Маркеев Олег. Цена посвящения - Время Зверя

   - У меня нет родни, как ты знаешь. Но Бог не обидел меня близкими людьми. Это не совсем то, но лучше, чем ничего. И ты знаешь, что иногда дружба сильнее уз крови. - Глеб понизил голос. - То же самое. На указанную сумму.
   Мустафа облизнул пунцово-красные губы.
   - Очень много. Столько нет. В Москве, - едва слышно прошептал он. Придется подождать. Недельку.
   Глеб покачал головой.
   - Мне нужно все и сразу. Твой процент.
   Глеб накрыл чек другим, "премиальным". Отчетливым почерком Якова Борисовича на нем было написано "сто пятьдесят тысяч". На английском. Но Мустафе, конечно же, перевод не требовался.
   Мустафа еще раз прошелся розовым языком по губам. Отвел глаза от чеков. Потом, словно тянуло магнитом, вновь уставился на них. Вздохнул.
   - Кофе стынет, дорогой. - Он передал Глебу чашечку на расписном блюдце.
   Освободившейся рукой смел чеки со стола так ловко, что Глеб даже цокнул языком от восхищения.
   - А? - не понял его Мустафа.
   - Аромат! - Глеб провел носом над чашечкой. Сделал маленький глоток. Смакуя, закрыл глаза. - Брошу все и уеду к вам жить. К жаре привыкну, жену заведу. Потом еще пару. Старость надо встречать там, где дети умеют заботиться о своих стариках.
   - Золотые слова, дорогой. Как ты хорошо сказал! - Мустафа покачал головой. - Даже тут заныло.
   Он похлопал себя по левой грудине. Точно по карману, в котором уютно устроились чеки.
   А Глеб уже открыл глаза. Взгляд сделался пристальным, требовательным.
   Мустафа пригубил кофе, подцепил пальцами дольку рахат-лукума. Сунул в рот, облизнул припорошенные белым губы.
   - Товар в Рязани. Отдаю на условиях "франко-склад". Подходит? причмокиваниями гася звуки, скороговоркой произнес он.
   - По-русски это называется "самовывоз", Мустафа, - поправил его Глеб.
   - Ай, даже запоминать не стану, - шутливо отмахнулся Мустафа. - Если привыкну ботать по вашей фене, потеряю квалификацию. Нигде в мире на работу не устроюсь.
   - Через десяток лет весь деловой мир перейдет с английского на нашу феню, поверь мне. - Глеб остался серьезным. - Триста миллиардов "русских" долларов на зарубежных счетах! За такие бабки мы заставим их перед открытием сессии на Нью-Йоркской бирже стоять "смирно" и хором петь "Интернационал".
   - Лучше уж гимн СССР, - вставил Мустафа, блеснув глазом.
   - Непринципиально. Но петь будут, как молодые на присяге.
   Мустафа потянулся к рабочему столу. Пошарил между папками. Повернулся, положил на колено тонкую бумажку размером с визитку. Написал на ней телефон и имя.
   Глеб прочел и кивнул.
   Мустафа макнул бумажку в еще горячий кофе. Тонкая бумага почернела, потом растаяла без остатка.
   Мустафа сунул в рот новый кусочек лукума. Потер пальцы.
   - Приобщать к культуре будешь? - отвлек его от мыслей Глеб.
   Мустафа легко для его мощной фигуры встал, прошел к столу.
   - Гастроли иранского театра. - Он вопросительно посмотрел на Глеба.
   - Замечательно.
   - Даю две персонально для тебя. И еще пару при условии, что одна из них достанется красивой девушке.
   - Принимаю. - Глеб с готовностью улыбнулся. - Коротко стриженная блондинка с нетрадиционной ориентацией пойдет?
   Мустафа посмаковал вкус лукума на губах и кивнул, по-кошачьи прищурившись.
   - Учти, придет с подругой, - предупредил Глеб. - Консерваторской йехуди*. Девка на это дело просто бешеная. Воюет на два фронта, как Гитлер. За последствия не отвечаю. Затрахают до смерти - на меня Хусейну не жалуйся.
   ##* Еврейка (араб.).
   Мустафа громко рассмеялся, закинув крупную породистую голову.
   Он вернулся к столу с ярко раскрашенными пригласительными билетами. Глеб уже успел встать.
   - Так рано уходишь? Мы же не посидели совсем! - На лице Мустафы проступило неподдельное разочарование.
   - Извини, друг. Волка ноги кормят.
   Глеб взял билеты, звонко треснул ими, как колодой карт. Заговорщицки подмигнул Мустафе.
   - В субботу культурно отдохнем.
   Мустафа закинул голову и вновь издал призывное ржание застоявшегося жеребца.
   * * *
   Глеб сидел на скамейке Тверского бульвара за спиной у серого Есенина. Гранитный поэт на дождь не реагировал. А Глеб довольно щурился, когда крупные капли мороси, сорвавшись с черных веток, шлепали по закинутому лицу.
   Шины машин катили по влажному асфальту с ласкающим ухо шелестом. Крупные не размокшие катышки песка чуть слышно поскрипывали под ногами редких прохожих. Осень входила в город на цыпочках, оставляя за собой мелкие лужицы, как девчонка, выбравшаяся из холодного пруда.
   Глеб встрепенулся, посмотрел на часы. Без четверти одиннадцать. Клиент никогда на "стрелки" не опаздывал и лишней минуты никогда не ждал. К внешним проявлениям того, что в определенных кругах называют "авторитетом", он относился с въедливостью церемониймейстера Букингемского дворца. Возможно, потому, что ничего другого, кроме химеры "авторитета", за душой не имел.
   Глеб Лобов встал, с удовольствием потянулся всем телом. Перебежал улицу перед потоком машин.
   Прошел мимо витрин "Макдональдса", косясь на беззвучный театр абсурда внутри. И нырнул в подземный переход.
   В "трубе" было сыро и неопрятно, как в разорившемся платном туалете. Пахло спертым духом потных тел, размокшими окурками, котами и содержимым многочисленных киосков.
   Глеб медленно прошелся вдоль стеклянной стены. Потолкался среди публики, тупо разглядывающей выставленное напоказ дешевое барахло.
   Ровно в одиннадцать он протиснулся в магазинчик, торгующий женскими тряпочками. Чиркнул взглядом по лицу молоденькой продавщицы, заставив ее опустить глаза. Постучал условным стуком в металлическую дверь и вошел в подсобку.
   Квадратное помещеньице было до потолка заставлено коробками. На свободном пятачке едва нашлось место для столика и раскладного табурета.
   На нем, согнув сухое вытянутое тело, сидел пожилой мужчина с остроскулым лицом ветерана пересылок. Одет он был неброско, серо. Только и запомнишь, если столкнешься, долговязую фигуру и прощупывающий скользящий взгляд.
   Мужчина прихлебнул чай из крышечки термоса, молча кивнул Глебу.
   - Есть крупная партия "афганца", - сразу же перешел к сути Глеб. Предоплата сто процентов. Самовывоз из Рязани. Можно брать прямо сегодня.
   Мужчина подул на чай, разгоняя облачко пара.
   - Пусть везут до Москвы, - сиплым голосом произнес он.
   
   Тогда и отдадут по московским ценам, - мягко возразил Глеб.
   Мужчина дернул щекой.
   - Сколько на круг выходит?
   Глеб на пальцах показал - "три".
   - Больно круто, - подумав, произнес мужчина. - По бабкам потянем, только потом куда его девать? Не жопой же есть.
   Глеб уперся плечом в косяк. Поблуждал взглядом по коробочкам с бельем. На модельках тряпочки смотрелись идеально. Как будут выглядеть на покупательницах, толкущихся за железной дверью, поди угадай.
   - Через неделю-другую ГУВД начнет гонять "чехов", - нейтральным тоном начал он. - И с "дурью" в городе возникнет напряженка.
   Мужчина сосредоточенно прихлебывая чай, насторожился.
   - Откуда знаешь? - выдохнул он в крышку.
   - Газеты читаю внимательно. Война в Сербии кончилась, больше нашим лохам пудрить мозги нечем. А чтобы не вспомнили, как их в дефолт кинули, надо переключить внимание. "Чехи" и айзеры - метод испробованный.
   Мужчина покосился на него, пополоскал чаем рот, сглотнул.
   - Если такой умный, что на себя товар не возьмешь?
   - Я никогда не берусь за то, что не умею делать, - тихо, но отчетливо произнес Глеб.
   Мужчина, крякнув, развернулся. Цепким взглядом осмотрел Глеба с головы до ног.
   - Кто знает про товар? - едва слышно произнес он.
   - Вы, я и хозяин груза. Мой человек передаст концы в Рязани.
   - После этого он тебе будет нужен?
   - Нет.
   Губы мужчины сложились в плотную линию. Он хищно втянул носом воздух.
   - Значит, договорились. Позвони Модному, скажи, я дал добро. Свой процент с него снимешь. - Он цыкнул зубом. - Работайте, нехристи, сами. Я "дурью" руки не мараю.
   Он отвернулся, цепкими пальцами подхватил термос. Опрокинул, направив дымящуюся коричневую струю в крышу. Пахнуло мятой и липовым цветом. На пожухлой коже ладони мужчины синел контур парусника.
   Даже с такого расстояния Глеб чувствовал затхлый запах мужчины. Запах пульсирующими ручейками сочился от морщинистой шеи, выползал из подмышек и дымком вился над пахом. Переполненный барак, тухлая пайка и мокрые сигареты без фильтра. Запах въелся в кожу навсегда, как окрик конвоя - в мозг. До самой смерти не избавишься.
   "Авторитет, твою мать! Полжизни за решеткой, - подумал Глеб. - По вашей логике, братки, у зверей царем должен считаться не лев, а попугай. Живет триста лет - и все в клетке".
   Он поморщился и, не прощаясь, вышел.
   * * *
   Глеб выпил кофе за стойкой кафе "Шоколадница" на Пушкинской. Из окна хорошо просматривалась стоянка машин у Министерства по делам печати и информации. Когда в ряд припаркованных машин вклинился черно-синий "Гелендваген" со знакомыми номерами, Глеб встал. Купил коробку самых дорогих конфет и вышел на улицу.
   Обошел вокруг кинотеатра "Россия" - Минпечати прилепилось к нему сбоку - незаметно выскочил из-за угла на министерское крыльцо.
   Предъявил пропуск на вахте.
   В холле нужный ему человек, приехавший на "Гелендвагене", рассматривал газеты, разваленные на лотке. Головы не поднял, взглядом прошедшего мимо Глеба не проводил. Слишком профессионален, чтобы явно демонстрировать интерес.
   Глеб, проходя к лифту, уловил нотку авантажного одеколона "Фенди", исходящую от мужчины. Сузил глаза.
   "Профессионал, твою мать! Разъезжает на тачке стоимостью в месячную зарплату всего МУРа, душится "Фенди" и носит кожаный пиджак от Армани. Как там у Семенова? "Никогда Штирлиц не был так близок к провалу". Сгорит же, дурак. И всех сдаст, к бабке не ходи. У нас не гестапо, в ментовке отпрессуют так, папе Мюллеру даже не снилось".
   Войдя в лифт, Глеб развернулся. Створки двери медленно захлопнулись, но он успел увидеть мужчину, развернувшего газету. Как учили, он проверялся, отслеживая всех, кто вошел в холл вслед за Глебом. Несмотря на элегантный костюм, было в его широкоплечей фигуре что-то неисправимо плебейское, от тупого физического труда идущее.
   Глеб подавил улыбку.
   В пустом лифте Глеб достал из бумажника триста долларов. Помедлив, добавил еще сотню. Вложил в конверт. Конверт прижал пальцами к белой изнанке коробки конфет.
   Романтик раннего капитализма Чичиков совал в потные ладошки чиновников ассигнации: кому "беленькую", кому - "синенькую", кому - "красненькую". Невероятная неразбериха царила в финансах Российской империи! Это же тронуться можно, запоминая, кому какой цвет по табелю о рангах положен. Спасибо Гайдару, навел в России порядок. Теперь все и всюду берут "зелеными".
   Глеб вышел на втором этаже. Не торопясь, прошел по коридору по пыльной, протоптанной, как тропинка в лесу, ковровой дорожке. Уныло-красной с зелеными каемочками. Некоторые двери были приоткрыты, из кабинетов доносились звуки мышиной министерской жизни.
   Нужная дверь тоже оказалась приоткрытой. В щель тянуло запахом растворимого кофе и сдобы.
   Глеб постучал и шире распахнул дверь.
   - Клавдия Ильинична, доброе утро!
   Молодящаяся дама пенсионных лет вскинула от удивления тонкие брови. Все остальное на ее лице было крупным: глаза, нос, губы и складки. Все, что выступало над столом, тоже было внушительным.
   - Глеб Павлович! Какими судьбами? - мелодичным контральто удивилась она.
   - Надо же, как я вовремя.
   Глеб указал глазами на чашку кофе и тарелку с булочками, стоящие на какой-то ведомости.
   - Ой, с утра запарка. Дома не позавтракала и здесь не дают.
   Глеб протянул коробку конфет.
   - Это вам к кофе, Клавдия Ильинична.
   - Боже ты мой, красотища-то какая!
   Она приняла коробку. Глеб чуть задержал ее в руках, дав возможность нащупать конверт. Дама стрельнула быстрыми глазками.
   - С днем рождения, Клавдия Ильинична. Вчера ну никак не мог заскочить, вы уж извините.
   - Да что вы, Глеб Павлович! - Она положила коробку на стол. - Какой там день рождения, так, почаевничали с девчонками да разошлись.
   - Даже на мужской стриптиз не съездили? Скучно вы тут живете.
   - А, куда нам до вас, капиталистов! Мы скромненько, в своей компании.
   Клавдия Ильинична почему-то потупилась.
   На мощной, как киль подлодки, выдающейся вперед груди, почти горизонтально лежал золотой кулон, которого Глеб раньше у нее не видел.
   Клавдия Ильинична в министерстве занимала должность малозаметную, но на поклон к ней шли все, кто провозил через границу газеты и журналы. Таможня требовала бумажку, удостоверяющую, что издание не является рекламным. Клавдия Ильинична такую бумажку давала. Или - нет. Если уж совсем точно, то она ее брала и несла на подпись кому-то вышестоящему, кому табель о рангах лично брать не велит. Такса у Клавдии Ильиничны была божеская, и на жизнь хватало, и желающих поскандалить не находилось.
   - Даже не буду спрашивать, сколько стукнуло. Сам вижу - на сорок не тянете.
   - Ой, брось! Это после вчерашнего-то! - хохотнула Клавдия Ильинична, поправив завиток на виске. - Присаживайся. Кофе хочешь?
   Глеб присел на краешек стула.
   - Капельку.
   - А в кофе?
   - Тоже - капельку, - кивнул Глеб.
   Клавдия Ильинична достала из-под стола электрочайник, приготовила кофе. Заговорщицки подмигнув Глебу, подлила в чашку коньяк из плоской бутылочки.
   - Лечусь. Давление с утра прыгает, - вздохнула она, качнув кулон на груди.
   Глеб пригубил кофе, остро пахнущий коньяком.
   - Съездите к морю. Сейчас на Майорке хорошо, - подсказал Глеб.
   - Хо! Кто же меня отпустит? Из-за дефолта этого гадского все дела встали. Сейчас авралим. У тебя-то как?
   - Работаю потихоньку. На мои услуги спрос не падает.
   - Потому что ты - умница. Не то что всякие. - Клавдия Ильинична обвела рукой стол, заваленный стопками папок. - Писаки! Издают и издают... И кто их галиматью читает?
   На обратном пути ее рука приземлилась на булочку, отщипнула кусочек и отправила в рот.
   Жуя, Клавдия Ильинична задумчиво скосила глаза вбок.
   - Жену еще себе не подобрал, Глеб? - неожиданно спросила она. - Смотри, не выберешь сам, тебя выберут.
   Глеб рассмеялся.
   - Знаете, кто такая жена? Это единственная из женщин, которая не хочет за тебя замуж.
   Клавдия Ильинична недоуменно уставилась на него. Потом рассмеялась переливчатым грудным смехом. Откинулась на спинку кресла. Женским жестом прижала подпрыгивающий кулон.
   - Ох, Глеб, с тобой не соскучишься! - простонала она.
   Глеб сделал большой глоток, отставил чашку. Встал.
   - Побегу я дальше.
   - Уже? Посидел бы, кофейку еще попили бы.
   - Рад бы, да не могу. Волка ноги кормят.
   - Ну-ну, - протянула Клавдия Ильинична. - То-то я смотрю, ты длинноногий, как легкоатлет.
   Ударение она почему-то сделала на "а".
   "Корова ты колхозная", - подумал Глеб, ласково улыбаясь.
   - Слушай, а ты по какому вопросу пришел? - спросила Клавдия Ильинична.
   - Специально заскочил с днем рождения поздравить. - Глеб держал на лице улыбку.
   - Ну ты даешь! - Клавдия Ильинична выгнула полные губы. - Ладно, Глебушка, зачтется. Кстати, как о дне рождения узнал? Я же объявления в светской колонке не давала.
   - Холостому мужчине многое по плечу. - Глеб повел широкими плечами.
   - Ой, иди отсюда, черт глазастый! - шутливо отмахнулась Клавдия Ильинична.
   Глеб рассмеялся, помахал ручкой и вышел из кабинета.
   Как и условились, мужчина в кожаном пиджаке ждал его у окна.
   * * *
   На языке человека, стоявшего у окна, визит Глеба к Клавдии Ильиничне назывался "легендированием оперативного контакта". Валентин знал много подобных навороченных словосочетаний, но, по мнению Глеба, умнее от этого не стал.
   Глеб не считал оперативную работу чем-то чрезвычайно заумным, чему могут научить только в Высших школах соответствующих ведомств. Не сопромат все-таки! Надо лишь быть волком среди баранов и охотником среди волков. Остальное приложится.
   Глеб пожал протянутую руку, машинально отметив, что Валентин опять сменил часы. Был "роллекс", теперь - "лонжин".
   Они отступили в темную нишу, в которой по давней завхозовской традиции был свален офисный хлам.
   - Есть проблемы, Глеб? - сразу же перешел к делу Валентин.
   - Я замутил проект на три миллиона "гринов", - ответил Глеб. - Хватит всем. Ты - в доле.
   Валентин усвоил информацию и кивнул.
   - Что требуется от меня?
   - Сказать "да" и прекратить валять дурака, - сменил тон Глеб.
   Брови Валентина поползли вверх. На мясистом лице проступило выражение, с которым боксер готовит нокаутирующий удар.
   Он и был боксером-полутяжем. Плюс владел всем остальным, что полагается уметь оперативнику УБОП. Но Глеб не испугался, наоборот - смело улыбнулся в напряженное лицо Валентина. Знал, тот не посмеет ударить. Кулаки пудовые, а повязан по рукам и ногам.
   - Я, конечно же, не генерал МВД, но могу многое, - веско произнес Глеб.
   Глеб давил на больное место. Валентин попался на глаза важной шишке в МВД и быстро оказался в свите, чем несказанно гордился.
   - Например?
   - Например, сделать из тебя депутата.
   Валентин тихо хохотнул.
   - Из меня не получится.
   - Получится. И не из такого дерьма депутатов лепили. Что, обиделся или идея не нравится?
   - Смысла не вижу.
   - Из Думы, как с Дона, - выдачи нет. А наколбасил ты изрядно. - Глеб подцепил лацкан кожаного пиджака Валентина. - О, дорогой прикид. Почем купил? И тачка у тебя, как у братана конкретного. Часы, смотрю, сменил. Не страшно глаза так мозолить?
   - Раз живем. - Валентин стряхнул его руку.
   - Дурак! - Глеб опять, уже намертво, вцепился в лацкан. - Твой генерал уже всем поперек задницы встал. Ему, орлу плюшевому, положим, упорхнуть дадут. Поближе к швейцарским счетам. Башку за границей свинтят, тихо, и без шума. Бабки отберут, а башку - в ведро. И нет орла! А отыграются на вас, быках тупорылых. Устроят показательный суд и впаяют пожизненное.
   Глеб разжал пальцы, похлопал Валентина по тугому плечу.
   - Или подожди немного. - Он смягчил тон. - Пожируй еще. А когда чекисты ваш РУБОП с рынка "крышевания" вышвырнут, приходи ко мне. Устрою охранником. Спорим, через месяц прибежишь?
   Валентин насупился и тяжело засопел.
   Глеб не дал ему уйти в тяжкие раздумья, подхлестнул:
   - Быстрее телись, Валя! Я такие предложения один раз делаю. Да или нет?
   - Гарантии? - быстро спросил Валентин.
   - Мое слово. И ничего более.
   Глеб вскинул подбородок с черной кляксочкой бородки.
   Валентин уперся взглядом в стену выше головы Глеба. Задумавшись, стал раскачивать мощное тело, словно стоял в углу ринга.
   Глеб ждал, заложив руки за спину.
   Спустя минуту Валентин чмокнул побелевшими от напряжения губами.
   - Ладно, что надо делать?
   - Не "ладно", а - "да", - с расстановкой произнес Глеб.
   Валентин помедлил и, поморщившись, выдавил:
   - Да.
   * * *
   Глеб резво сбежал по ступенькам.
   На стоянке машин его уже поджидал служебный "мерседес".
   Водитель, завидя шефа, шире распахнул предупредительно открытую дверь.
   - Глеб Павлович, вы извините... Пробки, черт их бери! - простонал водитель.
   - Ничего страшного, Алексей. - Глеб с удовольствием плюхнулся на мягкую кожу сиденья. - Там тоже пробки. - Он кивнул на министерство. - Только в мозгах.
   Водитель с готовностью гыгыкнул.
   Глеб, играя в придуманную им самим игру, постоянно менял адреса, куда следовало подать машину утром. Алексей работал у него полгода, но, Глеб был уверен, не имел представления, где же постоянное логово шефа.
   Алексей мягко включил заднюю скорость, плавно выкатил машину со стоянки. Вопросительно уставился на молчащего Глеба.
   Это был еще один пунктик игры. Водитель никогда не знал заранее о конечной точке маршрута. Иногда Глеб по дороге менял ее, заставляя ехать чуть ли не в обратном направлении. Как хочешь, так и крутись.
   Само собой подразумевалось, что за деньги, за которые Алексей крутил баранку, вполне можно и покрутиться. А ворчать - себе дороже. Особенно после дефолта.
   - Сначала на работу, - распорядился Глеб.
   Особой нужды ехать в офис не было. Разве что переодеться. В виндблоковской куртке, джинсах и свитере весь день проходить не удастся. Клиенты, с которыми назначена встреча во второй половине дня, могут поморщиться.
   По большому счету, Глеб плевать хотел на их гримасы. Жил по принципу: "Еще не родился кот, которого бы интересовало мнение мышей". Но запах...
   Специфический запах горячей шерсти и возбуждения, запах, свойственный только ему и только им слышимый, уже не давал покоя, мутил голову и время от времени пеленой застил глаза.
   Глава двенадцатая
   Про пиар и не только...
   В России реалисты занимаются нефтебизнесом, романтики издают книги, а идеалисты открывают продуктовый магазин. Все остальные виды бизнеса занимают промежуточное положение, в зависимости от психотипа владельцев фирм. Глеб Лобов, накопив капитал, открыл агентство "Паблик рилэйшнз".
   "Паблик рилэйшнз"... Язык свернешь, пока выговоришь, а понять средним умом, что это за напасть такая, очень трудно. Однако возможно. Главное помнить, что все новое - это хорошо забытое или плохо усвоенное старое. "Паблик рилэйшнз", спору нет, звучит респектабельно. Куда там какой-то совковой "агитации и пропаганде"! Но смысл один, разница только в импортной упаковке.
   Для наглядности сравнения представьте себе премьер-министра Кириенко на пресс-конференции и Ампилова на митинге. Внешне шокирующе различны: один словно родился в Давосе, сидел за одной партой с Соросом и списывал алгебру у Билла Гейтса. Второй, пусть и косит под придурка, шустр умом и обаятелен, как секретарь комсомольской ячейки колхоза "Красный плуг". Короче, свой в доску, но себе на уме. Но роднит их одно - оба вруны. Один врет, что жизнь скоро будет лучше, второй - что вчера было дружно и весело. Один пиарит, а второй - агитирует. Чувствуете разницу?
   Агитация - это как молотом по голове и серпом по "брынцалову". По-пролетарски просто и эффективно. "Даешь Днепрогэс!", "Даешь Магнитку!", "Даешь Осавиахим!". И народ давал. А куда денешься? Но во времена "распиливания" между своими Магниток, РАО "ЕЭСов" и "Аэрофлотов" всенародный энтузиазм ни к чему. И в ход идет "пиар" - легально производимый в стратегических дозах галлюциноген.
   Но если уж совсем точно, то пиар - это не средство, а стиль. Такой у власть имущих теперь стиль общения с народом. Врать в глаза до тех пор, пока у клиента не помутнеет в голове. Забалтывать, как врач слабоумного. Нахваливать себя и строить глазки, как попсовая звезда в "чесе" по провинции. Очаровывать, как продавец тайм-шеров. Делать державное лицо, как гаишник с радаром. Ампилов так не умеет. Кириенко - да.
   Глеб одним из первых учуял в "ветрах перемен" запах дичи. В отделах "PR" крупных прозападных компаний еще скучали длинноногие любовницы и кандидатки в любовницы, чирикали по телефонам и в сотый раз наводили маникюр, Мавроди еще исправно выплачивал проценты, Довгань тихо месил тесто, политики самодеятельно "пиарили" сами себя, а банкиры еще опасались показываться по телевизору. А Глеб Лобов уже подбирал персонал, прикармливал "умные головы" и заводил знакомства среди потенциальных клиентов.
   Он лично набросал эскиз эмблемы, художник потом довел идею до совершенства, и бланки фирмы украсил золотой баран.
   А что еще изобразить для публики, на связь с которой власть плевать хотела и плюет? Стрижет с баранов три шкуры, а потом гонит на бойню.
   Клиенты, между прочим, тоже умом не отличались. Но этим волчарам и шакалам хватало сообразительности рядиться в овечью шкуру. За златорунный прикид платили неплохо. Правда, большую часть бюджета приходилось возвращать "откатом". Такие были тогда времена.
   Когда Ельцин, не приходя в сознание, бабахнул по Белому дому из танков, Глеб понял, настало его время. Эта хищная Власть пришла всерьез и надолго.
   Но Власть, как прокопченные стены Белого дома, нуждалась в срочной стирке имиджа. Запад был готов и дальше менять сникерсы на нефть, но требовал пристойного имиджа от российских политиков и бизнесменов. Поэтому многие капиталы и биографии также нуждались в срочной отмывке. А как это сделать?
   С Запада подсказали - "пиар". Наши недоуменно почесали вельможные загривки и поглядели окрест. Они же привыкли, что кто-то из холуев книжки умные читает, за то и держат, дармоедов. Рассчитывая именно на такой вариант, Глеб и назвал свою фирму "Pro-PR". Кто-то расшифровал как "профессиональный пиар", кто-то - "про этот самый пиар". Но клиент потек. Потом пошел. А в последнее время попер, как осетр на нерест.
   Настоящей путиной стали для Глеба выборы Ельцина. Вот где был "пиар" в полный рост! Работали, как бригада коммунистического труда на фабрике "Гознака". Руки ныли от перетасканных за день упаковок с деньгами. Хватило на всех, даже на народные гулянья кое-что перепало.
   Выборы закончились, как известно, торжественным переносом всенародно избранного тела из ЦКБ в Кремль. По второму разу Первый президент России мертвым голосом прочитал текст присяги. Не упал, и молния сверху не шандарахнула. Все обошлось. И все кончилось грандиозным банкетом победителей.
   Церемонии присяги Глеб не дождался. Хотя имел пригласительный билет. Стало вдруг тошно. Надоело все: и бараньи глаза избирателей, и глубокомысленное блеянье телекомментаторов, и тупая наглость избирательного штаба. В ночь торжества демократии, когда ВЦИК на глазок прикинул результаты, он распустил сотрудников в отпуск, собрал рюкзак и уехал в тайгу - под Красноярск.