Страница:
Корсаков открыл дверцу тумбы, вернулся на тахту. Оказалось, что телевизионный «ящик» можно смотреть только лежа на тахте или сидя на полу.
«Все же лучше, чем вешать, как икону в красный угол», — после недолгого размышления оценил концепцию Корсаков.
Дикторша, силами стилистов доведенная до силиконово-кукольного вида, старательно держа улыбку заканчивала блок экономических новостей.
Корсаков узнал, что падение котировок «голубых» фишек эксперты считают временным явлением, характерным для этого времени года. Рубль тверд, как честное слово президента. А правительство Кириенко настаивает, что жить надо по средствам.
Телевизор Корсаков смотрел крайне редко. Жил в мире, тотально параллельном этому глянцево-прилизанному «застеколью», и не чувствовал никакой потребности пересекать границу. Его окружали не имиджи и рейтинги, а живые люди и их реальные беды.
Отключив слух, он стал рассматривать картинку на экране глазом художника. Доминировали канареечные сочные краски. Чувствовался дух сибаритства, победивший экзистенциальную память о горбушке хлеба и страх перед пайкой баланды.
Пришел к выводу, что элита вышла на новый культурный виток. Теперь она хотела, чтобы «элегантно и интеллигентно». Корсаков начинал, когда доминировали чернуха и очернительство, и заказчик требовал колористику под стать своим мыслям и настроению. Все, кто хотел быть востребованным, творили в багрово-бушлатных тонах.
Потом до кичевости все хотели «как в Америке». Сплошной «вилль-билль-дамм» и «Кельвин Кляйн», окрестил этот этап Корсаков. Отмывшись от ГУЛАГа и не получив грин-карту в Америку, элита ударилась в собственное понимание «изящной» жизни. Она у нее удалась, но мордой в икру шлепать надоело. Народ не въезжал, а иностранных партнеров несколько шокировало. И появилось то, что нынче стало нормой на основных телеканалах. Провинциальный буржуазный пафос и европейский лоск от «Л'Ореаль».
— Памела Андерсон среди осин, или наша доярка Даша в Париже, — подвел итог телевизионным наблюдениям Корсаков.
На экране возник выпускник Беркли образца восьмидесятых, прилизанный тихоня с амбициями, измученный безопасным сексом и контуженый учением Дейлом Карнеги. Галстук в золотую полоску был повязан итонским узлом.
Заговорил умник по-русски, от чего сложилось впечатление, что голову он просунул в дырку на рекламном плакате. На Арбате имелся такой щит с дырой. Каждый желающий, просунув голову в отверстие, на фото получался ручкающимся с самим Борисом.
Умник, шаря глазками по телесуфлеру, бодро отрапортовал об успехах российского автопрома в войне с импортом авторухляди из Европы.
Потом опять возникла синтетическая девушка. Добавив строгости и трагизма в «look», но не теряя с лица «smile», она стала читать криминальную сводку за сутки.
На экран выбросили фотографию Михаила Максимовича Добровольского.
Корсаков встрепенулся и чуть не подавился яблоком. Схватил пульт и добавил звук.
Быстрой нарезкой пошли кадры репортажа: светская хроника с участием Добровольского, прием банкиров в Кремле, Добровольский в окружении ямало-ненецких аборигенов, Добровольский в окружении американских сенаторов, Добровольский на лыжах в Давосе, на водных лыжах в Фаросе, Добровольский в офисе, Добровольский в охотничьем костюме, Добровольский во фраке, Добровольский в белой кипе и кашне, Добровольский… в черном чехле. В виде трупа.
— Как уже сообщалось, глава финансовой группы «ММД» был убит вчера вечером в своем загородном доме в поселке Баковка, — вещал закадровый голос диктора. — Сегодня стали известны некоторые подробности трагедии, потрясшей финансовое сообщество столицы. По информации, полученной нашими корреспондентами от источников, близких к следствию, Михаил Добровольский перед смертью был подвергнут пыткам. Смерть его наступила в результате удара холодным оружием в область сердца. Наряду с обычной в таких случаях версией, что мотивом преступления стала деловая активность потерпевшего, сегодня на бриффинге в Генпрокуратуре было заявлено, что следствием будет отрабатываться версия о причастности к убийству сатанистов или им подобных сект.
Включился некий господин адвокатской наружности:
— Настораживает, с какой поспешностью, достойной иного применения, наши органы следствия выдвинули версию о причастности неких сатанистов. Во-первых, любой человек, знавший Михаила Максимовича, скажет, что это форменный нонсенс. Никогда и никаких контактов, даже не уровне простого интереса, с сатанистами у него не было и не могло быть. Ему любые извращения мысли и духа были глубоко антипатичны.
Более того, версия не выдерживает критики, стоит только взглянуть на место преступления. Там нет ни единого, подчеркиваю, ни единого признака сатанисткого обряда. Но имеются совершенно недвусмысленные указания на другое… Орудие преступления, якобы, как считает следователь, «ритуальные» ножи. Так вот, могу подсказать, что это кинжалы-распятия. Их изображения и, так сказать, правила применения легко найти в любой книжке о деятельности Священной инквизиции. Как и то, против кого в большей мере была направлена карательная деятельность этой духовной охранки. — Адвокат перевел дух и продолжил:
— Михаил Максимович Добровольский сделал немало для духовного возрождения российской диаспоры. Он патронировал школе-интернату для одаренных детей, принимал активное участие в деятельности Еврейского конгресса России, он был меценатом и щедрым благотворителем. Михаил Максимович, я сам это не раз от него слышал, весьма скромно оценивал свой вклад национально ориентированного филантропа и мецената. Боюсь, что он показалось кому-то чрезмерным.
Следом на экране появился некто представительной наружности, резко контрастирующей с бегающими глазками попавшегося фарцовщика. «Сопредседатель движения „Круглый стол бизнеса России“ Лев Рубин», — прокомментировали титры.
В лице Михаила Добровольского мы потеряли надежного партнера и верного друга. Нам еще предстоит осознать всю тяжесть утраты. Но уже сегодня можно констатировать, что это не просто очередное убийство известного бизнесмена. Это — вызов всему бизнес-сообществу. — «Двигатель Круглого стола» Рубин прищурился в камеру и изрек:
— Если это «черная метка» всем нам, то мы готовы принять вызов. Для начала мы решили провести собственное расследование. За любую информацию, способную пролить свет на это вопиющие, вызывающее по своей жестокости преступление, будет выплачено вознаграждение в один миллион долларов. Все, кто готов и в состоянии помочь нашему расследованию, пусть обращается в офис Движения «Круглый стол бизнеса России». Мы гарантируем полную конфиденциальность. Мы, в отличие от Генпрокуратуры, способны провести собственную программу «защиты свидетеля». Для этого у нас есть все средства и возможности.
Корсаков хотел заочно задать вопрос Льву Рубину, что он имел ввиду под «черной меткой». Но господина Рубина уже сменил волосатый аналитик из бродячого племени фри-лансеров. Очевидно, для бизнес-сообщества он не представлял никакой ценности, и парня прямиком бросили на амбразуру.
Он с бледным лицом смертника начал резать правду-матку:
— На основании установленных фактов следствие склоняется к ритуальному характеру убийства. Но что это за факты? Место преступления — подвал дома. На самом деле винный погреб. Михаил Добровольский был известным коллекционером раритетных спиртных напитков. Обращаю внимание, ни одной бутылки, цена за многие доходит до сотни тысяч долларов, не тронуто. Ни одной! Второй факт — положение тела: труп после длительных пыток был распят на столе. Вместо гвоздей использовались кинжалы-распятия. Третьим был нанесен летальный удар в область сердца. На первый взгляд, способ убийства говорит о сатанинском обряде. Но… Насколько известно, никаких иных следов ритуала: надписей, символов или атрибутов «черной мессы» не обнаружено. Это странно. И еще.
Какие сатанисты могли бесшумно снять вооруженную охрану и отключить систему сигнализации? Откуда они знали распорядок дня и маршруты движения потерпевшего, если его безопасностью занимались лучшие специалисты бывшей «девятки»? Как им удалось скрыться с места преступления? А дом, замечу, находится в центре элитного поселка. И еще вопрос: что это за оргия, если ее участники не оставили практически ни одного отпечатка пальцев, ни одного следа ног, ни одного оттиска протекторов шин на дороге?
До сего дня наши органы имели дело только с одним видом сатанистов: маргиналами с явными психическими отклонениями, потрошащих кошек на кладбищах. И следствие пытается нас убедить, что обкурившиеся пэтэушники с татухами «666» на пальцах и зачитанной «Поваренной книгой Антихриста» в кармане «косухи» способны на такое? Убежден, что следователи не идут по ложному следу, так сказать, искренне заблуждаются, а сознательно уводят внимание бизнес-сообщества от очевидной версии произошедшего.
Правдоруб перевел дух и с пассионарным экстазом сунул голову в петлю.
— Не выйдет! Все, кому адресовался этот, с позволения сказать, мессидж безошибочно считали его. Дело в том, что убийство произошло точно по сценарию, описанному в книжке «Русь Окаянная» некого Норки.
На экране мелькнула обложка с мрачным монахом на фоне золотых кремлевских куполов.
— Эта книжонка может считаться великолепным образчиком средства психологической войны. Кто не знаком с этой кагэбэшной лирикой, поясню, что в книге описана некая «Православная Инквизиция» терроризирующая бизнес-сообщество. Известная еще со времен большевиков операция «господа, сдавайте валюту!» идет под знаменем борьбы с сатанинской властью ростовщиков и казнокрадов. В столь благородном деле хороши любые средства — от офтальмологических операций на глазном нерве, обрекающих жертву Инквизиции на вечную слепоту, до превентивных выборочных убийств коррупционеров.
Уже на двадцатой странице опуса выясняется, что из-под рясы Инквизиции торчат вертухайские сапоги. Да, да, да! «Великая Православная Инквизиция» со всем своим сатанинско-поповским антуражем оказывается лишь зондер-командой некого братства людей с горячим сердцем, холодной головой и чистыми руками. Где господин Норка нашел таких чекистов, ума не приложу. Не обладаю знаниями в столь тонких областях как суггестия, дистантное воздействие на сознание и тактика эффективного допроса. Короче, у Великого Инквизитора оказалась сатанинского бородка Феликса Эдмундовича.
Именно такого сатану, в сутане из спецгардероба оперативного департамента ФСБ и с томиком Григория Климова, предтечу и учителя господина Норки, в кармане и следует искать. Будет ли его искать прокуратура? Не уверен. Его будем искать мы — «Агентство экстремальной журналистики».
«За миллион долларов я бы искал даже бабушку сатаны», — машинально подумал Корсаков.
И после этого мозг включился на полную мощность, просчитывая все возможные варианты. На долгую минуту слух и зрение Корсакова полностью отключились.
В отличие от большинства людей он не «думал мысли», а виделкалейдоскоп образов: ярких, живых, страшных в своей реальности. Один раз в жизни «лизнул марку» и был разочарован: ЛСДэшное «путешествие» показалось ему жалкой компьютерной мультяшкой по сравнению с теми живыми картинами, что генерировало его собственное сознание в своем обычном состоянии. Он даже нашел в специальной литературе точное определение своей способности — эйдетика.
Он протер плотно сжатые веки, словно выжимая из-под них остатки последнего видения: Леня Примак, распластанный на низком столике в мастерской. Отсеченная голова лежит на жостовском подносе, до краев заполненного вязкой кровью.
Потянулся к телефону. Набрал номер Примака. Ждал десять гудков. Потом уронил трубку на рычаги.
Корсаков сразу же подумалось о пистолете, который он вчера вновь спрятал под двойным дном кофра.
Аппарат ожил, издал громкое мелодичное курлыкание. Корсаков не успел сообразить, можно или нет брать трубку, находясь в чужой квартире, а рука сама собой сгребла трубку.
— Игорь Алексеевич, не кладите трубку. Разговор касается вас лично, — раздался из трубки ровный, бесстрастный мужской голос.
Корсаков плотно жал губы и на секунду закрыл глаза.
— Да, я слушаю. — Он не без удовольствия отметил, что его голос тоже не подрагивает и напрочь лишен эмоций.
— Игорь Алексеевич, чтобы вы в точности представили себе ситуацию, я передам трубку близкому вам человеку.
В трубке послушался какой-то невнятный шум, потом из нее, как рой пчел-убийц, вылетел истеричный голос бывшей супруги.
— Корсаков… Сволочь!! Ну сколько можно… Опять ты во что-то вляпался, опять, да?! Мало мы из-за тебя настрадались? Одного раза тебе, ироду, мало? Ты еще раз нас с Васькой подставил…
— Он с тобой?
— Да!!
Корсаков холодно потребовал:
— Стася, передай трубку этому человеку.
Анастасия захлебнулась рыданиями. Спустя несколько секунд, Корсаков был уверен, что ему специально дали послушать, как плачет мать его ребенка, в трубку вернулся голос неизвестного мужчины.
— Игорь Алексеевич, вам все ясно? — спросил он.
— Не все, но достаточно.
— Думаю, вам не составит труда через полчаса прибыть по известному вам адресу.
— Вы у нее дома?!
— Правильно. И еще полчаса мы будем здесь. Поторопитесь. Вы догадывайтесь об условиях нашей встречи?
Печальный опыт у Корсакова был, он ответил:
— Я приеду один. В милицию звонить не буду.
— Отлично. Приятно иметь с вами дело. — Голос в трубке улыбался. — Поторопитесь. Время работает против вас, Игорь Алексеевич.
Корсаков бросил взгляд на экран телевизора, в левом нижнем углу, под локтем дикторши, ожившей для новостей культуры и бомонда, электронные часы показывали двенадцать часов тридцать три минуты.
Трубка, в которой булькал сигнал отбоя, упала на рычаги.
— Вы просто не знаете, с кем связались! — веско произнес Корсаков.
Опыт подсказывал, что первым делом обыщут. Возможно, слегка побьют. Потом будут разводить на деньги. И надо терпеливо играть жертву. Чем дольше, тем лучше. Это усыпляет бдительность. Никто не ждет смертельного, выверенного удара от запуганной жертвы.
Садясь в машину, Корсаков поморщился от боли: ребро футляра карт уперлось в травмированное ребро.
Глава семнадцатая
«Все же лучше, чем вешать, как икону в красный угол», — после недолгого размышления оценил концепцию Корсаков.
Дикторша, силами стилистов доведенная до силиконово-кукольного вида, старательно держа улыбку заканчивала блок экономических новостей.
Корсаков узнал, что падение котировок «голубых» фишек эксперты считают временным явлением, характерным для этого времени года. Рубль тверд, как честное слово президента. А правительство Кириенко настаивает, что жить надо по средствам.
Телевизор Корсаков смотрел крайне редко. Жил в мире, тотально параллельном этому глянцево-прилизанному «застеколью», и не чувствовал никакой потребности пересекать границу. Его окружали не имиджи и рейтинги, а живые люди и их реальные беды.
Отключив слух, он стал рассматривать картинку на экране глазом художника. Доминировали канареечные сочные краски. Чувствовался дух сибаритства, победивший экзистенциальную память о горбушке хлеба и страх перед пайкой баланды.
Пришел к выводу, что элита вышла на новый культурный виток. Теперь она хотела, чтобы «элегантно и интеллигентно». Корсаков начинал, когда доминировали чернуха и очернительство, и заказчик требовал колористику под стать своим мыслям и настроению. Все, кто хотел быть востребованным, творили в багрово-бушлатных тонах.
Потом до кичевости все хотели «как в Америке». Сплошной «вилль-билль-дамм» и «Кельвин Кляйн», окрестил этот этап Корсаков. Отмывшись от ГУЛАГа и не получив грин-карту в Америку, элита ударилась в собственное понимание «изящной» жизни. Она у нее удалась, но мордой в икру шлепать надоело. Народ не въезжал, а иностранных партнеров несколько шокировало. И появилось то, что нынче стало нормой на основных телеканалах. Провинциальный буржуазный пафос и европейский лоск от «Л'Ореаль».
— Памела Андерсон среди осин, или наша доярка Даша в Париже, — подвел итог телевизионным наблюдениям Корсаков.
На экране возник выпускник Беркли образца восьмидесятых, прилизанный тихоня с амбициями, измученный безопасным сексом и контуженый учением Дейлом Карнеги. Галстук в золотую полоску был повязан итонским узлом.
Заговорил умник по-русски, от чего сложилось впечатление, что голову он просунул в дырку на рекламном плакате. На Арбате имелся такой щит с дырой. Каждый желающий, просунув голову в отверстие, на фото получался ручкающимся с самим Борисом.
Умник, шаря глазками по телесуфлеру, бодро отрапортовал об успехах российского автопрома в войне с импортом авторухляди из Европы.
Потом опять возникла синтетическая девушка. Добавив строгости и трагизма в «look», но не теряя с лица «smile», она стала читать криминальную сводку за сутки.
На экран выбросили фотографию Михаила Максимовича Добровольского.
Корсаков встрепенулся и чуть не подавился яблоком. Схватил пульт и добавил звук.
Быстрой нарезкой пошли кадры репортажа: светская хроника с участием Добровольского, прием банкиров в Кремле, Добровольский в окружении ямало-ненецких аборигенов, Добровольский в окружении американских сенаторов, Добровольский на лыжах в Давосе, на водных лыжах в Фаросе, Добровольский в офисе, Добровольский в охотничьем костюме, Добровольский во фраке, Добровольский в белой кипе и кашне, Добровольский… в черном чехле. В виде трупа.
— Как уже сообщалось, глава финансовой группы «ММД» был убит вчера вечером в своем загородном доме в поселке Баковка, — вещал закадровый голос диктора. — Сегодня стали известны некоторые подробности трагедии, потрясшей финансовое сообщество столицы. По информации, полученной нашими корреспондентами от источников, близких к следствию, Михаил Добровольский перед смертью был подвергнут пыткам. Смерть его наступила в результате удара холодным оружием в область сердца. Наряду с обычной в таких случаях версией, что мотивом преступления стала деловая активность потерпевшего, сегодня на бриффинге в Генпрокуратуре было заявлено, что следствием будет отрабатываться версия о причастности к убийству сатанистов или им подобных сект.
Включился некий господин адвокатской наружности:
— Настораживает, с какой поспешностью, достойной иного применения, наши органы следствия выдвинули версию о причастности неких сатанистов. Во-первых, любой человек, знавший Михаила Максимовича, скажет, что это форменный нонсенс. Никогда и никаких контактов, даже не уровне простого интереса, с сатанистами у него не было и не могло быть. Ему любые извращения мысли и духа были глубоко антипатичны.
Более того, версия не выдерживает критики, стоит только взглянуть на место преступления. Там нет ни единого, подчеркиваю, ни единого признака сатанисткого обряда. Но имеются совершенно недвусмысленные указания на другое… Орудие преступления, якобы, как считает следователь, «ритуальные» ножи. Так вот, могу подсказать, что это кинжалы-распятия. Их изображения и, так сказать, правила применения легко найти в любой книжке о деятельности Священной инквизиции. Как и то, против кого в большей мере была направлена карательная деятельность этой духовной охранки. — Адвокат перевел дух и продолжил:
— Михаил Максимович Добровольский сделал немало для духовного возрождения российской диаспоры. Он патронировал школе-интернату для одаренных детей, принимал активное участие в деятельности Еврейского конгресса России, он был меценатом и щедрым благотворителем. Михаил Максимович, я сам это не раз от него слышал, весьма скромно оценивал свой вклад национально ориентированного филантропа и мецената. Боюсь, что он показалось кому-то чрезмерным.
Следом на экране появился некто представительной наружности, резко контрастирующей с бегающими глазками попавшегося фарцовщика. «Сопредседатель движения „Круглый стол бизнеса России“ Лев Рубин», — прокомментировали титры.
В лице Михаила Добровольского мы потеряли надежного партнера и верного друга. Нам еще предстоит осознать всю тяжесть утраты. Но уже сегодня можно констатировать, что это не просто очередное убийство известного бизнесмена. Это — вызов всему бизнес-сообществу. — «Двигатель Круглого стола» Рубин прищурился в камеру и изрек:
— Если это «черная метка» всем нам, то мы готовы принять вызов. Для начала мы решили провести собственное расследование. За любую информацию, способную пролить свет на это вопиющие, вызывающее по своей жестокости преступление, будет выплачено вознаграждение в один миллион долларов. Все, кто готов и в состоянии помочь нашему расследованию, пусть обращается в офис Движения «Круглый стол бизнеса России». Мы гарантируем полную конфиденциальность. Мы, в отличие от Генпрокуратуры, способны провести собственную программу «защиты свидетеля». Для этого у нас есть все средства и возможности.
Корсаков хотел заочно задать вопрос Льву Рубину, что он имел ввиду под «черной меткой». Но господина Рубина уже сменил волосатый аналитик из бродячого племени фри-лансеров. Очевидно, для бизнес-сообщества он не представлял никакой ценности, и парня прямиком бросили на амбразуру.
Он с бледным лицом смертника начал резать правду-матку:
— На основании установленных фактов следствие склоняется к ритуальному характеру убийства. Но что это за факты? Место преступления — подвал дома. На самом деле винный погреб. Михаил Добровольский был известным коллекционером раритетных спиртных напитков. Обращаю внимание, ни одной бутылки, цена за многие доходит до сотни тысяч долларов, не тронуто. Ни одной! Второй факт — положение тела: труп после длительных пыток был распят на столе. Вместо гвоздей использовались кинжалы-распятия. Третьим был нанесен летальный удар в область сердца. На первый взгляд, способ убийства говорит о сатанинском обряде. Но… Насколько известно, никаких иных следов ритуала: надписей, символов или атрибутов «черной мессы» не обнаружено. Это странно. И еще.
Какие сатанисты могли бесшумно снять вооруженную охрану и отключить систему сигнализации? Откуда они знали распорядок дня и маршруты движения потерпевшего, если его безопасностью занимались лучшие специалисты бывшей «девятки»? Как им удалось скрыться с места преступления? А дом, замечу, находится в центре элитного поселка. И еще вопрос: что это за оргия, если ее участники не оставили практически ни одного отпечатка пальцев, ни одного следа ног, ни одного оттиска протекторов шин на дороге?
До сего дня наши органы имели дело только с одним видом сатанистов: маргиналами с явными психическими отклонениями, потрошащих кошек на кладбищах. И следствие пытается нас убедить, что обкурившиеся пэтэушники с татухами «666» на пальцах и зачитанной «Поваренной книгой Антихриста» в кармане «косухи» способны на такое? Убежден, что следователи не идут по ложному следу, так сказать, искренне заблуждаются, а сознательно уводят внимание бизнес-сообщества от очевидной версии произошедшего.
Правдоруб перевел дух и с пассионарным экстазом сунул голову в петлю.
— Не выйдет! Все, кому адресовался этот, с позволения сказать, мессидж безошибочно считали его. Дело в том, что убийство произошло точно по сценарию, описанному в книжке «Русь Окаянная» некого Норки.
На экране мелькнула обложка с мрачным монахом на фоне золотых кремлевских куполов.
— Эта книжонка может считаться великолепным образчиком средства психологической войны. Кто не знаком с этой кагэбэшной лирикой, поясню, что в книге описана некая «Православная Инквизиция» терроризирующая бизнес-сообщество. Известная еще со времен большевиков операция «господа, сдавайте валюту!» идет под знаменем борьбы с сатанинской властью ростовщиков и казнокрадов. В столь благородном деле хороши любые средства — от офтальмологических операций на глазном нерве, обрекающих жертву Инквизиции на вечную слепоту, до превентивных выборочных убийств коррупционеров.
Уже на двадцатой странице опуса выясняется, что из-под рясы Инквизиции торчат вертухайские сапоги. Да, да, да! «Великая Православная Инквизиция» со всем своим сатанинско-поповским антуражем оказывается лишь зондер-командой некого братства людей с горячим сердцем, холодной головой и чистыми руками. Где господин Норка нашел таких чекистов, ума не приложу. Не обладаю знаниями в столь тонких областях как суггестия, дистантное воздействие на сознание и тактика эффективного допроса. Короче, у Великого Инквизитора оказалась сатанинского бородка Феликса Эдмундовича.
Именно такого сатану, в сутане из спецгардероба оперативного департамента ФСБ и с томиком Григория Климова, предтечу и учителя господина Норки, в кармане и следует искать. Будет ли его искать прокуратура? Не уверен. Его будем искать мы — «Агентство экстремальной журналистики».
«За миллион долларов я бы искал даже бабушку сатаны», — машинально подумал Корсаков.
И после этого мозг включился на полную мощность, просчитывая все возможные варианты. На долгую минуту слух и зрение Корсакова полностью отключились.
В отличие от большинства людей он не «думал мысли», а виделкалейдоскоп образов: ярких, живых, страшных в своей реальности. Один раз в жизни «лизнул марку» и был разочарован: ЛСДэшное «путешествие» показалось ему жалкой компьютерной мультяшкой по сравнению с теми живыми картинами, что генерировало его собственное сознание в своем обычном состоянии. Он даже нашел в специальной литературе точное определение своей способности — эйдетика.
Он протер плотно сжатые веки, словно выжимая из-под них остатки последнего видения: Леня Примак, распластанный на низком столике в мастерской. Отсеченная голова лежит на жостовском подносе, до краев заполненного вязкой кровью.
Потянулся к телефону. Набрал номер Примака. Ждал десять гудков. Потом уронил трубку на рычаги.
Корсаков сразу же подумалось о пистолете, который он вчера вновь спрятал под двойным дном кофра.
Аппарат ожил, издал громкое мелодичное курлыкание. Корсаков не успел сообразить, можно или нет брать трубку, находясь в чужой квартире, а рука сама собой сгребла трубку.
— Игорь Алексеевич, не кладите трубку. Разговор касается вас лично, — раздался из трубки ровный, бесстрастный мужской голос.
Корсаков плотно жал губы и на секунду закрыл глаза.
— Да, я слушаю. — Он не без удовольствия отметил, что его голос тоже не подрагивает и напрочь лишен эмоций.
— Игорь Алексеевич, чтобы вы в точности представили себе ситуацию, я передам трубку близкому вам человеку.
В трубке послушался какой-то невнятный шум, потом из нее, как рой пчел-убийц, вылетел истеричный голос бывшей супруги.
— Корсаков… Сволочь!! Ну сколько можно… Опять ты во что-то вляпался, опять, да?! Мало мы из-за тебя настрадались? Одного раза тебе, ироду, мало? Ты еще раз нас с Васькой подставил…
— Он с тобой?
— Да!!
Корсаков холодно потребовал:
— Стася, передай трубку этому человеку.
Анастасия захлебнулась рыданиями. Спустя несколько секунд, Корсаков был уверен, что ему специально дали послушать, как плачет мать его ребенка, в трубку вернулся голос неизвестного мужчины.
— Игорь Алексеевич, вам все ясно? — спросил он.
— Не все, но достаточно.
— Думаю, вам не составит труда через полчаса прибыть по известному вам адресу.
— Вы у нее дома?!
— Правильно. И еще полчаса мы будем здесь. Поторопитесь. Вы догадывайтесь об условиях нашей встречи?
Печальный опыт у Корсакова был, он ответил:
— Я приеду один. В милицию звонить не буду.
— Отлично. Приятно иметь с вами дело. — Голос в трубке улыбался. — Поторопитесь. Время работает против вас, Игорь Алексеевич.
Корсаков бросил взгляд на экран телевизора, в левом нижнем углу, под локтем дикторши, ожившей для новостей культуры и бомонда, электронные часы показывали двенадцать часов тридцать три минуты.
Трубка, в которой булькал сигнал отбоя, упала на рычаги.
— Вы просто не знаете, с кем связались! — веско произнес Корсаков.
* * *
Пистолет был исправен, снаряжен и спрятан под двойным дном кофра.Опыт подсказывал, что первым делом обыщут. Возможно, слегка побьют. Потом будут разводить на деньги. И надо терпеливо играть жертву. Чем дольше, тем лучше. Это усыпляет бдительность. Никто не ждет смертельного, выверенного удара от запуганной жертвы.
Садясь в машину, Корсаков поморщился от боли: ребро футляра карт уперлось в травмированное ребро.
Глава семнадцатая
До Кутузовского он добрался за двадцать семь минут.
На скамейке у подъезда сидел улыбчивый блондин в темных очках. Еще один «близнец». По всем признаками единоутробный братец того блондина, что со стрелой в затылке остался лежать в подворотне.
Корсаков на ходу бегло осмотрел двор. Машин было довольно много, все пафосных марок, и на каких именно тачках приехала бригада, поджидающая его в квартире, сказать было трудно.
Блондин не изменил своей позы манекена из дорого бутика. Улыбка казалась прилепленной к его пластмассово-бледному лицу.
Корсаков, глядя в свое отражение на черных стеклах очков блондина, небрежно бросил:
— Слышь, шестерка, свистни своим, что я иду.
Не снимая улыбки с лица, блондин кивнул.
«Лом тебе в затылок», — пожелал ему Корсаков.
В подъезде стояла гробовая, настороженная тишина. Такая, неживая и стылая, заполняет только отселенные дома. Растровый, как сквозь дымку прошедший, свет сглаживал контуры предметов. Все вокруг казалось размытым и нечетким.
Корсаков знал за собой такую особенность, так глаза реагировали на стресс.
Он ждал лифта, плотно зажмурившись. Еще одной особенностью была сверхконтрастность и сверхчеткость зрения, когда муть ожидания отхлынывала, и сжатая внутри пружина была готова сорваться в смертоносном броске. Тогда глаза резало, как при ярком свете солнечного зимнего дня.
Он вышел на седьмом этаже.
Два блондинистых «близнеца» отлепились от подоконника и дружно шагнули к нему. Оба улыбались плакатными улыбками. Их самоуверенность была пропорциональна габаритам. Полутяжелый вес по классификации Международной ассоциации боев без правил.
Корсаков распахнул плащ.
Один «близнец» молча снял с его плеча ремень кофра. Второй бегло обшарил Корсакова от плеч до ботинок.
— Доволен? — спросил Корсаков у того, кто держал в руке его кофр.
Кивнули оба.
Корсаков подошел к двери сто двадцать первой квартиры, потянулся к звонку.
Нажать не успел. Дверь распахнулась.
На пороге стоял еще один улыбающийся блондин.
Мужчина, на вид лет сорока пяти, неброско, но дорого одетый, сидел в кресле в непринужденной позе, закинув ногу на ногу. Он единственным казался живым и естественным. Три блондина, наштампованные на одной фабрике манекенов, на людей походили только внешне. Один стоял за креслом, два других истуканами замерли в противоположных углах комнаты.
Лицо мужчины, гладко выбритое, с ухоженной кожей, покрывал южный загар. В гладко зачесанных назад волосах серебрились ниточки седины. Корсакову его лицо напомнило бюст Гая Юлия Цезаря из Берлинского музея: отлитые в черном камне воля и упорство. Такие о битвах докладывают кратко: «Пришел, увидел, победил». И не поза это, а суть.
Мужчина скользнул взглядом от ботинок до груди Корсакова и сконцентрировал на лице. Смотрел, не мигая.
Глаза его Корсакову не понравились. Такие, всасывающие, бывают у умных следователей, которые подводят под «вышку», ни разу не повысив голос на подследственного.
«Интеллигентный кишкомот», — определил Корсаков.
Мужчина загнул манжет и бросил взгляд на часы. Уголки губ дрогнули, обозначив улыбку. Так и не растянувшись в нее, губы вновь сложились в плотную, волевую складку.
— Для лица творческой профессии вы похвально точны, — произнес он.
— Я хочу увидеть жену и сына.
Корсаков не заметил, чтобы мужчина подал какой-нибудь знак, но после секундной паузы один из блондинов, стоявший в позе футболиста, в ожидании штрафного удара, разлепил кисти и в три шага пересек комнату, толкнул дверь в смежную комнату. Раньше она была спальней Игоря. Потом в ней долго болела и медленно угасла его мать. После ремонта квартиры комната по наследству перешла к сыну Игоря, а трехкомнатная квартира после развода бывшей жене — Анастасии.
Анастасия, словно ждала, когда отроют дверь, моментально вылетела из комнаты. Она была, конечна издергана и заведена до предела, но никаких явных следов насилия не было.
Увидев Корсакова, захлебнулась от возмущения.
«Началось», — с тоской подумал Корсаков.
Он порадовался, что хотя бы выглядит пристойно. Ночью Анна, оказалось, по собственной инициативе сунула одежду Корсакова в машинку-автомат, и утром он обнаружил одежду выглаженной и пахнущую чистотой на вешалке в ванной. Даже плащ умная девочка протерла каким-то импортным средством, от чего кожа теперь выглядела практически новой, а потертости и заплатки смотрелись стильными декоративными аксессуарчиками в стиле Гая Риччи.
— Ты… Ты — сволочь, Корсаков! — выдохнула Анастасия.
— Это ни для кого не новость.
Анастасия сжала кулаки и на секунду зажмурилась.
— Ну что ты скалишься? Что ты скалишься, уродина?! — Голос Анастасии взлетел на третью октаву. — Во что ты опять вляпался?! Ну почему, почему… За что мне такое?!
Она шагнула к Корсакову. Он на всякий случай снял с головы «стетсон». Не хотелось, чтобы от пощечины шляпа спикировала в угол.
— Стася, мы же договорились, я всегда и во всем виноват, — примирительным тоном произнес Корсаков.
— Да тебя убить мало!!
«Почему? В самый раз хватит», — успел подумать Корсаков перед тем, как получил первый удар кулачком в грудь.
Анастасия, захлебываясь от беззвучных рыданий, барабанила ему в грудь. Корсаков натужно улыбался, хотя несколько раз она попала по травмированным ребрам. В глазах потемнело, но он не подал вида.
Братья-близнецы остались совершенно безучастны, мужчина следил за происходящим, словно находился в кресле партера. С чуть отстраненным интересом.
— Ну все, хватит.
Корсаков обнял Анастасию. Она забилась в его руках, потом обмякла.
Сердце у Корсакова забилось, как подранок в траве. Анастасия за годы после развода ни сколько не изменилась внешне, так и осталась по-девчоночьи стройной. Стоило прижаться телу к телу, как искусно выстроенные крепости из льда с треском рухнули, не устояв перед теплом и трепетом сердец.
— Все у тебя будет хорошо, — прошептал Корсаков в прижатое к его губам ушко. — Ты почтовый ящик проверяла?
Анастасия оторвалась от его груди, сморщившись, как ребенок перед ревом, посмотрела ему в глаза.
— Больной, да?
— Проверь, когда мы уедем.
«Дай бог, что чек на месте. Добровольский, земля ему пухом, опротестовать его не сможет. А таких денег хватит, чтобы искупить мои грехи за три жизни».
В распахнутой двери появился сынишка.
— Па, привет!
Светлорусые, в мать, волосы, были пострижены в модную скобку. Трогательно тонкая шея и по-взрослому пристальный взгляд. Корсаков надеялся, что мальчика, внешностью пошедший в мать, унаследует его глаза. Способные видеть формы и суть вещей.
Анастасия попыталась вырваться, но Корсаков не выпустил ее из объятий.
— Лешка, как дела?
— Нормально. Ты не волнуйся, они нам ничего не сделали.
— Очень хорошо.
— Умный у вас мальчик, — подал голос мужчина. — Пока играл в «Квэйк», попытался послать «мыло» на сайты ФБР и ФСБ. Вовремя поймали. А то тут такое бы сейчас было…
— А вы разве не из ФСБ? — спросил Корсаков.
— Да это чисто «Матрица»! — встрял Лешка. — Прикинь, па, они за сутки в туалет ни разу не сходили.
Мужчина хмыкнул. Корсаков улыбнулся.
— Весь в меня.
— Не дай бог, — прошептала ему в грудь Анастасия.
Мужчина кашлянул в кулак.
— Анастасия Викторовна, пожалуйста, оставьте нас.
Корсаков уронил руки.
— Иди, Стася.
— Во что ты вляпался, Игорь? Как в прошлый раз?
Корсаков покачал головой.
— Тебе нечего бояться. Я вас вытащу. Как тогда… Не забудь про почту.
Он осторожно отстранил от себя Анастасию.
Посмотрел на ее полураскрытые, искусанные губы, и подумал, что, стоит припасть к ним в поцелуе хоть на мгновенье, как все вернется на круги своя. А это не нужно ни ей, ни ему.
— Иди. Храни вас Бог.
Анастасия всхлипнула и прижала кулачок к губам.
Один из «близнецов» сопроводил ее до порога комнаты и плотно закрыл за ней дверь.
Развернулся и вплотную подошел к Корсакову.
Вблизи кожа на лице блондина казалась высококачественным латексом. Глаза отливали черным стеклом.
Молча, блондин провел ладонями по груди Корсакова. Правой ладонью нырнул в нагрудный карман, извлек футляр.
Отступил. Шагнул к мужчине в кресле, передал футляр и вернулся на свое место у стены.
Мужчина осторожно открыл футляр. Заглянул во внутрь.
Поднял взгляд на Корсакова.
— Что-то не так? — спросил Игорь.
Мужчина, не ответив, перевел взгляд за спину Корсакова.
Игорь, оглянувшись, увидел, что из прихожей выдвинулся «близнец» с его кофром в руке.
— Нет, — проскрипел «близнец».
Мужчина с минуту разглядывал Корсакова.
В полной тишине, повисшей в комнате, зрение Корсакова обрело болезненную, опасную четкость. С расстояния трех шагов, от отчетливо различал каждый седой волосок на висках у мужчины.
Мужчина дрогнул тонкими губами. Достал из кармана мобильный. Нажав всего одну кнопку, установил связь с нужным абонентом.
— Нет, — произнес он только одно слово.
Корсаков где-то читал, что у «нет» сто пятьдесят интонационных значений. Мужчина произнес «нет» как доклад, а не приказ.
Выслушав кого-то на другом конце линии, он уронил:
— Да.
Убрал мобильный в карман.
С минуту щупал и сверлил Корсакова взглядом следователя по особо важным делам.
— Вам придется проехать с нами, — ровным голосом произнес он.
— Женщина и ребенок вне игры?
Корсаков решил, что при неустраивающем его ответе, начнет убивать и умирать прямо здесь, не сходя с места. Эти люди просто не оставили ему иных шансов.
Мужчина опустил веки.
Из смежной комнаты вышел очередной «близнец» и молча проследовал в прихожую.
На глазах у Корсаков была плотная повязка. Оставалось только полагаться на слух. Он пытался сориентироваться по гулу потока машин, в котором катила их машина, считать количество поворотов и остановок. Но быстро понял, что все бесполезно. Шпионские хитрости, растиражированные в дешевых детективах, в измученной пробками Москве не действуют: в столице можно короткими рывками ехать час там, где пешком пройдешь за десять минут.
Корсаков решил расслабиться и ждать.
В конце концов, побеждает тот, кто заключил сделку не с Фортуной, а с Хроносом. Неумолимое Время срывает дубовый венок с головы победителя.
«Кто умеет ждать, тот умный. Кто мертвый — тот дурак», — поучал Славка-Бес.
На скамейке у подъезда сидел улыбчивый блондин в темных очках. Еще один «близнец». По всем признаками единоутробный братец того блондина, что со стрелой в затылке остался лежать в подворотне.
Корсаков на ходу бегло осмотрел двор. Машин было довольно много, все пафосных марок, и на каких именно тачках приехала бригада, поджидающая его в квартире, сказать было трудно.
Блондин не изменил своей позы манекена из дорого бутика. Улыбка казалась прилепленной к его пластмассово-бледному лицу.
Корсаков, глядя в свое отражение на черных стеклах очков блондина, небрежно бросил:
— Слышь, шестерка, свистни своим, что я иду.
Не снимая улыбки с лица, блондин кивнул.
«Лом тебе в затылок», — пожелал ему Корсаков.
В подъезде стояла гробовая, настороженная тишина. Такая, неживая и стылая, заполняет только отселенные дома. Растровый, как сквозь дымку прошедший, свет сглаживал контуры предметов. Все вокруг казалось размытым и нечетким.
Корсаков знал за собой такую особенность, так глаза реагировали на стресс.
Он ждал лифта, плотно зажмурившись. Еще одной особенностью была сверхконтрастность и сверхчеткость зрения, когда муть ожидания отхлынывала, и сжатая внутри пружина была готова сорваться в смертоносном броске. Тогда глаза резало, как при ярком свете солнечного зимнего дня.
Он вышел на седьмом этаже.
Два блондинистых «близнеца» отлепились от подоконника и дружно шагнули к нему. Оба улыбались плакатными улыбками. Их самоуверенность была пропорциональна габаритам. Полутяжелый вес по классификации Международной ассоциации боев без правил.
Корсаков распахнул плащ.
Один «близнец» молча снял с его плеча ремень кофра. Второй бегло обшарил Корсакова от плеч до ботинок.
— Доволен? — спросил Корсаков у того, кто держал в руке его кофр.
Кивнули оба.
Корсаков подошел к двери сто двадцать первой квартиры, потянулся к звонку.
Нажать не успел. Дверь распахнулась.
На пороге стоял еще один улыбающийся блондин.
* * *
Кто в «бригаде» старший, Корсаков понял сразу.Мужчина, на вид лет сорока пяти, неброско, но дорого одетый, сидел в кресле в непринужденной позе, закинув ногу на ногу. Он единственным казался живым и естественным. Три блондина, наштампованные на одной фабрике манекенов, на людей походили только внешне. Один стоял за креслом, два других истуканами замерли в противоположных углах комнаты.
Лицо мужчины, гладко выбритое, с ухоженной кожей, покрывал южный загар. В гладко зачесанных назад волосах серебрились ниточки седины. Корсакову его лицо напомнило бюст Гая Юлия Цезаря из Берлинского музея: отлитые в черном камне воля и упорство. Такие о битвах докладывают кратко: «Пришел, увидел, победил». И не поза это, а суть.
Мужчина скользнул взглядом от ботинок до груди Корсакова и сконцентрировал на лице. Смотрел, не мигая.
Глаза его Корсакову не понравились. Такие, всасывающие, бывают у умных следователей, которые подводят под «вышку», ни разу не повысив голос на подследственного.
«Интеллигентный кишкомот», — определил Корсаков.
Мужчина загнул манжет и бросил взгляд на часы. Уголки губ дрогнули, обозначив улыбку. Так и не растянувшись в нее, губы вновь сложились в плотную, волевую складку.
— Для лица творческой профессии вы похвально точны, — произнес он.
— Я хочу увидеть жену и сына.
Корсаков не заметил, чтобы мужчина подал какой-нибудь знак, но после секундной паузы один из блондинов, стоявший в позе футболиста, в ожидании штрафного удара, разлепил кисти и в три шага пересек комнату, толкнул дверь в смежную комнату. Раньше она была спальней Игоря. Потом в ней долго болела и медленно угасла его мать. После ремонта квартиры комната по наследству перешла к сыну Игоря, а трехкомнатная квартира после развода бывшей жене — Анастасии.
Анастасия, словно ждала, когда отроют дверь, моментально вылетела из комнаты. Она была, конечна издергана и заведена до предела, но никаких явных следов насилия не было.
Увидев Корсакова, захлебнулась от возмущения.
«Началось», — с тоской подумал Корсаков.
Он порадовался, что хотя бы выглядит пристойно. Ночью Анна, оказалось, по собственной инициативе сунула одежду Корсакова в машинку-автомат, и утром он обнаружил одежду выглаженной и пахнущую чистотой на вешалке в ванной. Даже плащ умная девочка протерла каким-то импортным средством, от чего кожа теперь выглядела практически новой, а потертости и заплатки смотрелись стильными декоративными аксессуарчиками в стиле Гая Риччи.
— Ты… Ты — сволочь, Корсаков! — выдохнула Анастасия.
— Это ни для кого не новость.
Анастасия сжала кулаки и на секунду зажмурилась.
— Ну что ты скалишься? Что ты скалишься, уродина?! — Голос Анастасии взлетел на третью октаву. — Во что ты опять вляпался?! Ну почему, почему… За что мне такое?!
Она шагнула к Корсакову. Он на всякий случай снял с головы «стетсон». Не хотелось, чтобы от пощечины шляпа спикировала в угол.
— Стася, мы же договорились, я всегда и во всем виноват, — примирительным тоном произнес Корсаков.
— Да тебя убить мало!!
«Почему? В самый раз хватит», — успел подумать Корсаков перед тем, как получил первый удар кулачком в грудь.
Анастасия, захлебываясь от беззвучных рыданий, барабанила ему в грудь. Корсаков натужно улыбался, хотя несколько раз она попала по травмированным ребрам. В глазах потемнело, но он не подал вида.
Братья-близнецы остались совершенно безучастны, мужчина следил за происходящим, словно находился в кресле партера. С чуть отстраненным интересом.
— Ну все, хватит.
Корсаков обнял Анастасию. Она забилась в его руках, потом обмякла.
Сердце у Корсакова забилось, как подранок в траве. Анастасия за годы после развода ни сколько не изменилась внешне, так и осталась по-девчоночьи стройной. Стоило прижаться телу к телу, как искусно выстроенные крепости из льда с треском рухнули, не устояв перед теплом и трепетом сердец.
— Все у тебя будет хорошо, — прошептал Корсаков в прижатое к его губам ушко. — Ты почтовый ящик проверяла?
Анастасия оторвалась от его груди, сморщившись, как ребенок перед ревом, посмотрела ему в глаза.
— Больной, да?
— Проверь, когда мы уедем.
«Дай бог, что чек на месте. Добровольский, земля ему пухом, опротестовать его не сможет. А таких денег хватит, чтобы искупить мои грехи за три жизни».
В распахнутой двери появился сынишка.
— Па, привет!
Светлорусые, в мать, волосы, были пострижены в модную скобку. Трогательно тонкая шея и по-взрослому пристальный взгляд. Корсаков надеялся, что мальчика, внешностью пошедший в мать, унаследует его глаза. Способные видеть формы и суть вещей.
Анастасия попыталась вырваться, но Корсаков не выпустил ее из объятий.
— Лешка, как дела?
— Нормально. Ты не волнуйся, они нам ничего не сделали.
— Очень хорошо.
— Умный у вас мальчик, — подал голос мужчина. — Пока играл в «Квэйк», попытался послать «мыло» на сайты ФБР и ФСБ. Вовремя поймали. А то тут такое бы сейчас было…
— А вы разве не из ФСБ? — спросил Корсаков.
— Да это чисто «Матрица»! — встрял Лешка. — Прикинь, па, они за сутки в туалет ни разу не сходили.
Мужчина хмыкнул. Корсаков улыбнулся.
— Весь в меня.
— Не дай бог, — прошептала ему в грудь Анастасия.
Мужчина кашлянул в кулак.
— Анастасия Викторовна, пожалуйста, оставьте нас.
Корсаков уронил руки.
— Иди, Стася.
— Во что ты вляпался, Игорь? Как в прошлый раз?
Корсаков покачал головой.
— Тебе нечего бояться. Я вас вытащу. Как тогда… Не забудь про почту.
Он осторожно отстранил от себя Анастасию.
Посмотрел на ее полураскрытые, искусанные губы, и подумал, что, стоит припасть к ним в поцелуе хоть на мгновенье, как все вернется на круги своя. А это не нужно ни ей, ни ему.
— Иди. Храни вас Бог.
Анастасия всхлипнула и прижала кулачок к губам.
Один из «близнецов» сопроводил ее до порога комнаты и плотно закрыл за ней дверь.
Развернулся и вплотную подошел к Корсакову.
Вблизи кожа на лице блондина казалась высококачественным латексом. Глаза отливали черным стеклом.
Молча, блондин провел ладонями по груди Корсакова. Правой ладонью нырнул в нагрудный карман, извлек футляр.
Отступил. Шагнул к мужчине в кресле, передал футляр и вернулся на свое место у стены.
Мужчина осторожно открыл футляр. Заглянул во внутрь.
Поднял взгляд на Корсакова.
— Что-то не так? — спросил Игорь.
Мужчина, не ответив, перевел взгляд за спину Корсакова.
Игорь, оглянувшись, увидел, что из прихожей выдвинулся «близнец» с его кофром в руке.
— Нет, — проскрипел «близнец».
Мужчина с минуту разглядывал Корсакова.
В полной тишине, повисшей в комнате, зрение Корсакова обрело болезненную, опасную четкость. С расстояния трех шагов, от отчетливо различал каждый седой волосок на висках у мужчины.
Мужчина дрогнул тонкими губами. Достал из кармана мобильный. Нажав всего одну кнопку, установил связь с нужным абонентом.
— Нет, — произнес он только одно слово.
Корсаков где-то читал, что у «нет» сто пятьдесят интонационных значений. Мужчина произнес «нет» как доклад, а не приказ.
Выслушав кого-то на другом конце линии, он уронил:
— Да.
Убрал мобильный в карман.
С минуту щупал и сверлил Корсакова взглядом следователя по особо важным делам.
— Вам придется проехать с нами, — ровным голосом произнес он.
— Женщина и ребенок вне игры?
Корсаков решил, что при неустраивающем его ответе, начнет убивать и умирать прямо здесь, не сходя с места. Эти люди просто не оставили ему иных шансов.
Мужчина опустил веки.
Из смежной комнаты вышел очередной «близнец» и молча проследовал в прихожую.
* * *
Двигатель работал абсолютно бесшумно; движется машина или нет, можно было догадаться только по легкому покачиванию и характерному сосущему ощущению в солнечном сплетении, что возникает при взлете самолета.На глазах у Корсаков была плотная повязка. Оставалось только полагаться на слух. Он пытался сориентироваться по гулу потока машин, в котором катила их машина, считать количество поворотов и остановок. Но быстро понял, что все бесполезно. Шпионские хитрости, растиражированные в дешевых детективах, в измученной пробками Москве не действуют: в столице можно короткими рывками ехать час там, где пешком пройдешь за десять минут.
Корсаков решил расслабиться и ждать.
В конце концов, побеждает тот, кто заключил сделку не с Фортуной, а с Хроносом. Неумолимое Время срывает дубовый венок с головы победителя.
«Кто умеет ждать, тот умный. Кто мертвый — тот дурак», — поучал Славка-Бес.