Страница:
Он свесил голову, посмотрел на пол. И оторопел.
Карты кто-то собрал и сложил в футляр.
— Я сойду с ума, — пробормотал Корсаков.
Он уткнулся лицом в подушку. Затаился.
Внутри вызревала решимость встать и шагнуть на встречу судьбе. Но сил для этого еще не было.
Марина, услышав его шаги, оглянулась и озарилась радостной улыбкой.
— Выспался? — спросила она, скользнув взглядом по лицу Корсакова.
— Куда же больше. Который час?
— Три дня.
— Ого! — Корсаков почесал висок.
— Ваня сказал не будить. — Она отвернулась к плите. — Душ примите. У вагончика кабинка стоит, с водогрейкой импортной. Ваня для рабочих поставил.
— Благородно, — прокомментировал Корсаков. — А сам он где?
— С утра в церквушке возится. — Мария ловко перевернула блин на сковородке. — Игорь, когда бриться будешь, посмотри повнимательней на себя.
Корсаков поскреб щетину на подбородке и, не поняв, к чему она это сказала, кивнул.
В душевой кабинке, распарившись под горячим дождем, он глянул на себя в зеркало.
— Ну ни фига ж себе! — вырвалось у него.
Из прямоугольника запотевшего зеркала на него смотрело заострившееся, поросшее щетиной лицо. Тревожные глаза загнанного волка. Но синяки и припухлости пропали, словно их и не было.
— А Ваня? — спросил он, откусив первый блин с мясом.
— Мы уже пообедали. Все тебе. — Марина придвинула к нему плошку со сметаной. — Ешь, не стесняйся. Беру обязательство откормить тебя за неделю до приличного вида.
— Ваня ревновать будет.
— Переживет, — со смехом отмахнулась Марина.
Подперев щеку кулаком, стала смотреть, как он ест.
Корсакову стало немного неловко под ее по-женски болючим взглядом. Всю жизнь ему выпадали женщины различной степени стервозности и экстремальности. Ежедневная жизнь с ними напоминала альпинизм без страховки: на секунду расслабишься — и в лепешку. Определенный шарм в таком экстриме был, но, оказалось, что в душе хотелось именно такого тихого, как летний вечер счастья. Чтобы холили тебя, лелеяли и откармливали всяческими вкусностями, глядя, как ты ешь, полными печали глазами.
«Повезло Бесову, — скосив глаза в сторону, подумал Корсаков. — Хотя, по вере твоей и воздается».
— Марин, а в доме приведения водятся? — спросил он.
— Водятся, — серьезно ответила Марина. — Неприкаянная душа Анны.
Корсаков поперхнулся.
— Откуда ты знаешь, что именно Анны?
Марина покатала по столу хлебный шарик.
— Я подняла все материалы по имению. Все, что удалось найти в местном музее и в Москве. Сохранились дневники нескольких членов семей Белозерских и Апраксиных. Все писали о приведении в доме. Женщина в лунном свете. Княжна Анна.
— А с чего взяли, что это Анна?
Марина пожала плечами.
— Им было лучше знать. Так и написано: «призрак княжны Анны».
— И что он предвещал? Смерть?
Мария внимательно посмотрела ему в глаза.
— Перелом в судьбе, Игорь. — Она помолчала и добавила: — Считалось, что призрак приходит, чтобы поцеловать своего избранника. Потеряв свою любовь, она ищет ее подобие в мире живых.
Игорь машинально облизнул губы.
— И что тогда произойдет?
— Не знаю. В дневниках об это не написано. Очевидно, призрак так и не нашел, кого искал.
Марина встала, налила себе кофе из турки.
— Кофе или чай, Игорь? — спросила она.
— Кофе. Ванькин «гербалайф» штука полезная, но, если честно, пить невозможно. Что он туда кладет, хотелось бы знать?
— Все подряд.
Марина улыбнулась и налила ему кофе.
Поставила чашки на стол, опустилась в кресло.
Кофе оказался густым и горьким, как любил Корсаков.
— Марин, а откуда вы столько знаете о масонах? В институте же не преподают, или я не прав?
Марина пожал плечами.
— Ну и что? Надо знать, если занимаешься историей. Это сейчас общественная жизнь кипит в политических партиях и на телевидении. А до конца девятнадцатого века единственной формой, где могла существовать мысль, альтернативная официальной и клерикальной, была масонская ложа. Ложа — это все: и политический клуб, и объединение по интересам и место приятного времяпрепровождения. Сейчас даже трудно себе представить, какое влияние оказывали масоны на все сферы жизни. Куда ни глянь — всюду их символы.
Она оживилась, оседлав своего конька.
— Вот, например, Храм Христа Спасителя. Православная святыня, памятник победы над Наполеоном, который считался в то время Антихристом. Помните, Пьер Безухов имя Наполеона по каббале просчитал и получил число Зверя. Глупость, конечно. Но таковы были в те временя идеологические штампы. Так вот, Храм был построен на пожертвования православных. Это общеизвестно. А вы знаете, что архитектор Витберг возил свой проект для одобрения виднейшим русским масонам — Гамалею и Новикову? Они тогда пребывали в опале и доживали свой век в селе Тихвинском. Новиков с энтузиазмом одобрил проект, Гамалей был более скуп на похвалу и лишь заметил, что ему нравится тройственная система, заложенная в проект. Она, якобы, полностью соответствует масонской концепции мирозданья. Имел в виду, как я понимаю, тройственную структуру: ученик-подмастерье-мастер, тело-душа-дух, мир Нижний, мир земной и мир Горний. И все в том же духе.
— Откуда ты это знаешь?
— О встрече? Из дневников самого Витберга.
— Нет, вообще?
— А-а. — Мария сделал глоток кофе. — Бывший муж всему научил.
В голосе скользнула нотка затаенной боли.
— Извини, — пробурчал, смутившись, Корсаков.
— Не обращай внимания. Все уже в прошлом. Хороший человек, прекрасный специалист… Спился. — Она слабо улыбнулась. — Есть такая глупая, но нерушимая традиция, получив профессора, жениться на своей первокурснице. Неравный брак всегда ярок, но не долог. Один отдает себя всего, а второй впитывает чужую жизнь, как губка. Когда высасывает полностью, душа партнера усыхает.
— Только себя не надо винить! — нахмурился Корсаков.
— А я и не виню. Просто трезво оцениваю ситуацию.
Она встала, завозилась у плиты.
Игорь молча, уже без всякого аппетита продолжил поглощать пищу.
— Игорь, — не оборачиваясь, окликнула его Мария.
— Да?
— Ваши карты… — Мария неожиданно перешла на «вы». — Всуе ими не играют, как нельзя упоминать имя Бога.
— Это ты их собрала?
— Да. Извините, заходила в комнату, хотела проверить, все ли нормально. Вы же кричали ночью. — Она повернулась. — Я не спрашиваю, откуда у вас Таро Люцифера. Случайно такие карты в руках не оказываются. Просто прошу, будьте с ними осторожны. Особенно здесь, в имении.
Корсаков замер.
— Что ты знаешь об этом, как ты сказала, Таро Люцифера?
Мария помолчала, глядя ему в глаза.
— А вы, Игорь, ничего о нем не знаете?
— Клянусь, нет.
— Тогда я не в праве ничего вам сказать.
— Но почему?
— Это запрещено.
Она отвернулась.
Корсаков, бросив взгляд на рисунок, усмехнулся:
— Влетит в копеечку. У тебя нет ощущения, что кто-то задался целью разорить твоего заказчика?
Он присел рядом с Бесовым. Иван отложил планшет и проворчал:
— У меня давно ощущение, что участвую в каком-то действе типа обряда.
— Это Мария тебе нашептала?
Бесов покосился на Корсакова.
— Своим умом дошел. Первый раз от меня требуют восстановить дом копейка в копейку. Обычно ограничиваются косметикой «а-ля Зимний дворец». Чтобы, как у графьев, на фиг!
— Не любишь ты заказчиков.
— А за что их любить? Ума у них хватило только на то, чтобы распилить бабки по понятиям. Главного же не поняли. — Он кивнул в сторону поселка. — Мужики — вон они. Со всеми их революционными понятиями. Нищие, злые и пьяные. Рано или поздно пустят «красного петуха», как в семнадцатом, и никакая охрана не поможет.
Корсаков угостил его сигаретой. Закурили, помолчали, глядя на низкое солнце, спрятавшееся в набежавшие белесые облака.
— Как дальше жить, уже решил? — глухо произнес Иван.
— За меня решили. Остается только соответствовать.
Иван покосился на него.
— Крепко на этот раз влип?
— Еще точно не известно, но крепче, чем раньше.
— Не на бабки попал?
— Нет.
— И слава Богу. Самые мутные заморочки из-за денег. Если что, могу подкинуть. Я сейчас богатый, хозяин за этап расплатился.
— Спасибо, Ваня. Припрет, обращусь.
Иван затянулся, долгой струей выпустил дым.
— Я вчера не сказал, брательник мой по весне приезжал. Тебя поминал.
Корсаков не показал виду, что удивлен. Славка-Бес, вечный пес войны, имел право конспирироваться. Но за Иваном такого не замечалось.
Не дождавшись никакой реакции, Бесов продолжил:
— Я в ваши отношения не лезу, Игорек. Но если Славка кого и хвалит, то только за одно. У него, отморозка, все понятия об искусстве — стрельба по-македонски.
Корсаков усмехнулся.
— Я с двух рук стрелять не умею.
— Не мое дело. — Бесов тщательно стряхнул пепел с кончика сигареты. — Глазки у тебя нехорошо блестят, Игорек. Сердцем чую, не усидишь здесь.
Корсаков кивнул.
— Надо возвращаться.
— Надо ли? У меня местный мент на прикорме, слова лишнего от него не услышишь. Работа для тебя есть. Деньги шеф платит приличные и без задержек. Что еще надо?
— Надо кое-какие дела закрыть.
Бесов тяжело задумался.
— Славка для тебя кое-что оставил, — тихо произнес он.
— Что?
— А что он мог оставить?! Че Гевара хренов…
Бесов задрал куртку и показал пистолет под ремнем.
— Вот. Один пришлось на себя зарегистрировать. Хозяин без проблем лицензию выправил, когда я сказал, что дом пора от воров охранять.
Корсаков потянулся к оружию, но Бесов отстранил его руку.
— Славка тебе еще круче оставил. Целый ящик всякого добра.
— И ты взял на хранение? Это же срок, как с куста.
— А что оставалось делать? Мудак он, а все равно — брат родной. Так что, принести гостинцы?
Корсаков под пристальным взглядом Ивана, опустил глаза.
— Пока не надо. Съезжу в Москву на разведку, тогда решу.
— На ночь глядя, поедешь? — удивился Иван.
Корсаков кивнул.
Бесов хотел что-то сказать, но выдохнув дым, молча, расплющил окурок о каблук. Злым щелчком отшвырнул в траву.
Глава четырнадцатая
Карты кто-то собрал и сложил в футляр.
— Я сойду с ума, — пробормотал Корсаков.
Он уткнулся лицом в подушку. Затаился.
Внутри вызревала решимость встать и шагнуть на встречу судьбе. Но сил для этого еще не было.
* * *
В кухне уютно пахло теплом и вкусной едой.Марина, услышав его шаги, оглянулась и озарилась радостной улыбкой.
— Выспался? — спросила она, скользнув взглядом по лицу Корсакова.
— Куда же больше. Который час?
— Три дня.
— Ого! — Корсаков почесал висок.
— Ваня сказал не будить. — Она отвернулась к плите. — Душ примите. У вагончика кабинка стоит, с водогрейкой импортной. Ваня для рабочих поставил.
— Благородно, — прокомментировал Корсаков. — А сам он где?
— С утра в церквушке возится. — Мария ловко перевернула блин на сковородке. — Игорь, когда бриться будешь, посмотри повнимательней на себя.
Корсаков поскреб щетину на подбородке и, не поняв, к чему она это сказала, кивнул.
В душевой кабинке, распарившись под горячим дождем, он глянул на себя в зеркало.
— Ну ни фига ж себе! — вырвалось у него.
Из прямоугольника запотевшего зеркала на него смотрело заострившееся, поросшее щетиной лицо. Тревожные глаза загнанного волка. Но синяки и припухлости пропали, словно их и не было.
* * *
Оживший Корсаков бодро набросился на еду.— А Ваня? — спросил он, откусив первый блин с мясом.
— Мы уже пообедали. Все тебе. — Марина придвинула к нему плошку со сметаной. — Ешь, не стесняйся. Беру обязательство откормить тебя за неделю до приличного вида.
— Ваня ревновать будет.
— Переживет, — со смехом отмахнулась Марина.
Подперев щеку кулаком, стала смотреть, как он ест.
Корсакову стало немного неловко под ее по-женски болючим взглядом. Всю жизнь ему выпадали женщины различной степени стервозности и экстремальности. Ежедневная жизнь с ними напоминала альпинизм без страховки: на секунду расслабишься — и в лепешку. Определенный шарм в таком экстриме был, но, оказалось, что в душе хотелось именно такого тихого, как летний вечер счастья. Чтобы холили тебя, лелеяли и откармливали всяческими вкусностями, глядя, как ты ешь, полными печали глазами.
«Повезло Бесову, — скосив глаза в сторону, подумал Корсаков. — Хотя, по вере твоей и воздается».
— Марин, а в доме приведения водятся? — спросил он.
— Водятся, — серьезно ответила Марина. — Неприкаянная душа Анны.
Корсаков поперхнулся.
— Откуда ты знаешь, что именно Анны?
Марина покатала по столу хлебный шарик.
— Я подняла все материалы по имению. Все, что удалось найти в местном музее и в Москве. Сохранились дневники нескольких членов семей Белозерских и Апраксиных. Все писали о приведении в доме. Женщина в лунном свете. Княжна Анна.
— А с чего взяли, что это Анна?
Марина пожала плечами.
— Им было лучше знать. Так и написано: «призрак княжны Анны».
— И что он предвещал? Смерть?
Мария внимательно посмотрела ему в глаза.
— Перелом в судьбе, Игорь. — Она помолчала и добавила: — Считалось, что призрак приходит, чтобы поцеловать своего избранника. Потеряв свою любовь, она ищет ее подобие в мире живых.
Игорь машинально облизнул губы.
— И что тогда произойдет?
— Не знаю. В дневниках об это не написано. Очевидно, призрак так и не нашел, кого искал.
Марина встала, налила себе кофе из турки.
— Кофе или чай, Игорь? — спросила она.
— Кофе. Ванькин «гербалайф» штука полезная, но, если честно, пить невозможно. Что он туда кладет, хотелось бы знать?
— Все подряд.
Марина улыбнулась и налила ему кофе.
Поставила чашки на стол, опустилась в кресло.
Кофе оказался густым и горьким, как любил Корсаков.
— Марин, а откуда вы столько знаете о масонах? В институте же не преподают, или я не прав?
Марина пожал плечами.
— Ну и что? Надо знать, если занимаешься историей. Это сейчас общественная жизнь кипит в политических партиях и на телевидении. А до конца девятнадцатого века единственной формой, где могла существовать мысль, альтернативная официальной и клерикальной, была масонская ложа. Ложа — это все: и политический клуб, и объединение по интересам и место приятного времяпрепровождения. Сейчас даже трудно себе представить, какое влияние оказывали масоны на все сферы жизни. Куда ни глянь — всюду их символы.
Она оживилась, оседлав своего конька.
— Вот, например, Храм Христа Спасителя. Православная святыня, памятник победы над Наполеоном, который считался в то время Антихристом. Помните, Пьер Безухов имя Наполеона по каббале просчитал и получил число Зверя. Глупость, конечно. Но таковы были в те временя идеологические штампы. Так вот, Храм был построен на пожертвования православных. Это общеизвестно. А вы знаете, что архитектор Витберг возил свой проект для одобрения виднейшим русским масонам — Гамалею и Новикову? Они тогда пребывали в опале и доживали свой век в селе Тихвинском. Новиков с энтузиазмом одобрил проект, Гамалей был более скуп на похвалу и лишь заметил, что ему нравится тройственная система, заложенная в проект. Она, якобы, полностью соответствует масонской концепции мирозданья. Имел в виду, как я понимаю, тройственную структуру: ученик-подмастерье-мастер, тело-душа-дух, мир Нижний, мир земной и мир Горний. И все в том же духе.
— Откуда ты это знаешь?
— О встрече? Из дневников самого Витберга.
— Нет, вообще?
— А-а. — Мария сделал глоток кофе. — Бывший муж всему научил.
В голосе скользнула нотка затаенной боли.
— Извини, — пробурчал, смутившись, Корсаков.
— Не обращай внимания. Все уже в прошлом. Хороший человек, прекрасный специалист… Спился. — Она слабо улыбнулась. — Есть такая глупая, но нерушимая традиция, получив профессора, жениться на своей первокурснице. Неравный брак всегда ярок, но не долог. Один отдает себя всего, а второй впитывает чужую жизнь, как губка. Когда высасывает полностью, душа партнера усыхает.
— Только себя не надо винить! — нахмурился Корсаков.
— А я и не виню. Просто трезво оцениваю ситуацию.
Она встала, завозилась у плиты.
Игорь молча, уже без всякого аппетита продолжил поглощать пищу.
— Игорь, — не оборачиваясь, окликнула его Мария.
— Да?
— Ваши карты… — Мария неожиданно перешла на «вы». — Всуе ими не играют, как нельзя упоминать имя Бога.
— Это ты их собрала?
— Да. Извините, заходила в комнату, хотела проверить, все ли нормально. Вы же кричали ночью. — Она повернулась. — Я не спрашиваю, откуда у вас Таро Люцифера. Случайно такие карты в руках не оказываются. Просто прошу, будьте с ними осторожны. Особенно здесь, в имении.
Корсаков замер.
— Что ты знаешь об этом, как ты сказала, Таро Люцифера?
Мария помолчала, глядя ему в глаза.
— А вы, Игорь, ничего о нем не знаете?
— Клянусь, нет.
— Тогда я не в праве ничего вам сказать.
— Но почему?
— Это запрещено.
Она отвернулась.
* * *
Бесов сидел на ступеньках крыльца. На коленях у него был планшет с эскизом ландшафта, раскинувшегося впереди. Скупыми, четкими линиями была намечена будущая чугунная ограда дома.Корсаков, бросив взгляд на рисунок, усмехнулся:
— Влетит в копеечку. У тебя нет ощущения, что кто-то задался целью разорить твоего заказчика?
Он присел рядом с Бесовым. Иван отложил планшет и проворчал:
— У меня давно ощущение, что участвую в каком-то действе типа обряда.
— Это Мария тебе нашептала?
Бесов покосился на Корсакова.
— Своим умом дошел. Первый раз от меня требуют восстановить дом копейка в копейку. Обычно ограничиваются косметикой «а-ля Зимний дворец». Чтобы, как у графьев, на фиг!
— Не любишь ты заказчиков.
— А за что их любить? Ума у них хватило только на то, чтобы распилить бабки по понятиям. Главного же не поняли. — Он кивнул в сторону поселка. — Мужики — вон они. Со всеми их революционными понятиями. Нищие, злые и пьяные. Рано или поздно пустят «красного петуха», как в семнадцатом, и никакая охрана не поможет.
Корсаков угостил его сигаретой. Закурили, помолчали, глядя на низкое солнце, спрятавшееся в набежавшие белесые облака.
— Как дальше жить, уже решил? — глухо произнес Иван.
— За меня решили. Остается только соответствовать.
Иван покосился на него.
— Крепко на этот раз влип?
— Еще точно не известно, но крепче, чем раньше.
— Не на бабки попал?
— Нет.
— И слава Богу. Самые мутные заморочки из-за денег. Если что, могу подкинуть. Я сейчас богатый, хозяин за этап расплатился.
— Спасибо, Ваня. Припрет, обращусь.
Иван затянулся, долгой струей выпустил дым.
— Я вчера не сказал, брательник мой по весне приезжал. Тебя поминал.
Корсаков не показал виду, что удивлен. Славка-Бес, вечный пес войны, имел право конспирироваться. Но за Иваном такого не замечалось.
Не дождавшись никакой реакции, Бесов продолжил:
— Я в ваши отношения не лезу, Игорек. Но если Славка кого и хвалит, то только за одно. У него, отморозка, все понятия об искусстве — стрельба по-македонски.
Корсаков усмехнулся.
— Я с двух рук стрелять не умею.
— Не мое дело. — Бесов тщательно стряхнул пепел с кончика сигареты. — Глазки у тебя нехорошо блестят, Игорек. Сердцем чую, не усидишь здесь.
Корсаков кивнул.
— Надо возвращаться.
— Надо ли? У меня местный мент на прикорме, слова лишнего от него не услышишь. Работа для тебя есть. Деньги шеф платит приличные и без задержек. Что еще надо?
— Надо кое-какие дела закрыть.
Бесов тяжело задумался.
— Славка для тебя кое-что оставил, — тихо произнес он.
— Что?
— А что он мог оставить?! Че Гевара хренов…
Бесов задрал куртку и показал пистолет под ремнем.
— Вот. Один пришлось на себя зарегистрировать. Хозяин без проблем лицензию выправил, когда я сказал, что дом пора от воров охранять.
Корсаков потянулся к оружию, но Бесов отстранил его руку.
— Славка тебе еще круче оставил. Целый ящик всякого добра.
— И ты взял на хранение? Это же срок, как с куста.
— А что оставалось делать? Мудак он, а все равно — брат родной. Так что, принести гостинцы?
Корсаков под пристальным взглядом Ивана, опустил глаза.
— Пока не надо. Съезжу в Москву на разведку, тогда решу.
— На ночь глядя, поедешь? — удивился Иван.
Корсаков кивнул.
Бесов хотел что-то сказать, но выдохнув дым, молча, расплющил окурок о каблук. Злым щелчком отшвырнул в траву.
Глава четырнадцатая
Москва встретила угаром, истеричной суетой и бьющей в глаза показной роскошью.
Людской водоворот подхватил Корсакова, смял, закружил и засосал в воронку станции метро.
Стоя на эскалаторе, подрагивая ноздрями от специфического метрошного амбре, от которого, как оказалось, успел отвыкнуть на деревенском воздухе, отводя взгляд от аляповатых рекламных щитов и вскользь рассматривая ползущий вверх по соседнем эскалатор человеческий фарш, Корсаков пробормотал:
«Эх, права провинция: москвич — это диагноз!»
Чем дольше он жил в столице, тем больше она ему напоминала совковую эстрадную диву, на шестом десятке лет дорвавшуюся до бешенных гонораров, импортного гламура и супертехнологий по продлению молодости. Все у нее было, как у звезды международного уровня, и даже круче. И загородная резиденция, и счета в надежных банках, и розовый лимузин, и кудлатый молоденький кобелек, и стая преданных барбосиков и левреток.
Только никого дальше «черты оседлости» в одну шестую часть мира ее песнопения не впечатляли. Пять шестых мира, как диву не шейпенгуй и макияжируй, видели в оплывшей даме провинциальную тетку с пафосом. Смялись в кулак и морщили носы. Но из political correctness на дверь не указывали. Тем более, что платила тетка за свои прихоти по евростандарту.
И пока в Москву идут эшелоны импортной роскоши, проплаченные тюменской нефтью, сибирским лесом и тихоокеанской треской, быть Madame Brochkinoi похабной императрицей своей расхристанной страны.
Пробежавший мимо по ступенькам молодой парень коленом пнул кофр, едва не сорвав его с наплечного ремня. Корсаков успел прижать кожаный короб к боку. Мысленно пожелал скакуну сломать себе шею, ноги и отбить все прочее.
В кофре, который носят особо продвинутые фотографы, лежали тюбики с английской масляной краской, набор немецкой пастели и рулон дорогой бумаги ручной выделки. Все — подарок Ивана. Марина сунула в кофр пакетик с чем-то съестным, одуряюще вкусно пахнущим.
Бесов убедил отнекивающегося Корсакова, что без солидного аксессуара в своем прикиде вольного художника Игорь будет выглядеть подозрительно. У любого мента зачешутся руки пошмонать по карманам неформала в поисках предметов, запрещенных к употреблению, хранению и перевозке. А так, открыл кофр, кстати, запредельно дорогой на вид, и сразу ясно — художник высокого полета. Ну а что касается остального, так то не внешний вид, а имидж, к уровню доходов и социальному статусу отношения не имеющий. Понимать надо, товарищ сержант!
На станции, куда его подвез Бесов на новенькой «Ниве», Корсаков получил еще один подарок — ключи от московской квартиры Ивана. Марина при этом согласно кивала, по глазам было видно, что это была ее инициатива.
И уже у на перроне, обняв Корсакова, Иван преподнес последний сюрприз.
— Кофром особо не тряси, — прошептал он в ухо Корсакову. — На дне найдешь петельку, дерни за нее — ларчик откроется.
— И что там? — спросил Корсаков, отстранившись.
— От Славки кое-что. Девять миллиметров, пятнадцатизарядный, — тихо прошептал Иван. Широко улыбнулся. — На сутки тебе хватит.
Глаза, впрочем, остались тревожными.
Корсаков перевесил кофр на другое плечо, поправил «стетсон», сбил с плеча прядь волос, колор — «перец с солью».
— Ва-ау! — глубокий вагинальным контральтом мяукнула девчонка на соседнем эскалаторе и ткнула в бок подружку.
Обе уткнули густо насурменные глазки в Корсакова.
Корсаков с достоинством принял на себя их восхищенные взгляды. Посмотрел из-под полей шляпы, как давний предок из-под козырька кивера гусара лейб-гвардии: со светской томностью, за которой, как вода сквозь лед, виднелась шалая удаль.
Барышни за неимением чепчиков в воздух ничего не подбросили, но явно были под впечатлением. Даже губы-бантики раскрылись, как лепестки цветка, готового принять пчелку.
«Эх, любовь! Единственная иллюзия, за которую не жалко умирать», — подумал Корсаков.
Требовалось разведать обстановку на Арбате. Как ни крути, а Арбат долгое время был постоянным местом обитания Корсакова, и самые актуальные новости могли поступить только оттуда.
С учетом пожара в сквоте, бойни в особняке и смерти Трофимыча, в которой Корсаков уже не сомневался, новости ожидались пренеприятные, как раз для криминальной колонки в «МК». Что-то типа «маньяк-художник запалил хазу» или «кровавая инсталляция в Столешниковом переулке».
Корсаков решил не соваться на Арбат. Среди информаторов могли оказаться и такие, кто первым делом, увидев его, побежит в милицию, а потом уже подрулит здороваться-обниматься и стрелять на водку.
С Тверского он свернул на тихую улочку Алексея Толстого. Нашел таксофон.
Сунув карточку в щель, набрал номер коммутатора МТС, а когда соединили, добавил заученный наизусть номер мобильного участкового.
У Сергея Семеновича, в силу возраста и житейской мудрости, отношение к службе было чисто потребительское. Он явно не горел на работе, а работа чуть-чуть подогревала жизнь капитана Федорова.
В дежурную часть звонить было бесполезно, так заученно отвечали «Федоров на участке». В опорном пункте, где располагался офис участкового, телефон никогда не отвечал, а если и снимали трубку, то из нее басом Федорова раздавалось: «Федоров на участке». Самым надежным средством связи был мобильный, его Федоров таскал с собой и всегда отзывался на звонок. Объяснял он это тем, что во-первых, номер знали только доверенные люди, а во-вторых, мобильный — не телекамера, абоненту не видно, где ты находишься: кушаешь халявный шашлык в опекаемом кафе, а скажешь, что на спецмероприятии — никуда не денутся, поверят.
Номер таксофона не определился, и в голосе участкового прозвучало неприкрытое раздражение:
— Але. Кто это?
— Сергей Семенович, я у вас интересовался, к чему кандалы сняться. Помните?
После паузы участковый протянул:
— А-а-а! Помню. А ты чего конспирируешься?
— А разве не надо? — спросил Корсаков и затаился.
В трубке было слышно тяжкое дыхание участкового.
— Есть разговор, — наконец, выдавил из себя Сергей Семенович. — Ты сейчас где?
Первая часть фразы Корсакову не понравилась, а вторая — еще больше.
Он покосился на табличку на углу дома. И ответил:
— В гостях у одного писателя.
— Я его знаю?
— Вряд ли.
Сергей Семенович засопел в трубку.
— Когда сможешь подойти ко мне?
— В околоток не пойду. Нечего мне там маячить. — Корсаков сделал вид, что размышляет. — Если не сочтете за труд, подходите к «Дому книги». Это же всего-то — Калининский перейти. Договорились?
Теперь задумался участковый.
— Ладно. Через полчаса.
Корсакову ответ очень не понравился. Жил Сергей Семенович на Арбате, выправил себе квартирку, использовав служебное положение. Большую часть времени курсировал по вверенному ему участку или дремал в опорном пункте. Получалось, что даже ползком к «Дому книги» он добрался бы раньше, чем полчаса.
— С тыльной стороны у дверей служебного входа стоит скамейка. Я буду там через полчаса. Ну, плюс пять минут на опоздание.
— Лады, — угрюмо согласился участковый.
В трубке запиликал сигнал отбоя.
Корсаков с грохотом повесил трубку на рычаг.
Облизнул пересохшие губы. От нервного напряжения жутко хотелось выпить. Хотя бы пивка. Для разгона.
«Даже не думай! — осадил он себя. — Сейчас даже минералки нельзя. Чтобы мочевой пузярь был пуст. Иначе обмочишься со страху».
К компьютерам и всему, что с ними было связано, Корсаков был абсолютно равнодушен. Когда в компаниях заходила речь о «дигатал-арте», сканерах-принтерах-плотерах и прочих новомодных штучках, пренебрежительно отмахивался от энтузиастов: «Мне еще руки не оторвало. Я карандашом лучше рисую».
В отдел вошел только потому, что сквозь его витринное стекло был виден выход из подземного перехода. Если Сергей Семенович вошел бы в него на той стороне — у гастронома «Новоарбатский», то вынырнул бы только здесь.
— Вам помочь?
Бледный парень в белой рубашке и униформенном галстуке изобразил на лице «чего изволите». На груди приказчика болтался бейджик «менеджер-консультант торгового зала».
Корсаков как раз держал в руке коробку с неким мудрым продуктом, с названием «Oracle». Почему-то в голове Корсакова название расшифровалось как «орал за у.е.».
— М-да. — Он навел задумчивый взгляд на приказчика. — Братец, а… На «пентиуме четвертом» виснуть не будет? — Корсаков выдал первое пришедшее на ум.
Бровки консультанта взлетели над дужками очков.
— На нем он летает! — как о собственном изобретении выдохнул приказчик.
Из перехода вышел угрюмый Сергей Семенович. Из уставной одежды на нем были только штаны с тонкими лампасами. Поверх неуставной рубашки он накинул кожаную куртку. Судя по лицу, Сергей Семенович был озабочен и выпившим.
«Ах, да! Он же в командировку отправлен!» — вспомнил Корсаков.
— Занятно. Буду иметь ввиду, — обращаясь к менеджеру произнес Корсаков.
А думал он о том, что участковый прибыл на место гораздо раньше срока. Десяти минут после звонка не прошло, а он уже нарисовался
Корсаков поставил коробку на место, оставив компьютерного мальчика без процента с продаж, и поднялся на второй этаж. На полпути развернулся. Увиденного в узкое окошко на лестничном пролете вполне хватило.
В переулке никаких машин с мигалками и уазиков. Что же касалось остальных припаркованных машин, то Корсаков полагался на профессиональную память. Если через пятнадцать минут подъедут новые, он их без труда вычислит.
Игорь спустился на первый этаж, потолкался в отделе канцтоваров и прошел в отдел, запруженный особо интеллигентной публикой. Здесь тихо роились букинисты, библиоманы и спекулянты. Даже пахло здесь по-особому, не клеем и суперобложками, а дорогими переплетами и пыльными корешками.
Посмотрев на девушек за прилавком, Корсаков почувствовал себя Штирлицем, перехитривших всех, включая товарища Сталина.
Протиснувшись к прилавку, он снял шляпу, за секунду вошел в роль, и окликнул миниатюрную девушку, верткую и живую, как белка.
— Девушка, а у вас прижизненное издание Леонида Брежнева есть?
— Чего?! — Девушка замерла, на беличьей мордочке проступила тяжелая гримаса раздраженного работника прилавка. — Ой, Игорь!
Она приложила руку к солидной, не по росту груди, и захохотала.
— Леночка, привет! — Корсаков посмотрел ей в глаза взглядом Джека Николсона.
Реснички Леночки затрепетали.
— Давно не заходил, — играя смущение, произнесла она. — Забыл, да?
Забыть трехдневный секс-марафон, который ему устроила эта худышка с четвертым размером бюста, было невозможно. Корсаков относил свидание с Леночкой к своим личным рекордам. Правда, после него пришлось неделю питаться сметаной с пивом.
— Заработался. Сейчас самый сезон, день год кормит. — Корсаков навалился грудью на прилавок. — Могла бы и сама на Арбат заскочить.
— Решила тебя здесь дожидаться.
— Я уже здесь.
Леночка фыркнула. С тревогой стрельнула глазками по сторонам. Достала из-под прилавка толстый фолиант, положила перед Корсаковым.
— Сделай вид, что смотришь. Нас тут пасут, хуже чем в «Макдональдсе». Совсем житья нет.
Корсаков раскрыл книгу.
— Ого!
Книга была репринтом издания начала девятнадцатого века. Изящная вязь шрифта на фронтисписе гласила: «Карты демона Бафомета или Таро Люцифера». Текст рябил от «ятей», иллюстрации в точности соответствовали рисункам на картах, что лежали в кармане плаща Корсакова.
— Откуда такая роскошь?
— Ай, несут всякую ерунду!
Леночка наклонилась, предоставив на обозрение щедрое содержимое выреза халатика.
— Нравиться?
— Угу, — кивнул Корсаков, с трудом переведя взгляд с выреза на раскрытую книгу. — Гравюры интересные.
— Бери. Две с половиной.
Корсаков чуть не потянулся к карману. Но вовремя спохватился.
— А отложить можно?
Леночка блеснула глазками.
— А что мне за это будет?
— Смотря, что ты хочешь.
— Смотря, сколько ты сможешь. — Леночка первой рассмеялась собственной шутке.
— Во сколько ты заканчиваешь? — спросил Корсаков.
Леночка бросила взгляд на золотые часики, болтавшиеся на запястье. Поморщила носик.
— Ужас! Еще час. А потом еще полчаса отдел сдавать. У меня завтра выходной. — Она подняла взгляд на Корсакова. — Но я могу отпроситься пораньше.
Корсаков задумался.
— В восемь я буду ждать у служебного выхода. В «Спорт-бар» пойдем?
По губам Леночки пробежала беличья улыбочка.
— Давай сразу ко мне, — скороговоркой прошептала она.
— Никаких возражений! — Корсаков выдержал паузу и достал из кармана связку ключей. — Небольшое дополнение. Ключи от мастерской моего друга.
Слово «мастерская» произвело ожидаемый магический эффект. Леночка, как все барышни ее возраста, испытывала пиетет перед роскошью, но трепетала перед творчеством. Им если предложить на выбор квартиру с джакузи и мастерскую непризнанного гения, в качестве места для разового любовного свидания без колебаний выберут мастерскую. Правда, для тихого семейного счастья, безусловно, предпочтут квартирку с джакузи и всем прочим.
От восторга Леночка чуть не выпрыгнула из халатика.
Корсаков наклонился ниже, в лицо ударил жар разогретого девичьего тела.
— Леночка, выручай! — Корсаков перешел на заговорщицкий шепот. — У входа ждет неприятный мне человек. — Упреждая возможное подозрение в неверности, он уточнил: — Кредиторы обложили, лапочка. Денег у меня — исключительно на удовольствия, но ему это не объяснишь.
Леночка задумалась.
— Выведи служебным, — подсказал Корсаков.
Леночка в секунду просчитала варианты.
— Ты мне должен, Игорь, — подытожила она.
Корсаков в ответ подарил ей улыбку Дастина Хоффмана.
Женщин он не обманывал, но к долгам относился, как правительство России. С державной небрежностью.
Людской водоворот подхватил Корсакова, смял, закружил и засосал в воронку станции метро.
Стоя на эскалаторе, подрагивая ноздрями от специфического метрошного амбре, от которого, как оказалось, успел отвыкнуть на деревенском воздухе, отводя взгляд от аляповатых рекламных щитов и вскользь рассматривая ползущий вверх по соседнем эскалатор человеческий фарш, Корсаков пробормотал:
«Эх, права провинция: москвич — это диагноз!»
Чем дольше он жил в столице, тем больше она ему напоминала совковую эстрадную диву, на шестом десятке лет дорвавшуюся до бешенных гонораров, импортного гламура и супертехнологий по продлению молодости. Все у нее было, как у звезды международного уровня, и даже круче. И загородная резиденция, и счета в надежных банках, и розовый лимузин, и кудлатый молоденький кобелек, и стая преданных барбосиков и левреток.
Только никого дальше «черты оседлости» в одну шестую часть мира ее песнопения не впечатляли. Пять шестых мира, как диву не шейпенгуй и макияжируй, видели в оплывшей даме провинциальную тетку с пафосом. Смялись в кулак и морщили носы. Но из political correctness на дверь не указывали. Тем более, что платила тетка за свои прихоти по евростандарту.
И пока в Москву идут эшелоны импортной роскоши, проплаченные тюменской нефтью, сибирским лесом и тихоокеанской треской, быть Madame Brochkinoi похабной императрицей своей расхристанной страны.
Пробежавший мимо по ступенькам молодой парень коленом пнул кофр, едва не сорвав его с наплечного ремня. Корсаков успел прижать кожаный короб к боку. Мысленно пожелал скакуну сломать себе шею, ноги и отбить все прочее.
В кофре, который носят особо продвинутые фотографы, лежали тюбики с английской масляной краской, набор немецкой пастели и рулон дорогой бумаги ручной выделки. Все — подарок Ивана. Марина сунула в кофр пакетик с чем-то съестным, одуряюще вкусно пахнущим.
Бесов убедил отнекивающегося Корсакова, что без солидного аксессуара в своем прикиде вольного художника Игорь будет выглядеть подозрительно. У любого мента зачешутся руки пошмонать по карманам неформала в поисках предметов, запрещенных к употреблению, хранению и перевозке. А так, открыл кофр, кстати, запредельно дорогой на вид, и сразу ясно — художник высокого полета. Ну а что касается остального, так то не внешний вид, а имидж, к уровню доходов и социальному статусу отношения не имеющий. Понимать надо, товарищ сержант!
На станции, куда его подвез Бесов на новенькой «Ниве», Корсаков получил еще один подарок — ключи от московской квартиры Ивана. Марина при этом согласно кивала, по глазам было видно, что это была ее инициатива.
И уже у на перроне, обняв Корсакова, Иван преподнес последний сюрприз.
— Кофром особо не тряси, — прошептал он в ухо Корсакову. — На дне найдешь петельку, дерни за нее — ларчик откроется.
— И что там? — спросил Корсаков, отстранившись.
— От Славки кое-что. Девять миллиметров, пятнадцатизарядный, — тихо прошептал Иван. Широко улыбнулся. — На сутки тебе хватит.
Глаза, впрочем, остались тревожными.
Корсаков перевесил кофр на другое плечо, поправил «стетсон», сбил с плеча прядь волос, колор — «перец с солью».
— Ва-ау! — глубокий вагинальным контральтом мяукнула девчонка на соседнем эскалаторе и ткнула в бок подружку.
Обе уткнули густо насурменные глазки в Корсакова.
Корсаков с достоинством принял на себя их восхищенные взгляды. Посмотрел из-под полей шляпы, как давний предок из-под козырька кивера гусара лейб-гвардии: со светской томностью, за которой, как вода сквозь лед, виднелась шалая удаль.
Барышни за неимением чепчиков в воздух ничего не подбросили, но явно были под впечатлением. Даже губы-бантики раскрылись, как лепестки цветка, готового принять пчелку.
«Эх, любовь! Единственная иллюзия, за которую не жалко умирать», — подумал Корсаков.
* * *
У него был план действий. Но первый же пункт в нем таил неимоверную опасность. Сорвется, весь план полетит к чертям. Точнее, уже некому будет его исполнять.Требовалось разведать обстановку на Арбате. Как ни крути, а Арбат долгое время был постоянным местом обитания Корсакова, и самые актуальные новости могли поступить только оттуда.
С учетом пожара в сквоте, бойни в особняке и смерти Трофимыча, в которой Корсаков уже не сомневался, новости ожидались пренеприятные, как раз для криминальной колонки в «МК». Что-то типа «маньяк-художник запалил хазу» или «кровавая инсталляция в Столешниковом переулке».
Корсаков решил не соваться на Арбат. Среди информаторов могли оказаться и такие, кто первым делом, увидев его, побежит в милицию, а потом уже подрулит здороваться-обниматься и стрелять на водку.
С Тверского он свернул на тихую улочку Алексея Толстого. Нашел таксофон.
Сунув карточку в щель, набрал номер коммутатора МТС, а когда соединили, добавил заученный наизусть номер мобильного участкового.
У Сергея Семеновича, в силу возраста и житейской мудрости, отношение к службе было чисто потребительское. Он явно не горел на работе, а работа чуть-чуть подогревала жизнь капитана Федорова.
В дежурную часть звонить было бесполезно, так заученно отвечали «Федоров на участке». В опорном пункте, где располагался офис участкового, телефон никогда не отвечал, а если и снимали трубку, то из нее басом Федорова раздавалось: «Федоров на участке». Самым надежным средством связи был мобильный, его Федоров таскал с собой и всегда отзывался на звонок. Объяснял он это тем, что во-первых, номер знали только доверенные люди, а во-вторых, мобильный — не телекамера, абоненту не видно, где ты находишься: кушаешь халявный шашлык в опекаемом кафе, а скажешь, что на спецмероприятии — никуда не денутся, поверят.
Номер таксофона не определился, и в голосе участкового прозвучало неприкрытое раздражение:
— Але. Кто это?
— Сергей Семенович, я у вас интересовался, к чему кандалы сняться. Помните?
После паузы участковый протянул:
— А-а-а! Помню. А ты чего конспирируешься?
— А разве не надо? — спросил Корсаков и затаился.
В трубке было слышно тяжкое дыхание участкового.
— Есть разговор, — наконец, выдавил из себя Сергей Семенович. — Ты сейчас где?
Первая часть фразы Корсакову не понравилась, а вторая — еще больше.
Он покосился на табличку на углу дома. И ответил:
— В гостях у одного писателя.
— Я его знаю?
— Вряд ли.
Сергей Семенович засопел в трубку.
— Когда сможешь подойти ко мне?
— В околоток не пойду. Нечего мне там маячить. — Корсаков сделал вид, что размышляет. — Если не сочтете за труд, подходите к «Дому книги». Это же всего-то — Калининский перейти. Договорились?
Теперь задумался участковый.
— Ладно. Через полчаса.
Корсакову ответ очень не понравился. Жил Сергей Семенович на Арбате, выправил себе квартирку, использовав служебное положение. Большую часть времени курсировал по вверенному ему участку или дремал в опорном пункте. Получалось, что даже ползком к «Дому книги» он добрался бы раньше, чем полчаса.
— С тыльной стороны у дверей служебного входа стоит скамейка. Я буду там через полчаса. Ну, плюс пять минут на опоздание.
— Лады, — угрюмо согласился участковый.
В трубке запиликал сигнал отбоя.
Корсаков с грохотом повесил трубку на рычаг.
Облизнул пересохшие губы. От нервного напряжения жутко хотелось выпить. Хотя бы пивка. Для разгона.
«Даже не думай! — осадил он себя. — Сейчас даже минералки нельзя. Чтобы мочевой пузярь был пуст. Иначе обмочишься со страху».
* * *
На первом этаже «Дома книги» Корсаков прошел в секцию, торгующую компьютерным софтом. Минут десять ходил среди полок с коробками, беря время от времени некоторые в руку и с глубокомысленным видом читал названия компьютерных программ. Изображал из себя художника, решившего пойти по стопам гения «Фотошопа» Сержио Валледжо. Раскрашивать фотки грудастых калифорнийских телок, сидящих верхом на чешуйчатых спинах драконов, сейчас престижнее и доходнее, чем рисовать купающихся колхозниц.К компьютерам и всему, что с ними было связано, Корсаков был абсолютно равнодушен. Когда в компаниях заходила речь о «дигатал-арте», сканерах-принтерах-плотерах и прочих новомодных штучках, пренебрежительно отмахивался от энтузиастов: «Мне еще руки не оторвало. Я карандашом лучше рисую».
В отдел вошел только потому, что сквозь его витринное стекло был виден выход из подземного перехода. Если Сергей Семенович вошел бы в него на той стороне — у гастронома «Новоарбатский», то вынырнул бы только здесь.
— Вам помочь?
Бледный парень в белой рубашке и униформенном галстуке изобразил на лице «чего изволите». На груди приказчика болтался бейджик «менеджер-консультант торгового зала».
Корсаков как раз держал в руке коробку с неким мудрым продуктом, с названием «Oracle». Почему-то в голове Корсакова название расшифровалось как «орал за у.е.».
— М-да. — Он навел задумчивый взгляд на приказчика. — Братец, а… На «пентиуме четвертом» виснуть не будет? — Корсаков выдал первое пришедшее на ум.
Бровки консультанта взлетели над дужками очков.
— На нем он летает! — как о собственном изобретении выдохнул приказчик.
Из перехода вышел угрюмый Сергей Семенович. Из уставной одежды на нем были только штаны с тонкими лампасами. Поверх неуставной рубашки он накинул кожаную куртку. Судя по лицу, Сергей Семенович был озабочен и выпившим.
«Ах, да! Он же в командировку отправлен!» — вспомнил Корсаков.
— Занятно. Буду иметь ввиду, — обращаясь к менеджеру произнес Корсаков.
А думал он о том, что участковый прибыл на место гораздо раньше срока. Десяти минут после звонка не прошло, а он уже нарисовался
Корсаков поставил коробку на место, оставив компьютерного мальчика без процента с продаж, и поднялся на второй этаж. На полпути развернулся. Увиденного в узкое окошко на лестничном пролете вполне хватило.
В переулке никаких машин с мигалками и уазиков. Что же касалось остальных припаркованных машин, то Корсаков полагался на профессиональную память. Если через пятнадцать минут подъедут новые, он их без труда вычислит.
Игорь спустился на первый этаж, потолкался в отделе канцтоваров и прошел в отдел, запруженный особо интеллигентной публикой. Здесь тихо роились букинисты, библиоманы и спекулянты. Даже пахло здесь по-особому, не клеем и суперобложками, а дорогими переплетами и пыльными корешками.
Посмотрев на девушек за прилавком, Корсаков почувствовал себя Штирлицем, перехитривших всех, включая товарища Сталина.
Протиснувшись к прилавку, он снял шляпу, за секунду вошел в роль, и окликнул миниатюрную девушку, верткую и живую, как белка.
— Девушка, а у вас прижизненное издание Леонида Брежнева есть?
— Чего?! — Девушка замерла, на беличьей мордочке проступила тяжелая гримаса раздраженного работника прилавка. — Ой, Игорь!
Она приложила руку к солидной, не по росту груди, и захохотала.
— Леночка, привет! — Корсаков посмотрел ей в глаза взглядом Джека Николсона.
Реснички Леночки затрепетали.
— Давно не заходил, — играя смущение, произнесла она. — Забыл, да?
Забыть трехдневный секс-марафон, который ему устроила эта худышка с четвертым размером бюста, было невозможно. Корсаков относил свидание с Леночкой к своим личным рекордам. Правда, после него пришлось неделю питаться сметаной с пивом.
— Заработался. Сейчас самый сезон, день год кормит. — Корсаков навалился грудью на прилавок. — Могла бы и сама на Арбат заскочить.
— Решила тебя здесь дожидаться.
— Я уже здесь.
Леночка фыркнула. С тревогой стрельнула глазками по сторонам. Достала из-под прилавка толстый фолиант, положила перед Корсаковым.
— Сделай вид, что смотришь. Нас тут пасут, хуже чем в «Макдональдсе». Совсем житья нет.
Корсаков раскрыл книгу.
— Ого!
Книга была репринтом издания начала девятнадцатого века. Изящная вязь шрифта на фронтисписе гласила: «Карты демона Бафомета или Таро Люцифера». Текст рябил от «ятей», иллюстрации в точности соответствовали рисункам на картах, что лежали в кармане плаща Корсакова.
— Откуда такая роскошь?
— Ай, несут всякую ерунду!
Леночка наклонилась, предоставив на обозрение щедрое содержимое выреза халатика.
— Нравиться?
— Угу, — кивнул Корсаков, с трудом переведя взгляд с выреза на раскрытую книгу. — Гравюры интересные.
— Бери. Две с половиной.
Корсаков чуть не потянулся к карману. Но вовремя спохватился.
— А отложить можно?
Леночка блеснула глазками.
— А что мне за это будет?
— Смотря, что ты хочешь.
— Смотря, сколько ты сможешь. — Леночка первой рассмеялась собственной шутке.
— Во сколько ты заканчиваешь? — спросил Корсаков.
Леночка бросила взгляд на золотые часики, болтавшиеся на запястье. Поморщила носик.
— Ужас! Еще час. А потом еще полчаса отдел сдавать. У меня завтра выходной. — Она подняла взгляд на Корсакова. — Но я могу отпроситься пораньше.
Корсаков задумался.
— В восемь я буду ждать у служебного выхода. В «Спорт-бар» пойдем?
По губам Леночки пробежала беличья улыбочка.
— Давай сразу ко мне, — скороговоркой прошептала она.
— Никаких возражений! — Корсаков выдержал паузу и достал из кармана связку ключей. — Небольшое дополнение. Ключи от мастерской моего друга.
Слово «мастерская» произвело ожидаемый магический эффект. Леночка, как все барышни ее возраста, испытывала пиетет перед роскошью, но трепетала перед творчеством. Им если предложить на выбор квартиру с джакузи и мастерскую непризнанного гения, в качестве места для разового любовного свидания без колебаний выберут мастерскую. Правда, для тихого семейного счастья, безусловно, предпочтут квартирку с джакузи и всем прочим.
От восторга Леночка чуть не выпрыгнула из халатика.
Корсаков наклонился ниже, в лицо ударил жар разогретого девичьего тела.
— Леночка, выручай! — Корсаков перешел на заговорщицкий шепот. — У входа ждет неприятный мне человек. — Упреждая возможное подозрение в неверности, он уточнил: — Кредиторы обложили, лапочка. Денег у меня — исключительно на удовольствия, но ему это не объяснишь.
Леночка задумалась.
— Выведи служебным, — подсказал Корсаков.
Леночка в секунду просчитала варианты.
— Ты мне должен, Игорь, — подытожила она.
Корсаков в ответ подарил ей улыбку Дастина Хоффмана.
Женщин он не обманывал, но к долгам относился, как правительство России. С державной небрежностью.