Страница:
— Я приму к рассмотрению все ваши рекомендации, мисс Сандеман. А сейчас прошу извинить меня…
— Мистер Рис, если вы найдете еще минутку или две… — нервничая, попросила Ники, понимая, что отведенное ей время истекло.
Рис взглянул на свои часы и кивнул. Ники вынула из своего портфеля газетную вырезку.
— Я уверена, вы видели эту заметку, — сказала она, — об иске, возбужденном против «Хайленд Тобакко» мужем женщины, которая умерла от рака легких, после того как тридцать лет курила сигареты «Хайленд».
Рис нахмурился.
— В этом нет ничего нового, — сказал он, отодвигая от себя вырезку, — судебный иск такого рода — отражение сутяжнического времени, в котором мы живем, мисс Сандсман.
Невзирая на его холодную реакцию, Ники настаивала на своем.
— Я подумала, сказала она, — что при всех негативных последствиях этого процесса для Хайленда, это может быть прекрасным поводом для «Ригал» раскрыть некоторые собственные планы на будущее.
— Я принимаю мысль, — кивнув, сказал Рис. — Однако, мисс Сандсман, в преждевременности есть такая же опасность. Если мы будем сейчас обсуждать планы, которые не могут быть осуществлены в течение нескольких лет, то можем породить скорее цинизм, чем воодушевление.
— Понимаю, — медленно протянула она.
— Но, — добавил он, улыбнувшись, — поскольку вы проявляете такой острый интерес к имиджу «Ригал» в глазах публики, пожалуйста, не стесняйтесь приходить ко мне с любыми другими идеями, которые у вас возникают. Я ценю ваш проект, мисс Сандеман, и вашу преданность. Как я уже сказал при нашей первой встрече, думаю, что вас ожидает в «Ригал» многообещающее будущее. Весьма многообещающее…
Ники оставила кабинет Риса со смешанным чувством. Удовлетворенная его похвалой, она в то же время была разочарована, что Рис, как ей показалось, не оценил всех достоинств ее предложений.
Разумеется, он тоже видел возрастающее число-публикаций с нападками на особые привилегии, которыми пользуются табачные компании, и на их смертоносную продукцию. Конечно, он не мог не заметить возрастающую силу движения против курения. Теперь, когда Хайленд был публично обвинен в смерти от курения, почему бы Десмонду не захватить возможность дистанциировать «Ригал» от других компаний? Почему он не понимает, что заявление о намерениях лучше, чем молчание, свидетельствующее о соучастии?
Стоя перед зеркалом, Ники поправляла расшитую бисером головную повязку, которая довершала се вечерний туалет для бала у Андервуда. Ее белое развевающееся платье в складку, приобретенное в одном из старейших магазинов Атланты, великолепно сидело на ней, так же, как вечерние туфли.
Когда позвонил дежурный отеля и сообщил, что прибыл ее сопровождающий, Ники добавила немного румян на щеки и нанесла еще один слой красной помады, чтобы придать своему рту вид «пчелиного укуса», как было модно в двадцатые годы.
Она открыла дверь, чтобы встретить Алексея, мгновением раньше, чем он успел постучать.
— Ты выглядишь ошеломляюще, Ники, — выдохнул он, — совершенно великолепно!
— Ты и сам прекрасно выглядишь, — сказала она, одобрительно оглядывая безукоризненно сшитый вечерний костюм Алексея и шелковый шарф, небрежно накинутый на шею. Мимолетно взглянув в зеркало, Ники должна была признать, что они составляют превосходную пару. Но чем лучше она узнавала и ценила Алексея, тем дальше отдалялась от мысли выйти за него замуж. «Что со мной?» — не раз спрашивала она себя. Всю свою жизнь она чуралась мужчин, особенно тех, которые выглядели способными любить. Алексей не желал ничего больше, кроме как заботиться о ней, в чем она всегда нуждалась, но все, что Ники могла дать ему — признательность и извинения.
— Спасибо, что заехал, — сказала она, коснувшись его губ теплым, но не страстным поцелуем. — Блейк угрожала мне всеми земными карами, если я не вытащу тебя на этот уик-энд.
— Весь к твоим услугам, — галантно произнес он, — хотя до сих пор не могу понять, почему ты ведешь такой образ жизни. Я уважаю твою независимость, Ники, и понимаю, как важна для тебя твоя работа, если компания «Ригал» добровольно отказывается от своих табачных интересов, если такой человек, как Десмонд Рис, выступает с публичным заявлением против производства сигарет. Но чего я никак не могу понять, так это почему ты не можешь вести нормальную жизнь в добавление к своей работе. Разве у тебя нет времени оставить этот отель и…
— Нет времени даже подумать о том, чтобы найти квартиру, поэтому пусть все останется как есть, — оборвала Ники Алексея, прежде чем он смог закончить фразу.
Его темные глаза блеснули.
— Я не говорил о деталях, — сказал он спокойно.
— Я знаю, — вздохнула она, — извини меня, Алексей. Я просто не в состоянии дать тебе ответ, которого ты ждешь. — Она протянула руку и кончиками пальцев коснулась его лица. Он перехватил ее руку и надолго задержал в своей.
— Может быть, кто-то есть? — мягко спросил он. — Кто-то, кого ты могла бы любить?
— Нет! — быстро ответила она и затрясла головой, словно стараясь изгнать образ Уилла, который мелькнул в сознании. Необъяснимым образом Алексей вызвал у нес раздражение, задав вопрос, на который у нее не было твердого ответа.
Бал Андервуда в честь полудюжины местных благотворителей ожидался в Атланте как гвоздь сезона в жизни общества. Построенный еще до Гражданской войны особняк Блейк — дар самой себе за счет доходов от ее трастового фонда — был заполнен свежими цветами и освещался хрустальными канделябрами. Армия слуг, облаченных в униформу солдат-конфедератов, обносила гостей шампанским и бутербродами, в то время как оркестр Питера Дучина наигрывал танцевальные мелодии, к удовольствию высшего общества города.
Ники церемонно представилась Блейк, которая была одета как истинная дочь Старого Юга, в алое платье со смелым декольте.
— Прекрасно, — протянула она. — Давно пора показаться на людях, Ники Сандеман. И самая пора представить этого красивого и элегантного мужчину, вместо того, чтобы где-то прятать его.
— Рад снова видеть вас, Блейк, — сказал Алексей, манерно кланяясь и поднося ее руку к губам.
Блейк тяжело вздохнула.
— Ах, ну почему я никак не могу найти кого-нибудь, столь же совершенного, как вы? Ники, ты не будешь возражать, если я одолжу у тебя этого очаровательного мужчину на танец или даже на два?
Она протянула руки к Алексею и приготовилась увести его. Однако, верная своим обязанностям хозяйки, Блейк обвела сначала взглядом зал. Ее взор остановился на мужчине в повседневном костюме, она помахала ему рукой, как раз когда он брал бокал с шампанским у проходящего мимо официанта.
— А сейчас позвольте мне представить вас одному очаровательному джентльмену, — сказала она. — Ники, это мой дядя, Джон Кромвелл. Он из северной ветви нашей семьи. Он зарабатывает себе на жизнь, что не извиняет его появление на моем вечере в неподходящем костюме. Дядя Джон намеревается завтра покинуть Атланту, но если мы окажем ему наше южное гостеприимство, может быть, это заставит его задержаться.
Исполнив свой долг, Блейк уверенно повела Алексея в сторону танцевальной площадки.
«Дядя Джон» сохранял серьезное выражение лица, которое соответствовало его строгому темно-серому костюму. И хотя на вид ему было не менее шестидесяти, Ники не ощущала никаких препятствий для того, чтобы вовлечь его в разговор.
— Что же такого вы сделали, мистер Кромвелл, что Блейк не одобрила вас? — спросила она.
— Я юрист, мисс Сандеман, — ответил он. «Кромвелл, Бэджетт и Константин», Трентон, Нью-Джерси.
— Ваше имя мне знакомо.
— Я главный адвокат в деле Тройано. Может быть, вы читали о нем.
— Это не то, которое…
— Да, мисс Сандеман, — обронил он жестко. — Дело против «Хайленд Тобакко». Я рассматриваю как победу уже то, что мы смогли довести его до суда, после всего что они сделали, чтобы похоронить дело.
Ники следила за этим процессом по газетам.
— Но это очень трудное дело, мистер Кромвелл. Доктора умершей женщины сказали, что если бы она перестала курить, то могла бы остаться в живых. Ее муж свидетельствовал, что она много раз пыталась бросить, но не смогла. Как вы думаете, присяжные сочувственно отнесутся к делу?
Кромвелл покачал головой.
— Нам предстоит пройти еще долгий путь, мисс Сандеман, и нам потребуется много больше, чем сочувствие, чтобы выиграть.
— Но тогда почему вы взялись за это дело, если не уверены, что сумеете выиграть его? — спросила она, теперь уже довольная тем, что Блейк свела ее с таким интересным собеседником.
— Потому что это необходимо. Мои партнеры и я знали, что, ввязываясь в это дело, мы попадаем в тяжелую ситуацию. Знаете, чего стоит его ведение моей фирме? Миллионов долларов и многих лет изучения документов и прочей предварительной работы. Я не обманывал ни себя, ни своего клиента, что это будет легкое дело. В конечном счете компания постарается затянуть процесс лет на тридцать. Они готовы переносить, затягивать, хитрить. Они пытаются повернуть колесо назад после каждого пройденного шага. Отдают обманные распоряжения, чтобы помешать нам получить информацию, в которой мы нуждаемся, а когда мы добираемся до предварительного рассмотрения дела, заваливают нас бумагами.
Ники с возрастающим возмущением слушала, как Кромвелл описывал тактику сопротивления, которую использовали адвокаты «Хайленд».
— И если бы судья не отменил несколько перерывов в слушании дела, мы до сих пор не продвинулись бы…
— Но это дело приобрело гораздо большую известность, чем любое другое из тех, о которых я раньше слышала, — сказала Ники. — Может быть, это воодушевит и других людей обратиться в суд.
— Может быть, — согласился он. — Но, мисс Сандеман, взгляните спокойно на голые факты. В прошлые годы табачная индустрия потратила примерно от 800 миллионов до 1 миллиарда долларов, защищаясь в судебных процессах. Это превосходит весь национальный бюджет многих небольших стран. Кто располагает сравнимыми суммами, чтобы сражаться с ними?
— Но если они начнут проигрывать…. настойчиво сказала она, представляя, как этот Голиаф отбивается от угроз со всех сторон, и размышляя, может ли вообще такой гигант, как «Хайленд», быть повержен.
— Даже если они начнут проигрывать десять или пятнадцать дел в год — а ныне мы не уверены, что способны выиграть хоть одно дело — даже тогда, мисс Сандеман, они способны покрыть ущерб в пять или шесть миллиардов долларов, просто подняв цену пачки своих сигарет на двадцать пять центов. Эти деньги, которые добровольно внесут курильщики, пойдут на образование фонда защиты, способного уберечь их от непоправимого ущерба. Как вам нравится такой поворот? Эффект в том и заключается, что курильщики защищают эти компании против самих себя.
— Но это же чудовищно! — воскликнула Ники. Джон Кромвелл угрюмо усмехнулся.
— Я испытываю точно такие же чувства. Скажите, мисс Сандеман, почему вы так заинтересованы в деле Тройано? Вы не представительница местной прессы? Под слоем румян Ники даже вспыхнула. — Я работаю в «Ригал Тобакко», — сказала она тихо. На лице Кромвелла появилась гримаса отвращения. — Выходит, — произнес он с сарказмом, — вам бы хотелось увидеть поражение «Хайленд», но вы не видите ничего зазорного в том, чтобы работать на «Ригал».
— Это не совсем так, — запротестовала она: ее очень заботило, чтобы произвести хорошее впечатление на Джона Кромвелла. Я не имею права сейчас все объяснить, но, уверяю вас, что «Ригал» вовсе не похож на «Хайленд». Наше руководство заботится о здоровой продукции.
Кромвелл покачал головой.
— Я давно перестал верить в это, мисс Сандеман. И уже не поверю ни в чью благожелательность из тех, кто связан с табачной индустрией. Но, поскольку вы кажетесь заинтересованной, я скажу вам о моих личных мотивах, заставивших меня взяться за это дело. Я думаю, что вердикт будет политическим, а не финансовым. Думаю, что мы разрушаем табачную индустрию каждый раз, когда можем содрать с нее эту блестящую мишуру, которой они окружили себя с помощью своей системы общественных связей. Не важно, как повернется конкретное дело Тройано, ведь мы хотим показать, насколько зловеща вся эта индустрия, как далеко она заходит со своей тактикой «Большой Лжи». И хотя они безмерно богаты и могущественны, думаю, люди начинают в определенной степени проникаться к ним отвращением и начинают заставлять своих конгрессменов прислушиваться к своему мнению.
— Я думаю, вы правы, — подтвердила Ники, — вы сказали именно то, во что я верю.
— Что ж, тогда, мисс Сандеман, я думаю, вы понимаете, что ваш босс должен быть так же обеспокоен, как и мистер Хайленд. Потому что если любая компания проигрывает одно дело — всего лишь одно, — все огромное корпоративное тело начинает кровоточить. А тогда на него со всех сторон налетают акулы, чтобы растерзать.
Глава 30
— Мистер Рис, если вы найдете еще минутку или две… — нервничая, попросила Ники, понимая, что отведенное ей время истекло.
Рис взглянул на свои часы и кивнул. Ники вынула из своего портфеля газетную вырезку.
— Я уверена, вы видели эту заметку, — сказала она, — об иске, возбужденном против «Хайленд Тобакко» мужем женщины, которая умерла от рака легких, после того как тридцать лет курила сигареты «Хайленд».
Рис нахмурился.
— В этом нет ничего нового, — сказал он, отодвигая от себя вырезку, — судебный иск такого рода — отражение сутяжнического времени, в котором мы живем, мисс Сандсман.
Невзирая на его холодную реакцию, Ники настаивала на своем.
— Я подумала, сказала она, — что при всех негативных последствиях этого процесса для Хайленда, это может быть прекрасным поводом для «Ригал» раскрыть некоторые собственные планы на будущее.
— Я принимаю мысль, — кивнув, сказал Рис. — Однако, мисс Сандсман, в преждевременности есть такая же опасность. Если мы будем сейчас обсуждать планы, которые не могут быть осуществлены в течение нескольких лет, то можем породить скорее цинизм, чем воодушевление.
— Понимаю, — медленно протянула она.
— Но, — добавил он, улыбнувшись, — поскольку вы проявляете такой острый интерес к имиджу «Ригал» в глазах публики, пожалуйста, не стесняйтесь приходить ко мне с любыми другими идеями, которые у вас возникают. Я ценю ваш проект, мисс Сандеман, и вашу преданность. Как я уже сказал при нашей первой встрече, думаю, что вас ожидает в «Ригал» многообещающее будущее. Весьма многообещающее…
Ники оставила кабинет Риса со смешанным чувством. Удовлетворенная его похвалой, она в то же время была разочарована, что Рис, как ей показалось, не оценил всех достоинств ее предложений.
Разумеется, он тоже видел возрастающее число-публикаций с нападками на особые привилегии, которыми пользуются табачные компании, и на их смертоносную продукцию. Конечно, он не мог не заметить возрастающую силу движения против курения. Теперь, когда Хайленд был публично обвинен в смерти от курения, почему бы Десмонду не захватить возможность дистанциировать «Ригал» от других компаний? Почему он не понимает, что заявление о намерениях лучше, чем молчание, свидетельствующее о соучастии?
Стоя перед зеркалом, Ники поправляла расшитую бисером головную повязку, которая довершала се вечерний туалет для бала у Андервуда. Ее белое развевающееся платье в складку, приобретенное в одном из старейших магазинов Атланты, великолепно сидело на ней, так же, как вечерние туфли.
Когда позвонил дежурный отеля и сообщил, что прибыл ее сопровождающий, Ники добавила немного румян на щеки и нанесла еще один слой красной помады, чтобы придать своему рту вид «пчелиного укуса», как было модно в двадцатые годы.
Она открыла дверь, чтобы встретить Алексея, мгновением раньше, чем он успел постучать.
— Ты выглядишь ошеломляюще, Ники, — выдохнул он, — совершенно великолепно!
— Ты и сам прекрасно выглядишь, — сказала она, одобрительно оглядывая безукоризненно сшитый вечерний костюм Алексея и шелковый шарф, небрежно накинутый на шею. Мимолетно взглянув в зеркало, Ники должна была признать, что они составляют превосходную пару. Но чем лучше она узнавала и ценила Алексея, тем дальше отдалялась от мысли выйти за него замуж. «Что со мной?» — не раз спрашивала она себя. Всю свою жизнь она чуралась мужчин, особенно тех, которые выглядели способными любить. Алексей не желал ничего больше, кроме как заботиться о ней, в чем она всегда нуждалась, но все, что Ники могла дать ему — признательность и извинения.
— Спасибо, что заехал, — сказала она, коснувшись его губ теплым, но не страстным поцелуем. — Блейк угрожала мне всеми земными карами, если я не вытащу тебя на этот уик-энд.
— Весь к твоим услугам, — галантно произнес он, — хотя до сих пор не могу понять, почему ты ведешь такой образ жизни. Я уважаю твою независимость, Ники, и понимаю, как важна для тебя твоя работа, если компания «Ригал» добровольно отказывается от своих табачных интересов, если такой человек, как Десмонд Рис, выступает с публичным заявлением против производства сигарет. Но чего я никак не могу понять, так это почему ты не можешь вести нормальную жизнь в добавление к своей работе. Разве у тебя нет времени оставить этот отель и…
— Нет времени даже подумать о том, чтобы найти квартиру, поэтому пусть все останется как есть, — оборвала Ники Алексея, прежде чем он смог закончить фразу.
Его темные глаза блеснули.
— Я не говорил о деталях, — сказал он спокойно.
— Я знаю, — вздохнула она, — извини меня, Алексей. Я просто не в состоянии дать тебе ответ, которого ты ждешь. — Она протянула руку и кончиками пальцев коснулась его лица. Он перехватил ее руку и надолго задержал в своей.
— Может быть, кто-то есть? — мягко спросил он. — Кто-то, кого ты могла бы любить?
— Нет! — быстро ответила она и затрясла головой, словно стараясь изгнать образ Уилла, который мелькнул в сознании. Необъяснимым образом Алексей вызвал у нес раздражение, задав вопрос, на который у нее не было твердого ответа.
Бал Андервуда в честь полудюжины местных благотворителей ожидался в Атланте как гвоздь сезона в жизни общества. Построенный еще до Гражданской войны особняк Блейк — дар самой себе за счет доходов от ее трастового фонда — был заполнен свежими цветами и освещался хрустальными канделябрами. Армия слуг, облаченных в униформу солдат-конфедератов, обносила гостей шампанским и бутербродами, в то время как оркестр Питера Дучина наигрывал танцевальные мелодии, к удовольствию высшего общества города.
Ники церемонно представилась Блейк, которая была одета как истинная дочь Старого Юга, в алое платье со смелым декольте.
— Прекрасно, — протянула она. — Давно пора показаться на людях, Ники Сандеман. И самая пора представить этого красивого и элегантного мужчину, вместо того, чтобы где-то прятать его.
— Рад снова видеть вас, Блейк, — сказал Алексей, манерно кланяясь и поднося ее руку к губам.
Блейк тяжело вздохнула.
— Ах, ну почему я никак не могу найти кого-нибудь, столь же совершенного, как вы? Ники, ты не будешь возражать, если я одолжу у тебя этого очаровательного мужчину на танец или даже на два?
Она протянула руки к Алексею и приготовилась увести его. Однако, верная своим обязанностям хозяйки, Блейк обвела сначала взглядом зал. Ее взор остановился на мужчине в повседневном костюме, она помахала ему рукой, как раз когда он брал бокал с шампанским у проходящего мимо официанта.
— А сейчас позвольте мне представить вас одному очаровательному джентльмену, — сказала она. — Ники, это мой дядя, Джон Кромвелл. Он из северной ветви нашей семьи. Он зарабатывает себе на жизнь, что не извиняет его появление на моем вечере в неподходящем костюме. Дядя Джон намеревается завтра покинуть Атланту, но если мы окажем ему наше южное гостеприимство, может быть, это заставит его задержаться.
Исполнив свой долг, Блейк уверенно повела Алексея в сторону танцевальной площадки.
«Дядя Джон» сохранял серьезное выражение лица, которое соответствовало его строгому темно-серому костюму. И хотя на вид ему было не менее шестидесяти, Ники не ощущала никаких препятствий для того, чтобы вовлечь его в разговор.
— Что же такого вы сделали, мистер Кромвелл, что Блейк не одобрила вас? — спросила она.
— Я юрист, мисс Сандеман, — ответил он. «Кромвелл, Бэджетт и Константин», Трентон, Нью-Джерси.
— Ваше имя мне знакомо.
— Я главный адвокат в деле Тройано. Может быть, вы читали о нем.
— Это не то, которое…
— Да, мисс Сандеман, — обронил он жестко. — Дело против «Хайленд Тобакко». Я рассматриваю как победу уже то, что мы смогли довести его до суда, после всего что они сделали, чтобы похоронить дело.
Ники следила за этим процессом по газетам.
— Но это очень трудное дело, мистер Кромвелл. Доктора умершей женщины сказали, что если бы она перестала курить, то могла бы остаться в живых. Ее муж свидетельствовал, что она много раз пыталась бросить, но не смогла. Как вы думаете, присяжные сочувственно отнесутся к делу?
Кромвелл покачал головой.
— Нам предстоит пройти еще долгий путь, мисс Сандеман, и нам потребуется много больше, чем сочувствие, чтобы выиграть.
— Но тогда почему вы взялись за это дело, если не уверены, что сумеете выиграть его? — спросила она, теперь уже довольная тем, что Блейк свела ее с таким интересным собеседником.
— Потому что это необходимо. Мои партнеры и я знали, что, ввязываясь в это дело, мы попадаем в тяжелую ситуацию. Знаете, чего стоит его ведение моей фирме? Миллионов долларов и многих лет изучения документов и прочей предварительной работы. Я не обманывал ни себя, ни своего клиента, что это будет легкое дело. В конечном счете компания постарается затянуть процесс лет на тридцать. Они готовы переносить, затягивать, хитрить. Они пытаются повернуть колесо назад после каждого пройденного шага. Отдают обманные распоряжения, чтобы помешать нам получить информацию, в которой мы нуждаемся, а когда мы добираемся до предварительного рассмотрения дела, заваливают нас бумагами.
Ники с возрастающим возмущением слушала, как Кромвелл описывал тактику сопротивления, которую использовали адвокаты «Хайленд».
— И если бы судья не отменил несколько перерывов в слушании дела, мы до сих пор не продвинулись бы…
— Но это дело приобрело гораздо большую известность, чем любое другое из тех, о которых я раньше слышала, — сказала Ники. — Может быть, это воодушевит и других людей обратиться в суд.
— Может быть, — согласился он. — Но, мисс Сандеман, взгляните спокойно на голые факты. В прошлые годы табачная индустрия потратила примерно от 800 миллионов до 1 миллиарда долларов, защищаясь в судебных процессах. Это превосходит весь национальный бюджет многих небольших стран. Кто располагает сравнимыми суммами, чтобы сражаться с ними?
— Но если они начнут проигрывать…. настойчиво сказала она, представляя, как этот Голиаф отбивается от угроз со всех сторон, и размышляя, может ли вообще такой гигант, как «Хайленд», быть повержен.
— Даже если они начнут проигрывать десять или пятнадцать дел в год — а ныне мы не уверены, что способны выиграть хоть одно дело — даже тогда, мисс Сандеман, они способны покрыть ущерб в пять или шесть миллиардов долларов, просто подняв цену пачки своих сигарет на двадцать пять центов. Эти деньги, которые добровольно внесут курильщики, пойдут на образование фонда защиты, способного уберечь их от непоправимого ущерба. Как вам нравится такой поворот? Эффект в том и заключается, что курильщики защищают эти компании против самих себя.
— Но это же чудовищно! — воскликнула Ники. Джон Кромвелл угрюмо усмехнулся.
— Я испытываю точно такие же чувства. Скажите, мисс Сандеман, почему вы так заинтересованы в деле Тройано? Вы не представительница местной прессы? Под слоем румян Ники даже вспыхнула. — Я работаю в «Ригал Тобакко», — сказала она тихо. На лице Кромвелла появилась гримаса отвращения. — Выходит, — произнес он с сарказмом, — вам бы хотелось увидеть поражение «Хайленд», но вы не видите ничего зазорного в том, чтобы работать на «Ригал».
— Это не совсем так, — запротестовала она: ее очень заботило, чтобы произвести хорошее впечатление на Джона Кромвелла. Я не имею права сейчас все объяснить, но, уверяю вас, что «Ригал» вовсе не похож на «Хайленд». Наше руководство заботится о здоровой продукции.
Кромвелл покачал головой.
— Я давно перестал верить в это, мисс Сандеман. И уже не поверю ни в чью благожелательность из тех, кто связан с табачной индустрией. Но, поскольку вы кажетесь заинтересованной, я скажу вам о моих личных мотивах, заставивших меня взяться за это дело. Я думаю, что вердикт будет политическим, а не финансовым. Думаю, что мы разрушаем табачную индустрию каждый раз, когда можем содрать с нее эту блестящую мишуру, которой они окружили себя с помощью своей системы общественных связей. Не важно, как повернется конкретное дело Тройано, ведь мы хотим показать, насколько зловеща вся эта индустрия, как далеко она заходит со своей тактикой «Большой Лжи». И хотя они безмерно богаты и могущественны, думаю, люди начинают в определенной степени проникаться к ним отвращением и начинают заставлять своих конгрессменов прислушиваться к своему мнению.
— Я думаю, вы правы, — подтвердила Ники, — вы сказали именно то, во что я верю.
— Что ж, тогда, мисс Сандеман, я думаю, вы понимаете, что ваш босс должен быть так же обеспокоен, как и мистер Хайленд. Потому что если любая компания проигрывает одно дело — всего лишь одно, — все огромное корпоративное тело начинает кровоточить. А тогда на него со всех сторон налетают акулы, чтобы растерзать.
Глава 30
— Мы нуждаемся в большем количестве компаний, которые обладают привлекательным имиджем, а не только хорошими финансовыми показателями, — доказывала Ники. Вдохновленная своим успехом — бескровным выкупом компании «Фрешфрут» — она стала более смелой и уверенной в своих поисках новых приобретений. Она положила на стол Риса результаты своего изучения двух фирм: одна производила натуральные витамины, другая — натуральную косметику. Наклонившись вперед с «горячего места» напротив Риса, она продолжала:
— Если вы не возражаете, мистер Рис, то нужно сказать, что табачные компании много выигрывают от своего сотрудничества с фермерами.
— Я не возражаю против того, что вы сказали, ответил Рис с лукавой улыбкой.
— Хорошо, в таком случае мы нуждаемся в том, чтобы найти новые способы показать, что «Ригал» утверждает что-то хорошее. Что его дело правое. Что он отличается от других табачных компаний.
— Именно так, — согласился Рис, глубокомысленно кивнув головой, — и я внимательно рассмотрю каждое ваше новое предложение. — Как школьный учитель по отношению к любимому ученику, он добавил предостерегающим тоном:
— Разносторонность и многообразие, мисс Сандеман вот о чем я хочу, чтобы вы помнили всегда в будущем. Мы не можем ограничить свое внимание только так называемым «здоровым» рынком. Мы, конечно, отличаемся от наших конкурентов, но я хочу, чтобы вы обращали пристальное внимание на то, что они делают, и изучали это.
Ники уступила. После того как она нашла подтверждение, что «Хайленд Тобакко» сделала предложение «Баркли», престижной винной фирме, она пошла прямо к Рису и предложила ему купить эту компанию для «Ригал».
Вначале он держался уклончиво.
— Что заставляет вас думать, что «Хайленд» не сделает нового предложения? спросил он. Почему вы полагаете, что мы добьемся чего-то большего, чем просто повышения цены?
— Этого не может случиться, — сказала она со знанием дела. — Но представьте, что мы сделаем лишь одно хорошее предложение… И на условии немедленного ответа. Если «Баркли» поймет, что она не является частью войны цен, они не могут сказать «нет» без большого риска. Они тогда рискуют встретиться с возможностью уступить за более низкую цену, чем предлагаем мы, если мы выйдем из игры.
Рис откинулся в кресле и изучающе посмотрел на Ники.
— Знаете, мисс Сандеман, — заметил он в конце концов, — вы напоминаете мне меня самого, разумеется, когда я был много моложе. У вас есть инстинкт к разрешению проблем, который так же важен, как и редок. — Он улыбнулся. Подхватывайте мяч и мчитесь дальше.
Через две недели Ники обедала с шампанским и устрицами в ресторане Брениана в Новом Орлеане не с кем иным, как с Бейбом Хайлендом. Все еще одетая в синий деловой костюм, поскольку пришла сюда прямо после долгого дня в офисе, она жадно слушала, как он угощал ее новостями о реакции Дьюка на последний удачный ход «Ригал».
— Это достаточно скверно — проиграть старине Десмонду Рису, — смеялся он, — не зная, что ты была причастна к этому… Ладно, я передам тебе в точности, что он сказал, но ничего из этого нельзя назвать приличным, даже для ушей ветерана-Табаковода.
Ники рассмеялась вместе с ним. Их общее стремление причинять неприятности Дьюку было частью их товарищеских отношений с Бейбом. Он не испытывал никакого беспокойства, радуясь успехам Ники в ее работе, даже несмотря на то, что ее успехи обостряли конкуренцию компаний..
— Я еще не сказала своего последнего слова, заметила Ники. — Я тут положила глаз на кое-что; по сравнению с этим все, что я сделала до сих пор, покажется детскими игрушками.
— Правда? Что-нибудь такое, от чего Дьюк подскочит от злости? — улыбнулся Бейб, и его голубые глаза блеснули с озорством. В этот момент он выглядел молодым, красивым и беззаботным, совершенно непохожим на лишенного прав брата Дьюка Хайленда.
— Более того, — сказала Ники. Уже не в первый раз, глядя на Бейба, она думала, каким приятным он становится, когда приобретает вид зрелого человека. Что бы она испытывала к нему, размышляла она, если бы они не были в родстве?
— Расскажи мне об этом, настаивал Бейб тоном заговорщика, нагибаясь к ней через стол.
— Еще рано. Пока это большой-большой секрет…
— Уж не хочешь ли ты сказать, что ты и старина Рис планируете наехать на «Хайленд»? пошутил он.
Явная смелость такого предложения, которое ей и во сне бы не привиделось высказать, ошеломила Ники. На мгновение она замолчала. Неужели такое может быть?
— Нет, — сказала она в конце концов. — Насколько мне известно, у мистера Риса нет таких планов относительно «Хайленда». Но, — улыбнулась она, — разумеется чисто теоретически, на чьей стороне ты будешь, если мы начали бы наступление на «Хайленд»?
— На твоей, конечно, — галантно ответил Бейб. Говоря теоретически.
После ужина они рука об руку гуляли по Французскому кварталу, прислушиваясь к звукам джаза, доносящимся из крошечных клубов, что непрерывной чередой тянулись вдоль узких улочек. В тот чудесный вечер квартал был заполнен и туристами, и местными жителями. Одетый в кремовый итальянский костюм, со своими золотистыми волосами, так контрастирующими с его круглогодичным загаром, Бейб привлекал столько же восхищенных взглядов, сколько и Ники.
— Я все еще никак не могу поверить, что ты вытащил меня сюда поужинать, — сказала она, вдыхая европейский аромат этого портового города. — Когда ты сказал, что прибываешь самолетом фирмы, я предположила, что мы пойдем куда-нибудь в Атланте.
Бейб пожал плечами в обычной манере человека, давно привыкшего ко всему лучшему, что только могут дать деньги.
Я решил, что ситуация требует чего-то особенного. Твоя мама всегда любила Новый Орлеан, — добавил он тихо. — Мы как-то собирались провести здесь свой медовый месяц, а затем, может быть, сплавать куда-нибудь. Элл любила море так же, как я. Она…
Вслушиваясь в воспоминания Бейба, она вспоминала и какие-то свои собственные забытые впечатления. Когда он рассказывал, Ники представляла, как могло проходить ее собственное детство, если бы не трагедия, которая оборвала жизнь Элл. Из всех Хайлендов Бейб был единственным, который никогда не был женат, хотя его имя связывали со многими красивыми и богатыми женщинами. Теперь она размышляла, не была ли тому причиной верность памяти об утраченной любви. Так же, как, похоже, и у Уилла Риверса.
Как она намекнула в разговоре с Бейбом, Ники остановила свой взгляд на компании, которая была не меньшим гигантом, чем сам «Ригал» — «Хоумпрайд фудс». В индустрии готовой еды «Хоумпрайд» возвышалась над всеми остальными, как башня. Начав в 1925 году с готового теста, она разрослась в сеть процветающих предприятий, которые производили продукты для микроволновых печей, не нуждающиеся в замораживании. Фактически в каждой американской кладовке можно было найти хоть один продукт «Хоумпрайд», точно так же, как в коробке для завтраков любого школьника можно было увидеть какое-нибудь печенье или вообще что-то съестное от «Хоумпрайд фудс», Это была компания, которая, как надеялась Ники, могла бы обеспечить «Ригал» успешный отход от табачных дел. Не менее важно было и то, что это могло охранить «Ригал» от захвата со стороны.
Успехи «Ригал» следовали один за другим: доходы от табака порождали улучшение технологии, обновленная технология порождала в свою очередь большие доходы. Сейчас ежегодная прибыль «Ригал» превышала миллиард долларов наличными — более чем сто тысяч долларов в час — что делало компанию привлекательной целью для захвата извне.
Вооруженная доскональной документацией, Ники сделала свои рекомендации Рису: прибыли «Хоумпрайд» были в равной степени и стабильными, и высокими. В пенсионном фонде компании были значительные излишки, у нее было очень немного долгов, поэтому «Хоумпрайд фудс» могла легко брать взаймы значительные средства, чтобы оплатить прекращение собственного существования как независимого юридического лица. Акции «Хоумпрайд» на бирже котировались примерно по шестьдесят долларов за одну. Это было значительно ниже их реальной стоимости. Все эти сигналы в деловом мире, где перекупка стала обычным явлением, воспринимались как знак опасности.
В атмосфере строгой секретности, чтобы не поднять стоимость акций «Хоумпрайд», Ники провела подготовительную работу. Используя липовую корпорацию, специально созданную для этой цели, она купила маленький пакет акций «Хоумпрайд», что дало «Ригал» право получить список владельцев акций «Хоумпрайд». Так как она купила значительно меньше пяти процентов общего числа акций, то регистрации этой покупки в комиссии по ценным бумагам и биржам не потребовалось. Иначе этот шаг привлек бы внимание всех брокерских фирм Америки к намерениям «Ригал». Следующим шагом было обеспечение необходимого финансирования.
Личная жизнь Ники на последующие несколько недель полностью застопорилась, поскольку ей приходилось встречаться с представителями банков всего мира. Большинство из них стремились оказать услугу такой могущественной и процветающей компании, как «Ригал».
Хотя в менее значительных приобретениях Ники занимала ведущие позиции, на этот раз сам Десмонд Рис открыл огонь из орудий главного калибра. Не мешкая, он в девять часов утра в понедельник позвонил Чарльзу Сторру, президенту и исполнительному директору «Хоумпрайд» в штаб-квартиру корпорации в пригороде Чикаго.
«Ригал» предложил девяносто долларов за каждую акцию пакета «Хоумпрайд». Это означало сделку на общую сумму 12, 5 миллиардов долларов наличными: из них 2, 5 миллиарда из денежных средств корпорации и ю миллиардов от консорциума иностранных банков.
Хотя всячески соблюдалась секретность, чтобы избежать повышения цены в последнюю минуту, Рис нанес свой первый, достаточно сильный, по его выражению, «упреждающий удар», чтобы убрать с арены всех возможных покупателей-конкурентов.
Теперь наступила пора дать знать прессе. В тот же самый день в двенадцать часов Ники собрала более сотни журналистов в конференц-холле «Ригал» размером с танцевальный зал. Представляя своего нанимателя, она сказала:
— Вы все знаете Десмонда Риса. Его опыт бизнесмена может быть сравним лишь с его личной честностью. Под его руководством «Ригал» переживает эру динамичного роста и замечательного процветания. Но взгляд Десмонда Риса простирается дальше линии горизонта, и сегодня «Ригал» находится на пороге беспрецедентных волнующих перемен. Леди и джентльмены, я представляю вам мистера Десмонда Риса.
Рис дал утихнуть вежливым аплодисментам. Зная аудиторию, он пренебрег своей обычной философской многозначительностью.
— Я знаю, что все вы люди занятые, сказал он, — поэтому я буду краток и выскажусь только по существу. Сегодня утром я имел дружелюбный и джентльменский разговор с Чарльзом Сторром из «Хоумпрайд фудс». Мы сделали им предложение — девяносто долларов за акцию.
Последовал общий вздох, затем вверх взметнулась рука.
— Пожалуйста, мистер Бэрон, сказал Рис, узнав обозревателя «Бизнес уик».
— И как высоко вы готовы поднимать цену? спросил Бэрон.
— Я полагаю, что мы сделали самое великодушное и существенное предложение, — последовал ответ.
— Каковы ваши планы относительно управления «Хоумпрайд»? — спросил кто-то.
— У нас нет таких планов, — мягко ответил Рис. — Однако смею вас уверить, что мы своевременно известим о всех изменениях. А теперь, — добавил он, — позвольте мне вновь передать бразды моему способному помощнику Ники Сандеман.
Рис вышел из комнаты, оставив Ники объяснять детали сделки и парировать всевозможные предположения репортеров.
Думала ли она о том, что «Хоумпрайд» может попытаться найти «белого рыцаря» другого покупателя, который согласился сохранить в неприкосновенности нынешний аппарат управления?
Следуя примеру Десмонда Риса, Ники отклонила попытки рассуждений на эту тему, но выразила надежду, что «Ригал» достигнет своих целей.
Немедленно после звонка Риса «Хоумпрайд» так быстро, как только возможно, стала скупать собственные акции, надеясь поднять их цену выше предложенной Рисом. Затем главный исполнительный директор Чарльз Сторр созвал свою пресс-конференцию.
— Если вы не возражаете, мистер Рис, то нужно сказать, что табачные компании много выигрывают от своего сотрудничества с фермерами.
— Я не возражаю против того, что вы сказали, ответил Рис с лукавой улыбкой.
— Хорошо, в таком случае мы нуждаемся в том, чтобы найти новые способы показать, что «Ригал» утверждает что-то хорошее. Что его дело правое. Что он отличается от других табачных компаний.
— Именно так, — согласился Рис, глубокомысленно кивнув головой, — и я внимательно рассмотрю каждое ваше новое предложение. — Как школьный учитель по отношению к любимому ученику, он добавил предостерегающим тоном:
— Разносторонность и многообразие, мисс Сандеман вот о чем я хочу, чтобы вы помнили всегда в будущем. Мы не можем ограничить свое внимание только так называемым «здоровым» рынком. Мы, конечно, отличаемся от наших конкурентов, но я хочу, чтобы вы обращали пристальное внимание на то, что они делают, и изучали это.
Ники уступила. После того как она нашла подтверждение, что «Хайленд Тобакко» сделала предложение «Баркли», престижной винной фирме, она пошла прямо к Рису и предложила ему купить эту компанию для «Ригал».
Вначале он держался уклончиво.
— Что заставляет вас думать, что «Хайленд» не сделает нового предложения? спросил он. Почему вы полагаете, что мы добьемся чего-то большего, чем просто повышения цены?
— Этого не может случиться, — сказала она со знанием дела. — Но представьте, что мы сделаем лишь одно хорошее предложение… И на условии немедленного ответа. Если «Баркли» поймет, что она не является частью войны цен, они не могут сказать «нет» без большого риска. Они тогда рискуют встретиться с возможностью уступить за более низкую цену, чем предлагаем мы, если мы выйдем из игры.
Рис откинулся в кресле и изучающе посмотрел на Ники.
— Знаете, мисс Сандеман, — заметил он в конце концов, — вы напоминаете мне меня самого, разумеется, когда я был много моложе. У вас есть инстинкт к разрешению проблем, который так же важен, как и редок. — Он улыбнулся. Подхватывайте мяч и мчитесь дальше.
Через две недели Ники обедала с шампанским и устрицами в ресторане Брениана в Новом Орлеане не с кем иным, как с Бейбом Хайлендом. Все еще одетая в синий деловой костюм, поскольку пришла сюда прямо после долгого дня в офисе, она жадно слушала, как он угощал ее новостями о реакции Дьюка на последний удачный ход «Ригал».
— Это достаточно скверно — проиграть старине Десмонду Рису, — смеялся он, — не зная, что ты была причастна к этому… Ладно, я передам тебе в точности, что он сказал, но ничего из этого нельзя назвать приличным, даже для ушей ветерана-Табаковода.
Ники рассмеялась вместе с ним. Их общее стремление причинять неприятности Дьюку было частью их товарищеских отношений с Бейбом. Он не испытывал никакого беспокойства, радуясь успехам Ники в ее работе, даже несмотря на то, что ее успехи обостряли конкуренцию компаний..
— Я еще не сказала своего последнего слова, заметила Ники. — Я тут положила глаз на кое-что; по сравнению с этим все, что я сделала до сих пор, покажется детскими игрушками.
— Правда? Что-нибудь такое, от чего Дьюк подскочит от злости? — улыбнулся Бейб, и его голубые глаза блеснули с озорством. В этот момент он выглядел молодым, красивым и беззаботным, совершенно непохожим на лишенного прав брата Дьюка Хайленда.
— Более того, — сказала Ники. Уже не в первый раз, глядя на Бейба, она думала, каким приятным он становится, когда приобретает вид зрелого человека. Что бы она испытывала к нему, размышляла она, если бы они не были в родстве?
— Расскажи мне об этом, настаивал Бейб тоном заговорщика, нагибаясь к ней через стол.
— Еще рано. Пока это большой-большой секрет…
— Уж не хочешь ли ты сказать, что ты и старина Рис планируете наехать на «Хайленд»? пошутил он.
Явная смелость такого предложения, которое ей и во сне бы не привиделось высказать, ошеломила Ники. На мгновение она замолчала. Неужели такое может быть?
— Нет, — сказала она в конце концов. — Насколько мне известно, у мистера Риса нет таких планов относительно «Хайленда». Но, — улыбнулась она, — разумеется чисто теоретически, на чьей стороне ты будешь, если мы начали бы наступление на «Хайленд»?
— На твоей, конечно, — галантно ответил Бейб. Говоря теоретически.
После ужина они рука об руку гуляли по Французскому кварталу, прислушиваясь к звукам джаза, доносящимся из крошечных клубов, что непрерывной чередой тянулись вдоль узких улочек. В тот чудесный вечер квартал был заполнен и туристами, и местными жителями. Одетый в кремовый итальянский костюм, со своими золотистыми волосами, так контрастирующими с его круглогодичным загаром, Бейб привлекал столько же восхищенных взглядов, сколько и Ники.
— Я все еще никак не могу поверить, что ты вытащил меня сюда поужинать, — сказала она, вдыхая европейский аромат этого портового города. — Когда ты сказал, что прибываешь самолетом фирмы, я предположила, что мы пойдем куда-нибудь в Атланте.
Бейб пожал плечами в обычной манере человека, давно привыкшего ко всему лучшему, что только могут дать деньги.
Я решил, что ситуация требует чего-то особенного. Твоя мама всегда любила Новый Орлеан, — добавил он тихо. — Мы как-то собирались провести здесь свой медовый месяц, а затем, может быть, сплавать куда-нибудь. Элл любила море так же, как я. Она…
Вслушиваясь в воспоминания Бейба, она вспоминала и какие-то свои собственные забытые впечатления. Когда он рассказывал, Ники представляла, как могло проходить ее собственное детство, если бы не трагедия, которая оборвала жизнь Элл. Из всех Хайлендов Бейб был единственным, который никогда не был женат, хотя его имя связывали со многими красивыми и богатыми женщинами. Теперь она размышляла, не была ли тому причиной верность памяти об утраченной любви. Так же, как, похоже, и у Уилла Риверса.
Как она намекнула в разговоре с Бейбом, Ники остановила свой взгляд на компании, которая была не меньшим гигантом, чем сам «Ригал» — «Хоумпрайд фудс». В индустрии готовой еды «Хоумпрайд» возвышалась над всеми остальными, как башня. Начав в 1925 году с готового теста, она разрослась в сеть процветающих предприятий, которые производили продукты для микроволновых печей, не нуждающиеся в замораживании. Фактически в каждой американской кладовке можно было найти хоть один продукт «Хоумпрайд», точно так же, как в коробке для завтраков любого школьника можно было увидеть какое-нибудь печенье или вообще что-то съестное от «Хоумпрайд фудс», Это была компания, которая, как надеялась Ники, могла бы обеспечить «Ригал» успешный отход от табачных дел. Не менее важно было и то, что это могло охранить «Ригал» от захвата со стороны.
Успехи «Ригал» следовали один за другим: доходы от табака порождали улучшение технологии, обновленная технология порождала в свою очередь большие доходы. Сейчас ежегодная прибыль «Ригал» превышала миллиард долларов наличными — более чем сто тысяч долларов в час — что делало компанию привлекательной целью для захвата извне.
Вооруженная доскональной документацией, Ники сделала свои рекомендации Рису: прибыли «Хоумпрайд» были в равной степени и стабильными, и высокими. В пенсионном фонде компании были значительные излишки, у нее было очень немного долгов, поэтому «Хоумпрайд фудс» могла легко брать взаймы значительные средства, чтобы оплатить прекращение собственного существования как независимого юридического лица. Акции «Хоумпрайд» на бирже котировались примерно по шестьдесят долларов за одну. Это было значительно ниже их реальной стоимости. Все эти сигналы в деловом мире, где перекупка стала обычным явлением, воспринимались как знак опасности.
В атмосфере строгой секретности, чтобы не поднять стоимость акций «Хоумпрайд», Ники провела подготовительную работу. Используя липовую корпорацию, специально созданную для этой цели, она купила маленький пакет акций «Хоумпрайд», что дало «Ригал» право получить список владельцев акций «Хоумпрайд». Так как она купила значительно меньше пяти процентов общего числа акций, то регистрации этой покупки в комиссии по ценным бумагам и биржам не потребовалось. Иначе этот шаг привлек бы внимание всех брокерских фирм Америки к намерениям «Ригал». Следующим шагом было обеспечение необходимого финансирования.
Личная жизнь Ники на последующие несколько недель полностью застопорилась, поскольку ей приходилось встречаться с представителями банков всего мира. Большинство из них стремились оказать услугу такой могущественной и процветающей компании, как «Ригал».
Хотя в менее значительных приобретениях Ники занимала ведущие позиции, на этот раз сам Десмонд Рис открыл огонь из орудий главного калибра. Не мешкая, он в девять часов утра в понедельник позвонил Чарльзу Сторру, президенту и исполнительному директору «Хоумпрайд» в штаб-квартиру корпорации в пригороде Чикаго.
«Ригал» предложил девяносто долларов за каждую акцию пакета «Хоумпрайд». Это означало сделку на общую сумму 12, 5 миллиардов долларов наличными: из них 2, 5 миллиарда из денежных средств корпорации и ю миллиардов от консорциума иностранных банков.
Хотя всячески соблюдалась секретность, чтобы избежать повышения цены в последнюю минуту, Рис нанес свой первый, достаточно сильный, по его выражению, «упреждающий удар», чтобы убрать с арены всех возможных покупателей-конкурентов.
Теперь наступила пора дать знать прессе. В тот же самый день в двенадцать часов Ники собрала более сотни журналистов в конференц-холле «Ригал» размером с танцевальный зал. Представляя своего нанимателя, она сказала:
— Вы все знаете Десмонда Риса. Его опыт бизнесмена может быть сравним лишь с его личной честностью. Под его руководством «Ригал» переживает эру динамичного роста и замечательного процветания. Но взгляд Десмонда Риса простирается дальше линии горизонта, и сегодня «Ригал» находится на пороге беспрецедентных волнующих перемен. Леди и джентльмены, я представляю вам мистера Десмонда Риса.
Рис дал утихнуть вежливым аплодисментам. Зная аудиторию, он пренебрег своей обычной философской многозначительностью.
— Я знаю, что все вы люди занятые, сказал он, — поэтому я буду краток и выскажусь только по существу. Сегодня утром я имел дружелюбный и джентльменский разговор с Чарльзом Сторром из «Хоумпрайд фудс». Мы сделали им предложение — девяносто долларов за акцию.
Последовал общий вздох, затем вверх взметнулась рука.
— Пожалуйста, мистер Бэрон, сказал Рис, узнав обозревателя «Бизнес уик».
— И как высоко вы готовы поднимать цену? спросил Бэрон.
— Я полагаю, что мы сделали самое великодушное и существенное предложение, — последовал ответ.
— Каковы ваши планы относительно управления «Хоумпрайд»? — спросил кто-то.
— У нас нет таких планов, — мягко ответил Рис. — Однако смею вас уверить, что мы своевременно известим о всех изменениях. А теперь, — добавил он, — позвольте мне вновь передать бразды моему способному помощнику Ники Сандеман.
Рис вышел из комнаты, оставив Ники объяснять детали сделки и парировать всевозможные предположения репортеров.
Думала ли она о том, что «Хоумпрайд» может попытаться найти «белого рыцаря» другого покупателя, который согласился сохранить в неприкосновенности нынешний аппарат управления?
Следуя примеру Десмонда Риса, Ники отклонила попытки рассуждений на эту тему, но выразила надежду, что «Ригал» достигнет своих целей.
Немедленно после звонка Риса «Хоумпрайд» так быстро, как только возможно, стала скупать собственные акции, надеясь поднять их цену выше предложенной Рисом. Затем главный исполнительный директор Чарльз Сторр созвал свою пресс-конференцию.