У меня даже оружие отобрали, когда поняли, что я нервничаю. Потом говорят – убей теперь бабу. Ну, я по всему поняла, что это его жена. Говорю – давайте деньги вперед, давайте оружие, машину дайте. Все мне дали. Ну, я в нее стреляю. Один раз. Я вообще с одного раза всегда попадаю. А тут мимо.
   Я прямо сердцем чувствую, что мимо. Разворачиваюсь, чтобы ее добить, и ты понимаешь – вижу, что меня уже засекли. Менты в своей шикарной тачке в конце улицы видны… Что они тут забыли?! Чего ради меня засекли? Подставили меня мои заказчики! Я в нее еще раз пальнула, уже на автомате, потому что сматываться надо… Попала, но не уверена, совсем ее добила или нет… И умотала. Машину бросила через пять минут, а сама в переулки, в переулки… Немножко отдышалась в убежище – и что выясняется? Что меня ищут. Фоторобот сделали, все мои данные у них есть… Ну, вилы! Надо, чтобы я дала показания против заказчика. А какой там был заказчик – откуда мне знать?! Я в глаза его не видела. Говорила только с посредником…
   Муха умолкла.
   – Вранье, подружка, – ласково сказал Иван. – Но ты интересно врешь.
   – Все правда!
   – Нет. – Он продолжал покачивать ее на коленях. – Ты что – профессиональная киллерша?
   – Нет, я подрабатываю.
   – Странная подработка.
   – Да, у тебя такая же точно! А что мне еще делать?
   Денег нет, работы никакой. И вообще… Обстоятельства.
   – Шла бы в проститутки. У тебя фигура хорошая.
   Все-таки более женское занятие.
   – Нет, лучше сдохнуть, – очень решительно сказала Муха.
   – Все равно ведь спишь с кем придется, – сказал он.
   Муха повернулась, и он увидел, какие злые и жесткие у нее глаза.
   – Если я спала с тобой, придурок, то это потому, что мне это нравилось!
   – А, ясно, мне крупно повезло.
   – Пусти! – Она сняла руку с его шеи, но он удержал ее. – Сиди, рассказывай.
   – Я все тебе рассказала.
   – Значит, ты, малышка, угрохала четырех человек, пока была в Москве? – Он сильно тряхнул ее на коленях. – Так?
   Муха развязно ответила:
   – А ты скольких?
   – Ни одного, дорогая. Я только, подбирал за тобой свежие трупы. И между прочим, вляпался с машиной по уши…
   – Почему я должна тебе верить?
   Она слезла с его коленей и босиком побрела на кухню. Он видел, что девушка очень устала и еле держится на ногах. На кухне зашумела вода, потом все затихло. Он ждал, что она вернется, но Муха не возвращалась. Тогда он пошел за ней.
   Муха плакала, сидя за кухонным столом, опустив голову на руки. Он сел рядом:
   – Что было дальше?
   – Ничего… Теперь я все понимаю… Меня подставили. Мне дали денег, и я обрадовалась… Я не рассчитывала, что получу так много. Я думала… А, все равно! – Она покачала головой, и ее длинные черные волосы расползлись по столу как змеи. – Что мне теперь делать? Ни поездом, ни самолетом, ни машиной мне отсюда не выбраться. Опознают. Им очень надо, чтобы меня опознали.
   – Зачем им это нужно?
   – Зачем? А кто укажет на заказчика? Я. Им надо свалить заказчика. А я – только улика против него.
   Я не человек, понимаешь? Моя жизнь – ничто.
   Меня нужно поймать, чтобы его свалить. А он крепко стоит на ногах, его трудно свалить. Мне будет плохо в любом случае – если за меня возьмется он, если за меня возьмутся они…
   – Ты же не знаешь заказчика.
   – Но мне называли его имя.
   – Кто?
   – Посредница.. – .
   – Ты говорила – посредник.
   После паузы Муха сказала:
   – Это женщина.
   – Это Дана?
   Она резко подняла голову:
   – Сколько раз ты у нее был?
   – Я с ней говорил один раз. Потом заходил еще, когда обыскал ее комнату. И еще раз, перед этим, когда ты в меня стреляла.
   – Я?! Я в тебя не стреляла!
   – Ври больше.
   Иван сходил в прихожую, принес пакет, вытряхнул на стол ночную рубашку:
   – Твоя?
   – Моя. И что? Я даже не знала, что ты у нее был!
   – Ты там жила!
   – Да! Но меня в тот день там не было! Она ,в тебя стреляла?!
   – Слепая – и стреляла?? – Иван схватил Муху за плечи, приподнял со стула и резко отпустил.
   Она вздрогнула, отшатнулась к стене:
   – Это не я… Она могла стрелять в тебя по звуку… Она, конечно, слепая, но все чувствует, все замечает. С ней страшно! Она ориентируется лучше, чем мы!
   – Почему же она не попала, когда я разбил лампочку? – поинтересовался Иван. – Если она слепая, ей не нужен свет!
   – Я ничего не знаю про лампочку! – прошептала она.
   – Это была не ты?
   – Не я! Ваня, поверь – чем хочешь поклянусь, это была не я!
   – Поклянись сестрой.
   Муха взглянула на него со странной улыбкой:
   – При чем тут она?
   – А при чем тут Дана?
   – Дана… – Девушка все еще улыбалась. Как-то странно, неестественно улыбалась. – Дана тут как раз при чем. Она мне давала заказы. И она же посадила на иглу Алияшку. То есть все было наоборот.
   Сперва она погубила Алию. Потом взялась за меня.
   – Алия жива?
   – Не знаю.
   – Как не знаешь?
   – Да так. Дана все обещала узнать, но так и не узнала. Ты-то откуда столько узнал? – Муха снова положила голову на стол. – Я так устала, я вторую ночь не сплю…
   – Рассказывай. Выспаться успеешь.
   – На том свете?..
   – Ну, пойдем ляжем, и ты все расскажешь.
   – Пойдем…
   Белье им полагалось от хозяина квартиры. Они нашли в стенке две подушки – большую и маленькую, несколько старых, зашитых простынь, вафельные протертые полотенца, два колючих одеяла. Кое-как постелили постель и легли, погасив свет. Иван лежал с краю. Он курил, далеко отводя руку с сигаретой, чтобы искры не попали в постель, и слушал тихий рассказ.
   – Это началось год назад, – говорила Муха, прижавшись к его плечу круглой теплой щекой. – Алия училась в своем институте. Хорошо училась. На пятерки… Она была на четвертом курсе. Тебе об этом, наверное, рассказали девчонки?
   – Да, Майгуль и Бахыт.
   – Они хорошие девчонки, только очень наивные, домашние. – Муха погладила его по руке. – Ни черта они не понимают. Алия их не любила. У нее вообще не было друзей в институте.
   – Застенчивая, что ли?
   – Да нет. Интересы другие. Более… Разнообразные, что ли? Она всегда была у нас такая. Умненькая, грамотная, развитая… А я вот считалась тупицей.
   Серьезно! – Муха тихо засмеялась. – А когда меня упекли в ИТК, папа сказал: «Надо отправить Алию отсюда подальше, чтобы Муха на нее не влияла».
   А как я могла на нее влиять, из колонии, ну? А ее все равно отправили учиться в Москву. Не только из-за меня, конечно. А до этого она на химкомбинате работала, лаборантом. Тоже папа устроил.
   – За что ты села? – перебил ее Иван.
   Муха без тени смущения ответила:
   – За воровство.
   – Машины угоняла?
   – Нет, что ты… – Муха опять засмеялась. – Я тогда еще и машину толком водить не умела.
   Ничего не умела, дура дурой была, хотя мне уже двадцать три стукнуло. Я квартиру обокрала у одного знакомого. А тот догадался, кто это сделал, нашел меня, сперва избил, гад, потом в суд подал. Короче, для родителей позор и для Алияшки тоже. Но она меня всегда любила. Больше всех. Я два года отсидела как паинька, потом родила…
   – На зоне?
   – Ага. – Муха замолчала.
   – От кого же? – спросил Иван. Он даже сигарету затушил. – От надзирателя?
   Она промолчала.
   – Не в свое дело лезу, что ли?
   – Не в свое, – отрезала она, но тут же прижалась к нему:
   – Дело прошлое, а мне все равно обидно. За свою глупость обидно. Да от солдата родила, из тех, которые КСП охраняли. Я с ним не ради денег или продуктов сошлась и даже не ради наркоты, как другие. Просто от скуки. Скука была зеленая! Ну, кто же мог знать, что я залечу? – Она вздохнула, отвернулась к стене и дальше рассказывала, не глядя на Ивана:
   – Родила недоношенного, ребенок умер. Меня хотели за нарушение режима наказать, но потом пересмотрели дело. У меня здоровье после родов пошатнулось, и очень сильно. Кровотечение горловое один раз было. Думали – тубик, но палочки не нашли. Короче, меня по здоровью освободили. Я домой вернулась, а Алияшка давно уже в Москве. Я так гордилась! Ты себе не представляешь! Ну а потом и я собой занялась. Что мне там было делать? Нечего, прямо скажем. Работы нет, не на химкомбинат же идти Мать давно не работает, отец – по неполной неделе на том же комбинате. И то под угрозой сокращения.
   Опять же, я сидела, кому нужна такая? Хотела какой-нибудь работы покрасивее, но ничего не нашла.
   – Знакомая история, – сказал Иван. – Только я ни от кого не рожал.
   – Ты и не сидел.
   – И не буду.
   – Не зарекайся, – посоветовала Муха и продолжала:
   – А у нас шикарная охота на сайгаков. Ты себе не представляешь! Там, правда, меткость не нужна.
   Сгоняют этих красавцев в большую кучу, когда начинается охотничий сезон, и забивают со всех сторон из ружей. Ну, каждый охотник за это потом получает мясо. Мясо можно выгодно продать. А я всегда здорово стреляла. Меня один знакомый, который так подрабатывал, взял на охоту. Я там уложила, наверное, штук пятнадцать сайгаков. Они на сеть бегут, путаются в ней, падают… Кровь рекой. Бойня, кругом мат, крики, все мужики пьяные… А я одна среди них, как дура, – одна баба. Все остальные бабы неподалеку бешбармак варили, из парного мяса. Ну, поохотились мы. Нарядчик всем записал, сколько кому мяса надо отдать. Мне – больше всех. Мужики смеялись, потом меня напоили. Я мяса наелась, водки напилась, мне спать хочется. Так и уснула у костра. Где-то перед рассветом просыпаюсь – а ты знаешь, как холодно в степи? Ну, думаю, обморозилась… Полезла в машину к этому своему знакомому. А он там кемарит, тоже с похмелья. И наверное, с похмелья мне говорит: «Тебе, Муха, с таким глазомером надо киллершей стать. За людей дороже платят, чем за животных».
   И опять задрых. А я сижу рядом и думаю – а не послушать ли его? Ведь все равно больше деваться некуда. Но в нашем городке не развернешься. Сам видел… – Она игриво толкнула его в бок:
   – А ну-ка, Ванечка, признайся, что ты там делал? Пришил кого?
   – Болтушка. – Иван улыбнулся в темноте. – В гости ездил.
   – К кому?
   – К тебе. Посвататься хотел.
   – Ладно, не говори, обойдусь, – обиделась она. – Но только я не болтушка. Это я так, перед смертью разговорилась.
   – Перед какой смертью?
   – Да мне скоро конец придет. Ты что думаешь – я шучу?
   – Рассказывай, тати видно будет.
   – Мне Алия письмо написала… – после паузы продолжала Муха. – Писала, что с деньгами неважно и работы она найти не может. У родителей она стеснялась просить денег. Она ведь знала, что у нас с деньгами совсем плохо. Писала; «Может, ты приедешь, я тебя устрою жить в общаге, ты найдешь работу. Будем жить в одной комнате, ты работать, я учиться». Она по мне очень скучала. Я собрала на билет, у меня как раз остались деньги от продажи сайгачатины, и приехала. Пожила в общаге, посмотрела, как там дела. Алияшка была такая худая. Питалась одной капустой и макаронами. Представляешь? Я ей денег дала, стала работу искать. Но меня нигде не брали без прописки. Короче, я уехала, ничего у нас не вышло. Пожила дома, мне там совсем скучно было после Москвы. Даже пообщаться не с кем. И делать нечего. Опять воровать? Опять садиться? Киллером стать? Это просто смешно. У нас же там население – триста тысяч. Найдут сразу.
   – Это точно.
   – Видишь, не такая уж я тупая оказалась. А тут опять письмо от Алии. Она мне писала: «Приезжай, теперь точно получишь работу». У нее появилась знакомая со связями. Вот эта Дана, будь она проклята…
   Хитрая баба, очень хитрая.
   – Я заметил, – сказал Иван.
   – Главное, что сперва она вызывает жалость, горячо заговорила Муха. – Она Алияшку тем и купила. Алияшка вообще жалостливая. Понимаешь, я приехала и не узнала сестру. Деньги у нее теперь были. Но это не те жалкие три бакса в час, которые ей Дана платила за уход. У нее были большие деньги. Я спрашиваю – откуда? А она мне отвечает: «Дана меня познакомила с богатым парнем, этот парень меня любит и заботится обо мне».
   – А, знаю, о ком речь, – усмехнулся Иван. Сын Жумагалиева? Муха вскочила на колени, так что вся постель затряслась:
   – Откуда ты знаешь?!
   – Тихо, тихо. Ложись.
   И когда он заставил ее лечь, она горячо прошептала:
   – Да, его сын, Толгат. Он гулял с Алией. Она меня с ним познакомила. Он мне сразу страшно не понравился. Знаешь, как я его прозвала? «Тот гад». Противный мальчишка, много о себе воображает. Но разве ей втолкуешь? И как ее от него оторвать? Она влюбилась.
   Первый раз в жизни. У нее до него парней вообще не было. Он ей давал деньги, возил на своей роскошной тачке. У него «вольво», у сопляка. Конечно, у папаши денег полно. Алия, наивная, считала себя его невестой.
   Нужна она ему, лимитчица! Но самое худшее все-таки было не это. Она села на иглу.
   – Ты вроде бы сказала, что ее посадила на иглу Дана?
   – Да! Старая сучка, наркоманка со стажем. Как я ее ненавижу! Ей было противно видеть молодую здоровую девушку. Она решила сломать ей жизнь, подчинить ее себе. Она успела это сделать до моего приезда, иначе бы я помешала. Алия скрывала это от меня, но не очень долго. Когда я все узнала, хотела убить Дану… – Муха тяжело дышала, как будто после бега. – Но это было уже после…
   – После чего?
   – После того, как я стала на нее работать. Она и меня прибрала к рукам. Алияшка рассказала Дане, как я хорошо стреляю, какая я отчаянная, смелая. Дана узнала и про то, что я сидела. Я ей очень подходила. Она сказала мне: "Убери одного человека. Никакого риска.
   Оплата вперед". И дала столько денег, сколько я в руках не держала. В моем родном городе на эти деньги можно купить квартиру двухкомнатную. Но, правда, у нас квартиры дешевые. Я взяла деньги. Сперва взяла, а потом уже стала думать. Но долго думать не пришлось. Дана сама все продумала. Она разработала весь план. Мне осталось только убить.
   Она опять замолчала. Иван спросил:
   – Ну и как ты после этого?
   – А ты как?
   Теперь замолчал он. Муха перегнулась через него, нашарила на полу пачку сигарет, закурила и продолжала:
   – Первый раз страшно, потом все равно. Я убила еще двоих. Заработала неплохо. Оставила денег Алие и взяла с нее слово, что она попробует соскочить с иглы. Она обещала. Но у нее воля слабая.
   Я этого не учла. Я только просила продержаться до моего возвращения. А я сама поехала домой, помочь родителям. У них-то, конечно, вообще денег не было. Приехала, прожила там всего неделю, не больше. А потом вернулась в Москву… А сестры уже нет. Пропала. А «тот гад» уже был далеко.
   – В Америке, – закончил Иван.
   – Ты и это знаешь? Откуда?
   – Я искал тебя, а вместо этого нашел кое-что про Дану и про этих крутых Жумагалиевых, – пояснил Иван. – И заплатил за эти сведения немало. Восемьсот баксов.
   Муха вздрогнула:
   – И кто тебе все это рассказал? Про Толгата, про Дану?
   – Один бывший мент.
   – Значит, на них заведено дело?
   – Понятия не имею.
   – Жумагалиева хотят спихнуть с теплого местечка… – лихорадочно заговорила она. – Но я этого не знала. Алия пропала, я пошла к Дане. Сказала: «Ищи мою сестру, или я тебя убью. Я теперь умею». Она ответила, что делает все, чтобы найти Алияшку. Что Алияшка ей как дочь. Ругала Толгата. Ну, и ничего не сделала. Я не знаю, где Алия, что с ней. Дана говорит – наверное, она вляпалась в какую-нибудь грязную историю… Говорит, что Толгат ее бросил, как раз тогда, когда я уехала домой. За эту неделю они многое успели… Алия будто бы поехала одна в какой-то ночной клуб, где раньше бывала с этим подонком. А там обкололась до бесчувствия и уехала с какими-то незнакомыми парнями… Больше ее никто не видел. Но если она мертва – почему ее до сих пор не нашли? А если она жива… Где она?
   – А мне Дана тоже сказала, что Алия мертва.
   – Она так думает. А я чувствую – она жива!
   – Что там случилось с Жумагалиевым? – спросил Иван, отнимая у девушки сигарету и давя ее в пепельнице. – Ты сейчас всю постель сожжешь.
   – Он слишком много хапнул, вот что с ним случилось. А подробностей я не знаю. Знаю только одно: Дана выступала как его посредница. Я этой осенью жила дома. Уже давно… Деньги у меня были, а в Москве мне нечего было делать. Дана мне позвонила и сказала: «Приезжай, есть новые сведения о твоей сестре». Она, дрянь такая, знала, что иначе бы я не приехала. А когда я приехала, она сказала – Алию можно найти, но нужны деньги. А денег нет. Она мне сказала – поработай, убей одного мужика. Это был какой-то редактор на телевидении. Я его убила. Она мне говорит – убей теперь еще его бабу. За все платит Жумагалиев-отец. Я спросила, зачем ему это. Она ответила, что у него большие неприятности. Я убила и бабу…, И после этого читаю в газете, что Жумагалиев арестован как заказчик двух убийств. А киллера, то есть меня, ищут. Будто бы есть на Жумагалиева какие-то данные, будто бы все уже доказано… Только вот киллера надо найти, чтобы дать против него показания. То есть меня им надо найти. А если уж за дело так круто взялись, это значит только одно – у Жумагалиева очень влиятельные враги. И чтобы его свалить, они будут меня искать до потери пульса.
   Я объявлена в розыск… Мне от них не уйти.

Глава 13

   Ночь была долгая. Наступили самые темные дни в году. Муха безмятежно спала, отвернувшись к стене, свернувшись в клубок, как большая кошка. Ивану тоже удалось выспаться. На несколько часов он будто в воду провалился.
   Проснулся он в полной темноте. Чиркнул зажигалкой, поднес ее к наручным часам – он забыл их снять на ночь. Часы показывали половину шестого.
   Он погасил зажигалку и стал смотреть в темноту ослепленными глазами. "Все хорошо, – сказал он себе. – Я чист. Серега и его бабка на совести медсестры. В убийстве телевизионщика обвиняют не меня, а Муху. Следствие кончено, машину мне вернули. Начался розыск. И опять же, ищут не меня.
   Деньги у меня есть. Работа тоже есть, и даже получил я за нее вперед, и гораздо больше, чем нужно.
   Чего же мне еще надо?"
   Рядом с его плечом тихо дышала Муха. Он слегка повернулся, вгляделся в мягкие очертания ее тела под одеялом. «Фигура у нее классная, – подумал он. – Разбудить, что ли? Вчера она была совсем не против… Или дать поспать?»
   Он снова чиркнул зажигалкой, и поднес пламя к лицу девушки. Она не притворялась – спала крепко, даже огонь ее не потревожил. Губы у нее пересохли, а вот ресницы, наоборот, были мокрые, будто она плакала во сне. Внезапно она шевельнулась, и он увидел, как у нее под веками быстро задвигались глазные яблоки. «Сон видит! – понял Иван. – Посмотреть бы, что ей снится». Зажигалка перегрелась, и он был вынужден погасить ее, хотя ему хотелось посмотреть на девушку подольше. В темноте Муха внезапно простонала и быстро заговорила на незнакомом языке:
   – Менын бала… Менын балапан… <Мой малыш, мой цыпленочек (каз.).>.
   Он слушал ее почти полминуты и не понял ни слова. «Это по-казахски, – подумал он. – А говорила, что языка не знает. Во сне на нем разговаривает – значит, хорошо знает. Она все врет, она постоянно врет». Муха умолкла. Он отодвинулся к краю постели и задумался. Самым разумным сейчас было встать и уйти отсюда навсегда. Деньги у девчонки есть, за квартиру уплачено вперед. Причем из его личных денег. Как-то постеснялся он брать деньги у нее. А она не предложила, когда он шел к знакомому агенту. Если он сейчас уйдет, все проблемы будут сняты раз и навсегда. Зачем ему с ней возиться? Девчонка в розыске, тут она вряд ли наврала. Только вот кто ее ищет? Милиция? Или дружки, которым она насолила? Что он вообще о ней знает? Все известно ему только с ее слов, а как можно верить ее словам?
   Иван встал и бесшумно оделся, не включая света.
   Глаза постепенно привыкли к темноте, да и темнота не была полной – за окном пролегала оживленная улица, по ней уже шли машины, там горели фонари.
   Он подошел к окну. Снег давно прекратился. Улица была белая и деревья тоже белые, чистые. «Если чуть-чуть потеплеет, вся красота растает, – подумал он. – А впрочем, не важно. Зима только начинается, успею насмотреться». Он был готов уйти. Вещей у него с собой никаких не было. Муха тоже заявилась сюда без своей сумки… Видимо, ей действительно пришлось туго, раз бросила все веши. Он мог уйти, но не уходил. Стоял у окна, приоткрыв форточку, и курил первую за день сигарету. На подушке виднелось черное пятно – волосы Мухи. Внезапно пятно зашевелилось. Муха подняла голову:
   – Ваня? Ты где?
   – Здесь, – негромко ответил он.
   Девушка села в постели, закутавшись по уши в одеяло:
   – Ты решил уйти?
   Он помялся, потом ответил:
   – Да, пойду.
   – Дела? – И, не дожидаясь ответа, она кивнула:
   – Я все понимаю. Я ведь не прошу, чтобы ты сидел со мной круглые сутки… Но ты вернешься?
   Скажи, ты сюда вернешься?
   – Смотря когда, – осторожно ответил Иван. – Сегодня у меня будет тяжелый день.
   – Ванечка, ты мне хотя бы позвони из города! Мало ли что тут случится… Я сама не своя… Позвонишь? – жалобно попросила она. – Здесь же есть телефон?
   Иван зажег свет, нашел в углу на столике телефонный аппарат, списал с него номер на бумажку и протянул ей:
   – Это тебе.
   Второй экземпляр он сделал для себя. Муха немного успокоилась:
   – Я буду ждать. Но я тебя еще хотела кое о чем попросить… Не купил бы ты для меня продуктов?
   Хотя бы каких-нибудь… Я бы ужин приготовила к твоему приходу.
   – Слушай, у меня не будет времени. Неужели не можешь сама выйти в магазин?
   – Был бы ты в розыске, не говорил бы так… – поникла она. – Мне даже внешность изменить нельзя.
   Как я это сделаю? Ни парика, ни косметики, ни другой одежды…
   – А где все твои вещи? Я помню, что у тебя была большая сумка.
   – У Даны осталась.
   – В той комнатке напротив кухни? Там ее не было. Я смотрел.
   – Плохо смотрел. Она была на антресолях, там есть антресоли.
   – Как же ты жила там столько времени на глазах у соседей? Или они знали, что ты там обитаешь?
   А мне врали?
   – Как же! Ничего они не знали.
   – Сколько ты там прожила?
   – Недолго. Всего-то пару дней. Я давно оттуда ушла, мне нельзя было там оставаться после того, как ты перекопал всю квартиру… А соседи эти круглые дураки. Как таких олухов принимают в высшие учебные заведения?! Они даже не знали, что я там живу.
   Дверь всегда была заперта. Днем я обычно спала, а ночью Дана приносила мне еду и чай прямо в комнату. Туалет был рядом – следующая дверь. Света я не зажигала. Ванну принимала, когда эти придурки уходили в институт или на работу.
   – Знаешь, что бы я с тобой сделал, если бы там застал? – спросил Иван.
   – Откуда мне знать? – довольно кокетливо ответила Муха.
   – Голову бы оторвал.
   – А вместо этого рубашку украл. – Муха скинула одеяло и продемонстрировала свою шелковую рубашку. – Вот спасибо тебе! Хотя бы есть во что на ночь переодеться.
   – Зря я ее украл. Тебе лучше всего вообще без ничего; – признался Иван.
   – Снять? – Она взялась за подол рубашки, лукаво улыбнулась.
   – Ну давай. – Иван вдруг охрип. Он стоял у постели, заложив руки за пояс брюк, как будто ему дела не было до Мухи. И рассматривал ее, даже не пытаясь прикоснуться. А она быстро скинула рубашку, скомкала ее и улыбнулась:
   – Ну, иди скорей сюда… Что же ты стоишь как неродной? – И вдруг кинула рубашку ему в лицо.
   Он перехватил комок и отбил его на пол. Встал коленом на постель, чтобы дотянуться до девушки, но она сама прижалась к нему:
   – Еще так рано, куда ты собрался?.. Лучше оставайся со мной.
   Тело у нее было нежное, горячее. Жесткие волосы попадали под его губы, и он сдувал пряди в сторону, чтобы не мешали. Она пожималась от его ласк, хихикала и шептала ему на ухо что-то непонятное, хотя и по-русски. Он не вникал в смысл ее слов. Он ничего не помнил, даже имя ее забыл. Пусть даже ее страсть была поддельной, ведь она – прирожденная фальшивомонетчика:
   Давно уже рассвело, и свет люстры раздражал глаза. Они дремали, вытянувшись рядом, под одним одеялом, им было лень встать и погасить свет. Муха зашевелилась первая. Она медленно перелезла через Ивана, прошлепала босиком на кухню, набрала воды в чайник, зажгла газ:
   – Ванечка, – нежно позвала она. – Нам с тобой есть нечего.
   Он приподнял голову, Потом сел. Встал с трудом, одевался нехотя. Даже штаны застегнуть было лень.
   Во всем теле была какая-то странная расслабленность, но голова работала четко. Он понял ее маленькую хитрость и усмехнулся: "Я ей два часа назад сказал, чтобы она в магазин шла сама, если ей жрать нечего. А она теперь перевела стрелки – уже нам с ней есть нечего… А с другой стороны – что ей остается делать? Попала в серьезную переделку, а характер у меня нелегкий… Правильно себя ведет.
   Что с женщины взять?"
   Он наскоро умылся. Побриться здесь было невозможно – у него ничего с собой не было. Мыла в доме тоже не оказалось, даже в виде обмылка. Не было ни зубных щеток, ни пасты. Ничего, кроме полотенец и горячей воды. У Мухи не было даже расчески, о чем она немедленно ему сообщила:
   – Вань, у тебя нет хотя бы гребешка? Мне расчесаться нечем.
   Он озадаченно провел ладонью по своим коротко остриженным русым волосам, задумался и удивленно признался:
   – Да знаешь, я как-то вообще не расчесываюсь.
   Помою голову, вытру полотенцем, и все.
   Она засмеялась:
   – А если я не расчешусь, то волосы придется наголо сбривать. Они просто в узлы завяжутся. Ванечка, купи мне еще и шампунь, ага?
   – Ладно, схожу, самому есть хочется, – ответил он и взглянул на часы:
   – Твое счастье, что магазины уже открываются.
   Он проходил по окрестным магазинам часа полтора. Закупил мыло в больших количествах, пасту, зубные щетки, шампунь. Для Мухи купил массажную расческу и здоровенный гребень из карельской березы, их продавали у метро. Для себя приобрел бритву «Жиллет», помазок, крем для бритья, потом лосьон после бритья, которым вообще-то никогда не пользовался… Остановился только тогда, когда его рука сама потянулась к недешевой мужской туалетной воде. «Жениться, что ли, собираешься?» – спросил он себя и на этом успокоился. Два больших пакета Иван набил продуктами и потащил все это богатство на конспиративную квартиру. Муха живо приготовила завтрак, и они мирно поели, сидя друг против друга за крохотным кухонным столиком. Наконец Иван отодвинул тарелку, допил кофе и закурил. Муха сидела, играя вилкой, и не поднимала на него глаза.