Смертин уже был далеко. Только каким-то осколком сознания, зацепившимся за эту реальность, осознавал, что между ног журчит горячая влага. Но ни стыда, ни неудобства он не ощутил.
   — На твой счет у меня никаких особых инструкций нет, — продолжил Владислав. — Значит, никто не станет пенять, если мы немного отклонимся от технологии. — Он свел глаза на острие иглы. — Понимаешь, все дело в наркотиках. Не вписался бы ты в эту грязь, пошел бы по ленте конвейера, как все. Им, мрази уголовной, можно, а тебе, брат, нельзя так мараться. Видишь ли, Смертин, у меня был один знакомый… Не уследил за сыном. Парень на какой-то тусовке первый раз в жизни укололся. Первый и последний. Через три месяца диагностировали СПИД. Пытался покончить с собой, откачали. Сейчас гниет заживо в клинике. У матери не выдержало сердце. Отец еще жив, но внутри давно умер.
   Владислав похлопал по дряблой щеке Смертина. Добился, чтобы взгляд у того сделался осмысленным.
   — Вот уже лучше. Я хочу, чтобы ты до конца был в полном сознании. Гнить заживо — это страшнее, чем пуля в затылок. Тебе еще повезло, ты сгниешь за час. А жижу мы сольем в канализацию.
   Он выпрямился и всадил шприц в живот Смертину.
   Владислав дождался, когда стихнут первые конвульсии боли, расстегнул ремни, подхватил налившееся дряблой тяжестью тело Смертина и опрокинул в ванну.
   Смертин завозился, скребя пальцами по гладкой эмали. С трудом поднял голову над краем.
   Владислав остановившимся взглядом уперся ему в лицо.
   Смертин хлебнул воздух распахнутым ртом. В голове вдруг сделалось до жути ясно. Хмарь выветрилась. И в живот вполз холодный слизняк ужаса.
* * *
    Вне очереди
    Секретно
    т. Салину В.Н.
   Активный сбор информации на объекта Агитатор окончил.
   Полученные данные переданы на обработку в аналитический центр.
   Группа готовит спецобъект Лагуна к консервации.
   Жду дальнейших указаний.
Владислав

Старые львы

   На Решетникова от нервного перенапряжения напал дикий жор. Он заказал гору бутербродов с колбасой и всю ее сметелил под литр чая с сахаром.
   Салин брезгливо морщился, когда из-за стола докатывался чесночно-копченый дух, но другу замечания не делал. Терпел, по себе зная, что такое стресс при сидячем образе жизни.
   Лично у него никакого аппетита не было. Во рту прочно обосновался медный привкус. Возможно, от того, что Салин весь вечер тянул минеральную воду «Кардамон» из запотевшего стакана. Выпил уже не помнил сколько. Стресс, одни словом.
   — Продолжай, — прошамкал Решетников, запихнув в рот последний бутерброд. — Когда я ем, я только нем. А на слух не жалуюсь.
   Салин в который раз за день испытал укол зависти. Так пересиливать стресс он уже не мог.
   — У наших «друзей» только героин и нефть. Больше с них брать нечего, — продолжил рассуждать Салин. — А в обмен хотят высокие технологии. Это идея Матоянца — разместить там часть производства, чтобы не «светить» раньше времени здесь. У них есть абсолютная власть, но нет технической базы, чтобы выжить в новом тысячелетии. Мы легко и быстро можем принципиально обновить технический парк страны. Но для этого нужна абсолютная власть.
   — Хотел бы я увидеть ту рожу, что все разом хапнуть решила — проворчал Решетников. — Узнал бы в момент из миллиона. Очень трудно заглотить такой шмат пирога и при этом не измениться в лице.
   Он тщательно отряхнул рубашку от крошек.
   — Если я правильно понял, Глеб Лобов возжелал оседлать наркотрафик. Фабрики «промывки мозгов» ему показалось мало.
   Салин пожал плечами.
   — Здравая мысль. Если в стране есть наркоторговля, кто-то обязан ее контролировать. Не одной водкой сейчас живет Россия. Героин тоже нужен. И чем дальше, тем больше. Весь вопрос, кто встанет во главе и на какие цели пустит прибыль.
   — Что с партией наркоты делать будем?
   — Еще не решил.
   — Учти, нам уже эту статью вешали.
   Салин раскачал кресло. Насупился.
   В девяносто шестом СБП попробовала наехать на их «Фонд», зацепив лабораторию профессора Мещерякова. В лаборатории исследовали человеческое сознание, а без ЛСД такие работы почему-то не идут. Не хочет сознание расширяться и сдвигаться без дозы.
   Тогда атаку удалось отразить. Но цепочка причинно-следственной связи на том не оборвалась. Исчез самый активный работник СБП Подседерцев, а затем разогнали и саму Службу. Лаборатории через год тихо прикрыли. Профессор Мещеряков недавно выбросился из окна. А секретные методики управления сознанием окольными путями перешли в холдинг Матоянца. Та их часть, что была предназначена для использования в СМИ, апробировалась в агентстве «Pro-PR» Глеба Лобова.
   «Как все связано. Не разорвать, — подумал Салин. — Всегда так начнешь копать на пересечения, а получишь сеть. Всегда так: — везде и всюду».
   Он перевел взгляд на Решетникова. Напарник, сытно развалясь в кресле, крутил пальцы на брюшке, солидно выпирающем сквозь рубашку.
   Решетников качал варианты. Привычки и повадки друга Салин изучил хорошо. Решил не мешать.
   — Пуф, пуф, пуф, — пробурчал Решетников.
   — А подробнее? — Салин слабо улыбнулся.
   Решетников со вздохом подтянул ноги, с трудом согнулся пополам.
   — Знаешь, Виктор Николаевич, время позднее. Спать пора. Хочу лечь если не с чистой совестью, так со спокойным сердцем.
   — Предлагаешь на ночь взять его под контроль?
   — До обеда не хватятся, руку на отсечение даю. Скажут, на бабе заночевал. Дело-то молодое.
   Решетников не отпускал с него взгляда своих медвежьих глаз.
   — Я не против, — с расстановкой произнес Салин.
   Лицо Решетникова напряглось.
   — Тогда звони Владиславу.
   Салин взвесил все в последний раз и утвердительно кивнул.
   Но перед тем как взяться за трубку телефона, он достал пузырек, вытряс на ладонь таблетку. Сунул в рот и запил водой.
   Вкус меди во рту смешался со сладкой горечью нитроглицерина.
* * *
    Срочно
    Владиславу
   Приказываю взять под контроль объект Агитатор.
   До особого распоряжения содержать на спецобъекте «Раздолье».
   Снятие первичной информации провести лично.
«Фонд»

Глава двадцать восьмая. «Девочкам из высшего общества трудно…»

Странник

   Телефон Карины не отвечал.
   «Аппарат абонента выключен или временно не доступен. Попробуйте позвонить позднее», — раз за разом терпеливо, не меняя интонации, предлагала билайновская барышня.
   — Позднее будет поздно, — вслух ответил ей Максимов.
   Барышня отключила связь.
   Максимов посмотрел на часы. Половина одиннадцатого.
   — Невежливо, но надо, — решил он.
   Набрал номер загородного дома Матоянца.
   После шести гудков трубку сняла женщина.
   — Але?
   — Извините, что так поздно. Будьте добры Карину.
   — А Карины нету дома, — с армянской напевностью ответила родственница.
   — Извините.
   Максимов положил трубку. Прошелся наискосок по кухне. Постоял у окна, упершись лбом в стекло.
   На улице мокли машины. Людей не было.
   Максимов уставился на дом напротив. Долго разглядывал этот муравейник в разрезе, в сотах копошилась вечерняя жизнь.
   Где найти Карину в муравейнике большого города, он не представлял. Чувствовал, что жива. Чувствовал и знал, что оказалась в самом центре паутины интересов, сплетенной не без участия ее отчима. Но найти, увидеть не мог.
   Все имеет предел. Даже уникальные способности. Выручая Злобина, он исчерпал себя полностью. Организм требовал перезарядки и отдыха.
   — Черт, — пробормотал Максимов, растирая складку между бровями.
   Сейчас она казалась омертвевшей. А видел, эту точку щекотало колючим током.
   Оставались два источника: Василий Васильевич Иванов и Лиза Данич.
   Подумав, Максимов решил, что уволенному, но не получившему расчета начальнику безопасности холдинга он позвонит последним. В качестве последней надежды. У Иванова за годы службы должен был накопиться опыт розысков непоседливой падчерицы хозяина.
   А Лизе Данич, девочке с сердцем убийцы, лучше звонить с мобильного, решил он. Светить домашний телефон в таких контактах — может выйти боком.
   Максимов снял с пояса мобильный. Сверившись с визиткой владелицы фирмы, производящей что-то там «спа», набрал номер.
   — Да-а? — сразу же раздался в трубке чуть взвинченный от возбуждения голосок. На заднем фоне во всю грохотал «Раммштайн».
   — Лиза?
   — Ну, я, а дальше что?
   — Добрый вечер. Это Максимов.
   — М-м? Вау! Вот уж не ожидала! Как жизнь?
   — Не жалуюсь. — «Сейчас меня убьют», — подумал Максимов, но все же перешел к делу:
   — Лиза, я не могу связаться с Кариной. Огромная просьба, если увидишь ее, попроси срочно перезвонить мне или включить мобильный.
   — Та-ак. — Голосок Лизы потух. — Это все?
   — На сегодня — да.
   — Что могу сказать… На сегодня у меня другие планы. И вряд ли мы пересечемся.
   — И тем не менее, — мягко надавил Максимов.
   — Ладно, но ничего не обещаю. И тем не менее спасибо за звонок, — напоследок ввернула Лиза.
   Максимов посмотрел на замолчавшую трубку.
   Внутри измочаленного усталостью тела что-то изменилось. Открылся какой-то сундучок с последним, чудом уцелевшим «НЗ». Острая щекотка обожгла переносье, и он увидел…
    …В теплой прозрачной воде плавали мертвые, распаренные медузы.
   Но «НЗ» хватило только на это. Картинка, едва появившись, стала быстро тускнеть и пропала, словно выключили проектор.

Красная Шапочка

   Карина легла на спину и с головой ушла под воду.
   Сквозь слой теплой воды лампочки на потолке показались мертвыми, распаренными медузами.
   Карина вынырнула, стерла влагу с ресниц, пригладила мокрые волосы.
   — Лизка, какой шампунь можно взять? — крикнула она в приоткрытую дверь, стараясь перекричать громко рычащий «Раммштайн».
   В дверь просунулась голова Лизы Данич.
   — Ой, бери любой. Вон «Виши» — классный.
   — Угу.
   Лиза вошла, держа руки за спиной.
   — Мать, давай меняться, — с лисьей мордочкой предложила она.
   Карина равнодушно пожала плечами.
   — Смотри. — Лиза достала из-за спины две глянцевые бумажные сумочки на цветных шнурочках. Повесила на разные руки. — Отдаю блузку за твой синий комплектик.
   — Она мне не идет. — Карина тряхнула мокрыми волосами.
   — Глупая. У нее пуговки золотые. В масть к пряжкам на туфельках.
   — Ты уже и туфли примеряла?
   — Ну, не утерпела, убей меня теперь. Кто виноват, что ты по часу в ванне сидишь. Кариша! Ну, Кариша! — Лиза нетерпеливо топнула ножкой.
   — Не знаю. Давай отдам тот белый. С розочкой.
   — С розочкой не хочу. Я в этот влюбилась. — Лиза набрала в легкие воздух, как перед нырком в воду. — Ладно, отдаю в нагрузку шарфик диоровский. Он дороже сапог, между прочим, стоит.
   — Такие же в метро продают. За сто рублей. — Карина плеснула себе в лицо водой. — Ладно, не заводись. Меняемся.
   — Ура! — подпрыгнула Лиза.
   Пакетики звонко шлепнулись друг о друга. Потом тот, что перешел во владение Карины, отлетел в корзину для белья. Свой Лиза прижала к груди.
   — Ой, радости — полные штаны. — Карина наморщила носик.
   Лиза вытряхнула из пакетика синие кружевные комочки.
   — А сейчас — стриптиз! — объявила она.
   Распустила поясок и смахнула с плеч шелковый халатик. Быстро надела кружевные трусики и лифчик. Грациозно развернулась лицом к зеркалу. Замерла в позе модели из эротического календаря.
   — Ну? — спросила она, оглянувшись через плечо.
   — Грандиозно! — восхищенно вздохнула Карина. — Такую вещь на такую фигурку отдать не жалко.
   — Не подлизывайся. Мы с тобой, как из одной пробирки. — Лиза сменила позу, закинув руку и запустив пальцы в волосы. — Но у меня волос побольше. Только и всего.
   Она развернулась, положила руки на бедра, привстала на цыпочки и оглянулась на зеркало.
   — Хочу на попку татушку, как у тебя.
   — Как у меня не получится. Мне папа делал.
   Лиза посмотрела на погрустневшую подругу. Присела на угол стиральной машины.
   — Ты его очень любила?
   — Больше, чем отчима.
   — Кариш, давай без слез.
   — А я и не плачу. — Карина провела пальцем под глазами. — Спасибо тебе, Лиз. Дома я бы повесилась. Все родня армянская с утра такой вой подняла, что самой волком завыть захотелось. Хорошо, что ты дома оказалась… Классно мы по магазинам прошвырнулись, да?
   — Между прочим, знаешь, сколько денег ухнули? — Лиза округлила глаза. — Немерено!! Почти по полторы «штуки»! Я чеки пересчитала.
   — И черт с ними! — отмахнулась Карина. — Не в деньгах счастье. А ты совсем немкой становишься. «Чеки пересчитала»!
   — А я всегда все подсчитываю. Еще маленькой сдачу ныкала, научилась. Если мою мамашу не обсчитывать, фиг бы я карманные деньги видела.
   Она наклонилась, из брошенного на пол халатика достала пачку «Мор» и зажигалку. Закурила, выпустив дым в потолок.
   — Когда мама умерла, я неделю боялась войти в ванну, — начала она другим голосом. — Потом плюнула на все и решила жить. Первым делом прочесала все магазины. Накупала столько, что соседи, наверняка, стуканули в полицию. У немцев это по счету раз! Я решила не палиться, и придумала такую фишку. Наберу ворох шмоток — и часть возвращаю в магазин. Нужное оставлю, а барахло — верну. Нужное оставлю — барахло верну. Соседи подуспокоились. А я тогда демонстративно пошла к психоаналитику жаловаться. Они и успокоились. — Лиза коротко хихикнула. — Психу я такую лапшу навешала! Типа: мама умерла, а меня на покупки пробило. Псих за десять сеансов меня успокоил. Оказалось, у них манией покупательства полстраны страдает. Нахапают от жадности, а потом бзик проходит, они каются и тащат все обратно. Прикинь, стоят магазины, товаром под завязку забитые, а люди из них туда-сюда шмотки таскают. Никакого сбыта, фикция одна.
   — Я такое в Париже видела.
   — Ну тогда что я распыляюсь? — махнула рукой Лиза.
   Карина протянула руку, коснулась мокрыми пальцами ее колена.
   — Ну Лиз! Теперь тебя плющит.
   — Ай, ерунда! — Лиза вскинула голову. — Мы с тобой живем лучше всех, потому что по полной программе за это заплатили. Не знаю, как ты, а я любой глаза выцарапаю, кто моему наследству позавидует.
   — Было бы чему, — фыркнула в воду Карина.
   — Ага! Про тебя молчу, возьмем меня. Золотая «Виза», машина, байк, дом в Германии, эта квартирка, — Лиза загибала пальцы, пока они не кончились. — Шмоток любых, косметики — выше крыши. Куда хочу, туда поеду. Хоть завтра. Да за такую жизнь любая ноги раздвинет так, что до ушей лопнет!
   — Но ты же никому не давала.
   — В том-то и дело. Только теряла! — Лиза стряхнула пепел в раковину. — Ладно, мать, мой голову. Сейчас Глеб приедет.
   Карина окунулась с головой. Быстро вынырнула, выплюнув воду.
   — А ты так и не сказала, где такого мужика отхватила.
   — Разве? — удивилась Лиза.
   — Ну что я, вру, что ли!
   Лиза затянулась сигаретой.
   — В Интернете познакомились.
   — Да?
   — Два! — передразнила ее Лиза. — Уметь надо. Кстати, что такое «лобо»? У него такой ник [60]был.
   Карина закатила глаза к потолку.
   — Хомо хомо лобо эст, — произнесла она, подумав. — Человек человеку — волк. Лобо — это волк на латыни.
   — М-да? А я, дура, думала, что от «Лобов». А впрочем, какая разница.
   — И как он?
   — Ты же видела.
   — Я не о том.
   — А-а! — Лиза гортанно хохотнула. — Животное. В прямом и переносном смысле. Даже страшно иногда становится. Честное слово!
   — Так пошли его.
   — Ага, разбежалась! — Лиза затянулась, хитро блеснула глазами. — Я тут на днях одного мальчика из приличной еврейской семьи трахнула. Что вылупилась, ну был грех! И знаешь, что я поняла? Глеб, тварь, он, как наркотик. После него… Как бы это сказать? — Лиза пощелкала пальцами, подбирая слова. — Стерильно, что ли… Пресно как-то. Одно слово — наркотик. Только посмотрит своими глазищами, я сразу теку. Противно, а ничего поделать с собой не могу.
   Карина ее слушала внимательно, не сводя взгляда с раскрасневшегося лица Лизы.
   — Брось его, Лизка, — тихо сказала Карина.
   — Не дождетесь. Мое! — Лиза с вызовом посмотрела на Карину. — Своего Максима бросай.
   — Он — другой.
   — Что-то мне так не показалось. — Лиза закинула ногу на ногу. — Чтобы ты знала, он ко мне клеился. Правда, правда! Когда с похорон его до Москвы подвозила.
   Карина поморщилась.
   — Ой, только не надо трындеть.
   — Клянусь!
   Карина легла головой на воду. Сказала в потолок, вода попала в уши, поэтому получилось громче, чем хотелось:
   — Если бы приставал, ты бы никогда не призналась.
   Лиза что-то сказала, скорчив козью морду. Что сказала, Карина не расслышала, но на всякий случай ответила:
   — Сама — звезда!
   Лиза вдруг резво спрыгнула со стиральной машины.
   Карина вынырнула.
   — Что?
   — К ночи помянули, он и приперся. — Лиза подхватила с пола халатик.
   В прихожей запиликал звонок.
   Лиза сунула в пальцы Карине наполовину выкуренную сигарету и выбежала открывать дверь.
* * *
   По квартире перемещались два голоса: высокий, вздернутый — Лизы и грудной, с дребезжащей трещинкой — Глеба Лобова. Они ходили друг за другом и говорили, то в унисон, то наперебой, то поодиночке.
   Карина подняла ногу, большим пальцем начертила на влажном кафеле острую скобку. Погрузила ногу в воду. Вытянулась.
   Затянулась и стала неотрывно смотреть на значок на стене. [61]
   Губы ее беззвучно шептали странные слова. От легкого дыхания по воде пошла мелкая рябь.
   Через минуту звуки смолкли. Уши залепила глухая тишина. Стена поплыла перед глазами.
   Беззвучно отворилась дверь. Глеб Лобов остановился на пороге.
   Почувствовав на себе его взгляд, Карина медленно повернула голову.
   Взгляды их встретились.
   Ноздри Глеба хищно раскрылись. В глубине зрачков заплясал оранжевый огонь.
   Карина разлепила теплые губы. Провела языком, слизывая влагу.
   — Я лучше, чем моя мама? — прошептала она.
   Глеб вздрогнул. Оранжевый огонь в глазах моментально погас. Зрачки затянуло прозрачным льдом.
   Он ничего не ответил. Шагнул за порог, закрыл за собой дверь.
* * *
   Карина встала перед трюмо, критически осмотрела свое отражение.
   Сняла ожерелье из зубов и ракушек, предложенное Лизой.
   Вытащила свой медальон и повесила поверх черного шелкового топика.
   — В масть! — прокомментировала Лиза, встав за спиной.
   Сама нарядилась так же декадентски хищно: черная кожа, черный шелк, много грима и наготы.
   — Что за клуб, ты хоть знаешь? — спросила Карина.
   — А, была раз с Глебом. И пару раз одна. Почти одна, — уточнила она. — Так себе гадюшник. Видали мы и покруче.
   — Публика там хоть ничего? — с подозрением спросила Карина.
   — Как везде. Менагеры и мак-джаберы [62]. И их курицы. Шестьсот баксов оклад, а гонора, как у миллионеров. Правда, в этом клубешнике нормальные музыканты тусуются. Классные рок-н-ролльные ребята. Патлатые, обдолбанные и злоеб… — Лиза смазала окончание слова. — Короче, то, что нам нравится. И телки у них ничего. Наш контингент.
   Она ноготком поскребла темно-красную помаду в уголке губ. Облизнула их острым язычком. Улыбнулась, выставив идеальный ряд зубов. Покрутила головой, не снимая с лица натянутую широкую улыбку.
   — Порядок, все мужики наши, — констатировала она.
   Лиза потеснила Карину, с озабоченным видом наклонилась над строем флакончиков с духами.
   — Чем побрызгаешься? — спросила она у Карины, не поднимая головы.
   Карина отошла к креслу. Взяла сумочку. Достала из нее дорого выглядящую коробочку.
   — Лиз, — позвала она.
   — О-у? — Лиза оглянулась.
   — Лови!
   Карина бросила ей коробочку. Лиза неловко поймала, прижав к груди. Рассмотрев, издала восторженный вопль.
   Подскочила к Карине, чмокнула в щеку. Спохватилась, потерла ей щеку.
   — Кариш, это же «Айсберг»! У меня как раз капля осталась. Где взяла?
   — Места знать надо.
   — И ты, сволочь, весь день молчала?
   — От тебя не заныкаешь — сюрприз не получится.
   Лиза фыркнув, обняла Карину и выскочила из комнаты.
   На кухне раздался ее возбужденный голос.
   Карина села на тахту, заваленную пакетами с покупками. Детальной примерки они устроить не успели. Так, распотрошили все подряд, наспех прикладывая к себе обновки.
   Из внутреннего кармана своего старого плаща Карина достала круглую палочку сантиметров в двадцать длины, обтянутую кожей. Нажала на бронзовое кольцо, обхватившее центр палочки. Щелкнула пружина. Половина чехла отъехала от кольца, обнажив тонкое лезвие стилета.
   Карина ткнув тупым концом палки в ладонь, вернула чехол на место.
   Ослабила шнуровку на высоком ботфорте. Попробовала засунуть стилет в сапог. Ойкнув, вытащила назад.
   Покусав губку, осмотрелась. Сорвала с подарочного пакетика черный шнурок. Захлестнула две петли на стилете. Приложила к ремню.
   Чтобы продеть концы шнурка под ремень, как она планировала, пришлось откинуться на спину, вставать было лень.
   Карина, едва коснувшись головой крохотной подушки, сморщилась от боли.
   — Еп-с, — со свистом слетело с ее губ.
   Она приподнялась, поглаживая ушибленный затылок. Отшвырнула в угол подушку. И обмерла.
   На тахте лежал пистолет. Короткоствольный дамский «магнум».

Активные мероприятия

    Срочно
    Владиславу
   Объект Агитатор на машине марки «мицубиси экслипс» (гос. номер У 313 МО 77), принадлежащей гр-ке Данич Е.В, проследовал в ночной клуб «Последний приют».
   Объект сопровождает Карина Дымова.
   Наблюдение продолжаю. Прошу дальнейших указаний.
Зоркий

Глава двадцать девятая. Песнь волка

Создатель образов

   В клубе дым уже стоял коромыслом. Атмосфера, созданная стараниями музыкантов и бармена, способствовала дружбе и быстротечной любви.
   Несмотря на весь сумбур и гвалт, большая часть зала обратила внимание на вошедшую троицу. И не могла скрыть восхищения.
   Стиль, грация и порода покоряют всех. Особенно гипнотизирующе действуют на тех, кто обделен этими тремя качествами истинного аристократизма.
   Глеб, статный, лобастый, с сужающимся книзу лицом, оканчивающимся кляксой бородки, походил на готского короля. Узкий в талии жилет. Шнурок с серебряной индейской бляхой вместо галстука. Перстень с тусклым черным камнем на мизинце.
   Лиза Данич с высоко заколотыми локонами, вся в черной коже и прозрачном шелке, являла собой образ чистой красоты. Из романов Лофкарта и Брема Стокера [63].
   Карина… Черный плащ, переброшенный через руку. Ботфорты на высоком каблуке, кожаные обтягивающие джинсы, короткий топик. Серебряный оберег викингов между острыми бугорками маленьких грудей. Она походила на юного оруженосца, хлестко-гибкого и отчаянно смелого. Судя по решительной складке губ и отрешенному выражению лица, юный воин выступил в свой первый самостоятельный поход.
   К ним подлетел менеджер зала, средних лет мужчина в распахнутом пиджаке с бэйджиком на лацкане.
   — Глеб, добрый вечер! Дамы! — он отвесил поклон. — Это отпад!
   Мужчина находился в средней степени подпития. Мог говорить и исполнять служебные обязанности, но ровно на столько, на сколько мог. И не больше. Но получалось забавно.
   — Наш столик? — спросил Глеб.
   — Несмотря на угар и светопреставление в финале… — Мужчина поднес ладошку к губам. — Прошу простить! Стол сохранен в целости и неприкосновенности.
   — А у вас тут весело сегодня, — светским тоном произнесла Лиза.
   — Ха! Вы чуть-чуть опоздали. «Лакрима Кристо» лабали. Так народ завели, что девок со столов снимать пришлось. — Он достал платок, промокнул влажный красный лоб. — Сейчас перерывчик. А второе отделение поспокойней. Какой-то индеец с дудкой.
   Он отступил, оттеснив спиной толкущихся у бара, широким жестом указал троице путь к столикам за низкой перегородкой.
   — Пра-ашу.
   Глеб провел дам к столику. Каждой галантно придвинул стул, помогая сесть. Окатил холодным взглядом битком набитый зал и сел во главе стола, лицом к сцене.
   Карина с интересом разглядывала интерьер и публику.
   — Ни грамма роскоши, а шикарно. Чей это клуб?
   Глеб наклонился и прошептал:
   — Только по секрету. Мой.
   — Правда?
   — Для тебя — да. Для налоговой — нет, — ответил Глеб. — Для отстегивания налоговой этот попка-дурак нанят.
   — О чем вы шепчетесь? — спросила Лиза, положив пальцы на запястье Глеба.
   Он медленно освободил руку.
   — Девочки, ужинаем или пьем?
   — Пьем! — в унисон ответили девочки.
   Глеб рассмеялся. Вскинул руку, подзывая официантку. Она давно ждала команды, но через толчею тел пробилась с трудом.
   Запыхавшись, встала у столика с блокнотиком наизготовку. Девчонка была ровесницей Карины. Не удержалась и быстрым критическим взглядом осмотрела подруг. На ней самой был тонкий темный свитерок в обтяжку и брючки в тон. Очевидно, чтобы было удобно сновать в тесноте между столиками. А в таком безденежно-богемном интерьере мелькать голыми ногами выглядело бы чересчур вызывающе. Не тот стиль.