Март Михаил. Двуликое зеркало

   Будут задавать вопросы — отвечайте как есть. Они все и так знают. Но одно вы должны запомнить точно: покойный Докучаев очень боялся своего босса. Зовут его Юрий Семенович Гнилов. От него он и ожидал получить удар. Мол, что-то они не поделили. О Тихомирове и Сарафанове отзывался хорошо, считал их приятелями. Это главная «деза», которую вы должны им преподнести.
   — "Деза"?
   — Дезинформация. После этого они вас оставят в покое, вы перестанете их интересовать. Ну а что касается милиции, то я попытаюсь с ними договориться.
   Однако допрос неизбежен. Постараемся все уладить. А теперь идите к матери и не прячьтесь в квартире. Гуляйте свободно. Редкая погода стоит для наших мест в начале октября. Сухо, солнышко. Вы женщина смелая, Татьяна Михална. Я всегда буду рядом. Он достал из кармана красивую брошь с круглым камнем.
   — Не снимайте ее с себя. Здесь микрофон. Я должен слышать вас. В случае опасности подстрахую. Удачи вам.
   Татьяна немного успокоилась. В ней вновь проснулся азарт игрока. Трошин умел успокаивать людей.

***

   Пациенту не принято отказывать, и доктор Зарецкий разрешил Сарафанову курить в своей палате. Предварительный осмотр, анализы и исследования остались позади. Пришло время назначить срок операции. Но некоторые обстоятельства изменились, и врач с пациентом думали о другом. В воздухе повисло напряжение.
   Разговор начал профессор.
   — Полагаю, Павел Матвеевич, что смогу обрадовать вас. Диагноз, поставленный вашими врачами, не соответствует действительности. У вас абсолютно здоровые почки, и никакой операции не потребуется. Вы проживете очень долго, если не погубите себя вредными привычками. Употребляйте поменьше алкоголя. Ваша печень не в лучшем виде. Советую бросить курить. В левом легком есть небольшое затемнение. В остальном ваш организм здоров. Сильное, крепкое сердце, никаких отклонений в пузырях, отличная кровь, но слабые мышцы. Теннис, бассейн, легкие пробежки, побольше движений. Это все, что я могу вам сказать. Аванс будет возвращен.
   Сарафанов откинулся на спинку кресла.
   — Аванс останется у вас, Борис Михайлович. Вы также получите двести тысяч за операцию и пятьдесят за донора.
   — Но я уже сказал…
   — Все знаю. От вас много не требуется. Вы должны назначить срок операции.
   Скажем, через два месяца. Меня это устроит. Об этом должны знать все. Но только мы с вами будем в курсе, что операция не состоится. Два месяца большой срок, и нет смысла загадывать, что с нами произойдет за этот период времени. Вы хорошо знакомы с членами нашего клана, многие лечились у вас и бывали на консультациях. Можно сказать, вы наш семейный доктор. В стане клана творятся страшные вещи. За две недели погибли два очень влиятельных человека. Кто-то имеет на нас острый зуб. Я не хочу стать следующим. Если среди членов клана пройдет информация о назначении мне серьезной жизненно важной операции, то со мной не будут торопиться. Меня оставят на закуску. Мне необходимо иметь в запасе время, чтобы самому вычислить, от кого исходит опасность, и предотвратить ее. Если вы согласитесь на мое предложение, то продлите мне жизнь и получите взамен неплохие деньги. Сегодня гуманность врачей стоит денег.
   Зарецкий взял со стола карандаш и долго вертел его в руках.
   — Я не хочу вмешиваться в политику. Это не мое дело. Я врач, и не более того.
   — Вы врач. Я предлагаю вам продлить мне жизнь. Жизнь, которая нужна здоровому, крепкому организму. За это вам предлагают деньги. Я в курсе цен на оборудование. Вам доставляли его из Японии, Германии, Америки. Этим занимались Докучаев и Пичугин. Но теперь их нет. Они были моими друзьями, и у нас общие связи. Жаль, если поставки прекратятся.
   — Какие вы можете дать гарантии?
   — Не сразу сказка сказывается, не сразу дело делается, но у руля остался я один. Больше вам надеяться не на кого.
   — Такое сотрудничество меня бы устроило.
   — Конечно, это же не политика. Это забота о ближнем и процветании науки.
   Жизнь так коротка, а планы так велики, идеи безграничны. Как жаль тратить время на быт и бюрократию.
   Зарецкий бросил карандаш на стол.
   — Мне придется заказывать на вас донора. Иначе в операцию никто не поверит. Ваш юрист Тихомиров знает систему. В деле участвует и бывший подполковник Вихров.
   — Пусть работают. Они получают проценты. А мы сохраним жизнь донору. Ведь не будете вы утверждать, что донор останется живым после того, как вы вынимаете у него сердце и вставляете его в чужое тело.
   Зарецкий нахмурил брови.
   — Примитивный взгляд. Я смотрю на вещи с других позиций. Сейчас решается будущее медицины. Мы идем на сотню шагов впереди и врываемся в те сферы, когда на пути появится горизонт бессмертия. Как можно думать о каких-то отдельных особях, когда речь идет о миллиардах жизней!
   — Конечно. Гений может себе позволить искать горизонты вечности и не смотреть под ноги, когда топчит муравьев. Никто не спорит. Я готов помогать вам своими скромными возможностями, чтобы вас не заедал быт, бюрократия и глупые законы. Вы согласны на такой союз?
   Зарецкий встал.
   — Операция назначается на первое декабря.
   Сарафанов приподнялся с кресла.
   — Спасибо, профессор. Об этом будут знать все, а цыплят по осени посчитаем.
   — Счастливого пути.
   — Могу я проститься с Андреем? Мне очень понравился ваш сын.
   Доктор коротко кивнул.
   — Ван Ли проводит вас в его мастерскую.
   Лицо отца помрачнело и стало серым.
   Половина крыши была застеклена, и солнечный свет заливал огромное пространство чердачного помещения. Здесь не ставили перегородок, не вешали дверей. Деревянные опоры, паркет, обшитые вагонкой стены, уходящие под своды крыши. Простор, чистота и огромное количество картин. Яркие, малопонятные полотна, но в них чувствовалась какая-то притягательность и теплота.
   Молодой человек сидел возле окна в дальнем углу зала. Перед ним стоял мольберт с холстом, палитра и огромное количество красок и кистей, разбросанных вокруг раскладного стула, под ногами лежал огромный пес. Завидев чужака, собака приподняла голову и зарычала, показывая огромные белые клыки.
   Андрей оглянулся, узнал Сарафакова, взялся за ошейник и, подтащив упрямого зверя к окну, пристегнул к ошейнику цепь.
   — Странно. Ральф никогда не рычит. Обычно он ведет себя с достоинством.
   — Дело в ом, что я не терплю собак, и они отвечают мне тем же.
   — У меня с животными великолепный контакт. Полное взаимопонимание. Нас сближает одиночество.
   Сарафанов приблизился к художнику и поздоровался.
   — Я вас побеспокоил? — спросил Сарафанов.
   — Вовсе нет, — улыбнулся Зарецкий-младший и сел на свой раскладной стульчик. — Рад вас видеть. Павел. Общение с новыми людьми очень интересно.
   Жить затворником трудно, но и в этом есть своя прелесть. Созерцание приводит к размышлениям, а размышления — к пониманию мира. Каждый видит его по-своему.
   Уверен, что вам непонятны мои работы. Это передача мыслей на расстоянии. Тот, кто улавливает биотоки моего мозга, может многое прочитать в моих картинах.
   — Похоже на закодированные письма будущему поколению.
   — Мы ничего не знаем о наших потомках. Скорее всего, нас будут считать примитивистами и мы не заинтересуем их.
   — Кто-то сказал, что искусство вечно. Я мало что смыслю в нем, но запах красок мне очень нравится. В студенческие годы я увлекался театром. У нас была своя студия, и ее вел замечательный актер и педагог. Меня даже считали способным парнем. Но больше всего я любил переодеваться, наклеивать усы, надевать парики, налеплять носы и делать кошмарные шрамы. Проводишь кисточкой с театральным клеем по щеке — и шрам готов. Клей высыхает, стягивает кожу, и получается рубец. Мечтал сыграть Овода.
   — Романтическая роль. Но актером вы не стали, а сделались финансистом. Какой перекос.
   — Надо мной никогда не было сильной руки, такой, как у вашего отца, например. Я оставался свободным и нецелеустремленным парнем. Уехал в Москву из деревни, а в институт поступал за компанию с приятелем, с которым познакомился в поезде.
   — Он тоже стал банкиром?
   — К сожалению. Его застрелили в собственном подъезде. В России банковское дело сопряжено с большим риском. Как на войне. Приходится работать в экстремальных условиях. Сам о себе не подумаешь — никто о тебе не подумает. Ни секунды на расслабление. Игра по жестким и бескомпромиссным правилам.
   — Я вам не завидую.
   Сарафанов достал сигареты и закурил.
   — Собственно говоря, я зашел проститься. Процедуры закончены, и я свободен до первого декабря.
   — Удачи вам.
   Андрей протянул гостю худую бледную руку. Ее страшно было сжимать — она казалась такой хрупкой и нежной, что Сарафанов едва коснулся пальцев.
   Он улыбнулся и направился к выходу.
   — Минуточку, Павел, — остановил его голос художника. Банкир повернулся. — Мне удалось вскрыть сервер ФСБ. Могу вас заверить, что в этом ведомстве нет материалов на клан «Черный лебедь». Но удивительно другое. Чекисты имеют досье на многих известных хакеров — как наших, так и зарубежных. С некоторыми они имеют договоры. Негласные, разумеется. А если предположить, что кланом заинтересовались люди среднего звена и задействовали кого-то из компьютерных гениев для разработки? В этом случае вам нужно узнать имя хакера и выйти на его сеть.
   — Поймать хакера?
   — Не очень трудно. Перехват электронной почты, к примеру. Взломать код несложно. Важно знать, где и кого вы ищете, а не гулять по планете.
   — Интересная мысль. Об этом стоит задуматься. Я отстал от жизни. Мне и в голову не приходила идея пользоваться электронной почтой.
   — Купите себе компьютер, модем, и мы будем с вами переговариваться с помощью экрана.
   — Я учту ваш совет.
   Сарафанов улыбнулся и направился к выходу. Пес вновь зарычал и грозно гавкнул.
   До машины его сопровождал Ван Ли. Банкир заметил манжеты на рукавах его пиджака. В левом торчал блокнот и ручка.
   — Тоже метод общения, — тихо сказал Сарафанов. — Но компьютер интересней.

***

   Он не ошибся в своих предположениях. Они приехали в тот же день, когда стемнело и на улице стало тише. Трошин стоял по другую сторону улицы и наблюдал за домом. Свою машину он загнал во двор соседнего переулка. По его расчетам, она ему не пригодится. За одной женщиной целый отряд не пошлют. Так и случилось.
   Белый «рафик» с надписью «Милиция» подкатил в начале девятого. Водитель в форме капитана милиции и его спутник в майорских погонах покинули машину и зашли в подъезд. Окна микроавтобуса были прикрыты плотными занавесками. Трошкин перешел дорогу и заглянул в салон припаркованной машины. Ровный ряд сидений и ни одной живой души. Ключ торчал в замке зажигания. «Какая беспечность, — подумал Трошин. — С другой стороны, кому взбредет в голову угонять милицейский микроавтобус?»
   Надпись на дверцах сделали из самоклеящейся тонкой пленки. Трошин ухмыльнулся, сунул руки в карманы плаща и направился к подъезду. Милиционеры поднялись на третий этаж и позвонили в двадцать вторую квартиру. Дверь открыла женщина лет тридцати пяти. Интересная, сочная дама в кружевной блузке салатового цвета с брошью на воротнике и темно-зеленой юбке. Им показалось, что хозяйка ждет гостей, но только не тех, кого встретила на пороге.
   — Татьяна Михайловна Медведева?
   — Совершенно верно. А в чем дело?
   — Мы из уголовного розыска.
   Майор предъявил свое удостоверение. На лестничной клетке старого дома горела тусклая лампочка, и в полутьме разглядеть документ не представлялось возможным. Татьяна и не собиралась разглядывать красную книжечку. Она холодно спросила:
   — И что вам от меня надо?
   — Вы были свидетельницей убийства Виктора Докучаева. Отрицать это не имеет смысла. Рядом с трупом найдена ваша сумочка.
   — И что же? Я ее забыла в машине за день до убийства. Мне ничего не известно.
   — Почему же, вам известно, когда он погиб и что труп найден в машине. Мы вам об этом ничего не говорили.
   — Не ловите меня на слове. У вас есть ордер на арест?
   — Вы грамотная женщина, Татьяна Михална. Вас никто не собирается арестовывать. Вас задерживают до выяснения обстоятельств. Ордер здесь ни при чем. Возьмите с собой плащ. Чем раньше мы тронемся с места, тем быстрее вы вернетесь домой. Ваше упирательство наводит нас на нехорошие мысли.
   Женщина протянула руку к вешалке, сняла плащ и вышла из квартиры. Она шла первой, слуги закона следовали по пятам. На лестничной клетке второго этажа света вовсе не было, а на первом из патрона торчал цоколь от разбитой лампочки.
   Спускаться приходилось, держась за перила, отполированные множеством рук.
   Когда Татьяна ступила на кафель площадки первого этажа, кто-то схватил ее за руку и резко рванул вперед. Она пролетела пару метров и врезалась в двери подъезда.
   Трошин стоял под лестницей в темноте. Отстранив женщину, он выскочил на центр площадки и сделал только два выстрела. Обе пули легли в цель. Первым упал майор с пробитым лбом, на него повалился капитан с выбитым глазом. Трошин сунул пистолет в карман, подхватил под руку перепуганную женщину и вышел с ней на улицу. Никого. Малокалиберный браунинг не создавал большого шума. На первом этаже квартир не было, а слышал кто-то или нет выстрелы в квартирах второго этажа, значения не имело.
   — Тише, Танечка, это я, ваш ангел-хранитель. Идите спокойно и не крутите головой. Все хорошо, опасность миновала.
   У женщины пересохло в горле, и она едва передвигала ноги. К тому же у нее выросла шишка на лбу от удара в дверь и она подвернула ногу.
   — Чуть побыстрее, Таня.
   — Не могу. Нога болит.
   Они свернули в переулок и через минуту сидели в «девятке» Трошина. Машина тронулась с места и выехала из подворотни.
   — Вы в них стреляли?
   — А вы поверили, что за вами приехала милиция?
   — Нет, конечно. Вы меня предупредили. А потом, я не совсем круглая идиотка. Все же жена полковника. За свидетелями не посылают майоров. Там всей бригадой небось капитан командует.
   — Наблюдательны. Снимаю шляпу.
   — Но зачем открывать пальбу?
   — Боюсь, подполковник Вихров решил вас подставить. Можете мне поверить, я пользуюсь проверенными источниками. К сожалению, предупредить вас мне не удалось. Встреча в подъезде не планировалась. Я шел к вам, когда услышал этажом выше знакомый голос. Пришлось маскироваться под местность.
   — Будут неприятности?
   — Надеюсь, обойдется. Этих людей ни с кем из жильцов дома связать невозможно. Пару дней вы поживете в моей конспиративной квартире. Сейчас мы приедем, и вы тут же позвоните своей матери. Скажите ей, что с вами все в порядке и пусть всем отвечает, будто не видела вас целую вечность. А завтра утром ей лучше уехать куда-нибудь подальше. Вихров может прийти еще раз, но уже сам.
   Старушки у подъезда впервые увидели вежливого мужчину с женщиной под руку.
   Минут десять они обсуждали незнакомку и забыли о ней.
   На условный звонок дверь открыл Петя. На ближайшие дни его одиночество закончилось. Конечно, в подружки эта дама ему не годилась, но вдвоем веселей, чем одному. Красивая, общительная и пахло от нее приятно. Она заняла спальню, а Пете в кабинет принесли раскладушку с кухни.
   — Теперь о главном, — сказал Трошин перед уходом. — Дверь никому не открывать, я возьму с собой ключи. К телефону не подходить. К окну не приближаться, жалюзи закрыть. Из кварти ры — ни шагу. Переходим на нелегальное положение. Продукты в холодильнике есть. Завтра привезу еще. Через пару дней все встанет на свои места. Пете такая игра нравилась, а Татьяна Михайловна только внешне выглядела спокойной. Ей стало страшно. За одну неделю на ее глазах погибло три человека, за ней устроил охоту какой-то страшный подполковник. Милиция также мечтает с ней встретиться. И главное: что она скажет своему мужу? Из такого дерьма ни одна змея не вывернется.

***

   В восемь часов вечера Марфута достал из абонентского ящика новое послание.
   На этот раз конверт был легким и тоненьким. Он решил вскрыть его на почте.
   Короткая записка состояла из нескольких фраз: «В девять вечера вам доставят компьютер и модем. Специалисты его подключат. Инструкция по пользованию находится в коробке. В десять тридцать ждите электронную почту», Мочкин никогда не имел дел с компьютерами. Лишняя головная боль. Хозяин свихнулся. А он только успевай соображать, что к чему.
   Возвращаясь домой, Марфута вновь напоролся на быков. Все те же четверо амбалов и опять нож, приставленный к горлу.
   — Чего вам надо, мужики? Я же вернул Кадиле деньги!
   — Проценты набежали, гнида! Кадило недоволен. Ты просрочил долг на полгода. Через неделю готовь двадцать штук зелени или тебе кранты. Понял, умник?
   — Но где…
   На горло надавили лезвием, и Мочкин почувствовал, как кожа лопнула и по шее потекла кровь.
   — Заткнись, паря. Отдашь проценты, Кадило тебя простит. Не отдашь, валяться тебе в мусорном контейнере порубленным на кусочки. Срок — неделя!
   Громилы скрылись в темноте. Настроение пошло на спад. Кадило не успокоится, сколько ему ни плати. Он так и будет отдавать все деньги и никогда не купит себе машину. Надо уносить ноги, Выполнит задание — и смоется. Хватит валять дурака. Ему и пятнадцати тысяч достаточно, а на двенадцать он купит себе машину.

***

   Двое мужчин появились в девять тридцать и внесли в квартиру груду огромных коробок. Через полчаса компьютер был установлен и подключен. Инструкция пользователя оказалась несложной. Речь шла только об электронной почте и ни о чем другом.
   В назначенное время он ждал послания, и оно пришло. На экране печатался текст. Когда фраза кончалась и начиналась новая, предыдущая стиралась.
   Приходилось все запоминать. Как и в письмах, начало выглядело стандартным: «Инструкция к действию! Соблюдать неукоснительно…»
   Задание казалось слишком сложным. У Марфуты на лбу выступили капельки пота. Хозяин не зря платит такие деньги.
   В конце инструкции загорелось табло, в котором стояли стрелки часов.
   Надпись под ними гласила: «Сеанс связи в восемь утра и вечера. Удачи!»
   Мочкин выключил аппаратуру, рухнул на постель и уставился в потолок. Чем больше он думал о задании, тем больше оно ему нравилось. Очевидно, его выбрали из-за любви к приключениям и азарта игрока. Пусть он ничего не придумал сам, но зато выполнял каждое задание и не видел предела своим возможностям. Настроение стало приподнятым, и Марфута улыбнулся.

***

   Их встреча состоялась в ресторане гостиницы «Интурист». Деловые люди часто сочетают полезное с приятным. Скромный обед без спиртного и конструктивный разговор. Говорил Тихомиров. Сарафанов молча слушал, а третий собеседник неторопливо жевал запеченную осетрину.
   — Я подготовил договор, и завтра Игорь Сергеевич полетит в Испанию.
   Никаких проблем с подписанными документами, и можно проплачивать закупку оборудования.
   Сарафанов глянул на молчаливого гостя, увлеченного едой. Солидный, представительный, лет сорока мужчина с проседью на висках имел определенный шарм и притягательность. Гибок, неглуп и умеет идти на компромиссы. За эти качества Сарафанов и держал Игоря Сергеевича Градова в штате своих помощников.
   — От какой фирмы вы заключаете договор? — спросил Сарафанов.
   Градов отложил вилку, промокнул салфеткой губы и тихо ответил:
   — Общество закрытого типа «Диамант». Сделка на двести пятьдесят тысяч долларов.
   — Хорошо, Игорь Сергеевич. Я проплачу деньги через наш офшорный банк в Испании, но, как только вернетесь, фирму надо ликвидировать. Через «Диамант» проходит третья сделка. Это уже слишком. Деньги проплачиваются, а поставок нет.
   Не следует злоупотреблять доверием властей. Риск в нашем деле не уместен.
   — Ты прав, Пал Матвеич, — кивнул адвокат. — Мы уже подготовили документы на регистрацию новой фирмы. Вопрос двух недель. Обычная рутина. Необходимо смазать винтики, и машина закрутится.
   Тихомиров достал свою трубку, набил табаком и закурил. — Сколько? — спросил банкир.
   — Сорок тысяч вполне хватит.
   — Не слишком много для аппарата мелких чиновников?
   — Бюрократический аппарат растет и раздувается. Нам дорого время. Новая фирма принесет не менее полутора миллионов. Я знаю, как ты любишь считать деньги, но бывают ситуации, когда действуют без оглядки.
   — Не спорю. Деньги получишь завтра. Проводи меня.
   Сарафанов простился с Градовым и направился к выходу. Тихомиров семенил рядом и тихо бормотал:
   — Люди Вихрова окончательно обнаглели. Они не спускают с меня глаз ни днем ни ночью. Раньше они паслись возле наших машин, а теперь заходят в здание. Видишь двоих костоломов у лифта? Это его ребята.
   — Знаю, Миша. Гнилов нервничает. Мне это понятно. В течение месяца убили двоих наших коллег. Не раздражайся, а принимай все, как должное. Когда за мной наблюдают профессионалы, мне спокойней дышится. Все-таки зашита!
   Сарафанов подошел к лифту, где прохлаждались двое здоровяков, и простился с адвокатом. Он зашел в кабину и нажал на кнопку седьмого этажа. Подъемник пошел вверх.
   Тихомиров вернулся в зал ресторана, а ребята из команды Вихрова следили за цифрами на табло лифта. На цифре семь огонек замер.
   — Что там? — спросил тип, похожий на борца — Марина Кайранская ждет его в 753-м номере. На перепихон приехала.
   — Им квартиры не хватает?
   — Времени у Сарафанова не хватает. Где он, туда и она бежит. Ноги длинные, чего бы не бегать. Банкир ведь, а не актеришко из театра с дырявыми штанами. Поднимись и проверь. Будешь их дожидаться.
   — Их машины стоят у центрального входа.
   — Делай, что говорят.
   Охранник нажал кнопку вызова лифта.
   Сарафанов постучал в дверь 753-го номера. Она тут же открылась. Марина бросилась на шею банкира и начала его целовать, оставляя на лице следы помады.
   — Не шали, девочка. Повесь табличку «Не беспокоить». Я вернусь через пару часов. Не скучай.
   Из-за спины Марины выглянула фигура молодого парня с непримечательной внешностью. На нем был синий рабочий халат и серая кепка. В руке он держал точно такой же. Парень выскользнул в коридор и подал халат Сарафанову. Марина скрылась за дверью.
   Банкир надевал не первой свежести рабочую одежду на ходу. Они прошли в конец коридора, и молодой человек открыл ключом дверь, где висела табличка «Служебное помещение. Посторонним вход запрещен». Они вошли внутрь, и дверь закрылась на замок. Минут десять они блуждали по узким коридорам, лестницам, залам прачечной, кухням и вышли во двор с другой стороны здания. Здесь их поджидал джип. Они сели в машину, бросив халаты на заднее сиденье, и уехали.
   Огороженный высоким забором трехъярусный особняк расположился в десяти километрах от Москвы в заповедной зоне. Машина остановилась у железных ворот.
   Сарафанов коротко бросил шоферу:
   — Жди здесь, Илья.
   Он выпрыгнул из джипа на асфальтированную дорожку и подошел к калитке.
   Набрав нужный код на замке, банкир нажал на кнопку, — и калитка открылась.
   Огромный лесной участок, аллея, посыпанная кирпичной крошкой, клумбы с увядшими цветами и длинная череда цветных фонарей, ведущая к дому. Сарафанов шел по дорожке и видел, как миниатюрные видеокамеры следят за ним, поворачивая объективы в его сторону.
   Он поднялся по ступеням на крыльцо и открыл ключом стальную дверь. Судя по связке с ключами, это была не последняя дверь, которую предстояло открыть.
   На пороге его встретил охранник в униформе и вытянулся по стойке смирно — Расслабьтесь, Ковалев. Здесь не армия. Как дела?
   — Все спокойно, Пал Матвеич. Дежурство приняли в девять ноль ноль. Двое в наружном наблюдении, двое в здании.
   — Хорошо. Всех на пульт, а я наверх.
   Охранник включил рацию и дал команду.
   — Первый на месте, все в рубку. Когда Сарафанов приезжал на свой секретный объект, о котором никто не знал и не мог знать, вся охрана собиралась в небольшой комнате первого этажа, где стояли мониторы видеообзора, телефоны, пульты сигнализации и силовые щиты. Пока банкир находился в доме, никто из охранников не имел права покидать караульное помещение.
   Сарафанов зашел в свой кабинет на втором этаже, запер за собой дверь, пересек комнату и остановился у огромных напольных часов, циферблат которых находился на уровне его головы. Он открыл стеклянную дверцу и установил стрелки часов на двенадцать, после чего вставил ключ в гнездо завода и повернул его два раза налево. Часы медленно отъехали назад, утопая в стене. Образовался темный проход. Сарафанов нырнул в образовавшуюся щель и очутился на лестничной клетке.
   Узкая бетонная лестница, зажатая с двух сторон кирпичными стенами, вела вниз.
   Зажглись плафоны. Хозяин спустился по ступеням до уровня подвала и уперся в тяжелую бункерную дверь. Сначала Сарафанов открыл три кодовых замка, потом использовал ключ и в последнюю очередь вывернул влево колесо, похожее на корабельный штурвал. Дверь открывалась медленно. За ней находилась тяжелая, чугунная решетка, уходившая острыми зубьями в пол. Сарафанов нажал на невидимый механизм в двери, и решетка поднялась вверх, утонув в широком бетонном проеме.
   Перед ним возникло царство султана. Так мог подумать каждый. Комната не превышала пятнадцати квадратных метров. На стеллажах, на столах и на полу лежали банковские упаковки с валютой. Огромная гора денег. Они находились всюду, куда падал взгляд.
   Сарафанов взял с полки журнал и сделал в нем запись. В таком хозяйстве должен быть идеальный порядок. Под столом стоял портфель из евиной кожи, старый, потертый, но удобный и вместительный. Банкир открыл его и бросил в него десять пачек стодолларовых купюр, стянутых бумажной лентой и запаянных в целлофан.