Маркеев Олег. Оружие возмездия

   — Ну, это как всегда. У вас что ни предмет, то тупой и твердый,-проворчал Злобин.
   — Да иди ты... Я, что ли, эту ахинею придумала? — Она вмиг превратилась в прежнюю Василису Ужасную. — Как учили, так и говорю.
   — Ладно, ладно, замяли. Чем ударили?
   — Диаметр небольшой. — Она пальцами показала раз-v мер. — Гематома небольшая, пару сантиметров. Но глубокая. Каким-то стержнем, похоже.
   — Странно. Ножом удобнее. И шума не больше. — . Злобин с сомнением покачал головой. — А что дает такой удар?
   — Перебивает аорту. Если направить вниз, воздействует непосредственно на сердце. Минимум — временная остановка сердца и потеря сознания. Максимум — летальный исход.— Клавдия Васильевна поднесла руку к груди, но тут же отдернула. — Тьфу, на себе не показывают. Короче, Злобин, удар смертельный. Как в висок, чтобы тебе понятнее было.
   — Ясно, санитары отпадают. Не их почерк. Бывшим зекам сподручнее заточкой пырнуть или поленом сзади огреть. Да и раскололся этот гад до соплей. Говорит, обшарили уже мертвого. Когда, кстати, наступила смерть? — задал он классический вопрос.
   — Примерно час назад, может, меньше.— Клавдия Васильевна прищурилась от дыма. Смахнула что-то с уголка глаз. — Ладно, проехали... Я пришла около двенадцати. Минут десять пообщалась с Черномором. Потом усадила эту деваху за машинку. Работала, пока ты не приехал.
   Злобин бросил взгляд на часы.
   — Сходится. Сейчас без двадцати два. А Черномор больше не заходил к вам?
   — Один раз. Минут через десять, как ушел в прозекторскую. Справочник ему понадобился по морфологии мозга. — Клавдия Васильевна покачала головой. — Я тогда значения не придала. Подумала, опять хохмит старый пень. Перед практиканткой рисуется. Знаешь же, как он бегал. Чих-пых-ту-ту. Как паровозик.
   — Можешь вспомнить, что он сказал? — Злобин сдержался, заставил себя не вспоминать Черномора живым.
   — Конечно. Сказал, что покойный оказался шизофреником.
   — Этот, с Верхнеозерной? Не может быть! — Злобин не стал уточнять, что, по его мнению, шизофреников в ГРУ не держат.
   — При шизофрении наблюдается точечное поражение коры головного мозга. Ну, такие черные крапинки. Черт, вылетело из головы, как это по-научному называется! - Она с досадой потерла лоб. - Надо будет в справочнике посмотреть...
   — И Черномор за справочником забегал, - напомнил Злобин. — Книжка на столе за ширмой лежит, я видел.
   — Ты главного не увидел, Злобин. — Клавдия Васильевна по-мужски глубоко затянулась. — Я там аккуратненько посмотрела по всем углам. Не бойся, как действовать на месте происшествия, знаю. Короче, первым делом в протоколе укажешь, что пропал головной мозг потерпевшего. Нет ни собственно мозга, ни срезов, что Черномор для исследования подготовил.
   — Вот это да. — выдохнул Злобин. — Убийство с целью сокрытая улик...
   — А чего вы хотели?. — вдруг взвилась Клавдия Васильевна. — Не морг, а проходной двор! Сколько раз просила пост здесь поставить? Ни одна собака не почесалась. Вот теперь и бегайте, высунув языки.
   Она отшвырнула сигарету, круто развернулась на каблуках.
   — Клавдия... - Злобин удержал ее за локоть.
   Неожиданно Клавдия Васильевна уткнулась ему в плечо и зарыдала. Высокий начес обесцвеченных волос щекотал Злобину лицо, но он боялся пошевелиться. Сначала робко, потом сильнее стал гладить ее дрожащее плечо.

* * *

   По центральной аллее больничного парка, распугивая пешеходов, пронесся джип. Резко притормозил у отвилки к моргу.
   — Во, только волкодава нам тут не хватало, — усмехнулся сержант, спиной подпиравший дверь служебного входа в морг.
   Злобин, куривший в кружке оперев, отбросил сигарету и пошел навстречу Твердохлебову. Тот уже успел пробежать половину газона.
   — Не спеши, Батон,-остановил его Злобин.
   — А что там? -Твердохлебов сбавил шаг.
   — Не догадываешься? Начальство из управления пожаловало.
   — Понял, не дурак. — Твердохлебов сразу же остановился. — «Дело беру под личный контроль, это вопрос чести, бросить все силы» уже было?
   — По полной программе. - Злобин устало махнул рукой. — Пошли они... Все равно больше двух оперов надело не выделят, не демократического же депутата убили. Тебе-то что здесь надо?
   Твердохлебов пригладил бобрик на голове, стрельнул глазами на вход в морг.
   — Андрей Ильич, ты не даешь мне трудом искупить ранее наложенные взыскания. Дай добежать до начальства, имей совесть!
   — Петь, нет у меня настроения хохмить, — поморщился Злобин. — Что у тебя?
   — Ладно, докладываю тебе: свинтили мои орлы твоего труповоза. По рации передали общий розыск, а мы как раз мимо вокзала проезжали. Вычислили и заломали этого Коляна. До кучи взяли хозяина ларька. Он, правда, права качать начал...
   — Сильно покалечили? — насторожился Злобин.
   — Не, двинули пару раз. — Батон смущенно потупился. — Он в ларьке грохнулся, товар помял. Кое-что разбилось.
   — Да фиг со скупщиком. Колян живой?!
   — Целехонек, — успокоил Твердохлебов. -В нем жизни на одну затяжку, такого Минздрав бить не велит. Я его тебе на гарнир оставил.
   — На десерт,-поправил Злобин.
   — Без разницы. — Твердохлебов широко улыбнулся. — Знаешь, почему менты такие тупые? Объясняю: для расследования девяноста процентов дел ума не надо. Наш контингент туп и примитивен, как гиббоны. У них даже ума не хватает соврать складно, ты же знаешь! Сейчас прижмем Коляна и его подельника, разведем на несосты-ковке в показаниях — и все. Мотив есть, улики есть, подозреваемые в камере — что тебе еще надо? Кстати, об уликах. — Он полез в накладной карман форменных штанов. — Ты не бойся, изъятие я по всем правилам оформил.
   Твердохлебов протянул Злобину диктофон. Первым делом Злобин убедился, что микрокассета на месте.
   — Слушал? — спросил он, включив перемотку
   — Так, кое-что, чтобы убедиться, что это она. Черномор трупы режет и на диктофон наговаривает. Если не ошибаюсь, про моих дагестанцев говорит. Его голос, можешь не сомневаться.
   — Зря радуешься, Батон. — Злобин остановил пленку. — Если в конце записи есть то, о чем я думаю, у нас такой висяк-вовек не расхлебаем.
   — Это как-то связано с твоей просьбой узнать о машине Гусева? — С Твердохлебова разом слетела напускная беззаботность.
   Злобин оглянулся на группку оперов: на таком расстоянии что-либо расслышать было невозможно, но он все равно одним губами прошептал:
   — Никому ни слова, ясно?
   Твердохлебов сузил глаза. На лице застыло брезгливое выражение.
   — Твою мать, опять кто-то скурвился... — простонал он. — Как среди гомосеков живем, боишься спину подставить! И когда это кончится, а?
   — Как говорят в рекламе, не в этой жизни, — грустно усмехнулся Злобин. — Подбрось до отделения. А то я на своей колымаге два часа тащиться буду.

* * *

   _Стенограмма аудиозаписи (фрагмент)
   Я. М.: Наблюдается крупозное поражение структур головного мозга. Участки локализованы в лобных долях обоих полушарий и в продолговатом отделе. Генезис неизвестен. Я бы предположил, что это лучевое поражение, но меня самого сочтут шизофреником... Ха -ха!
   Пауза.
   Стук в дверь.
   Я. М.: Я занят!
   Голос н е и з в е с т но г о: Яков Михайлович?
   Я. М.: Не морг, а бардак! Вы по какому вопросу?
   Голос неизвестного: Вы закончили с трупом с Верхнеозерной?
   Я. М.: В конце концов, когда это кончится ?!Вы же видите, я еще работаю! Заключение не готово. Мне надо провести дополнительные исследования. Да, и, простите, с кем имею честь?
   Звук падения тела. Хрип.
   Звук шагов — длительность две минуты.
   Звук закрывшейся двери.
   Пауза — длительность пятнадцать минут.
   Стук в дверь.
   Голос: Яков Михайлович, мы... эта... Требуху убрать.
   Голос № 2: Да входи ты. Баклан! Михалыч, ты где ?
   Голос № 1: Может, у Клавдии сидит? Голос № 2: А я почем знаю ? Наше дело бак оттащить. Ты куда попер?
   Голос № 1: Колян, смотри!
   Голос № 2: Етрыть твою...
   Голос № 1: Колян, может, он еще живой ?
   Голос №2: Ты шо, жмуриков не видел ? Грохнули Михалыча, как суслика.
   Голос № 1: Надо Клавку позвать. Я мигом слетаю!
   Голос №2: Куда, Баклан ?! Закрой хавало и встань на щухере.
   Голос № 1: Ты чо творишь, Коля? Западло мертвяка шмонать!
   Голос №2: Пошел ты... На фига ему котлы?
   Голос № 1: На нас же все повесят!
   Голос №2: Не мы грохнули, не мы и шмонали, понял? О, смотри, какая фиговина.
   Голос № 1: Эта... Диктофон его... Колян, не трогай, спалимся.
   Голос № 2: Не каркай, козел... Конец записи.

* * *

   Из протокола допроса подозреваемого
   гр. Малахова Николая Васильевича, 1930 г. р., ранее судимого,
   прож.по адресу: г. Калининград, ул. Качалова ,28 (фрагмент)
   Ответ: Взял часы, мелочь из бумажника. Всего денег было рублей сто, с мелочью. Полсотни я отдал Зыкову, чтобы молчал. Диктофон еще взял. Он на столе лежал, где трупы потрошат. Бумажник сбросил у автобусной остановки.
   Часы и диктофон решил продать знакомому продавцу ларька на ж. -д. вокзале.
   Вопрос: Чем объясняете свои действия ? Ответ: Вчера сильно выпил. Утром добавили. Между прочим, сам Яков Михайлович по сто грамм спирта отлил. Вот меня и переклинило. Корысти никакой не имел. Когда меня на вокзале взяли, я так и заявил, что чистосердечно раскаиваюсь. И умысла у меня не было.
   Вопрос: Опишите неизвестного, который прошел в прозекторскую.

* * *

   Внимание-розыск
   По подозрению в совершении особо тяжкого преступления разыскивается неизвестный мужчина, на вид тридцать лет, спортивного телосложения, рост -выше среднего, волосы — темно-русые, стрижка короткая, лицо — овальное. Особых примет нет. Был одет в джинсы темно-синего цвета, светлую рубашку с короткими рукавами. Может иметь на руках поддельное удостоверение работника правоохранительных органов.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
СУЕТА СУЕТ И ТОМЛЕНЬЕ ДУХА

СЕРЫЙ АНГЕЛ

   Злобин брезгливо поморщился. Дух в районной ментовке оказался еще паршивей, чем в родной прокуратуре. Сразу же попросил открыть в кабинете окно, но запахи присутственного места, в котором круглосуточно курят и регулярно пьют мужики, никак не хотел покидать родных стен. За время допроса воздух в комнате насытился кислыми испарениями потного тела, вдобавок от Коляна Малахова разило формалином и чем-то специфически сладким, трупным. Злобин время от времени ощущал позывы к рвоте, но списывал это на голодный желудок, все-таки остался без обеда, решив раскрутить дело по максимуму, пока не остыли следы.
   Колян безучастно разглядывал свои пальцы в синих пятнах татуировок. Злобин представил, как этими плебейскими обрубками Колян шарил по карманам Черно-:мора, и едва сдержался — уже который раз за допрос. Подследственных он принципиально не бил. Если требовалось нажать, для этого есть опера с незаконченным заочным образованием. А если подозреваемый наглел до крайности и уходил в глухую несознанку, стоит отписать поручение — и такого прессовали спецы по внутрикамерной работе.
   — Что же ты, Малахов, так скурвился — мертвых шмонать начал? — спросил Злобин,
   Колян дрогнул испитым лицом, глубокие морщины:, поехали к вискам, словно кто-то сгреб на затылке дряблую кожу и дернул что есть силы. В разъехавшихся губах тускло блеснул металлический зуб.
   — Ты вокруг посмотри, начальник! — процедил он. — Сами беспредельничаете, как отморозки позорные, а к босякам с моралью лезете. Сами-то по какому закону друг, дружке глотки грызете?
   — Что ты гонишь, Малахов? — зло прищурился Злобин.
   — На что хочешь побожусь, мент это был. И ксиву нам под нос сунул.
   — Ты его никогда раньше не видел?
   — Говорил уже, нет. — Малахов принялся раскачиваться взад-вперед на стуле.
   — Не возьму на себя, хоть убейте, не возьму. Не возьму.
   — Кончай маячить! — ровным голосом приказал Злобин.
   Малахов время от времени пытался ввести себя в психопатическое состояние, чтобы потом закатить истерику в лучших зековских традициях. Но Злобин на этот прием уже давно не попадался.
   — Пойдешь по сокрытию улик в особо опасном преступлении.
   Малахов замер, настороженно стрельнул в следователя взгляд ом.
   — А мокруха? — быстро спросил он.
   — Не твоя статья, — как о решенном ответил Злобин. Малахов свободной рукой (правую пристегнули наручниками к стулу) смахнул капельку с кончика носа. Пожевал дряблыми губами.
   — Говорили верные люди: кто за Злобой сидел, беды не знает. Ты, начальник, по справедливости судишь...
   — По справедливости тебя удавить надо, чтобы воздух не портил, — поморщился Злобин. — Ох, ввели бы хоть на полгода военное положение — я бы экологию почистил, на век хватило бы!
   — Тебе только дай, начальник!-Малахов испуганно сморгнул.
   — Не дают, твое счастье. Демократы говорят, что перевоспитывать надо. Но на этот безнадежный процесс денег они не дают. А лично у меня нет желания сволоту перевоспитывать. Проще и дешевле было бы пристрелить. — Он развернул к Малахову листки протокола, бросил сверху ручку. — Короче, подписывай — ив камеру.
   Колян непослушными пальцами сгреб ручку. Нацарапал в углу подпись. Сдвинул лист, прицелился ручкой на нижнюю строчку.
   — А читать не будешь? — поинтересовался Злобин.
   — Я же за Злобой сижу, — резонно возразил Малахов. Он подписался на предпоследнем листе. — Как сейчас пишут, по-новому или как раньше?
   — "С моих слов записано верно, мною прочитано", — устало продиктовал Злобин.
   Малахов долго выводил классическую фразу на последнем листе. Положив ручку, поднял заискивающе глаза на Злобина.
   — А папироской не угостите, гражданин начальник? — попросил он.
   Злобин помедлил, потом придвинул к его краю стола свою пачку.
   Малахов кургузыми пальцами неожиданно ловко вытянул сразу три сигареты, сломил фильтры. Наклонился, сунул сигареты в носок.
   — Боишься, братва в камере не подогреет? — прокомментировал происходящее Злобин.
   Малахов откинулся на спинку стула, выставил в улыбке гнилые зубы.
   — До братвы еще дожить надо. А кто меня в одиночке табачком подогреет? — Улыбка исчезла, морщины легли на место, и на лице вновь установилось выражение измордованного жизнью человека. — Посели меня в одиночку, начальник. Слышь, Злобин, как человека прошу, — свистяще прошептал он.
   — А путевку в дом отдыха МВД не надо? — холодно усмехнулся Злобин.
   — Вилы мне, не ясно? -Малахов приставил к подбородку рогульку из пальцев.
   — Ну, ты, чо, не догоняешь? Я же по этой мокрухе эпизодом иду. Свой срок возьму, ты не боись... Но я же еще свидетель, так? — Он дрогнул кадыком. — Если менты Черномора грохнули, то, сам понимаешь, они меня под нож уже приговорили. В общей камере отморозки по их наводке меня в момент порешат. Кто же вашего мента беспредельного, кроме меня, опознает?
   Злобин задумался, забарабанил пальцами по столешнице. По большому счету, на дальнейшую судьбу Малахова ему было наплевать. Но матерый зек рассчитал верно, жизнь его, подлая хуже некуда, сейчас приобретала для Злобина определенную ценность.
   — Первое: от своих показаний не отказываешься, — начал Злобин. — По делу идешь тихо, без выкрутасов.
   — На чо хощь побожусь... — с готовностью подхватил Колян.
   — Ты Бога, паскуда, не поминай, он с тебя еще свое возьмет, — оборвал его Злобин. Длинно выдохнул, чтобы от глаз отхлынула красная пелена. Успокоившись, продолжил: — Подельнику своему маляву пошлешь, чтобы и он себя прилично вел. Начнет дурика валять и играть в провалы памяти — размажу по стенкам камеры. Сначала его, потом тебя.
   Колян втянул голову в плечи, совсем как старая уродливая черепаха. И глаза его от страха сделались стеклянными и бездумными, как у пресмыкающегося.
   — И последнее. — Злобин забарабанил пальцами, намеренно затягивая паузу. — Одиночку тебе не дам. Не американский шпион, обойдешься. — Он вскинул ладонь, не дав Коляну возразить. — Молчи и слушай! В камере с тобой будет еще один кадр. Из фраеров. Зовут Гарик. Взят сегодня утром по экономической статье. Будет строить из себя крутого, а ты не верь.
   — На зоне чалился? — беззвучно, одними губами спросил Колян.
   — Был. Но весь срок прокукарекал.
   Морщины на лице Коляна задергались, он издал крякающий смешок.
   — Слышь, начальник, а за какие заслуги ты меня в одну хату с козлом сажаешь?
   Злобин сжал кулак, и Колян настороженно затих.
   — Еще раз выставишь зубы, я разозлюсь окончательно, и разговор перенесем в подвал, — ровным голосом пообещал Злобин. — Я хочу знать все, что делает, говорит и думает Гарик. Даже сколько раз он на очко за ночь ходит. Понял?
   — Чего уж тут не понять. — Колян шмыгнул носом. — Как с тобой, начальник, связаться, если что путное узнаю?
   — На допрос просись.
   Злобин вышел из-за стола, распахнул дверь, поманил сержанта, подпиравшего стену.
   — В изолятор. — Он указал на Малахова. — Бумаги на него возьми на столе. Клиент числится за РУБОПом, Твердохлебов позвонит и скажет, в какую хату его поселить.
   Пока сержант занимался Малаховым, Злобин прошелся по коридору, разминая ноги и снимая напряжение.
   Отделение милиции жило своей суетной жизнью. Более или менее приличные граждане встречались только на этаже паспортного отдела. На остальных, где властвовали обозленные на все опера, витала гнетущая аура горя, насилия и страха. Отделение в страдные дни начала недели всегда напоминало Злобину комбинат по переработке бытового мусора. Все, что спалили, порезали, набили, забили, пропили, раскрошили, вкололи, поставили на кон, подняли на нож, нашли, украли, обнаружили и потеряли граждане района, все доставлялось сюда. Весь мусор, кровь и гниль человеческой жизни через дежурную часть всасывались внутрь и порциями разливались по кабинетам.
   — Андрей Ильич! — окликнул Злобина знакомый голос.
   У дверей кабинета стоял начальник убойного отдела Жариков, крепкого вида невысокий мужчина. Внешность у него была самая невыразительная, какая и должна быть у хорошего опера. Манерами и речью он уже ничем не отличался от своих.клиентов, при случае легко сходил за матерого пахана, на что по неопытности клевали приблатнен-ные малолетки. В глазах у него была та усталость, что поселяется в опере, когда сходит молодой азарт, а до пенсии еще далеко. У нормального человека, как правило, преступления случаются не чаще раза в жизни. Некоторым вообще везет, ни самому, ни близким не довелось побывать в шкуре потерпевшего. У Жарикова дня не проходило без выезда на криминал.
   Злобин обреченно вздохнул и вернулся к кабинету.
   — Закончил, Андрей Ильич?-поинтересовался Жариков, распахивая перед ним дверь. Малахова в кабинете уже не было. Злобин втянул носом оставшийся после трупо запах.
   — Жариков, ты бы мужикам клизму ставил. Ну трудно, что ли, бомжа с улицы привести или из камеры кого-нибудь, пусть кабинет отмоет. В хлев превратили, ей-богу! — Злобин присел на угол стола. — Смотри, бутылки в углу. Закуску не дожрали, в корзину бросили.
   — Разберусь, — кивнул Жариков. — Малахова расколол?
   — Смотря на что. — Злобин принялся разминать в пальцах сигарету
   — На мокруху, естественно.
   — Он не убивал. — Злобин чиркнул зажигалкой.
   — Ну ты даешь, Андрей Ильич! — Жариков сделал круглые глаза. — Ты же знаешь: кто труп нашел, тот первый подозреваемый. Сейчас в пресс-хату сунем, пару раз по ребрам...
   — Ага, и он на себя убийство Кеннеди возьмет, — усмехнувшись, выдал любимую присказку Злобин.
   — Кого? — насторожился Жариков. — Блин, ежели иностранца замочили?
 
   — Расслабься, это не в твоем районе было. - Злобин спрятал улыбку
 
   — Ну и черт с ним, — облегченно отмахнулся Жариков. — Ты, конечно, извини... Уверен, что Малахов тебе мозги не запудрил?
   — Исключено. Не его стиль. Малахов хитрый, но примитивный. Такие по бытовухе идут. Залил глаза, башку переклинило, и хватается за то, что под руку попадет. По сути, аффект чистой воды на почве алкогольной интоксикации и наследственной дегенерации. А тут действовал человек с рефлексами убийцы. Не с аффектом, а с рефлексом. Большая разница. — Злобин сложил указательный и безымянный пальцы, тюкнул ими по столу. — Удар называется «клюв орла», мне Твердохлебов объяснил. Хороший каратист тебе висок им пробьет или ключицу вырвет.
   — Ну что за жизнь! — простонал Жариков. — Батону палочку за Малахова, а мне очередного глухаря. По таким приметам я хрен кого найду! Вернее, полгорода можно смело брать.
   — У тебя есть другие варианты?
   — Нет. — Жариков ладонью растер лицо. — Будем искать. - На дряблых щеках Жарикова заалели борозды.
   В соседнем кабинте забубнил низкий голос, неожиданно сорвался в крик. Стенки были тонкие, слышимость идеальная.
   — Ты почему до сих пор не на нарах, знаешь?! Ты землю когтями рыть должен и сюда таскать, сучара! Работать надо,понял?!
   За тирадой последовал гулкий удар в стену. Портрет Дзержинского в пыльной раме угрожающе дрогнул, едва не сорвавшись с гвоздя.
   «Удар нанесен тупым твердым предметом, предположительно — головой», — вспомнил Злобин обычные строчки экспертизы.
   — Кто там лютует? — Злобин кивнул на стену.
   — Федор задачу агентуре ставит. — Жариков тяжело засопел. — А чего ты хотел? Сказал искать, вот мы и ищем. Как умеем.
   — Поаккуратней, мужики. — Злобин расплющил сигарету в пепельнице. Потянулся за пиджаком. Но снять его со спинки стула не успел.
   — Андрей Ильич, за тобой,труп с Верхнеозерной? — спросил Жариков.
   — Ну. - Злобин развернулся.
   — Я опера в гостиницу «Калининград» направил отрабатывать личность потерпевшего. Другой вокруг кафе шарит. А тут свидетель заявился. Может, окучишь, коль скоро ты здесь?
   Злобин, досадливо поморщившись, помял воротничок рубашки. Домой еще не заезжал, а одежда после морга напрочь пропиталась потом и запахом дезинфекции. Сейчас все швы на рубашке, казалось, до крови растерли кожу.
   — Андрей Ильич, мужик из Москвы, потом хрен найдем, — предупредил Жариков.
   — А больше некому? — без всякой надежды спросил Злобин.
   — Народ в поле. — Жариков указал за окно. — Роет носом землю, как и положено. Злобин нехотя уселся в кресло.
   — Слушай, кофе у вас можно угоститься? Не жрал еще ни черта. — Он помял живот. — Сосет уже от голода. И башка трещит.
   — Для прокуратуры всегда пожалуйста. В верхнем ящике стола два пакетика. — Жариков направился к двери. — Кипяток сейчас принесу. Вести клиента?
   — Веди,-махнул рукой Злобин. Взял с подоконника кружку с отколотой ручкой. Понюхал.
   — Паршивцы,-пробормотал он.
   Со дна чашки поднимался концентрированный водочный запах. Еще свежий. Кто-то приспособил чашку из темного стекла под дежурный стакан. Другую посуду Злобин искать не стал, по опыту знал: из всех емкостей непременно будет разить спиртом.
   Жариков вошел первым, неся на вытянутой руке электрочайник.
   — Проходите, проходите, гражданин. — Он поманил за собой высокого сухопарого мужчину. На непропорционально маленькой голове торчал венчик седых волос.
   — Посели душегуба в хату к Гарику. Так надо. Все, Петя, договорились. -Злобин положил трубку. -Лей. — Подставил кружку под струю кипятка, мельком взглянул на свидетеля.
   Он сразу же показался Злобину странным, абсолютно не соответствующим обстановке кабинета в райотделе милиции. Одежду носил небрежно, словно абсолютно не придавал значения тому, что на него надето. Галстук чуть съехал набок, один угол воротника рубашки загнулся. Костюм не безумно дорогой, но вполне приличный, только слегка помят. Лицо морщинистое, с остро выпирающими скулами. Надменная складка губ. Глаза смотрят холодно, как-то отстраненно. Такие приходят в милицию только качать права и требовать ускорить поиск мерзавцев, обчистивших квартиру. Впрочем, ходят недолго. За таких, как правило, потом звонки от самого высокого начальства.
   — Проходите, — повторил Жариков.
   — Я просил о встрече со старшим по этому делу. — Голос у старика оказался скрипучим, с неприятно резавшими слух требовательными нотками.
   — Старше меня в этом деле нет. — Злобин придвинул к себе кружку. Ложку не нашел, кофе пришлось помешать карандашом. — Позвольте представиться: Злобин Андрей Ильич, начальник следственного отдела прокуратуры.
   Старик смерил его взглядом, удовлетворенно хмыкнул и прошел в кабинет.
   Он без приглашения сел на стул, перед этим немного сдвинув его, что по канонам психологии свидетельствовало о самостоятельности и уверенности в себе.
   «В данном случае — апломб на грани маразма», — подумал Злобин.
   Старик полез в нагрудный карман, достал визитку и положил перед Злобиным.
   — Прошу, — скупо обронил он.
   — Ну, я пойду, Андрей Ильич. — Жариков подозрительно быстро пошел к дверям. — Чайник мужикам верну. А вы пока работайте.
   Злобин проводил начальника убойного отдела долгим взглядом. Нехорошее предчувствие подтвердилось, когда он посмотрел на визитку.
   — "Мещеряков Владлен Кузьмич, профессор, почетный член Академии парапсихологии", — прочел он вслух. А про себя добавил: «Гад Жариков, подставил! Только экстрасенса мне не хватало».
   Мещеряков исполнил полный достоинства поклон. Льдистые глаза надолго вцепились в лицо Злобина.
   — Паспорт, пожалуйста, — протянул руку Злобин. Он долго изучал паспорт Мещерякова. По всем признакам, документ оказался подлинным. Жизненный путь профессора, отмеченный штампиками прописки, протекал в пределах двух столиц. Странным показалось двухлетнее пребывание в Богом забытом Заволжске. Но спецотметок об отбытии наказания Злобин не нашел.