Малышева Анна Витальевна. Имя – Смерть

   – От тебя пахло спиртным! – Она уже плакала. – Я хотела умереть, ты понимаешь? Умереть я хотела! Я даже поехала к твоему отцу! Я просила, чтобы он приехал, поговорил с тобой! Хоть как-то повлиял! Вспомнил, что у него есть сын! А он отказался – ему, видите ли, некогда!
   Иван в сердцах бросил на пол дубленку:
   – Ты к нему ходила?! Нет, правда?! Ты что, мам?!
   Ты это зачем?!
   – А ты не знал… А что ты вообще обо мне знал?!
   Что ты хотел знать?! – Мать вдруг стала сползать на пол вдоль косяка, закрыв лицо мокрыми от слез руками. Она уже не говорила, только тихонько подвывала.
   Иван подхватил ее, поднял. Такая легонькая! Отвел в комнату, уложил на постель. Но она села и сразу яростно продолжила:
   – Когда он нас бросил, мне ведь предлагали снова выйти замуж! И не один раз предлагали! Разве ты это знал?!
   Иван мрачно посмотрел на нее.
   – Но я тебе даже не говорила! Я ведь даже не посоветовалась с тобой, как мне быть – принять предложение или нет? Я не хотела для тебя плохого отчима! Я не хотела, чтобы тебя кто-то сломал…
   Ты был такой трудный мальчик, такой сложный,..
   На всех огрызался, как волчонок… Все держал в себе! Я решила – нет! Будем жить вдвоем, ты да я…
   Наверное, ошиблась… – Она вытерла глаза. – Уж не говоря о том, как мне трудно было одной… Нет, тебе тоже нужен был мужчина, чтобы ты хоть кого-то уважал! Потому что на меня ты всегда плевал! Да!
   – Мам!
   – Сколько я унижалась! Сколько мучилась! Все было напрасно! Все! Ты не пошел работать! Я записала тебя на работу к подруге… Пусть это была фиктивная работа, но тебе там сделали трудовую книжку!
   Я взяла эту книжку и отвела тебя в вечернюю школу! Без книжки не брали! Я думала – мой сын умный мальчик, если не хочет пока работать – пусть тогда учится! Я мечтала, что ты все поймешь, постараешься ради меня… Дура старая…
   Иван сидел на краю постели, сжав щеки кулаками, и смотрел себе под ноги. Сердце билось тяжело и яростно. Он старался не слушать.
   – И вот теперь снова приходит милиция… – проговорила мать. – Что-то они говорили… Про твою машину. Спрашивали, где ты. А я не знала!
   – Мам, про этого, с телевидения, правда? – прервал ее Иван.
   – Да. Мне этого не сказали. Я сама узнала, у нашего участкового. Мы же с ним знакомы… Еще с тех пор, как ты с той компанией водился. Помнишь Дмитрия Александровича?
   Иван фыркнул:
   – Все тот же?
   – Все тот же. Он уже на пенсию скоро уйдет. Он сперва ничего мне не хотел говорить, потом рассказал. И тут ты звонишь из Эмиратов. Ванечка, но это же не ты сделал?
   – Не я, мам.
   Мать обняла его за плечи:
   – Я знала, что не ты. Я и Дмитрию Александровичу так же сказала.
   – А он?
   – Ничего не ответил… Просил только, чтобы я тебя нашла и к нему направила. Пойдешь к нему? Он хороший человек, он разберется обязательно!
   – Я пойду.
   – Вот и правильно! – обрадовалась мать. – Если не ты сделал – чего же тебе бояться?
   – Все равно неприятно.
   – Конечно, но что делать? Ванечка, а как же это с машиной вышло? Скажешь?
   Иван махнул рукой:
   – Да нечего говорить! У меня угнали машину.
   – Да что ты?
   – Ну! Как раз угнали перед тем, как мне в Эмираты ехать. Кто-то воспользовался ею для убийства.
   Но это был не я!
   – И тем более нечего милиции бояться! – Мать совсем просветлела лицом. – Если ты был в Эмиратах – ты же не мог такое сделать?
   – Действительно, – кивнул Иван. – Так что ты не переживай, мам.
   – Ванюш, пойдем все-таки покушаешь? – Мать гладила его по плечу. – Голодный ведь.
   – Ага. А ты дубленку примеришь?
   Мать легко, как молодая, спрыгнула с постели и побежала в коридор. Принесла в комнату пакет, развернула его:
   – Ой, какая прелесть! И цвет симпатичный!
   – Да ты померь, может, плохо, – несколько самодовольно отмахнулся сын.
   Мать надела обнову, застегнула пуговицы, покрутилась посреди комнаты:
   – Замечательно! – Подошла, прижалась лбом к его макушке, прошептала:
   – Ты хороший у меня!
   Добрый!
   – Да ладно, мам. – Он старался не улыбаться. – Все будет нормально.
   Он не собирался навещать участкового в это же утро, но теперь пошел. Мать что-то в нем разбередила, и ему хотелось скорее покончить с этой историей.
   Пусть хотя бы она успокоится, а что делать дальше – он потом решит. Дорога в отделение была ему знакома – ноги сами шли. Он шел и усмехался: «Надо было хоть водки купить, выпили бы, вспомнили старое…»
   Участковый был на месте, ждать его не пришлось.
   Иван стукнул в дверь, вошел:
   – Здрасьте. Ждали? Это я, Дмитрий Александрович. Лаврушин Ваня.
   – Лаврушин?
   Участковый разогнал рукой облако едкого табачного дыма, вгляделся…
   – Точно, – протянул он. – Но я б не узнал.
   – Неужели я так изменился? – Иван старался говорить легко и нагло. – А вы вот каким были, таким и остались.
   – Брось, я почти пенсионер, – самодовольно ответил тот. – Помнишь, как я за тобой бегал? Теперь бы не догнал.
   – А я бы теперь и не побежал. – Иван тряхнул протянутую для пожатия руку и без приглашения уселся.
   – Не побежал бы? – спросил Дмитрий Александрович. – Да, ты и в самом деле изменился.
   – А что мне бегать? Я к вам сам пришел.
   – Мать передала?
   – Да… Я ей как раз на днях звонил, она мне все рассказала.
   – Мать у тебя хорошая. – Дмитрий Александрович подтолкнул к Ивану пачку отечественных сигарет:
   – Куришь еще?
   – Я свои. – Иван достал «Давидофф» и положил пачку на стол. – Угощайтесь.
   Участковый к сигаретам не притронулся. Он посмотрел на пачку, на куртку Ивана, кивнул:
   – Солидный ты стал. С виду.
   – Дмитрий Александрович, – раздраженно ответил Иван. – Я к вам вообще-то по делу пришел, а не на вечер воспоминаний. У меня машину угнали, мать сказала – вы нашли.
   – Нашли. А еще что тебе мать сказала?
   – Ничего хорошего. Будто из этой машины в телевизионщика какого-то стреляли. Это правда?
   – Правда.
   – Ну так это был не я! – Иван бросил на стол загранпаспорт. – Смотрите. Видите? Вот мои визы!
   В паспорте красовались две овальные печати с арабской вязью. В центре красной печати значилось:
   «16 NOV 1997», в центре синей: «19 NOV 1997».
   – У меня угнали машину вечером пятнадцатого, – объяснил Иван. – Утром шестнадцатого я был в Эмиратах. Девятнадцатого, то есть сегодня, вернулся. Ясно?
   – Ты, Вань, мне свой паспорт не тычь, – спокойно ответил участковый. – И не мельтеши, поговорим спокойно. Я же не утверждаю, что это ты.
   – Но думаете!
   – Э, брось. – Участковый закурил. – Я этим делом не занимаюсь, сам понимаешь. Но машина в деле твоя, Вань. И это пока наша единственная зацепка. Так что придется тебе понервничать, пока мы тут все не выясним.
   – Машина моя где?
   – Она еще у нас в работе.
   – Пальчики снимаете?
   – Все, что можно, с нее уже сняли, – пошутил участковый, но Иван даже не улыбнулся. – Да, Ванюш, тебе не повезло. Но ты все же не дергайся, я к тебе претензий не имею.
   – Я хочу знать – когда телевизионщика убили? – нервно спросил Иван.
   – Тебя это не касается, Вань. Убили его вечером шестнадцатого, когда ты там загорал в Эмиратах. Так что успокойся на этот счет.
   – Ладно, хоть так. А то вы недорого возьмете – пришьете мне это дело…
   – Выпить хочешь? – неожиданно спросил участковый, отдергивая замусоленную желтую штору и беря с подоконника бутылку. На дне бутылки плескались остатки водки.
   – Да я, честно говоря, думал захватить, – смутился Иван. – Но потом…
   – Передумал, понятно. Ну а мы вчера одного из наших поминали. – Участковый достал две пластиковые кружки и разлил водку. – Молодой парень, вроде тебя. Хулиганье нож сунуло. Давай.
   Они выпили. Закусывать было нечем, да и смешно закусывать после такой порции. Иван тоже закурил. Он все еще не понимал, чего от него хотят.
   – Где ты сейчас живешь? – спросил Дмитрий Александрович.
   – Так… Снимаю.
   – Договор есть?
   – Какой еще договор?
   – Ясное дело, хозяину неохота в налоговой инспекции с этим договором светиться. Где снимаешь?
   Иван слегка подумал и ответил:
   – Сейчас уже нигде. У матери поживу. А снимал на «Каширской».
   – Там и машину держал?
   – Да, она во дворе стояла.
   – А нашли ее наши ребята возле метро «Автозаводская». Получается, недалеко на ней уехали.
   – Дальше, чем надо, – хмуро ответил Иван. – Теперь хлопот не оберешься.
   – Ты сказал, машину вечером угнали?
   – Да.
   – Как время узнал?
   – Да я выглянул вечерком в окно – поглядеть, там она или нет. А ее нет. Спустился, туда-сюда прошелся – нету.
   – Почему в милицию не обратился?
   – Не знаю. В Эмираты собрался, отдохнуть. Не хотел задерживаться.
   – Богатый стал? – прищурился Дмитрий Александрович. – Тебе уже и на машину наплевать? Другой бы сдал путевку и стал искать свое имущество.
   – Я не богатый, я просто не люблю зря суетиться. Какая разница, когда я искать начну? Через три дня или сразу?
   – Разница большая. Это тебе повезло, что машина нашлась.
   – Нечего сказать – повезло!
   – Дай свой адрес на Каширской, – потребовал участковый.
   – Да я же сказал – больше там не живу.
   – И все равно – дай. Соседей надо опросить.
   Может, видели, кто машину угнал.
   Иван наморщил лоб, вздохнул:
   – Ну ладно. Пишите.
   Он продиктовал адрес. Адрес был не вымышленный. Иван действительно снимал там квартиру перед тем, как переехать на «Сокол». И ключи от той квартиры до сих пор были у него в кармане, хотя там они с Сергеем давно не появлялись. Уплачено было вперед, хозяин их не должен был беспокоить еще месяц как минимум. Так что Иван был спокоен – в той квартире пусть ищут, что хотят.
   – Еще что от меня надо? – спросил он.
   – Да ты не торопись. – Участковый с сожалением посмотрел на пустую бутылку. – Уж пришел, так поговорим. Ты чем занимаешься?
   – Работаю.
   – Если не секрет – кем и где?
   – Это тоже для вашего дела надо?
   – Да нет. – Дмитрий Александрович, видно, слегка обиделся – Просто интересно знать, что выходит из таких пацанов, каким ты был.
   – Ничего особенного не выходит. Работаю… Одно название. Коммерцией занимаюсь.
   – Челнок?
   – Да. Что – в налоговую погоните? – прищурился Иван.
   – Матери-то помогаешь, как я слышал. – Участковый оставил его ехидный вопрос без ответа.
   – От нее слышали?
   – И от нее тоже. И от соседей. Я же до сих пор по участку хожу.
   – А что это вы по службе не продвинулись? – спросил Иван. – Я вас лет двенадцать знаю, а вы все на том же стуле сидите.
   – Каждому свое. – Отмахнулся тот. – Зарабатываешь ты неплохо, значит. Что ж квартиру не купишь? Или не удается потребности урезать?
   Если деньги на ветер швырять, то всю жизнь будешь по съемным хатам шататься. А нужен свой дом, свой!
   – А не хочется мне иметь свой дом. Лучше снимать. Ответственности меньше. А купишь, начнешь думать – какой ремонт сделать, какую там мебель купить, унитаз чтоб лучше, чем у соседа, и прочее, прочее… – с вызовом сказал Иван. – Мне это не нужно. Я не ради мебели существую.
   – Существуешь… Хорошо сказал.
   – Ой, да ладно вам мораль читать! – разозлился парень. – Надоело!
   – А ты не злись. И спросить тебя нельзя?
   Участковый говорил с ним точно так же, как и много лет назад, и это раздражало Ивана. Неужели совсем ничего не изменилось в расположении сил?
   И он – все тот же бесправный пацан, которого все учат жизни? Он постарался взять себя в руки и смолчал. А Дмитрий Александрович продолжал спокойно расспрашивать:
   – Не женился?
   – Нет. И не собираюсь.
   – Почему же так?
   – А опять же – меньше проблем.
   – То есть тоже кого-то снимаешь? На время? – спросил тот. – Невесело получается… Что-то не то ты делаешь, Иван.
   – Ну а это уже мое личное дело, – отрезал Иван. – Мне все-таки не шестнадцать лет, и поздно мне указывать.
   – Ну прости, если я по старой привычке что не так сказал. С женитьбой, конечно, дело твое. Это у меня, наверное, уже старческое, люблю давать ненужные советы. – Участковый протянул ему руку. – Иди. Не думал я, что ты придешь.
   – Подозревали, значит?
   – Не в этом дело. Раньше бы ты точно сам не явился. А ты вон какой стал. Смотреть приятно – серьезный, деловой, при деньгах.
   Иван слушал молча, не перебивал. Ему не нравился тон, каким хвалил его участковый, хотелось заорать, грохнуть кулаком, и может, даже не по столу. Чувствовал, что тот издевается, но терпел. И участковый выдохся. Он закончил беседу:
   – Молодец, что пришел, мне теперь спокойней будет. Так ты теперь у матери?
   – Да. – Иван встал. – Вы бы ее успокоили, что ли. Она прямо из себя выходит. Скажите, что все нормально, меня не подозревают.
   – Лучше бы ты ее сам успокоил, – нахмурился участковый, – Если за мать переживаешь.
   Иван молча вышел. Постоял на улице, покурил возле крыльца. Вокруг мелькали люди в форме, слышались переговоры по рации. Но его подобная обстановка не раздражала. Он их не боялся. Ему было все равно. К матери идти не хотелось. Дел никаких не было. Ему подумалось, что ближе к вечеру, когда стемнеет, стоит наведаться в последнюю квартиру, на «Соколе». Прибраться, бросить ключи в почтовый ящик. Все равно им с Серегой там уже не жить.
   Он плохо выспался – в самолете все не удавалось устроиться поудобнее. От резкой смены температур ломило в затылке – сказывалось полученное сотрясение. И самое плохое – Алия не выходила из головы. «Найти ее надо, – думал он. – Что это за притча с телевизионщиком?» Он поискал киоск Роспечати, накупил газет. Киоскерша даже нашла ему номер «МК» двухдневной давности. Иван шел по знакомой с детства улице, выискивая подходящее место, чтобы посидеть, выпить, просмотреть прессу. Он ничего тут не узнавал.
   Наконец ему удалось найти что-то подходящее.
   Раньше в этом доме была кулинария. В детстве он любил тут покупать пирожки с печенкой. Теперь бы он к ним и не притронулся. Иван рассмотрел через витринные стекла что-то похожее на барную стойку и зашел. Он увидел белые пластиковые столики, такие же стулья, прилавок, над которым высились пирамиды из пивных банок. Взял пива, вареных креветок и расположился подальше от входа, чтобы не так дуло в спину. Как он и ожидал, в газетах почти ничего о телевизионщике не оказалось. Да и что там могло быть через целых три дня? Только в номере «МК» удалось прочитать небольшую заметку о том, что выпускающий редактор какого-то ток-шоу был убит вечером шестнадцатого ноября, на улице, во время вечерней прогулки со своей собакой. Иван никогда не слышал о таком шоу, имя редактора ему ничего не говорило. Больше в газете подробностей не было.
   – Вань, ты, что ли?
   Перед его столиком маячила какая-то женщина, он давно уже обратил на нее внимание. И она, в свою очередь, приглядывалась к нему, просто глаз не сводила. Лет тридцати с хвостиком, насквозь обесцвеченная блондинка, розовое, чуть поросячьего вида личико, густо подрисованные черным карандашом глаза. Не так густо, как у Алии, но все же… Тьфу!
   Опять на ум лезет эта Алия!
   – Вань, ты меня не узнал? – Женщина радостно придвинула к себе свободный стул. – Ну надо же! Я Галка. Галку, что ли, забыл?
   – Галку? – Иван все еще не мог ее признать, но уже что-то замаячило.
   – А картошку на пустыре пекли – помнишь? – приставала она. – А у кого картошку брали? Забыл?
   Я же из овощного вам носила!
   – О Господи Боже… – выдохнул он. – Ты, что ли. Галка?!
   – Ну!
   Баба полезла к нему целоваться, и он в ту же секунду понял, что она пьяна. Вдрызг, в стельку. Ее повело, и, чтобы не упасть, она принялась обнимать Ивана за шею. При этом она дышала ему в лицо какой-то дрянью и приговаривала:
   – Золотые же вы мои мальчики, сколько воды утекло…
   – Водки, сказала бы лучше. – Он довольно резко снял с себя ее цепкие руки и заставил ее сесть прямо. – Ты что – тут работаешь?
   – Ну. – Она смущенно оправила свой белый, в крупных пятнах халат. – Этой, ну, посудомойкой.
   А что? Тебе низко теперь со мной посидеть?
   – Почему же?
   – Тогда постой, я живенько принесу… У меня там есть…
   Она с трудом встала и удалилась куда-то за стойку. Хлопнула дверь, вздрогнули пивные пирамиды.
   Иван подумал, что пора уходить. Но не мог заставить себя встать. Свидание с прошлым, которое началось ранним утром, явно затягивалось. А он-то думал, что его теперь здесь никто не узнает…
   Галка появилась перед ним очень довольная, вооруженная бутылкой «Столичной» и двумя пирожками на тарелке.
   – Угощаю. – Она поставила все это перед ним. – Вылей ты это пиво! «Хольстен», тоже мне. Знаешь, как мы его разбавляем?
   Иван отодвинул кружку, оторвал креветке голову, высосал сладкое мясо. Разговаривать с Галкой не хотелось, да и о чем было говорить? Да, был в их жизни когда-то пустырь, а на пустыре каждый вечер загорались костры. Мальчишки сидели там, пекли на прутиках картошку, поджаривали унесенный из дому хлеб. Тут же грелись у огня своры бродячих собак. Все взрослые в районе этих собак боялись, а вот мальчишки – нет. Их псы не трогали, словно чувствовали – это существа той же породы.
   Как-то раз мальчишки, и среди них Иван, засиделись до полуночи. Костер давно прогорел, но было не холодно – самое начало лета. Иван курил, с удовольствием пуская носом дым. Курил он тогда «Космос» – сейчас бы и не прикоснулся. Его лучший друг, Косой, ворошил палкой угли, отыскивая пропавшую картофелину. Он надеялся, что ее еще можно съесть – может, не вся она сгорела. Кто там еще сидел, Иван уже не помнил. И вдруг в темноте бешено залаяли собаки. Мальчишки насторожились. Они знали – на пустырь пришел кто-то чужой. Значит, за кем-то идут родители, или пьяный забрел, или милиция, или – что еще хуже – взрослая шпана…
   – Ни хрена не вижу. – Косой вскочил и всматривался в темноту. – Нет, вроде кто-то идет. Вон там, у заборов, видишь?
   И тогда Иван тоже увидел ее. К тлеющим углям их костра нетвердой походкой шла молодая женщина. То ли больная, то ли пьяная – то быстро шла, но вдруг резко останавливалась, словно в нерешительности, а потом снова делала несколько неуверенных шагов.
   Мальчишки затаили дыхание, глядя в ее сторону.
   – Бухая, – шепнул Косой.
   Девушка наконец приблизилась настолько, что они рассмотрели ее лицо.
   – Пацаны… – жалобно сказала она. – Закурить не будет?
   Сигареты были у многих, но Иван всех опередил.
   Он протянул ей пачку «Космоса», она, пошатываясь, мотая белокурой головой, вытащила сигарету… И вдруг схватила Ивана за плечо горячей рукой. Он чуть не отпрыгнул, но потом понял – она это сделала, чтобы устоять на ногах.
   – Мерси тебе огромное, – сказала она. – А огонечка не будет?
   Иван зажег для нее спичку. Когда она прикуривала, он ее рассмотрел хорошенько. И понял – девчонка ненамного их старше, ей всего-то лет восемнадцать-двадцать, наверное. И в свете догоравшей спички она показалась ему очень красивой… А она, подняв к нему лицо, улыбнулась ласковой, пьяной, мягкой улыбкой:
   – Хорошенький какой… Блондинчик… Тебя как звать?
   – Иван, – сквозь зубы ответил он. Сквозь зубы, потому что дружки начали посмеиваться. Ванька – хорошенький! Блондинчик, ха! Хохма!
   – Иван? – переспросила она. – А меня – Галка. Я тут рядом, в овощном, работаю… Я тебя и раньше видела. Ну, чего ты?
   Она все еще опиралась на его плечо. Друзья все еще посмеивались. Больше всех старался Косой – он явно завидовал А у Ивана в горле пересохло. Он про эту Галку слышал. Никому, мол, не отказывает. Значит, можно попробовать. Он сто раз слышал, как дружки похваляются друг перед другом своими сексуальными приключениями, но почти никогда им не верил. Где, спрашивается, те девчонки, о которых они говорят? Каждый раз оказывалось, что девчонки эти живут где-то далеко, в другом районе, или вообще из Москвы уехали. Чепуха, одним словом. Сам он на этот счет ничего не выдумывал, у него девчонки еще не было. Он набрался смелости и сказал:
   – Пошли, я тебя провожу.
   – Куда? – удивилась Галка.
   – Ну а куда тебе надо?
   – А, пошел ты… – Она вдруг отпустила его плечо и разом села на землю. – Никуда не пойду. Плохо мне. Водички нету?
   Вода у ребят была, да ее выпили под картошку.
   Ни капли не осталось. Они переглядывались, пока Косой не сказал:
   – Слышь, Вань, принеси ей воды.
   – Почему я?
   – У тебя дом рядом.
   – А у тебя не рядом?
   – Мне отец так вмочит, если я сейчас приду! Сам знаешь – Косой ухмылялся. – А у тебя только мать, что она сделает?
   Иван-то знал, что может сделать мать. Она начнет плакать, и придется скорее всего остаться. Но Косой был прав. Ему сейчас и в самом деле нельзя домой.
   Вот когда отец выпьет свои законные пол-литра и завалится спать, тогда Косой вернется. А другие пацаны жили не так близко. Он решился:
   – Ладно, я схожу. Только вы не уходите отсюда, поняли?
   – Ясное дело, дождемся, – ответил Косой.
   Галка икнула, стыдливо закрыла рот ладошкой:
   – Ой, ну что за гадость…
   Иван бросился в темноту, прочь от костра. До самого дома он бежал, не переводя духа, как будто что-то случилось, надо Галку спасать. Ключей у него своих не было, пришлось позвонить. Открыла мать и сразу начала:
   – Еще позже ты прийти не мог, конечно?
   Но он ее не слушал:
   – Да ладно, ма, я сейчас.
   Он бросился на кухню, схватил какую-то банку, открыл кран. В банку с шипением бежала ледяная вода, а мать, стоя за спиной, выговаривала:
   – Сырую воду пить нельзя! Вот же кипяченая в графине. Или еще лучше – выпей чаю!
   – Да ладно, ма. – Он попытался проскользнуть в коридор, но она загородила ему путь:
   – Куда?! Опять?! Опять туда? Опять к этому жуткому Косому? К своим приятелям?!
   – Опять! – Он все же вывернулся и выскочил на лестницу. Страшно было думать, что его ждет, когда он вернется опять… И вот он уже на пустыре. Бросается туда-сюда, ищет, зовет… Но угли догорели. И где теперь сидят ребята – не поймешь.
   Наконец он услышал голос Косого:
   – Ты, Вань?
   – Я! А… Она где?
   Косой выступил из темноты, его лицо озарил огонек папиросы.
   – Да где же она? – почти выкрикнул Иван.
   – В кустах. Там, где покрышки старые валяются. – Косой показал за спину. – Иди, она ждет.
   Иван ни о чем его не спросил. Но по смущенному лицу Косого, по его виноватому голосу все понял. Его опередили… На подгибающихся ногах он прошел к кустам, раздвинул их, позвал:
   – Ты тут, Галя?
   – А? Здесь я, здесь… Иди сюда… Ты кто, а? Который?
   Он вдруг ощутил на своем лице прикосновения ее горячих мокрых пальцев. Мокрых? Почему? Ведь дождя давно не было, земля сухая. От ее пальцев резко пахло чем-то животным, и этот запах был ему противен. Он сунул ей банку и услышал, что она жадно пьет, захлебываясь, булькая, постанывая от удовольствия. Наконец бульканье затихло. Галка спросила уже более осмысленным голосом:
   – Это ты, Ванечка?
   – Я.
   – Так иди ко мне. Ты что – боишься меня, что ли? Товарищи твои вроде посмелее были…
   Он опустился на колени, нашарил рукой ее плечо, потом шею, потом полную грудь. Она хихикала и повторяла:
   – Смешной какой, ну, где ты там, давай войди…
   Домой он вернулся на рассвете. С Косым он не поссорился. Иван себе сказал: «Еще чего – терять друга из-за какой-то…» А Галка была именно какая-то. Он в нее не влюбился – не получилось. Когда понял, что она изменила ему, не дождалась, то разозлился только на нее, а не на дружков, которые воспользовались моментом. А Галка к ним стала часто ходить. Она работала в овощном продавщицей.
   Весь день вешала картошку, свеклу, апельсины под праздники. Выпивала в подсобке, курила прямо за прилавком, никого не признавала, материла покупателей, особенно обожала обложить крупным, крепким матом военных. «Эти – самые тупые, – говорила она. – Уж это – конец света, полный пипeц…» Еe не увольняли, потому что Галкина мать работала в том же магазине уборщицей. Когда-то стояла за прилавком, но по причине беспробудного пьянства была снята с должности – нахамила кому не надо было, из начальства… Но друзья в магазине жалели пьянчужку и терпели ее беспутную дочку. Отец у Галки отсутствовал – пребывал в местах не столь отдаленных. Раз в полгода мать паковала передачки, покупала плацкартный билет и катила в Туву, на свидание. Возвращалась опухшая от слез и водки и несколько дней не работала, поучала Галку, как надо жить…
   А Галка зверела от таких поучений и удирала из дому куда придется. На пустыре ей понравилось.
   У ребят с ее легкой руки завелась выпивка. Деньги не проблема – выручала складчина. Косой всегда мог вытянуть у отца рубль-другой, когда тот уснет, прочие тоже подворовывали у родителей. Иван от них позорно отставал. Ему тоже надо было скидываться в общий котел, но только вот у матери он брать не мог. Все решил случай… И как раз с подачи Галки.
   Как-то в сумерках ребята шли по пустырю большой компанией. Шли костер разжигать. Бутылку они уже приобрели. Галка принесла картошки, еще кто-то колбасы… Впереди, среди желтой осенней травы, замаячил какой-то ворох тряпья. Сперва подумали – кто-то старое пальто выкинул. Подошли ближе и увидели – на земле лежит и спит пьяным сном какой-то мужик. Рассмотрели его, потолкали ногами, посмеялись – хорошо уделался дядя! А Галка вдруг опустилась на колени и, ни слова не говоря, стала лезть к пьяному в карманы. Ребята ничуть не смутились. Какая разница, у кого брать – у отца с матерью или вот у такого? Иван тоже молчаливо одобрил ее поведение. Он бы и сам так смог – уж очень ему надоело выпивать за чужой счет. Из-за этого падал его авторитет – а ведь он был среди дружков самый сильный и симпатичный… Раньше его уважали, а теперь что?