«Феррари» летел по сельской дороге, потом выскочил на главное шоссе. Теплый ветер трепал волосы Ники. Она взглянула на Бейба, который, казалось, был весь погружен в свой собственный мир скорости и движения. Это был мужчина, который однажды принес в жизнь Элл смех.
   Когда машина пересекла городскую черту, она спросила себя, может быть, он стыдится показаться с ней.
   Наконец машина снова свернула на какую-то грязную дорогу, проехала с полмили и остановилась перед крошечной белой деревянной гостиницей с голубыми ставнями. Бейб вышел из машины и, обойдя ее, помог Ники выйти. Они молча пошли в направлении гостиницы. Ники глубоко вздохнула, почувствовав запах близкого водоема.
   Улыбающаяся хозяйка приветствовала Бейба, назвав его по имени, и провела их к столику в углу крошечной столовой.
   Бейб углубился в меню, как бы отодвигая момент, когда нужно будет встретиться с Ники глазами.
   — Можно мне заказать для тебя? — спросил он наконец.
   Ники безразлично пожала плечами. Ей не очень-то хотелось преломлять хлеб с Хайлендом.
   — Кое-что они превосходно готовят, — сказал он. Цыпленка, например. Думаю, именно его мы и закажем.
   Ники не улыбалась, не желая облегчить ему ситуацию. Он подозвал официанта и заказал бутылку белого вина. Передайте шефу, что мы хотим попробовать цыпленка и клецки. И какой-нибудь свежий салат.
   Когда официант ушел, Бейб глубоко вздохнул и начал говорить, опустив глаза вниз, как бы изучая бело-голубую клетчатую скатерть.
   — Ники, — спокойно сказал он. — Я никогда не забывал тебя. Я знаю, что семья позаботилась о том, чтобы ты получила образование, а когда я интересовался тобой, мне всегда отвечали, что ты счастлива и довольна. — Он встретился с ней глазами. — Но это не освобождало меня от чувства, что я должен сделать для тебя больше. Было слишком трудно плыть против течения, ты понимаешь, что я хочу сказать? Когда X. Д. был жив…
   — Не надо говорить, что теперь, когда он умер, вы сделаете больше, — резко перебила Ники. — Ваша сестра уже однажды говорила мне это, и я допустила ошибку, поверив ей. Но больше этого не повторится.
   — Пеппер? — с удивлением спросил Бейб. — Она мне никогда не рассказывала, что виделась с тобой!
   — Не сомневаюсь!
   — Я не понимаю. Пеппер причинила тебе боль, Ники?
   Потому что, если она…
   — Я не хочу больше говорить об этом. Это был скверный опыт, но теперь все кончено. — Ники старалась сдержать себя. — Послушайте, Бейб, вы говорили, что есть вещи, которые я должна знать, и поэтому я здесь. Это будет нелегко для нас обоих. Расскажите мне, а потом я уеду.
   Подали вино, и после того как официант наполнил бокалы, Бейб осушил свой в два глотка.
   — Я хотел, чтобы ты поверила, что я действительно заботился о Гейбриэл, — сказал он. — Мы сделали друг друга счастливыми, Ники. Ты слишком молода, чтобы понять это, но это было редкое и драгоценное чувство, которое возникло между нами…
   Вернулись нежелательные воспоминания. Об удовольствии, которое испытывала Элл в компании Бейба, о смехе, который раздавался в их коттедже, о надеждах и мечтах, которые умерли одной ужасной ночью… Она услышала, как Бейб сказал:
   — Мы думали о том, что настало время пожениться. Ники с изумлением уставилась на Бейба, а он взял бутылку, опять наполнил бокал и залпом проглотил содержимое. С ее губ сорвался вопрос:
   — X. Д. знал?
   Послужило ли это мотивом, мучил ее вопрос. Был ли он взбешен до такой степени, чтобы помешать Элл предъявить свои права на имя Хайлендов. Может быть, он избрал самый быстрый и жестокий путь, чтобы предотвратить женитьбу?
   — Нет, — ответил Бейб, — мы знали, что было бы ошибкой сообщать об этом кому-нибудь. Мы думали о побеге. Я собирался посадить в машину Элл и тебя и уехать в Чарлстон.
   Ники покачала головой, потом слабая улыбка тронула ее губы: ирония судьбы — Бейб Хайленд мог стать ее отчимом.
   — Насколько я помню, — сказала она, — вы не были на похоронах. Если вы так ее любили…
   Бейб посмотрел на нее с неподдельным сожалением.
   — Меня, как и тебя, Ники, отослали. На этом настаивал X. Д. Он сказал, что мое присутствие на похоронах Гейбриэл может вызвать нежелательные сплетни. И для тебя…
   Эти извинения были жалкими и раздражали Ники.
   — Вы хотите, чтобы я поверила, будто ваш отец осудил то, что люди говорили о нас? Он сделал нас отверженными.
   Бейб наклонил голову и опять наполнил свой бокал. Еда была уже перед ними, но осталась нетронутой.
   — Ники, — мягко сказал он, — я не могу осуждать тебя за то, что ты так думаешь. Я не могу отрицать того, что ты говоришь. Я был молод, эгоистичен, бездумен. У меня не было сил противостоять X. Д. Он был… слишком могущественным. Но Бог свидетель, я заботился о твоей матери. И мне стыдно, что я не смог помочь тебе.
   Он хочет, чтобы Ники его поняла? Что это? Внезапно перед ней встала картина из ее детства: мужчина рядом с откинувшимся телом Элл. X. Д…? Или, может быть, Бейб? Может быть, он убийца, молящий о прощении?
   — Вы были там, да? — обвинила она. Вы были там в ту ночь, когда она умерла!
   Мальчишеское лицо Бейба застыло в ужасе.
   — Бог мой, — прошептал он, — ты не можешь верить… Ники, ты не можешь верить этому!
   Глаза Ники сузились, когда она изучала Бейба через призму воспоминаний. Он выглядел невинным, как ангел, но она лучше чем кто-либо другой знала, что Хайленды мастера обманывать.
   Внезапно Бейб начал плакать. Он всхлипывал, как ребенок, открыто и не стыдясь, хотя на него смотрели официант, хозяйка и другие обедающие. Для Ники было очевидно, что к нему — вернулись давно похороненные воспоминания.
   — Я был там, сказал он отрывисто. Она была так счастлива, так прекрасна. Мы говорили о том, что уедем, начнем новую жизнь. Мы собирались жить одной семьей, мы трое… Мы… Это моя вина, сказал он тонким голосом, закатив глаза, точно в бреду, отчего у Ники по спине пробежали мурашки. Это все моя вина. Если бы я остался с ней в тот вечер, как она просила меня, я мог бы защитить ее от убийцы. Но я… я сказал «нет», сказал, что мы не должны выставлять напоказ наши отношения, пока не поженимся.
   Наступило долгое молчание. Бейб вернулся к окружающей действительности и с выражением искренности заглядывал Ники в глаза.
   — Ты имеешь право ненавидеть меня. Я мог бы спасти ее!..
   Но меня там не было!
   Ники верила ему. Не только из-за его слез. Или из-за слов.
   Просто она видела перед собой человека, который был подавлен смертью Элл — с ней было то же самое. Воспоминания этого человека были такими же болезненными, как и ее собственные. Рассказ Бейба опять заставил ее пережить трагедию матери. После стольких лет пустых обещаний Элл наконец поверила, что она будет невестой. Как счастлива она, должно быть, была!
   Прощение пришло.
   — Вы не могли знать, что это случится, — спокойно сказала она.
   — Ники…
   — Что?
   — Дай мне шанс быть твоим другом… в память о Гейбриэл. Она засомневалась. Поверить Бейбу Хайленду — это одно, но пойти дальше этого… Ники трудно было такое вообразить.
   — Друзья доверяют друг другу, — сказала она, но без горечи. — А я не думаю, что смогу доверять кому-то из Хайлендов. Даже вам, Бейб.
   Он понимающе кивнул.
   — Тогда дай мне шанс доказать тебе, что я не враг тебе. Можешь ты сделать это?
   — Не знаю. Я сама построила свою жизнь, Бейб. Мне понадобилось на это много времени. Я не хочу, чтобы что-то… или кто-то испортил ее. — Видя грусть в его глазах, она воспользовалась методом Хелен сохранять мир. — Но я подумаю об этом, — сказала она. — Обещаю, что подумаю.

Глава 23

   Проснувшись от какого-то внутреннего толчка, Ники зевнула и потянулась, наслаждаясь последними мгновениями тепла постели. За окном деревья застыли от мороза. Это не совсем былое Рождество, подумала она, но все равно оно чудесное.
   Она с неохотой откинула одеяло и потянулась за шерстяным халатом. На ноги она натянула толстые шерстяные носки и тихо прошла в ванную, чтобы не разбудить спящих гостей.
   — Веселое Рождество, — прошептала она своему отражению в зеркале. Отражение улыбнулось ей в ответ, излучая то же счастье, что чувствовала она сама.
   Она быстро умылась и почистила зубы, затем спустилась вниз, чтобы приготовить завтрак. Все сегодня казалось другим, даже пахло по-другому. Может быть, это просто запах вчерашнего обеда? А может быть, это присутствие Хелен и Ральфа, которые спят наверху, и от этого дом такой уютный и теплый.
   Рождество всегда было горьковато-сладким праздником для Ники. Потому что она всегда была зависима от других. Но на этот раз все было иначе. Ее собственная жизнь казалась интересной и полной, и впервые она была с людьми, которых любила.
   Она поставила тесто, чтобы приготовить вишневый пирог, накрыла кастрюлю полотенцем и оставила подниматься. Напевая, она отобрала дюжину апельсинов, чтобы приготовить свежий сок, включила автоматическую кофеварку, достала копченую ветчину, яйца, а когда был готов кофе, налила себе чашку.
   Она прошла в гостиную, которая уже была отремонтирована, и наслаждалась плодами своих трудов. Хотя еще много нужно было сделать, ее коттедж теперь был похож на дом: отремонтирован деревянный пол, заново покрашены стены, обновлена кухня.
   На каменной доске стояли толстые свечи. В центре гостиной высилась елка, украшенная красными ленточками и крошечными белыми огоньками, наверху сверкала звезда. Под ней были сложены подарки, которые Ники выбирала с такой любовью. Никогда раньше она не покупала столько подарков, никогда раньше ей не хотелось поздравить стольких людей.
   Услышав шум наверху, Ники вернулась на кухню. Быстро и ловко поставила пирог в печь, накрыла стол, взбила омлет.
   Когда появились Хелен и Ральф, все уже было готово.
   — Счастливого Рождества, Ники, дорогая! — сказала Хелен.
   — Счастливого Рождества, Хелен! Я так счастлива, что ты смогла приехать!
   — Здесь чудесно, — смущенно сказал Ральф, стоя рядом. — Я давно по-настоящему не праздновал Рождество.
   — Я так рада видеть тебя здесь, — сказала Ники, обнимая дедушку. Ральф похудел с тех пор, как она его впервые увидела в Калифорнии. После двух лет разлуки он сильно постарел.
   Ел он очень мало, как заметила Ники.
   — Может быть, ты хочешь чего-нибудь еще? — спросила она. — Тосты…
   — Нет, спасибо, — ответил он, — просто я старею. Пропадает все, даже аппетит.
   — Чепуха, — возразила Хелен. — Если следить за собой, то человеческий организм может функционировать замечательно даже в пожилом возрасте.
   Ральф согласно улыбнулся и, достав из кармана пачку сигарет, закурил.
   — В этом вы весь, мистер Сандеман, — указывая пальцем на сигарету, сказала Хелен. — Если вы наполняете свои легкие ядом, то чего же ждать?
   — Я выброшу сигарету, если это вас беспокоит, мэм, — предложил Ральф.
   — Я не о себе говорю, мистер Сандеман, — возразила Хелен. — Ваше здоровье всякий раз страдает, когда вы зажигаете один из этих… один из этих гвоздей гроба!
   — Хелен, пожалуйста… — вмешалась Ники, надеясь спасти праздничное настроение.
   — Все в порядке, — отозвался Ральф, — если бы, мэм, я был помоложе, то непременно бы обратил внимание на ваш совет. Но в моем возрасте, — он пожал плечами, — я помню только об одном, что от чего-нибудь умру. Пусть это будет что-то, что доставляет мне удовольствие.
   Хелен поджала губы, но, поймав взгляд Ники, воздержалась от дальнейших комментариев.
   Через несколько минут, когда они убирали со стола, Ральф начал кашлять. Ники кинулась подать ему стакан воды, но он замахал руками. Она беспомощно наблюдала, как он упал на стул и пытался обрести дыхание.
   Когда приступ прекратился, Ники сказала:
   — Я думаю, что стоит вызвать доктора. Ральф покачал головой.
   — Он не скажет мне ничего нового. Это эмфизема. Нечего беспокоиться.
   — Звучит ужасно, — запротестовала Ники. Ральф выдавил из себя улыбку.
   — Этого недостаточно, чтобы убить такого стреляного воробья, как я. Я прошел две войны, помнишь? Кроме того, у меня есть красавица внучка, так что мне стоит жить.
   — И все-таки нужно вызвать врача, — настаивала Ники. — Вдруг что-то…
   — Я займусь этим, когда вернусь в Калифорнию, — пообещал Ральф. — Сейчас есть более важные дела.
   Он взял Ники за руку и провел в гостиную. Здесь протянул руку и достал из-под елки сверток, который оставил тут накануне вечером.
   — Счастливого Рождества, дорогая, и наилучших тебе пожеланий.
   В свертке был голубой кожаный альбом, полный фотографий — солдаты на войне, простые граждане, защищающие правое дело, женщины и дети, чьи лица были омрачены ужасом войны.
   — Они некрасивы, — извинился Ральф, — но это моя лучшая работа, и я хочу, чтобы она была у тебя.
   Не говоря ни слова, Ники крепко обняла дедушку, желая, чтобы ее подарок был также драгоценен для него. Она протянула ему плоский сверток.
   — Это не очень оригинально, — сказала она, пока он развязывал ленточку.
   Но когда она увидела, что его глаза наполнились слезами, то поняла, что подарок превосходен. Это была рамка ручной работы, разделенная на три части. В центре была фотография Ральфа Сандемана, каким он был много лет назад, когда его карьера фотожурналиста была в расцвете. С одной стороны была фотография Элл, сидящей в этой самой комнате, молодой, красивой, полной надежды. С другой фотография Ники, когда ей было всего лишь восемь лет, в нарядном платьице.
   Ральф трогал фотографию дочери, которую никогда не видел и не знал, дрожащими пальцами.
   — Моя малышка, — в его голосе было изумление, — моя Гейбриэл.
   Ники ласково погладила его щеку, вытерев слезы.
   — Откуда это у тебя? — спросил он, указывая на свою фотографию.
   — Я позвонила на фотовыставку в Калифорнию. Сказала им, что хочу удивить своего дедушку. Они помогли мне найти фотографию.
   Прижимая подарок к сердцу, Ральф встал и покинул комнату.
   Ники хотела было пойти следом, но Хелен остановила ее.
   — Он хочет побыть наедине с воспоминаниями, Ники. Дай ему время. — Ники опять села.
   — Я горжусь тобой, — сказала Хелен. То, что ты сейчас сделала, показывает, как ты выросла. Что ты многое понимаешь в любви.
   «Правда ли это?» — думала Ники.
   — Я не забыла о тебе, — сказала она Хелен, протягивая ей обтянутую атласом коробку, наполненную дорогим мылом, ароматизированными солями для ванн, кремами, пудрой.
   — Спасибо, Ники. А теперь прими мой подарок и совет. Она подождала, пока Ники распаковала ее подарок — кремовую шелковую блузку с длинными рукавами и высоким воротником, отделанную кружевами ручной работы.
   — Просто чудо! — воскликнула Ники.
   — Только в том случае, если ты будешь ее носить. Я советую тебе помнить о своей женственности. Ты можешь работать, как мужчина, но ты женщина. Помни об этом.
   — Да, мэм, — поддразнила ее Ники, понимая, что Хелен говорит не только о кружевах.
   Внезапно за окном послышались звуки веселой рождественской песенки. Ники побежала открывать дверь. Это были Кейт и Тим и целая орава ребятишек, которые пели тонкими голосами. Ники запела с ними, еще раз моля о чуде о том, чтобы у Кейт и Тима появился свой собственный ребенок.
   Когда пение кончилось, Ники пригласила всех в дом. Опять обменялись подарками, а каждый ребенок получил носок, полный конфет. Потом певцы поехали дальше, а Ники прошла на кухню, чтобы пригласить всех к столу. Ральф с сигаретой в руке стоял у окна, пристально глядя вдаль.
   — Может быть, ты должен бросить это, — сказала она. Ральф рассмеялся:
   — И ты тоже? Ну не странно ли, ведь ты выращиваешь табак!
   — Не думаю. Я, конечно, не так… радикальна, как Хелен, но, учитывая состояние твоего здоровья, было бы разумно бросить курить.
   — Может быть, — согласился он. — Но попробуй бросить после того, как курил сорок лет. Это непросто, Ники. Для меня во всяком случае.
   Она хотела еще поговорить с Ральфом, но тут один за другим стали приходить с поздравлениями друзья из кооператива, Джим Дарк и Джоди Макинтайр из соседнего графства. Потом появился Бо с гирляндой, которую сделал из сосновых веток. Он быстро и смущенно преподнес свой подарок. Сказав, что пришел проверить «бьюик», зашагал прочь. Ники окликнула его, но он продолжал идти. Она позвала погромче, но он не остановился. Внезапно у нее появилась идея. Она взяла на кухне маленький бумажный пакет и пошла следом за Бо. Она сказала ему, чтобы он закрыл глаза, а когда он сделал это, она надула пакет и хлопнула по нему. На лице Бо не дрогнул ни один мускул. Потом она громко похлопала в ладоши, но он по-прежнему не двигался. Может быть, Бо не отстает в развитии, а просто плохо слышит? В этом случае ему можно помочь? Что бы это был за новогодний подарок, подумала она.
   Стараясь скрыть свое волнение, Ники дотронулась до Бо, давая ему понять, что игра окончена. Он выглядел озадаченным, но последовал за ней в дом, где она дала ему кусок сочного окорока, перевязанный красной ленточкой, такой же, какой жарился у нее на плите. Лицо юноши просияло. Он взял руки Ники в свои и долго не отпускал их. Затем помчался домой, торопясь принести окорок к рождественскому обеду.
   Обед, который приготовила Ники, был превосходен. Еда была обычной, но необычным было настроение и компания — включая Джима и Джо. Джим произнес молитву, а Ники добавила: «Аминь!».
   После обеда все перешли в гостиную пить кофе и бренди. Ники поставила пластинку. Чуть дрожа, она достала из-под елки подарок Уилла, который он привез раньше. Это была василькового цвета шаль из чудесной английской шерсти. Она набросила ее на плечи, и с ее губ слетел легкий вздох.
   Надеялась ли она найти нечто большее в открытке, которая была приложена к подарку, чем просто «Твой хороший друг Уилл»? Но почему же тогда к своему подарку — зеленой рубашке и подходящему к ней платку — она приложила открытку, где было написано «Моему любимому кантристу»?
   Нет, подумала Ники, они просто друзья. Возможно, это и к лучшему. Она уже говорила Бейбу, она создала себе хорошую жизнь и не хочет больше рисковать ничем, ни для кого и ни для чего.
   Церковь была украшена. Все фермеры кооператива «Виллоу Кросс», их жены и дети были одеты в свое лучшее праздничное платье. Следуя совету Хелен, Ники тоже сменила свои джинсы. На ней была новая шелковая блузка и черная бархатная юбка, ее золотистые волосы были схвачены бархатными ленточками, так что она походила на камею. Она уже не была здесь чужой, многие приветствовали ее, называя по имени, когда она с Тимом и Кейт шла по залу.
   — Не знаю, почему ты хочешь встречать Новый год с двумя старыми женатыми людьми, — сказала ей Кейт.
   — Мне больше не с кем.
   — Правда? Ты веришь этому, Тим? — спросила Кейт мужа.
   — Почему нет?
   — Я думаю, Ники хочет, чтобы мы сопровождали ее на балы, — улыбнулась Кейт, — она хочет, чтобы мы защищали ее, сам знаешь от кого.
   — Сам-знаешь-от-кого? — повторил Тим. — Он собирается сегодня вечером здесь быть?
   — А вот и он, — объявила Кейт, указывая на Уилла, который собирался подняться на возвышение.
   Ники отметила, что на нем ее рождественский подарок.
   — Друзья и соседи, — сказал Уилл, — мое выступление не входит в официальную часть сегодняшних развлечений, но если никто не возражает, то я спою вам свою новую песню.
   Он помолчал, ожидая тишины.
   — Я назвал ее «Прелестная леди».
   Он взял на гитаре несколько аккордов и начал петь.
   — «Всякий раз, когда я закрываю глаза, то вижу тебя, прелестная леди… Полночь наступает и уходит, а тебя нет в моих объятиях, прелестная леди…»
   «Интересно, кто она, эта прелестная леди, которая живет в его сердце, — подумала Ники. Та женщина, о которой рассказывал Джим? Уилл поет о прошлом?»
   Когда песня закончилась, Уилл спел еще одну, потом еще. Наконец его место заняли музыканты, которые начали играть жизнерадостную танцевальную мелодию. А еще через секунду Уилл кружился по залу с одной из поклонниц.
   Тим пригласил Ники на танец.
   — Готова веселиться? спросил он.
   — Спрашиваешь! — ответила она. Тим был хорошим танцором. Он кружил Ники, а другие пары старались следовать за ними.
   Музыканты заиграли польку, и преподобный Клей пригласил Ники. Хоть он и был старше нес по крайней мере на тридцать лет, но танцевал с таким подъемом, что когда танец окончился, Ники не могла отдышаться.
   Впервые ее пригласил танцевать Уилл, но она это расценила просто как дружеский жест. Как она заметила, Уилл танцевал со всеми дамами, но лишь по одному разу.
   — Ты очень красивая сегодня, сказал он.
   — Спасибо, — ответила она, разочарованная тем, что он назвал ее красивой, а не прелестной. Она спросила его о матери.
   — Все по-прежнему, ответил он. — Она спрашивала о тебе.
   — Я хотела навестить ее. — Она будет рада.
   Ники думала, что вес это похоже на один из тех жутких школьных вечеров танцев, которые она была обязана посещать. С Уиллом было так просто разговаривать, когда они работали. Тогда она чувствовала себя абсолютно свободно. Почему же все иначе, когда играет музыка и его руки обнимают ее?
   Когда он пригласил ее на второй танец, она почувствовала неожиданный прилив радости, что ее выделили из всех других. И Ники уже не уговаривала себя быть осторожной. Нет. У Уилла определенно были секреты, которыми он не хотел делиться. И если он знал о любви больше, чем она, о той любви, которая продолжается вечно то более вероятно, что он уже отдал кому-нибудь эту любовь.
   Когда музыка закончилась, он поблагодарил ее церемонным: «Спасибо, мэм». Ники кокетливо улыбнулась: «Пожалуйста». После этого он танцевал со всеми по одному разу из числа тех, кто приглашал его. Она тоже несколько раз приглашала на танцы пожилых мужчин, которые были здесь с женами и детьми.
   Приближалась полночь. Ники все время следила глазами за Уиллом. Он, как обычно, был окружен восхищенными женщинами. Наконец скрипач заиграл «Счастливый Новый год». Кейт и Тим заключили Ники в объятия, делясь с ней своей любовью. Джим Дарк тоже подошел обнять Ники.
   Она оглядывалась вокруг в надежде увидеть Уилла. Но того и след простыл, он исчез с одной из своих прелестных дам.

Глава 24

   С того вечера когда Ники произнесла речь вместо Уилла в кооперативе «Виллоу Кросс», она заняла определенное положение в обществе фермеров. Прошло два года, она стала более активной, все признавали, что она одаренный оратор. Фермеры, как правило, были неразговорчивы, терпеливы и принимали все неприятности без жалоб. Их было трудно подтолкнуть к какому-нибудь действию. Но с тех пор как Ники впервые вышла на трибуну, она доказала, что умеет убеждать. Она могла убедить самых скупых вложить что-нибудь в издание брошюр, самых апатичных — принять участие в демонстрации, которая устраивалась перед центром Хайленда. Были предприняты шаги против планов компании увеличить процент ввозимого табака за счет местных фермеров.
   Когда Ники задумывалась от источнике своих новых талантов, то склонна была считать, что его питает ее глубокая ненависть к Хайлендам. Этой страстью она была охвачена больше, чем какой-нибудь другой.
   На собрании летом 1983 года Ники выдвинула идею бойкота приближающегося пикника, который Хайленды устраивали в День Труда. Сначала это предложение не встретило поддержки. Многие фермеры ссылались на то, что они и люди компании в этот день встречались как друзья.
   Одна женщина сказала, что было бы дурным тоном отвергать гостеприимство.
   — А что такое хороший тон? — спрашивала Ники. — Спокойно сидеть, есть с их тарелки и благодарить их за это, а потом уйти ни с чем? Какова, по-вашему, цель этого пикника? Какова она была с самого начала — с 1920 года?
   — С 1911 года, — раздался голос сзади. — Мой отец бывал там. Говорил, что никогда не пил так много пива.
   — Тысяча девятьсот одиннадцатый год. Более семидесяти лет назад. Позвольте мне сказать вам, что и тогда цели были теми же. Накачать вас раз в год пивом с сосисками, чтобы вы не жаловались в остальное время. Все это ерунда, друзья. Пикник должен заставить нас поверить в то, что Хайленды наши друзья… Но все это вранье — что тогда, что сейчас. Мы должны дать им понять, что нам известна эта игра.
   Раздались крики, свист, смех, но когда вопрос был поставлен на голосование, то более двух третей членов кооператива проголосовали за то, чтобы впервые с 1911 года бойкотировать пикник.
   После собрания Уилл подошел к Ники.
   — Должен признаться, что я предлагал это пять или шесть лет назад, когда мы были в тисках цен, но поднялся такой вой, что у меня не было никакой надежды протолкнуть это дело. Может быть, это происходит потому, что ты так здорово выглядишь, когда выступаешь, что люди выслушивают от тебя то, что они не стали бы слушать из уст другого человека. Как бы там ни было, я счастлив, что уступил тебе свое место.
   Ники привыкла к лести Уилла. Он использовал каждую возможность, чтобы сказать ей, как она привлекательна, и это было чудесно. Но, отпустив комплимент, он обычно вскакивал в свой «пикап» и ехал куда-нибудь выпить или проводил вечер с кем-нибудь из членов своего клуба поклонниц.
   — Знаешь, Уилл, — сказала она, — мне хотелось бы, чтобы ты не был так доволен моими речами. Мне нужно, чтобы ты поговорил о привозном табаке. Пришло время делать следующие шаги, а не только собирать петиции и отправлять их в Вашингтон. В конце концов, у промышленников целая армия лоббистов в Вашингтоне.