– Делай, как я сказал. – И, коротко кивнув, он отпустил Уильяма.
   Когда тот удалился, Гаррет повернулся к двери, но Марианна, дотронувшись до его руки, остановила его:
   – Зачем… зачем мы поедем во Францию?
   Гаррет старался не смотреть ей в глаза.
   – Может быть, и не поедем. Я еще не решил. Все зависит от того, что я сегодня узнаю. Но если дело обернется плохо… – Он нахмурился. – Тебе лучше не оставаться в Англии.
   У Марианны неприятно заныло под ложечкой.
   – А ты? Ты поедешь со мной?
   Гаррет задумчиво посмотрел на нее:
   – Конечно. Кто-то же должен оберегать тебя.
   Марианна едва могла поверить его словам.
   – Ты… ты останешься там со мной?
   – До тех пор, пока станет возможным вернуться. Нам обоим.
   – Но, Гаррет, а как же Фолкем-Хаус? Твои земли?
   – А что с ними? – спросил он с таким равнодушием, словно покидать свои имения было для него обычным делом. Но Марианна-то знала, как он любил свою землю и как хотел возродить былое величие Фолкем-Хауса.
   – Ты бросишь их ради меня? – с волнением в голосе спросила она.
   Гаррет блеснул глазами. На мгновение Марианне показалось, что он ненавидит ее за ту власть над ним, которую она обрела. У нее было ощущение, что она держит сокола за одну ногу, а он вырывается и пытается освободиться от нее и в то же время понимает, что это невозможно.
   – Я не могу найти другого выхода, чтобы спасти тебя от виселицы или тюрьмы, – ответил Гаррет холодно. – Если ты останешься в Англии, кто-нибудь в конце концов узнает о твоем существовании. Тогда за тобой придут.
   – Я не могу позволить тебе…
   – Оставь это! – резко перебил Марианну Гаррет. Схватив ее за плечи, он посмотрел на нее проникновенным взглядом. – Я не перенесу, если тебя схватят, ты слышишь? Но я и не смогу помешать им. Поэтому мы не станем рисковать.
   – Ты мог бы отправить со мной Уильяма. Тетя Тамара могла бы приехать сюда через день. Мы бы отправились втроем, а ты мог бы остаться…
   – Нет! – решительно заявил Гаррет. – Вчера я сказал тебе, что никогда не отпущу тебя.
   – Но такая жертва…
   Он не дал Марианне договорить, в его коротком крепком поцелуе было столько же нежности, сколько и ярости. Затем его взгляд стал ясным и холодным.
   – Не будем больше об этом говорить. За моими имениями присмотрят управляющие. Со временем, возможно… – Гаррет замолчал. – Это не важно. Но это единственный путь спасти тебя.
   Марианне хотелось сказать, что она любит его, но при этом она чувствовала огромную вину за то, что он собирался сделать. Если она скажет Гаррету, что чувствует, он еще острее поймет необходимость своей жертвы. У нее не было права принуждать его.
   Если он хочет увезти ее из Англии, то должен сделать это по велению своего сердца, а не потому, что этого хочет она. Но он сказал, что они могут и не уехать. Что он задумал?
   – Куда ты сейчас идешь? – с беспокойством спросила Марианна.
   Неожиданно Гаррет смутился и отвел взгляд. Она схватила его руку:
   – Гаррет! Что ты собираешься сделать?
   Он снял ее руку и, прежде чем отпустить, крепко сжал пальцы.
   – Только помни, никому не открывай дверь.
   Еще долго после его ухода Марианна смотрела на закрытую дверь, и слезы текли по ее лицу.
   – Я люблю тебя, Гаррет, – шептала она с надеждой, что наступит день, когда она сможет сказать ему это.
   Свернувшись калачиком в кресле, Марианна приготовилась ждать возвращения Гаррета.
 
   Гаррет стоял в приемной, с волнением поглядывая на дверь, ведущую в гостиную короля. Никогда еще он не обращался к его величеству за такой большой милостью. Никогда еще так не боялся получить отказ.
   Вот до чего доводит любовь к женщине! Впервые в жизни его сердце сжималось от страха, к тому же от страха не за себя. От мысли, что Мина, леди Марианна, окажется в руках солдат, у Гаррета стыла в жилах кровь. Он не понимал, как ей это удалось, но она проникла в его душу, и он не мог прогнать ее оттуда прочь. Ему этого уже не хотелось. И это было хуже всего.
   – Его величество сейчас примет лорда Фолкема, – объявил вошедший в комнату камергер.
   Гаррет выпрямился. Сердце сильно забилось в его груди. Он напомнил себе, что это всего лишь еще одна из встреч, на которой он хотел получить сведения, не открывая того, что знает сам. Различие заключалось в том, что на этот раз его собеседником будет король. Размеренным шагом он последовал за камергером в гостиную.
   Карл стоял у окна, наблюдая за тем, как в саду под окном его последняя любовница играла в теннис с тремя дамами. Король обернулся, когда вошел Гаррет, и встретил его теплой улыбкой.
   – Ваше величество, – почтительно поклонился Гаррет.
   – Так ты все же покинул свое убежище?
   Гаррет недоуменно посмотрел на Карла. Король усмехнулся:
   – Я все думал, чем тебя так притягивает Фолкем-Хаус, что ты даже не удостаиваешь нас своим присутствием. Потом Хамден рассказал мне, что ты заперся в старом имении с новой любовницей. Это многое мне объяснило.
   Гаррет не сумел скрыть своей досады.
   – Что еще рассказал вам Хамден о моей любовнице?
   – Что она – нечто экзотическое, цыганка, или что-то в этом роде… и что у нее острый язычок, что она настоящая красавица и ты ревностно охраняешь ее.
   Гаррет почти не слышал последнюю фразу. Значит, Хамден ничего не сказал королю о прежних подозрениях Гаррета в отношении Мины. По крайней мере это было уже хорошо.
   – Хамдену следовало бы хоть иногда держать свои наблюдения при себе, – сказал Гаррет, без труда подхватывая роль, которую Хамден бессознательно приписал ему.
   – Послушай, Фолкем, ты должен представить свою пассию ко двору. Дай нам всем поглядеть на нее. Или ты для этого и приехал?
   Гаррет спокойно встретил вопросительный взгляд короля.
   – Нет, ваше величество. На этот раз я приехал просить вашей милости.
   – Милости?
   – Это касается человека, который нас обоих интересует.
   Карл снова подошел к окну и, нахмурившись, посмотрел в сад.
   – Твоего дяди?
   – Да.
   Беспокойство отразилось на лице короля.
   – Не знаю, что еще я мог бы с ним сделать. Ты и сам прекрасно справился. Его репутация испорчена, он весь в долгах и потерял множество влиятельных друзей. Никто не осмеливается поддерживать его против тебя.
   Мрачная улыбка Гаррета подтвердила слова короля.
   – Но еще остается дело о его участии в покушении на вашу жизнь.
   – Да, в самом деле, остается, – заметил Карл, задумчиво прищурив глаза.
   – Вы уже добились признания от этого врача? – осторожно спросил Гаррет. – Он подтвердил причастность к делу моего дяди?
   Карл вздохнул и покачал головой:
   – Нет. Но его еще не пытали. Мне противно применять такие варварские методы дознания к человеку столь высокого положения.
   Гаррет постарался скрыть охватившую его радость. Отец Мины все еще жив и, очевидно, невредим.
   – Но вы уверены, что сэр Генри виновен?
   Король поднял руки, явно теряя терпение:
   – Не знаю. У меня всегда было… внутреннее убеждение, что он говорит правду. Однако все верят, что он виновен. Яд содержался в его лекарствах. По его собственному признанию, он не выпускал их из рук с тех пор, как его дочь передала их ему.
   – Дочь? – спросил Гаррет, изображая на лице непонимание.
   – У него была дочь, которая приготовляла эти лекарства.
   – И что же с ней?
   Выражение презрения появилось на лице короля.
   – Глупая девчонка, очевидно, хотя я так бы не подумал, когда впервые увидел ее. Известие об аресте отца так напугало ее, что она бросилась в Темзу и утонула.
   – Действительно глупая, – пробормотал Гаррет, снова стараясь скрыть свою радость. Слава Богу, никто не подозревал, что Марианна жива. – Поскольку лекарства приготовила она, вы думаете, что яд попал в них не без ее участия?
   – Это возможно, я полагаю, хотя и очень странно. Сэр Генри настаивает, что она приготовила их и сразу же отдала ему. Значит, он не выпускал их из рук. Он мог бы солгать или даже обвинить дочь, благо она умерла, но он не сделал этого. Он, кажется, тоже озадачен всем случившимся. Конечно, я допускаю, что дочь сэра Генри могла сама подсыпать яд, а потом убить себя, поняв, что ее обязательно разоблачат. Кто знает? Но я не верю, что она одна задумала это коварство.
   – Да, это выглядит сомнительно, – согласился Гаррет.
   Интересно, что бы подумал король, если бы узнал правду о «смерти» Марианны.
   – Но вернемся к твоей просьбе, – сказал Карл, поворачиваясь к Гаррету. – Какую же милость ты хотел попросить у меня?
   Гаррет встретил взгляд короля с самым невинным видом, какой только мог изобразить.
   – Мне бы хотелось самому допросить арестованного.
   Карл посмотрел на него с откровенным изумлением:
   – Зачем?
   – Вспомните, ваше величество, какие услуги я вам оказывал в прошлые годы. Я был настоящим мастером добывать сведения у упрямых собеседников.
   – Да. Я всегда удивлялся, как это у тебя получается.
   – Уверяю вас, я никогда не прибегал к жестоким мерам.
   Карл изучающе посмотрел на Гаррета, а затем сказал:
   – Нет, не думаю. Тебе удается устрашить человека одним лишь своим грозным взглядом.
   На лице Гаррета появилась легкая улыбка.
   – Кроме вашего величества, конечно.
   – Конечно, – сухо добавил Карл.
   – Если вы позволите мне допросить этого сэра Генри, может быть, я получу его признание.
   – Или подтверждение, что твой дядя тоже участвовал в заговоре, – приподняв бровь, сказал Карл.
   – Да.
   Карл в раздумье потер подбородок.
   – Я верю, что если кто-то и сумеет этого добиться, то это только ты.
   Гаррет изображал полнейшее равнодушие, ожидая ответа короля.
   После паузы Карл снисходительно пожал плечами:
   – Ну хорошо. Полагаю, никакого вреда не будет, если ты попробуешь.
   Гаррет почувствовал, как радостно затрепетало сердце у него в груди.
   – Благодарю вас, ваше величество, – тихо сказал он и низко поклонился.
   Король вызвал своего камергера и отдал приказание отвезти Гаррета в Тауэр на свидание с узником. Всю Дорогу Гаррет сосредоточенно думал о предстоящем разговоре с сэром Генри. Когда они подъехали к мрачным башням Тауэра, Гаррет неожиданно похолодел от страха.
   Шагая по длинным и узким коридорам, он слышал вой и рев диких животных, доносившиеся откуда-то издалека. Часть Тауэра все еще была отведена диким зверям – медведям, львам и самым разнообразным экзотическим животным, привезенным из многочисленных колоний Англии. Эти звуки приводили Гаррета в уныние. Он никогда не допустит, чтобы его цыганская принцесса оказалась в этом месте. Никогда!
   Наконец они подошли к камере, где содержался сэр Генри. Тюремщик открыл дверь и впустил Гаррета. Войдя, он увидел узника, стоявшего спиной к нему и смотревшего на лучи солнца, отражавшиеся на поверхности Темзы. У него был изможденный вид.
   Гаррет сделал знак сопровождавшим его людям, и они вышли из камеры, закрыв за собой дверь.
   – Сэр Генри? – спросил Гаррет.
   Человек обернулся, и Гаррет увидел перед собой глаза своей возлюбленной. Глаза сэра Генри удивительным образом напоминали глаза его дочери.
   В их взгляде сейчас была та же враждебная настороженность, которую слишком хорошо знал Гаррет.
   – Так, они прислали еще одного мучителя на мою голову, – проворчал сэр Генри. – По виду вы хороший молодой сильный солдат. Они решили, что пора испробовать на мне более сильные способы убеждения?
   – Нет, – ответил Гаррет, в упор глядя на узника, стоявшего перед ним.
   Сэр Генри становился все более раздраженным.
   – Но, сэр, могу я хотя бы узнать имя моего мучителя?
   Гаррет слегка замялся, а потом представился:
   – Гаррет Лайон.
   Сэр Генри наморщил лоб, пытаясь вспомнить, где он раньше слышал это имя.
   – Граф Фолкем, – добавил Гаррет.
   Сэр Генри пристально всмотрелся в лицо Гаррета.
   – Племянник Питни, – проворчал он. – Я слышал о вас из сплетен моих тюремщиков. Вы тот самый, кто разделался с ним, так они говорят.
   – Да.
   – Правильно сделали. Я всегда ненавидел этого злодея.
   Гаррет молчал.
   – Вы отобрали мой дом, не так ли? – спросил сэр Генри с неприкрытым вызовом.
   – С самого начала это был мой дом. Я его законный наследник. Этот дом нельзя было продавать вам.
   Сэр Генри снисходительно пожал плечами:
   – Возможно. Но мы думали, что вы умерли. Мертвые не владеют имениями. В любом случае это не имеет большого значения. Если каким-то чудом моя невиновность будет доказана, пожалуйте в свое имение. Я предпочитаю мой тихий домик здесь, в Лондоне. Фолкем-Хаус был радостью моей жены и дочери. – Лицо сэра Генри исказилось от боли. Он помолчал немного, затем медленно проговорил: – Он составил бы наследство моей дочери. Но после ее смерти я не вижу смысла бороться за него.
   Гаррет подошел к старику и, взяв его за руку, отвел как можно дальше от двери и, посмотрев ему в глаза, произнес:
   – Предположим, я пришел сказать вам, что ваша дочь не умерла.
   Лицо сэра Генри оставалось бесстрастным, лишь на мгновение его глаза ярко вспыхнули, но тут же погасли.
   – Это что, новый вид пытки, милорд? – сердясь, спросил он. – Терзать меня надеждой? Если так, то этого недостаточно. Я знаю, что Марианна умерла. Мне об этом сказали в первый же день моего ареста.
   – Но сказали ли вам, как она умерла? Утопилась в Темзе? Теперь спросите себя: неужели Мина способна убить себя?
   Сэр Генри хмыкнул и покачал головой:
   – Знаю, знаю, я сам не мог в это поверить. Мина бы никогда… – Он вдруг замолчал и недоуменно посмотрел на Гаррета: – А как вы узнали второе имя моей дочери?
   – Так ее называет Тамара, – ответил Гаррет. – Это производное от Люмины, второго имени вашей дочери. Его дала ей ваша жена, цыганка. Оно ей так подходит. Своими золотистыми волосами и нежной улыбкой она действительно похожа на свет.
   Лицо сэра Генри стало мертвенно-бледным. Он, явно потрясенный, молча опустился на узкую жесткую кровать и закрыл глаза. Затем снова открыл их и недоверчиво посмотрел на Гаррета:
   – Так… так моя дочь действительно жива?
   – Да. Слух о том, что Мина утопилась, – это хитрость, придуманная сестрой вашей жены, которая помогла вашей дочери скрыться от королевской стражи и бежать из Лондона.
   Сэр Генри долго молчал, потом пристально посмотрел на Гаррета и дрожащим голосом спросил:
   – А как вы познакомились с Миной?
   «Теперь предстоит самое трудное», – подумал Гаррет.
   – Она вернулась в Лидгейт, и я арестовал ее, – холодно сказал он, намеренно не упоминая, что прошло много времени, прежде чем он узнал, кто она.
   Сэр Генри закрыл лицо руками и с отчаянием в голосе прошептал:
   – Значит, она тоже узница короля.
   – Нет.
   Сэр Генри резко поднял голову:
   – Ее не посадили в Тауэр, как меня?
   Теперь Гаррету пришлось заставить себя проявить жестокость и не выдать свои чувства.
   – Пока еще нет. Король все еще думает, что она умерла. Поэтому ее жизнь и ее свобода – в моих руках. И в вашей власти вернуть ей и то и другое. Я устрою Мине побег во Францию, позабочусь, чтобы у нее было достаточно денег, если только вы расскажете мне правду о покушении на жизнь короля. Назовите мне ваших сообщников, и я отпущу вашу дочь на свободу.
   Лицо сэра Генри исказилось от боли, и Гарретом невольно овладело чувство вины. Ему хотелось заверить этого несчастного человека, что он никогда и ничем не причинит зла Марианне, но в то же время он понимал, что это был его последний шанс узнать всю правду.
   – Она… она не пострадала? – прерывающимся голосом спросил сэр Генри.
   – Нет. У нее есть все, что ей нужно, и с ней обращаются с учтивостью, соответствующей ее происхождению.
   Сэр Генри облегченно вздохнул.
   – Она здорова, – прошептал он, успокаивая себя.
   Гаррет подошел к нему ближе.
   – С ней все будет хорошо, если вы скажете мне правду. Кто замыслил это покушение на жизнь короля? Кто приготовил яды? Мой дядя?
   Сэр Генри с трудом встал на ноги и с вызовом посмотрел на Гаррета:
   – Вы, милорд, подлый змей. Я немного знал вашего отца. Он в гробу бы перевернулся, увидев, как его сын использует такие гнусные приемы.
   Эти слова задели Гаррета за живое, ибо он понимал, что старик прав. И как бы он ни оправдывал себя в собственных глазах, говоря, что не может защитить Мину, не узнав правды, он знал, что добивается признаний старика из эгоистических побуждений.
   Его обращение с отцом Мины стало казаться Гаррету недостойным. Более того, он неожиданно понял, что оно бессмысленно. Чего бы он ни добился своими приемами, в душе он никогда бы не поверил, что Мина вместе с его дядей участвовала в заговоре против короля. Ее невинность, ее доброе сердце – все говорило против этого. Она в самом деле была светом во мраке, в котором так долго пребывала его душа. Как он мог сомневаться в чистоте этого света, сияющего в каждой ее милой улыбке? В эту минуту Гаррет осознал, что любит Марианну, что никогда не верил в ее вину.
   – Милорд, вы предложили мне сделку, какой бы отвратительной она ни была, – с мрачной решимостью произнес сэр Генри. – Видит Бог, я мог бы принять ваши условия ради спасения дочери. Но даже ради ее спасения я не могу сказать, кто совершил покушение на жизнь короля, ибо не знаю этого. Уверен только в одном: это был не я.
   Не вызывающая сомнения искренность старика еще больше усилила в Гаррете сознание своей вины. Как он мог сомневаться в невиновности Мины? Каким он был тупицей, не понимая, что ее любовь искренняя! Если бы он больше прислушивался к своему сердцу, то скорее понял бы это и избавил бы их обоих от бесконечных страданий.
   – Что… что вы теперь сделаете, милорд? – спросил сэр Генри, испуганный долгим молчанием Гаррета.
   – Конечно, все что смогу, чтобы доказать, что вы и ваша дочь невиновны.
   Сэр Генри с недоверчивым видом посмотрел на Гаррета:
   – Почему вы так стараетесь доказывать нашу невиновность?
   Гаррет сказал то, что пришло ему в голову, – правду.
   – Потому что я люблю вашу дочь, сэр.
   Вот так. Эту правду теперь узнает весь мир, и Гаррету было безразлично, что весь мир подумает об этом.
   Изумление на лице сэра Генри сменилось выражением задумчивости. Затем он вдруг скрестил на груди худые руки, стиснул челюсти и, прищурившись, строго спросил:
   – И как давно вы держите мою дочь в заточении, милорд?
   Гаррету стало по-настоящему стыдно. Он не жалел о том, что сделал, но и не мог не понимать, как это выглядит в глазах отца Мины. Он неожиданно растерялся, не зная, что ответить разгневанному отцу. Он мог солгать, а мог рассказать всю правду и создать тем самым ряд нежелательных проблем. Гаррет медлил с ответом.
   – Как давно? – снова спросил сэр Генри.
   Гаррет посмотрел в его суровые глаза:
   – Достаточно, чтобы узнать ее.
   Но этого ответа оказалось недостаточно для сэра Генри. Старик угрожающе сжал костлявые кулаки.
   – Она провела пленницей в вашем доме все эти недели?
   – Нет, – ответил Гаррет. – Я до недавнего времени не знал, кто она.
   Лицо сэра Генри немного смягчилось.
   – С Миной находилась ее тетя, – добавил Гаррет в надежде успокоить старика.
   Он все еще не решался верить Гаррету.
   – Если вы обидели ее… или… или…
   – Мина счастлива и здорова. Уверяю вас, сэр.
   Сэр Генри возмущенно хмыкнул:
   – Это уж мне судить. Если вы скомпрометировали мою дочь, я желаю, чтобы все было немедленно исправлено.
   Гаррета возмутило то, что с ним обращаются как с нашкодившим котом, и он вспыхнул от гнева:
   – Я люблю вашу дочь, сэр. Клянусь честью, я не допущу, чтобы она страдала.
   Сэр Генри окинул Гаррета оценивающим взглядом, помолчал, а затем кивнул:
   – Вот и хорошо. Вы уже подумали, что сделаете, чтобы она не попала в тюрьму за преступление, к которому непричастна?
   – Нет, – честно признался Гаррет. – Пока нет. Мы должны начать с того, что попытаемся установить, кто в действительности совершил это преступление и как им удалось впутать в него вас обоих. Мина думает, это мог сделать мой дядя, чтобы вернуть себе Фолкем-Хаус.
   – Это возможно, – сказал сэр Генри и в задумчивости свел брови. – Сэр Питни продал мне дом за гроши, потому что нуждался в деньгах. Позднее, когда я привел имение в порядок, он, очевидно, решил, что у него хватит денег, чтобы снова купить его. Но я ни за что не хотел продавать.
   – Тогда, вероятно, он решил избавиться от вас и оклеветал.
   Сэр Генри стал медленно ходить по комнате, заложив руки за спину.
   – Это на него похоже. Когда Питни пытался заставить меня продать ему имение, он распространил грязные слухи о моих жене и дочери в надежде опозорить меня в глазах соседей.
   Гаррет вдруг понял, что означали странные слова того солдата о Питни и Мине. Как он мог поверить, что Мина способна поддерживать какие-то отношения с его коварным дядей? И неудивительно, что она не хотела доверить Гаррету свои тайны.
   Он постарается искупить свою вину за то, что не доверял ей. Он узнает, кто на самом деле стоял за покушением на жизнь короля, чего бы это ему ни стоило, а потом всю свою оставшуюся жизнь посвятит Мине.
   – Если мой дядя действительно преступник, давайте подумаем, как он мог все это подстроить. Что можно сказать о самих лекарствах? Вы утверждаете, что, получив их от Мины, не выпускали из рук. Так как же в них попал яд?
   Сэр Генри недоуменно пожал плечами:
   – Не могу сказать. Я все время думаю об этом. Я отлично помню, что не выпускал мешочка из рук.
   – Ваши лекарства были не в пузырьках?
   – Нет. Я ужасно неловок. Разбил много пузырьков, поэтому пришел к выводу, что лекарства лучше держать в маленьких мешочках.
   Гаррет на минуту задумался.
   – А вы уверены, что мешочки всегда были при вас?
   – Могу в этом поклясться. Каждый раз, когда я ехал ко двору, Мина вставала рано утром, чтобы приготовить мои порошки, и насыпала их в два или три мешочка. Я прятал их под своим поясом, где они и оставались до тех пор, пока я не использовал их при лечении.
   Неожиданно в памяти Гаррета всплыло воспоминание о детской шутке, которую он подстроил своему дяде, которого уже тогда он не любил. Однажды вечером перед обедом он намазал изнутри дядину кружку тонким слоем мыла. Когда всем за столом налили в кружки эль, дядя сделал большой глоток и чуть не задохнулся от отвратительного вкуса. Потом Гаррета разоблачили и заставили извиниться перед сэром Питни. Но эта шутка доказала его дяде одно – даже если кружка кажется пустой, это не значит, что она действительно пуста.
   У Гаррета от волнения пересохло во рту. Он посмотрел на сэра Генри:
   – Эти мешочки, которыми вы пользовались, они были особыми? Вы их где-нибудь покупали или шили дома?
   Сэр Генри в недоумении посмотрел на Гаррета:
   – Мина шила их из белого атласа и вышила на них разные узоры. А что?
   Белый атлас! Гаррет помрачнел.
   – Если бы кто-нибудь посыпал изнанку ваших мешочков белым порошком, таким как мышьяк, вы с Миной могли и не заметить его.
   – Да, – тихо отозвался сэр Генри. – Мина всегда наполняла их рано утром при свете свечи в полутемной комнате. Более того, иногда мешочками не пользовались по нескольку дней. Любой мог войти в дом и насыпать в них яд. У меня часто бывали посетители, и сделать это было легко…
   – Достаточно легко, – перебил старика Гаррет. – Это мог сделать подкупленный слуга или кто-то незаметно вошедший в дом.
   – Да, да, – испуганно шептал сэр Генри. – Как это легко – быть злодеем, а?
   Гаррет кивнул. И как трудно доказать злодейство. Но наверняка кто-то вспомнит, что видел чужого человека, входившего в личные комнаты сэра Генри или Мины. Или, вероятно, если слуга был подкуплен…
   – Что вы теперь будете делать? – спросил сэр Генри.
   – Где-то есть еще человек, который может дополнить то, что нам известно. Для этого потребуется время, но, может быть, то, что я знаю, убедит короля больше не допрашивать вас, пока я сам не найду ответы на свои же вопросы.
   – Все это прекрасно, но пока вы ищете врагов короля, что будет с моей дочерью? – спросил сэр Генри.
   Выражение лица Гаррета смягчилось, когда он подумал о Мине. Теперь она будет принадлежать ему навеки. Он добьется этого. Тут Гаррет вспомнил: она думает, что ее отец умер. Когда Мина узнает, как много всего он от нее скрывал, она наверняка рассердится.
   – Так что же будет с моей дочерью, милорд? – снова спросил обеспокоенный сэр Генри.
   – Я обеспечу ее безопасность, сэр. Даю вам слово чести. И, когда все это закончится, с вашего позволения она станет моей женой.
   «И я не потерплю никаких возражений», – добавил про себя Гаррет.

Глава 22

   Пусть негодяи поостерегутся,
   как бы ни скрывали они свои тайные дела,
   муки и позор им предначертаны…
Уильям Конгрив. Лицемер

   В нетерпеливом ожидании Марианна ходила по холлу городского дома Гаррета, ежеминутно поглядывая на дверь. Гаррет отсутствовал всего лишь несколько часов, но ожидание становилось невыносимым. Ее мысли все время возвращались к их последнему разговору.
   Гаррет предлагал ей огромную жертву. С одной стороны, Марианну радовало это, поскольку свидетельствовало о его сильных чувствах к ней. Но с другой стороны, ей хотелось отказаться от такой жертвы. Что они будут делать там, во Франции? Может ли Гаррет быть счастлив, оставив все, за что так боролся? Маловероятно.
   Он ничего не говорил о любви или о браке. Было ясно, что он намерен жить с ней как муж с женой, но ничего не говорил о необходимых для этого обетах. Марианна обхватила плечи руками, слезы показались в ее глазах. Сможет ли она долго оставаться в таком положении? Ее сердце принадлежало ему, но могла ли она надеяться, что он не разобьет его?