Маркеев Олег. Оружие возмездия

   Эрнест Янович нажал кнопку на селекторе, медовым голосом обратился к секретарше:
   — Рита, все в порядке. Просто у клиента срочное дело и плохо с нервами. — Я поняла, Эрнест Янович,-робко отозвалась Рита.
   Адвокат поправил галстук, одернул манжеты рубашки.
   — Я готов вас слушать, но перед этим хочу заметить. — Крамер выдержал паузу. — Покушение на контрабанду весьма трудно доказать. А уж соучастие — тем более.
   — Упаси господь-обвинять такого достойного господина! Я просто хочу сверить кое-какие факты. После чего дам вам совет. — Елисеев вальяжно вытянул ноги. — Итак, Гарик Яновский получил в свои грязные лапы редчайшие кубки из янтаря. Пошушукался с Музыкантским на предмет их контрабандного вывоза. А Музыкантский порекомендовал обратиться к вам. И вы, Эрнест Янович, по своим каналам нашли покупателя в Москве. Очень крупную фигуру в банковском мире. Председателя финансовой группы «Алеф». Назвать фамилию?
   — Обойдемся без персоналий! — Эрнест Янович нервно вскинул руку.
   — Как скажете, — пожал плечами Елисеев. — Тогда нет необходимости называть фамилию эмиссара «Алефа», который уже прибыл в город по вашему вызову. Вы уже знаете, что сделка под угрозой. Проблема в том, что Гарик погорел по глупости. И стараниями Злобина отправлен на нары. Странно, что вы, Эрнест Янович, не спешите его оттуда вызволять.
   — Возникли некоторые обстоятельства, — обронил адвокат.
   — Но вы все еще хотите провернуть сделку? — спросил Елисеев.
   Эрнест Янович, свесив голову, сосредоточенно разглядывал инкрустацию на столешнице. Потом резко откинулся назад, аккуратно поправил седую шевелюру
   — Вы обратили внимание, что я ни опроверг, ни подтвердил ваши домыслы? Потому что считаю недостойным себя комментировать подобный бред. — Глаза адвоката сверкнули праведным гневом. — Об этой провокации я немедленно проинформирую коллегию адвокатов и общество «Мемориал». Мы не допустим возрождения тридцать седьмого года!
   — Ой, напишите сразу в «Бнай Брит», что уж мелочиться! — поддел его Елисеев.
   — Что вы себе позволяете?! — задохнулся от возмущения Эрнест Янович.
   Елисеев одним рывком вскочил на ноги, перевалился через стол и поймал Эрнеста Яновича за галстук. Намотал бордовый лоскут шелка на кулак, притянул к себе адвоката.
   — У тебя назначена встреча с эмиссаром в ресторане «Земландия». Мой тебе совет, не ходи на встречу. Забудь о москвиче.
   Эрнест Янович повел шеей, справляясь с удушьем. Лицо налилось краской.
   — Вы... Вы с ума сошли! — сипло прошептал он. — Меня же убьют! Кинуть «Алеф» — это смертный приговор.
   — Кубки у тебя? — спросил Елисеев, туже затягивая удавку.
   Крамер из стороны в сторону затряс головой.
   — У Гарика?
   — Нет, — просипел адвокат.
   — Музыкантский увез?
   — Не-ет!
   Елисеев разжал пальцы, толкнул Крамера в грудь, отбросив на спинку кресла.
   — И где они?
   Трясущимися руками Эрнест Янович стал поправлять одежду, но пальцы плохо слушались, галстук так и остался болтаться поверх пиджака.
   — Понимаете, Дымов увез в Гамбург только фотографии, это я знаю точно. Кубки спрятал. У него есть дочь... Я уже принял меры. До вечера все можно успеть урегулировать, клянусь вам.
   — Что за меры?
   — Карине Дымовой подбросят наркотики. В нужный момент появлюсь я и сделаю предложение, от которого она не сможет отказаться.
   Елисеев присел на край стола. Закурил сигарету Задумавшись, уронил пепел на стол. Крамер быстро смахнул столбик пепла ладонью.
   — Осторожнее, прошу вас, — пробормотал он.
   — Да пошел ты, — огрызнулся Елисеев.
   Он поискал глазами пепельницу, не нашел и раздавил окурок о шляпку чернильницы.
   — Если хочешь жить, уходи в тень, Крамер. Немедленно, — процедил Елисеев.
   — Но я же несу некоторые обязательства...
   — Гроб твой скоро понесут, старый дурак! — Елисеев поправил кобуру, съехавшую на живот. — Короче, давай отбой наркоте и ложись на грунт.
   — Это невозможно! — Эрнест Янович бросил взгляд на настольные часы.
   — Когда и где?-быстро спросил Елисеев. Эрнест Янович помялся и, сделав над собой усилие, ответил:
   — Сейчас начнут. В гостинице «Турист».
   — Идиот! — выдохнул Елисеев.
   Встал, заправил выбившуюся рубашку, наполовину застегнул «молнию» на куртке, спрятав пистолет.
   Как пистолет, направил указательный палец в лицо Крамеру.
   — Я предупредил. Исчезни с глаз!
   У Эрнеста Яновича мелко-мелко задрожали веки.
   — Я правильно понял: вы работаете с этим... как вы изволили выразиться, эмиссаром? — запинаясь, прошептал он. — И ваши требования являются согласованной позицией, так?
   Елисеев обжег его тяжелым взглядом и вышел, громко хлопнув на прощание дверью.
   Оставшись один, Крамер расслабленно осел в кресле. Сжал пальцами виски и плотно закрыл глаза. От импозантного пожилого мужчины не осталось и следа. В кресле сидел измученный страхом старик со всклоченной седой головой и беспомощными складками в углах рта.
   Слабой рукой Эрнест Янович потянулся к телефону, набрал номер. Перед соединением он откашлялся и заставил себя говорить привычным вальяжно-самоуверенным голосом.
   — Добрый день, Крамер беспокоит. Давид Михайлович на месте?.. Давид, здравствуй! Мне срочно нужна одноместная палата и диагноз. Скажем, сердечная аритмия... Нет, лично для меня. Срочно, Давид, ты понял? Будет лучше, если из офиса меня увезет «скорая»... Через десять минут? Отлично! Жду.
   Он бросил трубку. Увидел окурок, вплющенный в крышечку антикварной чернильницы. Брезгливо скривил губы и щелчком сбил окурок на пол.
   Через десять минут к офису подкатила «скорая». На виду у всего дома санитары вывели Эрнеста Яновича, заботливо поддерживая под локти. Адвокат шел, осторожно передвигая ослабевшими ногами. Как человек, который боится потревожить притаившуюся под грудиной боль.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
СОЛНЕЧНЫЙ ЛЕВ

СТРАННИК

   Максимов вышел из ванной, приняв душ и переодевшись. Заглянул в спальню.
   Карина свернулась калачиком на кровати, по плечи закутавшись в простыню. На подушке ярко горело медное пятно ее волос.
   — Спишь? — спросил Максимов.
   — Нет, тебя жду, — тихо отозвалась Карина. Максимов присел на край кровати, потрепал Карину поволосам.
   Карина, оказалось, по-детски покусывала палец.
   — А я как кто? Как черная кошка,
   Что весь день сидит у окошка.
   И все ждет и ждет, Когда дождь пройдет^[43]. — как дети на утреннике, прочитала она.
   — Что это? — удивился Максимов. За окном бушевал знойный август.
   — Меня маленькой часто одну оставляли. Я от скуки стихи писала.
   — И во сколько ты эти написала?
   — В пять лет. — Карина поймала его руку, прижала к груди и замерла. — Ты меня не бросишь?
   — Нет. — Максимов попробовал освободить руку, но она не дала. — Но нам надо заняться бизнесом. ООО «Черт и младенец» объявляет о начале своей работы.
   Карина хихикнула, отпустила его руку, перевернулась на спину и потянулась.
   — А может, здесь останемся? — предложила она, сладко улыбнувшись.
 
   — Нет, в движущуюся мишень труднее попасть. — Максимов встал. — Пойдем пообедаем.
   Карина спрыгнула с кровати, на ходу обняв Максимова, пробежала в комнату
   Он задержался, незаметно разложив новые контрольки. Номер уже обыскивали, очевидно, сделают это еще раз.
   — Телефон! -донесся голос Карины. -Я возьму?
   Максимов прошел в гостиную, отнял у нее мобильный.
   Знакомый голос Сильвестра назвал фамилию и два номера телефона.
   — Я запомнил, — сказал Максимов. — Что еще?
   В ответ прозвучали гудки отбоя.
   «Наши держат темп, — с удовлетворением отметил Максимов. — Прикрытие — это то, что мне сейчас нужнее всего».
   Карина пыталась сладить с лямкой от рюкзачка, но никак не попадала в нее рукой.
   — Помог бы, видишь, девушка страдает! — бросила она через плечо.
   Максимов пристроил рюкзачок у нее между лопатками. На застежке кармашка болтался игрушечный львенок оранжевого цвета.
   — Талисман? — спросил он, потрепав львенка.
   — Солнечный лев — знак силы, — пояснила Карина. Максимов машинально из врожденной склонности к порядку застегнул змейку на кармашке, угнав львенка влево.
   Последний раз осмотрел комнаты, забросил на плечо сумку и подтолкнул Карину к дверям.
   В гостиничном коридоре стояла тишина. Только из холла, где сидела дежурная по этажу, доносился женский смех и бубнящий мужской голос.
   Чем ближе подходил Максимов к источнику звуков, тем сильнее внутри нарастало беспокойство. Он покосился на Карину. Она шла, обхватив его одной рукой за талию, делала два шага на его один и ни о чем плохом, похоже, не думала.
   Оказалось, дежурную развлекал мужчина самой невыразительной наружности. Короткий бобрик волос, ярко блестящая цепь на шее, но при этом китайская хлопковая рубашка унылого зеленого цвета и бежевые брюки. Максимов отметил этот диссонанс в его костюме.
   «Или недавно стал бандитом, или только косит, — подумал Максимов. — На вид лет тридцать, а ни одной татуировки».
   — Ну все, Жанна, пойду пройдусь, — сказал он, когда Карина с Максимовым прошли мимо к лифту.
   — Только не очень далеко, Павлик, — с игривой интонацией попросила Жанна.
   Максимов пропустил Карину в лифт, только шагнул в кабину сам, как сзади налетел Павлик.
   — Ух, успел!— выдохнул он, обдав запахом недавно съеденного обеда.
   Карина уткнулась в грудь Максимову, повернувшись к мужчине спиной.
   — На какой?-спросил Максимов.
   — На первый, естественно, — глупо усмехнулся Павлик.
   Максимов нажал кнопку, и кабина поплыла вниз.
   — Тоже приезжие? — спросил Павлик.
   — Полегче! -Карина дернулась, отстраняя слишком плотно прижавшегося к ней мужчину.
   — Да разве я такие душегубки делаю? — возмутился Павлик. — Как шпроты в банке. Правда, командир?
   Максимов промолчал. В эту минуту он больше всего жалел, что не видит рук мужчины.
   Наконец лифт остановился. Двери разъехались в стороны.
   Павлик первым выскочил наружу.
   — Мерд! — по-французски выругалась Карина, брезгливо передернув плечами.
   Она уже стояла на пороге спиной к Максимову, и он обратил внимание, что львенок теперь болтается посредине рюкзачка.
   — Постой, — Максимов поймал Карину за талию, нырнул пальцами в кармашек на рюкзачка.
   «Если там полно всякой дребедени, мы пропали. Времени выгребать все просто нет».
   Оказалось, кармашек пуст. Максимов без труда нащупал маленький полиэтиленовый шарик. Бросил его в круглое отверстие вентиляции под потолком кабины.
   — Что там? — Карина оглянулась через плечо.
   — Все нормально,-успокоил ее Максимов. Мимоходом проверил задний карман брюк. Ему накротики почему-то не подбросили.
   Из лифта они вышли, задержавшись всего на несколько секунд.
   В холле их уже ждали.
   Павлик заблокировал двери. Двое у стойки регистратора дружно повернули головы. Третий, стоявший на ступеньках, ведущих в ресторан, дернул себя за воротник рубашки.
   — Только ничего не бойся, — успел прошептать Максимов, наклонившись к уху Карины.
   Их довольно профессионально взяли в кольцо. Карину схватили за руки, оттеснив от Максимова.
   — Милиция! — радостно выпалил самый молодой. Максимов подавил желание разбросать ментов по разным углам и вежливо поинтересовался у того, что дергал себя за воротник, подавая сигнал:
   — В чем дело?
   Он по возрасту и, наверное, по званию был старше всех, не горячился, как его молодые сотрудники. Особого охотничьего азарта в его глазах Максимов не увидел.
   — Мы подозреваем, что девушка занимается распространением накротиков, — уставшим голосом пробубнил старший. Весь он был блеклым и бесцветным, как и его голос. — Пройдемте, граждане.
   Судя по побледневшему лицу, обвинение Карина посчитала вполне реальным.
   Их провели в подсобное помещение, где уже скучали две тетки-уборщицы.
   — О, уже ведут, -выдала одна. Старший, смутившись, крякнул в кулак.
   — Так, граждане понятые. Сейчас мы проведем обыск вот этой гражданочки.
   В глазах у бабок сразу же вспыхнул недобрый интерес.
   — А разве не полагается обыскивать лицу одного пола? — подал голос Максимов. Старший оглянулся.
   — Вот тебя я обыщу лично, -пообещал он. -Личные вещи можно шмонать и так, — пояснил он для понятых. Тетки согласно закивали. Старший стянул с Карины рюкзачок, поставил на стол.
   — Предлагаю добровольно выдать наркотики, оружие и прочие запрещенные материалы.
   — У меня ничего нет. — Карина оглянулась на Максимова.
   Он подмигнул ей.
   Старший вздохнул, словно приступал к тяжкой работе, и высыпал содержимое рюкзачка на стол.
   Максимов удивился, сколько всего может уместить женщина в таком небольшом объеме. Коробочки с косметакой, пачка сигарет, зажигалка, пачка салфеток, блокнотик и две ручки, мятый детективный покетбук, заколки для волос, паспорт, три игрушки от киндер-сюрприза, надкусанный шоколадный батончик.
   Старший демонстративно отделил от кучи вещей упаковку презервативов. Бабки сразу же закудахтали, стали коситься на Карину.
   — Вы что, резинок не видели, кошелки старые? — огрызнулась Карина.
 
   — Разговорчики! — со старшинским металлом в голой се осадил ее старший.
   Пальцы его нырнули в кармашек рюкзачка, долго шарили внутри. Ему пришлось до конца расстегнуть змейку и вывернуть кармашек, чтобы убедиться, что чека героина в нем нет.
   «Пропал бесхоз». Максимов спрятал улыбку. Стоявший рядом с ним опер вытянул шею, стараясь лучше разглядеть печальный итог обыска.
   — Не хе-хе себе,-прошептал он. Максимов достал из нагрудного кармана удостоверение помощника депутата Государственной думы, показал оперу.
   — Будем дальше в балаган играть, или мне позвонить в приемную губернатора?
   — вежливо поинтересовался он.
   — Ну-ка покажи! — потребовал старший. Долго вертел в руках удостоверение.
   — Карманы есть? — спросил он у Карины.
   Она развела в стороны клеш юбки. В высоком разрезе показалась нога почти до верхушки бедра. В просвечивающем свете все убедились, что карманов нет. Бабки, увидев такое отсутствие комплексов у подрастающего поколения, возмущенно закудахтали.
   — Тихо, гражданки! — осадил их старший. Он протянул Максимову удостоверение. Зло насупился, уставившись на россыпь предметов на столе. Он явно не мог найти достойный выход из тупиковой ситуации.
   — Я понимаю, работа у вас такая. Всякое случается. Обойдемся без протокола? -пришел на помощь Максимов.
   Старший почему-то никак не мог решиться на мировую.
   — Это ваша знакомая? — спросил он, кивнув на Карину.
   — Карина — внучка профессора Ованесова. А он друг моего деда, профессора Арсеньева. Таким образом, Карина мне не чужая. И, конечно же, я несу за нее ответственность.
   Эту тираду Максимов произнес, купаясь в восхищенном взгляде Карины.
   Старший осмотрел Максимова с головы до ног, задержав взгляд на карманах.
   «Если действует по приказу, то сейчас побежит докладывать, а если кто-то вежливо попросил об одолжении, то психанет. У девчонки оказалась надежная крыша, а ходатай об этом не предупредил. Ну, мент, решай быстрее, а то всю солидность растеряешь», — мысленно подогнал его Максимов.
   — Можете идти. — Старший опергруппы, поморщившись, крякнул в кулак. — Ошибочка вышла.
   Он явно хотел добавить какое-нибудь ругательство, но сдержался.
   — Я понимаю, — согласился Максимов. — Карина, нам пора!
   Опер за спиной у Максимова отступил, освободив выход.
   Из кабины «Нивы» отлично просматривался выход из гостиницы и дорожка, ведущая к стоянке машин.
   — Они, — облегченно вздохнул Елисеев. — А я думал, опоздаем.
   По лестнице в обнимку спустились Максимов с худенькой девушкой ростом ему по плечо. Ветер облепил юбку вокруг ее ног.
   Водитель тихо присвистнул.
   — А у малолетки ножки-то ничего! — авторитетно оценил он.
   — Ты лучше на мужика смотри, — осадил его Елисеев. — И запоминай.
   Сам не отрывал недоброго взгляда от пары, удаляющейся по направлению к стоянке. Шли бодро, девчонка часто закидывала голову, наверно, смеялась.
   «Или Эрнест, мудель старый, соврал, или Максимов выкрутился»,-решил Елисеев.
   — О, Федор, полюбуйся. Менты сейчас передерутся!
   На парапет высыпала группа мужчин в штатском. Самый старый из них шел впереди, резко отмахиваясь рукой. Рядом, понурив голову, семенил низкорослый крепыш в зеленой рубашке и бежевых парусиновых штанах.
   — Откуда знаешь, что менты? — спросил Елисеев.
   — А вон тот, в штанцах китайских, у меня вчера паспорт проверял, — объяснил водитель. — У него цепь на шее— обхохочешься! Он эту медь, наверно, зубной пастой до золотого блеска каждое утро дрючит.
   — Надо же, сам выкрутился, — с ноткой уважения в голосе пробормотал Елисеев.
   Со стоянки выехал серый «фольксваген-пассат». Водитель «Нивы» покосился на Елисеева, тот кивнул. «Нива», пропустив вперед две машины, тронулась следом за «фольксвагеном».

СТРАННИК

   Максимов вел машину одной рукой, другой пытался отцепить оранжевого львенка, подвешенного за пуговицу на рубашке.
   — Надо же, я его наградила орденом Солнечного Льва, а он, неблагодарный! — Карина перехватила его пальцы.
   — Слушай, врежемся сейчас — наградят посмертно, — строгим голосом предупредил Максимов. — Ты, кстати, поняла, почему тебе статью по наркоте сватали?
   — А она у них самая ходовая. Сунул в карман — вынул срок. И ничего доказывать не надо.
   — Нет, милая. — Максимов покачал головой. — Кто-то знал, что если тебя отвести на экспертизу, то сгоришь ты на анализах синим пламенем. Анаша, чтобы ты знала, неделю в крови держится. Героин — больше месяца.
   — Я не колюсь, — обиделась Карина.
   — А кто вчера курил? — напомнил Максимов. — Кстати, где взяла?
   — Лешка дал за то, что тебя на аэродроме дождалась.
   — Значит, полгорода знает, что ты покуриваешь травку. И кто-то умно сумел распорядиться этой информацией.
   — Ой, только не ворчи, ладно? — поморщилась Карина. — В старости ты будешь вредным дедом, поверь моему слову. Кстати, слышал: что не хотят или не могут делать старики, считается предосудительным? Это Чехов сказал, между прочим.
   — Может, он в тот день не с той ноги встал, вот и ляпнул? А ты жизнь себе испортишь.
   Карина наморщила носик и отвернулась. Максимов отцепил львенка, чтобы не обидеть Карину, сунул в карман рубашки.
   — Не дуйся, малыш. Лучше подумай, кто тебя так подставил. Гарик Яновский отпадает. Не его стиль. — Максимов с улыбкой вспомнил крепыша, что сейчас отдыхал в роще за городом. — Человек этот умный, хитрый и имеет связи с милицией. Во всяком случае, законы он хорошо знает.
   Карина не шелохнулась, делала вид, что изучает тротуар и прохожих.
   — Ну? — не выдержал Максимов.
   — Из юристов я только Эрнеста знаю. Гарик его Дымову сватал. Говорил, круче него в городе никого нет.
   — А в связи с чем они упоминали этого Эрнеста? — насторожился Максимов. — Кстати, Эрнест — это имя или кличка?
   — Имя. У него адвокатская фирма «Эрнест». Если перевести с английского, то получится — честный. Честный адвокат. Прикольно, да? — хихикнула Карина.
   «Особенно если учесть, что арестованной дуре полагается адвокат», — мысленно добавил Максимов.
   — И в связи с чем они упоминали Эрнеста? — повторил вопрос Максимов.
   — Ай, ерунда! Гарик предлагал подстраховаться и приватизировать подвал. По новому закону клад принадлежит тому, кто его нашел и в чьей земле или в чьем здании он хранился. Так ему Эрнест объяснил. Это правда?
   — Да. — Максимов кивнул. — Но не вся. Это сработает, если клад не представляет значительной культурной ценности. А ваши янтарные горшки, насколько могу судить, под эту категорию не подпадают. Они подлежат передаче в собственность государства. А вы получили бы за них ровно половину оценочной стоимости. Тоже деньги.
   — Вот Дымов Гарика полудурком и назвал! Кто же работает за полцены?Карина повернулась лицом к Максимову. Уселась, поджав ноги. — Ктебе это не относится, Максим. Надеюсь, ты свою долю в закрома родины не понесешь?
   — Ее еще получить надо.
   Максимов резко сбавил скорость и прижал машину к обочине.
   — Ты что! — Карина от неожиданности уперлась руками в панель. — Права купил, машину купил, а водить не купил? Я же голову могла разбить!
   — Не голову, а стекло, — поправил Максимов. — Не скучай, я мигом.
 
   Он дождался, когда мимо проедет белая «Нива», открыл дверь.
 
   Подбежал к таксофону по памяти набрал номер. На рабочем месте нужного ему человека не оказалось. И тогда Максимов набрал второй номер — домашний.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
КАМЕНЬ ТРЕЗВОСТИ — АМЕТИСТ

СЕРЫЙ АНГЕЛ

   Злобин сосредоточенно поглощал брощ, как принимают необходимое лекарство. И тяжесть, нараставшая в желудке, не приносила удовлетворения. Еда сейчас была для него не удовольствием, а просто калориями, белками, жирами и прочими составляющими, которые необходимо ввести в организм, как бензин в бак машины. На обед домой он приехал из принципа. Официальный обеденный перерыв потратил на дознание в морге и два допроса в отделении милиции и посчитал своим законным правом про— вести час в спокойной обстановке.
   Но если в родных стенах можно отдохнуть телом, то голову отключать Злобин не научился, что он считал своим самым большим недостатком. Занимаясь домашними делами, он продолжал вести дела, спящие в этот момент в его сейфе. По рассказам подследственных, он знал, что в камере они занимаются тем же, только, естественно, просчитывают ходы, уводящие от ответственности, а не подводящие под статью, чем была занята голова Злобина.
   В кухню вошла жена, села напротив и, подперев кулаком щеку, стала смотреть, как он ест.
   — Второе будешь, Андрюша? — спросила она. — Есть гречка с котлетой.
   Злобин отодвинул пустую тарелку. Прислушался к себе, аппетита не было. Но жену обижать не хотел.
   — Вера, только чуть-чуть. Мне уже пора бежать.
   Жена повернулась к плите.
   Худенькая, как тростинка, студентка мединститута Верочка, за которой ухаживал будущий юрист Злобин, с годами округлилась, и тело вошло в полную гармонию с характером, мягким и спокойным. Круглое, с крупными, но правильными чертами лицо Веры светилось добротой, что умные мужчины ценят выше, чем классическую красоту. Злобин не раз втайне поздравлял себя с удачным выбором — кандидаток в жены было немало. Только Вера сумела уравновесить взрывной и упрямый, в казачью родню, характер Злобина, и в семье царили мир и покой. Они уже давно установили правило: о работе дома — ни слова. Когда под одной крышей живут следователь прокуратуры и врач-онколог, обсуждение производственных проблем в семейном кругу уюта в доме не прибавят. Не успеешь оглянуться, как атмосфера в доме пропитается духом каталажки и больничной палаты.
   — Я брюки и рубашку уже замочила, Андрюша. В комнате возьмешь другие.
   Злобин по интонации понял, что Вера из последних, сил крепится, чтобы не нарушить табу на разговоры о работе. Про одежду, вымазанную в морге, она напомнила не. случайно.
   Поковырял вилкой котлету.
   — Как Зинаида Львовна? — спросил он, первым нарушив табу.
   Жена полчаса назад вернулась из квартиры Коганов, где бомбой взорвалось известие о гибели Черномора. У плохих новостей длинные ноги, а у сердобольных кумушек — длинные языки. Злобин еще осматривал место происшествия, а жене Когана уже сообщили новость.
   — Плохо, Андрюша. Как узнала, что с мужем беда, она словно заледенела. Пришлось «скорую» вызвать. Увезли Зинаиду Львовну в кардиологию. — Вера промокнула глаза уголком фартука. — Боюсь, уйдет она, — тише добавила она.
   — Как — уйдет? — нахмурился Злобин.
   — Врачи не говорят про больных «умер», а только — «ушел». Так принято.
   — Странно. — Злобин покачал головой. — Вроде бы вы тоже рядом со смертью каждый день находитесь, а так уважительно... у нас пацаны еще толком бриться не умеют, а послушаешь: «трупешник», «замочили», «бытовуха с мок-рухой». Почему так?
   — Не знаю, Андрюша. — Она помедлила, как делала это всякий раз, когда боялась словом ранить человека. — Врачи белый халат носят, чтобы грязь не прилипала. А вы — в серой форме, чтобы она не так была заметна. Может, в этом все дело?
   Вера стала пальцем собирать со стола хлебные крошки. Злобин подумал, что она прячет глаза, чтобы он не видел слез.
   — У меня еще неделя отпуска, я к Зинаиде Львовне каждый день ходить буду. Нельзя ее сейчас одну оставлять.
   — Хорошо. -Злобин механически жевал, не ощущая вкуса.
   Вера помяла пальцами хлебный катышек, не поднимая глаз спросила:
   — Ты найдешь его, Андрюша?
   Злобин хотел бросить что-нибудь резкое типа «не лезь в мои дела», но сдержался. Понял, что окриком постарается скрыть свое бессилие.
   Он все время пытался проанализировать странную, не укладывающуюся ни в какие рациональные схемы смерть Черномора. И не мог убедить себя, что это не безнадежный глухарь, что есть шансы найти того, кто холодно и профессионально одним ударом пальцев пробил аорту Черномору. Из головы Злобина никак не выходил странный визит профессора Мещерякова. Появился, как черт из табакерки, еще больше все запутав своей научной чертовщиной. Или, наоборот, обнажив подоплеку событий последних суток до предельной ясности?