Страница:
— Ваши корни уходят глубже, чем корни Хайлендов, — заметила Ники.
Да, конечно, они начали лишь сотню лет назад. Но не все Ривсрсы были такими примерными гражданами. Среди нас была парочка черных овечек, чьи истории могли бы заставить покраснеть белую овцу.
— Вы должны рассказать мне о них, — сказала Ники.
— В другой раз. Мама просила, чтобы я не задерживался. Она ждет нас, чтобы угостить кофе с печеньем. Это ее любимое время дня.
— А вы всегда делаете то, что говорит вам мама? — поддразнила его Ники.
— Всегда.
Как и все в семье Риверсов, мама Уилла оказалась сюрпризом: Чармейн Риверс была маленькой женщиной. Ее светлые волосы были аккуратно уложены волнами, кожа гладкой и нежной, как будто ее не касалось солнце. Она была искусно подкрашена, но Ники заметила глубокие морщины, которые появились от беспокойства или горя. В том, что в се жизни было много боли, не было никаких сомнений, потому что когда она пересекала холл, чтобы поздороваться с Ники, ей приходилось опираться на металлическую палку.
Но на се приветливом улыбающемся лице эти трудности никак не отражались. Сказав Ники, что она много слышала о ней от сына, мама Уилла предложила пройти на кухню.
Несмотря на то что ей было трудно передвигаться, Чармейн Риверс содержала кухню в идеальной чистоте и прекрасно готовила. Круглый дубовый стол был весь уставлен всевозможной сдобой, и кроме того, был домашний кофейный кекс.
— Уилл говорил мне, что у вас нет семьи здесь, — сказала миссис Риверс, когда они сели за стол.
— Да, мэм, — ответила Ники.
— Вы, наверное, очень храбрая. Или очень независимая, раз живете одна на ферме. Это хорошая жизнь, но немного одинокая.
— У меня есть старая подруга в Виллоу Кросс, — сказала Ники. — Кейт Форестер. Она…
— Я знаю. Ее отец, Чарлз, был замечательным врачом. Не вижу пользы от того, кто занял его место.
— Это потому, что он разрешает тебе помыкать им, — поддразнил ее Уилл. — Чарлз лучше знал, как с тобой справляться.
Миссис Риверс выразительно взглянула на сына. Внезапно, когда она открыла рот, чтобы что-то ответить, она начала хватать воздух ртом, потому что не могла дышать.
Уилл среагировал немедленно. Он кинулся к раковине и налил лекарство из стоящей около нее бутылочки. Потом быстро вернулся к матери и помог ей выпить жидкость, вытирая ее рот платком. Потом подождал, пока ее дыхание станет нормальным и мышцы расслабятся.
— Могу я чем-нибудь помочь? — спросила Ники. Уилл покачал головой. Он нежно взял мать на руки и унес наверх. Когда он вернулся, его лицо было темным от огорчения.
— С ней все в порядке? — спросила Ники.
— Сейчас да. — Уилл тяжело опустился в кресло. — Это ревматоидный артрит. Он у нее появился после того, как родилась моя сестра Элли. Но сейчас она страдает не только от болезни, но и от лекарств. Шесть операций. Меня убивают ее страдания, но врачи больше ничего не могут для нее сделать.
— Как жаль, — сказала Ники.
— Когда она впервые заболела, я мечтал о том, что стану таким богатым, что сумею излечить ее…
Казалось, что Уилл погружен в свои собственные мысли. Но потом он встряхнулся.
— Пойдемте, — сказал он, поднимаясь со своего места, — я вам покажу дом.
Комнаты, которые видела Ники, были очень красивыми, с мраморными каминными полками, резными ажурными решетками, но большей частью пустыми. Это навело ее на подозрение, что мебель, как и земля, была продана в тяжелые времена.
— Мы используем только пять или шесть комнат, — сказал Уилл извиняющимся тоном, — остальные закрыты. Мама говорит, что она хочет реставрировать дом, когда удача опять вернется к Риверсам. Я пообещал ей, что так и будет. Только не знаю, как этого добиться.
Он остановился и открыл дверь в комнату, где стояло маленькое фортепиано, заваленное нотами, а на стенах висели два банджо и гитара.
— А вот этой комнатой пользуюсь я. Когда мне не очень хочется спать, то сочиняю по ночам. Я занимаюсь этим здесь внизу, чтобы не потревожить маму во время отдыха.
Ники заметила на стене какую-то бумагу в рамке. Подойдя поближе она увидела, что это был диплом Университета Северной Каролины, выданный Уиллису Этану Риверсу 5 июня 1972 года. Интересно, подумала она, до какой степени — он играет в сельского парня? Кто же такой настоящий Уилл Риверс, человек, который вырос в громадном плантаторском доме, табачный фермер, завидный жених, кантрист? Может ли настоящий Уилл сочетать в себе все это?
Даже если и может, сказала себе Ники, он все равно не в ее вкусе.
Глава 21
Глава 22
Да, конечно, они начали лишь сотню лет назад. Но не все Ривсрсы были такими примерными гражданами. Среди нас была парочка черных овечек, чьи истории могли бы заставить покраснеть белую овцу.
— Вы должны рассказать мне о них, — сказала Ники.
— В другой раз. Мама просила, чтобы я не задерживался. Она ждет нас, чтобы угостить кофе с печеньем. Это ее любимое время дня.
— А вы всегда делаете то, что говорит вам мама? — поддразнила его Ники.
— Всегда.
Как и все в семье Риверсов, мама Уилла оказалась сюрпризом: Чармейн Риверс была маленькой женщиной. Ее светлые волосы были аккуратно уложены волнами, кожа гладкой и нежной, как будто ее не касалось солнце. Она была искусно подкрашена, но Ники заметила глубокие морщины, которые появились от беспокойства или горя. В том, что в се жизни было много боли, не было никаких сомнений, потому что когда она пересекала холл, чтобы поздороваться с Ники, ей приходилось опираться на металлическую палку.
Но на се приветливом улыбающемся лице эти трудности никак не отражались. Сказав Ники, что она много слышала о ней от сына, мама Уилла предложила пройти на кухню.
Несмотря на то что ей было трудно передвигаться, Чармейн Риверс содержала кухню в идеальной чистоте и прекрасно готовила. Круглый дубовый стол был весь уставлен всевозможной сдобой, и кроме того, был домашний кофейный кекс.
— Уилл говорил мне, что у вас нет семьи здесь, — сказала миссис Риверс, когда они сели за стол.
— Да, мэм, — ответила Ники.
— Вы, наверное, очень храбрая. Или очень независимая, раз живете одна на ферме. Это хорошая жизнь, но немного одинокая.
— У меня есть старая подруга в Виллоу Кросс, — сказала Ники. — Кейт Форестер. Она…
— Я знаю. Ее отец, Чарлз, был замечательным врачом. Не вижу пользы от того, кто занял его место.
— Это потому, что он разрешает тебе помыкать им, — поддразнил ее Уилл. — Чарлз лучше знал, как с тобой справляться.
Миссис Риверс выразительно взглянула на сына. Внезапно, когда она открыла рот, чтобы что-то ответить, она начала хватать воздух ртом, потому что не могла дышать.
Уилл среагировал немедленно. Он кинулся к раковине и налил лекарство из стоящей около нее бутылочки. Потом быстро вернулся к матери и помог ей выпить жидкость, вытирая ее рот платком. Потом подождал, пока ее дыхание станет нормальным и мышцы расслабятся.
— Могу я чем-нибудь помочь? — спросила Ники. Уилл покачал головой. Он нежно взял мать на руки и унес наверх. Когда он вернулся, его лицо было темным от огорчения.
— С ней все в порядке? — спросила Ники.
— Сейчас да. — Уилл тяжело опустился в кресло. — Это ревматоидный артрит. Он у нее появился после того, как родилась моя сестра Элли. Но сейчас она страдает не только от болезни, но и от лекарств. Шесть операций. Меня убивают ее страдания, но врачи больше ничего не могут для нее сделать.
— Как жаль, — сказала Ники.
— Когда она впервые заболела, я мечтал о том, что стану таким богатым, что сумею излечить ее…
Казалось, что Уилл погружен в свои собственные мысли. Но потом он встряхнулся.
— Пойдемте, — сказал он, поднимаясь со своего места, — я вам покажу дом.
Комнаты, которые видела Ники, были очень красивыми, с мраморными каминными полками, резными ажурными решетками, но большей частью пустыми. Это навело ее на подозрение, что мебель, как и земля, была продана в тяжелые времена.
— Мы используем только пять или шесть комнат, — сказал Уилл извиняющимся тоном, — остальные закрыты. Мама говорит, что она хочет реставрировать дом, когда удача опять вернется к Риверсам. Я пообещал ей, что так и будет. Только не знаю, как этого добиться.
Он остановился и открыл дверь в комнату, где стояло маленькое фортепиано, заваленное нотами, а на стенах висели два банджо и гитара.
— А вот этой комнатой пользуюсь я. Когда мне не очень хочется спать, то сочиняю по ночам. Я занимаюсь этим здесь внизу, чтобы не потревожить маму во время отдыха.
Ники заметила на стене какую-то бумагу в рамке. Подойдя поближе она увидела, что это был диплом Университета Северной Каролины, выданный Уиллису Этану Риверсу 5 июня 1972 года. Интересно, подумала она, до какой степени — он играет в сельского парня? Кто же такой настоящий Уилл Риверс, человек, который вырос в громадном плантаторском доме, табачный фермер, завидный жених, кантрист? Может ли настоящий Уилл сочетать в себе все это?
Даже если и может, сказала себе Ники, он все равно не в ее вкусе.
Глава 21
В тот день, когда должна была начаться посадка табака, Ники поднялась до зари, и когда приехали Джим и Бо, она уже ждала их с крепким кофе и яичницей с ветчиной. Сама она была слишком взволнована, чтобы есть и, выпив чашку кофе, с удовольствием наблюдала, как едят мужчины. Затем они вышли в поле.
В своей обычной мягкой манере Джим показал Ники, как готовить грядки для рассады. — Берете пол-унции семян, вот столько, на каждую сотню квадратных ярдов. Затем добавляете удобрения и перемешиваете с золой и мелким белым песком…
Два дня она и ее люди готовили грядки, работая от восхода до заката, прерываясь лишь на полчаса в полдень, чтобы перекусить. Когда все было готово, они укрыли грядки, чтобы защитить их от внезапных изменений температуры, животных и насекомых. Из брошюры, которую дал ей Уилл, Ники знала, что она может рассчитывать получить с каждого квадратного ярда грядки от пятнадцати до двадцати пяти тысяч растений — хотя Джим добавил, что этого можно ожидать только в том случае, если на то будет воля Божья. С момента, когда табак был посажен, и на протяжении последующих трех-четырех месяцев такое количество насекомых, болезней и сорняков нападало на него, что Ники могла только представить, чего будет стоить вырастить хороший урожай.
Следующие две недели они работали на выжженных полях, очищая их и готовя к высадке рассады. Работая в поле, Ники чувствовала себя родителем, готовящим колыбель для ребенка, который должен был появиться на свет. Впервые в жизни она делала настоящую работу, своими силами, начиная с самого начала, вместо того чтобы чувствовать себя актером в пьесе, написанной другими.
Спустя восемь недель рассада была готова. Уилл обещал помочь ей с техникой. Но два дня лил дождь, и Джим принес Ники плохие новости. Почва была очень сырой, всю работу нужно было делать вручную. Когда он увидел растерянность на ее лице, то дотронулся до маленькой Библии, которая лежала у него в кармане, и сказал:
— Господь все делает неспроста, мэм. Вручную делать эту работу тяжелее, но мне нравится думать, что наградой нам будет урожай.
— Надеюсь, Джим. О Господи, я надеюсь на это! Высадка рассады заняла более двух недель, но никто не жаловался. Именно в это трудное время Ники узнала настоящую цену своим работникам. Она наблюдала, с каким терпением Джим обращается с Бо, и когда она похвалила его доброту, он опять ответил ей цитатой из Библии — о том, как Господь велел страдать.
Ники заметила, что когда она пользуется некоторыми жестами при общении с Бо Хансеном, то он понимает ее быстрее. Однажды вечером она наткнулась на него у сломанного «бьюика» Элл. Бо сидел за рулем и представлял, что ведет машину. Ники сказала, что машина испорчена и не может ездить. Тогда Бо вылез из машины, поднял капот и показал на двигатель, а потом на себя. Она поняла, что он хочет починить машину, и решила, что тут ей терять нечего. Она кивнула и достала из кармана несколько банкнот, давая ему понять, что заплатит за дополнительную работу. Счастливая улыбка Бо тронула ее сердце. В рабочей одежде, которой его снабдили родители, Бо представлял собой жалкое зрелище, а ведь ему нужно было так немного, чтобы почувствовать себя счастливым.
Желая облегчить нищую жизнь Бо, она отправилась в город и купила ему рабочий комбинезон, несколько рубашек и джинсовую куртку. Прежде чем вручить подарок, Ники два раза постирала вещи, чтобы у них был не новый вид, затем засунула их в багажник «бьюика». Настал момент, и они с Бо обнаружили их, тогда Ники предложила ему взять одежду, потому что ей она не нужна.
По вечерам она стала приглашать своих работников — мужчину, которого никто не ждал, и юношу, в семье которого было слишком много ртов разделить с ней ужин.
— Мой отец работал у отца Уилла, сказал однажды вечером Джим, после того как они закончили ужин яблочным пирогом и кофе.
— Каким он был? спросила Ники.
— Джон Риверс был суровым человеком. Но честным и справедливым. Богобоязненным и любящим своих близких. Ники решила удовлетворить свое любопытство.
— Странно, что Уилл не женат, — расспрашивала она.
— Не потому, что никто не хочет, это уж точно. Ники и сама это понимала.
— Наверно, Уилл не нашел подходящего человека, — сказала она.
— О нет, мэм. С этим было все в порядке, откликнулся Джим. — Младшая дочка Чарли Коннорса, Бет. Бет была лучшей девушкой в округе. Лучше и быть не может. Все считали их превосходной парой.
— Почему же они не поженились? — спросила Ники.
— Они собирались. Но Уилл потерял ее.
— Другой мужчина?..
— Нет, я не это имел в виду. Бет Коннорс заболела и быстро умерла. С тех пор прошло уже почти десять лет. Но похоже, что Уилл еще не пережил этого. — Он покачал головой, заканчивая разговор, если не с Ники, то с собой. Потом собрался и ушел.
Ники долго в задумчивости сидела одна за столом. Да, Уилл Риверс определенно был актером, думала она, и любил играть в простого человека, чья жизнь — открытая книга.
В следующие недели Ники поняла, что Уилл был прав, когда говорил, что табак — это требовательная культура. Когда листья пошли в рост, то на них стали нападать насекомые и гусеницы, было необходимо ежедневно опрыскивать их, чтобы уничтожить заразу. Потом, когда растения начали цвести, надо было отщипывать почки, чтобы предотвратить дальнейший рост.
Ники все больше чувствовала себя заботливым родителем, выхаживающим своего ребенка, оберегающим его от опасности. Днем она работала не покладая рук, ночи оставались для сна. Иногда, кончив домашнюю работу, она, борясь со сном, садилась писать письмо Хелен или Блейк. Но для этого ей всегда приходилось делать над собой усилие. После того как она столько лет не поддерживала отношений с Кейт, Ники решила никогда больше не терять контакта с людьми, которые ей дороги. Ники также переписывалась с Ральфом Сандеманом. Когда она представляла его одинокое холостяцкое существование, то не чувствовала в отношении его никакой обиды за то, как он поступил с ее бабушкой много лет назад.
Где-то в глубине души Ники считала, что ее мать и бабушка сами ответственны за то, что с ними произошло. Моника, провинциальная девушка, очень быстро смирилась с тем, что она брошена, и не сделала ничего, чтобы найти Ральфа Сандемана после того, как они расстались, ожидая, что он сам вернется к ней. Она не принимала во внимание тот факт, что он, может быть, ранен, разлучен с ней из-за страшных событий войны. А Элл… Она тоже отвергала любые возможности. Живя вновь в Виллоу Кросс, Ники другими глазами смотрела на город. В детстве она все видела глазами Элл, город и его жители казались ей неприветливыми. Но ведь и ее мать обращала мало внимания на окружающих ее людей. Теперь Ники узнала, что не все они были жестокими. Были люди, как Кейт и Тим, которые старались сделать окружающий их мир лучше. Они делали больше, чем просто приглядывали за детьми, пока родители тех работали. Тим и Кейт принимали целые семьи, так же как они приняли Ники, помогая им в трудные времена, обеспечивая едой, одеждой, медицинской помощью. А фермеры кооператива!.. Если случалась беда с одним из них — пожар, смерть, несчастный случай — это становилось общей бедой.
Сначала Ники ходила на собрания кооператива, чтобы учиться. Потом ее привлекла общественная деятельность, которая помогала переносить одиночество на ферме. Долго она делала это вместе с Уиллом, распространяя обращения и петиции, предназначенные конгрессменам. Она рассматривала общественную работу как путь в это общество, как оплату долга чести Уиллу за помощь, которую он оказывал ей. А сама себе она признавалась, что это способ показать Уиллу Риверсу, что она тоже не лыком шита и может действовать согласно тем высоким стандартам, которые он предъявлял к хорошим соседям.
Она была польщена, когда Уилл начал знакомить ее с той линией поведения, которой он придерживался внутри кооператива. Одной из его задач было побудить фермеров, чей продукт продавался только «Хайленд Тобакко», оказать давление на компанию, чтобы она ограничила примеси иностранного — более дешевого — табака. Фермеры понимали, что если дешевого табака будет больше и больше, то их табак будет покупаться по минимальным ценам, но они не знали, каким образом оказать на компанию давление.
— Это должно быть моральное давление, — говорил Уилл Ники, планируя следующее собрание кооператива. — Мы Должны заставить компанию осознать, что она несет ответственность за людей в Виллоу Кросс и прилегающем районе и что от этой ответственности нельзя просто так отречься. В то же время мы должны убедить наших людей в том, что и они имеют свою долю во всеобщем процветании и не должны быть так же благодарны компании. Все эти годы мы слышим сладкие разговоры о бесплатных индейках и пикниках. Это все хорошо, но мы должны объяснить людям, что они заработали все это, и даже больше. Обе стороны должны понять, что это партнерство.
— В принципе это конечно идеально, — заметила Ники. — Но правда в том, что, борясь с Хайлендом, мы ходим по краю. Он может не обратить никакого внимания на наши протесты и просто купить все за рубежом.
— Нет, не может, Ники. Нам самим надо поверить в нашу ценность для компании, и тогда она будет действовать в том направлении, в каком мы хотим.
Ники не была уверена в том, что Уилл прав: ей хорошо была знакома жестокость Хайлендов.
Вечером, когда должно было состояться собрание, куда она собиралась пойти с Уиллом, она сидела дома и ждала, когда он за ней заедет. Но вдруг зазвонил телефон.
Это был Уилл, впервые в его голосе она услышала панические нотки:
— Ники, у мамы тяжелый приступ. Я везу ее в больницу…
— Я встречу вас там, — сказала она, думая, что он ждет от нее такой поддержки.
— О нет, — возразил он. — Мне нужно, чтобы вы пошли на собрание и произнесли речь вместо меня…
— Но, Уилл, они не будут меня слушать. Я…
— Вы одна из нас, — твердо сказал Уилл. — Это все, что вам нужно понять, Ники. И вы знаете все, что нужно сказать.
— Да? — пробормотала Ники.
Хотя она и представляла себе в общих чертах выступление Уилла, но он никогда не говорил по бумаге.
— Если вы действительно чувствуете, что нужно сказать, то. найдете слова. Извините, мне нужно идти.
И он положил трубку.
Когда она пришла на собрание, ее тепло приветствовали другие фермеры. Но Ники уловила шепот любопытства. В последнее время она приезжала вместе с Уиллом и поняла, что сейчас обсуждают то, что она приехала одна. Не то чтобы их с Уиллом считали романтической парой. Было достаточно хорошеньких дочек местных фермеров, которые получали от него приглашения на танцы или в кино. И все же все знали, что он до сих пор остается неженатым. О Ники же было известно, что она изучает дело с его помощью.
Она нашла преподобного Клея, который обычно открывал собрания, чтобы предупредить его о том, что Уилла не будет. Но тот уже знал.
— Уилл звонил мне, сказал он. Он в больнице с матерью. Он сказал мне, что вы выступите вместо него…
— Может быть, это могли бы сделать вы. Уилл собирался говорить о…
Священник перебил ее:
— Уилл предупредил меня, что вы попытаетесь уговорить меня. Но сказал, что я совершу ошибку, если соглашусь. Лучше мне посидеть и послушать. Полезнее будет. Похоже, пора начинать…
Ники поняла, что выступления избежать нельзя. Она обещала Уиллу. Но боялась того момента, когда предстанет перед толпой, чувствуя себя посторонней… Более того, она дочь иностранки, которая была любовницей Хайленда. Сейчас Уилл не сможет защитить ее, думала Ники, и потому ей могут не поверить, приняв за представителя вражеского лагеря, провокатора, посланного лишь, чтобы взбудоражить фермеров, а потом еще больше прижать. Глядя на толпу, она представляла, какие злые слова они могут ей сказать. В ее ушах звучало эхо того шепота, который преследовал ее мать.
— …Мы молимся за Уилла и его мать, конечно. А сейчас я хочу уступить место Ники Сандеман, которая скажет несколько слов вместо Уилла.
Они смотрели на нее и ждали, пока Ники не поняла, что собрание уже началось пару минут назад. Ники сделала глотательное движение и прошла к возвышению.
По дороге к микрофону она старалась приободрить себя, вспоминая, что ей говорил Уилл, но ее внезапно охватило странное чувство. Она опять была на доске и шла к краю, чтобы прыгнуть. Равновесие, напомнила она себе, важно удержать равновесие, прежде чем нырнуть.
Она подошла к микрофону, прикрыла его рукой и посмотрела на толпу. Она не ее мать, напомнила она себе. Она сама строит свою жизнь, и это выступление — часть этой жизни.
Она начала говорить:
— «Хайленд Тобакко» готова выкинуть нас из бизнеса после того, как столько лет покупала у нас лист. Мы все обеспокоены тем, как оказать давление на Хайленда и заставить покупать урожай у нас, а не искать другие источники, У Уилла были кое-какие идеи по этому поводу, но, поскольку он не мог прийти, разрешите мне доложить вам о них…
Слова так и сыпались из нее, подогреваемые чувством тех же самых забот, что и у ее аудитории. А также жаждой справедливости со стороны Хайлендов, если не для себя, так для любого другого, заслужившего ее.
Она не смогла бы повторить того, что говорила — она слышала свой голос как бы издалека. Под конец она полностью завладела вниманием людей. Когда она закончила и отошла от микрофона, с минуту продолжалось молчание. Она колебалась с минуту, придя в замешательство, затем повернулась, чтобы уйти. В этот момент зал огласился криками и аплодисментами.
— Держу пари, Ники, мы им покажем!
— Мы не отступим на этот раз!
— Мы заставим их считаться с нами!..
Она оглядела зал, затем вытерла глаза, как будто только что вынырнула из воды. Этот прыжок, думала она, был почти превосходен. Было так чудесно, что хотелось попробовать еще раз.
В своей обычной мягкой манере Джим показал Ники, как готовить грядки для рассады. — Берете пол-унции семян, вот столько, на каждую сотню квадратных ярдов. Затем добавляете удобрения и перемешиваете с золой и мелким белым песком…
Два дня она и ее люди готовили грядки, работая от восхода до заката, прерываясь лишь на полчаса в полдень, чтобы перекусить. Когда все было готово, они укрыли грядки, чтобы защитить их от внезапных изменений температуры, животных и насекомых. Из брошюры, которую дал ей Уилл, Ники знала, что она может рассчитывать получить с каждого квадратного ярда грядки от пятнадцати до двадцати пяти тысяч растений — хотя Джим добавил, что этого можно ожидать только в том случае, если на то будет воля Божья. С момента, когда табак был посажен, и на протяжении последующих трех-четырех месяцев такое количество насекомых, болезней и сорняков нападало на него, что Ники могла только представить, чего будет стоить вырастить хороший урожай.
Следующие две недели они работали на выжженных полях, очищая их и готовя к высадке рассады. Работая в поле, Ники чувствовала себя родителем, готовящим колыбель для ребенка, который должен был появиться на свет. Впервые в жизни она делала настоящую работу, своими силами, начиная с самого начала, вместо того чтобы чувствовать себя актером в пьесе, написанной другими.
Спустя восемь недель рассада была готова. Уилл обещал помочь ей с техникой. Но два дня лил дождь, и Джим принес Ники плохие новости. Почва была очень сырой, всю работу нужно было делать вручную. Когда он увидел растерянность на ее лице, то дотронулся до маленькой Библии, которая лежала у него в кармане, и сказал:
— Господь все делает неспроста, мэм. Вручную делать эту работу тяжелее, но мне нравится думать, что наградой нам будет урожай.
— Надеюсь, Джим. О Господи, я надеюсь на это! Высадка рассады заняла более двух недель, но никто не жаловался. Именно в это трудное время Ники узнала настоящую цену своим работникам. Она наблюдала, с каким терпением Джим обращается с Бо, и когда она похвалила его доброту, он опять ответил ей цитатой из Библии — о том, как Господь велел страдать.
Ники заметила, что когда она пользуется некоторыми жестами при общении с Бо Хансеном, то он понимает ее быстрее. Однажды вечером она наткнулась на него у сломанного «бьюика» Элл. Бо сидел за рулем и представлял, что ведет машину. Ники сказала, что машина испорчена и не может ездить. Тогда Бо вылез из машины, поднял капот и показал на двигатель, а потом на себя. Она поняла, что он хочет починить машину, и решила, что тут ей терять нечего. Она кивнула и достала из кармана несколько банкнот, давая ему понять, что заплатит за дополнительную работу. Счастливая улыбка Бо тронула ее сердце. В рабочей одежде, которой его снабдили родители, Бо представлял собой жалкое зрелище, а ведь ему нужно было так немного, чтобы почувствовать себя счастливым.
Желая облегчить нищую жизнь Бо, она отправилась в город и купила ему рабочий комбинезон, несколько рубашек и джинсовую куртку. Прежде чем вручить подарок, Ники два раза постирала вещи, чтобы у них был не новый вид, затем засунула их в багажник «бьюика». Настал момент, и они с Бо обнаружили их, тогда Ники предложила ему взять одежду, потому что ей она не нужна.
По вечерам она стала приглашать своих работников — мужчину, которого никто не ждал, и юношу, в семье которого было слишком много ртов разделить с ней ужин.
— Мой отец работал у отца Уилла, сказал однажды вечером Джим, после того как они закончили ужин яблочным пирогом и кофе.
— Каким он был? спросила Ники.
— Джон Риверс был суровым человеком. Но честным и справедливым. Богобоязненным и любящим своих близких. Ники решила удовлетворить свое любопытство.
— Странно, что Уилл не женат, — расспрашивала она.
— Не потому, что никто не хочет, это уж точно. Ники и сама это понимала.
— Наверно, Уилл не нашел подходящего человека, — сказала она.
— О нет, мэм. С этим было все в порядке, откликнулся Джим. — Младшая дочка Чарли Коннорса, Бет. Бет была лучшей девушкой в округе. Лучше и быть не может. Все считали их превосходной парой.
— Почему же они не поженились? — спросила Ники.
— Они собирались. Но Уилл потерял ее.
— Другой мужчина?..
— Нет, я не это имел в виду. Бет Коннорс заболела и быстро умерла. С тех пор прошло уже почти десять лет. Но похоже, что Уилл еще не пережил этого. — Он покачал головой, заканчивая разговор, если не с Ники, то с собой. Потом собрался и ушел.
Ники долго в задумчивости сидела одна за столом. Да, Уилл Риверс определенно был актером, думала она, и любил играть в простого человека, чья жизнь — открытая книга.
В следующие недели Ники поняла, что Уилл был прав, когда говорил, что табак — это требовательная культура. Когда листья пошли в рост, то на них стали нападать насекомые и гусеницы, было необходимо ежедневно опрыскивать их, чтобы уничтожить заразу. Потом, когда растения начали цвести, надо было отщипывать почки, чтобы предотвратить дальнейший рост.
Ники все больше чувствовала себя заботливым родителем, выхаживающим своего ребенка, оберегающим его от опасности. Днем она работала не покладая рук, ночи оставались для сна. Иногда, кончив домашнюю работу, она, борясь со сном, садилась писать письмо Хелен или Блейк. Но для этого ей всегда приходилось делать над собой усилие. После того как она столько лет не поддерживала отношений с Кейт, Ники решила никогда больше не терять контакта с людьми, которые ей дороги. Ники также переписывалась с Ральфом Сандеманом. Когда она представляла его одинокое холостяцкое существование, то не чувствовала в отношении его никакой обиды за то, как он поступил с ее бабушкой много лет назад.
Где-то в глубине души Ники считала, что ее мать и бабушка сами ответственны за то, что с ними произошло. Моника, провинциальная девушка, очень быстро смирилась с тем, что она брошена, и не сделала ничего, чтобы найти Ральфа Сандемана после того, как они расстались, ожидая, что он сам вернется к ней. Она не принимала во внимание тот факт, что он, может быть, ранен, разлучен с ней из-за страшных событий войны. А Элл… Она тоже отвергала любые возможности. Живя вновь в Виллоу Кросс, Ники другими глазами смотрела на город. В детстве она все видела глазами Элл, город и его жители казались ей неприветливыми. Но ведь и ее мать обращала мало внимания на окружающих ее людей. Теперь Ники узнала, что не все они были жестокими. Были люди, как Кейт и Тим, которые старались сделать окружающий их мир лучше. Они делали больше, чем просто приглядывали за детьми, пока родители тех работали. Тим и Кейт принимали целые семьи, так же как они приняли Ники, помогая им в трудные времена, обеспечивая едой, одеждой, медицинской помощью. А фермеры кооператива!.. Если случалась беда с одним из них — пожар, смерть, несчастный случай — это становилось общей бедой.
Сначала Ники ходила на собрания кооператива, чтобы учиться. Потом ее привлекла общественная деятельность, которая помогала переносить одиночество на ферме. Долго она делала это вместе с Уиллом, распространяя обращения и петиции, предназначенные конгрессменам. Она рассматривала общественную работу как путь в это общество, как оплату долга чести Уиллу за помощь, которую он оказывал ей. А сама себе она признавалась, что это способ показать Уиллу Риверсу, что она тоже не лыком шита и может действовать согласно тем высоким стандартам, которые он предъявлял к хорошим соседям.
Она была польщена, когда Уилл начал знакомить ее с той линией поведения, которой он придерживался внутри кооператива. Одной из его задач было побудить фермеров, чей продукт продавался только «Хайленд Тобакко», оказать давление на компанию, чтобы она ограничила примеси иностранного — более дешевого — табака. Фермеры понимали, что если дешевого табака будет больше и больше, то их табак будет покупаться по минимальным ценам, но они не знали, каким образом оказать на компанию давление.
— Это должно быть моральное давление, — говорил Уилл Ники, планируя следующее собрание кооператива. — Мы Должны заставить компанию осознать, что она несет ответственность за людей в Виллоу Кросс и прилегающем районе и что от этой ответственности нельзя просто так отречься. В то же время мы должны убедить наших людей в том, что и они имеют свою долю во всеобщем процветании и не должны быть так же благодарны компании. Все эти годы мы слышим сладкие разговоры о бесплатных индейках и пикниках. Это все хорошо, но мы должны объяснить людям, что они заработали все это, и даже больше. Обе стороны должны понять, что это партнерство.
— В принципе это конечно идеально, — заметила Ники. — Но правда в том, что, борясь с Хайлендом, мы ходим по краю. Он может не обратить никакого внимания на наши протесты и просто купить все за рубежом.
— Нет, не может, Ники. Нам самим надо поверить в нашу ценность для компании, и тогда она будет действовать в том направлении, в каком мы хотим.
Ники не была уверена в том, что Уилл прав: ей хорошо была знакома жестокость Хайлендов.
Вечером, когда должно было состояться собрание, куда она собиралась пойти с Уиллом, она сидела дома и ждала, когда он за ней заедет. Но вдруг зазвонил телефон.
Это был Уилл, впервые в его голосе она услышала панические нотки:
— Ники, у мамы тяжелый приступ. Я везу ее в больницу…
— Я встречу вас там, — сказала она, думая, что он ждет от нее такой поддержки.
— О нет, — возразил он. — Мне нужно, чтобы вы пошли на собрание и произнесли речь вместо меня…
— Но, Уилл, они не будут меня слушать. Я…
— Вы одна из нас, — твердо сказал Уилл. — Это все, что вам нужно понять, Ники. И вы знаете все, что нужно сказать.
— Да? — пробормотала Ники.
Хотя она и представляла себе в общих чертах выступление Уилла, но он никогда не говорил по бумаге.
— Если вы действительно чувствуете, что нужно сказать, то. найдете слова. Извините, мне нужно идти.
И он положил трубку.
Когда она пришла на собрание, ее тепло приветствовали другие фермеры. Но Ники уловила шепот любопытства. В последнее время она приезжала вместе с Уиллом и поняла, что сейчас обсуждают то, что она приехала одна. Не то чтобы их с Уиллом считали романтической парой. Было достаточно хорошеньких дочек местных фермеров, которые получали от него приглашения на танцы или в кино. И все же все знали, что он до сих пор остается неженатым. О Ники же было известно, что она изучает дело с его помощью.
Она нашла преподобного Клея, который обычно открывал собрания, чтобы предупредить его о том, что Уилла не будет. Но тот уже знал.
— Уилл звонил мне, сказал он. Он в больнице с матерью. Он сказал мне, что вы выступите вместо него…
— Может быть, это могли бы сделать вы. Уилл собирался говорить о…
Священник перебил ее:
— Уилл предупредил меня, что вы попытаетесь уговорить меня. Но сказал, что я совершу ошибку, если соглашусь. Лучше мне посидеть и послушать. Полезнее будет. Похоже, пора начинать…
Ники поняла, что выступления избежать нельзя. Она обещала Уиллу. Но боялась того момента, когда предстанет перед толпой, чувствуя себя посторонней… Более того, она дочь иностранки, которая была любовницей Хайленда. Сейчас Уилл не сможет защитить ее, думала Ники, и потому ей могут не поверить, приняв за представителя вражеского лагеря, провокатора, посланного лишь, чтобы взбудоражить фермеров, а потом еще больше прижать. Глядя на толпу, она представляла, какие злые слова они могут ей сказать. В ее ушах звучало эхо того шепота, который преследовал ее мать.
— …Мы молимся за Уилла и его мать, конечно. А сейчас я хочу уступить место Ники Сандеман, которая скажет несколько слов вместо Уилла.
Они смотрели на нее и ждали, пока Ники не поняла, что собрание уже началось пару минут назад. Ники сделала глотательное движение и прошла к возвышению.
По дороге к микрофону она старалась приободрить себя, вспоминая, что ей говорил Уилл, но ее внезапно охватило странное чувство. Она опять была на доске и шла к краю, чтобы прыгнуть. Равновесие, напомнила она себе, важно удержать равновесие, прежде чем нырнуть.
Она подошла к микрофону, прикрыла его рукой и посмотрела на толпу. Она не ее мать, напомнила она себе. Она сама строит свою жизнь, и это выступление — часть этой жизни.
Она начала говорить:
— «Хайленд Тобакко» готова выкинуть нас из бизнеса после того, как столько лет покупала у нас лист. Мы все обеспокоены тем, как оказать давление на Хайленда и заставить покупать урожай у нас, а не искать другие источники, У Уилла были кое-какие идеи по этому поводу, но, поскольку он не мог прийти, разрешите мне доложить вам о них…
Слова так и сыпались из нее, подогреваемые чувством тех же самых забот, что и у ее аудитории. А также жаждой справедливости со стороны Хайлендов, если не для себя, так для любого другого, заслужившего ее.
Она не смогла бы повторить того, что говорила — она слышала свой голос как бы издалека. Под конец она полностью завладела вниманием людей. Когда она закончила и отошла от микрофона, с минуту продолжалось молчание. Она колебалась с минуту, придя в замешательство, затем повернулась, чтобы уйти. В этот момент зал огласился криками и аплодисментами.
— Держу пари, Ники, мы им покажем!
— Мы не отступим на этот раз!
— Мы заставим их считаться с нами!..
Она оглядела зал, затем вытерла глаза, как будто только что вынырнула из воды. Этот прыжок, думала она, был почти превосходен. Было так чудесно, что хотелось попробовать еще раз.
Глава 22
Атмосфера на складе Джонсона напоминала восточный базар. На грязном полу были сложены кипы табачного листа, фермеры гордо расхаживали между ними. Они шумно обсуждали разного рода истории купли-продажи, сравнивали, у кого какой урожай, ожидая, пока появится пукцпопшт. В воздухе повисло ожидание. После долгих месяцев тяжелой работы это был день награды, знаменательный день.
Единственная женщина в толпе мужчин, Ники вместе с Джимом Дарком стояла рядом с кипами золотого листа, который они отвоевали у земли; Это был превосходный продукт, мягкий и ароматный, который отражал затраченный на него труд и заботу.
Ники тоже чувствовала, что она как бы выросла и созрела вместе со своим урожаем, утвердилась в своем желании выжить здесь. От солнца ее кожа стала бронзовой, волосы отливали золотом, мышцы стали крепкими. Сейчас Ники наконец могла расслабиться на несколько драгоценных мгновений, предвкушая удовольствие расплатиться за ссуду. Может быть, теперь она сможет позволить себе какое-нибудь небольшое удовольствие.
Внезапно она услышала, как кто-то ее окликнул:
— Николетта, Ники, это ты? Я не ошибся?.. Обернувшись, она увидела, что к ней приближается высокий мужчина. Он был покрыт темным загаром, у него были такие же светлые волосы, как и у нее, он был одет лучше, чем фермеры, которые пришли продать свой урожай. Он казался удивительно знакомым, но Ники не могла вспомнить его.
— Ты не помнишь меня? — спросил он, разочарованный тем, что она его не узнала. — Бейб Хайленд… Дядя Бейб, — напомнил он.
Ники застыла, с ее губ сбежала приветливая улыбка.
— Я помню, — холодно сказала она.
Бейб Хайленд покачал головой, явно смущенный реакцией Ники.
— Я действительно рад тебя снова видеть, Ники. Ты стала взрослой. Ты такая же красивая, как твоя…
— Что вам угодно, мистер Хайленд? — спросила Ники, желая избавиться от Бейба. Появление врага грозило испортить ей сегодняшний праздничный день.
В глазах Бейба застыла боль.
— Ники, я лишь хотел поздороваться с тобой… Ники помнила, что Бейб всегда был добр к ней, всегда был готов помочь Элл, когда другие члены семьи отказались от нее. И все же он был одним из них. Она не могла протянуть ему руку примирения. отделившись от группы фермеров, к ней подошел Джим Дарк.
— Что-то не так, мэм? — спросил он, неприветливо глядя на Бейба.
— Ничего, справлюсь, Джим, — ответила она, но он не отошел, пока она не добавила:
— Спасибо, действительно все в порядке.
— Только свистните, если будет нужно, — сказал Джим и отошел к фермерам.
— Послушайте, мистер Хайленд, — сказала Ники, стараясь быть вежливой, — у меня сегодня хлопотный день. Прошу прощения, но мне некогда разговаривать.
Бейб понимающе кивнул, но потом с умоляющим видом взял ее за руку.
— Ники, поверь мне, я скорблю по твоей маме. Гейбриэл так много значила для меня. Ты помнишь? Я хотел поговорить с тобой, когда она умерла, но ты была ребенком, и тебя отослали отсюда. Я всегда сожалел о том, что у меня не было возможности увидеться с тобой.
— Неужели? — холодно спросила Ники. — Меня было нетрудно найти. Мне всегда казалось, что никому из Хайлендов не было жаль избавиться от моей матери или от меня.
Она заколебалась, будучи неуверенной, стоит ли обвинять в смерти матери X. Д. Что теперь, когда она умерла, может измениться? Потом она решила, что Бейбу это следует знать, если он еще этого не знает.
— По сути, вам очень нужно было избавиться от нас… Громкие возгласы присутствующих заглушили ее слова. Это прибыл аукционист. Ники забыла о мести. Теперь ей хотелось только одного: получить за урожай самую высокую цену. Она прокричала Бейбу:
— Я уже сказала вам, что у меня нет времени ворошить прошлое! Мне нужно заниматься делом!
— Ники, пожалуйста, — попросил он, удели мне немного времени после аукциона. Я хочу кое-что рассказать тебе.
Если ты не захочешь меня больше видеть после нашего разговора, обещаю больше тебя не треножить.
— Хорошо, — согласилась она, горя нетерпением закончить, разговор с Бейбом, прежде чем начнется аукцион.
Когда он повернулся, чтобы уйти, Ники была поражена иронией этой ситуации.
— Подождите минутку, — сказала она, — вы собираетесь участвовать в торгах?
— Не совсем, ответил Бейб. — Я здесь в роли официального наблюдателя. В торгах для Хайленда будет участвовать кто-то другой.
Наблюдая, как он исчезает в толпе, Ники не могла удержаться от сочувствия к нему. Было ясно, что у Бейба никогда не было полномочий действовать от имени компании, которая носила имя его семьи.
Тем временем в центре зала преподобный Клей поднялся на сцену, помахивая рукой в знак приветствия фермерам, которых он знал. Как и многие священники Юга, он пополнял свой скромный доход в качестве аукциониста.
У каждого фермера был номер лота. Позиция Ники, как новичка, была в самом конце. Покупателям, которых было значительно меньше, вручили цветные лопатки, чтобы заявлять цену.
— Лот номер один, — выкрикнул аукционист. — Пять тысяч фунтов отборного листа. Доллар за фунт для начала, один доллар, один доллар-десять, один доллар-десять, один доллар-десять, теперь один доллар-двадцать… один доллар-двадцать пять… ЦИФРЫ вылетали изо рта аукциониста так быстро, что превратились в какой-то новый язык, понятный только тем, кто много лет занимался табаком.
Через тридцать секунд первый лот был продан, торги продолжались. Останавливаясь лишь для того, чтобы сделать глоток воды, аукционист работал пять часов, под конец голос его уже звучал хрипло. Атмосфера вокруг уже не была столь напряженной, поскольку один за другим фермеры испытывали облегчение, продав свой урожай. По мере того как лотов становилось все меньше, торги замедлились. Ники забеспокоилась. Конечно, программа поддержки цен защищала ее. Если никто не согласится дать за ее лист доллар и двадцать семь центов за фунт или около того, то ее урожай будет складирован. Но она чувствовала, что ее урожай заслуживает большего, и когда аукционист выкрикнул номер ее лота, Ники скрестила пальцы и стала молиться.
— Даю один доллар… один-десять, один-десять…
Ники заметила, что Бейб Хайленд спорит с другим мужчиной, который качает головой.
— Один-пятнадцать… один-пятнадцать…
— Один-двадцать… один-двадцать пять… Красная лопаточка поднялась опять — и урожай Ники был продан за доллар-тридцать! Одна из самых высоких цен дня!
Она закрыла глаза и про себя возблагодарила Бога, испытывая слабость триумфа и облегчения.
Ники скользнула на переднее сиденье красного «феррари» Бейба. Он завел мотор, с минуту с удовольствием прислушивался к его работе, затем рванул с места так, что взвизгнули покрышки. Ники была уверена, что Джим Дарк наблюдает за ними и молча предостерегает Бейба, лучше ему вернуть Ники домой в целости и сохранности. Ники решила поговорить с Джимом позже и заверить его, что Бейб не является такой угрозой, как Дьюк Хайленд.
Единственная женщина в толпе мужчин, Ники вместе с Джимом Дарком стояла рядом с кипами золотого листа, который они отвоевали у земли; Это был превосходный продукт, мягкий и ароматный, который отражал затраченный на него труд и заботу.
Ники тоже чувствовала, что она как бы выросла и созрела вместе со своим урожаем, утвердилась в своем желании выжить здесь. От солнца ее кожа стала бронзовой, волосы отливали золотом, мышцы стали крепкими. Сейчас Ники наконец могла расслабиться на несколько драгоценных мгновений, предвкушая удовольствие расплатиться за ссуду. Может быть, теперь она сможет позволить себе какое-нибудь небольшое удовольствие.
Внезапно она услышала, как кто-то ее окликнул:
— Николетта, Ники, это ты? Я не ошибся?.. Обернувшись, она увидела, что к ней приближается высокий мужчина. Он был покрыт темным загаром, у него были такие же светлые волосы, как и у нее, он был одет лучше, чем фермеры, которые пришли продать свой урожай. Он казался удивительно знакомым, но Ники не могла вспомнить его.
— Ты не помнишь меня? — спросил он, разочарованный тем, что она его не узнала. — Бейб Хайленд… Дядя Бейб, — напомнил он.
Ники застыла, с ее губ сбежала приветливая улыбка.
— Я помню, — холодно сказала она.
Бейб Хайленд покачал головой, явно смущенный реакцией Ники.
— Я действительно рад тебя снова видеть, Ники. Ты стала взрослой. Ты такая же красивая, как твоя…
— Что вам угодно, мистер Хайленд? — спросила Ники, желая избавиться от Бейба. Появление врага грозило испортить ей сегодняшний праздничный день.
В глазах Бейба застыла боль.
— Ники, я лишь хотел поздороваться с тобой… Ники помнила, что Бейб всегда был добр к ней, всегда был готов помочь Элл, когда другие члены семьи отказались от нее. И все же он был одним из них. Она не могла протянуть ему руку примирения. отделившись от группы фермеров, к ней подошел Джим Дарк.
— Что-то не так, мэм? — спросил он, неприветливо глядя на Бейба.
— Ничего, справлюсь, Джим, — ответила она, но он не отошел, пока она не добавила:
— Спасибо, действительно все в порядке.
— Только свистните, если будет нужно, — сказал Джим и отошел к фермерам.
— Послушайте, мистер Хайленд, — сказала Ники, стараясь быть вежливой, — у меня сегодня хлопотный день. Прошу прощения, но мне некогда разговаривать.
Бейб понимающе кивнул, но потом с умоляющим видом взял ее за руку.
— Ники, поверь мне, я скорблю по твоей маме. Гейбриэл так много значила для меня. Ты помнишь? Я хотел поговорить с тобой, когда она умерла, но ты была ребенком, и тебя отослали отсюда. Я всегда сожалел о том, что у меня не было возможности увидеться с тобой.
— Неужели? — холодно спросила Ники. — Меня было нетрудно найти. Мне всегда казалось, что никому из Хайлендов не было жаль избавиться от моей матери или от меня.
Она заколебалась, будучи неуверенной, стоит ли обвинять в смерти матери X. Д. Что теперь, когда она умерла, может измениться? Потом она решила, что Бейбу это следует знать, если он еще этого не знает.
— По сути, вам очень нужно было избавиться от нас… Громкие возгласы присутствующих заглушили ее слова. Это прибыл аукционист. Ники забыла о мести. Теперь ей хотелось только одного: получить за урожай самую высокую цену. Она прокричала Бейбу:
— Я уже сказала вам, что у меня нет времени ворошить прошлое! Мне нужно заниматься делом!
— Ники, пожалуйста, — попросил он, удели мне немного времени после аукциона. Я хочу кое-что рассказать тебе.
Если ты не захочешь меня больше видеть после нашего разговора, обещаю больше тебя не треножить.
— Хорошо, — согласилась она, горя нетерпением закончить, разговор с Бейбом, прежде чем начнется аукцион.
Когда он повернулся, чтобы уйти, Ники была поражена иронией этой ситуации.
— Подождите минутку, — сказала она, — вы собираетесь участвовать в торгах?
— Не совсем, ответил Бейб. — Я здесь в роли официального наблюдателя. В торгах для Хайленда будет участвовать кто-то другой.
Наблюдая, как он исчезает в толпе, Ники не могла удержаться от сочувствия к нему. Было ясно, что у Бейба никогда не было полномочий действовать от имени компании, которая носила имя его семьи.
Тем временем в центре зала преподобный Клей поднялся на сцену, помахивая рукой в знак приветствия фермерам, которых он знал. Как и многие священники Юга, он пополнял свой скромный доход в качестве аукциониста.
У каждого фермера был номер лота. Позиция Ники, как новичка, была в самом конце. Покупателям, которых было значительно меньше, вручили цветные лопатки, чтобы заявлять цену.
— Лот номер один, — выкрикнул аукционист. — Пять тысяч фунтов отборного листа. Доллар за фунт для начала, один доллар, один доллар-десять, один доллар-десять, один доллар-десять, теперь один доллар-двадцать… один доллар-двадцать пять… ЦИФРЫ вылетали изо рта аукциониста так быстро, что превратились в какой-то новый язык, понятный только тем, кто много лет занимался табаком.
Через тридцать секунд первый лот был продан, торги продолжались. Останавливаясь лишь для того, чтобы сделать глоток воды, аукционист работал пять часов, под конец голос его уже звучал хрипло. Атмосфера вокруг уже не была столь напряженной, поскольку один за другим фермеры испытывали облегчение, продав свой урожай. По мере того как лотов становилось все меньше, торги замедлились. Ники забеспокоилась. Конечно, программа поддержки цен защищала ее. Если никто не согласится дать за ее лист доллар и двадцать семь центов за фунт или около того, то ее урожай будет складирован. Но она чувствовала, что ее урожай заслуживает большего, и когда аукционист выкрикнул номер ее лота, Ники скрестила пальцы и стала молиться.
— Даю один доллар… один-десять, один-десять…
Ники заметила, что Бейб Хайленд спорит с другим мужчиной, который качает головой.
— Один-пятнадцать… один-пятнадцать…
— Один-двадцать… один-двадцать пять… Красная лопаточка поднялась опять — и урожай Ники был продан за доллар-тридцать! Одна из самых высоких цен дня!
Она закрыла глаза и про себя возблагодарила Бога, испытывая слабость триумфа и облегчения.
Ники скользнула на переднее сиденье красного «феррари» Бейба. Он завел мотор, с минуту с удовольствием прислушивался к его работе, затем рванул с места так, что взвизгнули покрышки. Ники была уверена, что Джим Дарк наблюдает за ними и молча предостерегает Бейба, лучше ему вернуть Ники домой в целости и сохранности. Ники решила поговорить с Джимом позже и заверить его, что Бейб не является такой угрозой, как Дьюк Хайленд.