— А что с револьвером? — глянул Марецкий на Кораблева.
   — "Будьдог" австрийского производства, тридцать девятого года, пятый калибр, барабан на семь патронов. Все простреляны. Таким «Абвер» во время войны снабжал своих агентов женского пола. Легкий, удобный, маленький. Игрушка.
   — Игрушка семерых уложила.
   Журавлев подал бумагу Марецкому.
   — Этот револьвер Ольга Ципканская забрала у предпринимателя Капелина. А это — дарственная его бабке от командования.
   — А что ты раньше молчал?
   — Не успел. И вряд ли тебе могла помочь эта бумажка без оружия.
   Сухарев высыпал содержимое женской сумочки на стол.
   — Только руками ничего не трогай, — предупредил Кораблев.
   — Я не трогаю. Вот пузырек с ее знаменитыми духами, которыми и в этой квартире все комнаты провоняли. Паспорт, права, кошелек, пудреница, тушь…
   — Ты сказал права? — переспросил Марецкий.
   — Да ее машина здесь у подъезда стоит, — пояснил Журавлев. — И купил ей «жигули» все тот же Капелин два года назад.
   — Сплошные открытия! — хлопнул себя по бедрам Марецкий. — Пристально посмотрев на Вадима, он спросил:
   — На фотографии было семь мужчин, а что делать с седьмым? Это тот, что стоял задницей к объективу? Может, он и есть убийца? Что скажешь, следопыт?
   — Скажу, что седьмая пуля предназначалась для писателя Вениамина Гортинского. Он уехал в Альпы и там погиб под снежной лавиной. Некролог в «Литературке» печатали. Журавлев подал ему журнал «Профиль», развернутый на той странице, где вся компания присутствовала за новогодним столом. — Здесь все, кто пострадал от «Бульдога» и даже парочка лишних.
   Марецкий посмотрел на фотографию и скрипнул зубами.
   — Послушай, Дед Мороз, может быть, ты не будешь тянуть из меня жилы, а выложишь весь мешок с сюрпризами, как Сухоруков эту чертову сумку. Что у тебя еще есть?
   — Нет ничего. Не успел. Сюрпризы кончились.
   Майор повернулся к капитану.
   — За ее сестрой послали?
   — Да, скоро привезут.
   — Я умываю руки, — шепнул Журавлев Насте на ухо. — Нам с ней встречаться еще рано, а ты поддержи подругу в трудную минуту и до гостиницы проводи. С нее надо взять подписку о невыезде.
   Настя в ответ только вздохнула.
   Вадим незаметно выскользнул из квартиры.
   Спустя минут пятнадцать двое милиционеров привезли из гостиницы Таю.
   Увидев мертвую сестру, которая стала похожей на восковую куклу, Тая упала в обморок. Обхаживали ее и успокаивали полчаса. А музыканты шепнули на ухо Марецкому, что это и есть та Инга, с которой встречался Павел. После нашатыря и валерьянки, Марецкий принялся за допрос. Плевать он хотел на состояние поверженной в шок женщины.
   — Вы знали Павла Назарова? Тая кивнула головой.
   — И ваша сестра его знала?
   — Думаю, что да.
   — Что значит «думаю»?
   — Ляля попросила меня познакомиться с ним.
   — Значит, вы виделись с ней?
   — Нет. Она позвонила мне, но предупредила, чтобы я вам ни о чем не рассказывала. Ляля сказала: "Ты приехала помогать мне или вредить? Зачем ты спуталась с сыщиками? Запри рот на замок и делай теперь то, что я тебе скажу.
   Спустись вниз через служебный вход, ключ у тебя под ковриком в номере. Во дворе стоит красная машина, «жигули». Дверцы открыты. Сядешь в машину, найдешь в отделении для перчаток телефон. Сиди и жди моего звонка". Я спросила, почему мы не можем встретиться, на что она ответила: «Ты сама все испортила. Кто тебя просил обращаться к ментам? Теперь за тобой следят. Они хотят выйти на меня.» — Еще немного похлюпав, Тая продолжала. — Потом она мне звонила только на мобильный телефон и давала инструкции. Так я должна была устроить столкновение машин, чтобы познакомиться с Пашей. И мы действительно познакомились. Он мне даже понравился. И я ему. Спросите у ребят. — Она кивнула на музыкантов. — Мы начали встречаться. Я даже как-то духом воспрянула. А вчера она мне позвонила и приказала выйти к машине во двор и положить в бардачок ключи от его квартиры. Я ничего плохого не подозревала.
   — Откуда у вас ключи от его квартиры?
   — Да при мне ей Пашка отдал их, — влез в разговор один из музыкантов. — В том плане, мол, езжай ко мне домой и приготовь к вечеру чего-нибудь вкусненького, а я вина привезу. Она ему, точно, очень приглянулась. И про аварию не врет. Нам Пашка рассказывал, как они познакомились.
   — А сегодня я все утро ждала Пашиного звонка. Он так и не позвонил. Я звоню, никто не снимает трубку.
   — Вчера вы с ним виделись?
   — Нет. Мы договаривались на вечер. Но телефон молчал.
   — Значит, весь вчерашний вечер вы просидели в гостинице?
   — Да. И никуда не отлучалась. Только в магазин за хлебом. А потом в буфет кофе пить.
   Настя очень внимательно слушала Таисию. Та настолько была убедительной, что не верить ей просто нельзя. Но все, что она здесь городила, была сплошная ложь.
   Журавлев мог спокойно действовать. Пока Таисия находилась под надзором Марецкого и Насти, у него развязаны руки.
   Поход по местам боевой славы ни к чему не привел. Квартира на Киевском вокзале была пуста, полы помыты, пыль стерта, шкафы вычищены. Ни вещей, ни запаха.
   В ракушке возле отеля сумки не оказалось. Он не стал заходить в кафе и спрашивать у бармена, кто и когда покупал бутылку «бужеле», стоящую на кухонном столе в квартире Назарова. Ответ он знал. А Марецкий пусть сам себе ломает голову.
   Не солоно хлебавши, он приехал в офис. Метлицкий скучал в одиночестве.
   — Куда вы все запропастились?
   — Скоро узнаешь. Скажи, Женя, как мне по-быстрому оформить визу в Швецию? В один-два дня.
   — Купить в турфирме горящую путевку. Только в хорошей фирме. Они тебе за день визу сделают. Но за все придется платить.
   — А как мне полететь туда любым самолетом?
   — Любым не получится. Аэрофлот, то есть наши самолеты, сажает согласно наличию билетов с местами. А на шведской авиакомпании это реально. Покупаешь посадочный талон за место в бизнес-классе. Люкс, одним словом. По верхней цене.
   Зато вылетаешь, когда хочешь, любым самолетом. Но не рассчитывай уже на люкс.
   Посадят, где есть места. Будут в турклассе, значит, там полетишь. Но сейчас самолеты летают полупустые, не сезон, так что с местами проблем не будет.
   — Понял. Увидимся вечером. Я помчался в турфирму. Вечером они увиделись.
   — Мы проиграли, Дик, — констатировала Настя. — Сидим в дерьме по самые уши.
   Девка чиста, как свежевыпавший снег. С нее Марецкий даже подписку о невыезде взять не смог. Оснований нет. Не подкопаешься ни с какого боку. Святоша!
   Упустили момент. Могли ее взять, когда все, что надо, на руках имели. Нет. Тебе эксперименты понадобились. В кошки-мышки решил поиграть. Доигрались. Теперь всех собак повесят на Ольгу Ципканскую, которую пристрелил Назаров, а Таичка ускользнет в неизвестном направлении. Ее сегодня же не будет в гостинице. И хрен ты ее за руку цапнешь и остановишь. Пощечину получишь, и она тебе же хулиганку пришьет. И будет права.
   — Искать ее не имеет смысла. Ее надо ждать.
   — Где?
   — В Шереметьево. Полетит она в Швецию дней через пять.
   — И даже срок знаешь?
   — А чего тут знать. После смерти Назарова карточка дня три или пять будет идти на адрес, о котором мы так и не сумели ничего узнать. Получив все семь штук, она их на стенку в рамки своей азовской квартиры вешать не будет. Картины в Стокгольме, а не в Азове.
   — И что ты ей сделаешь в аэропорту?
   — Ничего. Предложу поделить куш пополам. У меня есть на то основания. И ей ничего не останется делать, как только убить меня. Шесть человек укокошила, на седьмом завалится.
   — Ага! Хочешь подставить себя как приманку?
   — Ну, со мной ей будет непросто сладить.
   — Ничего. К Пелевину «скорая помощь» приезжала, а к тебе пожарные приедут и загасят твой пыл серной кислотой.
   Доселе молчавший Метлицкий рассмеялся.
   — Представляю себе картину, как Журавлев по асфальту размазывается. А ведь Настя права. Тася и такое отчебучить может. За ней не заржавеет. И учти, Дик, она еще может потребовать, чтобы тебя с самолета ссадили на высоте девяти тысяч метров. Теперь ей прятаться не от кого, оружие она с собой не повезет, паспорт и билет в порядке. А банковские карточки в сумочке — так это законом не возбраняется. Чем ты на нее давить-то будешь?
   — Как любил поговаривать один мой любимый герой из знаменитого фильма: «У меня будет к ней предложение, от которого она не сможет отказаться!»

Глава VI
Последние события

1.

   Она сидела у иллюминатора самолета и разглядывала стоящие под крылом розовые облака с мечтательной улыбкой на лице.
   Журавлев сидел в глубине салона в среднем ряду и не мог набраться смелости подойти к ней. Он ожидал увидеть нечто другое. Еще в аэропорту появление Таи его обескуражило. Он был уверен, что увидит ее такой, какая она есть. От кого ей прятаться? Куда хочу, туда лечу. И вот к Шереметьево подъезжает такси, и из него выходит Ольга Ципканская в норковой шубке, без головного убора с одной лишь сумочкой в руках. Зачем? Почему? Что за маскарад? Она же в розыске? Это же аэропорт?…
   Стоп! И тут до него дошло. Ольга убита неделю назад, и ее сняли с федерального розыска. Мертвых преступников не ищут. Второй удар он получил на таможенном пункте. Когда узнал, что дамочка, прошедшая на посадку — гражданка Швеции Ольга Шверник. О чем это говорило? В первую очередь, о том, что Ольга не ездила к Гортинскому, а, получив паспорт, улетела в Швецию обрабатывать заказчика, с чем ее и можно поздравить. Впрочем, поздравлять уже некого. Таисия работала в Москве в одиночку. Но зачем же Ольге понадобилось приезжать в Москву, рискуя попасть в руки властей. Улик и свидетельских показаний против нее столько, что ее не спас бы ни один адвокат. Пожизненное заключение обеспечено. Сто процентов!
   И даже сейчас, когда стало все понятным — и цели, и средства, и планы, — он понимал, что нерешенных вопросов больше, чем разгаданных.
   Наконец, он набрался храбрости, встал со своего места и, пройдя по проходу полупустого самолета, подсел рядом к девушке. Аромат ее духов на сей раз был другим, более нежным и воздушным.
   Она повернула голову и глянула на соседа. Улыбка вдруг исчезла с ее лица, и она вздрогнула.
   — Добрый день, Тая!
   — Как вы здесь очутились?
   — Лечу в Швецию по неотложным делам.
   — По каким еще делам?
   — Не беспокойтесь так. Все хорошо. Только должен признать, что быть блондинкой вам больше к лицу. И голубые глаза излучают больше света.
   Тая схватилась за голову, словно резкий порыв ветра едва не сорвал с нее шляпку.
   — Нет-нет, все на месте.
   — Как же вы меня узнали в таком случае?
   — Я вас знаю с детства. Как вы жили, чем дышали, как всю жизнь завидовали своей сестре, которой все преподносилось на тарелочке с голубой каемочкой, а вы каждое благо выбивали для себй потом и непосильным трудом. Несправедливо, правда?
   — Вы из уголовки?
   — Боже упаси. Я кукловод. Я человек, который дирижировал огромным и совершенно не сыгранным оркестром. Очень многие из игроков фальшивили. Но к вам у меня претензий нет. Виртуозная игра. Знали бы вы, сколько раз я вам аплодировал. Вы достойны восхищения. Жаль, что государства не понимают такой музыки. Они подвергают казни самых лучших и талантливых.
   — Хватит дурачиться, Дик. Кто вы?
   — Девятый.
   — Что за бред?
   Журавлев достал из кармана журнал «Профиль» десятилетней давности и открыл страницу, где опубликовано интервью с Гортиским.
   — Вы и сами, вероятно, не раз ломали себе голову, кто же отсутствует на одном из мест, где стоит пустой стул. А отсутствовал фотограф, который сделал этот снимок. В данном конкретном случае этим фотографом был я.
   — Ну допустим. И что из этого?
   — Когда ваш муж, я имею в виду господина Шверника, так как вы хотите на данный момент быть его женой, познакомился с господином Гортинским в Альпах и предложил ему сюжет для романа, я отдыхал там же. Вместе с Гортинским. В книге естественно обо мне ничего не сказано, так как план и все остальное придумал я.
   Гортинский лишь присвоил себе идею и разработку, а мне пришлось уйти в тень.
   Это я оценил неординарный талант вашей сестры и подбросил в дом Гортинского пленку, журнал и рукопись. Гортинский в доме таких вещей не держал. И это я помогал вам в работе, но более тонко и с наименьшим риском. Смерть Гортинского — не несчастный случай. Нет смысла вдаваться в детали. Важно, что мы победили и теперь возвращаемся за тем, что по достоинству заслужили. Я генератор идей, основатель дела, режиссер, а вы и Ольга — всего лишь исполнители.
   — Я вам не верю. Ни одному вашему слову. Такого не может быть. Я одна продумывала каждый свой шаг, каждую деталь, мелочь.
   — Уверены? Без меня вы давно бы сидели за решеткой. Грязно работали, Тая.
   Очень грязно, а мне приходилось за вами эту грязь подчищать. Начать хотя бы с того, как глупо было красть ключи у дежурной по этажу, чтобы пользоваться служебным ходом в гостинице. Неужели вы думаете, что сыщики вами не интересовались и не опрашивали персонал? Мне пришлось сделать дубликат ключа и подбросить его под стол дежурной, чтобы она нашла его и решила, что он просто туда завалился. А не глупо было арендовать «ракушку» в соседнем дворе, чтобы там хранить сумку с уликами, в том числе и револьвером? А использовать оружие бывшего любовника Ольги, который ей и купил машину? И эта машина была вычислена и вся цепочка ее владельцев. Парня пришлось убрать, чтобы он не вспомнил, что Ольга отняла у него револьвер, когда он собрался стреляться. Я уже не говорю о квартире на Киевской, где вы хранили код-карточки, которые благодаря мне сейчас лежат в вашей сумочке. Мне продолжать? Тая тяжело вздохнула.
   — Пожалуй, хватит. Может, все и так, как вы рассказали, Дик. Но что это теперь меняет? Через два часа мы приземлимся в Стокгольме. А там вы ничего со мной не сделаете. Сорвете с меня парик? И что дальше? Со Шверником заключен союз. Ему плевать, блондинка его жена или брюнетка. Он знает, что она принесет ему картины, и готов хоть в самом черте признать родную маму, лишь бы получить то, о чем мечтал всю жизнь. А вы кто такой? Турист из Москвы? Какое вы можете оказать на меня давление? Жаль, если такой красивый мужик вдруг умрет. Я говорю о крайнем случае. Меня уже ничто не остановит. Я живу на автопилоте. Мне сейчас море по колено. Плохая идея вставать на моем пути.
   Журавлев улыбнулся.
   — Неужели вы думаете, Тая, что я такой наивный простачок и решил вот так, запросто, подсесть к будущей миллионерше в самолете, погадать ей на картах, рассказать о ее прошлом, которое недоказуемо и потребовать за это половину ее состояния? Я знаю, что значат для вас деньги, которые с таким трудом вам доставались. За полгода жизни в Москве вы, я думаю, все сбережения, доставшиеся вам от покойного мужа, растратили. Одна гостиница встала в копеечку, а сколько побочных трат?
   — Ну хватит, Дик. Не люблю мужиков-балаболок. Будьте конкретны и убедительны, если хотите, чтобы я имела с вами дело, иначе идите к черту. Я от Москвы устала, а еще Швеция… Вся ваша информация на сегодняшний момент яйца выеденного не стоит. Вы и сами это понимаете.
   — Конечно. Но почему бы нам мило не поболтать в долгом утомительном перелете. Спешить-то некуда.
   — Мне не до болтовни. Я думала о своем, а вы подсели и начали действовать мне на нервы.
   — Просто разговор о Лазурном береге я хотел оставить на десерт. Вы вселили в меня надежду на нашу будущую экзотическую встречу. Мечтал о райском уголке на двоих, вот почему не стал забирать из конфискованной квартиры код-карточки.
   — Кстати сказать, а почему вы их не взяли? Тогда бы я могла понять, что со мной можно разговаривать с позиции партнера, претендующего на половину средств, а сейчас вы с пустыми карманами.
   — Вы правы, карманы мои пусты, но голова еще работает. В аэропорту мы простимся. Я буду жить в отеле «Сведоборг», там мне заказан номер. Через день-два вы сами ко мне придете. Сбор карточек — ваша прерогатива, так же, как убийства их владельцев и вашей сестры, с которой вы не захотели делиться. Зачем же мне отнимать у вас то, что вы заработали непосильным трудом? Вы получили ключи в свои руки. Честь вам и хвала. А что с ними делать? Для этого вы ничего не сделали, палец о палец не ударили. Вот тут и начинается моя роль. У вас золотой ключик, а у меня адрес коморки папы Карло, где находится потайная дверца. Тот адресок, что вы выкрали из детективной конторы, в природе не существует. Это я его подбросил Насте. Неужели я мог допустить, чтобы в ваши руки попали все данные вплоть до мужа-покупателя. Нет, разумеется. Я не хочу лишаться половины своего состояния по недомыслию. Вот поэтому и даю вам двое суток. Можете поискать мифическую дачу, а в итоге все равно придете ко мне. И убивать меня вы не станете. Вы меня пуще собственного карего глаза беречь станете. Без меня только в петлю. А теперь не буду вам больше докучать занудными разговорами и удалюсь. А вы продолжайте любоваться розовыми облаками.
   Впрочем, не такие уж они и розовые. Теперь в вашей жизни появился партнер.

2.

   Возвращение супруги из России вызвало неподдельный восторг у Германа Шверника.
   Супруга не выказала той же радости, а оставалась холодной, как лед. Даже от ужина отказалась и предложила уединиться с мужем для серьезного разговора.
   Он понял, что произошли какие-то изменения.
   — Слушай меня внимательно, Герман, — начала она, когда они устроились в каминном зале второго этажа. — Речь пойдет о шести картинах Эль Греко, похищенных десять лет назад из Национальной галереи.
   Шверник напрягся и побледнел.
   — Что тебе известно об этих картинах?
   — То, что ты их можешь продать за хорошие деньги, и то, что картины у меня. Можешь забыть о Гортинском и его команде. Теперь я распоряжаюсь товаром.
   Моя цена — половина от суммы, которую заплатит перекупщик. По-другому не получится. Новый хозяин, новые цены. Я уже интересовалась, сколько стоит Эль Греко на черном рынке. Не хочу доводить дело до ковбойщины, стрельбы и всяких прочих глупостей. Твоя задача заключается в следующем. Ты открываешь счет в банке на мое имя. Потом я везу тебя в одно нейтральное место и показываю тебе картины. Ты удостоверяешься, что они подлинные и не пострадали за долгие десять лет. После этого ты кладешь на мой счет десять миллионов долларов, и мы вновь встречаемся. Я привожу тебя к тайнику, ты мне говоришь номер счета, я звоню в банк, удостоверяюсь в наличии на нем денег и ты забираешь картины. На этом мы прощаемся. О дальнейших наших отношениях поговорим после сделки.
   — Вполне приемлемый вариант. Но где мне взять десять миллионов? Я уже понял, что тебя не интересует наша совместная жизнь. Речь идет только о сделке.
   — Ты правильно все понял. Где ты возьмешь деньги, меня не интересует. Твои проблемы. Можешь взять их в качестве аванса у покупателя. Тебе он поверит.
   — Что же случилось с Гортинским?
   Тая достала из сумочки вырезанный из газеты некролог.
   — Можешь почитать и даже всплакнуть. И еще. Развод мне не понадобится. Я останусь госпожой Шверник. Вряд ли ты найдешь себе новую жену, так что я не думаю, что тебя этот факт как-то обременит. Если ты задумаешь меня обмануть, то помни, что твои расписки, данные Гортинскому, у меня. Я не хочу, чтобы ты провел остаток своих дней за решеткой.
   — Не слишком ли ты высокую цену запрашиваешь?
   — Ту же, что затребовал бы с, тебя Гортинский. Я знаю, о чем говорю. Можешь мне верить. Скажи спасибо за мое благородство. Мог бы остаться без всего. Обидно. Десять лет тяжелых ожиданий и все впустую. Жизнь прожита зря. Поставил все на лошадку, а она пришла последней.
   — Нет, я с тобой не спорю. Я вижу твою решительность и одержимость. Таких людей бесполезно уговаривать.
   — Ты умный человек, Герман. Мне сестра таким тебя и описывала.
   Последнюю фразу он не понял.
   — Пусть твое самолюбие от этого не страдает. Ты одна из тех редких женщин, которым подвластно все и мужчины в том числе.
   Тая достала из сумки связку ключей и бросила на стол.
   — Вот он, золотой ключик. Бери и веди меня к заветной каморке.
   — Прямо сейчас?
   — Нет, конечно. Завтра утром.
   Она начала сбрасывать с себя одежду. Через минуту осталась нагой, расстегнула заколку, и ее шикарные белокурые волосы рассыпались по плечам.
   — Могу я наконец получить мужика, о котором мечтала? Мне необходимо расслабиться. Твои руки достойны моего тела.
   — А как же ужин, который я приготовил к твоему приходу?
   — Подождет. Сначала я хочу удовлетворить голод любви, а потом все остальное.
   Она подошла к нему и начала развязывать галстук. Он не сопротивлялся.
   Таким женщинам не отказывают, даже если придется пожалеть об этом после минутных радостей.

3.

   В тот же вечер Таисия приехала в отель к Журавлеву. Ей показалось, что он ждал ее. Причем на ней не было парика и темных линз. Зато она принесла с собой спортивную сумку.
   — Ты был прав, я сама к тебе пришла. Женщины не так — умны, но у них есть и другие преимущества.
   В девять утра Тая его разбудила. Он открыл глаза. Перед ним стояла Ольга.
   Все тот же парик, все те же линзы и аромат духов.
   — Нам пора.
   — А завтрак?
   — Мы сравнительно недавно закончили ужин. Я не голодна.
   — Ключики руки обжигают?
   — Когда чего-то долго ждешь, терпение превращается в пытку.
   — Не хочу быть похожим на инквизитора. Хорошо, поехали. Я так и думал, что мы поедем за картинами на третий день.
   — Обладаешь даром предвидения?
   — Нет. Умею просчитывать запланированные действия.
   Он встал, оделся, и они вышли на улицу. Возле гостиницы стоял «мерседес» с небольшой наклейкой на крыле, указывающей фирму, дающую машины на прокат.
   — Садись за руль, Дик. Тебе и карты в руки.
   — Конечно. Для начала покажи мне свою сумку. Нет ли там револьвера пятого калибра.
   Она позволила ему проверить сумку и себя. Оружия он не нашел.
   — Теперь мы можем ехать.
   Они сели в машину и тронулись с места.
   — Ты сумела договориться со Шверником?
   — Да. Он откроет на мое имя счет в банке и положит на него десять тысяч долларов, после этого я отдам ему картины. А потом я выпишу тебе чек на пять миллионов. А дальше, как хочешь. Я готова поехать с тобой на Лазурный берег, если ты еще не передумал. Когда мы станем оба богатыми, независимыми и свободными, можно будет расслабиться и всецело отдать себя чувствам. Ты мне очень нравишься, Дик, и я говорю правду. Через пару дней мы получим все, что хотим. А что дальше? Я не хочу оставаться одна в чуждом мне мире, среди непонятных мне людей. Мне никто не нужен, я никого не хочу. Ты — другое дело. Я втрескалась в тебя по уши, как только увидела твои глаза. Почему мы должны терять друг друга? Борьба окончена, черные дни позади. Я хочу забыть о прошлом, вычеркнуть его из памяти и начать новую жизнь. Почему бы не начать ее вместе? Возможно, я тебе скоро надоем, и ты захочешь уйти от меня. Держать не стану. Но побудь со мной хотя бы на период реабилитации. Пока я не сумею привыкнуть к новой жизни.
   — Я даже не думал, что интересую тебя всерьез. Если так, то вопрос решен. Но могу ли я тебе верить?
   Тая положила ему на колени два паспорта.
   — Пусть они будут у тебя. Один Ольгин, где она значится женой Шверника и гражданкой Швеции, второй мой — на имя Таисии Лучниковой. У меня тоже есть Шенгенская виза, я получила ее перед вылетом сюда. У меня была возможность лететь по любым документам, я выбрала более простой способ, так как посадочный талон был выписан на имя Ольги. Теперь оба паспорта в твоих руках, а я никто без документов и даже не смогу деньги снять со своего счета.
   — Широкий жест.
   — Это не жест, это мое решение. Я хочу, чтобы ты мне верил.
   — Теперь верю. Оказывается, ты еще сохранила немного тепла в сердце.
   Через час они прибыли на место.
   — А если калитка закрыта, полезем через забор? — спросила Тая.
   — Уж с таким замком я сумею справиться.
   — Впрочем, Ольга говорила, что шведы живут нараспашку.
   — Посмотрим. Где ключи от сейфа?
   — В сумке. Ты положил ее в багажник.
   — Отлично.
   Журавлев достал ключи, и они направились к калитке. Пришлось Журавлеву применять свои навыки на деле, так как калитка оказалась запертой. Много времени на это не потребовалось. Через несколько минут они были в гараже. Все так, как описывал Метлицкий. В огромном помещении стоял шикарный лимузин, под которым находилась зарешеченная яма.
   Оказавшись в яме, Вадим сдвинул в сторону стеллаж с инструментами, и они спустились в подвал.
   — Ничего себе калиточка, — протянул Журавлев, глядя на стальную дверь. — Такую даже динамитом не возьмешь.
   — Сказка! — поражалась Тая. — Неужели все это правда, а не фантазия сумасшедшего Гортинского. Глазам своим не верю.
   — Давай ключи.
   Замки открывались один за другим, все ключи сработали мгновенно, без особых усилий, будто их вчера только сделали.
   Вадим повернул колесо и потянул дверь на себя. Громадная, тяжеленная и толщенная фрамуга медленно открылась.
   Шесть цилиндрических тубов из нержавейки стояли в углу небольшой квадратной комнаты.
   — Открой одну из них, Дик. У меня ноги свинцом налились. Я не в силах шевельнуться.
   Журавлев пересек бункер с бетонными стенами, взял один цилиндр, раскрутил крышку и вытащил из него старый, с помятыми краями холст. Развернув его, он увидел дивный пейзаж.