Маркеев Олег. Цена посвящения - Время Зверя

   Как известно, разобрался товарищ Сталин с товарищами по-своему. Обозвал "уклонистами", капиталы экспроприировал, а самих капиталистов-коммунистов расстрелял. Кому повезло, получили срок в пять пятилеток и поехали на лесоповал бесплатно создавать "прибавочный продукт".
   К вопросу сохранности собственности новый вождь подошел диалектически: простым гражданам за карманную кражу стали давать три года, за тягу госсобственности, что плохо лежала, - две пятилетки исправительных работ.
   Крепла и хорошела родная страна, неуклонно возрастал уровень благосостояния народа. А народ все равно подворовывал.
   Для борьбы с этим социально чуждым, но неистребимым явлением в системе МВД создали отдельное направление - отделы по борьбе с хищениями соцсобственности - ОБХСС.
   Сразу надо заметить, несмотря на созвучие, с немецкими элитными "СС" ничего общего не имеющие. Возможно, воюй ОБХСС, как пресловутые "CC", профессионально, бескомпромиссно и беспощадно, за пару поколений отбили бы условный стяжательный рефлекс, и стал бы советский народ не только самым читающим, но и единственным в мире не ворующим. Но такая задача перед ОБХСС не ставилась.
   Мудрая партия понимала, что, во-первых, за пятилетку не исправить то, что закладывалось веками, а, во-вторых, люди не воруют, а по собственной инициативе исправляют огрехи в государственной системе распределения благ. Поэтому задача перед ОБХСС стояла не столь экономическая, сколько политическая. Главное было - не пресечь разбазаривание и расхищение народного достояния, а не дать этому процессу перевалить за опасную грань, за которой украденное превратится в капитал, достаточный для захвата власти. Народной собственностью Кремль готов поделиться с кем угодно, но властью никогда.
   Василий Васильевич Иванов начал карьеру с должности рядового опера ОБХСС. Постепенно постигая премудрости усушек, обвесов, обсчета, присадок и приписок, он рос в звании и набирался житейской мудрости. Щенячий азарт, когда тявкаешь и пытаешься вонзить молочные зубки во все движущееся, быстро остыл. Юношеские амбиции, когда ищешь дела не по зубам, развеялись, не создав необратимых последствий. Мудрость опера приходит не с годами, а с уголовными делами. Только мудрость эта горькая, как у солдата-окопника.
   Иванов, - человек склонный к философским обобщениям, - сумел заглянуть дальше и глубже сермяжной правды оперов. Он понял, что зло, с которым ему поручено бороться, есть неотъемлемая часть системы.
   В системе централизованного учета, планирования и распределения благ был скрыт фундаментальный порок. Человек хочет жить хорошо сейчас, а не в загробном мире или в светлом царстве коммунизма. И чтобы он не начал удовлетворять собственные потребности прямо сейчас, а не тогда, когда это запланировала партия, к нему следует приставить вертухая с наганом и по два стукача. Долгое время эта модель отношений государства и человека работала. Но умер Сталин, расстреляли Берию, а Хрущев взял да и ляпнул про коммунизм к восьмидесятому году. За одно это его надо было снимать с Генсеков.
   Народ - он дурак только на партсобраниях и в день выборов, а по будням хрен его надуешь. Все быстро смекнули, что обещанное счастье всенародное не наступит никогда. И принялись строить индивидуальный коммунизм. Кто как мог и кто как его понимал.
   Броуновское движение индивидуальных воль рано или поздно получит вектор развития. И, как сорвавшуюся лавину, его уже ничто не остановит. Разовые хищения к семидесятым годам слились в общую систему "организованных хищений в особо крупных размерах", выражаясь языком УК СССР.
   О масштабах хищений общенародного добра мог судить любой не жалующийся на зрение и голову. Стоило пройтись по улице и наметанным глазом осмотреть фланирующую публику, как в голове рождались невеселые мысли. Практически весь модный ширпотреб никогда Госпланом не планировался, однако в ассортименте имелся. Производство и сбыт были налажены в государственных масштабах, но ни руководящая партия, ни рулящий Совмин к этим достижениям народного хозяйства не имели никакого отношения. Кто же тогда организовал это экономическое чудо?
   Иванов считал, что в дело вступила стихийная самоорганизация масс. Цеховики, валютчики, фарцовщики и работники торговли, косяком идущие по соответствующим статьям, к этой экономической пугачевщине имели касательное отношение. Какая разница, кто именно набился в подельники к Пугачеву, когда Русь восстала?
   Даже если предположить, что некий управленческий центр этой стихией существует и во главе его сидит кто-то более гениальный, чем все Политбюро, - что толку? Положим, удастся его отловить и доставить в клетке в столицу. Пусть даже показательно четвертуют, как Пугачева. А с народом что делать? Опять по казармам и баракам?
   Но в том, что процесс регулируется, Иванов получил шанс убедиться, когда вырос до начальника отдела. Неожиданно, - во что он, поднаторевший в оперативном ремесле, не верил, - его пригласили в "курирующую инстанцию". Поводом стало дело о хищениях на кожкомбинате, в котором замелькала фигура замминистра.
   Кураторы оказались людьми симпатичными. Один выглядел функционером Агропрома или "оборонки". Такому все равно, что озимые пахать, что баллистические ракеты штамповать. Партия сказала "надо" - вспашет и запустит, через "не могу", к очередному съезду, с перевыполнением плана. Он представился Решетниковым Павлом Степановичем. Второй, номенклатурный дальше некуда, с манерами восточного царедворца, назвался Салиным Виктором Николаевичем.
   Иванов сразу же оценил их профессиональный уровень. Материалы дела они препарировали по буковке, пробуя на излом каждый винтик в системе доказательств. Но схема преступления, вскрытая Ивановым, устояла.
   - Что ж, сложилось впечатление, что на уровне директора и его команды мы и остановимся. Как считаете? - вежливо поинтересовался Салин.
   Иванов считал, что надо идти по цепочке дальше, но промолчал. На Старой площади сыскарь городского уровня голоса не имеет.
   Через неделю он провел первые аресты. Дело получилось в меру громким, кто-то позаботился, чтобы оно попало в свод передового опыта. Иванова поощрили грамотой от министра МВД.
   А замминистра, выведенный из-под удара? Краем уха Иванов узнал, что судьба сыграла с ним в русскую рулетку.
   Сын ввязался в пьяную драку с нанесением тяжких телесных, повлекших стойкую потерю здоровья потерпевшего. Не убийство, конечно, но пункт у статьи тяжелый. Свидетели в один голос утверждали, что виновен сын высокого папы. Странно, но дело довели до суда и впаяли максимальный срок. Пятно на мундир высокопоставленного чиновника вляпали изрядное и пахучее. Папе пришлось выбирать между карьерой и семьей. От сына он не отказался и тихо уехал директорствовать на провинциальной прядильной фабрике. Партбилет у него за что-то отобрали.
   Совпадение? Да, если вы ничего не понимаете в политике. Иванов не сомневался, замминистра сожрали милые "кураторы".
   На следующей встрече они уже общались с ним, как с своим, конечно же, не посвященным в высшие интересы, но о р и е н т и р у ю щ и м с я в проблеме. Выложили на стол папку с "сигналами партийцев" и предложили оценить с точки зрения УК. По материалам получалось, что один из секретарей райкома партии увяз во взятках и связанных с ними аморальностях, как бегемот в болоте.
   - Надо проверить, - осторожно заключил Иванов.
   - Вот и проверьте, - подхватил Решетников. - Люди требуют справедливости. Почему же им ее не дать?
   Сигналы в партийные инстанции Иванов превратил в показания по уголовному делу. Странно, но никто из "сигнальщиков" заднего хода не дал и в суд свидетелями обвинения пошли, как по партразнарядке. Секретаря арестовали на рабочем месте. И что самое странное, дали осудить. Правда, предварительно отобрали партбилет.
   На этом деле Иванов перескочил в министерство. И стал работать дальше, как выражался, между УК и КПК*.
   ##* Комитет партийного контроля и контрразведки.
   А в конце восьмидесятых, стоило схоронить Андропова, закрутившего гайки, экономическая пугачевщина сломала плотину и хлынула кооперативным движением.
   Иванов поначалу запаниковал, посчитав, что кураторы не справились с давлением пугачевщины и резьбу попросту сорвало.
   Но по тому, как лихо плодились центры научно-технического творчества молодежи, студенческие кооперативы и хозрасчетные мастерские и кто там директорствовал, быстро стало ясно, процесс управляется. А когда стали открывать СП, коммерческие банки и биржи, а их директора рядом с "Визой" носили партбилеты, вопросов не осталось. Партия сама решила возглавить пугачевщину.
   Кто считает, что партия совершила харакири, не понимает ничего ни в политике, ни в экономике. Перед концом СССР ни одно серьезное экономическое начинание было невозможно без инвестиций государственного или криминального капитала.
   Так зачем же устраивать гражданскую войну с гарантией потерять власть? Не проще ли, отбросив советскую идеологию, слить в экстазе капиталы? Неужели стратегически неверно возглавить процесс создания на обломках экономики, созданной для победы в Великой отечественной войне, новой системы, способной решать задачи грядущего тысячелетия?
   По совету "кураторов" Иванов ушел из МВД и открыл частное агентство коммерческой безопасности. Навыки и знания, наработанные в борьбе за сохранность соцсобственности, пригодились в деле охраны собственности частной. Жил, работал, неплохо зарабатывал и старался не удивляться, что большинство новоиспеченных деятелей рыночной экономики ранее фигурировали в уголовных делах по линии ОБХСС, а кто не сидел тогда, сегодня за свои дела так и просился в камеру даже по нормам невразумительного нынешнего законодательства.
   Он постоянно ощущал незримое присутствие кураторов в своей жизни. Довольно долго они на контакт не выходили. Но Иванов отлично осознавал, что бесхозным ему недолго ходить. Только накопит потенциал, достойный их внимания, на него выйдут.
   Так и получилось. Стоило Матоянцу предложить перейти к нему на работу, как вечером в квартире Иванова раздался телефонный звонок.
   - Вас беспокоит Салин Виктор Николаевич, - возник в трубке мягкий баритон. - Нужно встретиться.
   * * *
   Старые львы
   - Извините, что пришлось вас побеспокоить, Василий Васильевич, произнес Салин голосом мягким и теплым, как подушечка львиной лапы. - Но обстоятельства, как вы сами понимаете, чрезвычайные.
   Очевидно, ввиду чрезвычайных обстоятельств для встречи "кураторы" выбрали пионерлагерь на берегу Клязьмы.
   Летом в двух пятиэтажных корпусах бушевали подростковые страсти-мордасти, а в межсезонье администрация сдавала помещения для всяческих взрослых непотребств: от семинаров саентологов до ускоренных курсов менеджмента. Как бы официально ни назывались мероприятия, все почему-то заканчивалось повальным промускуитетом и танцами под луной.
   И сегодня в лагере медленно набирал обороты какой-то бюрократский сабантуй. Иванов мельком взглянул на номера машин, густо обложивших центральный корпус, - половина принадлежала администрации области. Машина с Ивановым и его спутником проехала по аллее дальше, к группке коттеджей. Там, как правило, отдельно от всех селили организаторов непотребств либо тех, кто использовал сборища в качестве прикрытия.
   У дальнего коттеджа стояли три иномарки: представительский "вольво", "ауди" и неизбежный джип-броневик с охраной.
   Трое мужчин лет по сорок на вид курили на крыльце и на прибытие Иванова никак не отреагировали. Потому что следом шел Владислав, успевший где-то сбросить свою спецназовскую амуницию.
   Владислав ввел Иванова в комнату, в центре которой за столом, спиной к окну, сидел Салин. Решетников расположился на диване, вальяжно вытянув ноги и сцепив пальцы на животе. В комнате витал нежилой гостиничный дух. Словно подчеркивая, что в этом временном приюте долго засиживаться не собираются, Салин с Решетниковым верхней одежды не сняли.
   Прошедшие годы мало изменили "кураторов". Следуя моде, сменили покрой костюмов, с лица Салина пропали очки в тяжелой роговой оправе, их заменили невесомые на вид "Сваровски" с матово-темными стеклами, Решетников стал похож на функционера "Росвооружения", барражирующего между Абу-Даби и Сингапуром. Но внутренняя суть их, чувствовалось, осталась прежней. Как были львами, приглядывающими за стадом номенклатурных буйволов, так и остались.
   Решетников глазами дал команду Владиславу, тот беззвучно выскользнул в соседнюю комнату, прикрыв за собой дверь. Через пару секунд там ожил ноутбук.
   - Э-хе-хе, - зашевелился Решетников.
   Выудил из кармана плаща портмоне, тяжко вздохнув, достал стодолларовую купюру, продемонстрировал Иванову, с натугой сложился пополам, придвинулся к столу и положил банкноту перед Салиным.
   - Эдак ты, милок, меня по миру пустишь, - обратился он к Иванову. Понадеялся на тебя и проспорил.
   - Павел Степанович побился об заклад, что такого профессионала, как вы, на мякине не взять, - пояснил Салин. - Раз доложили, что произошла трагическая случайность, так оно и было. У меня сложилось мнение, что не так все просто. Пришлось просить Владислава проверить. Владислав! - чуть громче произнес Салин.
   Тихо скрипнула дверь. Иванов решил не поворачиваться.
   - Что там? - спросил Салин.
   - Проект "Водолей" в полном объеме, - коротко ответил Владислав.
   Салин кивнул, и дверь вновь скрипнула, закрывшись.
   Решетников шумно выдохнул. Опять достал портмоне, выложил на стол еще одну купюру.
   - М-да, милок, разоришь ты меня, - протянул он. - Не денег жалко, отношения портить не хочется. Садись уж, что истуканом стоять!
   Иванов сел на стул, сложил руки на коленях. Стул стоял слишком далеко от стола, в полосе света, бьющего из окна. Сразу же понял, что "кураторы" по мере сил постарались воспроизвести в коттедже обстановку кабинета в спецбоксе "Матросской тишины", так называемой "тюрьмы Партии"*. Отдельный стул, свет в морду, двое сбоку, вертухай за дверью.
   ##* Отдельный корпус СИЗО 48/4, в котором в годы существования СССР содержались высокопоставленные партийные функционеры, уголовные дела в отношении их во избежание нежелательной огласки велись особо уполномоченным органом - Комитетом партконтроля.
   Последними "партийными" заключенными спецбокса по иронии судьбы были члены ГКЧП.
   Салин снял очки, тщательно протер стекла уголком галстука, водрузил их на нос, спрятав глаза за дымчатыми стеклами.
   - Как вы себя чувствуете, Василий Васильевич? - поинтересовался он.
   - Нормально, - ответил Иванов.
   - По лицу не скажешь, - обронил Салин, покачав головой.
   - Не красна девица, не расклеюсь.
   - Значит, вы в состоянии выдержать весьма нелицеприятный разговор, подхватил Салин. - Он будет менее жестким, чем тот, что предстоит Колядину. За личную безопасность Матоянца отвечал он? - Салин дождался кивка Иванова. - Вот и придется расспросить его с пристрастием. Кстати, Василий Васильевич, вам не кажется странным, что мы лезем в дела Матоянца?
   Иванов заторможенно повел головой из стороны в сторону.
   - Нет? И правильно считаете. Как ответственному за экономическую безопасность холдинга вам, безусловно, уже давно ясно, на чьи деньги он создан. На "деньги Партии". Те самые мифические миллиарды, что растворились в воздухе в августе девяносто первого. Поэтому прошу считать нас с Павлом Степановичем представителями негласного совета акционеров. С соответствующими полномочиями.
   - Я вас по старинке называю "кураторами", - глухо вставил Иванов.
   Салин с Решетниковым переглянулись.
   - Э-хе-хе, - усмехнулся Решетников. - По старинке тебя, милок, следовало бы в камере "Матроски" попарить с недельку. А по нынешним временам уж не знаю что... Утюгом, что ли? Ты какого рожна, милок, следствие там затеял по горячим, так сказать, следам? Молодость свою вспомнил оперовскую? Так ведь напрасно. Сам запутался и нас в заблуждение ввел. Сидим тут и мозгуем, с умыслом или по глупости?
   Иванов невольно сжал кулаки. Спазм стиснул горло.
   - Ну я бы не стал так уж сгущать краски, - вступил Салин. - Благодаря усилиям Василия Васильевича мы сейчас четко себе представляем, что произошло хорошо спланированное преступление. Была ли смерть Матоянца лишь отвлекающим маневром, или преступник таким образом убивал сразу двух зайцев, сейчас не суть важно. Мы имеем два очевидных и неоспоримых факта: похищены материалы по важнейшему проекту и ликвидирован его руководитель. Что вам известно о проекте "Водолей"? - Вопрос был задан без паузы.
   Иванов, крякнув в кулак, выдавил спазм, отдышавшись, ответил:
   - Ничего конкретного. Просто знаю, что Матоянц так называл какие-то работы, проводимые с участием субподрядчиков.
   - Какие именно? Каких конкретно субподрядчиков? Персоналии? пулеметной очередью выдал Салин.
   Иванов задумался, подбирая ответ. Он отчетливо чувствовал скрещенные на нем взгляды.
   - Четкого ответа у меня нет.
   - Вот как? - Иронии в голосе Салина было ровно пополам с желчью.
   Иванов подумал, что двух допросов подряд для него многовато. Сначала Злобин прощупывал вопросами, как врач ланцетом тыча, где больнее, теперь эти рвут слаженно и умело, как пара лаек.
   Он усилием воли заставил себя собраться. Вилять на таких допросах себе дороже.
   - Матоянц был уникальным человеком. Конструктивистом, - как я его называл. Он мог из уже существующих частей сконструировать нечто принципиально новое. И эта конструкция была эффективной и надежной, пока он этого хотел. Отходил в сторону - она рассыпалась на составляющие.
   - Это называется комбинаторно-аналитический склад ума, - своим прежним, мягким, чуть вальяжным голосом подсказал Салин.
   - Возможно, я не знаю... Что такое "Водолей"? - Иванов пожал плечами. Скорее всего, что-то скомбинировал из имеющегося в наличии. Меня, во всяком случае, в известность не поставил. И конкретной задачи опекать именно проект "Водолей" не ставил.
   - То есть ты, милок, бдил добросовестно, а над чем - не знаешь, вставил Решетников. - Хорошая работа, завидую. И отвечать, получается, не за что. Что делать будем? - обратился он к Салину.
   Салин выдержал паузу. Сквозь мутные стекла очков несколько раз прожег Иванова взглядом.
   - Надо подумать, - произнес он.
   Решетников неожиданно оживился.
   - И правильно! Времени в обрез, а с кондачка, однако, решать резону нету. - Он повернулся к Иванову. - Ты, милок, выйди в соседнюю комнатку. Обожди немного. Мы тут посоветуемся с товарищем Салиным.
   Сказано все было ласковым до елейности голосом, но у Иванова в животе образовался ледяной ком. Фраза была из репертуара товарища Шкирятова*, под которого так настойчиво косил Решетников. Лично с партийным "Малютой Скуратовым" в силу разницы в возрасте Иванову свидеться не довелось, но кое-что слышал. Поэтому и обмер.
   ##* Шкирятов Матвей Федорович (1883-1954) - партийный деятель; в годы правления Сталина возглавлял органы контрразведки партии: с 1930 г. секретарь Партколлегии ЦКК партии, с 1939 г. - зам. пред., с 1952 г. председатель КПК. Прозвище Малюта Скуратов получил за участие в репрессиях высших партийных и государственных деятелей, прозвище Милок - за внешне демонстративно ласковое обращение с подследственными.
   Иванов встал, на негнущихся ногах прошел в соседнюю комнату. Здесь тоже, несмотря на заморский интерьер, было по-гостиничному неуютно. Широкая кровать у стены, рядом - кресло, стол у окна.
   За столом сидел Владислав, активно стуча по клавишам ноутбука.
   Оглянулся на вошедшего Иванова. Чиркнул острым взглядом по лицу.
   - Что-то взбледнул ты, мужик, - произнес он. - Водички хочешь?
   Владислав взял стоявшую на столе бутылку "Святого источника", развернулся и ловко кинул бутылку Иванову.
   Иванов поймал ее двумя руками, едва не уронив.
   - Твою... Тебе только в цирке выступать, - проворчал он.
   - А тебе за слоном выгребать! - беззлобно отбрил Владислав.
   Иванов облизнул шершавые губы. Странно, до этого пить не хотелось, а только увидел бутылку, жажда стала мучительной. Он отвернул пробку, бутылка была початой, газы через край не хлынули. Закинул голову, жадно присосался к горлышку.
   Краем глаза заметил, что Владислав бесшумно встал со стула.
   Потом в глазах помутнело. Темный абрис фигуры Владислава на фоне окна вдруг расплылся. Превратился в густо-черное размытое пятно. Пятно резко приблизилось, залепив глаза...
   Иванова опрокинуло в густую, вязкую, как смола, темноту. Он ничего не мог разглядеть, только чувствовал, что его подхватили чужие сильные руки...
   Кто-то, больно теребя руку, стал закатывать рукав. Обнаженную кожу на сгибе локтя обожгло холодом. Пахнуло спиртом. Иванов попробовал закричать, но воздух застрял в горле...
   ...Архитектор покачивался в мягко пружинившем кресле. Его округлое лицо с жесткой складкой губ то выплывало под луч света настольной лампы, то опять уходило в тень. Пальцы, лежащие в полукруге света, разлившегося по столешнице, медленно покручивали шариковую ручку. Когда ручка, поднимаясь вверх между пальцами, цепляла колпачком о стол, в кабинете раздавался цокающий звук. Будто невпопад постукивали шестеренки больших часов.
   - Я технарь, Василий Васильевич. До мозга костей - технарь. Архитектор говорил медленно, как дышит до смерти усталый человек. - А значит, не имею иллюзий. Когда строишь мост, доверяешь не фантазиям, а точному инженерному расчету. Как говаривал мой дед, постановление ЦК партии не в силах отменить силу тяжести. Для меня учебник сопромата был Библией, как для некоторых полное собрание Ленина.
   Как инженер в третьем поколении я отлично понимал, что перестройка окончится крахом. Два провинциальных партсекретаря устроили драку за власть, только и всего. Может, они и были сильны в политических интригах, но в сопромате - полные профаны. Цена Горбачеву как государственному деятелю премия "Лучший немец года". За Ельцина пришлось заплатить полтора миллиарда долларов из Международного валютного фонда. В противном случае русский народ второй раз такую обузу себе на шею не повесил бы. И он еще мнит себя царем-реформатором! Конечно, если целью реформ было превращение клана Ельцина в богатейшую "семью" мира, то тогда - да, цель достигнута. И слава богу!
   Что же касается меня, то я всегда знал: пока на Украине и в Узбекистане гайки измеряют в миллиметрах, а не в дюймах, ни о какой реальной независимости речи быть не может. Они читали Маркса, как политики, а я глазами инженера. Технологический базис - вот квинтэссенция его теории. Какая техника используется в производстве, таков и уровень отношений в обществе. Иными словами, раб может пахать только плугом, раб на тракторе нонсенс. Можно до паранойи контролировать идеологическую инфантильность подданных, чем занимаются все диктаторы, но как только ты допустил массовое внедрение новой техники, неизбежно изменятся общественные отношения.
   Архитектор пристально посмотрел в глаза Иванову.
   - Время позднее, вы устали и вам трудно следить за моей мыслью. - Ручка громко цокнула по столу. - Чтобы оживить вас, я использую не технический, а вполне житейский пример. Возьмем противозачаточные таблетки. - В глазах Архитектора блеснула искорка иронии. - Не будем спорить, что первично, яйцо или курица. Технологии породили спрос или спрос вызвал к жизни технологию, не суть важно. Важно другое: как только женщины получили в руки эффективное средство перехитрить природу, они обрели свободу. Свободу от необходимости расплачиваться беременностью за половой акт. Таблетка отделила личное удовольствие от необходимости продления рода, заложенного в нас природой. И вы думаете, женщина выпустит эту гарантию свободы из своих ручек? Нет, тысячу раз - нет. Проще изменить каноны морали и нормы сексуальной жизни, чем вернуть женщину в биологическое рабство, освященное религией и общественным мнением.
   Полистайте женский журнальчик и отдайте себе отчет, что вся феерия товаров и удовольствий в подоплеке своей имеет химический синтез препарата, влияющего на овуляционный процесс. Одна таблетка вызвала к жизни сонм технологий, удовлетворяющих желание женщины быть красивой, привлекательной и свободной. И так во всем!
   Человек биологически слаб. Свои потребности в пище, в жилище, в безопасности, в продлении рода, в знаниях, в насилии и в развлечении он удовлетворял и будет удовлетворять исключительно через технику. Но парадокс в том, что, раз возникнув и будучи внедренной, технология уже никуда не исчезнет. Никто сейчас не согласится греться у костра, если есть паровое отопление. Лампочка Эдисона, или Ленина, если вам угодно, не просто дала свет, а изменила Время. Пока она горит, - Архитектор указал на настольную лампу, - в нашем распоряжении двадцать четыре часа в сутках для работы. Телефон дал возможность общаться на расстоянии. Как только наше общение телефонизировалось, телефон никуда не исчезнет. С ним надо считаться, как с силой тяжести. Использовать можно, отменить политическим решением - нельзя.
   Архитектор замолчал. Стал медленно раскачивать кресло. В тишине спящего дома звук тихо вздыхающей гидравлики кресла показался Иванову неестественно громким.
   - Вернемся к политике. - Пальцы Архитектора нащупали ручку, стали вращать, передавая один другому, как в шестеренке. - Петр Первый за волосы втащил сонную Россию в восемнадцатый век. Сталин пинком сапога загнал в двадцатый - век электричества, легированных сталей и атома. Не будь этого монстра и душегуба, после Первой мировой войны Россия превратилась бы в аграрно-сырьевой придаток для западной цивилизации. Индустриализация, проведенная Сталиным, отбросила перспективу превращения России в колонию на пятьдесят лет. Все, кто пришел после Сталина, попросту паразитировали на его наследстве.