Солнце катилось к закату, когда Вихров пришел в себя. Тихо. Он ощупал свое тело и нигде не почувствовал боли. Приподнявшись на локти, подполковник осмотрелся. Вокруг лежали разорванные в клочья части человеческих тел.
— Угрюмый! Савелий!
Он кричал, но не слышал собственного голоса.
— Сука! Продал нас, гнида! Если выживу, башки тебе не сносить, банкир!
— Угрюмый! Ты жив?
Тот что-то ответил, но Вихров его не слышал. Помогая друг другу, они поднялись на ноги.
— Ладно, приятель, слезы лить после будем, а сейчас уходить надо, — сказал Вихров, не ожидая ответа, который он все равно не услышал бы.
Подполковник посмотрел на приятеля и увидел окровавленное плечо.
— Идти можешь? Кивни, меня контузило.
Угрюмый едва держался на ногах, но кивнул утвердительно.
— Вперед, я за тобой.
— А иначе и быть не может, — прошептал Угрюмый.
Он первый вышел на поле и тяжело зашагал в сторону границы. Вихров выжидал. Когда тот отошел на два десятка метров, подполковник двинулся следом.
Он успел пройти не больше трех метров, как раздался следующий взрыв. Угрюмый исчез. На его месте осталась дымящаяся воронка.
Вихров лежал лицом к земле и не шевелился. Вот почему они не охраняют эти ворота. Дорога открыта. Гуляй, сколько судьбе твоей вздумается. Чирк ножкой о растяжку — и поминай как звали.
Так он лежал до темноты. Где-то вдалеке послышались залпы орудий.
— Черт! Я слышу! Слышу! Значит, я жив. Ноги, голова, руки, глаза, уши — все на месте. Нет, костлявая, рано ты свои грабли ко мне тянешь. Мы еще пошумим.
Вихров поднялся на ноги и побрел назад к лесу. Взошла луна. Он видел под ногами протоптанную тропу.
— Черт с ними, с деньгами. Немного оклемаюсь и все равно уйду. Теперь меня не остановишь.
Но его остановили. Они вырастали, как грибы из земли. Один, второй, третий. Считать не имело смысла. Его окружили. Черные, бородатые, обвешанные оружием. Не люди, а дикари.
— Заблудился, подполковник? — прозвучал хриплый голос с акцентом. — Автомат на землю, руки за голову!
Вихров выполнил приказ.
— И сколько же мы за него получим? — спросил другой голос.
— Дырку от бублика, — сжав зубы, процедил Вихров.
Только он один знал, что нет на земле такого человека, который готов заплатить за его жизнь хотя бы гнутую медяшку.
Сорокин склонил голову набок и одобрительно протянул:
— Красиво, конечно. Любишь ты деньгами сорить, лапуля.
Он сказал это мягко и нежно. В шестьдесят лет не принято возражать сорокалетним женам.
— Теперь с ванной покончено. Осталась лоджия. У меня есть хорошая задумка.
— Не возражаю.
Сорокин вышел из ванной и прошел в столовую. Он ел свой завтрак и смотрел телевизор. Он знал о вчерашнем сообщении, но передачу смог увидеть только сейчас — утром шел повтор. Милая журналистка в погонах капитана милиции с должным обаянием вещала с экрана о криминальных новостях.
— Посмотрим, что вы теперь нам скажете, господин финансист. Это только начало.
Жена заглянула в комнату.
— Машина за тобой пришла. Что сказать охране?
— Я еще не брился. Пусть ждут.
Спустя десять минут Сорокин в сопровождении четырех человек спустился и сел в подогнанный к подъезду лимузин. Он торопился. Через полчаса ему предстояло выступать с высокой трибуны с докладом.
День тяжелый, ответственный, но очень важный. Если доклад пройдет удачно, то перед ним откроются новые перспективы. Это радовало. Каждое новое кресло стояло на ступень выше. А ступеней осталось не очень много. Скоро вершина. Та самая, о которой мечтает любой политик и аппаратчик.
Все шло как по маслу. Он вышел на трибуну под аплодисменты. Начал красиво и задористо. Хвалил и критиковал. Всего в меру. Рассказывал о перспективах и приводил нужные аргументы, но вдруг начал спотыкаться на словах, и его качнуло.
Зрители первых рядов ахнули. Сквозь поры лица докладчика начали выступать капельки крови. Он этого не видел и не понимал, что с ним происходит. Голова кружилась, а ноги стали подкашиваться.
Сорокин обливался потом. Он вынул платок и вытер лицо. Боль обожгла щеки и шею. На платке он увидел кровь. Она уже капала на рубашку.
Члены президиума бросились на помощь. Журналисты оказались первыми.
Защелкали затворы фотоаппаратов, замелькали вспышки, включились все видеокамеры. В зале поднялся шум.
Врачи опоздали. Через пять минут Сорокин умер. Из здания его выносили на носилках, накрытых простыней. Следующая «скорая помощь» увезла председателя президиума, у которого стало плохо с сердцем.
Совещание пришлось прекратить, а репортеры бросились с сенсационными материалами в свои редакции.
Тихомирова раздражал этот молчун, но он привык к неудобствам, и на работу подобные обстоятельства не влияли.
— И еще раз вам скажу, уважаемый Олег Палыч, дело построено на песке. Суд не примет его в производство. По сути, нет ни одного свидетеля. А что касается столичных приключений Медведевой, то она может выступить как свидетель, но никоим образом как ответчик.
— Зря вы стараетесь, Михал Абрамыч, — улыбаясь, начал следователь в форме майора. — Оружие найдено у Медведевой. Из этого пистолета убита Юлия Зарецкая.
Медведеву опознала уборщица. Какие еще вам нужны свидетельства?
— Эксперизой доказано, что Зарецкая застрелена в два часа ночи или около того. Медведева приехала в кемпинг «Голубые озера» в восемь тридцать утра. Это подтверждает сторож, стоявший на воротах. Он точно такой же свидетель, как и ваша уборщица. Медведева обнаружила труп, но не являлась убийцей.
— Но, кроме сторожа, мы не нашли свидетелей ее приезда в кемпинг в восемь тридцать. Где те люди, которые ее подвезли? Никто из приезжих не регистрировался в этот день.
— По вполне понятным причинам. Люди приехали отдыхать и видят милицию, которая расследует убийство. Кому это нужно? Разумеется, они уехали.
— Почему же Медведева скрылась с места происшествия?
— Милиция неравнодушна к ней. Как только ее видят, им тут же хочется навешать на нее всех собак. И поймите главное: для убийства нужны веские причины. Медведева не маньяк, а человек, который имел дело с милицией только при получении паспорта.
— Разумеется, своего, а не украденного у хореографа Керн. Чужие документы, оружие, бесконечное бегство с места на место, где постоянно остаются гильзы от браунинга. Это уже не совпадение, а закономерность.
— Для обвинения слишком мало. Суд не примет ваши домыслы. Карточный домик.
Нужны факты, а у вас их нет. Надеюсь, мне будет позволено увидеться с арестованной. Как я знаю, она уже поправляется.
Подполковник подал голос.
— Вы увидитесь с ней на нарах, любезный адвокат.
— Что это значит? — возмутился Тихомиров.
— Это руководитель следственного отдела из Москвы подполковник Ефимов, — пояснил капитан.
— И что из этого следует?
— А то, что мы обвиняем вас в присвоении чужих документов. Очень схожая ситуация. Вы бкорее сообщник Медведевой, а не защитник.
— Я вас не понимаю… — Тихомиров встал.
— Сядьте! Тут и понимать нечего. Михаил Абрамович Тихомиров погиб месяц назад в собственном офисе в Москве и похоронен на Ваганьковском кладбище с соответствующими почестями. Что касается вас, то придется задержаться вам в этих стенах. На какой срок? Это определит суд. На данный момент налицо мошенничество и подлог документов. Но если они попали к вам, то стоит предположить, что они украдены. Дело о гибели Тихомирова не закрыто. Вы — один из тех, кто очень подходит под подозрение в убийстве настоящего адвоката.
Ефимов подошел к столу, и капитан с готовностью уступил ему свое место.
Подполковник сел и впился взглядом в Тихомирова.
— Ну, красавчик?! Пора познакомиться. Сам скажешь, как тебя зовут, или вызвать помощников, которые умеют вправлять мозги?
— Вы ко мне?
— Совершенно верно, Владимир Сергеевич. Если вы позволите, я оторву вас от дел на несколько минут.
— Отрывайте. Только пользы от меня никакой.
— Зато от меня есть польза.
— Мне ничего не нужно.
— Разрешите войти, а потом увидим.
Медеведев посторонился.
Андрей прошел в кухню, где царил беспорядок.
— Опустили руки, Владимир Сергеич?
— Говорите, что вам нужно, и убирайтесь.
Медведев сел за стол и сунул в рот сигарету. Андрей устроился напротив и положил рядом старый кожаный портфель.
— Речь пойдет о вашей жене…
— Какое тебе до нее дело, сопляк?
Андрей улыбнулся.
— Я ей кое-чем обязан. Наберитесь терпения. Мы можем ее спасти, если вы пойдете на компромисс с собственным честолюбием и понятием о чести офицера.
— Я не готов обсуждать с вами вопросы чести. Я служу закону и выполняю свой долг.
— Никто в этом не сомневается. Но согласитесь, закон и справедливость — разные вещи. Не надо их путать. Вы уже успели убедиться в этом. Нынешнее время требует от человека гибкости. Прямолинейные, твердолобые подходы к неординарным событиям положительных результатов не принесут. Не стоит воевать с ветряными мельницами. Ваше донкихотство никто не оценит.
— Поздно меня учить жизни. Переходный возраст далеко позади.
— Учиться никогда не поздно. Попробуйте стать коммерсантом. Если законы, которым вы служите, не в силах вам помочь вытащить жену из петли, то попробуйте ее выкупить. Ваша контора пойдет на сделку. Согласитесь, что Федеральная Служба Безопасности все еще остается очень сильной и влиятельной организацией.
Руководство может запросить дело Татьяны Медведевой в свое производство и закрыть его за отсутствием состава преступления.
Медведев криво ухмыльнулся.
— У ФСБ других забот нет. А потом — я уже не работаю в этом ведомстве.
— Работаете. Завтра кончается ваш отпуск. Конечно, ваш рапорт руководству поможет освободить полковника Медведева от занимаемой должности, но есть и другие документы, которые вы можете положить на стол генералу. Более интересные и увлекательные.
— Хватит темнить, молодой человек. Андрей расстегнул портфель и вынул красную папку.
— Это договоры, подписанные одним из министров. Они подтверждают вашу версию, которую вы разрабатывали по ходу следствия о группировке «Черный лебедь». Сейчас этой банды не существует. Она самоуничтожилась. Однако остались корни. Очень глубокие корни, способные дать новые ростки. Документы, находящиеся в моих руках, дают вам возможность вырвать сорняк со всеми корнями.
Если вы это сделаете, то вас поздравят с успешным завершением операции. Это то, что касается закона. Ну а теперь поговорим о справедливости. Тут придется забыть о законе и подумать о коммерции.
Андрей положил красную папку на стол и достал из портфеля четыре черные папки.
— За эти материалы любая разведка заплатит очень большие деньги. Но мы, как патриоты, предложим уникальные исследования своей стране. Правда, не без условий и не за здорово живешь. Цена невысокая: свобода Татьяны Медведевой, уничтожение компромата и отказ от дальнейшего преследования невиновной женщины. Это не законно, но справедливо.
— Что в этих папках?
— Без специалистов здесь никто не разберется. Вам и не нужно отдавать все сразу. В первой папке лежит реферат, который раскрывает принцип идеи трансплантации одного человека в другого. На первый взгляд выглядит фантастично, но эксперименты доказали реальную возможность подобных операций.
Не уверен, что в нашей стране найдутся специалисты, способные воплотить идею в жизнь, но это ли главное? Куда важнее, чтобы эти материалы не попали в чужие руки. Вы не обязаны дарить спецслужбам многолетние труды ученых, которые положили жизнь, добиваясь высоких результатов. Я являюсь прямым наследником этих папок и передаю вам их на определенных условиях. Если вы способны выполнить эти условия, то я вам их оставлю.
Медведев долго смотрел на странного гостя, затем кивнул:
— Пусть будет коммерция.
На следующий день генерал принял полковника Медведева в своем кабинете.
Время беседы ограничивалось двадцатью минутами. Генерал созывал совещание и не имел возможности заниматься полковником больше положенного. Но разговор затянулся на два часа, и совещание пришлось отложить.
— Есть ли подтверждение этим материалам? — спросил генерал.
— Безусловно есть. Но мы их не получим. Результаты исследований изложены в четвертой папке. Они положительные. К сожалению, профессор Зарецкий умер, и его сын, над которым проводились опыты, также скончался. Причина смерти сына не связана с экспериментом. Участников создания этого метода мы не найдем, а значит, без нашего ведома последующие эксперименты невозможны. Этим вопросом могут заняться ученые-исследователи и дать свой анализ и авторитетное заключение.
— Вряд ли нам позволят это сделать. Перед нами лежит страшное оружие.
Смотрите на вещи трезво, полковник. Сам факт того, что мы с вами знаем о существовании такого метода обработки личности, ставит нас в опасное положение. Какие уж там могут быть ученые? Любой смертный, узнавший тайну черных папок, подлежит уничтожению. Страшен не результат проведенного эксперимента, а сама идея. А идея, воплощенная в жизнь, становится катастрофой. Такую тайну невозможно удержать в сейфе. Эта бацилла распространится по миру, как чума. Как американцы ни старались сохранить тайну атомной бомбы, им это не удалось. Мы получили оружие не менее страшное в стратегическом плане, чем ядерный заряд. Способны ли вы понять это?
— Что вы предлагаете?
— Остаться живыми. Наше дело разоблачать шпионов, коррупционеров, наносящих экономический урон государству, террористов и организованную преступность. Здесь компромиссов быть не должно. Но если мы переступим порог и заглянем в область управления человеческим мозгом, нас сотрут с лица земли.
— Вы не преувеличиваете последствия?
— Я их занижаю. Мне страшно подумать, какую реакцию вызовет этот документ у Президента. Нам этот человек недоступен, и сама мысль о непосредственном общении с ним нереальна. Без посредников не обойтись. А в таких делах лишние люди, обладающие практической властью, могут сыграть для нас роковую роль. Либо они перехватывают инициативу, либо используют материалы в собственных целях как метод политического шантажа, либо того хуже. Мы имеем дело с людьми, искушенными в политике и дворцовых играх. О патриотизме лучше забыть. Но в любом случае концы будут отрубаться. И тогда я за нашу жизнь не поставлю ломаного гроша.
— Значит, выхода нет? Материалы нужно уничтожить?
— Вы правильно меня поняли. Здесь и сейчас.
Медведев прослужил в органах более четверти века, но никогда не думал, что он всего лишь невидимая песчинка в крутящемся смерче произвола. И они это называют политикой и порядком вещей!
Наивность, граничащая с невежеством.
Сначала ему показалось, что пришли двое, но изображение мелькало в глазах и расплывалось, соединяя и раздваивая силуэт одного человека. Скорее всего, у него были галлюцинации. Он уже не различал, где действительность, а где мираж.
— У вас сильная воля, майор, — сказал входивший в бункер молодой человек.
Голос отозвался эхом в ушах и утонул в сознании. Трошин хотел что-то сказать, но не смог.
— Теперь, майор, я вижу, что вы созрели и заслуживаете обещанного гонорара. Нет, я не правильно выразился. Вы стоите столько, сколько способны унести. Дорога наверх — это тридцать две крутые ступени. Ваша задача добраться до моего кабинета. Там вас ждет свобода. А теперь берите деньги и убирайтесь.
Трошин стиснул зубы. Рана гноилась, и рубашка прилипла к телу. Ему не хватало воздуха, и его трясло в лихорадке. Жизнь уже не казалась ему увлекательным приключением, она превратилась в тяжкое, мучительное бремя с кошмарным финалом.
Душа требовала покоя, но мозг работал отчетливо. Жажда и голод обострили все чувства и трезвость мышления. Ему предлагали свободу. Самое дорогое, что существует в этом мире. Но каждый видит ее по-своему.
Валяясь на куче денег, он успел их возненавидеть, но как только врата жизни приоткрылись и пахнуло свежим ветерком, представление о счастье на вольной земле начало возвращать его к прежним убеждениям.
Трошин перевернулся на спину, упираясь локтями в пол, и приподнялся. У него кружилась голова, а ноги напоминали протезы. Безвольные чурбаны отказывались выполнять приказы хозяина. Главное — беречь силы и не делать лишних движений. Суета все погубит.
Майор сел и, не поднимаясь, начал запихивать пачки денег за пазуху.
Рубашка вздувалась, делая хозяина похожим на карикатуру. Меры он не знал, пока не ощутил такой тяжести, которую невозможно поднять. Глупо, подумал он. Где его рациональность? Он потратил лишние силы и уже не мог встать, не мог даже шевельнуться.
Трошин принялся вынимать прессованные кирпичи из стодолларовых купюр и бросать их на бетонный пол. Еще попытка — и вновь неудача. Разгрузившись наполовину, ему наконец удалось встать на колени и подняться. Только бы не упасть. Он сделал шаг вперед и покачнулся. Пауза. Вдох — еще шаг. Он шел к двери целую вечность. Ничего не могло его остановить, кроме смерти. О ней майор не думал. Человека в дверях он не видел. Только вперед.
Вот и лестница. Тридцать две ступени. Одна, вторая, третья — и ноги подкосились. Он едва не упал, вцепившись в перила. Перед глазами плавали розовые круги. Сердце вырывалось из груди, а ноги превратились в пудовые гири.
— Никаких поблажек, Трошин. Только вперед. Любая задержка лишит вас денег. Вам осталось двадцать девять ступеней.
Голос звучал, как свист бича. Пастух гнал его вперед.
Трошин поднялся еще на три ступени и, вынув из-за пазухи три пачки, бросил их под ноги, через пять ступеней — еще четыре упаковки. Глаза его налились кровью, пот стекал ручьями, как дождевой поток. Стиснув челюсти, майор делал шаг за шагом, оставляя за собой пачки денег. Когда впереди забрезжил свет, он понял, что последние силы покинули его. Трошин достал последнюю упаковку, разодрал зубами целлофан и выдернул из пачки узкую стопку купюр. С ними он добрался до верха, вошел в кабинет и упал, потеряв сознание.
Марина сидела на диване и при появлении шатающегося привидения с кровавыми глазами и бешеным взглядом вскрикнула. Ее никто не услышал.
Андрей вошел в кабинет, и напольные часы встали на место.
— Кто это, Андрей? Что за чудовище? Откуда он взялся?
— Ты его не узнала? Катакомбы людей не красят. Забудь о нем.
Дверь распахнулась, и в комнате появился Ван Ли. Андрей выжидающе посмотрел на смуглого парня с кошачьими повадками.
— Есть новости? — спросил он.
— Есть, — ответил Ван Ли. — Первичное предположение не оправдалось. В Центральную клиническую больницу Хабарова не отправили. Его поместили в Военный окружной госпиталь в Красногорске, под Москвой. Современно оборудованная клиника с очень опытными врачами. Охрана поставлена на высшем уровне. Доступ невозможен. Состояние больного тяжелое. Лежит в реанимации.
— Доступ везде возможен, дорогой друг. Забудь о Хабарове, я сам о нем позабочусь. Помоги лучше этому бедолаге.
Андрей кивнул на лежавшего на ковре Трошина.
— Он заработал свободу?
— И деньги. Столько, сколько стоит сам. К сожалению, недорого. Меньше тысячи. Так всегда бывает, если переоценивать свои силы и возможности. Он свое получил. Брось его в багажник и отвези в Москву. Пусть он очнется на Гоголевском бульваре против памятника. Там он предпочитал назначать встречу своим агентам. Думаю, что Гоголь смотрел на него с иронией. Трошин возомнил себя Микулой, которого черт на своих плечах доставил во дворец к императрице, и та ему подарила царские черевички. Бедный майор. Он не заметил усмешки великого писателя. Черта нельзя обмануть. И только в сказках цари раздаривают свою собственность и сочувствие.
Ван Ли взвалил бесчувственное тело на плечи и вышел из комнаты.
Марина рассмеялась.
— А китаец сам похож на черта.
— Только путь его лежит не во дворец. Андрей сел за стол и включил компьютер.
— Что ты собираешься делать?
— Закончить работу Марфуты.
— Каким образом? — девушка подошла к столу и взглянула на экран с цифрами.
— Современное убийство не требует оружия.
— Но из компьютера нельзя стрелять!
— Сейчас проверим… Произведем поиск… Так… Попадаем на главный сервер окружного госпиталя… Взламываем код… Минуточку… Проникаем… Ищем нужный компьютер… Так… Вот и наш больной. Глупый господин Хабаров! Ведь я его предупреждал… Момент — а теперь меняем программу на компьютере больного.
Отменяем искусственное дыхание, перекрываем кислород, увеличиваем поступление лекарства в кровь…Так… Еще немного — и наш пациент переселится в другой мир. Дорога в ад ему давно заказана. Уж он-то точно повстречается с чертями. Ну вот и все.
Железная дверь проходной открылась ровно в одиннадцать. Татьяна ступила на тротуар, сделала два шага и остановилась. Стальной скрежет за спиной известил ее о конце всех мучений. Щелкнул засов, и наступила тишина.
Он стоял исхудавший, побледневший, с грустными черными глазами и тревогой на лице. Кто из них больше волновался? Да Бог их знает.
Во время операции ей остригли волосы. Шикарную прическу, отнимавшую по несколько часов у парикмахеров, сменил беспорядочный рыжий ежик. Правый глаз прикрывала черная повязка. Через висок к уху проходил глубокий шрам. Теперь ее никто не мог назвать красавицей. Впалые щеки, потрескавшиеся губы и тонкая шея, прикрытая косынкой. Она не думала о своей внешности. Она думала о нем. О том единственном, что было и осталось в ее жизни.
У полковника, может быть, впервые в жизни, навернулась слеза, но он тут же смахнул ее рукавом и попытался улыбнуться.
Она бросилась ему навстречу, и они вцепились друг в друга посреди мостовой, ничего не видя вокруг. Татьяна разрыдалась, а он тихо гладил ее по коротким волосам. Какие тут могут быть слова!
Уборочная машина остановилась в пяти шагах. Шофер хотел посигналить, но не стал. В конце концов, он никуда не спешил. Разве они услышат?!
— Эх, ребята! Счастливые вы люди. И все вам нипочем. А тут придешь домой, и начинается…
Ван Ли доложил, что сотрудники ФСБ арестовали Чегорина в девять утра при выходе из дому. Охрана высокопоставленного чиновника не препятствовала задержанию и превратилась в посторонних наблюдателей. На протесты Чегорина никто не реагировал. Все его бессмысленные выкрики остались без внимания.
Операция заняла не более минуты.
Андрей хотел услышать подтверждение из уст тележурналистов, но сообщение звучало в другом контексте:
— Ну вот, теперь мы можем ненадолго расслабиться.
— Андрюша, мы опоздаем на самолет, — ерзала в кресле Марина. — Господи! Неужели я увижу море и погреюсь на солнышке?!
Андрей взял чемодан и подошел к Ван Ли, стоявшему в дверях.
— Запри здесь все. Тебе тоже предстоит нелегкая дорога. Твой карантин в этой стране закончен. Тебя ждет Тибет с его тайнами и скрытыми возможностями. Тебя ждет отец и великое будущее. Ты счастливее нас. Цивилизация — там, куда лежит твой путь. Здесь — беспорядочный хаос, слепленный из сплошных случайностей, которые превращаются в закономерности. Первобытно-обшинный строй. Нам до вас далеко. Мы научились воровать, но когда научимся созидать — тогда и начнем жить как люди.
Андрей вышел из кабинета, Марина поспешила следом.
Они сели в машину и, поднимая брызги, сорвались с места.
Автомобиль мягко подпрыгивал на кочках проселочной дороги. Марина смеялась. У нее было отличное настроение.
— А что, Андрюша, может быть, ты и вправду нашел сарафановский клад? Скажи?
— Никакого клада нет. Это миф. Легенда. Мираж. Деньги не могут стать кладом. Деньги не ценности, это неразделимая власть. Сила, которую по пустякам не растрачивают. Они есть, и их нет. Они не видимы и не осязаемы. У обычного обывателя слишком примитивный взгляд, и он не понимает, что это такое. Красивые бумажки, которые можно обменять на хлеб и воду. Забудь о деньгах. Ты и так самая богатая женщина на земле. Я так решил!
— С каждым днем ты удивляешь меня все больше и больше. Ты все время разный, и не знаешь, что от тебя ждать.
На дорогу выскочила собака.
Андрей нажал на педаль газа и направил ревущий автомобиль на пса.
— Павел, не смей! — выкрикнула девушка.
Она ошиблась. Этот человек не стал еще Павлом, но уже потерял лицо Андрея.
Сарафанов не мог промахнуться, а ее кавалер сделал промашку.
Пес успел выскочить из-под машины в последнюю секунду, не позволив раздавить себя надвигающейся громаде и с ошалелым лаем бросился вслед, сквозь грязный шлейф ускользающей смертельной угрозе.
Марина облегченно вздохнула.
— Ненавижу собак! — злобно произнес водитель.
Первый промах — не последний. Кто знает, сколько еще промахов ожидает на тернистом пути нашего героя.
Машина неслась на высокой скорости в неведомый коварный и жестокий мир, напоминающий минное поле с яркими, манящими взор цветочками.
— Угрюмый! Савелий!
Он кричал, но не слышал собственного голоса.
— Сука! Продал нас, гнида! Если выживу, башки тебе не сносить, банкир!
— Угрюмый! Ты жив?
Тот что-то ответил, но Вихров его не слышал. Помогая друг другу, они поднялись на ноги.
— Ладно, приятель, слезы лить после будем, а сейчас уходить надо, — сказал Вихров, не ожидая ответа, который он все равно не услышал бы.
Подполковник посмотрел на приятеля и увидел окровавленное плечо.
— Идти можешь? Кивни, меня контузило.
Угрюмый едва держался на ногах, но кивнул утвердительно.
— Вперед, я за тобой.
— А иначе и быть не может, — прошептал Угрюмый.
Он первый вышел на поле и тяжело зашагал в сторону границы. Вихров выжидал. Когда тот отошел на два десятка метров, подполковник двинулся следом.
Он успел пройти не больше трех метров, как раздался следующий взрыв. Угрюмый исчез. На его месте осталась дымящаяся воронка.
Вихров лежал лицом к земле и не шевелился. Вот почему они не охраняют эти ворота. Дорога открыта. Гуляй, сколько судьбе твоей вздумается. Чирк ножкой о растяжку — и поминай как звали.
Так он лежал до темноты. Где-то вдалеке послышались залпы орудий.
— Черт! Я слышу! Слышу! Значит, я жив. Ноги, голова, руки, глаза, уши — все на месте. Нет, костлявая, рано ты свои грабли ко мне тянешь. Мы еще пошумим.
Вихров поднялся на ноги и побрел назад к лесу. Взошла луна. Он видел под ногами протоптанную тропу.
— Черт с ними, с деньгами. Немного оклемаюсь и все равно уйду. Теперь меня не остановишь.
Но его остановили. Они вырастали, как грибы из земли. Один, второй, третий. Считать не имело смысла. Его окружили. Черные, бородатые, обвешанные оружием. Не люди, а дикари.
— Заблудился, подполковник? — прозвучал хриплый голос с акцентом. — Автомат на землю, руки за голову!
Вихров выполнил приказ.
— И сколько же мы за него получим? — спросил другой голос.
— Дырку от бублика, — сжав зубы, процедил Вихров.
Только он один знал, что нет на земле такого человека, который готов заплатить за его жизнь хотя бы гнутую медяшку.
***
— Ну как? — спросила жена. — Моя мечта сбылась!Сорокин склонил голову набок и одобрительно протянул:
— Красиво, конечно. Любишь ты деньгами сорить, лапуля.
Он сказал это мягко и нежно. В шестьдесят лет не принято возражать сорокалетним женам.
— Теперь с ванной покончено. Осталась лоджия. У меня есть хорошая задумка.
— Не возражаю.
Сорокин вышел из ванной и прошел в столовую. Он ел свой завтрак и смотрел телевизор. Он знал о вчерашнем сообщении, но передачу смог увидеть только сейчас — утром шел повтор. Милая журналистка в погонах капитана милиции с должным обаянием вещала с экрана о криминальных новостях.
"…Соседи по площадке почувствовали смердящий запах, доносившийся из квартиры, и сообщили об этом в милицию. Дверь пришлось взламывать. Когда сотрудники правопорядка проникли вовнутрь, их ждала неприглядная картина.Сорокин поставил пустую чашку на стол.
Сорокалетняя Лидия Сарафанова лежала посреди кухни мертвой. По мнению экспертов, у женщины сломаны шейные позвонки. Судя по разложению, труп пролежал в квартире не менее недели. По убеждению следственной бригады, смерть носит насильственный характер. Муж Сарафановой, с которым она проживала, в доме отсутствовал. По словам соседей, он находится в отъезде более месяца.
Обстоятельства гибели выясняются. Начато расследование…"
— Посмотрим, что вы теперь нам скажете, господин финансист. Это только начало.
Жена заглянула в комнату.
— Машина за тобой пришла. Что сказать охране?
— Я еще не брился. Пусть ждут.
Спустя десять минут Сорокин в сопровождении четырех человек спустился и сел в подогнанный к подъезду лимузин. Он торопился. Через полчаса ему предстояло выступать с высокой трибуны с докладом.
День тяжелый, ответственный, но очень важный. Если доклад пройдет удачно, то перед ним откроются новые перспективы. Это радовало. Каждое новое кресло стояло на ступень выше. А ступеней осталось не очень много. Скоро вершина. Та самая, о которой мечтает любой политик и аппаратчик.
Все шло как по маслу. Он вышел на трибуну под аплодисменты. Начал красиво и задористо. Хвалил и критиковал. Всего в меру. Рассказывал о перспективах и приводил нужные аргументы, но вдруг начал спотыкаться на словах, и его качнуло.
Зрители первых рядов ахнули. Сквозь поры лица докладчика начали выступать капельки крови. Он этого не видел и не понимал, что с ним происходит. Голова кружилась, а ноги стали подкашиваться.
Сорокин обливался потом. Он вынул платок и вытер лицо. Боль обожгла щеки и шею. На платке он увидел кровь. Она уже капала на рубашку.
Члены президиума бросились на помощь. Журналисты оказались первыми.
Защелкали затворы фотоаппаратов, замелькали вспышки, включились все видеокамеры. В зале поднялся шум.
Врачи опоздали. Через пять минут Сорокин умер. Из здания его выносили на носилках, накрытых простыней. Следующая «скорая помощь» увезла председателя президиума, у которого стало плохо с сердцем.
Совещание пришлось прекратить, а репортеры бросились с сенсационными материалами в свои редакции.
***
В течение всего времени, пока Тихомиров разговаривал со следователем, подполковник сидел отдельно у окна кабинета и не вмешивался в разговор.Тихомирова раздражал этот молчун, но он привык к неудобствам, и на работу подобные обстоятельства не влияли.
— И еще раз вам скажу, уважаемый Олег Палыч, дело построено на песке. Суд не примет его в производство. По сути, нет ни одного свидетеля. А что касается столичных приключений Медведевой, то она может выступить как свидетель, но никоим образом как ответчик.
— Зря вы стараетесь, Михал Абрамыч, — улыбаясь, начал следователь в форме майора. — Оружие найдено у Медведевой. Из этого пистолета убита Юлия Зарецкая.
Медведеву опознала уборщица. Какие еще вам нужны свидетельства?
— Эксперизой доказано, что Зарецкая застрелена в два часа ночи или около того. Медведева приехала в кемпинг «Голубые озера» в восемь тридцать утра. Это подтверждает сторож, стоявший на воротах. Он точно такой же свидетель, как и ваша уборщица. Медведева обнаружила труп, но не являлась убийцей.
— Но, кроме сторожа, мы не нашли свидетелей ее приезда в кемпинг в восемь тридцать. Где те люди, которые ее подвезли? Никто из приезжих не регистрировался в этот день.
— По вполне понятным причинам. Люди приехали отдыхать и видят милицию, которая расследует убийство. Кому это нужно? Разумеется, они уехали.
— Почему же Медведева скрылась с места происшествия?
— Милиция неравнодушна к ней. Как только ее видят, им тут же хочется навешать на нее всех собак. И поймите главное: для убийства нужны веские причины. Медведева не маньяк, а человек, который имел дело с милицией только при получении паспорта.
— Разумеется, своего, а не украденного у хореографа Керн. Чужие документы, оружие, бесконечное бегство с места на место, где постоянно остаются гильзы от браунинга. Это уже не совпадение, а закономерность.
— Для обвинения слишком мало. Суд не примет ваши домыслы. Карточный домик.
Нужны факты, а у вас их нет. Надеюсь, мне будет позволено увидеться с арестованной. Как я знаю, она уже поправляется.
Подполковник подал голос.
— Вы увидитесь с ней на нарах, любезный адвокат.
— Что это значит? — возмутился Тихомиров.
— Это руководитель следственного отдела из Москвы подполковник Ефимов, — пояснил капитан.
— И что из этого следует?
— А то, что мы обвиняем вас в присвоении чужих документов. Очень схожая ситуация. Вы бкорее сообщник Медведевой, а не защитник.
— Я вас не понимаю… — Тихомиров встал.
— Сядьте! Тут и понимать нечего. Михаил Абрамович Тихомиров погиб месяц назад в собственном офисе в Москве и похоронен на Ваганьковском кладбище с соответствующими почестями. Что касается вас, то придется задержаться вам в этих стенах. На какой срок? Это определит суд. На данный момент налицо мошенничество и подлог документов. Но если они попали к вам, то стоит предположить, что они украдены. Дело о гибели Тихомирова не закрыто. Вы — один из тех, кто очень подходит под подозрение в убийстве настоящего адвоката.
Ефимов подошел к столу, и капитан с готовностью уступил ему свое место.
Подполковник сел и впился взглядом в Тихомирова.
— Ну, красавчик?! Пора познакомиться. Сам скажешь, как тебя зовут, или вызвать помощников, которые умеют вправлять мозги?
***
На пороге стоял молодой человек с уверенным видом, будто знал ответы на любые вопросы. Медведеву показалось, что он его уже видел, но где и когда, вспомнить не удалось. Впрочем, это не имело значения. Полковник устал и последние дни не выходил из дому. Телевизор с выключенным звуком, водка и куча смятых листов бумаги на полу — плод попыток написать рапорт об отставке.— Вы ко мне?
— Совершенно верно, Владимир Сергеевич. Если вы позволите, я оторву вас от дел на несколько минут.
— Отрывайте. Только пользы от меня никакой.
— Зато от меня есть польза.
— Мне ничего не нужно.
— Разрешите войти, а потом увидим.
Медеведев посторонился.
Андрей прошел в кухню, где царил беспорядок.
— Опустили руки, Владимир Сергеич?
— Говорите, что вам нужно, и убирайтесь.
Медведев сел за стол и сунул в рот сигарету. Андрей устроился напротив и положил рядом старый кожаный портфель.
— Речь пойдет о вашей жене…
— Какое тебе до нее дело, сопляк?
Андрей улыбнулся.
— Я ей кое-чем обязан. Наберитесь терпения. Мы можем ее спасти, если вы пойдете на компромисс с собственным честолюбием и понятием о чести офицера.
— Я не готов обсуждать с вами вопросы чести. Я служу закону и выполняю свой долг.
— Никто в этом не сомневается. Но согласитесь, закон и справедливость — разные вещи. Не надо их путать. Вы уже успели убедиться в этом. Нынешнее время требует от человека гибкости. Прямолинейные, твердолобые подходы к неординарным событиям положительных результатов не принесут. Не стоит воевать с ветряными мельницами. Ваше донкихотство никто не оценит.
— Поздно меня учить жизни. Переходный возраст далеко позади.
— Учиться никогда не поздно. Попробуйте стать коммерсантом. Если законы, которым вы служите, не в силах вам помочь вытащить жену из петли, то попробуйте ее выкупить. Ваша контора пойдет на сделку. Согласитесь, что Федеральная Служба Безопасности все еще остается очень сильной и влиятельной организацией.
Руководство может запросить дело Татьяны Медведевой в свое производство и закрыть его за отсутствием состава преступления.
Медведев криво ухмыльнулся.
— У ФСБ других забот нет. А потом — я уже не работаю в этом ведомстве.
— Работаете. Завтра кончается ваш отпуск. Конечно, ваш рапорт руководству поможет освободить полковника Медведева от занимаемой должности, но есть и другие документы, которые вы можете положить на стол генералу. Более интересные и увлекательные.
— Хватит темнить, молодой человек. Андрей расстегнул портфель и вынул красную папку.
— Это договоры, подписанные одним из министров. Они подтверждают вашу версию, которую вы разрабатывали по ходу следствия о группировке «Черный лебедь». Сейчас этой банды не существует. Она самоуничтожилась. Однако остались корни. Очень глубокие корни, способные дать новые ростки. Документы, находящиеся в моих руках, дают вам возможность вырвать сорняк со всеми корнями.
Если вы это сделаете, то вас поздравят с успешным завершением операции. Это то, что касается закона. Ну а теперь поговорим о справедливости. Тут придется забыть о законе и подумать о коммерции.
Андрей положил красную папку на стол и достал из портфеля четыре черные папки.
— За эти материалы любая разведка заплатит очень большие деньги. Но мы, как патриоты, предложим уникальные исследования своей стране. Правда, не без условий и не за здорово живешь. Цена невысокая: свобода Татьяны Медведевой, уничтожение компромата и отказ от дальнейшего преследования невиновной женщины. Это не законно, но справедливо.
— Что в этих папках?
— Без специалистов здесь никто не разберется. Вам и не нужно отдавать все сразу. В первой папке лежит реферат, который раскрывает принцип идеи трансплантации одного человека в другого. На первый взгляд выглядит фантастично, но эксперименты доказали реальную возможность подобных операций.
Не уверен, что в нашей стране найдутся специалисты, способные воплотить идею в жизнь, но это ли главное? Куда важнее, чтобы эти материалы не попали в чужие руки. Вы не обязаны дарить спецслужбам многолетние труды ученых, которые положили жизнь, добиваясь высоких результатов. Я являюсь прямым наследником этих папок и передаю вам их на определенных условиях. Если вы способны выполнить эти условия, то я вам их оставлю.
Медведев долго смотрел на странного гостя, затем кивнул:
— Пусть будет коммерция.
На следующий день генерал принял полковника Медведева в своем кабинете.
Время беседы ограничивалось двадцатью минутами. Генерал созывал совещание и не имел возможности заниматься полковником больше положенного. Но разговор затянулся на два часа, и совещание пришлось отложить.
— Есть ли подтверждение этим материалам? — спросил генерал.
— Безусловно есть. Но мы их не получим. Результаты исследований изложены в четвертой папке. Они положительные. К сожалению, профессор Зарецкий умер, и его сын, над которым проводились опыты, также скончался. Причина смерти сына не связана с экспериментом. Участников создания этого метода мы не найдем, а значит, без нашего ведома последующие эксперименты невозможны. Этим вопросом могут заняться ученые-исследователи и дать свой анализ и авторитетное заключение.
— Вряд ли нам позволят это сделать. Перед нами лежит страшное оружие.
Смотрите на вещи трезво, полковник. Сам факт того, что мы с вами знаем о существовании такого метода обработки личности, ставит нас в опасное положение. Какие уж там могут быть ученые? Любой смертный, узнавший тайну черных папок, подлежит уничтожению. Страшен не результат проведенного эксперимента, а сама идея. А идея, воплощенная в жизнь, становится катастрофой. Такую тайну невозможно удержать в сейфе. Эта бацилла распространится по миру, как чума. Как американцы ни старались сохранить тайну атомной бомбы, им это не удалось. Мы получили оружие не менее страшное в стратегическом плане, чем ядерный заряд. Способны ли вы понять это?
— Что вы предлагаете?
— Остаться живыми. Наше дело разоблачать шпионов, коррупционеров, наносящих экономический урон государству, террористов и организованную преступность. Здесь компромиссов быть не должно. Но если мы переступим порог и заглянем в область управления человеческим мозгом, нас сотрут с лица земли.
— Вы не преувеличиваете последствия?
— Я их занижаю. Мне страшно подумать, какую реакцию вызовет этот документ у Президента. Нам этот человек недоступен, и сама мысль о непосредственном общении с ним нереальна. Без посредников не обойтись. А в таких делах лишние люди, обладающие практической властью, могут сыграть для нас роковую роль. Либо они перехватывают инициативу, либо используют материалы в собственных целях как метод политического шантажа, либо того хуже. Мы имеем дело с людьми, искушенными в политике и дворцовых играх. О патриотизме лучше забыть. Но в любом случае концы будут отрубаться. И тогда я за нашу жизнь не поставлю ломаного гроша.
— Значит, выхода нет? Материалы нужно уничтожить?
— Вы правильно меня поняли. Здесь и сейчас.
Медведев прослужил в органах более четверти века, но никогда не думал, что он всего лишь невидимая песчинка в крутящемся смерче произвола. И они это называют политикой и порядком вещей!
Наивность, граничащая с невежеством.
***
Когда огромная стальная гора сдвинулась с места и решетка поднялась, Трошин с трудом оторвал голову от бетонного пола.Сначала ему показалось, что пришли двое, но изображение мелькало в глазах и расплывалось, соединяя и раздваивая силуэт одного человека. Скорее всего, у него были галлюцинации. Он уже не различал, где действительность, а где мираж.
— У вас сильная воля, майор, — сказал входивший в бункер молодой человек.
Голос отозвался эхом в ушах и утонул в сознании. Трошин хотел что-то сказать, но не смог.
— Теперь, майор, я вижу, что вы созрели и заслуживаете обещанного гонорара. Нет, я не правильно выразился. Вы стоите столько, сколько способны унести. Дорога наверх — это тридцать две крутые ступени. Ваша задача добраться до моего кабинета. Там вас ждет свобода. А теперь берите деньги и убирайтесь.
Трошин стиснул зубы. Рана гноилась, и рубашка прилипла к телу. Ему не хватало воздуха, и его трясло в лихорадке. Жизнь уже не казалась ему увлекательным приключением, она превратилась в тяжкое, мучительное бремя с кошмарным финалом.
Душа требовала покоя, но мозг работал отчетливо. Жажда и голод обострили все чувства и трезвость мышления. Ему предлагали свободу. Самое дорогое, что существует в этом мире. Но каждый видит ее по-своему.
Валяясь на куче денег, он успел их возненавидеть, но как только врата жизни приоткрылись и пахнуло свежим ветерком, представление о счастье на вольной земле начало возвращать его к прежним убеждениям.
Трошин перевернулся на спину, упираясь локтями в пол, и приподнялся. У него кружилась голова, а ноги напоминали протезы. Безвольные чурбаны отказывались выполнять приказы хозяина. Главное — беречь силы и не делать лишних движений. Суета все погубит.
Майор сел и, не поднимаясь, начал запихивать пачки денег за пазуху.
Рубашка вздувалась, делая хозяина похожим на карикатуру. Меры он не знал, пока не ощутил такой тяжести, которую невозможно поднять. Глупо, подумал он. Где его рациональность? Он потратил лишние силы и уже не мог встать, не мог даже шевельнуться.
Трошин принялся вынимать прессованные кирпичи из стодолларовых купюр и бросать их на бетонный пол. Еще попытка — и вновь неудача. Разгрузившись наполовину, ему наконец удалось встать на колени и подняться. Только бы не упасть. Он сделал шаг вперед и покачнулся. Пауза. Вдох — еще шаг. Он шел к двери целую вечность. Ничего не могло его остановить, кроме смерти. О ней майор не думал. Человека в дверях он не видел. Только вперед.
Вот и лестница. Тридцать две ступени. Одна, вторая, третья — и ноги подкосились. Он едва не упал, вцепившись в перила. Перед глазами плавали розовые круги. Сердце вырывалось из груди, а ноги превратились в пудовые гири.
— Никаких поблажек, Трошин. Только вперед. Любая задержка лишит вас денег. Вам осталось двадцать девять ступеней.
Голос звучал, как свист бича. Пастух гнал его вперед.
Трошин поднялся еще на три ступени и, вынув из-за пазухи три пачки, бросил их под ноги, через пять ступеней — еще четыре упаковки. Глаза его налились кровью, пот стекал ручьями, как дождевой поток. Стиснув челюсти, майор делал шаг за шагом, оставляя за собой пачки денег. Когда впереди забрезжил свет, он понял, что последние силы покинули его. Трошин достал последнюю упаковку, разодрал зубами целлофан и выдернул из пачки узкую стопку купюр. С ними он добрался до верха, вошел в кабинет и упал, потеряв сознание.
Марина сидела на диване и при появлении шатающегося привидения с кровавыми глазами и бешеным взглядом вскрикнула. Ее никто не услышал.
Андрей вошел в кабинет, и напольные часы встали на место.
— Кто это, Андрей? Что за чудовище? Откуда он взялся?
— Ты его не узнала? Катакомбы людей не красят. Забудь о нем.
Дверь распахнулась, и в комнате появился Ван Ли. Андрей выжидающе посмотрел на смуглого парня с кошачьими повадками.
— Есть новости? — спросил он.
— Есть, — ответил Ван Ли. — Первичное предположение не оправдалось. В Центральную клиническую больницу Хабарова не отправили. Его поместили в Военный окружной госпиталь в Красногорске, под Москвой. Современно оборудованная клиника с очень опытными врачами. Охрана поставлена на высшем уровне. Доступ невозможен. Состояние больного тяжелое. Лежит в реанимации.
— Доступ везде возможен, дорогой друг. Забудь о Хабарове, я сам о нем позабочусь. Помоги лучше этому бедолаге.
Андрей кивнул на лежавшего на ковре Трошина.
— Он заработал свободу?
— И деньги. Столько, сколько стоит сам. К сожалению, недорого. Меньше тысячи. Так всегда бывает, если переоценивать свои силы и возможности. Он свое получил. Брось его в багажник и отвези в Москву. Пусть он очнется на Гоголевском бульваре против памятника. Там он предпочитал назначать встречу своим агентам. Думаю, что Гоголь смотрел на него с иронией. Трошин возомнил себя Микулой, которого черт на своих плечах доставил во дворец к императрице, и та ему подарила царские черевички. Бедный майор. Он не заметил усмешки великого писателя. Черта нельзя обмануть. И только в сказках цари раздаривают свою собственность и сочувствие.
Ван Ли взвалил бесчувственное тело на плечи и вышел из комнаты.
Марина рассмеялась.
— А китаец сам похож на черта.
— Только путь его лежит не во дворец. Андрей сел за стол и включил компьютер.
— Что ты собираешься делать?
— Закончить работу Марфуты.
— Каким образом? — девушка подошла к столу и взглянула на экран с цифрами.
— Современное убийство не требует оружия.
— Но из компьютера нельзя стрелять!
— Сейчас проверим… Произведем поиск… Так… Попадаем на главный сервер окружного госпиталя… Взламываем код… Минуточку… Проникаем… Ищем нужный компьютер… Так… Вот и наш больной. Глупый господин Хабаров! Ведь я его предупреждал… Момент — а теперь меняем программу на компьютере больного.
Отменяем искусственное дыхание, перекрываем кислород, увеличиваем поступление лекарства в кровь…Так… Еще немного — и наш пациент переселится в другой мир. Дорога в ад ему давно заказана. Уж он-то точно повстречается с чертями. Ну вот и все.
***
Шел мокрый снег. Медведев стоял перед тюремными воротами. Дул сильный ветер, и он замерз. Сидеть в машине он не мог и не хотел. Когда чего-то очень ждешь, то трудно находиться в состоянии покоя.Железная дверь проходной открылась ровно в одиннадцать. Татьяна ступила на тротуар, сделала два шага и остановилась. Стальной скрежет за спиной известил ее о конце всех мучений. Щелкнул засов, и наступила тишина.
Он стоял исхудавший, побледневший, с грустными черными глазами и тревогой на лице. Кто из них больше волновался? Да Бог их знает.
Во время операции ей остригли волосы. Шикарную прическу, отнимавшую по несколько часов у парикмахеров, сменил беспорядочный рыжий ежик. Правый глаз прикрывала черная повязка. Через висок к уху проходил глубокий шрам. Теперь ее никто не мог назвать красавицей. Впалые щеки, потрескавшиеся губы и тонкая шея, прикрытая косынкой. Она не думала о своей внешности. Она думала о нем. О том единственном, что было и осталось в ее жизни.
У полковника, может быть, впервые в жизни, навернулась слеза, но он тут же смахнул ее рукавом и попытался улыбнуться.
Она бросилась ему навстречу, и они вцепились друг в друга посреди мостовой, ничего не видя вокруг. Татьяна разрыдалась, а он тихо гладил ее по коротким волосам. Какие тут могут быть слова!
Уборочная машина остановилась в пяти шагах. Шофер хотел посигналить, но не стал. В конце концов, он никуда не спешил. Разве они услышат?!
— Эх, ребята! Счастливые вы люди. И все вам нипочем. А тут придешь домой, и начинается…
***
Они сидели на чемоданах. Андрей ждал последних новостей. Скажут или нет?Ван Ли доложил, что сотрудники ФСБ арестовали Чегорина в девять утра при выходе из дому. Охрана высокопоставленного чиновника не препятствовала задержанию и превратилась в посторонних наблюдателей. На протесты Чегорина никто не реагировал. Все его бессмысленные выкрики остались без внимания.
Операция заняла не более минуты.
Андрей хотел услышать подтверждение из уст тележурналистов, но сообщение звучало в другом контексте:
«…Приказом премьер-министра господин Чегорин освобожден от занимаемой должности, его обязанности будет временно исполнять первый заместитель министра. Как нам стало известно из источников, близких к Кремлю, Чегорин уволен за превышение полномочий. Но подробности пока остаются за кулисами без официальных комментариев. Следующая неприятность произошла сегодня в одной из ведомственных больниц. От сердечного приступа скончался член Совета Федерации Хабаров Сергей Семенович, известный реформатор, политик и влиятельный в прошлом бизнесмен. Подробности мы ожидаем получить к следующему выпуску новостей…»Андрей выключил телевизор.
— Ну вот, теперь мы можем ненадолго расслабиться.
— Андрюша, мы опоздаем на самолет, — ерзала в кресле Марина. — Господи! Неужели я увижу море и погреюсь на солнышке?!
Андрей взял чемодан и подошел к Ван Ли, стоявшему в дверях.
— Запри здесь все. Тебе тоже предстоит нелегкая дорога. Твой карантин в этой стране закончен. Тебя ждет Тибет с его тайнами и скрытыми возможностями. Тебя ждет отец и великое будущее. Ты счастливее нас. Цивилизация — там, куда лежит твой путь. Здесь — беспорядочный хаос, слепленный из сплошных случайностей, которые превращаются в закономерности. Первобытно-обшинный строй. Нам до вас далеко. Мы научились воровать, но когда научимся созидать — тогда и начнем жить как люди.
Андрей вышел из кабинета, Марина поспешила следом.
Они сели в машину и, поднимая брызги, сорвались с места.
Автомобиль мягко подпрыгивал на кочках проселочной дороги. Марина смеялась. У нее было отличное настроение.
— А что, Андрюша, может быть, ты и вправду нашел сарафановский клад? Скажи?
— Никакого клада нет. Это миф. Легенда. Мираж. Деньги не могут стать кладом. Деньги не ценности, это неразделимая власть. Сила, которую по пустякам не растрачивают. Они есть, и их нет. Они не видимы и не осязаемы. У обычного обывателя слишком примитивный взгляд, и он не понимает, что это такое. Красивые бумажки, которые можно обменять на хлеб и воду. Забудь о деньгах. Ты и так самая богатая женщина на земле. Я так решил!
— С каждым днем ты удивляешь меня все больше и больше. Ты все время разный, и не знаешь, что от тебя ждать.
На дорогу выскочила собака.
Андрей нажал на педаль газа и направил ревущий автомобиль на пса.
— Павел, не смей! — выкрикнула девушка.
Она ошиблась. Этот человек не стал еще Павлом, но уже потерял лицо Андрея.
Сарафанов не мог промахнуться, а ее кавалер сделал промашку.
Пес успел выскочить из-под машины в последнюю секунду, не позволив раздавить себя надвигающейся громаде и с ошалелым лаем бросился вслед, сквозь грязный шлейф ускользающей смертельной угрозе.
Марина облегченно вздохнула.
— Ненавижу собак! — злобно произнес водитель.
Первый промах — не последний. Кто знает, сколько еще промахов ожидает на тернистом пути нашего героя.
Машина неслась на высокой скорости в неведомый коварный и жестокий мир, напоминающий минное поле с яркими, манящими взор цветочками.