— Вот он какой — Эль Греко в подлиннике?! Ну, тебе нравится?
   Он посмотрел на Таю и увидел направленный на него пистолет. И это был не пятый калибр, а намного мощнее.
   — Стой там, где стоишь, Дик. Сверни холст и положи его на место.
   Он подчинился.
   — Неужели ты меня убьешь? — спросил он, выпрямляясь.
   — Ты же сам привел меня в свой склеп. Тут тебя и через сто лет не найдут.
   — А как же чувства? Лазурный берег?
   — Никакие чувства не стоят пяти миллионов долларов, которые ты потребовал взамен.
   — Да. Об этом я не подумал.
   Раздался выстрел, второй, третий, четвертый, но Журавлев продолжал стоять и смотреть на нее.
   — Зато я подумал над этим.
   Он достал из кармана горсть свинцовых горошин и бросил ей под ноги.
   — Человек, способный на убийство, лишен жалости и чувств. Это пули из патронов, заряженных в твоей обойме. Я действовал твоим же проверенным методом.
   За ужином ты выпила снотворное вместе с вином. Когда ты уснула, я достал ключи от твоей машины. На прокатных машинах номер указан на брелке. Я вышел на улицу и хорошо обследовал «мерседес». Пистолет ты приклеила на скотч возле своего сиденья под отделением для перчаток. Я достал из обоймы патроны и вынул из них пули, а гильзы с капсюлями вставил на место. Когда мы приехали сюда, я дал тебе возможность достать пистолет из тайника, отправившись копаться в багажнике в поиске ключей. Все произошло точно так, как я и предполагал. Если женщина может убить любимого мужа за двадцать тысяч, то за пять миллионов она снесет с лица земли целое поколение мужчин.
   — Прости меня, Дик. Я сама не знаю, что со мной происходит. Я просто сошла с ума.
   — Эксперты признают тебя вменяемой.
   — Эксперты? — вздрогнула Тая.
   Он подошел к ней, надел один браслет наручника на ее руку, второй на свою.
   — А сейчас мы заберем с тобой эти милые картины и пойдем с тобой сдавать их в департамент полиции.
   — Десять миллионов?
   — Это не деньги, Тая. Это искусство, достояние народа, не имеющее цены.
   — Ты идиот! Кретин! Прощелыга!
   Шум ему не мешал. Он сгреб цилиндры, взял по три в руку и направился к выходу. Тая тащилась за ним, кричала, проклинала, крьша его матом, но только сделать ничего не могла.
   Ничего не действовало на этого упрямца.
   Хотя почему ничего? Что-то подействовало. На подходе к воротам, Журавлев почувствовал, как его что-то кольнуло под лопаткой. Голова тут же закружилась, перед глазами поплыли белые и красные круги, он пошатнулся и упал на спину, потеряв сознание.
   Тая упала вместе с ним. Секунд десять она не шевелилась. Потом приподняла голову и осмотрелась. Все тихо. Она толкнула в плечо Журавлева, но он не отреагировал. Девушка быстро обшарила его карманы, забрала свои паспорта, нашла ключ от наручников, отцепила свой браслет, собрала с земли разбросанные тубы и побежала к своей машине. Через несколько секунд взревел мотор «мерседеса».
***
   Очнулся он в полутемном помещении и, осмотревшись, понял, что находится все в том же гараже. Вскочив на ноги, он хотел выбежать на улицу, но, сделав два шага, почувствовал, что кто-то остановил его за руку. Это была двухметровая цепь, прикованная один концом к стальной опоре, вторым — к его руке.
   Дворовый пес на привязи.
   К стальной балке, где крепилась цепь, липкой лентой был прикреплен часовой механизм.
   — Только не трогайте руками. — Голос прозвучал словно из колодца.
   Журавлев обернулся и увидел мужчину, сидевшего на деревянном табурете возле огромного лимузина, под которым находился бункер.
   — Когда выйдет время, раздастся тихий и безопасный взрыв. Держитесь подальше, на длину цепи. Взрыв разорвет цепь, и вы будете свободы. На капоте лимузина лежит ключ. Вы сможете им расцепить браслет на руке. Потом садитесь в этот шикарный автомобиль, езжайте в аэропорт и улетайте в Россию. Ключи в зажигании, бензобак полон до отказа. Дорогу найдете по указателям.
   Низкий приятный баритон отдавался эхом в огромном амбаре и не звучал угрожающе. Скорее успокаивающе.
   — Кто вы?
   — Тот, чью роль вы хотели себе присвоить. Он поднялся с табурета, зажег спичку и раскурил трубку. Лицо его осветилось, и Журавлев узнал его.
   — Вениамин Гортинский?
   — Совершенно верно. Автор этой книги.
   — Вы живы?
   — Я бессмертен. Но могу рассказать вам смешную историю. На лыжном курорте в Австрии я подружился с компанией молодых словаков. Отличные ребята, но слишком бесшабашные. Они так разгулялись, что за две недели отдыха уже не в состоянии были оплатить сумасшедшие счета. Тогда я толкнул им одну идейку. Мы ушли в горы, поднялись на хребет и там установили такой же часовой механизм.
   Через час он взорвался и вызвал горную лавину. А мы тем временем спустились с другой половины хребта и оказались в Швейцарии. По следам поисковая группа определила, что они обрываются возле схода лавины. Сидя в пивной Цюриха, мы долго смеялись, читая о своей гибели. Ребята вернулись в Словакию, а я — в Россию, прихватив с собой несколько экземпляров газет с некрологами, которые разослал по нужным адресам. На опознание трупов никого же не вызывали. Тела погребены под толщами снежного ковра. Смешная история, не правда ли, Вадим Сергеевич?
   — Очень смешная. И как же вам, интересно, удалось меня обезвредить?
   — Пневматическая винтовка с заряженным шприцом. Их используют охотники, когда надо усыпить дичь в лесу, чтобы потом в целости и сохранности переправить в зоопарк или другой заповедник. Совершенно безвредная штука, но действует безотказно. А стрелял я из окна своего дома.
   — Значит, Таисия все же не одна работала. А я удивлялся, как такая замухрышка могла выйти сухой из воды.
   — Вы очень неплохой сыщик, Вадим Сергеевич, но никудышный аналитик.
   — Она и вас в дураках оставит. Зря вы дали ей уйти.
   — Вы слишком поздно появились на горизонте, Вадим Сергеевич, и следовательно, не успели попасть на страницы моего повествования. Сожалею, но я не могу позволить вам замарать ни одной строчки в моем гениальном проекте.
   Жаль, что узнал вас слишком поздно. Вы мне очень симпатичны и можете украсить собой любую книгу. Я всегда хотел иметь такого героя в своих романах. Но не расстраивайтесь. Я возведу вас в ранг главного персонажа в одной из своих следующих книг. А эта, извините, уже закончена. Прощайте. Через десять минут вы будете свободны.
   Гортинский вальяжной походкой вышел из гаража.
   За воротами его ждала машина, за рулем которой сидела Марта. Он сел с ней рядом, посмотрел на часы и сказал:
   — Трасса уже свободна, мы можем ехать, дорогая.
***
   Слезы счастья душили ее, и Тая была вынуждена остановиться и снять линзы, сквозь которые уже ничего не было видно. Она вытерла глаза платком, надела солнечные очки и поехала дальше, выжимая из машины все, на что та была способна. Она все еще жила ощущениями преследований, погонь, страха разоблачения.
   Так оно и получилось. После очередного виража она увидела две полицейские машины. С такой скоростью в этой стране не ездят.
   Полицейский засвистел и поднял жезл. Лучше с ними не связываться. Тая резко затормозила и прижалась к обочине.
   Полицейский подошел к ней и что-то сказал по-шведски.
   — Я не понимаю. Я русская. Рашен.
   Она хотела достать свой паспорт, но вспомнила про парик и достала паспорт Ольги.
   Полицейский открыл ее дверцу и жестом велел выйти из машины.
   Пришлось подчиниться.
   Он просмотрел ее документы и опять заговорил по-шведски.
   — Идиот! Я тебе говорю, что не понимаю.
   Полицейский махнул другому, тот подошел к машине, кому-то что-то сказал, и из патрульного автомобиля, стоящего первым, вышли трое солидных мужчин в штатском. Они направились в ее сторону.
   Полицейский указал ей на багажник и большим пальцем вверх. Таю прошиб холодный пот. Багажник не был заперт, но открывать его она не собиралась.
   — У меня нет ключей, понимаете, нет! Я очень спешу. Она достала кошелек и потрясла им.
   — Готова заплатить штраф. Понимаете?
   — Вы русская?
   Она обернулась. Трое в штатском стояли возле нее.
   — Да, я русская, но гражданка Швеции. Мой муж… Она замолкла.
   — Я заместитель консула Российской Федерации в Швеции Ларионов.
   — И чем вы можете мне помочь? Я очень спешу.
   — В этой стране не принято спешить. Подчиняйтесь ее законам. Дорожный инспектор просит открыть вас багажник.
   — У меня нет ключей.
   Стоящий рядом с консулом мужчина подошел к багажнику и поднял крышку.
   — Что в этих тубах?
   — Картины! Мои картины. Я художница.
   Контейнеры были вскрыты, холсты развернуты, мужчины переглянулись и кивнули друг другу. Консул продолжил:
   — Госпожа Шверник, если вы гражданка Швеции, то вами займется префект полицейского департамента Стокгольма. Он перед вами. Если вы гражданка России, то вопрос о вашей экстрадиции на родину мы решим быстро в соответствии с нашими договоренностями. В деле так же будет принимать участие представитель Интерпола. — Он кивнул на третьего мужчину в штатском. — А пока вы задержаны для предъявления вам обвинений и будете содержаться под стражей.
   И второй раз за сегодняшнее утро на ее запястьях защелкнулись наручники.

Глава VII
За двое суток до последних событий

1.

   На столе лежали две книги в твердом переплете, со вкусом оформленные и похожие одна на другую, как две сестры-близняшки. Но одна — изданная на русском языке, вторая — на шведском.
   Издатель, господин Хансен, улыбался, не скрывая своего удовольствия.
   Автору удавалось скрывать свои эмоции, он сидел напротив, и вид его был больше деловым, нежели праздным.
   — За пять дней мы успели издать только пробный тираж. Он разлетится вместе с газетами в течение дня. Но я уже готовлю типографские мощности для крупных тиражей. В успехе книги сомневаться не приходится. Сенсационный бестселлер, не иначе.
   Сидящая рядом с писателем переводчица старательно переводила слова потирающего руки Хансена.
   — Я прошу вас соблюсти наши договоренности, мистер Хансен, — ровным голосом говорил Гортинский. — Мои книги должны выйти в свет не раньше послезавтрашнего дня одновременно с выходом ваших вечерних выпусков газет.
   — Я все помню и прекрасно понимаю весь глубокий смысл вашей задумки. Жаль, что я не успел напечатать книг больше. Вы же дали мне последнюю главу буквально на днях.
   — Это нормально. Иначе финал книги мог бы разительно отличаться от жизни.
   А я добивался стопроцентного попадания в десятку. А с тиражом вы еще наверстаете.
   — Но сейчас вы уверены в точности и совпадении всех фактов?
   — Есть маленькая помеха, но она устраняема. Сам по себе роман — плод моей фантазии. Я не провидец и не прорицатель. Но нашлись люди, которым попала моя рукопись в руки, и они решили сказку сделать былью. Волею судьбы многое исказилось, и мне пришлось заново переписывать вторую часть романа. От этого он не пострадал, а стал еще лучше.
   — Я получил колоссальное удовольствие, прочитав книгу. Марта проявила себя не только как синхронист, но и как литературный переводчик, сохранив вашу самобытную стилистику.
   — У меня к вам просьба.
   — Готов исполнить ее сию минуту.
   — Отправьте с курьером один экземпляр на русском языке господину Герману Швернику. Мне интересно, что скажет прототип моего героя. Не оскорбил ли я его своими надуманными обвинениями?
   — Разумеется. Сейчас же дам указания. А вы уверены, что Шверник читает по-русски?
   — Он учился в России, и, если сказать честно, то это он мне подал идею сюжета после того, как галерею обокрали. Мы отдыхали с ним в Альпах. Ну, вы же читали книгу.
   — Понимаю. Вы сдвинули время. Идею он вам подал после ограбления, а вы перевернули все по-своему и сделали его соучастником. Я не думаю, что он будет в обиде. Это очень тонкий человек с отличным чувством юмора.
   Выслушав перевод, Гортинский улыбнулся.
   — Конечно. Нам остается только ждать развязки событий. Не думаю, что за двое суток кому-то под силу изменить сюжетный рисунок моего финала. Когда снежная лавина идет с гор, ее невозможно остановить или заставить свернуть в сторону. Мы не властны над стихией, так же как не способны истребить алчность, пущенную на самотек.
   — Не сомневаюсь в вашей прозорливости. И позвольте задать вам последний вопрос. Вы же на днях уезжаете, а как быть с гонораром за тираж?
   — Марта будет держать с вами связь. Она мой переводчик, жена и литературный агент. Вы можете доверять ей, как мне.
   — Это удобная позиция. Вы очень предусмотрительны. Вам надо оставаться в тени, господин Гортинский. Прочитав вашу книгу, полицейские чины заклюют вас вопросами и лишь будут мешать своей назойливостью творческому процессу. Что касается русского тиража, то мы уже сегодня отгружаем его для отправки в Россию, где его с нетерпением ждут мои коллеги.
   Милая и вместе с тем деловая беседа закончилась рукопожатием.
   Автор взял с собой обе книги со стола, и супруги ушли.
   Выйдя на улицу, Марта спросила:
   — Говоря о возможной помехе, ты имел в виду того молодого человека, прилетевшего на одном самолете с Таисией?
   — Да, он может подпортить мне финал. Это частный детектив из Москвы. Судя по моим наблюдениям, очень настырный.
   — И что же делать?
   — Не допустить его до последней страницы романа. Я знаю, как это сделать.
   — Не сомневаюсь. Послушай, дорогой, я хочу поехать в тот самый гостиничный номер, где мы провели нашу первую брачную ночь. Свечи и шампанское!
   — Столь долгое общение научило тебя читать мои русские мысли.
   — Не одному же тебе читать чужие мысли и предугадывать события.
***
   Начальник департамента полиции принял российского писателя, выйдя из-за стола и пожав ему руку.
   Десять лет назад он уже давал ему интервью через ту же переводчицу, но тогда он еще не был главным полицейским Стокгольма.
   — Извините за мой неожиданный визит, господин префект, я не задержу надолго ваше внимание. — Гортинский положил на стол две книги, взятые в издательстве. — Это не просто беллетристика, а мое гражданское заявление, которое я вас настоятельно прошу прочесть к завтрашнему утру. У вас есть сутки.
   Речь идет о достоянии вашего государства. Особенно обратите внимание на последние страницы, вашими усилиями они могут внести ваше имя в историю.
   Слушая перевод, полицейский чиновник продолжал улыбаться, но подумывал о том, что у писателя или у переводчицы крыша поехала. Тем интереснее ему казались лежащие на столе книги, и это его интриговало.
   — Позвольте спросить? — осторожно начал полицейский чин. — А зачем мне книга на русском языке?
   — Преступник, которого вы арестуете, говорит и читает только по-русски.
   Передайте ему этот экземпляр, чтобы он не умер с тоски, сидя за решеткой.
   — Вы уверены, что я кого-то арестую?
   — Главное, чтобы в этом были уверены вы. Иначе история вам этого не простит. Честь имею кланяться.
   Писатель и его переводчица ушли, и создалось впечатление, будто сквозняк пролетел в кабинете и все стихло. Но книги-то остались. Теперь они приобрели свойства магнита, и префект уже не мог отодвинуть их в сторону.
   Открыв первую страницу, он уже не отрывался от романа, пока не дочитал последнюю строчку.
   Последнюю страницу пришлось перечитывать трижды, после чего префект созвал срочное совещание оперативной службы.
***
   Господин Шверник прекрасно говорил по-русски, и ему переводчик не требовался. Марта осталась ждать мужа в машине. Вениамин Гортинский отправился на виллу один. Старым друзьям было о чем поговорить.
   Герман Шверник выглядел не лучшим образом, он был похож на сломленного болезнями старика, почти не реагирующего на окружающий мир.
   — Вы плохо спали? — спросил писатель.
   — Я вообще не спал. Читал вашу книгу, а потом анализировал ее. Вы феноменальны, Вениамин Борисович.
   — Она здесь уже была?
   — Да, вчера. Вы почти в точности воспроизвели ее монолог в книге. Когда она со мной разговаривала, книга лежала рядом. Я боялся, что она обратит на нее внимание, но ей было не до книг. И когда же ваш шедевр выйдет в свет?
   — Завтра. Вместе с вечерними выпусками газет.
   — Присаживайтесь.
   Гортинский сел в плетеное кресло напротив.
   — Вы опередили события, дорогой Вениамин Борисович. Я преклоняюсь перед вашим талантом, но ситуация может измениться в любую секунду.
   — Ее в силах изменить только я, дорогой Герман, и никто больше. Если вы намекаете на то, что можете предупредить вашу жену о неизбежном провале, то вы этого не сделаете. Срок давности истек. Сейчас вас не смогут привлечь к ответственности за события, связанные с ограблением. Ваша жена сейчас совершает новое преступление, и я не думаю, что вы хотите стать ее сообщником и оказаться на скамье подсудимых. Вам следует отказаться от нее. Это не ваша жена, а ее сестра — гражданка России. Впрочем, все это вы читали в книге. Вы обманутый пожилой человек, не более того.
   — Десять лет назад я вас недооценил. Зря я связался с русскими, Этот народ — загадка. Мне до сих пор о нем ничего не известно. Только сумасшедший мог отказаться от шести миллионов долларов и превратить величайшее преступление всех времен и народов в фарс. В книге, которую прочтут и завтра забудут.
   — Книги, господин Шверник, — моя жизнь, которая не соизмеряется с деньгами.
   Мы придумали сюжет и воплотили его в жизнь. Ограбление галереи — это был спектакль, необходимый для получения истинных ощущений. Они помогли мне написать спустя четыре года живую книгу. И все через ощущения. Я был разочарован. Мои фантазии оказались куда интереснее фактов. Эти самые факты и обрезали мне крылья. Я уперся в тупик. Сухой достоверности читателю мало. И главное, что в романе не нашлось места женщинам. Моим любимым стервам. А детектив без роковой женщины — как пища без соли. Слишком пресно и занудно.
   Выход мог быть один. Нужна героиня. Но живая. Вымышленная мною не подойдет реальным героям, станет инородным телом. И я начал искать подходящую кандидатуру. Их немало прошло через мои руки, но они все не тянули на нужный уровень. Слишком высоко я поднял планку. Я попросил о помощи своих приятелей, специализирующихся на дамочках с неординарными данными. И тут позвонил мне один приятель и сказал: «Приходи завтра в „Дом кино“, кажется, я нашел то, что тебе нужно. Я вас познакомлю, а дальше, как знаешь».
   Так мы встретились с Ольгой, вашей будущей женой. Женщина с ледяным сердцем и огненной страстью. Я начал испытывать ее, ставя перед ней задачи, одна сложнее другой. Она щелкала мои ребусы, как белка орехи. Я понял, что наконец-то нашел достойную героиню и стоящего противника. Правда, иногда приходилось ей подыгрывать, когда я понимал, что она попадает в тупиковую ситуацию. Я даже позвал к себе одного из участников ограбления и позволил ему распустить язык. Он очень на меня обиделся, что я его позвал, а через час выставил за дверь. Но я устал ждать. Мне надо было знать, вцепится она в него когтями или нет. И она вцепилась. Поехала к нему в Питер и дала понять, что все знает о музее. Своей фантазии у нее не хватило. Жаль. И она воспользовалась сюжетом моего романа, стала его пугать одним из нас, тем, кто участвовал в деле.
   Когда он приехал в Москву, то позвонил мне и доложил обстановку. К тому времени одного из наших уже не стало. Я не мог понять, как Ольге это удается?
   Пришлось взять бутылку вина и поехать на дачу, где дрожал от страха адвокат.
   Разумеется, засвечивать себя я не стал и следов не оставил. Когда он меня встретил, то я даже велел ему надеть ботинки, а мне дать свои тапочки и только потом зашел в комнату. После десятиминутной беседы, я понял, что он обречен.
   Что ж, все в руках судьбы. Все мы ходим под дамокловым мечем. И наступил роковой час, когда он начал рубить головы. Мою любимую героиню сменила более коварная озлобленная тварь. Я хотел было прекратить эксперимент, чтобы меня в очередной раз не обвинили в женоненавистничестве, но не смог заставить себя это сделать. Она была настолько одержима, изобретательна, настойчива, что я отдал ей пальму первенства. Так Таисия стала главной героиней моего романа. Впрочем, получилось совсем не та книга, как она задумывалась, но я ни о чем не жалею.
   Она писалась десять лет и теперь выходит в свет с финалом, который наступит тогда, когда книга ляжет на прилавки магазинов. А вы говорите, шесть миллионов.
   — Слов нет. Роман удался. Вы отдали своих друзей на волю хищникам, а сами превратились в свободного художника, рисующего этюды с натуры.
   — На все воля Божья. Я дважды собирал их и предупреждал об опасности. Но они стали слишком самонадеянны. Тогда я отошел в сторону. Почему-то все сегодня верят, как дети, что добро побеждает зло.
   — Это мораль. Она вечна. К ней стремятся. Не в жизни, так хотя бы в книгах.
   — Вот-вот. Читатель готов придираться к любым мелочам и с усмешкой махать рукой: «Так не бывает». А глобальной лжи никто не хочет замечать. В жизни побеждает зло, а в книгах добро торжествует над злом. Просто есть ложь, которая греет душу, а есть та, что раздражает. А точнее, даже не раздражает. Просто читатель поднимается над автором на ступень выше, и тот его перестает замечать. Презрение — это из жизни.
   — Послушайте, Вениамин Борисович. Еще не поздно. До ее ареста остались сутки, чуть меньше. Умоляю вас, измените финал. Ведь вам ничего не стоит получить картины В свои руки. Предлагаю вам семьдесят процентов от сделки.
   Пятнадцать миллионов чистыми, наличными, без налогов. А потом пишите в свое удовольствие. Я жизнь положил на эту идею. Картины не могут вернуться назад.
   Этого никто уже не оценит. Время ушло. Сиюминутная сенсация, и вы через короткий промежуток времени вновь останетесь ни с чем.
   — Вы правы. Меня почти забыли. И я отдал десять лет на то, чтобы вернуть себе имя. Оно не продается, господин Шверник. Вы просто не понимали, когда со мной знакомились, смысл слова «писатель». Сначала стоит имя, потом все остальное. А как меня называют, мне все равно. Писатель, литератор, сочинитель, прозаик, беллетрист. Это ли важно? Я творец! Тщеславный, завистливый, язвительный, но не бездарный и не забытый. И ошибка ваша не в том, что вы связались с русскими, а в том, что наткнулись на мечтателя и фантазера и предложили ему нарисовать этюд с натуры. Прощайте.
***
   В конце следующего дня Вениамин Гортинский сидел в каюте парома, шедшего из Стокгольма в Амстердам и смотрел через иллюминатор на причал.
   Его жена сидела на постели, обложившись газетами, и читала ему вслух вырезки из статей.
   — А вот еще лучше! Послушай, Веня. «Русский писатель Гортинский провел свое следствие, которому отдал десять лет жизни и предугадал развязку, выпустив книгу о достоверных событиях, в успехе которой никто не сомневается. Теперь ее издадут во всех цивилизованных странах. Его тесное сотрудничество с департаментом шведской полиции привело к тому, что великие шедевры Национальной галереи возвращаются на свои места. Через два дня намечено торжественное открытие зала великого Эль Греко. В Национальной галерее искусств Стокгольма».
   — Милый, все газеты только о тебе и полиции пишут. О преступниках ни слова. Ты вновь приобрел свою славу, только теперь уже мирового масштаба.
   Паром медленно отчаливал от берега.
   — Слава — моя профессия. Без нее я труп!
   — Конечно, особенно, если эта слава опирается на крепкое материальное положение.
   И Марта многозначительно улыбнулась.

Постскриптум

   Ах да! Мы забыли сказать о немаловажной детали. Она известна очень узкому кругу лиц. Дело в том, что обнаруженные в тубах картины оказались высококлассными безукоризненно выполненными копиями.
   Кто, когда и на каком этапе подменил их, осталось невыясненным до сих пор.
   Весть о найденных картинах облетела весь мир. В Стокгольме устроили фейерверк.
   Газеты не умолкали и называли полицейских национальными героями. Префекта полиции представили к ордену. Народ ликовал!
   В такой обстановке стало невозможным обнародовать заключение экспертной комиссии, обнаружившей подлог.
   Церемония открытия зала Эль Греко состоялась в назначенный день и час.
   Масла в огонь добавил ставший бестселлером роман Гортинского «В омут с головой», за которым выстраивались очереди и в котором описывались все подробности десятилетней истории шедевров Эль Греко.
   Правительству ничего не оставалось, как идти на фальсификацию, а как же вы хотели?
   Престиж государства превыше всего!