Гарик наконец оборвал мыслительный процесс, отставил поднос и сел, свесив ноги с кровати. Злобин сунул ему под нос ордер.
   — Ну и что дальше? — Заросшая поросячьей щетиной щека задергалась от нервного тика, и Гарик хлопнул по ней ладонью.
   — А дальше, Гарик, мы можем поступить по правилам или по закону. — Злобин убрал бумажку в папку. — Предлагаю самому выдать ценности, добытые преступным путем. И желательно расписочку гражданина Филиппова на полсотни тысяч баксов и фиктивный договор. Сей факт я отражу в протоколе. По закону тебе полагается снисхождение. Как говорят, суд учтет. Или будет обыск по всем правилам. От евроремонта в хате останется только груда стройматериалов и остатки мебели. Но все, что мне надо, я найду.
   — Может, тебе еще и явку с повинной накатать? — нехорошо усмехнулся Гарик.
   — С явкой ты опоздал. Музыкантский тебя так подставил, что дальше некуда, — вздохнул Злобин. — Это вы куролесите, а отписываться мне приходится. Намотал себе Муза срок по двести десятой[28] и тебя до кучи взял. Что глаза выпучил? Или, думаешь, я позволю в РУБОП просто так стрелять?
   Гарик испуганно стрельнул глазами в Злобина. "Так, про стрельбу он знает. Включай воображение, дурик! — мысленно подстегнул его Злобин. — Быстренько придумай, что мы повязали Музыкантского. Давай-давай, рви себе нервы".
   Гарик судорожно вдохнул, приложив руку к животу.
   — Паровозом я по делу не пойду, не агитируй! Музыкантский все затеял, пусть и отдувается. И вообще — моя хата с краю, начальник, я тут не при делах.
   — А зачем ты Филе бабки дал? - не отступил Злобин. — Не финансировал бы дурака, не пришел бы по твою душу РУБОП. Короче, Яновский, или ты добровольно идешь в паре с Филей, или я тебя пристегиваю к Музыкантскому. И гордо пойдешь на зону за бандитизм. Думай быстрей, мне некогда!
   — Сколько? — Гарик облизнул губы, стрельнул глазами по сторонам.
   — Чего «сколько»? — переспросил Злобин.
   — Сколько бабок хотите?
   — Естественно, все! — усмехнулся Злобин. Попытку дачи взятки он решил оставить без внимания.
   — Явка с повинной и сдача нала за подписку о невыезде до суда — идет?выпалил Гарик.
   — Ты никак торгуешься, голубь? — Злобин сделал строгое лицо.
   Твердохлебов пнул коленом в спинку кровати.
   — Слышь, Гарик, а что ты с лица сбледнул? — Твердохлебов обратился к Злобину: — Знаешь, прокуратура, почему клиент в камеру не хочет? Через час малява придет, и вся камера узнает, кем был на зоне наш Гарик. И начнут урки опять твой задний проход шлифовать. — Это он адресовал уже Гарику.
   — О своей заднице думай, ментяра! — неожиданно ощерился Гарик. — Бог не фраер, сгоришь когда-нибудь, сам закукарекаешь.
   Злобин круто развернулся, аж под каблуками взвизгнул ковер, и вышел из спальни. Следом раздался глухой удар и долгий шипящий звук, словно спустила шина у грузовика. Злобин шагнул назад. В спальне на первый взгляд ничего не изменилось: мебель цела, рубоповский боец неподвижно стоит на своем месте, даже Твердохлебов не шевелится, только теперь держит кулаки за спиной. А Гарик лежал, обхватив живот, хватал ртом воздух и тоскливым взглядом роженицы изучал потолок.
   — Язва прихватила? — участливо поинтересовался Злобин. — Кефир надо пить, а не кофе,
   — Все равно не жить, — прошептал Гарик.
   — Я не понял: ты сам сдаешь валюту или нам полы ломать? — вступил Твердохлебов.
   — Сам, сам! — Гарик отодвинул поднос и со стоном сел на постели.
   — Тогда оденься. Понятые придут, а ты в трусах, неудобно все-таки. — Злобин бросил взгляд на часы и крикнул в коридор: — Карасик, начинаем, веди возмущенную общественность!
   Злобин уже раз обжегся, когда в суде адвокат пытался развалить дело, препарируя по пунктику проведенный обыск, а понятые мямлили и не могли ни черта вспомнить. Адвокат своего добился, доказательства, собранные с нарушением закона, суд отказался принять к рассмотрению. С тех пор Злобин запретил следователям брать в понятые кого ни попадя, лишь бы закорючка в протоколе осталась. На обыску Гарика он, проконсультировавшись с участковым, взял отставного мичмана и его свекровь. Мичман из-за язвы давно бросил пить, свекровь обладала уникальной памятью и наблюдательностью, за что соседи прозвали ее Чека. Семья жила бедно, как большинство в городе, и хотя бы из чувства классовой ненависти в суде они встанут на сторону обвинения.
* * *
   Час спустя в прихожей вновь толпились, как гости после дня рождения. Понятые никак не хотели выходить из роли добровольных помощников правосудия.
   — Зинаида Григорьевна, — Злобин прикоснулся к руке пожилой женщины в цветастом халате, — благодарю вас за помощь. Потребуетесь — мы вас вызовем. Надеюсь, до конца лета из города уезжать не планируете?
   — А на какие шиши?! — Зинаида Григорьевна обвела квартиру взором, полыхающим праведным гневом. — Мы не миллионеры, не воруем, как некоторые.
   Злобин сочувственно кивнул, а сам подумал, что если Гарик пойдет под суд присяжных, то двенадцать таких Зинаид Григорьевн растерзают его прямо в зале. И будут, честно говоря, правы.
   — А вы, Николай Федорович, тоже в городе остаетесь? — обратился он к бывшему мичману.
   Тот, как полагается вояке, ел глазами начальство и лишь кивнул в ответ.
   — Вот и прекрасно! — Злобин вежливо подтолкнул их через порог.
   Захлопнув за ними дверь, Злобин постоял немного, прислушиваясь к тишине в квартире. Несмотря на модный дизайн и пастельные тона стен, уюта в доме не было. Он давно обратил внимание, что на местах преступлений и арестов что-то необратимо меняется. Жизнь навсегда покидает дома, в которые приходила беда. Она ощущается еще долго. Уже затихали шаги чужих людей, выветривались запахи, а молчаливые стены навсегда впитывали радиацию горя и страха. Говорят, даже новые жильцы ощущают враждебность, разлитую в воздухе.
   Дизайн в квартире на Злобина не произвел никакого впечатления.
   «Не хата, а бразильский сериал. Устроил, гад, рай на ста квадратных метрах, а за стенкой полуголодный мичман с семьей мыкается, — подумал Злобин. — Бога не боятся, так о людях думали бы. Ведь раскулачат, когда совсем невтерпеж станет. А я защищать не стану».
   Злобин прошел в кабинет. Гарик сидел на диване, упершись локтями в колени, стиснув ладонями голову. Напротив него, вытянувшись в кресле, подремывал Твердохлебов.
   «А Гарик, между прочим, много читает. Что же он тогда такой дурак?» Злобин пожал плечами.
   Книжные шкафы тянулись вдоль стены, большой антикварный стол был завален книгами. После обыска жалюзи закрыли, и в кабинете сейчас стоял полумрак, мутный от плавающего в воздухе сигаретного дыма.
   Злобин обошел две коробки из-под водки, в них сложили изъятые бумаги и записные книжки. Опустился в кресло у стола. Оно оказалось на редкость удобным, пахло дорогой кожей.
   «Конфисковать бы, — вздохнул Злобин. — Надоело на полужестком стуле зад отсиживать».
   — Гражданин Яновский, что делать будем? — спросил Злобин.
   — Вешаться, — отозвался Гарик, не поднимая головы.
   — Ну зачем так безнадежно? У нас за мошенничество не стреляют. Даже душегубы годами приговора ждут.
   — Угу, если при задержании их не кончили. — Твердохлебов протер глаза и удобнее расположился в кресле.
   — Тебе бы только мочить, — проворчал Гарик.
   — А что за такое делать, а? — Твердохлебов завел руку за кресло, извлек заполненный доверху пластиковый пакет и потряс им перед Гариком. — Семьдесят пять штук баксов, не считая рублей. И ты каждый месяц нулевые балансы сдаешь, вражина!
   — Что ты гонишь, я же никого не стрелял! И вообще, при чем тут РУБОП? — Гарик красными от слез глазами уставился на Твердохлебова.
   — Ну ни фига себе! — возмутился тот. — А на какие бабки бандюки жируют и оружие покупают? Такие, как ты, гнида, их кормят. Андрей Ильич, рассуди нас. Здесь же, блин, зарплата моим бойцам на десять лет вперед. Где же справедливость?
   — Вот и распихайте по карманам, только меня в покое оставьте! — выпалил Гарик.
   — Я тебе сейчас, козел, напихаю! — Твердохлебов подтянул ноги, готовясь встать.
   — Петя! — Злобин счел за благо вмешаться. Твердохлебов после бессонной ночи и нервотрепки вполне мог приложить Гарика так, что до реанимации не довезут, — А ты, Яновский, рот закрой, не нервируй.
   Гарик тяжело засопел, зло стрельнул глазами в Твердохлебова. Вдруг ойкнул, сжал колени и обхватил руками живот.
   — В туалет выпустите, гады. Не могу больше, — прошипел он.
   Твердохлебов закинул руку за голову, грохнул кулаком в стену.
   — Карась, сопроводи клиента! — проорал он на всю квартиру.
   Дверь распахнулась, на пороге возник Карасик.
   — В машину? — поинтересовался он.
   — Пока в сортир и назад. И проследи, чтобы он там себе вены не перегрыз, — предупредил Твердохлебов.
   Карасик поморщился, поручение явно не доставило ему удовольствия. А Гарик вскочил и резво кинулся в коридор мимо едва успевшего отскочить Карасика.
   — Спортсмен-разрядник!-бросил ему вслед Твердохлебов.
   Гарик успел надеть роскошный спортивный костюм и теперь действительно напоминал ветерана спорта или чиновника, пришедшего растрясти жирок на корте.
   Злобин закурил сигарету, взял листок из папки. Гарик Яновский чистосердечно признался в афере с Филей, о чем подробно написал мелким, убористым почерком. Виталий Стрельцов уже доложил, что в офисе Гарика ребята из УБЭП обнаружили двадцать тысяч долларов неизвестного происхождения.
   На Гарика давно имелась информация, что его риэлторская контора работает исключительно с черным налом. Деньги от продажи квартир и за аренду производственных и складских помещений скапливались у Гарика и передавались выше. Незаконное предпринимательство, уклонение от уплаты налогов, мошенничество и прочее мелкое экономическое хулиганство, именуемое у нас бизнесом, прорисовывалось так, что Злобин был уверен, дело окажется в суде через месяц. Между тем тревожное предчувствие не давало покоя.
   «Кажется, вылезли из одного дерьма и сразу же вляпались в другое. — Злобин посмотрел на коробки с изъятыми у Гарика бумагами. — Дурила, кто же такой компромат дома хранит! Тоже мне Руцкой... И Гарика могут грохнуть, и нам хвост прижать».
   — Петь, ты что по этому поводу думаешь? — Злобин, указал на коробки,
 
   — Умеем работать, когда приспичит! — Твердохлебов усмехнулся.
 
   — Ясно дело. Но я не о том. Ты его записную книжку просмотрел?
   — Ага, — кивнул Твердохлебов. -Там половина телефонов — мои клиенты. Другая половина — местные шишки. Хочешь, чтобы я Гарика в разработку взял?
   — Догадливый. - Злобин рукой разогнал дым, раздавил сигарету в пепельнице. — Гарик отстегивал в администрацию области, если судить по книжке. И наверняка перечислял в общак «НДР». Ты, кстати, обратил внимание, что ни на мобильник, ни на обычный телефон Гарику никто сюда не звонил? А ведь круги по воде давно пошли. Еще когда мы Филю свинтили. О чем это говорит?
   — Супостаты просчитали, что следующим шагом будет обыску Гарика. Сейчас получили подтверждение и обмозговывают ситуацию, — ответил Твердохлебов.
   — Нет, Петя, они уже принимают меры, чтобы Гарик утонул в собственном дерьме, но не утащил за собой всех. — Злобин бросил взгляд на часы. — Уверен, что в коридоре прокуратуры меня уже полчаса ждет Арнольд Янович. Лис старый уже наверняка подготовил предложения, на каких условиях нам дадут утопить Гарика с Филей.
   — И ты согласишься? — Твердохлебов подозрительно прищурился.
   — Петя, команда начать войну с коррупцией поступит не раньше чем в стране сменится президент. И то бабушка надвое сказала. — Злобин понизил голос до шепота. — А меня больше волнует твоя аттестация. Такого опера я им на заклание не отдам. Это и будет первым условием. Моим условием.
   — Вот за одно это я за тебя, Андрей Ильич, на амбразуру полезу! — Твердохлебов сложил на коленях твердые набитые кулаки. — Что хочешь проси, все сделаю.
   — Для начала ты возьмешь Гарика к себе и под протокол реализуешь всю эту компру — Злобин указал на коробки с бумагами. — Это твой страховой полис до следующих губернаторских выборов. Я человек добрый, по этим эпизодам обвинения предъявлять не буду Пока. Но бумажки в деле останутся, так?
   — Ясно, при необходимости по вновь открывшимся обстоятельствам мы это дело из архива вытащим и всем кровь испортим, — подхватил Твердохлебов. — Одна проблема — как бы они Гарика до суда не грохнули.
   — Я вообще удивляюсь, почему он до сих пор жив, — усмехнулся Злобин.Придется вторым условием поставить сохранность его жизни. Хотя бы до суда. А если и грохнут после, то мы всегда сможем реализовать компромат, вспомнив о гражданине Музыкантском.
   — Это как?
   — Сейчас все увидишь. — Злобин достал из папки документ. — Кстати, тебе не кажется, что Гарик на толчке застрял?
   Твердохлебов пружинисто вскочил на ноги, распахнул дверь и крикнул:
   — Карась! Тащи сюда засранца.
   Гарик вошел в кабинет, вспомнив старые лагерные привычки: руки, как положено, держал за спиной.
   — Садись, мученик. — Злобин снял трубку, набрал номер, свободной рукой указал Гарику на диван.
   — Алло! Виталик, ты еще не упал от усталости?.. Молодец, терпи, атаманом станешь. — Злобин поднес к глазам документ. — Так, Стрельцов, я тебе решил немного жизнь облегчить. Напиши поручение Твердохлебову на снятие показаний с гражданина Яновского... Как тебя в миру кличут? — обратился он к Гарику.
   — Игорь... Михайлович, — дрогнул голосом Гарик и затравленно посмотрел на нависшего над ним Твердохлебова.
   — Игоря Михайловича. — Злобин подмигнул Твердохлебову.— А какие проблемы? Дело официально за тобой числится, лицо ты у нас процессуально независимое... Короче, Твердохлебов сам к тебе через десять минут за бумажкой подъедет. Заодно, чтобы все было по закону, пусть Гарик поприсутствует на изъятии барахла из своего офиса. Потом отдашь его Твердохлебову.. Погоди благодарить! Есть еще одно поручение. Петя даст тебе трех рексов с автоматами. .. С ними ты рванешь в «Балтийский народный банк» и изымешь все, что находится в ячейке номер двести три, арендованной гражданином Яновским. Не забыл, как постановление оформлять? Договор я с Петей передам, все данные оттуда спишешь. Все, до связи.
   Злобин бросил трубку и уперся взглядом в пошедшее пятнами лицо Гарика. Ждал реакции. И она последовала незамедлительно. Гарик откинулся на спинку дивана и затрясся в рыданиях.
   — Что это с ним? — удивился Твердохлебов.
   — Приступ жадности, — спокойно констатировал Злобин. — Гарик, тебя разве не учили, что хранить все деньги в одном месте глупо? Только не говори, что это премия от Чубайса за ударный труд, не поверю. Или ты думал, что я на договор, который у тебя из сейфа взял, внимания не обращу? Гарик, сколько в ячейке денег? — ровным голосом поинтересовался Злобин. — Колись, все равно узнаю.
   Гарик уставился в потолок, на секунду его лицо сделалось мертвенно-бледным.
   — Не усугубляй и без того хреновое положение, Гарик,-мягко нажал Злобин.
   — Четыреста шестьдесят тысяч. Баксами.
   — Ну, блин... — Твердохлебов шлепнул кулаком по ладони. — Ну, гады, и аппетиты у вас!
   Злобин откинулся в кресле, с улыбкой следил, как Твердохлебов пытается справиться с праведным гневом.
   Не удержался и подлил масла в огонь:
   — Петя, все же честно заработанное. Человек годы по копеечке откладывал.
   — Да у этой суки только срок может быть честно заработанным! — еще больше вскипел Твердохлебов. — Эх, жалко, что тебя, Гарик, в той хате не было! Шлепнул бы с удовольствием.
   Судя по тому, как налилось краской лицо Твердохлебова, здоровье Гарика могло необратимо испортиться в ближайшую же секунду.
   — Гражданин следователь, уберите его! — Гарик испуганно шарахнулся назад, стараясь вдавить рыхлое тело в спинку дивана. - Уберите, умоляю!!
   — Да не верещи ты. — Злобин указал Твердохлебову на кресло. — Присядь, Петя.
   Твердохлебов тяжело засопел, но подчинился. Злобин придвинул к краю стола лист бумаги, положил сверху ручку.
   — Хорошее у меня сегодня настроение, гражданин Яновский. Пользуйся, так и быть. — Он указал Гарику на лист. — Пиши добровольную выдачу бабок из ячейки, принадлежащих гражданину Музыкантскому.
   Первым на него бросил недоуменный взгляд Твердохлебов, Гарик соображал медленнее.
   — Простите, не понял,-пробормотал он.
   — А что тут непонятного? — усмехнулся Злобин. — Несправедливо получается: один на нары, а другой — на Канары. Тебе один черт конфискация светит, так поделись неприятностями с товарищем. Подумай сам, если бы Музыкантский с Филей не погорели, пришли бы мы сюда? То-то. Короче, хватай ручку, пока я не передумал. Или это у тебя не единственная кубышка, а? Смотри, Яновский, я же, если захочу, до упора копать буду.
   Гарик проелозил задом по дивану и в секунду оказался у стола. Подтянул к себе лист и быстро принялся покрывать его неровными строчками.
   — Тебе Музыкантский перед отъездом звонил? — как бы мимоходом спросил Злобин.
   — Угу, — кивнул Гарик, не отрываясь от письма. — Среди ночи, козлина, разбудил.
   — И чего это Муза с дагестанцами связался? — Злобин через Гарика, ссутулившегося над столом, посмотрел на затихшего Твердохлебова.
   — А черт его знает. — Гарик поднял голову. — Слушайте, а может, это их бабки? Давайте я так и напишу. Злобин едва подавил улыбку.
   — Ну, голубь, ты это только предполагать можешь, — с сомнением протянул он.
   — Нет, он сам мне говорил. И не раз. — Гарик на секунду задумался. — Во! Он типа боялся, что они его подрежут или сами за бабки передерутся, поэтому у меня в ячейке баксы и держал. Ну типа по дружбе.
   — Пиши, — разрешил Злобин, спрятав улыбку. После таких показаний Музыкантский автоматически уходил в розыск по сто двадцатой. — Подробности Твердохлебову расскажешь. У него к тебе масса вопросов накопилась.— Злобин кивнул на коробки.
   Твердохлебов подмигнул, дав понять, что намек понят.
   Гарик Яновский быстро строчил по бумаге, то и дело смахивая капельки пота со лба. Твердохлебов, вытянув ноги, отвалился в кресле и прикрыл ладонью глаза, судя по мерному дыханию, задремал.
   А Злобин от нечего делать разглядывал янтарную чашу, украшавшую стол Гарика. Чашей ее назвать можно было с большой натяжкой, просто большой кусок плохо обработанного янтаря, с гладким углублением в центре, размером с яблоко. Злобин вырос в янтарном крае, видел всякие поделки из солнечного камня, даже сам в пионерском возрасте что-то вытачивал. Он на глаз определил, что камень сам по себе ценности не представляет, мутный, едва пропускает свет. Работа топорная, даже местные саморезы вытачивают искуснее. Только такой жлоб, как Гарик, мог поставить на стол эту уродину. Даром что весом почти в три кило, атак — никакой ценности.
   Злобин вытянул руку, собираясь стряхнуть пепел в чашу. Неожиданно дым закружился острой спиралькой, а сигарета в секунду сгорела до фильтра. Злобин хмыкнул от неожиданности, расплющил пальцами фильтр и бросил в выемку чаши.
   Хлопнула входная дверь, и в опустевшей квартире повисла гнетущая тишина.
   Алла отвернулась к окну. Город тонул в солнечном мареве, казалось, что по крыше соседнего дома разлито расплавленное стекло. От слабого ветра едва дрожали темные листья каштанов. В распахнутое окно врывались звуки улицы. Алла не удержалась, и яркую картинку размыли набежавшие на глаза слезы. Она кулаком размазала скользнувшую по щеке горячую струйку и закусила губу Захотелось завыть во весь голос и рвать на себе волосы, но Алла отчаянно крепилась.
   На пороге кухни стоял представительного вида мужик с лицом постаревшего актера, сыгравшего главную роль в «Тихом Доне», и наблюдал за Аллой. Глаза его, спрятавшиеся под густыми нависшими бровями, смотрели холодно и как-то отстранение, словно человек прицеливался. Алла пыталась вспомнить его фамилию или зачем-то фамилию актера, но ничего не выходило, в голове крутился навязчивый мотивчик из репертуара тошнотворного Мумий Тролля.
   — Проходите, что так стоять. — Алла убрала ноги с табурета. На прокурорского ее основной капитал не производил никакого впечатления. Уж что-что, а мужской взгляд, скользнувший по ногам, открытым до бедра, или проникший за распахнутый на груди халат, она почувствовала бы кожей. — Я не запомнила вашей фамилии.
   — Андрей Ильич Злобин, начальник следственного отдела прокуратуры, — представился он, усевшись на табурет и положив локти на стол. Между локтями положил папку из черной кожи.
   «Папочка наверняка с металлической блямбой. Что-то типа „от сотрудников в день пятидесятилетия“. У них же другого не дарят», — зло подумала Алла и опустила глаза.
   Кофе в чашке давно остыл, стал отдавать сургучом. За то время, что просидела на кухне, накурилась до тошноты. Алла поморщилась.
   — Кофе хотите, Андрей Ильич?-бесцветным голосом спросила она.
   — Нет. А вот от водички холодненькой не откажусь. Алла не вставая открыла холодильник, выставила на стол запотевшую бутылку «Святого источника».
   — Стакан нужен?
   — Спасибо, я так, если не возражаете. — Андрей Ильич провернул пробку, с шипением полезла пена. — Ох ты, ну и соды туда натолкали! Кстати, а вы Гарику в дорогу ничего не дали? — Он кивнул на холодильник. — Ну, колбаски копченой, печенья какого-нибудь.
   — У него от копченостей запор. -Алла брезгливо наморщила носик. - А что туда можно?
   — Вы ни разу не собирали передачу?-удивился Андрей Ильич.
   — Бог миловал. - Алла отвернулась к окну. - Надолго его?
   Андрей Ильич отпил из бутылки, вытер губы и лишь после этого ответил:
   — От него зависит. Лет на шесть уже наговорил.
   — Понятно. — Алла обреченно вздохнула. — А со мной что будет?
   Андрей Ильич поболтал воду в бутылке, выпуская газы. Пенистая шапка поднялась под самое горлышко.
   — Официально вы числились помощником президента фирмы «Барк», да? — спросил он, разглядывая пузырьки в бутылке.
   — Сами догадываетесь, где я ему помогала. — Алла ткнула пальцем через плечо. — В спальне. И еще в сауне.
   — Кстати, это ваше. — Андрей Ильич достал из папки конверт и положил перед Аллой. — Здесь восемьсот долларов. Гарик показал, что это ваша зарплата за два месяца. Сказал, что выписал в рублях, сам обменял, а передать вам не успел. Я ему поверил. Берите, берите, жить-то на что-то надо.
   Алла заглянула в конверт, скривилась в недовольной гримасе и сунула его в карман.
   «Вот жлоб! Туда ему и дорога. Хрен он передачи дождется. Пускай на диете посидит, меньше жир болтаться будет». От прилива ненависти слезы чуть не брызнули из глаз. Но уже не от беспомощности, а злые, едкие.
   Андрей Ильич обвел взглядом кухню.
   — А у вас уютно, Алла. Сразу не обратил внимания, некогда было. А сейчас вижу, хорошая вы хозяйка.
   Алла уловила в его голосе какие-то новые интонации: этот мужик вел себя неправильно, не по-прокурорски. Алла готовилась к грубому нажиму, попыткам запугать и выбить что-нибудь на Гарика. А он вел себя так, словно ничего ему не было нужно.
   «А может, тебе чего-то другого требуется? Конечно! — Алла поздравила себя с догадкой. — Сладенького нам захотелось. Квартирка пустая шаловливые мысли навеяла. А что делать? Придется раздвигать ноги».
   Она незаметно скользнула взглядом по прокурорскому, осмотром осталась довольна, по сравнению с теми, кому приходилось отдаваться безо всякого удовольствия, этот шел за первый класс. Алла постаралась изобразить самую чарующую улыбку из своего арсенала.
   — У меня есть другие достоинства. — Она сделала голос низким, с красивым грудным обертоном.
   — Не сомневаюсь, Алла. — Андрей Ильич отвел глаза. — Квартира на вас записана, так?
   — И машина. -Алла была немного сбита с толку неожиданным вопросом.
   — Хоть в этом Гарик дураком не оказался,-обронил Андрей Ильич. — Мой вам совет, Аллочка. Пока не предпринимайте никаких решительных действий. Завтра-послезавтра наложат арест на имущество Гарика. А потом, я уверен, по суду все конфискуют в доход государства.
   — А здесь только мое! — встрепенулась Алла. — В смысле подарки Гарика. И на мои деньги, естественно, многое куплено, — тут же поправилась она.
   — Акт дарения, конечно, документально не оформлен... Впрочем, если Гарик подтвердит, то я особо настаивать не буду. Подарил так подарил. — Прокурорский посмотрел на нее взглядом усталого пса. — Вы же, Алла, не настолько глупы, чтобы доказывать совместное владение имуществом.
   — Это как?-Алла наморщила лобик.
   — Дело в том, что вы можете доказать факт совместного проживания и ведения хозяйства. Это очень просто, соседи подтвердят. Получится, что де-факто вы являлись супругой Гарика Яновского, но не состояли в зарегистрированном браке. Тем не менее по закону вам на равных правах принадлежит все совместно нажитое за этот период. Капитал фирмы, недвижимость, стоящая на ее балансе... И многое другое. Или вы, Алла, отказываетесь от роли жены и заявляете, что совместного хозяйства с Гариком не вели, в бизнесе не участвовали. В таком случае конфискуют только то, что принадлежит Гарику, вернее, оформлено на его имя.
   — Квартира и машина мне останутся? — спросила Алла.
   — Конечно, они же ваши. Заплатите налоги и спите спокойно. — Андрей Ильич мягко улыбнулся. Запрокинул голову и сделал несколько глотков из бутылки.