Малинин Евгений. Драконье горе

   – Корень бузины… лягушачьи лапы… слеза сизого селезня… а это что? Это зачем же я это взяла?… Ах, ну да!… Крокодилья чешуя это для… ага… Омела?! Ну вот уж омела здесь совершенно ни при чем!… Или при чем… Надо собраться… с мыслями… Петрушка!… Корень!… Но это же для завтрашнего супа!… Так! начнем все сначала! Это сюда…
   И она уложила что-то холодное и скользкое на мои плечи.
   – Это под сердце…
   И на грудь мне легла шероховатая, чуть теплая ветошь.
   – А это на голову… Ведь он сквот, значит, помнит головой.
   И мне на лоб упали три… нет, четыре горячие капли.
   – Так, готово… – проворчала старуха. – Начнем!… Хорошо, что ты спишь!
   Она набрала в грудь воздуху и дунула мне в лицо с такой силой, что пламя свечи на стене заколебалось. Выдохнув весь запас воздуха, старуха вместо того, чтобы вдохнуть, принялась быстро и на первый взгляд бессистемно размахивать надо мной руками. Прошла минута, другая, и вдруг мне показалось, что эти темные мятущиеся руки превращаются в узкие длинные крылья… нет, в плавники… нет, снова в крылья! Послышался шорох воздуха, разрезаемого перьями на тоненькие ломтики, и вдруг в тон этому шороху старуха тихо завыла!
   Сначала шорох и вой звучали отдельно и… дисгармонично, но вскоре они стали переплетаться самым странным, неожиданным образом, тонуть друг в друге, выталкивать друг друга на поверхность звучания, и наконец из них сложилась тоскливая, заунывная мелодия. Эта мелодия, казалось, просачивалась внутрь моего тела сквозь поры кожи, наполняла меня, растворяла мое существо, поглощала меня. Мне стало вдруг все безразлично, сонно, вяло…
   И именно в этот момент мелодия кончилась, причем смолкли и шорох воздуха, и вой старухи. Я снова увидел ее лицо, оно было совершенно трезво и бесконечно устало. Бабка медленно провела сухой прохладной рукой по моей груди и тихо шепнула:
   – Ну вот… Ты все и забыл… И ладушки!…
   Она повернулась и медленно пошаркала к выходу, не забыв прихватить с собой свою свечу. В комнате снова наступил мрак.
   «Все», – подумал я и… открыл глаза. Передо мной в каком-то призрачном тумане плавало мутное, черно-белое изображение редкого леса, заросшего оврага и напряженно-выжидающих физиономий сэра Вигурда, баггейна Барбата и… моей любимой кобылы.
   Спустя секунду после того, как я открыл глаза, баггейн пискнул:
   – Смотри, глаза открыл, значит, в себя приходит…
   «Мало мне Фоки, – безразлично подумал я. – Еще одна пищалка навязалась…»
   Я снова закрыл глаза и тряхнул головой. В голове явственно что-то звякнуло, и когда я вновь открыл глаза в мир, тот ответил мне утренней, яркой, цветной улыбкой. Такой же улыбкой встретили мое возвращение и мои друзья, включая мою кобылу.
   Я встал с пенька и осторожно погладил лошадь по носу, а затем повернулся к сэру Вигурду:
   – А ты знаешь, маркиз, я ведь… вспомнил, что разболтала мне бабка за вчерашним ужином!… Совершенно невероятная вещь!…
   – Это секрет? – без всякого видимого интереса спросил сэр Вигурд.
   – Да нет… Услышал я это в застольном разговоре, никаких клятв с меня не брали, так что… А известие такое, что у нашего Демиурга малыш имеется!…
   – Кто имеется?! – изумился маркиз, почти так же, как изумился я вчера вечером.
   – Малыш, ребенок, киндер!… – пояснил я для несообразительных и сомневающихся.
   – И ты думаешь, что это правда?
   – Фрау Холле утверждала, что она была у отпрыска Демиурга нянькой, поскольку она – самая лучшая нянька в мире! И мне почему-то кажется, что эта информация очень нам пригодится!
   – И каким образом?… – состроил скептическую физиономию сэр Вигурд.
   – Не знаю… – честно признался я. – Пока не знаю… Вот найдем Демиурга, тогда, возможно, узнаю…
   Я еще раз оглядел окрестности и добавил:
   – А сейчас, мне кажется, мы вполне можем продолжить наше путешествие.
   Сэр Вигурд молча кивнул и направился к своему бронированному коню, привязанному к тоненькому стволику.
   Я поднялся в седло, повернулся к баггейну и увидел вместо остроухого сквота некую, весьма неказистую, помесь… осла с трепетной ланью. Вернее сказать, это был осел с рогами. И этот осел с довольной улыбкой смотрел на меня.
   «Он еще к тому же и шутник!» – подумал я, а вслух сказал:
   – Ну, двинулись… перевертыш!…
   Первым двинулся сэр Вигурд. Его закованный в броню конь неторопливо шагал вперед, прокладывая тропинку для моей лошадки, а позади меня трусил осел Барбат, помахивая рогатой головой. Минут через пять я заметил, что каргуши о чем-то перешептываются, но не успел спросить в чем дело – они вдруг исчезли с крупа моей лошади и образовались на спине Барбата.
   Болтливый Фока тут же пояснил: «Ты, сэр Владимир, не обижайся, но у нас теперь своя лошадка имеется».
   «Да на здоровье, – спокойно ответил я. – Только смотрите, чтобы эта лошадка вас куда-нибудь не туда не завезла».
   Барбат, видимо, тоже уловил мою мысль, поскольку немедленно прибавил ходу и пошел, буквально наступая на задние копыта моей лошади. При этом он еще энергичнее принялся кивать, так что его прямые, острые рожки того и гляди могли воткнуться в ногу моей кобыле. Лошадь вроде бы никакой опасности не чуяла, а вот я забеспокоился. Повернувшись в седле, я бросил взгляд сквозь решетку забрала, а затем съехал с протоптанной тропинки и предложил:
   – Топай-ка ты, Барбат, вперед…
   Осел остановился и вопросительно посмотрел на меня, явно не желая оставлять свою позицию в арьергарде.
   – Если вдруг на нас нападут сзади, тебя прикрою я, а если спереди – сэр Вигурд, – пояснил я, и сообразительный баггейн, мотнув башкой, тут же проскочил вперед. Я двинулся следом, замыкая нашу компанию и радуясь, что теперь в опасности не моя кобыла, а конь маркиза. Правда, конские доспехи вполне могли защитить лошадь сэра Вигурда от «головного украшения» баггейна.
   Вскоре мы выехали на Северную имперскую дорогу, и наши лошади перешли на рысь и пошли рядом, оставив сопровождавшего нас осла чуть сбоку.
   Я с интересом оглядывал окрестности, тем более что лес отодвинулся от дороги довольно далеко, давая место полям, лугам, маленьким, не часто встречающимся деревенькам.
   Так, без особых приключений мы проехали километров десять, и тут я заметил, что дорога стала сужаться. Потом с нее как-то незаметно исчезло каменное покрытие и копыта наших лошадей начали утопать в мягкой дорожной пыли. Северная имперская дорога превратилась в самый заурядный сельский тракт, принялась петлять, ухабить, ветвиться.
   – Интересно, – прервал я молчание. – А принц уверял меня, что шикарный, мощеный северный тракт тянется до самого Темста! Куда ж он подевался!
   – Никуда он не подевался, – усмехнулся сэр Вигурд. – Подевались деньги, отпущенные казной на строительство этого тракта…
   – Ты хочешь сказать, их разворовали?
   – Я хочу сказать, что их хватило только на… часть дороги, а чтобы не огорчать принца, ему доложили об успешном окончании строительства.
   – А если принц узнает об… э-э-э… неточности этого доклада?
   – Откуда? – Усмешка не сходила с губ маркиза.
   – Ну, мало ли… Кто-нибудь расскажет, или сам сэр Каролус отправится по этой дороге…
   – Никто ничего ему не расскажет, поскольку все знают, как он гордится имперскими дорогами, и сказать ему, что дорога плоха, это значит нажить себе могущественного врага – он просто не поверит такому сообщению. Ну а насчет поездки принца… Члены императорского дома никогда не путешествуют на север.
   – Почему?… – искренне удивился я такому сообщению.
   – Как я слышал от отца, а он хорошо знает двор, все венценосные особы, начиная с прапрадеда нынешнего императора, очень не любили горы… И принц Каролус не исключение.
   Ответ сэра Вигурда был сказан совершенно серьезным тоном, но я тем не менее не удержался от иронии:
   – Неужели до такой степени, что даже не желают прогуляться на несколько километров в их сторону?…
   – Именно! – подтвердил сэр Вигурд мое ироничное замечание. – Говорят, это как-то связано с горными гномами, но точно никто ничего не знает.
   «Императоры, горы… – неожиданно вмешалась в наш разговор писклявая мысль Фоки. – Ты, сэр Владимир, посмотри вокруг, по-моему мы просто заблудились!…»
   Я, как и было посоветовано, посмотрел вокруг. Синий лес снова подступил к самым обочинам дороги, превратившейся уже в какой-то заброшенный проселок. Местами короткая синяя трава перехлестывала проезжую часть, показывая, насколько часто пользуются этим императорским трактом. А стоявшая вокруг тишина и впрямь наводила мысль на то, что мы безнадежно заблудились! И только мягкий топот копыт наших лошадей несколько успокаивал, да еще юное, безмятежно-уверенное лицо сэра Вигурда, со спокойно глядящими вперед глазами.
   Тут мне в голову пришла мысль о том, что я слишком давно не видел Кроху, – мысль тревожная и тоскливая. Посмотрев на двух каргушей, трясущихся на осле-баггейне, я, чуть поколебавшись, спросил как можно безразличнее:
   «Фока, ты у нас все знаешь, не подскажешь, куда подевалась наша фея, что-то я ее давненько не видел…»
   Оба каргуша как по команде повернули свои остроносые мордочки ко мне и даже, как мне показалось, перестали трястись. Потом оба ощерились в своих ехидных улыбочках, и Фока пропищал:
   «Что, сэр Владимир, уже соскучился?»
   «Ну и соскучился, – признался я. – А что в этом странного? Я и не скрываю, что мне Кроха очень нравится!»
   И вдруг Топс самым серьезным тоном заявил:
   «А ты знаешь, Человек, что фею на самом деле зовут совсем не Кроха?»
   «А как?!» – удивился я.
   «Мы не знаем, но в ее наказание включено и изменение имени».
   «Почему?» – еще больше удивился я.
   «Неизвестно… – Топс почесал свой зеленый затылок. – Может быть, чтобы ее любезный сквот не смог ее отыскать?»
   Почему-то это упоминание о бывшей пассии моей феи задело меня самым неприятным образом, но я пересилил себя и сказал:
   «И все-таки мне кажется, что Демиург слишком строг к Крохе!… Ну, подумаешь, колдовала она для этого сквота, ну и что?! Не верю я, что от этого был какой-то большой вред!»
   Обе остроносые мордочки снова повернулись ко мне, и две пары темных глаз-бусинок уставились под мое забрало.
   И на этот раз на мордах каргушей читалось удивление и тревога.
   «Ты не понимаешь, – строго проговорил Топс. – Если Демиург не запрещает в общем-то фейри обучать сквотов магии, это не значит, что можно передавать этим… калекам скрытое знание. Одно дело научить сквота поджигать с ладони огонь в камине и совершенно другое – поджигать вздохом дома или гасить взглядом звезды!…»
   «Подожди! – остановил я Топса. – Разве Кроха учила своего… ну, этого, гасить взглядом звезды?! Зачем?! И потом, почему ты называешь сквотов калеками?!»
   «Ой, ой, – темпераментно запищал Фока. – Сколько вопросов, сколько вопросов!…» – но, получив толчок в спину от Топса, обиженно замолчал, а Топс продолжил свои объяснения:
   «Я не знаю, чему учила Кроха своего любимчика. – „Какое хорошее словечко!“ – подумал я. – А только не за что Демиург облика и имени лишать не будет! Ну а насчет „калек“, так сквоты и есть калеки – они же не чувствуют разлитую вокруг магическую силу, они не ощущают ее течений, концентрации, ее готовности к действию и ее спокойствия! Кто ж они, если не калеки?…»
   Объяснение было исчерпывающим, но в нем меня очень заинтересовали некоторые слова!
   «Судя по тому, что ты только что сказал, Демиург лишил Кроху облика и имени… Значит, она на самом деле выглядит совсем не так, как… выглядит?…»
   Топс пожал плечами, и Фока вслед за ним пожал плечами, но ответил Топс:
   «Феи… очень красивые… Может быть, даже красивее, чем Белые Дамы…»
   «Но ты не станешь отрицать, что Кроха очень хороша собой?!» – воскликнул я, и вдруг моя кобыла резко пошла боком, едва не въехав в придорожные кусты.
   Сэр Вигурд с удивлением посмотрел в мою сторону, а осел шарахнулся от меня в сторону. Фока вцепился ослу в гриву, а Топс ухватился за Фокины трусы, и вместе они смогли все-таки удержаться на ослиной спине. Секунду спустя на мой вопрос ответил Фока:
   «Кроха хороша, никто не спорит, но феи – очень, очень красивы!»
   В этот момент в глубине сгустившегося леса резко вскрикнула какая-то тварь, и в тот же момент сэр Вигурд, выдвинувшийся во время моего разговора с каргушами вперед, остановил своего коня и предостерегающе поднял руку.
   – В чем дело?… – шепотом спросил я, подъезжая к маркизу.
   – За поворотом кто-то есть… – так же шепотом ответил он.
   Шагах в десяти – пятнадцати впереди нас дорога резко сворачивала вправо и была совершенно скрыта высокими, густо разросшимися кустами. После короткого лесного вопля вокруг воцарилась прежняя тишина, и мне было непонятно, что остановило сэра Вигурда, но он явно был уверен в том, что за поворотом нас кто-то поджидает.
   Несколько секунд мы простояли неподвижно, вслушиваясь в окружающую нас тишину, а затем я резко бросил забрало на лицо и тронул лошадь. Сэр Вигурд немедленно двинулся за мной следом, отставая на пол лошадиного корпуса.
   Мы миновали поворот и вначале я ничего не увидел – впереди все также вилась едва наезженная просека, по бокам которой высились деревья и кусты всех оттенков синего цвета. И только несколько секунд спустя я заметил, что на правой обочине совсем недалеко от поворота, на поваленном, полусгнившем стволе примостился… карлик – совсем маленького роста мужичок неопределенного возраста, наряженный в неброский синий кафтанчик, такого же цвета штаны и сапоги, на голове у него красовалась ярко-голубая тюбетейка, расшитая синими нитками.
   Карлик сидел совершенно неподвижно, однако его ярко светившиеся желтоватым огнем глаза внимательно наблюдали за нашим приближением.
   Я остановил свою лошадь шагах в пяти от него и, с интересом разглядывая занятную маленькую фигурку, произнес:
   – Добрый день…
   Карлик мигнул, поскреб пальцем свой намек на нос и неожиданно спросил:
   – Добрый?…
   – Я надеюсь…
   – Для кого?…
   – Ну… вообще…
   – Ты ведь – Черный Рыцарь?… – неожиданно сменил тему разговора карлик.
   – Совершенно верно… – ответил я.
   – Значит, для тебя он не добрый!… – ощерился карлик в довольно противной ухмылочке.
   – Это почему же?… – ответил я улыбкой на улыбку.
   – Потому что ты повстречал меня… Или потому что я повстречал тебя… Выбирай, как тебе больше нравится… – снова ухмыльнулся карлик.
   – Ну что ты! – вполне добродушно воскликнул я. – Мне попадались морды и пострашней твоей, и, как видишь, заикой я не стал!
   Ухмылка сползла с морщинистой физиономии карлика, он соскочил со своего бревна, чуть ли не по пояс утонул в густой траве и в своей синей одежке сразу стал похож на какой-то уродливый цветок.
   – Посмотрим, как ты будешь шутить, когда твою безмозглую голову насадят на пику и выставят у входа в мой замок! – прошипел он враз посиневшими губами, и после этой его угрозы я как-то сразу рассердился. Чуть тронув лошадь, я склонился к земле, как будто что-то высматривая в траве, и проговорил:
   – Слушай ты, незабудка бородатая, смотри как бы моя лошадь на тебя копытом не наступила!…
   И тут раздался голос моего юного друга:
   – Не соизволит ли неведомый нам карла назваться и объяснить причину, по которой он соизволил угрожать Черному Рыцарю!
   Только я хотел ответить маркизу, что мне глубоко наплевать на имя этого «карлы» и на самого «карлу» тоже, но «карла» опередил меня.
   Бросив в сторону выдвинувшегося вперед сэра Вигурда быстрый взгляд, он довольно презрительным тоном проговорил:
   – Меня зовут Оберон, если тебе, молокосос, это что-нибудь говорит, и я не думаю угрожать Черному Рыцарю, поскольку здесь нет никакого Черного Рыцаря! А вот этого самозванца, неизвестно каким образом добывшего Черные Доспехи, я уничтожу, потому что он посмел нанести оскорбление одному из моих подопечных, моих… почитателей.
   – Хороши ж у тебя почитатели, раз они удостаиваются моих оскорблений!… – насмешливо проговорил я, но Оберон вдруг вскинул вверх обе руки, и в его правой, зажатой в кулак ладони длинной спицей сверкнуло неизвестное мне оружие.
   – Кончилось время слов! – странно придушенным голосом воскликнул он. – Настало время дел!…
   В мгновение ока моя левая рука прикрылась щитом, с которого раздался короткий львиный рык, а в правой появился длинный меч, и его голубой глаз раскрылся в мир.
   В ту же секунду карлик вдруг перенесся метров на двадцать дальше от нас по дороге, а вслед ему прошелестел бархатный бас меча:
   – Оберон, я тебя предупреждал, чтобы ты не попадался больше на моем пути!… Берегись!…
   – Зрячий!… – дурным голосом заверещал карлик. – Ты в руке самозванца, не владеющего магией! Оставь его мне, или он надругается над Черными Доспехами!
   – Ты будешь учить меня, в чьей руке мне быть?! – насмешливо пророкотал бас. – Не пора ли тебе вернуться на родину твоей матери – Кефалония заждалась тебя!
   – Тогда пеняй на себя, Зрячий! – взвизгнул карлик и взмахнул своей спицей.
   Вынырнув призрачным языком из придорожных кустов, между мной и карликом поплыла белесая полоса тумана. Эта едва заметная полоска быстро уплотнялась, разбухала, клубясь и переливаясь, превращалась в непрозрачную голубовато-белую тучу, выбрасывающую вверх и вширь все новые и новые белесые клубы, подкатывая их под самые копыта наших лошадей.
   Я уже собрался подать свою лошадку назад, как вдруг она опустила голову и громко фыркнула прямо в этот непонятный туман. И вся эта туманная гора мгновенно рухнула как подкошенная, осела, растаяла миражом, а на ее месте осталась шеренга низкорослых косматых существ, отдаленно напоминающих равнинных горилл. Все они были одного роста, покрыты черным густым и жестким волосом, похожим на щетку для чистки напильников. Их руки от плеч и до запястий прикрывали металлические латы, на груди сверкали короткие нагрудники, и больше никакой одежды эти ребята не имели. Единственным местом, где у этих существ не росли волосы, были черепа, украшенные витыми козлиными рогами. В мускулистых лапах они сжимали короткие топоры с шипованными обухами и круглые маленькие шиты.
   Всю эту шеренгу я охватил одним взглядом, и тут рядом со мной раздался короткий тихий выдох сэра Вигурда:
   – Орки!…
   – Орки!… – басовито повторил мой меч с нескрываемым удовлетворением.
   – Ор-р-р-ки!… – рыкнул со щита лев.
   – Двенадцать орков, – уточнил сэр Вигурд, и словно в ответ на его слова раздалось радостное хихиканье.
   Смеялся карлик Оберон. Он стоял позади шеренги орков и с нескрываемым удовольствием наблюдал за нашей реакцией на свое колдовство. Увидев, что мы снова наблюдаем за ним, он вновь взмахнул своей спицей, и шеренга орков на мгновение подернулась какой-то непонятной рябью, как будто перед ней проплыла полоса горячего воздуха. Затем на дорогу рухнула короткая, резкая дробь невидимого барабана, и вся шеренга разом шагнула вперед… Нет, осталась на месте!… Нет, она… раздвоилась! Шеренга, отделившаяся от первой, возникшей из волшебного, туманного облака, начала мерное, в ногу, движение в нашу сторону, а та, первая, продолжала стоять неподвижно поперек дороги, прикрывая своего повелителя.
   Наступавшие орки сделали четыре широких шага, и тогда над дорогой снова раскатилась барабанная дробь, и от первой шеренги отделилась еще одна. И она также двинулась в нашу сторону.
   – Их уже тридцать шесть!… – прошептал сэр Вигурд, и впервые в его голосе я почувствовал некоторое смятение. Ответить я не успел, за меня это сделал мой меч:
   – Какой смысл их считать?… Их надо разить!…
   – И постараться, чтобы барабан больше не бухнул! – добавил я и, взмахнув мечом, послал лошадь вперед. Сэр Вигурд без раздумий последовал за мной, и через секунду мы врезались в первую шеренгу!
   Орки мгновенно сломали строй и окружили нас, размахивая своими короткими топорами. Мой меч уже был занесен для удара, но первым ударил мой противник. Один из косматых зверей неожиданно высоко подпрыгнул и обрушил свой топор на мое левое плечо. Однако мой лев не дремал, вынырнув из щита на добрые полметра, он с яростным ревом вцепился в покрытый шестью бугристый бицепс и мгновенно откусил лапу с занесенным топором. Раненый орк завизжал странно тоненьким голосом и, рухнув в траву, быстро пополз в сторону. Его откушенная рука как живая запрыгала по дороге, продолжая размахивать зажатым в кулаке топором, пока один из орков не успокоил ее, ловко наступив на запястье.
   Я тем временем использовал свой замах – черная сталь меча со свистом пошла вниз, с одинаковым безразличием рассекая воздух, стальные наручи и нагрудники, густую, стоящую дыбом шерсть, шкуру, мясо, кости. Клинок был длинен, и когда он закончил свой путь в нижней точке полета, двое орков оказались рассеченными пополам. Я, сколько мог, удлинял траекторию движения меча и потому достаточно низко наклонился в седле, а когда попытался выпрямиться, вдруг почувствовал, что не могу этого сделать! Седло вслед за моим телом заскользило по спине лошади вбок, и через мгновение я, перекувырнувшись через голову, грохнулся в дорожную пыль.
   Удар оглушил меня, однако ни меча, ни щита я из рук не выпустил! Не испугался я и топоров своих противников, все-таки доспехи на мне были для их железа неуязвимы. Однако мне грозила другая опасность – мои враги мгновенно сообразили, что не смогут повредить мой панцирь, и просто навалились на меня, придавливая к земле и не давая ни подняться, ни вздохнуть как следует. Я лежал забралом в землю и слышал, как мой лев пытается огрызаться, но щит оказался прижат к земле лицевой стороной вниз, и его попытки ни к чему не приводили. Положение мое стало критическим, и в это мгновение из моего горла сам собой вырвался непонятный вопль, смодулированный в некую варварскую мелодию!…
   В то же мгновение я почувствовал облегчение, быстро перекатился и посмотрел вверх… Огромная куча орков висела в воздухе прямо надо мной, поддерживаемая неведомой силой. Их тела дергались, стараясь принять устойчивое положение, лапы шевелились, пытаясь добраться до моего, ставшего вдруг недосягаемым тела, а в горевших багровой ненавистью глазках медленно проявлялись недоумение и растерянность.
   Я поднялся на ноги и огляделся. Моя лошадь спокойно стояла рядом и смотрела на меня каким-то невероятно мудрым взглядом. Шагах в пяти возвышался на своем танке сэр Вигурд, задрав голову вверх, поскольку над ним тоже плавала кучка орков, немного уступающая в численности моей. Впереди, метрах в шести-семи мохнатыми воздушными шариками плавала еще дюжина «летающих обезьян», сохраняя идеальный строй шеренги и при этом потешно дрыгая ногами. А еще дальше по дороге стоял, подергивая задранной головой, карлик Оберон, явно не понимающий, как ему дальше управлять своей армией.
   Я сделал шаг в его сторону, и он тут же опустил взгляд со своих «орлов» на мою персону. Поняв, что я направляюсь к нему совсем не с мирными намерениями, он взвизгнул:
   – Попробуй поднять вот это!… – И снова взмахнул своей спицей.
   Дорога между мной и карликом вспучилась горбом, земля на макушке этого горба лопнула и на свет божий появился… шершавый угол гранитной скалы. Этот угол выдавливался вверх, превращаясь в самую настоящую скалу странной невероятной формы. Земля стонала, раздаваясь в стороны, пропуская к свету, выталкивая из себя эту гранитную глыбу, словно гигантская роженица избавлялась от гигантского же, тяжелого плода!
   Через минуту между мной и карликом стоял каменный исполин. Короткие, не выше полуметра, колонны ног подпирали огромное бочкообразное тело, из которого торчали три корявых выступа, отдаленно напоминающие обрубки рук. Сверху на это тело без всякого намека на шею была водружена конусообразная голова, похожая на широкий колпак.
   – Убей Черного! – раздался из-за спины гиганта визг карлика, и в тот же момент в верхнем конусе каменного исполина, словно слюдяные вкрапления, блеснули несколько хаотично разбросанных глаз, отыскивая свою жертву.
   Камень увидел меня и сделал первый шаг. Левая тумба оторвалась от земли и, переместившись с сухим противным шелестом чуть-чуть вперед, снова опустилась на землю, заставив содрогнуться всю округу. Затем правая тумба с тем же шелестом и содроганием земли повторила это движение. Каменный гигант двигался в мою сторону, а я стоял на месте, парализованный ужасом, не в силах даже поднять руку с мечом.
   Первым пришел в себя сэр Вигурд. Его закованный в броню конь обогнул меня и тяжелым галопом устремился к каменному гиганту. Однако тот, не обращая никакого внимания на нового противника, продолжал свое целеустремленное движение ко мне. Сэр Вигурд беспрепятственно подскакал к шагающей скале и, взмахнув мечом, опустил клинок на одну из «рук» исполина. Тоненько пропела высокая металлическая нота и голубоватый клинок прекрасной стали раскололся надвое, не оставив на поверхности гранита даже царапины. Из-за спины гиганта донесся довольный хохот.
   Я наконец пришел в себя и, прикрывшись щитом, поднял свой клинок. И тут тихо прозвучал мягкий бас:
   – Скальный Топотун… Я бессилен…
   Черная точка зрачка на голубом глазу меча исчезла, и он затуманился, превращаясь в мутноватый голубой камень. Я мгновенно швырнул бесполезный клинок в ножны и выдернул из заплечной петли топор.
   «Это железо хотя бы не будет расписываться в собственной беспомощности», – злорадно подумал я, прекрасно понимая, что от моего нового оружия будет не больше толка, чем от сдавшегося меча.