Маркеев Олег. Цена посвящения - Время Зверя

   С крыльца прыжком слетел Сергей, трусцой побежал к "Волге".
   - Толковый парень. У вас там все такие? - спросил капитан, оглянувшись через плечо.
   - Не завидуй, не в раю живем.
   - Это точно, - согласился капитан. - Я тоже телевизор смотрю.
   Он встал, уступая место Сергею.
   - Андрей Ильич, след! - выдохнул Сергей, протягивая фотоальбом в пленочном переплете. - В комоде нашел.
   Злобин принял из его рук альбом, перехватив в заложенном пальцем месте. Альбом сразу же раскрылся на нужной странице.
   Фотографии были по-кодаковски яркие и праздничные. Только сердце у Злобина сразу же ухнуло вниз.
   Со снимка на него смотрел, улыбаясь, тот самый "толкиенист". Даже карнавальный костюм охотника за оборотнями не сменил. Камуфляж и жилетка мехом наружу. Волосы схвачены на лбу плетеным ремешком.
   А рядом стоял егерь Матвей Петрович Сазонов. Целый и невредимый, улыбающийся.
   На другом снимке они стояли в обнимку, как старые друзья.
   Где именно делались снимки, с первого раза не угадаешь, лес за спиной. А какой, неизвестно.
   - Что ты там про деда с победой говорил? - Злобин протянул капитану альбом. - Даже в запертом изнутри доме всегда наследят.
   - Изъятие оформил? - обратился он к Сергею.
   - Обижаете, Андрей Ильич! Эти два ханурика уже закорючки поставили.
   - Как они там, кстати?
   - Водку клянчат. А где я им возьму? - Улыбался Сергей без натуги.
   Из низины, по которой шла дорога к кордону, стал нарастать низкий рев мощного мотора. Милицейский уазик, застрявший там, кавалькада под предводительством капитана второпях просто сдернула тросом в лужу, чтобы не загораживал дороги. И теперь кто-то воспользовался отсутствием препятствия.
   - Похоже, на танке кто-то катит, - пробормотал Сергей.
   Злобин встал.
   Тревога уже охватила островок подворья. Сержанты, маявшиеся бездельем у машин, озирались в поисках начальства. Собака, от которой проку оказалось никакого, след она отказалась брать категорически, вспомнила о служебных обязанностях и громко залаяла. В микроавтобусе экспертов распахнулась дверь и наружу высунулась очкастая голова.
   Капитан вернул Злобину альбом и поправил кобуру на поясе.
   - Думаю, ваши катят.
   - В смысле? - удивился Злобин.
   - Шеф.
   Сергей хохотнул.
   - Наш шеф сидит в кабинете.
   - Вам лучше знать. - Капитан пожал плечами. - Зеленчук! - как в мегафон вдруг рявкнул он. - Тормозни этого танкиста!
   В серой мути умирающего дня как раз вспыхнули фары. Две, где им полагается, и четыре в ряд на крыше машины. Сноп яркого света выхватил, как фотовспышкой, замерших на подворье людей.
   Сержант не успел, в распахнутые ворота ворвался "лендровер", клаксоном отпугнув его с дороги. Круто вывернув руль, водитель осадил машину, как взъяренного коня, впечатав ее колесами в землю в сантиметре от борта микроавтобуса.
   - Нам так не жить, - прокомментировал Сергей.
   Капитан с оттяжкой сплюнул.
   Злобин успел разглядеть эмблему МЧС на дверце, перед тем как она распахнулась, выпустив наружу коренастого, крепко сбитого мужчину.
   - Кто здесь старший?! - прогремел мужчина голосом профессионального военного.
   - Идите сюда, Семен Петрович.
   Мужчина повернулся на голос Злобина. Даже по позе было видно, что он опешил от удивления.
   - Идите, идите, Сазонов, - еще раз позвал его Злобин. - Только скажите водителю, пусть мотор заглушит. Здесь и без этого голова кругом идет. И бойцов попросите стоять, где встали, - добавил он, увидев, как следом из машины, как братья из ларца, появились близнецы-тяжелоатлеты в темных комбезах.
   Мужчина дал отмашку, и двигатель тут же умолк. Его бойцы замерли, как ротвейлеры, в ожидании команды "фас".
   - Брат Матвея? - спросил капитан.
   - А кто же еще, - ответил Злобин, не оглянувшись. - У вас нравы, как я погляжу, деревенские. "Сарафанное радио" лучше НТВ работает.
   - А что вы хотели? - не обиделся капитан. - Случай-то какой!
   - В России все секретно, но тайн нет, - ввернул Сергей. - Мне остаться, Андрей Ильич?
   - Конечно, - кивнул Злобин.
   Даже неяркого света хватило, чтобы без труда опознать в подошедшем мужчине родного брата погибшего егеря. Явно старшего.
   Если сравнивать с егерем на снимках, Семен Петрович выглядел солиднее. К природной ширококостной силе добавилась властность, к сметливому уму расчетливость карьерного человека, к крутому нраву - матерость профессионального ломателя хребтов.
   Семен Петрович шумно втягивал носом воздух, переводя взгляд глубоко посаженных глаз со Злобина на капитана. Сергея ввиду его молодости он внимания не удостоил.
   - Кто здесь старший? - напряженным голосом спросил он.
   - Я, Семен Петрович. - Злобин шагнул вперед. - Злобин Андрей Ильич. Генеральная прокуратура.
   - Даже так?
   - А что вас удивляет?
   - Просто так... Мне сообщили, что Матвей погиб.
   - Это правда. Примите мои соболезнования.
   Лицо Сазонова, словно топором вытесанное, на секунду дрогнуло, как от выстрела зубной боли. Но он моментально взял себя в руки.
   - Я хочу посмотреть.
   Злобин медлил, давая почувствовать, что ни от желаний, ни тем более от приказов посторонних здесь ничего не зависит.
   - Это невозможно.
   - Почему это? - Сазонов сузил глаза.
   - Во-первых, на месте происшествия проводятся неотложные следственные действия. До их окончания в дом никто, кроме следственной группы, не войдет.
   - А опознание? - не дослушал его Сазонов. - Кто Матвея опознает?
   - Семен Петрович, в дом ворвалась стая волков. Произошло это, примерно, вчера вечером. То, что осталось от людей, сейчас опознанию подлежит с трудом.
   - Как? Всех?! - выдохнул Сазонов.
   - Погибли все, кто был в доме.
   Сазонов заскрипел зубами так, что капитан вздрогнул.
   - Там девочка должна... - Не договорив, он закусил губу.
   - Жена, обе дочки и невестка, - перечислил Злобин.
   Сазонов затряс головой.
   - Нет. Грудняшка. - Он с трудом сглотнул ком. - Внучка наша.
   Злобин зашкрябал в кармане, пытаясь вытащить сигарету. Без затяжки держаться уже не было сил. Насмотрелся на истерики женщин и даже притерпелся, но как корежит и рвет нутро у таких вот мужиков, лучше не видеть. Сам такой, режь на спине ремни, ни стона, ни вскрика не услышишь, кишка выдержит. Только бы сердце не взорвалось.
   Сергей пришел на помощь.
   - Ее точно не было в доме. Мы не нашли детских вещей.
   Злобин мимоходом отметил, как ловко вывернулся Сергей, не сказав "труп ребенка".
   - Слава Богу.
   Сазонов отвернулся, пряча лицо от их взглядов.
   Охранники неверно истолковали, посчитав, что он подал знак, и дружно шагнули вперед.
   - Стоять там! - махнул на них Сазонов.
   В голосе опять была только армейская сталь.
   "Кремень", - не без удовлетворения отметил Злобин. Он достал-таки сигарету. Сунул в рот.
   - Покурим, Семен Петрович. Нам поговорить надо.
   - А? - Сазонов повернулся. - Не-е. Мне иголки в уши втыкали, чтобы от курева отучить. Не буду.
   - В дом действительно нельзя. Вы понимаете, почему. Придется здесь разговаривать.
   Сазонов оглянулся на дом, черневший на фоне тускло освещенного леса. С крыльца двое нелепо двигающихся мужчин сносили черный мешок.
   * * *
   Оперативная обстановка
   Протокол допроса свидетеля
   (фрагмент)
   ...на предъявленных фотографиях свидетель безоговорочно опознал своего брата, Сазонова Матвея Петровича, и гр. Новикова Ярослава Константиновича. Со слов свидетеля, снимок был сделан в 1994 году в охотхозяйстве "Видное", близ пос. Алексеевка Красноярского края, где до 1995 служил старшим егерем потерпевший Сазонов М.П.
   * * *
   "Лендровер" МЧС несся впереди, распугивая мигалкой и ревуном зазевавшихся водителей. Большинство, увидев в зеркале тревожные синие всполохи, заранее принимали вправо, освобождая крайнюю полосу. "Волга" Злобина пристроилась почти бампер к бамперу к тарану. Сергей явно получал удовольствие от такой экстремальной езды.
   - Подробностей не знаете? - спросил Злобин у сидевшего рядом Сазонова.
   - Темная история. Матвей особо не распространялся. А у нас так в семье заведено, не хочет человек говорить, не лезь с расспросами.
   Злобин вспомнил фото из семейного альбома Сазоновых. Не из того, глянцевой дешевки из Гонконга, в них только снимки на память о турпоездке в Турцию хранить. А с е м е й н о г о, толстого и солидного, как домашняя библия, в коленкоровом переплете и со страницами из плотного картона с просечками для фотографий.
   На первой странице, как точка отсчета, хранилась дореволюционная фотокарточка Сазоновых. За дубовым столом строго по ранжиру и старшинству сидели двенадцать братьев. Все как по одному лекалу выкроенные, косая сажень в плечах, лица простые, но с такой гордой силищей в глазах, что не надо даже смотреть на пудовые кулаки, выложенные на стол, чтобы понять, что таким ни медведь в лесу, ни враг в голом поле не страшен. Шеи у всех короткие, как дуб в землю, в плечи ушедшие. Кланяться такими не сподручно, проще удар в лоб принять. Только одним ударом таких быков не свалить. И потом не отскочить. Резкая в них силища и сокрушительная, как у медведя.
   В центре этого буйства мужской стати сидел патриарх с окладистой седой бородой. Единственное, что его отличало от сынов, так это седой волос. Ни морщин, ни дряхлости. А силы изначальной, сколько в сумме во всех детках, по левую и правую руку сидящим. Патриарх был прямым потомком стрельца Сазонова, от царского дурного гнева сбежавшего аж за Урал. Более покорным потехи ради и клятвы для петровы приспешники головы порубили, а Сазонов со товарищи в то же время скатал дом из бревен в два обхвата, да такой, что стоит до сих пор. Почернел, но не сгнил.
   Крайний слева, младший в роду, Матвею и Семену дедом доводился. На него братья и были похожи, как ягоды с одного куста.
   Злобин придвинулся ближе.
   - Хоть и темная история, но справки навести можно. Мужик на фото - это след, пойми. Ты, Семен Петрович, хоть какую зацепку дай, - попросил он.
   С Сазоновым они еще на кордоне без проблем перешли на "ты".
   Сазонов поморщился.
   - Да наводил я справки! Тогда же пришлось на все рычаги нажать, чтобы Матвея из того медвежьего угла выкорчевать. Думаешь, ему Москва медом мазана? Как и мне, впрочем. - Он похрустел пальцами. - Темная история. Две деревни там волки выели. Начисто. В каждой по десятку бабок да по полтора деда. Однако ж, все одно - живые души. Скандал был ужасный. На Матвея попытались всех собак повесить. А он и не отпирался. Чуть ли не в тюрьму просился.
   - Так, значит!
   Злобин краем глаза отметил, что Сергей повел шеей, прислушиваясь.
   - Уж не знаю как, но этот трехнутый Ярослав в эту бодягу подписался. Матвей обмолвился, что приезжал он тогда. И не один. Пятерых дружков с собой привез. Таких же. - Сазонов покрутил пальцем у виска. - Охотники на оборотней, ядрена в корень.
   Злобин затаился, боясь ненароком вспугнуть удачу.
   Сазонов похрустел костяшками, сжимая и разжимая кулаки.
   - Теория у них такая. Эволюция, мол, продолжается. Но если раньше она была рулеткой, в которой выигрыш - выживание, то теперь у нее появился вектор. Все живое играет против человека. Понимаете, о чем речь?
   - Продолжайте.
   - Ну, по их теории получается, что мы так достали Природу, что вся живность теперь мутирует по признаку, кто больше человеку гадостей принесет. Вирусы всякие с животных на человека переходят, болячки всякие.
   - А оборотни тут при чем?
   - Оборотни... Это самый смертный враг для человека. Только не те, что в кино показывают. А самые настоящие. - Сазонов покосился на Злобина. Собаки, скрещенные с волком, вот что это такое. Собаки навыворот. Ведь человек из предков собаки сделал биоробота. Собака службой живет, от команды до команды. Ее, бедную, даже на случку раз в год на поводке водят. А она без хозяина себя не представляет. Вот так. - Он втиснул пальцы между пальцами. Умрет за хозяина. И без хозяина дня не проживет. А теперь представь, что будет, если такую привязку наизнанку вывернуть? Это же...
   - Спецназовец, пошедший в бандиты, - подсказал Сергей.
   - Точно! Только еще хуже. У спецназовца рефлексы волка, но хоть толика человеческих понятий остается. А у собаки ничего нет. Только знание о человеке и волчье умение убивать. Прикинь, какой терминатор получается!
   Злобин попробовал себе представить подобный выверт Природы. Стало не по себе. Особенно после увиденного на кордоне.
   - И Ярослав на них охотился? - спросил он.
   - Угу, охотился, - угрюмо кивнул Сазонов. - Из той великолепной пятерки он один остался. Запросите данные райотдела в Алексеевке. Там дела по факту смертей в деревнях возбуждались.
   Сергей словно почувствовал на себе взгляд Злобина, кивнул.
   - Мало что понятно, но это уже кое-что, - задумчиво произнес Злобин. А Матвей верил в эту теорию?
   - Да как сказать. - Сазонов пожал плечами. - Ребята же с биофака МГУ. Со степенями даже. Нет, Матвей не из тех, кому можно всякой заумью мозги запудрить. Хотя, если что в голову возьмет, не выпустит, пока по косточкам не разберет и по полочкам не разложит. - Он вздохнул. - Мы, Сазоновы, мужики упертые.
   Он с собачьей тоской в глазах посмотрел на Злобина.
   - Андрей Ильич, ты извини. Завтра хоть всю душу вымотай, а сегодня я пас. Не могу больше!
   - Что ты, Семен. Все нормально. Ты и так нам помог.
   Злобин хотел положить руку на эту широкую ладонь, что до судороги то и дело сжималась в пудовый кулак. Но почувствовал, что не надо этого делать. Всему есть предел, и боли, и сочувствию.
   - Тогда извиняйте, мужики, я - в штопор. Иначе сердце... Ай, ладно, все свои!
   Сазонов покопошился, извлек из потайного кармана форменного бушлата плоскую фляжку емкостью с нормальную бутылку водки. Свернул пробку и приставил горлышко к распахнутому рту. Закинул голову и стал лить внутрь пахучую жидкость.
   По салону поплыл запах можжевельника и чистого спирта.
   Сергей в зеркальце послал тревожный взгляд Злобину.
   Злобин незаметно кивнул: "Порядок. Пусть уж так, если поможет".
   Сазонов оторвался, шумно выдохнул перегарную струю.
   - Будешь?
   Злобин отрицательно покачал головой.
   - За брата моего, Матвея. И семью его. - Из голоса Сазонова пропала вся сила. И вся сдерживаемая боль, как сукровица из лопнувшей раны, выступила наружу.
   Злобин принял из его рук фляжку.
   Прошептал:
   - Земля пухом!
   Край горлышка больно прищемил губу, но следом в рот ударила горячая волна. Злобин, едва не поперхнувшись, сглотнул жгучую влагу.
   Передал фляжку Сазонову. Тот поболтал остатки. По звуку, осталась почти половина.
   Сазонов сглотнул ком в горле, отдышался и резко закинул голову, заткнув рот горлышком фляжки. Пил страшно, насильно заталкивая в себя жидкий огонь.
   Тяжко отвалился на спинку сиденья, безжизненно уронив руку с фляжкой. Долго, с присвистом выдохнул.
   - Все, мужики. Абзац, - произнес он неживым голосом. - Не трогайте меня, Христа ради.
   Он добела закусил губу, закинул голову и плотно зажмурил глаза.
   * * *
   Телефонограмма
   Прошу срочно собрать установочные данные на гр. Новикова Ярослава Константиновича, ориентировочно 1967 г.р., выпускника биофака МГУ, и принять меры по установлению настоящего места жительства с целью взятия под оперативный контроль по подозрению в причастности к особо опасному преступлению.
   Злобин А.И.
   Глава двадцатая
   На охотника и зверь бежит
   Странник
   Некоторые научные сборища казались Максимову выборами капитана на корабле дураков. Причем, внеочередными, ввиду обнаруженной в трюме течи.
   Накал страстей объяснялся просто - нищетой. Как в свое время коммунисты не платили партвзносов со взяток, так теперь "демократы" не удосуживались отстегивать налог с вывозимого за кордон капитала. Называлось это либеральной экономикой: не хочешь, не плати. Денег по этой вполне очевидной причине не хватало даже на нерегулярный прокорм научной братии, а уж о финансировании исследований лучше не заикаться. Сочтут тебя полным шизофреником.
   Странно, но, не кормя своих ученых-крепостных, новоявленные феодальчики с державным рвением набрасывались на всякого, кто пытался спасти науку от голодной смерти и полной интеллектуальной деградации. Из филантропа Сороса сделали Джеймса Бонда, а всех, кто удостоился его грантов, обвинили в прихлебательстве и тайном пособничестве Мировому Заговору. Против России, конечно. Больше миру заниматься некем.
   Максимов вошел в зал, раскланиваясь со всеми, кто обратил на него внимание, занял свободное место поближе к проходу. Осмотрелся.
   "Полный комплект, как на Ноевом ковчеге", - констатировал он.
   Баланс агнцев и козлищ на научных конференциях в последнее время все больше тяготел к ранее существовавшей пропорции. Наблюдателей было ровно столько, чтобы держать под контролем фонтанирующих идеями наблюдаемых.
   У наблюдателей из соответствующих департаментов был вид хорошо отъевшихся и прибарахлившихся счастливчиков. Оно и понятно, что если раз в полгода уходить за штат родной конторы на сытые должности шефов "безопасности неизвестно чего", то жирок невольно нагуляешь.
   Наблюдаемым с "корабля дураков" бежать было некуда, кормились подножно и жались друг к другу, как овцебыки в тундре. Вид имели соответствующий. В глазах фанатичный блеск у многих сменился тоской по государственному финансированию и казарменному уюту "шарашек". Как странные гибриды смотрелись те наблюдаемые, кто подсел на чьи-то деньги и выглядел не хуже, чем наблюдатели.
   И совсем уж потерянно смотрелась научшизоидная тусовка из самых невероятных особей: от кликуш, контуженных мадам Блаватской*, до язвенных последователей Рериха.
   ##* Елена Блаватская - теософ и мистик, автор "Разоблаченной Изиды" фундаментального труда по эзотерике.
   "Кончилась вольница. Скоро занятия по строевой подготовке введут", - с неудовольствием подумал Максимов, по личному опыту знающий, что это за удовольствие.
   Решил изучение реликтов и новообразований научного сообщества оставить на потом и послушать докладчика. Тема конференции оказалась уж больно занимательной: "Управляемая эволюция человека: проблемы комплексного подхода". Не больше и не меньше. Словно частные проблемки уже решены, осталось только свести все к системе мер - и ура!
   Президиум делал вид, что внимает, зал шушукался, а докладчик гнул свое, не обращая внимания на общее невнимание.
   Оратор закончил монотонный бубнеж и обратил взор на президиум.
   Седые головы и широкие проплешины согласно, но вразнобой закивали. Шум в зале возрос до неприличия и разразился шлепками аплодисментов.
   Оратор собрал бумажки с трибуны и резво сбежал в зал. На вид ему было хорошо за сорок. Во времена, которые он живописал в течение часа, прожил бы ровно столько. Или саблезубый тигр в качестве холодной закуски употребил бы, или свои бы тюкнули каменным топором по темечку из жалости, чтобы не мучался.
   Максимов почувствовал, что в атмосфере нарастает нервное напряжение. Он опоздал минимум часа на полтора и не смог прослушать в курилке интриганских раскладов предстоящего действа. Без склок жизнь скучна - и поэтому не обходится.
   Судя по шелестящему шепотку в зале и легкому замешательству в президиуме, явно назревал семейный скандальчик. Максимов закрутил головой в поисках инфант-терибля*.
   ##* Ужасный ребенок (франц.). В данном контексте: человек, смущающий окружающих своей откровенностью и прямолинейностью.
   - Друзья, - призвал председатель. - Мы условились в порядке дискуссии предоставлять по десять минут. Но - в порядке! Первым записался Вадим Вадимович Бриль. Но вот пришла от него записка, что он передает свою очередь Ярославу Новикову. Право Вадима Вадимовича мы уважаем... Но предлагаю сразу договориться: давайте не плодить поручиков Киже. Кто такой Новиков увольте, не знаем.
   Председатель по-махатовски изобразил немую сцену из "Ревизора". Президиум в полном молчании и согласии покачал светлыми головами.
   В театральную паузу вклинился каркающий голос соседа Максимова.
   - Ха-ха-ха, - римским вороном выдал он.
   Максимов покосился на каркушу. На первый взгляд нормальный мужик, в возрасте. Научную специализацию визуально определить сложно. Но то, что сосед имеет отношение к академической науке, по цвету лица и костюма угадывалось без проблем.
   Сосед, скорее всего, не знал, что трижды каркнувший ворон в Риме служил знаком беды. Могли и кирпичом латиняне запустить.
   Как по команде, после карканья в зале начал нарастать недовольный гул.
   - А вы спросите у Генриха Борисовича, - раздался справа молодой голос. - Он рядом с вами сидит.
   Председатель склонился к лысой голове. Лысая голова что-то прошептала ему на ухо.
   - В чем соль, коллега? - поинтересовался Максимов.
   Сосед удивленно уставился на него.
   - Я помощник профессора Арсеньева, - представился Максимов.
   - А! - с уважением протянул сосед. - Арсеньев, конечно, конечно...
   "В одной фракции с дедом или из заключивших союзный договор", - с облегчением подумал Максимов.
   Сосед сразу же оживился и придвинулся ближе. Прикрыв рот ладошкой, зашептал:
   - Вы разве не в курсе, кто теперь Мамонт? - Он указал глазами на председателя. - Сожрал Токарчука и влез вице в комиссию по борьбе со лженаукой Большой Академии. Как вам это нравится?
   Максимов всем видом показал, что нравится ему не очень.
   - Теперь они подмяли комиссию под себя. И уж развернутся, можете мне верить. Надо будет, школьную физику объявят лженаукой. Думаете, это конференция? Это демонстрация силы!
   - Экстрасенсов жалко. Только развернулись ребята, - попробовал пошутить Максимов.
   Оказалось, неудачно. В глазах соседа вспыхнул отблеск костра Джордано Бруно.
   Он подцепил Максимова за лацкан, притянул ближе.
   - С них и начнут, - обжег он жарким шепотом ухо Максимова. - Построят, пересчитают, кого сочтут нужным, купят, остальных - милости просим вон. Ну и выпорют с четвертованием парочку для острастки.
   Максимов не резко, но настойчиво освободился от цепкой хватки.
   - А Новиков, он из...
   - Конечно же, - не дал ему закончить сосед. - ВИЦ "Курсор".
   Под многозначительным взглядом Максимов вынужден был кивнуть. Не хотелось выглядеть полным профаном или казачком засланным.
   А потом уже вспомнил, что в перестроечную вольницу, когда завеса секретности рухнула, как занавес в Большом театре, окатив всех пылью, притчей во языцех в определенных кругах стал научный центр с армейским названием. Кое-кто утверждал, что у "Курсора" есть и номер воинской части, как у всякой секретной "шарашки". Но из каких великих соображений в "Курсоре" собрали от метеорологов и астрофизиков до геологов с палеоантропологами? Какая нужда военным в знаниях о протообезьянах, ничего после себя не оставивших, кроме груды обтесанных камней и проломленных черепов современников, так и осталось великой государственной тайной. Союз рухнул, а в воспрянувшей на его обломках России научного центра со странным названием "Курсор" не обнаружилось.
   - Друзья, в порядке исключения даю слово. Но в дальнейшем, попрошу! провозгласил председатель. - Господин Новиков, прошу на трибуну. Ровно десять минут. Регламент, друзья мои, будем уважать регламент.
   Зал загудел, как улей перед массовым вылетом.
   - Посмотрите туда! - прошептал сосед, указывая легким движением мизинца в левый угол зала. - Воронье из общества "Друзья здравого смысла". Заокеанские соратники Мамонта. Обещали поспособствовать мантию в Итоне получить, голову на отсечение даю!
   Максимов бросил взгляд в указанном направлении.
   Ничего сногсшибательного. Обычные майоры-полковники из Лэнгли. Научные работники с волчьими улыбками и глазами специалистов допросов "третьей степени". От родных "наблюдателей" их отличала только провинциальность в одежде. Носить "Хьюго Босс" им, видимо, запрещал устав ЦРУ, дядьки рядились в пиджачки в клеточку и хлопковые рубашки с цветастыми галстуками. Наши, не таясь, шиковали.
   Справа по проходу прокатилась упругая волна ветра. Максимов повернул голову и успел только увидеть спину идущего к сцене человека.
   Шел он парящей походкой мастера боя. Со спины смотрелся очень правильно, уравновешенно вылепленным: вытянут от длинных ног к широким плечам, стянут в талии. Гордая посадка головы на удлиненной шее и свободные, не закрепощенные движения рук. Во всем теле чувствовалась текучая, хлесткая сила. Одет он был нейтрально: кроссовки, джинсы, свитер с кожаной жилеткой, можно в драку, можно в контору, где к одежде особо не придираются.
   - Он - кто? - шепотом спросил Максимов у соседа.
   - Биолог. Две монографии по высшей нервной деятельности семейства псовых в сборнике МГУ. Потом - все по линии "Курсора", - с многозначительной миной закончил сосед.
   Новиков легко взбежал по лестнице, встал за трибуну. Подставил узкое лицо в обрамлении длинных волос и с кляксочкой бородки под взгляды собравшихся. Легко их выдержал. Ведя взглядом по залу, загасил шум и перешептывания.
   - Дамы и господа, коллеги, друзья, - начал он сухим голосом. - У меня ровно десять минут. Прошу почтить минутой молчания Ашота Михайловича Матоянца, трагически погибшего четыре дня назад. Ему я обязан всем, что имел, сохранил и приумножил. Многие в этом зале, того не подозревая, в неоплатном долгу перед этим человеком. Прошу встать.
   Сказано было без всякого нажима и слезы. Но весь зал встал.
   Максимов, стоя вместе со всеми в траурном молчании, незаметно поигрывал пальцами рук, стряхивая через них излишнее напряжение, пружиной взвившееся в теле. Сколько ни получай оплеух от судьбы, а к ее капризной непредсказуемости никогда не привыкнешь.