаркнул задней лапой и, промурлыкав:
   – Для благородных сэров в «Приюте странника» всегда найдется столик… – плавно повел передней лапой, приглашая нас внутрь.
   Через короткий, широкий вестибюль мы прошли в общий зал и огляделись. Свободных столиков было в избытке, видимо, сказывалась удаленность гостиницы от города. Я уже было собрался усесться за один из них, как вдруг рядом со мной на паркет опустилась здоровенная птица, напоминающая грача, и раздался высокий, с повизгиванием, голосок:
   – Для благородных сэров имеются отдельные кабинеты с видом на прекрасный вид…
   – Это именно то, что нам надо… – вежливо проговорил сэр Вигурд. – Укажи, какой из них мы можем занять…
   Грач подпрыгнул, расправил крылья и медленно поплыл вправо, в сторону глухой стены с целым рядом дверей. Опустившись около одной из них, Грач повернулся в нашу сторону и отрекомендовал:
   – Голубой кабинет, для особ особо обособленных…
   Я, признаться, совершенно не понял, почему это мы «особо обособленные особы», но спорить с птицей не стал, а просто открыл предложенную дверь. За ней располагалась небольшая комната, стены которой были обиты веселенькой тканью… зеленовато-желтого цвета.
   – Милостивый государь, – повернулся я к нашему не совсем обычному метрдотелю. – Ты ничего не перепутал? Это действительно голубой кабинет?!
   – Абсолютно точно! – резким, не допускающим сомнений тоном подтвердил Грач. – Это кабинет для персон с голубой кровью!
   – А… в этом смысле… – пробормотал я и шагнул внутрь.
   Почти всю комнату занимал обеденный стол, уже накрытый и с расставленными для двух персон приборами. У меня возникло такое ощущение, что нас здесь поджидали. Мы с сэром Вигурдом расположились в удобных полукреслах, стоявших напротив друг друга, и рядом со мной тут же появилась миловидная блондинка, в темном платьице, белом передничке и белой наколке. Протянув мне мелко исписанный листок плотной бумаги, она выхватила из кармана крошечный блокнотик и карандаш и замерла в почтительном ожидании.
   – Так… – медленно протянул я, изучая предложенное меню. – Обед наш должен быть хорош, поскольку мы не знаем, когда опять сможем вкушать пищу в столь приятной обстановке.
   Обед наш был действительно вкусен и обилен, а вот разговор за столом никак не клеился. Сэр Вигурд все время поглядывал в окно на пролегавшую за оградой Северную имперскую дорогу. Она была в общем-то пуста, но тем не менее занимала все внимание моего друга. В конце обеда у меня было появилась мысль заночевать в этом уютном местечке, но вспомнив о том, в каких условиях томится Юркая Макаронина, я решил продолжать путь. Единственное, что я сделал, это вдобавок к съеденному обеду заказал кое-что из продовольствия, не забыв и орехов для каргушей.
   Спустя час с небольшим наши кони снова уносили нас по вконец обезлюдевшему тракту на север империи, к горной резиденции Демиурга. На крупе моей кобылы Топс и Фока лихо щелкали орехи, разбрасывая шелуху по сторонам. Дорога уводила нас под темно-синие кроны густеющего леса, за которым уже начало скрываться солнце.

Глава 8

   Гладко было на бумаге, да забыли про овраги!…
Любимая пословица старого землеустроителя

   Солнце село, и вслед за этим довольно быстро стемнело. Черный камень дороги совершенно растворился среди придорожной травы и низеньких кустиков, служивших опушкой чуть отступившему от дороги лесу. Я уже подумывал о том, что нам придется заночевать в этом самом лесу, как вдруг между толстых, но редких стволов мелькнул крохотный огонек. Сэр Вигурд тоже заметил огонь и, придержав лошадь, вопросительно обернулся ко мне.
   – Посмотрим… – ответил я на его невысказанный вопрос, и мы свернули с отдающего цокотом камня дороги в мягкую, глушащую лошадиный топот, траву. Проехав с километр по темному, молчаливому лесу, мы приблизились к высокому, в два полных этажа с мансардой, дому, рубленному из бревен и обнесенному невысокой изгородью. Крыльцо в четыре ступени отыскалось быстро, поскольку находилось рядом со светящимся окошком, и мы, спешившись и прихватив свои дорожные мешки, поднялись к входной двери. Однако постучать мы не успели, из-за двери донесся глуховатый басистый голос:
   – Ну и кого это, на ночь глядя, принесло?…
   Что-то, но явно не голос, подсказало мне, что вопрос задала женщина, поэтому я поднял забрало шлема и, легонько стукнув в дверь, проговорил:
   – Хозяйка…
   И тут же вспомнил нашу старую, еще студенческую присказку:
   – Попить не дашь, а то так есть хочется, что даже переночевать негде!…
   За дверью что-то удивленно хмыкнуло, потом звякнуло, а потом дверь… широко распахнулась. За дверью, освещенная слабым колеблющимся светом свечки, стояла… Фомина Фекла Федотовна собственной персоной!
   Появление двойника моей знакомой Бабы Яги в этом явно неземном лесу настолько меня ошарашило, что я буквально потерял дар речи. Распахнув рот, я вытаращился на старушку, а бабка тем временем пристально рассматривала меня своими глазками-буравчиками.
   Молчание наше продолжалось довольно долго, не меньше минуты, и наконец бабуля не выдержала:
   – Ну и рожа у тебя, сынок, прям как у настоящего… благородного сэра! Такой сквота зарежет, и никто не удивится!
   Я суетливо проглотил накопившуюся во рту слюну и брякнул:
   – Ты, мать, тоже мне нравишься!…
   Бабкина физиономия вдруг расплылась в улыбке, и она, чуть подавшись внутрь, проговорила:
   – Ну проходи… Люблю языкатых!…
   – Я не один, – предупредил я Бабу Ягу. – Друг со мной…
   – Ну пусть и друг проходит… – добродушно фыркнула бабка.
   Как только мы вошли в прихожую, бабка снова выглянула во двор и, вглядевшись в темноту, удовлетворенно проговорила:
   – Вы, значит, верхами… О лошадках, значит, тоже позаботиться надо…
   И вдруг она оглушительно свистнула. По двору заметались заполошные, едва различимые тени, а бабка гаркнула басом:
   – Лошадок отведите в сараюху, расседлайте, напоите, корму задайте!… Да не вздумайте щекотать, а то я вас, охальники, знаю!…
   Отдав это распоряжение, хозяйка со стуком захлопнула дверь и повернулась к нам:
   – Ну что ж, благородные сэры, проходите в дом, только не обессудьте, спать будете вместе – нету у меня столько свободного места, чтобы раздельно вас положить…
   «Это при таких-то хоромах…» – обиженно подумал я, но указывать хозяйке на ее… недостатки не стал.
   Она провела нас через прихожую к крутой лестнице, уходившей вверх. Поднявшись на второй этаж, мы оказались в коротком коридоре, в который выходили двери четырех комнат. Бабка толкнула первую справа и вошла в темную комнату.
   Мы шагнули следом, и я успел заметить, как наша хозяйка замысловато взмахнула рукой, после чего комната озарилась красноватым светом висевшей под потолком лампы.
   Комнатка была не скажу, чтоб большая. Скорее ее можно было бы назвать крошечной. В ней едва поместились две узкие железные койки, явно похищенные из какого-то советского общежития, застеленные тонкими серыми одеялами, стянутыми там же. Между кроватками втиснулась крошечная тумбочка неизвестного предназначения, и больше никакой мебели в нашей спаленке не было.
   – Железо свое поставите сюда. – Бабка показала на пространство между задними спинками кроватей и стеной комнаты – доспехи действительно могли там разместиться.
   – А переодеться-то у вас есть во что? – полюбопытствовала Баба Яга. – Или кроме еды, питья и ночлега вам еще и рубахи надо дать… чтоб не мерзли?
   – Об этом, мамаша, можешь не беспокоиться… – впервые подал голос сэр Вигурд, приподнимая свой мешок.
   Бабка покосилась на его голубоватые доспехи, перекинула взгляд под открытое забрало и с некоторым одобрением пробормотала басом:
   – Ишь ты, сэр-то и впрямь благородный… Только молоденьки-и-и-й!…
   Потом снова посмотрела на меня и добавила:
   – Располагайтесь. Ужинать будем в столовой через… – она подняла глазки к потолку и с секунду думала, – …через полчаса. А… удобства…
   «Во дворе!…» – обреченно подумал я.
   – …на первом этаже, – успокоила меня старуха и вышла из комнаты, притворив за собой дверь.
   Мы еще раз оглядели комнату, и я положил свой мешок на ближнюю ко мне правую койку.
   – Ну что ж, – вздохнул сэр Вигурд. – Все-таки крыша над головой… – и принялся освобождаться от доспехов.
   Я зашел в предназначенный для хранения моего вооружения закуток и последовал его примеру.
   Выбравшись из панциря и закрыв его, я посмотрел на свой джинсовый костюм, подумал и, решив, что не стоит смущать старушку необычностью своего наряда, вытащил из мешка свой черный камзол. Сэр Вигурд возился со своими доспехами гораздо дольше, зато ему не пришлось переодеваться, поскольку под латами на нем был вполне пристойный дорожный костюм местного фасона. Аккурат через полчаса мы были готовы к тому, чтобы занять свои места в старушкиной столовой. Вот только где она находилась?!
   Однако сэр Вигурд, выйдя из комнаты, без колебаний направился к лестнице, по которой мы поднимались наверх. Я, чуть задержавшись, чтобы наложить коротенькое заклинаньице на дверь нашей комнаты, последовал за ним.
   Спустившись в прихожую, мы увидели прямо напротив лестницы открытую дверь, за которой тянулся слабо освещенный коридор, заканчивавшийся еще одной дверью. А за этой, второй дверью, выглядывал краешек стола, накрытого белой скатертью. Обоснованно решив, что это и есть искомая столовая, мы заторопились вперед.
   Комната действительно оказалась столовой или, если хотите, столовой, совмещенной с кухней – прямо-таки в полном соответствии с евростандартом. В центре располагался небольшой стол, накрытый на четыре персоны и обставленный четырьмя жесткими стульями с высокими спинками.
   Дальнюю от входа стену занимала огромная печь, возле которой с ухватом в руках суетилась хозяйка. Два дымящихся чугуна уже стояли на шестке, а третий она как раз доставала из зева печи, больше похожего на камин из каминного зала старого шотландского замка.
   Неизвестно каким образом почувствовав наше присутствие, бабка, не оборачиваясь, спросила:
   – Удобства нашли?…
   – Нам пока без надобности… – небрежно ответил я.
   – Тогда прошу к столу… – пробасила бабуля.
   Мы с Вигурдом прошли вперед и, разделившись, уселись друг против друга на длинных, гостевых, сторонах стола. Едва мы подвинули стулья, бабка обернулась и, посмотрев куда мы сели, довольно хмыкнула:
   – Вы для странствующих благородных сэров чересчур воспитаны…
   Затем она снова повернулась к своей печи, а я осмотрел стол.
   Посуда стояла на столе фаянсовая, стопочки были весьма поместительные, толстого стекла, а столовые приборы, лежавшие возле тарелок, и вовсе деревянными. Закуски, разложенные в глубоких, белой глазури, мисках и широких тарелках были весьма немногочисленны и просты – мелко наструганная редька с морковкой под постным маслом, капуста, явно заквашенная еще в прошлом году, нехорошего вида соленые огурцы, разварная холодная рыба, отделенная от костей и перемешанная с какой-то зеленью. Что лежало еще на двух блюдах, я не понял и про себя решил этого не пробовать, тем более мне показалось, будто содержимое этих блюд… шевелится.
   Долго рассматривать стол и соображать, что можно есть, а что не стоит, мне не дали. Почти сразу же, как только мы уселись, хозяйка принялась таскать на стол большие глубокие миски, наполненные чем-то горячим и… весьма пахучим. В заключение бабуля поставила в центре стола большую, четвертную бутыль, наполненную мутной жидкостью. А затем, довольно оглядев стол и пробормотав себе под нос:
   – Ну, погуляем!… – Баба Яга уселась во главе стола. Взяв свою стопку и зачем-то посмотрев сквозь нее на свет, она стрельнула своими глазками в мою сторону:
   – Ну, говорливый, наливай по первой! Да поухаживай за дамой…
   Я поднялся со стула, взял бутыль в руки и выдернул из ее горлышка тряпичную затычку. В нос мне шибануло едким сивушным духом.
   «Первач!» – удивился я про себя, но виду не подал. Разлив, как приказала бабка, «по первой», я поднял свой «бокал» и торжественно произнес:
   – За хозяйку этого гостеприимного дома!… Чтоб у нее всегда было в доме полное изобилие.
   И тут же опрокинул стопку в глотку. По моему пищеводу заструился жидкий огонь, но я умело задержал дыхание, а затем отломил корочку хлеба и шумно занюхал выпитое.
   Бабка следила за моими манипуляциями с большим интересом, а вот сэр Вигурд с явным опасением. «Какой все-таки неоценимый опыт дала мне моя репортерская работа!» – подумал я, сжевывая свою корочку и накладывая себе на тарелку исходившей паром, рассыпчатой пшенной каши с жареным луком.
   Бабуля одобрительно кивнула и медленно, маленькими глоточками, вытянула свою стопочку, пошамкала тощим ртом, словно смакуя выпитое, пошевелила своими величественными бровями и потянулась к маринованным грибкам.
   Сэр Вигурд перевел взгляд со старушки, ловившей ложкой грибы, на свой стаканчик и вдруг спросил:
   – Сэр Владимир, ты уверен, что это можно пить без вреда для здоровья?…
   Бабка немедленно прекратила свои манипуляции с грибами и уставилась на моего друга. Поизучав его несколько секунд, она перевела взгляд на меня, словно дожидаясь моего ответа.
   – Это, конечно, не бургундское, – с видом знатока ответил я. – Но в своем роде весьма замечательный напиток… особенно с устатку!
   Бабка снова одобрительно кивнула и вернулась к своим грибам, а сэр Вигурд поднес стопочку к губам и понюхал содержимое. Его физиономия скривилась самым недопустимым образом, и он враз осипшим голосом проговорил:
   – Я сомневаюсь, что этот напиток пойдет мне на пользу…
   – Сынок, – неожиданно пробасила хозяйка, – нешто ты думаешь, я вас отравить хочу?! Пей, не сомневайся, вон твоему другу как хорошо стало!…
   Мне действительно стало хорошо! Во всем теле у меня образовалась приятная легкость, а на лбу выступили капельки пота, не то от выпитого, не то от того, что я весьма энергично размахивал ложкой, уписывая щедро сдобренную маслом кашу.
   – Глянь, как у него аппетит разыгрался! – довольно добавила бабка. – И ты не задерживай давай! Что стопку греешь, это тебе не коньяк какой-нибудь!
   Сэр Вигурд наконец решился. Быстрым движением он поднес стопку к губам и, не раздумывая, сделал большой глоток… Бедняга!!! Он явно не умел пить то, что горит! Глаза у него вылезли из орбит, лицо сделалось свекольного цвета, рот некрасиво открылся, и он принялся хватать губами воздух, словно в горле у него задвинули заслонку.
   Бабка снова оторвалась от своих грибов и с глубоким осуждением взглянула на засипевшего, словно прорвавшаяся паропроводная труба, маркиза.
   – Слабак! – пробасила она и покачала головой. – А еще странствующий рыцарь!
   – Просто он странствовал до сих пор вдали от ваших мест… – попытался я несколько оправдать своего друга, но каша во рту мешала мне ясно выразить свою мысль.
   Тем не менее наша хозяйка вполне меня поняла и сменила свое недовольство на сочувствие:
   – А-а-а… Значит, все больше по югам?… Тогда оно конечно… там винограды-мандарины, вина-чачи разные… То-то я смотрю, совсем вкус у парня испорчен! Ну а ты, похоже, местный?… – Бабуля посмотрела на меня, и ее глазки блеснули из-под кустистых бровей.
   – Да как сказать… – чуть не поперхнулся я. – Вообще-то нет, но кое-какие местные обычаи мне знакомы… Кстати, хозяюшка, как тебя величать-то?…
   Бабка неожиданно отложила ложку в сторону и, пошевелив бровями, с полной серьезностью переспросила:
   – Меня-то?… А зачем тебе?…
   – Ну, как зачем?! – удивился я. – Мы же должны знать имя хозяйки дома! Не могу же я к почтенной даме обращаться «эй, ты!».
   – А вас как зовут? – неожиданно поинтересовалась бабка, и тут я вспомнил, что мы действительно до сих пор не представились. Поднявшись со стула, я снова наполнил хозяйскую и свою стопочки, а затем несколько развязно произнес:
   – Позволь, дорогая хозяйка, представиться! Я – князь Владимир, шестнадцатый лордес Москов, Черный Рыцарь по прозвищу Быстрая Смерть!…
   – Это у тебя у одного столько имен?! – удивленно перебила меня старуха.
   – И заметь, что сам я придумал только одно из них! – поднял я вверх левый указательный палец. – Да и то не я!…
   Тут я немного задумался над тем, что произнес, но быстро плюнул на это дело – не стоило над этим думать, ну сказал, и сказал. Вместо этого я решил представить моего молчаливого друга:
   – А это – маркиз Вигурд, шестой лордес Кашта. – Здесь мой взгляд сфокусировался на сэре Вигурде и я увидел, что лицо у него стало вполне нормальным, только он почему-то очень широко улыбается. – Очень симпатичный сэр, самый настоящий – благородный, – добавил я и тоже заулыбался.
   – Ну а меня, благородные сэры, называют фрау Холле, а хорошие друзья – матушка Берта… – пробасила в ответ на наши улыбки хозяйка.
   – Матушка Берта!… За нас!… – вскинул я свою стопку и лихо осушил ее.
   Фрау Холле немедленно последовала моему примеру и, поставив стопку на скатерть, потянулась к тому самому блюду, закуска в котором шевелилась. Поймав мой заинтересованный взгляд, она улыбнулась в ответ и спросила:
   – А что, князь, пиявочек, маринованных в жизненном тонусе, не желаешь?… Весьма способствует!… – и вдруг басовито расхохоталась.
   – Нет, Берта, – покрутил я головой. – Я лучше капустки…
   – Вегетарианец, значит!… – констатировала бабка с двусмысленной улыбкой на узких губах.
   Закусив, старушка задала новый вопрос:
   – Едете вы, значит, с юга… Столицу, наверное, проезжали?…
   – Да, – ответил я, – проезжали… Проехали… Теперь дальше едем…
   – И куда ж вы путь держите?…
   – В горы, в горную резиденцию Демиурга! – гордо ответил я.
   – И что вы там забыли? – неожиданно безразличным тоном прошамкала старуха, шаря по столу взглядом.
   – Дело у нас к Демиургу!… Секретное!…
   Мамаша Берта поставила локти на стол, положила на ладони подбородок и, пригорюнившись таким образом, вдруг тяжело вздохнула:
   – Вот… Всё с делами… И никто к нему не заедет просто так… поболтать!…
   – Ну откуда ты знаешь? – резонно возразил я. – Может, к Демиургу каждый вечер… это… поболтать приезжают?…
   – И-и-и-их! – басом взвизгнула бабка. – Кто к нему приезжает?! Да никого у него не бывает, кроме этих самых теней! Уж я-то знаю, сама все видала!
   – Чего ты видала, старая?! – усмехнулся я.
   – А ты не надсмехайся, не надсмехайся! – мгновенно окрысилась фрау Холле. – Если хочешь знать, я в этой его горной резиденции почти восемь годов прожила… Меньше года, как домой вернулась…
   Вот тут я и протрезвел!!!
   Метнув взгляд в сторону сэра Вигурда, я мгновенно понял, что полстопки бабкиного первача напрочь вывели его из строя, так что рассчитывать мне приходилось только на себя, на свою репортерскую выучку.
   – Ты видела Демиурга всего год назад?…
   Я, как мог, постарался задавить свое изумление, но это мне не слишком удалось, однако мамаша Берта ответила мне совершенно спокойно:
   – Меньше года…
   – А что ты делала у него в резиденции?…
   Этот мой вопрос прозвучал гораздо естественнее, мне удалось совладать с волнением.
   – Чтоб ты знал, милый, – довольно гордо ответила фрау Холле, – я лучшая нянька на всем белом свете!
   – Лучшая кто?!!
   Я уронил ложку и едва успел подхватить собственную челюсть, чтобы она не стукнула о столешницу! Бабка объявила себя лучшей в мире нянькой, хотя с такой внешностью, как у нее, из детей можно было только заик делать.
   Видимо, мое неподдельное изумление ей очень не понравилось. Видимо, она почувствовала, в чем кроются корни этого изумления. Потому сначала она ответила на мой некорректный вопрос нехорошим взглядом, а затем весьма противным басом:
   – Нянька лучшая!… И представь себе, недоверчивый сэр, что сам Демиург умолял меня нянчить его малыша!…
   Вот тут я даже и сказать ничего не смог! То ли бабка отчаянно врала, чтобы повысить собственный авторитет, то ли… получалось уже совершенно невероятное!
   Фрау Холле между тем, видимо, от незаслуженной обиды, схватила бутыль, выдернула затычку и нервно припала безгубым ртом к горлышку. Когда она со вздохом отвалилась от посуды, жидкости в ней значительно поубавилось. Да и я за эти несколько секунд немного пришел в себя.
   – Выходит, у ва… нашего Демиурга… ребеночек появился?… И давно это случилось?
   – Я ж тебе сказала – почти восемь лет назад…
   – А, ну да!… – Я вспомнил, что бабка действительно говорила, что прожила в резиденции Демиурга почти восемь лет. – А почему ты… домой вернулась?
   – Я занимаюсь только малышами!… – гордо ответила фрау Холле и звонко икнула. – А Кушамандыкбараштатун уже сильно подрос…
   – Кто… прости… подрос?…
   – Да ты что, совсем, что ли, запьянел?! – возмущенно уставилась на меня матушка Берта, но глазки явно ее подводили. Они ни в какую не хотели смотреть прямо на меня, а постоянно сваливались в разные стороны. Тем не менее бабуля меня разглядела и самым строгим голосом продолжила: – Я ж тебе объясняю – я нянька, занимаюсь совсем маленькими детьми… Когда малыш Демиурга – Кушамандыкбараштатун подрос, я ушла из горной резиденции. А уж он так ревел, так ревел! Никак не хотел со мной расставаться!
   И бабка снова пригорюнилась.
   – Кто ревел? – задал я новый некорректный вопрос. – Демиург ревел?…
   Фрау Холле явно была трезвее меня. Она не обратила внимания на мою бестактность, а только горестно покачала головой:
   – Нет, не Демиург… Кушамандыкбараштатун ревел… Все глотки себе сорвал!
   – А этот Кушаман… дырбар… шатун… ну, ты понимаешь, о ком я, он точно этот… отпрыск Демиурга?
   – А то! – воскликнула мамаша Берта. – Он же вылитый отец!
   – Так что ж ты его покинула, он же ревел?…
   – Большой он уже стал… Не справлялась я с ним…
   И фрау Холле снова с тоской взглянула на бутыль. Протянув задрожавшую руку, она взялась за горлышко, но в этот момент в ней, видимо, взыграло чувство гостеприимства. Бабка ткнула в мою сторону зажатой в кулаке бутылкой и спросила:
   – Ты будешь?…
   – Давай… – пробормотал я, пододвигая ей свой стаканчик.
   Старуха набулькала полный и перевела взгляд на сэра Вигурда. Я тоже перевел на него взгляд и увидел, что мой молодой и неопытный друг спит, положив голову на согнутые руки, хорошо еще, что тарелку, наполненную какими-то овощами, он успел отодвинуть в сторону.
   – А ты будешь? – раздался бас хозяйки, и я снова посмотрел на нее. Фрау Холле смотрела в затылок Вигурда, которому и адресовала свой последний вопрос.
   – Нет, – ответил я за друга. – Он не будет… Он устал…
   – Тогда давай выпьем за… – бабуля подвигала своими замечательными бровями и закончила тост, – …за… тех, кто в море-окияне!…
   – Давай, – поддержал я, и мы выпили. Я из стаканчика, бабушка из бутылочки.
   Прикончив напиток, фрау Холле с неодобрением взглянула на бутылку, потом на меня и неожиданно рявкнула:
   – А теперь вам спать пора! Завтра рано подниму – ночлег отрабатывать будете!
   – Хршо! – согласился я и встал из-за стола. – Сэр Вигурд, следуй за мной!…
   Но сэр Вигурд и не подумал прислушаться к моим словам, он все так же спал, сидя за столом и положив голову на руки.
   Я пошел вокруг стола в его сторону и вдруг увидел, что тарелка, стоявшая около пустого стула, наполнена вареной перловкой, которая методически, небольшими порциями… исчезает в неизвестном направлении! С минуту я рассматривал этот феномен. Когда же вместо исчезнувшей каши на тарелке образовалась горка квашеной капусты, которая принялась исчезать тем же самым непонятным образом, я повернулся к бабушке и привлек ее внимание к творящемуся за столом безобразию: