Маркеев Олег. Цена посвящения - Время Зверя

   Злобин повернулся к Иванову.
   - Сколько ребят в охране?
   - Смена - трое. А так - шесть.
   Они спустились по лестнице, пошли по влажно хрустящему крошеву, покрывавшему дорожку.
   - Вы живете в доме? - спросил Злобин.
   - Когда работаю. У меня квартира в Москве. И дачка по Минскому.
   - А работали вы здесь, когда работал Матоянц, так?
   - Да.
   - И часто он работал дома?
   - Когда была возможность. Скоростной Интернет, мобильный, "вертушка" и обычный телефон, спутниковая связь... Зачем в офисе корпеть, когда все есть тут.
   - А деловые встречи?
   - Мы же не кооператив "Солнышко", встречи планируются заранее. Для этого есть московский офис. И забегаловки с бизнес-ланчами.
   - То есть в тот день посторонних в доме не было?
   - Нет.
   - А деловых или личных встреч?
   Злобин, не дожидаясь ответа, свернул с дорожки. Прошел по поникшей от дождя траве. Встал, осмотревшись. Если верить схеме, составленной Ольгой, труп Матоянца лежал здесь.
   Кровь давно замыли, траву разровняли граблями. Но Злобин ощутил неприятную волну, поднимающуюся от земли в этом месте. Смесь тревоги и брезгливости, будто вошел в квартиру с трупом.
   - Здесь?
   Иванов кивнул.
   Злобин посмотрел себе под ноги, потом поднял взгляд на оставшегося на дорожке Иванова.
   - Кто приезжал в тот день, Василий Васильевич?
   Иванов помедлил с ответом.
   - В три часа приезжал Глеб Лобов, руководитель агентства "Pro-PR". Наш партнер. Пробыл около двух часов. В шесть - наш шеф аналитическо-информационной службы. Он уехал после ужина. В девять. Больше никого не было.
   - Вы присутствовали на встречах?
   - Нет.
   - Матоянц всегда работал за полночь?
   - Иногда случалось.
   Злобин указал себе под ноги.
   - А это что за дырки в земле?
   - Ножки кресла. Карина сидела. Падчерица его. Не знаю, зачем.
   Злобин присел на корточки, потрогал пальцем края круглой неглубокой ямки, доверху наполненной водой.
   - Ночью?
   - Да. Мне охрана доложила, я дал команду не мешать.
   Злобин встал и прошел к дорожке.
   - Пойдемте, покажите подкоп, - бросил он Иванову.
   По границе участка шел плотный ряд шиповника. Колючие ветви сплетались в тугой вал.
   Злобин сорвал ярко-красную бусинку. Прикусил, выдавив на язык острый вяжущий сок.
   - Хорошо придумано. Надежно. И летом, наверное, запах умопомрачительный.
   Иванов никак не отреагировал.
   Подвел к проходу в кустарнике.
   По краям прохода из земли торчали два цилиндрических плафона, как выражаются лужковские градостроители, - антивандальные светильники. На их верхних торцах были укреплены металлические пластинки.
   Злобин оглянулся. Такой же светильник стоял в конце шиповникового вала. Пластинка на нем была угловая.
   - Сигнализация по периметру? - догадался Злобин.
   - Да. Против человека, - пробурчал Иванов. - На этих сук не рассчитывали. Они, твари, под лучом прошмыгнули.
   Он пропустил Злобина вперед.
   За валом кустарника шла полоса травы, метра три, а потом забор. Обычная сетка-рабица.
   Злобин по памяти, фотографии лежали в Ольгиной папке, отыскал место, где под сеткой волки прокопали лаз. Сейчас от него осталась только истоптанная трава. Лаз завалили комьями земли с торчащими клочьями стекловаты.
   - Пока жареный петух не клюнет, мужик не перекрестится, - обронил Злобин. - А здесь сигнализации нет?
   Иванов помедлил с ответом.
   - Сейсмодатчики в шахматном порядке, - нехотя произнес он.
   - И тоже рассчитаны на человека, - закончил Злобин.
   Иванов покрякал в кулак. Лицо его при этом налилось багровым цветом. Краска быстро схлынула, и кожа вновь приобрела землистый цвет.
   Дальше за забором холм полого спускался к водохранилищу. Редкий сосняк заканчивался густой порослью ив и ветел. За ними тускло светилась темная вода. На берегу стоял домик из розового туфа.
   - Тоже Матоянц построил? - Злобин указал на домик.
   - Эллинг для водного мотоцикла и яхточки. По документам наша земля до самой воды. Но Ашот Михайлович не захотел забор туда тянуть. Людям тоже ходить берегом надо. Согласны?
   Он поднял воротник куртки, закурил, спрятав сигарету в кулаке.
   Злобин следил за чайками, чертившими зигзаги в сером небе.
   - Василий Васильевич, можно вопрос личного характера?
   - Задавайте, - вместе с дымом выдохнул Иванов.
   - Для вас эта трагедия - катастрофа? Я понимаю, сердце надорвано, голова от мыслей пухнет, но я не о том. В материальном плане вы пострадали?
   Иванов покосился на Злобина. В узких щелях век острым металлом сверкнули глаза.
   - В материальном - нет, - с болезненной иронией произнес он. - По нолям, если точно.
   - Подробнее, пожалуйста.
   - Я - не наемный работник. У меня пять процентов акций холдинга. Матоянц так захотел. По принципу, что охраняешь, то и имеешь. Только не в руссконародном смысле.
   - Интересно. А сотрудники с чего кормятся?
   - Они получают зарплату в агентстве "ЭКС". У агентства с холдингом договор на обеспечение экономической безопасности. Матоянцу принадлежит контрольный пакет акций "ЭКСа".
   - Мудрено закручено, - вставил Злобин.
   Иванов медленно покачал головой, не отрывая взгляда от домика на берегу.
   - Нет. Честно. "ЭКС" я открыл еще в восемьдесят девятом, когда из ОБХСС ушел. Первые кооперативы от кидал прикрывал. Со временем кое-как встали на ноги. У меня еще трое партнеров были, у каждого по одной трети доли. В девяносто втором на контакт с нами вышел Матоянц. Обкатал в деле, потом предложил выкупить голосующий пакет и подключить "ЭКС" к холдингу. Все сделал по-честному, провел аудит, оценил стоимость бизнеса и выплатил каждому все до копейки.
   - Почему вы на это пошли?
   - А что еще было делать? Уж лучше бизнесмену продаться. Надо реально смотреть на жизнь. Мы уже созрели для экспроприации. Либо чиновники подомнут, либо бандиты. У нас только так.
   - А как с ними решал вопросы Матоянц?
   - Понятно, куда клоните. Во-первых, он не пирожками с собачатиной торговал. На людей такого уровня не наезжают, с ними договариваются. А во-вторых... Он был человеком жестким, но абсолютно не криминального мышления. Вы понимаете, о чем я?
   - Вам не пришлось совершать преступлений.
   - Да! На грани фола работал, но со стороны закона...
   Злобин повернулся лицом к Иванову.
   - А вы бы и не стали, Василий Васильевич. Не то поколение. Вы с уголовниками якшаться не сможете. Вы их уважаете как противников, но презираете как людей. Правильно?
   Иванов слабо улыбнулся.
   - Верно сказано.
   - Пойдемте назад. Я увидел все, что хотел.
   Злобин первым пошел к проходу в кустарнике.
   Иванов нагнал его на лужайке, пристроился сбоку. Шел, глядя под ноги, посвистывая одышкой.
   - Картина более-менее ясна. Спасибо за откровенность, Василий Васильевич, - начал Злобин.
   - Вот только не надо медом мазать! - едва сдержав раздражение, оборвал его Иванов. - Я допросов провел не меньше вашего. И что такое тактика допроса, еще не забыл. Догадываюсь, что вопросов у вас больше, чем вы их задали.
   - Тогда сами задайте последний вопрос.
   Злобин остановился. Иванов тяжело засопел ему в лицо.
   - Последний вопрос: что показал егерь? - задал за него вопрос Злобин.
   - А-а! - Иванов состроил пренебрежительную гримасу. - Робеспьер наш... Да ни черта он толком не видел. Мелькнул силуэт человека, метров двести с гаком до него было. Робеспьер толком не разглядел. Пошел наперерез, на тропе прочел следы человека и волков. Только волков и человека уже не нашел. Как сквозь землю провалились. Вот и вся история.
   - Где это было?
   - В лесу, само собой. Я в местной географии, если честно, не очень. Какое-то урочище возле заброшенного карьера. Километров двадцать отсюда, если по прямой.
   - Когда вы встречались с егерем?
   - Вечером того дня, как дознание закрутил. Хотел узнать, откуда здесь волки взялись. Оказалось, они уже второй год здесь околачиваются. В глуши деревни вымерли, волки потянулись к городам.
   - Занятно. - Злобин поднялся по лестнице на террасу.
   Постоял, осматривая лужайку.
   - Василий Васильевич, последняя просьба.
   - Да?
   - Покажите, пожалуйста, кабинет Матоянца. Можете отказать, имеете основания. Но я прошу. У меня сложилось определенное впечатление об этом человеке. Хочу удостовериться.
   Иванов подумал немного и кивнул.
   Подошел к двери, прижал палец к плоской пластинке там, где обычно помещают замочную скважину. Замок сухо щелкнул.
   - Тоже? - спросил Злобин.
   - Да. И тоже без толку, - выдавил Иванов.
   Внутри дома было тихо, пахло оранжереей.
   Они прошли по скупо освещенному коридору. В его конце был виден зимний сад, залитый падающим сверху светом. Но до сада они не дошли, Иванов толкнул дверь, открыв вход на лестницу.
   По узкой лестнице они поднялись на второй этаж. Оказались в коридоре, освещенном ярче и лучше обустроенном. Чувствовалась близость жилых помещений.
   - Прямо - на балкон, по нему можно пройти в жилой отсек. Здесь кабинеты: Матоянца, мой и запасной для того, кому он может понадобиться.
   - Как вы странно сказали - "отсек".
   Иванов пожал плечами.
   - Ашот Михайлович раньше спецобъекты проектировал. Считайте, что жаргон. А я его ненароком подцепил.
   - Понятно. Как я понял, в ту ночь он прошел этим маршрутом. Или есть еще один вариант?
   - Можно через балкон по лестнице спуститься в холл. Из оранжереи несколько выходов на террасу, вы их видели. Но шел он именно здесь. Я слышал. - Он указал на ближайшую дверь. - Это мой.
   - А его?
   Иванов подошел к двери напротив. Достал из кармана ключи. Тихо щелкнул замок. Потом он приложил палец к косяку. Раздался еще один щелчок.
   Приоткрыв дверь, Иванов занес ногу через порог и вдруг оглянулся.
   Злобин отметил, что лицо у Иванова сделалось дряблым, то ли от волнения, то ли от испуга.
   Иванов резко нагнулся, поднял с пола лежащий за порогом бумажный прямоугольник размером с визитку. Сунул в карман. Шагнул через порог.
   - Смотрите так, дальше не пущу, - произнес он, давясь сиплой одышкой.
   Злобин встал на пороге. Провел взглядом по кабинету. Увидел то, что и ожидал. Умеренная роскошь интерьера и полный комфорт для работы.
   - Все? - спросил Иванов.
   Злобин не стал обращать внимание на плохо скрытое раздражение в голосе Иванова.
   - С тех пор ничего не трогали?
   - Нет. Опечатывать я не стал. - Иванов кивнул на косяк. - Но перекодировал систему. Сейчас открывается только на мой палец.
   Злобин стоял близко и отчетливо смог разглядеть, как дрожат желваки на скулах Иванова.
   - Все, Василий Васильевич. Спасибо за содействие.
   Злобин отступил в коридор.
   - Не за что, - с трудом выдавил Иванов.
   Захлопнул дверь. Приложил палец к косяку.
   - Проводите меня, - попросил Злобин.
   - Сюда.
   Они вышли на балкон, под яркий свет, падающий с потолка. Широкая лестница спускалась в холл, превращенный в зимний сад.
   "Здорово", - невольно восхитился Злобин.
   Но вслух ничего не сказал. Подумал, что не раз выезжал "на труп", но впервые оказался в таких интерьерах. Оказалось, разница не принципиальная. То же тягостное ощущение беды и безысходности. Не только несчастные семьи похожи, но и осиротевшие дома уравнивает беда.
   Иванов подвел его к мощной входной двери. Остановился.
   - Я жду ответной любезности, Андрей Ильич, - сказал он.
   Злобин отметил, что Иванов успел взять себя в руки. Лицо от этого веселее не стало, но больше не каменело от едва сдерживаемых эмоций.
   - Какой?
   - Не сочтите за труд письменно уведомить о результатах. Если будет принято решение опротестовать решение местного ГОВД, дайте знать незамедлительно.
   - Конечно. У меня есть ваш телефон.
   - А у меня в памяти - ваш. - Иванов похлопал себя по поясу, где висел мобильный.
   - Вот и прекрасно. Стоит ли говорить человеку, служившему в органах...
   - Да тыщу раз сам говорил! - Иванов поморщился. - Конечно же, позвоню, если что-нибудь всплывет.
   Злобин протянул руку. Иванов пожал ее, как показалось Злобину, несколько торопливо. Чувствовалось, что Иванову все уже в тягость, доигрывает роль на пределе.
   Мощная дверь открылась на удивление легко.
   В лицо ударил влажный ветер.
   Злобин запахнул плащ и быстро сбежал по лестнице.
   Мокрая крошка захрустела под подошвами.
   Он оглянулся.
   На пороге дома, набитого сигнализацией и тайнами, стоял пожилой мужчина в мешковатом костюме и смотрел ему вслед.
   Злобин помахал на прощанье рукой. Мужчина захлопнул дверь.
   * * *
   Активные мероприятия
   Иванов медленно растер лицо. Старательно выровнял дыхание. Лишь после этого достал из кармана бумажку.
   "Я был здесь десять минут назад. Догадайся, как попал в дом?" - Почерк уверенного в себе человека, буковка к буковке, строчки не пляшут.
   Иванов скомкал записку, тихо застонав.
   На вялых ногах прошел через оранжерею, поднялся по лестнице, тяжко ступая на каждую ступеньку. Наверху перевел дух.
   Вошел в свой кабинет. Он был обставлен богаче, чем тот, в котором принимал Максимова.
   Иванов подошел к большому письменному столу, уперся руками в столешницу. Сипло откашлялся. Взял рацию.
   - Я - первый. Доклад.
   - Седьмой на связи. Объект отъехал. Движется в сторону лесничества.
   - Второй. Без происшествий.
   - Третий. Без происшествий.
   - База. Без происшествий.
   Иванов выслушал доклады постов, прошептал ругательство и громко сказал в рацию:
   - Усилить наблюдение.
   Ткнул пальцем в клавиши компьютера. На мониторе появилась картинка, разделенная на четыре части. В каждой, как на черно-белом фото, застыло изображение дома и его помещений.
   Иванов набрал команду, и кадры стали мелькать, отматывая изображение назад. Иванов нажал клавишу, и на экране в ускоренном режиме промелькнуло все, что происходило в доме и вокруг него за истекший час.
   - Сучий потрох, - процедил Иванов.
   Он задумался, покусывая нижнюю губу.
   Резко потянулся через стол, выдвинул верхний ящик. Достал пистолет. Сунул в карман.
   Вышел в коридор. У дверей кабинета Матоянца опустился на колени. Стал рассматривать темный ворс ковра, едва не прижимаясь щекой к полу. Сипло задышал от натуги.
   - Ага! - выдохнул он.
   Потер пальцем ковер. Поднес палец к глазам. На пальце остался налет мокрых песчинок.
   Иванов, кряхтя, поднялся с колен. Отдышался.
   Подошел к бра в виде грозди винограда, нажал бронзовую бусинку.
   В стене тихо щелкнуло. Беззвучно открылась потайная дверь.
   Иванов, присев, осмотрел запирающее устройство, провел пальцем по косяку. Втянул носом воздух, поднимающийся из шахты. Пахло прелостью и мокрым бетоном.
   Он прикрыл за собой дверь. Гидравлика плавно и бесшумно вернула ее на место, до щелчка запирающего устройства. Изнутри дверь не декорировали плотной обойной тканью, монолитная сталь с выпуклыми ребрами жесткости выглядела внушительно и надежно.
   Иванов стал спускаться по винтовой лестнице вниз. Как ни старался гасить звук шагов, от движения грузного тела лестница тихо завибрировала, и вскоре тоннель внизу наполнился отчетливо слышимым гулом.
   Иванов спустился на нижнюю площадку: с нее начинался вход в тоннель. Узкий, но достаточно высокий, чтобы один человек прошел, не нагибаясь. Или след в след пробежала группа. Тоннель освещала цепочка тусклых лампочек. Пахло подземельем, сыростью, но стены и пол были сухими.
   Иванов достал пистолет, передернул затвор и двинулся вперед, держа руку на отлете.
   Тоннель с ощутимым уклоном уходил вниз, идти было легко, но все равно Иванов надсадно, с сипом, втягивал в себя воздух. Чтобы немного успокоиться, он стал считать шаги.
   На сто девяностом тоннель уперся в стальную дверь. Она была приоткрыта. На черной масляной краске белел небольшой прямоугольник.
   Иванов отлепил бумажку. Слюна, на которой она держалась, была свежей.
   "Ты просто гениален, мой друг!" - Тот же бисерный уверенный почерк.
   - Поставь ствол на предохранитель и входи! - раздался из-за двери голос, твердый и уверенный, как и почерк этого человека.
   Иванов невольно отшатнулся от двери. Рука с пистолетом судорожно дернулась вверх.
   - Василий, я жду! - Голос человека, не привыкшего к возражениям.
   Иванов смазал большим пальцем по предохранителю.
   - Я вхожу! - твердо произнес он.
   И потянул дверь на себя. Она с металлическим скрипом провернулась на петлях.
   Иванов шагнул через высокий порог. Глаза не успели привыкнуть к полумраку. Он не разглядел протянувшуюся руку. Только висок обожгло холодным прикосновением металла.
   - Стой и не дергайся! - прошептал тот же голос.
   Следом жесткие пальцы вырвали из руки Иванова пистолет.
   В отличие от Иванова, человек умел передвигаться бесшумно. Голос его вновь раздался с расстояния пяти шагов.
   - Все, Василий. Включай свет.
   Иванов заторможенно поднял руку, нащупал выключатель.
   Под потолком зажегся фонарь в толстом стекле, забранный решеткой.
   Помещение напоминало убежище. Ряд двухъярусных нар по периметру, стол с двумя скамьями по бокам.
   Мужчина лет пятидесяти на вид, но по-спортивному поджарый и широкоплечий, сидел на углу стола, поигрывая пистолетом Иванова. На нем был черный комбинезон с накладными карманами и разгрузочный жилет.
   Иванов встретился взглядом с его глазами, холодными и бесстрастными, как стальные шарики, не выдержал и отвел взгляд.
   - Кто в гости приезжал? - спросил мужчина.
   - Злобин.
   - Злобин? Из Генеральной?
   Иванов кивнул.
   - Повезло тебе. В надежные руки попал. - Мужчина отложил пистолет. Надеюсь, ты ему не сказал, что в ту ночь в доме был посторонний?
   - Нет.
   - Хоть в этом не оплошал. А во всем прочем - полный бэмс! И все потому, что ты всю жизнь расхитителей соцсобственности ловил. Ты, Василий, на хорьков и прочих грызунов охотился. Твари они вредные, злобные и жадные. Но трусливые. А тут волк действовал. Смелый и умный хищник. Совершенно другая психология. Вот ты его и не просчитал.
   В мужчине в полном боевом снаряжении действительно было что-то от волка, аура жестокой, бескомпромиссной и умной силы, исходящая от него, ощущалась на расстоянии.
   Мужчина обвел пистолетом вокруг.
   - Идея хорошая. Можно тайно из дома уйти, или скрытно усилить оборону, подогнав группу с автоматами. Но почему ты не просчитал, что кто-то чужой может этой норой воспользоваться? Мне хватило двух дней, чтобы узнать про ход от эллинга к дому. И полтора часа работы, чтобы обойти вашу сигнализацию.
   Мужчина сунул руку под разгрузочный жилет. Достал лазерный диск.
   Зайчики света больно ткнули в глаза Иванову.
   - Знаешь, что это?
   - Лазерный диск.
   Мужчина поцокал языком, покачав головой.
   - Это, друг мой, файлы с жесткого диска ноутбука Матоянца. Стоит на столе в его кабинете, если помнишь. Самое смешное, что до меня в ноутбук кто-то лазил.
   Мужчина не улыбнулся. Что бы ни говорил, лицо у него оставалось замершим и бесстрастным.
   - И еще смешнее, что последняя операция - копирование. И произведена в то время, пока вы на лужайке вокруг трупа гарцевали. Смеяться будешь?
   Иванов поморщился, навалился плечом на косяк.
   - Тут плакать надо...
   - Тогда плачь! - равнодушно бросил мужчина. - "Пальчиков" гость не оставил. Но кое-что я насобирал.
   Он завел руку за спину и выдвинул стопку пластиковых пакетиков.
   - Для трассологической экспертизы хватит. Жаль, что к делу не приобщить.
   - Сколько их было? - спросил Иванов.
   - О, начинаешь просыпаться! - Мужчина показал указательный палец. Один. Работал без страховки, без обеспечения, без огневого прикрытия. Сам подъехал, сам через эллинг проник в этот бункер. Дальше - догадываешься. Среди твоих знакомых нет такого "солиста"?
   - Нет.
   - Значит, будем искать. - Он стал раскладывать по карманам разгрузочного жилета пакетики. - Куда, кстати, Злобин поехал?
   - К егерю.
   - Откуда информашка? - Мужчина на секунду поднял голову.
   - У меня зам по следствию на прикорме. Отзвонил вовремя.
   - Ну, поздравляю! Агентурист ты опытный. А в убийствах - полный лох.
   - Тебе и карты в руки, - проворчал Иванов.
   Мужчина легко спрыгнул на пол.
   - Не грусти, Василий Васильевич. Жизнь продолжается. - Он подошел вплотную, протянул Иванову пистолет. - Злобин к егерю поехал. А мы, догадываешься, к кому поедем?
   Иванов опустил взгляд на пистолет в руке мужчины. Выдерживать взгляд его глаз, выстуженных до стального отблеска, сил не было.
   - Через полчаса жду у поворота к пионерлагерю "Горнист". Мужчина сунул в непослушные пальцы Иванова пистолет и пружинистой, волчьей походкой прошел в дальний конец бункера. Скрипнула стальная дверь. В помещение вплыл запах реки. Дверь захлопнулась.
   Тихо загудела лестница под осторожными шагами. Потом все стихло.
   В вязкой, гнетущей тишине подземелья Иванов не выдержал.
   Вскинул ко рту руку с пистолетом, до скрипа закусил кожу на запястье и сдавленно завыл раненым зверем.
   Глава девятая
   Ловцы человеков
   Неправда, что воруют только сейчас и только в России. Воровали везде и всегда. Уверен, даже в каменном веке друг у друга топоры тырили. Потому что такова природа хомо сапиенса. Разумный человек понимает, что легче взять чужое, что плохо лежит, чем потеть самому.
   Как точно выразился один небесталанный поэт: "Чем завидовать и страдать, лучше сп...ть и пропить". По точности, сочности и конечной стадии формулировки легко догадаться, что фраза принадлежит русскоязычному автору.
   Законы, мораль, идеология и религия пытались исправить человеческую натуру или хотя бы загнать ее в рамки приличий. Безуспешно. Универсальность и неистребимость стяжательства и упорная закостенелость человека в тяге к чужому привела к парадоксальному выводу: если человек не поддается перевоспитанию, надо изменить общество, в котором он обитает. Авось хоть это поможет.
   Внук великого раввина и друг английского фабриканта, а по совместительству борец за счастье пролетариата Карл Маркс посвятил этому вопросу целый талмуд под названием "Капитал".
   В фундаментальном, прежде всего по весу, труде Маркс обосновал гениальную мысль: следует упразднить как класс капиталистов, захвативших рычаги управления экономикой и нагло присваивающих себе в качестве зарплаты "прибавочную стоимость", а на их место поставить руководителей-коммунистов, которым в силу высокого духовного развития ничего не надо, - и на пролетариат просыплется золотой дождь в виде процентов с общенародного капитала. Молочные реки, кисельные берега, по бабе каждому и полное удовлетворение потребностей гарантируются государством победившего пролетариата.
   Странно, но в Европе, где забродил призрак этой идеи, не нашлось желающих воплотить его в жизнь. Выручили русские марксисты, читавшие Маркса в переводе. Хотя "пятая графа" у большинства большевиков несколько хромала, по духу они все же были глубоко русскими людьми. Русский же он как: прочтет случайно найденную книжку без обложки, поскребет в затылке, оглянется окрест, и душа его скорбью полна станет. А от полноты чувств народ-богоносец такое учудить может, небесам тошно станет!
   Творчески переосмыслив наследие раввинского внука, симбирский дворянчик добавил к ним десяток томов собственных комментариев, в которых критиковал других комментаторов, и, дождавшись полного бардака, научно называемого "революционной ситуацией", прокартавил: "Революция, о которой так долго говорили большевики, свершилась!"
   Верные соратники в президиуме дружно прокартавили: "Ур-ра!".
   "Ур-р-ра!" - подхватили набившиеся в Смольный дезертиры, матросы со стоявших на приколе кораблей Балтфлота и пролетарии с бастующих заводов, высыпали на улицу и рванули делать эту самую революцию.
   За какой-то десяток лет, что для сонной России - не время, теорию Маркса воплотили в жизнь. Всех собственников законопатили в землю, землю отдали крестьянам, а остановившиеся без фабрикантов и капиталов заводы достались рабочим. Уцелевшие в Гражданской войне марксисты встали у руля страны.
   Так как рулить пока было нечем, ибо экономика скатилась на уровень средних веков, они стали устраивать мировую революцию, разбираться между собой, добивать контрреволюционеров, сажать сочувствующих и перековывать трудом сомневающихся.
   В самый разгар этого увлекательного процесса местечковая революционерка Фанни Каплан зачем-то выстрелила в симбирского дворянчика, успевшего стать вождем мирового пролетариата. Вождь умирал два года, интригуя до последнего дня, для чего написал завещание к съезду партии и работу "Как нам реорганизовать Рабкрин". Чем окончательно всех запутал.
   Но к власти, оттерев теоретиков, уже прорвался прагматик Сталин. Он припрятал завещание, а последнюю статейку вождя приказал всем изучать, как "Отче наш". Чтобы лучше усваивалось, лично дополнил ее капитальным трудом "Краткий курс марксизма-ленинизма". На этом в России на фундаментальных изысканиях в марксологии был поставлен крест. Маркса канонизировали, Ленина обожествили, обязали всех восхищаться их трудами, критиков и вольных толкователей сажали.
   Очевидно, Сталин первым понял, что теория разошлась с практикой. Народ, а от него остались только победивший пролетариат и ставшее колхозным крестьянство, опять начал воровать. По теории - сам у себя, ведь собственность стала общей. А воровать у самого себя, - это уже психиатрия, а не политэкономия.
   Бог с ними, с темными, "Капитал" по слогам читающими. Но к процессу подключились даже свои, подкованные в марксизме товарищи из ЦК. Говорят, даже у рыцаря Революции Дзержинского на счету образовалось семьдесят миллионов швейцарских франков. И когда сверх занятой шеф ЧК столько заработать успел, если до обеда допрашивал, а с обеда до ужина расстреливал? Не на ночь же работу брал? Наверное, как приватизатор Альфред Кох, книжки писал, по полмиллиона за авторский лист.