Страница:
– Стойте! – приказал граф, и Марианна повиновалась, в душе проклиная свою накидку, в которой ночью ее можно было принять за воровку.
– Это всего лишь я, цыганка, – чуть слышно прошептала Марианна. – Я не делаю ничего плохого, милорд.
– Повернитесь, – коротко скомандовал граф, и Марианна так быстро повернулась, что споткнулась, наступив на край накидки. Она широко раскрыла глаза, увидев его чеканное лицо, казавшееся в слабом утреннем свете мрачным и жестоким. Он держал шпагу наготове. Его взгляд остановился на маске, которую Марианна надела на случай встречи с незнакомым человеком. Затем он оглядел ее с ног до головы, заметив, что под накидкой, где Марианна одной рукой придерживала мешочки с травами, что-то оттопыривается.
– Снимите маску и накидку, – так же строго приказал граф.
– Не сниму! – возразила Марианна. – Вы же знаете, кто я!
Граф угрожающе поднял шпагу:
– Снимайте!
Выпустив из рук мешочки, Марианна трясущимися руками развязала тесемки маски, а затем сняла и накидку.
Граф опустил шпагу и обвел взглядом ее фигуру, задержавшись на тонкой длинной шее и груди, прикрытой прозрачной муслиновой сорочкой. Он пробежал глазами по жесткому корсажу ее простого шоколадно-коричневого цвета платья, по тонкой от природы талии и округлым бедрам. В эти дни Марианна не надевала много нижних юбок, и поэтому ее фигура выглядела именно такой, какой ее создала природа.
– Очаровательно, – с улыбкой проговорил граф, возвращаясь взглядом к лицу Марианны, – как я и думал.
Он вложил шпагу в ножны.
Марианна поняла, что он заставил ее снять накидку лишь для того, чтобы удовлетворить свое похотливое любопытство и поглазеть на ее тело. Она с негодованием схватила накидку.
– Вы… вы, сэр, – развратник! – воскликнула она, неловко натягивая ее на плечи. Она пыталась завязать тесемки, но от волнения ей это не удавалось. Накидка снова соскользнула вниз.
Граф тихо усмехнулся:
– Кто же вы, моя цыганочка? Шпионка? Воровка? Что вы здесь делаете, тайком, на рассвете? Вы так напугали кухарку, что она нарушила мой крепкий сон, потребовав, чтобы я разобрался с незваным гостем.
Марианна покраснела под пристальным взглядом графа.
– Я… я только хотела позаимствовать кое-какие растения из вашего сада, милорд, – ответила она и, опустившись на колени, вынула из мешочка одно из растений. – Видите? Я хочу завести собственный садик и… ну… я подумала, что вы не станете возражать, если я возьму те, которые трудно вырастить. Ведь у вас их множество, и вам они, конечно, не нужны. А весной я могла бы принести вам некоторые из моего сада, которые укоренились и… и размножились.
С выражением недоверия на лице граф подошел ближе и опустился на колени так близко от Марианны, что она невольно вздрогнула. Он заглянул в мешочки, но, не найдя в них ничего, кроме растений, поднялся и протянул руку, чтобы помочь встать Марианне. Она словно не заметила этого и поднялась сама.
– Так, значит, эта упрямая цыганка, не желающая брать мои деньги, не так уж независима, как она старается всех уверить, не так ли? – сказал Гаррет с нотками превосходства в голосе. – Для вас было бы слишком унизительно попросить у меня эти травы? Вы подумали, что я пожалею для вас несколько ничтожных растений?
Марианна подняла голову:
– Я понятия не имею, о чем вы могли бы пожалеть, милорд.
Гаррет молча оглядел сад, словно хотел убедиться, не занималась ли она чем-то еще, кроме выкапывания трав.
– Мои сады довольно велики, как вы узнали, где вы найдете то, что вам нужно? – недоверчиво спросил он. – Вы не могли пробыть здесь более получаса, а уже набрали неплохой запас трав.
Вопрос застал Марианну врасплох. Она пыталась скрыть смущение и искала ответа, который мог бы удовлетворить его. И нашла.
– Я бывала здесь раньше. Прежние владельцы позволяли мне брать все, что я хотела, поэтому я не задумываясь пришла сюда. Я привыкла собирать здесь то, что мне нужно.
Неожиданно граф шагнул к Марианне и, взяв ее за подбородок, поднял голову так, что ее глаза оказались на уровне его глаз.
– И поэтому вы пришли в такой час, зная, что никто не увидит вас? Я бы сказал, что так делают воры, а не гости.
На глаза Марианны набежали слезы, готовые пролиться в любую минуту.
– Я не воровка, – обиженно прошептала она, но, заметив на лице графа слабую улыбку, возмутилась: – Уинчилси никогда не называли меня так, и вам я не позволю! Вас не интересуют сады, так какое вам дело до того, что я взяла несколько растений? От вашей заботы они просто превратились бы в сорняки!
Губы графа превратились в одну тонкую линию. Отпустив Марианну, он наклонился и вытащил какое-то растение из мешочка. У нее забилось сердце, тогда она увидела в его руках «ночную тень».
– В сорняки? – переспросил он. – Я бы не назвал белладонну просто сорняком, а вы?
Марианна заставила себя сохранять спокойствие. Если граф узнал растение, то он должен знать и его свойства. Он наверняка заподозрит, что она использует его с самой дурной целью.
– Я пользуюсь белладонной для припарок, – спокойным тоном сказала Марианна.
– А я-то думал, для того, чтобы сделать взгляд ваших очаровательных глаз еще более таинственным, – с сарказмом проговорил Гаррет.
Это тоже было одним из свойств растения: итальянские дамы пользовались им, чтобы расширить зрачки и таким образом придавать взгляду особое очарование.
– У меня нет желания выглядеть таинственной.
Граф рассмеялся в ответ:
– У вас нет желания выглядеть таинственной, поэтому вы прячетесь под накидкой и маской, пробираетесь украдкой в мой сад, воруете мои травы, в основном ядовитые…
– Я никого не хочу отравить, милорд! – в отчаянии воскликнула Марианна. – Мне нужна белладонна лишь для приготовления лекарств! А остальные всего лишь травы, вы сами можете это видеть. Почему вам надо поднимать такой шум из-за нескольких растений?
Это было так несправедливо! Это были ее сады, ее травы, а она вынуждена объяснять, зачем они нужны ей, что она собиралась с ними делать! Будь проклят этот граф со своими подозрениями!
Кончиком сапога граф перевернул мешочек с травами, лежавший перед ним, и торопливо произнес:
– Мне наплевать на растения, даже на белладонну, вы найдете сколько угодно ядов в лесу. Но я не могу терпеть, чтобы вы втайне от меня бродили по моему саду. У меня есть враги…
Гаррет замолчал, как будто рассердившись на себя за то, что сказал лишнее.
Марианна почувствовала страх. У большинства мужчин, без сомнения, были враги, но какие преступления совершил этот человек, если даже в собственном доме не чувствует себя в безопасности? Конечно, существовал сэр Питни, но он не отважится появиться вблизи Фолкем-Хауса. Не так уж он глуп. Нет, подозрительность Фолкема лишь доказывает, что ему свойственно наживать врагов и создавать опасные ситуации.
Граф оглянулся на дом, а затем опять повернулся к Марианне.
– Вы знали этих Уинчилси? – вдруг спросил он.
Марианна чувствовала, что он ждет ее ответа с большой долей любопытства. И с подозрением. Ей лучше быть поосторожнее.
Чувствуя на себе пристальный взгляд графа, Марианна опустила глаза.
– Я хорошо знала Уинчилси, хотя и жила здесь совсем недолго.
Она была довольна своим ответом. До сих пор почти все, что она говорила, было правдой, хотя и представляло ее несколько в другом свете.
– Я мало знаю о тех, кто жил здесь раньше. Расскажите мне о них, – вдруг попросил граф.
– Ч-что вы хотите узнать?
– Этот сэр Уинчилси. Что это был за человек?
Желание правдиво описать своего отца оказалось сильнее здравого смысла, который подсказывал Марианне, что она должна рассказать как можно меньше.
– Он был удивительным человеком, добрым и кротким, – сказала она, не в состоянии скрыть удовольствие от возможности поговорить о своем отце. – Он заботился обо всех одинаково – о богатых и бедных. От него я многому научилась в лечении больных.
Тень пробежала по лицу Фолкема.
– Кажется, вы знали его лучше, чем я мог бы подумать, принимая во внимание, что вы цыганка. Более того, кажется, он нравился вам. Возможно, у вас больше опыта общения с покровителями, чем я вначале предполагал.
Глаза Марианны расширились, когда она поняла, что имел в виду граф.
– Стыдитесь! Как вы смеете намекать, что сэр Уинчилси и я… что мы…
– Да?
– Только такой развратник, как вы, может такое подумать! Так вот, он был стар и любил свою жену! Чем его могла привлечь… такая, как я?
Марианна с пуританским презрением взглянула на графа. Этот взгляд произвел на него впечатление. Его настроение резко переменилось.
– Чем, действительно, могли привлечь его вы? – Он, прищурившись, оглядел ее. – Легко могу ответить на ваш вопрос, милочка. Мужчина должен быть или слеп, или глуп, чтобы не соблазниться вашей фигурой.
Грубый намек, прозвучавший в словах графа, насторожил Марианну. Она, приготовившись бежать, если он накинется на нее, попятилась и обогнула живую изгородь так, что она оказалась между ними.
– Пожалуйста, милорд, – проговорила Марианна, когда граф не спеша стал надвигаться на нее. – Я думаю, мне лучше сейчас уйти. Моя тетя будет беспокоиться.
– Пусть беспокоится. Вы же не беспокоились о ней, когда пробирались сюда, не так ли?
Граф сделал еще несколько шагов, становясь между Марианной и ее мешочками с травами. Живая изгородь по-прежнему разделяла их.
– Кроме того, вы же не хотите оставить здесь то, за чем пришли.
Марианна взглянула на мешочки, в беспорядке валявшиеся на земле.
– Мне… мне они в общем-то не нужны, – солгала она.
– Глупости. Они были вам так нужны, что вы были готовы их украсть. А что мне с ними теперь делать? Они погибнут, если их не пересадить, и, уверяю вас, садовник из меня никакой. Вам обязательно надо взять их с собой.
Граф опустился на колени, собрал мешочки и положил их на изгородь. Но Марианна не успела схватить их, граф легко перепрыгнул через изгородь, оказавшись между нею и мешочками.
– Они все же вам нужны, не правда ли? – спросил он.
– Да-а. – Марианна попятилась, пока не уперлась в яблоню, росшую на границе сада. Отступать дальше было некуда, граф загнал ее в ловушку.
– Вы их получите, но за плату, – с торжествующей улыбкой произнес он, чем вызвал у Марианны подозрения. Она подумала, что ей совсем не хочется узнать, какова эта плата.
– Один поцелуй. Вот и все. Затем вы можете взять эти травы и делать с ними все, что захотите.
Один поцелуй? Как будто она допустит, чтобы ее коснулись губы этого… этого убийцы! Марианна забыла об осторожности и, упершись кулаками в бока, в ярости накинулась на графа:
– Это все, чего вы желаете? Один поцелуй? Только дворянину может прийти такое в голову! Да как вы смеете просить об этом?!
– Какое негодование вижу у цыганки! Вы воображаете себя принцессой. Не забывайте, вы без разрешения проникли в мой сад. Один поцелуй – незначительная цена за то, что я не преследую вас за преступное поведение.
– С каких это пор дворяне ограничиваются одним поцелуем, милорд? Я не настолько наивна, чтобы позволить вам уговорить меня на такие глупости. Тетя достаточно часто предостерегала меня против таких, как вы.
Лицо графа помрачнело. И тут только Марианна осознала, что совершенно беззащитна здесь, наедине с ним. В доме, вероятно, есть слуги, но они достаточно далеко. Граф может сделать с ней все, что хочет, и никто не обратит на это особого внимания.
Марианна быстро огляделась в поисках какого-нибудь орудия защиты, но рядом ничего не было, даже какой-нибудь ветки.
– Должен вам напомнить, мадам, – сурово произнес граф, придвигаясь к Марианне все ближе, – если бы я захотел, то передал бы вас констеблю и вас посадили бы в тюрьму.
Глаза Марианны гневно вспыхнули.
– Вы бы это сделали? И все это из-за нескольких травинок. Мне следовало бы ожидать этого от… такого негодяя. Ну так отправляйте меня к констеблю. Полагаю, он предпочел бы видеть меня свободной, чтобы я помогла его жене, которой нездоровится после родов, а не в заключении по прихоти безумного дворянина!
На лице графа отразилось нечто похожее на восхищение ее смелостью.
– Очень хорошо, как видно, я не смогу заковать вас в цепи, иначе весь город восстанет против меня, – мрачно пошутил он. – Но все равно не могу позволить вам взять эти травы, если не заплатите ту незначительную цену, которую я прошу. Не понимаю, цыганка рискует вызвать гнев благородного пэра по такой незначительной причине. Немногие цыганки колебались бы заплатить за свою свободу тем, что я прошу.
«Черт бы его побрал! Зачем ему надо все время напоминать, что я веду себя как оскорбленная леди, а не как льстивая цыганка? Что бы сделала на моем месте молодая цыганка? Вероятно, воспользовалась бы его страстью и выторговала бы у него небольшую награду, – с иронией подумала Марианна. – Надо позволить ему этот поцелуй и покончить с этим. Почему бы не сыграть роль до конца?»
– Один поцелуй, милорд? Думаю, это слишком высокая цена за какие-то жалкие растения. А если вы предложили бы мне что-либо более соблазнительное…
Гаррет прищурил глаза и, подойдя к Марианне, уперся руками в ствол дерева так, что она оказалась прижатой к дереву.
– Вот цыганская принцесса и показала свое истинное лицо, – с торжеством заметил он.
Марианна сразу же пожалела о своей глупой попытке перехитрить графа. Она смотрела ему в глаза. Он ответил ей холодным как лед взглядом, затем перевел его на ее губы.
– Вы правы, – тихо сказал он. – Одна только сладость ваших губ стоит больше, чем простые травы. Но боюсь, сделка уже заключена. Ни одна цыганская девушка не отвергнет меня. Вы выполните мой каприз, милая, независимо от того, поцелуете вы меня по своей воле или я заставлю вас сделать это.
Теперь, испуганная по-настоящему и его близостью, и желанием, которое видела в его глазах, Марианна уперлась руками графу в грудь:
– Пожалуйста, милорд, я не хочу отказывать вам. Я… я сделаю, как вы желаете… если вы дадите мне минуту… чтобы приготовиться.
Граф отступил, но недостаточно далеко для того, чтобы можно было успокоиться. Марианна все сильнее волновалась, чувствуя на себе его пристальный взгляд, больше всего пугавший ее. Она лихорадочно искала, что бы сказать, как заставить графа отказаться от своего намерения.
– Иди ко мне, Мина, ты узнаешь вкус поцелуя, – зашептал он голосом, полным искушения. Марианна боролась с желанием сделать все, что приказывал этот ласкающий бархатный голос.
Стряхнув с себя это наваждение, она протянула руку и, сорвав яблоко, сунула его графу:
– Если вы голодны, милорд, может быть, оно лучше утолит ваш голод.
– Может быть, яблоко и погубило Адама, моя маленькая Ева, – с мрачным видом проговорил граф. – Но мужчина не попадается дважды на один и тот же крючок.
С этими словами он взял яблоко и отбросил в сторону. Затем, преодолевая сопротивление Марианны, притянул ее к себе. Она почувствовала стальную твердость каждого мускула его тела.
– Я не… – попыталась протестовать Марианна, но граф не дал ей продолжить.
Его губы были твердыми, как отброшенное им яблоко. Когда он прижался ими к ее губам, все мысли вылетели у Марианны из головы. Она уперлась руками в его грудь и напряглась всем телом. Граф удерживал ее с такой силой, будто боялся, что она улетит, если он отпустит ее. Неожиданно его губы стали мягкими, а рука легла Марианне на талию. Какое нежное прикосновение, подумала она. Слишком нежное. Оно отняло у нее всякое желание сопротивляться.
Его губы ласкали ее губы, и они сами собой отвечали ему, а в теле рождалось странное ощущение предвкушения чего-то. Его еще не выбритый утром подбородок царапал ее нежную кожу, но она ничего не могла сделать, а только ждала, ждала, пока приятная сладость, вызванная его поцелуем, исчезнет и она сможет вырваться из его объятий.
Но ожидание затянулось. А ощущение этой сладости, делавшее ее беспомощной, было восхитительным опьянением. Марианна инстинктивно прижималась к графу, и ее тело обмякло в его объятиях.
– Ах, Мина, – прошептал граф с нежностью, – один твой поцелуй слаще вина!
Он поцеловал Марианну в щеку, затем за ухом.
– Милорд, пожалуйста… – ахнув, прошептала она.
– Гаррет, – так же шепотом ответил граф, прижимаясь губами к ее шее. – Меня зовут Гаррет, милая. Думай обо мне только как о Гаррете Фолкеме, который просто хочет получше узнать тебя.
Фолкем! Это слово заставило Марианну прийти в себя. Это ее враг! Что за безумие! Как она могла допустить, чтобы он прикасался к ней? Еще хуже, как она могла испытывать при этом наслаждение?
Когда граф коснулся губами ее плеча и тепло от них растеклось по ее телу, Марианна слабо запротестовала:
– Один поцелуй, вы сказали. Только один поцелуй.
Гаррет откинул назад голову и улыбнулся, блеснув рядом ровных белых зубов:
– С каких это пор мужчины удовлетворяются одним поцелуем?
Эта фраза вызвала в воображении Марианны образы цыганок, соблазненных и брошенных дворянами. «Бежать! Надо бежать!» – промелькнуло у нее в голове.
Марианна стиснула кулачки и с силой ударила графа в грудь.
– Значит, вы овладели бы девушкой против ее желания? – возмущенно спросила она. Неожиданный гнев и страх придавали силу ее словам.
– Эта девушка не против своей воли только что трепетала в моих объятиях, – с издевкой заметил граф, но его руки, державшие Марианну за талию, ослабели.
Он был прав. Ее тело все еще было во власти чувств, которые он пробудил в ней, но Марианна поклялась себе, что он никогда не узнает об этом. Она сдержанно заметила:
– Вы назвали цену, милорд, и я заплатила ее. Вы сказали, что поцелуй должен быть добровольным. Он таким и был. А теперь вы намерены воспользоваться своими же условиями, чтобы потребовать еще одну плату?
Ее деловой тон заставил Гаррета нахмуриться. Он отступил на шаг, и от его взгляда у Марианны перехватило дыхание. Она покраснела от смущения, прекрасно сознавая, что ее сердитые слова не обманули его.
– Вы говорите так, как базарная торговка говорит о своем товаре, – холодным тоном проговорил Гаррет. – Можете это отрицать, если хотите, но поцелуй не был просто платой. Честная женщина призналась бы в этом.
– А благородный человек отпустил бы меня сейчас и больше не мучил своими капризами, – ответила Марианна, желая лишь одного – сбежать, пока не станет ясным, насколько проницательность графа встревожила ее.
Он снова оценивающе оглядел ее фигуру с головы до ног. Марианна почувствовала, что краснеет, заметив, на каких местах останавливается его взгляд.
Марианна подняла руку и намеренно вытерла губы так, словно хотела стереть с них следы от поцелуев.
Заметив это, граф онемел от гнева. Затем он повернулся, взял мешочки с травами и протянул их Марианне:
– Вот. Возьмите и убирайтесь с моей земли. Бегите к вашей тетушке, припаркам и пациентам. Но в следующий раз, если я увижу вас там, где вам не следует находиться, вы не отделаетесь поцелуем. Нет, моя спесивая цыганочка, в следующий раз цена за вашу свободу будет намного выше. Помните об этом, когда станете что-то затевать.
С этими словами граф шутовски поклонился, повернулся и ушел. Марианна осталась стоять, пытаясь как-то успокоить все еще бешено колотящееся сердце.
Глава 7
Прошло два дня, а Гаррета все еще преследовал образ Мины. Он ехал быстрым шагом на своем жеребце Цербере по дороге, ограничивающей его владения, и не переставал проклинать себя за то, что думает об этой упрямой цыганочке.
Он понимал, почему она не выходит у него из головы. Когда она раскрыла перед ним свое лицо, она не раскрыла своих тайн. Ее скрытность не давала ему покоя. То он верил, что ей нечего скрывать, у нее нет никаких позорных тайн, то его охватывали подозрения, что она подослана его дядей.
Даже если она служит дяде, что она может ему сделать? Она явно была слишком неопытна для настоящего предательства, а Гаррет повидал достаточно истинных злобных интриганов, чтобы предположить, что она чем-то может помешать ему. Однако если ее послал Тирл, она может оказаться более чем помехой, особенно когда она так волнует его.
Сейчас, если он намерен достичь своей цели, ему меньше всего нужны были лишние переживания. В последние дни эта цель все более и более захватывала его. Возвращение в Фолкем вновь разбередило его душевную рану, нанесенную известием о смерти родителей.
Когда Гаррету рассказали об их гибели, он смирился с объяснением, что произошла одна из тех трагедий, которые случаются на войне. Но со временем он пришел к осознанию некоторых вещей.
Только одному дяде Гаррета было известно, что его родители под чужими именами направились в Вустер, чтобы там присоединиться к королю. Только Тирл знал, какой дорогой они поедут и как их можно узнать. И теперь Гаррет был уверен, что только Тирл мог выдать их «круглоголовым». У него не было доказательств, но он всем сердцем верил в это.
С годами его подозрения переродились в жгучее желание отомстить. Сейчас он едва мог поверить, что через столько лет наконец близок к осуществлению своего желания.
Его месть началась с его появления в палате лордов и возвращения ему его владений. Его неожиданное возвращение породило множество слухов. Пройдет немного времени, и общество узнает всю правду о Тирле, о его двуличности. И тогда Питни невозможно будет показаться в приличном обществе. Тогда Гаррет начнет затягивать петлю на его шее. Он уже старательно готовил для этого почву. И скоро, очень скоро…
Громкие крики нарушили полуденную тишину и отвлекли графа от его мыслей. Повернув Цербера в ту сторону, откуда доносились звуки, он увидел столб дыма, поднимавшийся над его полями. Черт побери, кто-то поджег поля! Гаррет пришпорил коня. Услышав душераздирающий крик, он еше сильнее ударил Цербера.
Доскакав до места, Гаррет увидел трех мужчин посреди выгоревшего участка поля. Он не узнал человека, неподвижно лежавшего на земле. Его камзол и рубашка на глазах набухали от крови. Двое других, возмущенно кричавших друг на друга, были Гаррету знакомы. Оба работали на него. Тот, что повыше, сжимал в руке окровавленный нож.
Гаррет соскочил с седла.
– Прекратите это безумие! – закричал он, становясь между ссорящимися.
Высокий тотчас же обернулся на голос, держа наготове нож. Увидев Гаррета, человек мгновенно побледнел и выронил нож.
– М-милорд, я не знал…
Мрачный взгляд Гаррета заставил его замолчать.
– Расскажите, что случилось, – потребовал Гаррет, не спуская недоверчивого взгляда с обоих.
Высокий, оказавшийся местным жителем, нанятым на время жатвы, пришел в себя и поспешил объяснить.
– Этот негодяй, – он указал на распростертого на земле мужчину, – пытался поджечь поля. И ему бы это удалось, если бы я не распорол ему брюхо.
Тот, который был пониже ростом, арендатор этого поля, со злостью замахнулся на высокого кулаком:
– Ты «распорол ему брюхо», только когда появился я и выбил факел из его руки. Он не был вооружен. Если бы не твоя глупость, я взял бы его живым. Его сиятельство мог бы допросить его. Стоило бы узнать, кто подослал мерзавца поджечь нас, вместо того чтобы иметь безымянного мертвеца, которого надо похоронить.
Гаррет еще раз огляделся. Факел, закатившийся в зеленую траву, явно недолго горел, перед тем как погаснуть. Гаррет внимательно осмотрел распростертое на земле тело. Оружия при нем не было.
Гаррет вопросительно взглянул на высокого крестьянина. Тот переводил взгляд с арендатора на графа, как будто соображая, как ему лучше объяснить свои действия.
– Может, я и поспешил, – наконец пробормотал он. – Но откуда я мог знать, что он не вооружен? Я сделал то, что сделал бы любой солдат.
Это замечание заставило Гаррета спросить:
– Тебя зовут Эштон, не так ли?
Высокий утвердительно кивнул.
– И ты был солдатом?
Эштон прикусил губу и опустил глаза.
– Ты пришел просить работу и сказал, что ты фермер, – продолжал Гаррет. В его голосе появились стальные нотки. – Ответь на мой вопрос: ты когда-нибудь служил в армии?
– Я только хотел сказать, милорд, что я хотел защитить себя, как это сделал бы любой солдат.
– Так ты не был солдатом.
– Нет.
Гаррет взглянул на окровавленный нож в руке Эштона, а затем на раненого, лежавшего на земле.
– Ты уволен. Я более не нуждаюсь в твоих услугах.
Арендатор мрачно кивнул в знак одобрения, а Эштон в растерянности уставился на графа:
– Н-но, милорд, почему?
Гаррет посмотрел в глаза Эштону, и тот залился краской.
– Я не терплю лжецов, – заметил Гаррет. – Простые фермеры не носят ножей, и какая необходимость скрывать, что ты когда-то был солдатом?
На какой-то момент выражение лица Эштона изменилось, как будто кто-то сорвал с него маску. Его взгляд стал похож на взгляд дикаря, загнанного в угол.
– Милорд, я… я не был уверен, что мне следовало говорить вам, что когда-то я был солдатом. Солдаты не всегда становятся хорошими фермерами. Но если вы не прогоните меня, может быть, вам было бы выгодно иметь солдата на вашей стороне.
– Это всего лишь я, цыганка, – чуть слышно прошептала Марианна. – Я не делаю ничего плохого, милорд.
– Повернитесь, – коротко скомандовал граф, и Марианна так быстро повернулась, что споткнулась, наступив на край накидки. Она широко раскрыла глаза, увидев его чеканное лицо, казавшееся в слабом утреннем свете мрачным и жестоким. Он держал шпагу наготове. Его взгляд остановился на маске, которую Марианна надела на случай встречи с незнакомым человеком. Затем он оглядел ее с ног до головы, заметив, что под накидкой, где Марианна одной рукой придерживала мешочки с травами, что-то оттопыривается.
– Снимите маску и накидку, – так же строго приказал граф.
– Не сниму! – возразила Марианна. – Вы же знаете, кто я!
Граф угрожающе поднял шпагу:
– Снимайте!
Выпустив из рук мешочки, Марианна трясущимися руками развязала тесемки маски, а затем сняла и накидку.
Граф опустил шпагу и обвел взглядом ее фигуру, задержавшись на тонкой длинной шее и груди, прикрытой прозрачной муслиновой сорочкой. Он пробежал глазами по жесткому корсажу ее простого шоколадно-коричневого цвета платья, по тонкой от природы талии и округлым бедрам. В эти дни Марианна не надевала много нижних юбок, и поэтому ее фигура выглядела именно такой, какой ее создала природа.
– Очаровательно, – с улыбкой проговорил граф, возвращаясь взглядом к лицу Марианны, – как я и думал.
Он вложил шпагу в ножны.
Марианна поняла, что он заставил ее снять накидку лишь для того, чтобы удовлетворить свое похотливое любопытство и поглазеть на ее тело. Она с негодованием схватила накидку.
– Вы… вы, сэр, – развратник! – воскликнула она, неловко натягивая ее на плечи. Она пыталась завязать тесемки, но от волнения ей это не удавалось. Накидка снова соскользнула вниз.
Граф тихо усмехнулся:
– Кто же вы, моя цыганочка? Шпионка? Воровка? Что вы здесь делаете, тайком, на рассвете? Вы так напугали кухарку, что она нарушила мой крепкий сон, потребовав, чтобы я разобрался с незваным гостем.
Марианна покраснела под пристальным взглядом графа.
– Я… я только хотела позаимствовать кое-какие растения из вашего сада, милорд, – ответила она и, опустившись на колени, вынула из мешочка одно из растений. – Видите? Я хочу завести собственный садик и… ну… я подумала, что вы не станете возражать, если я возьму те, которые трудно вырастить. Ведь у вас их множество, и вам они, конечно, не нужны. А весной я могла бы принести вам некоторые из моего сада, которые укоренились и… и размножились.
С выражением недоверия на лице граф подошел ближе и опустился на колени так близко от Марианны, что она невольно вздрогнула. Он заглянул в мешочки, но, не найдя в них ничего, кроме растений, поднялся и протянул руку, чтобы помочь встать Марианне. Она словно не заметила этого и поднялась сама.
– Так, значит, эта упрямая цыганка, не желающая брать мои деньги, не так уж независима, как она старается всех уверить, не так ли? – сказал Гаррет с нотками превосходства в голосе. – Для вас было бы слишком унизительно попросить у меня эти травы? Вы подумали, что я пожалею для вас несколько ничтожных растений?
Марианна подняла голову:
– Я понятия не имею, о чем вы могли бы пожалеть, милорд.
Гаррет молча оглядел сад, словно хотел убедиться, не занималась ли она чем-то еще, кроме выкапывания трав.
– Мои сады довольно велики, как вы узнали, где вы найдете то, что вам нужно? – недоверчиво спросил он. – Вы не могли пробыть здесь более получаса, а уже набрали неплохой запас трав.
Вопрос застал Марианну врасплох. Она пыталась скрыть смущение и искала ответа, который мог бы удовлетворить его. И нашла.
– Я бывала здесь раньше. Прежние владельцы позволяли мне брать все, что я хотела, поэтому я не задумываясь пришла сюда. Я привыкла собирать здесь то, что мне нужно.
Неожиданно граф шагнул к Марианне и, взяв ее за подбородок, поднял голову так, что ее глаза оказались на уровне его глаз.
– И поэтому вы пришли в такой час, зная, что никто не увидит вас? Я бы сказал, что так делают воры, а не гости.
На глаза Марианны набежали слезы, готовые пролиться в любую минуту.
– Я не воровка, – обиженно прошептала она, но, заметив на лице графа слабую улыбку, возмутилась: – Уинчилси никогда не называли меня так, и вам я не позволю! Вас не интересуют сады, так какое вам дело до того, что я взяла несколько растений? От вашей заботы они просто превратились бы в сорняки!
Губы графа превратились в одну тонкую линию. Отпустив Марианну, он наклонился и вытащил какое-то растение из мешочка. У нее забилось сердце, тогда она увидела в его руках «ночную тень».
– В сорняки? – переспросил он. – Я бы не назвал белладонну просто сорняком, а вы?
Марианна заставила себя сохранять спокойствие. Если граф узнал растение, то он должен знать и его свойства. Он наверняка заподозрит, что она использует его с самой дурной целью.
– Я пользуюсь белладонной для припарок, – спокойным тоном сказала Марианна.
– А я-то думал, для того, чтобы сделать взгляд ваших очаровательных глаз еще более таинственным, – с сарказмом проговорил Гаррет.
Это тоже было одним из свойств растения: итальянские дамы пользовались им, чтобы расширить зрачки и таким образом придавать взгляду особое очарование.
– У меня нет желания выглядеть таинственной.
Граф рассмеялся в ответ:
– У вас нет желания выглядеть таинственной, поэтому вы прячетесь под накидкой и маской, пробираетесь украдкой в мой сад, воруете мои травы, в основном ядовитые…
– Я никого не хочу отравить, милорд! – в отчаянии воскликнула Марианна. – Мне нужна белладонна лишь для приготовления лекарств! А остальные всего лишь травы, вы сами можете это видеть. Почему вам надо поднимать такой шум из-за нескольких растений?
Это было так несправедливо! Это были ее сады, ее травы, а она вынуждена объяснять, зачем они нужны ей, что она собиралась с ними делать! Будь проклят этот граф со своими подозрениями!
Кончиком сапога граф перевернул мешочек с травами, лежавший перед ним, и торопливо произнес:
– Мне наплевать на растения, даже на белладонну, вы найдете сколько угодно ядов в лесу. Но я не могу терпеть, чтобы вы втайне от меня бродили по моему саду. У меня есть враги…
Гаррет замолчал, как будто рассердившись на себя за то, что сказал лишнее.
Марианна почувствовала страх. У большинства мужчин, без сомнения, были враги, но какие преступления совершил этот человек, если даже в собственном доме не чувствует себя в безопасности? Конечно, существовал сэр Питни, но он не отважится появиться вблизи Фолкем-Хауса. Не так уж он глуп. Нет, подозрительность Фолкема лишь доказывает, что ему свойственно наживать врагов и создавать опасные ситуации.
Граф оглянулся на дом, а затем опять повернулся к Марианне.
– Вы знали этих Уинчилси? – вдруг спросил он.
Марианна чувствовала, что он ждет ее ответа с большой долей любопытства. И с подозрением. Ей лучше быть поосторожнее.
Чувствуя на себе пристальный взгляд графа, Марианна опустила глаза.
– Я хорошо знала Уинчилси, хотя и жила здесь совсем недолго.
Она была довольна своим ответом. До сих пор почти все, что она говорила, было правдой, хотя и представляло ее несколько в другом свете.
– Я мало знаю о тех, кто жил здесь раньше. Расскажите мне о них, – вдруг попросил граф.
– Ч-что вы хотите узнать?
– Этот сэр Уинчилси. Что это был за человек?
Желание правдиво описать своего отца оказалось сильнее здравого смысла, который подсказывал Марианне, что она должна рассказать как можно меньше.
– Он был удивительным человеком, добрым и кротким, – сказала она, не в состоянии скрыть удовольствие от возможности поговорить о своем отце. – Он заботился обо всех одинаково – о богатых и бедных. От него я многому научилась в лечении больных.
Тень пробежала по лицу Фолкема.
– Кажется, вы знали его лучше, чем я мог бы подумать, принимая во внимание, что вы цыганка. Более того, кажется, он нравился вам. Возможно, у вас больше опыта общения с покровителями, чем я вначале предполагал.
Глаза Марианны расширились, когда она поняла, что имел в виду граф.
– Стыдитесь! Как вы смеете намекать, что сэр Уинчилси и я… что мы…
– Да?
– Только такой развратник, как вы, может такое подумать! Так вот, он был стар и любил свою жену! Чем его могла привлечь… такая, как я?
Марианна с пуританским презрением взглянула на графа. Этот взгляд произвел на него впечатление. Его настроение резко переменилось.
– Чем, действительно, могли привлечь его вы? – Он, прищурившись, оглядел ее. – Легко могу ответить на ваш вопрос, милочка. Мужчина должен быть или слеп, или глуп, чтобы не соблазниться вашей фигурой.
Грубый намек, прозвучавший в словах графа, насторожил Марианну. Она, приготовившись бежать, если он накинется на нее, попятилась и обогнула живую изгородь так, что она оказалась между ними.
– Пожалуйста, милорд, – проговорила Марианна, когда граф не спеша стал надвигаться на нее. – Я думаю, мне лучше сейчас уйти. Моя тетя будет беспокоиться.
– Пусть беспокоится. Вы же не беспокоились о ней, когда пробирались сюда, не так ли?
Граф сделал еще несколько шагов, становясь между Марианной и ее мешочками с травами. Живая изгородь по-прежнему разделяла их.
– Кроме того, вы же не хотите оставить здесь то, за чем пришли.
Марианна взглянула на мешочки, в беспорядке валявшиеся на земле.
– Мне… мне они в общем-то не нужны, – солгала она.
– Глупости. Они были вам так нужны, что вы были готовы их украсть. А что мне с ними теперь делать? Они погибнут, если их не пересадить, и, уверяю вас, садовник из меня никакой. Вам обязательно надо взять их с собой.
Граф опустился на колени, собрал мешочки и положил их на изгородь. Но Марианна не успела схватить их, граф легко перепрыгнул через изгородь, оказавшись между нею и мешочками.
– Они все же вам нужны, не правда ли? – спросил он.
– Да-а. – Марианна попятилась, пока не уперлась в яблоню, росшую на границе сада. Отступать дальше было некуда, граф загнал ее в ловушку.
– Вы их получите, но за плату, – с торжествующей улыбкой произнес он, чем вызвал у Марианны подозрения. Она подумала, что ей совсем не хочется узнать, какова эта плата.
– Один поцелуй. Вот и все. Затем вы можете взять эти травы и делать с ними все, что захотите.
Один поцелуй? Как будто она допустит, чтобы ее коснулись губы этого… этого убийцы! Марианна забыла об осторожности и, упершись кулаками в бока, в ярости накинулась на графа:
– Это все, чего вы желаете? Один поцелуй? Только дворянину может прийти такое в голову! Да как вы смеете просить об этом?!
– Какое негодование вижу у цыганки! Вы воображаете себя принцессой. Не забывайте, вы без разрешения проникли в мой сад. Один поцелуй – незначительная цена за то, что я не преследую вас за преступное поведение.
– С каких это пор дворяне ограничиваются одним поцелуем, милорд? Я не настолько наивна, чтобы позволить вам уговорить меня на такие глупости. Тетя достаточно часто предостерегала меня против таких, как вы.
Лицо графа помрачнело. И тут только Марианна осознала, что совершенно беззащитна здесь, наедине с ним. В доме, вероятно, есть слуги, но они достаточно далеко. Граф может сделать с ней все, что хочет, и никто не обратит на это особого внимания.
Марианна быстро огляделась в поисках какого-нибудь орудия защиты, но рядом ничего не было, даже какой-нибудь ветки.
– Должен вам напомнить, мадам, – сурово произнес граф, придвигаясь к Марианне все ближе, – если бы я захотел, то передал бы вас констеблю и вас посадили бы в тюрьму.
Глаза Марианны гневно вспыхнули.
– Вы бы это сделали? И все это из-за нескольких травинок. Мне следовало бы ожидать этого от… такого негодяя. Ну так отправляйте меня к констеблю. Полагаю, он предпочел бы видеть меня свободной, чтобы я помогла его жене, которой нездоровится после родов, а не в заключении по прихоти безумного дворянина!
На лице графа отразилось нечто похожее на восхищение ее смелостью.
– Очень хорошо, как видно, я не смогу заковать вас в цепи, иначе весь город восстанет против меня, – мрачно пошутил он. – Но все равно не могу позволить вам взять эти травы, если не заплатите ту незначительную цену, которую я прошу. Не понимаю, цыганка рискует вызвать гнев благородного пэра по такой незначительной причине. Немногие цыганки колебались бы заплатить за свою свободу тем, что я прошу.
«Черт бы его побрал! Зачем ему надо все время напоминать, что я веду себя как оскорбленная леди, а не как льстивая цыганка? Что бы сделала на моем месте молодая цыганка? Вероятно, воспользовалась бы его страстью и выторговала бы у него небольшую награду, – с иронией подумала Марианна. – Надо позволить ему этот поцелуй и покончить с этим. Почему бы не сыграть роль до конца?»
– Один поцелуй, милорд? Думаю, это слишком высокая цена за какие-то жалкие растения. А если вы предложили бы мне что-либо более соблазнительное…
Гаррет прищурил глаза и, подойдя к Марианне, уперся руками в ствол дерева так, что она оказалась прижатой к дереву.
– Вот цыганская принцесса и показала свое истинное лицо, – с торжеством заметил он.
Марианна сразу же пожалела о своей глупой попытке перехитрить графа. Она смотрела ему в глаза. Он ответил ей холодным как лед взглядом, затем перевел его на ее губы.
– Вы правы, – тихо сказал он. – Одна только сладость ваших губ стоит больше, чем простые травы. Но боюсь, сделка уже заключена. Ни одна цыганская девушка не отвергнет меня. Вы выполните мой каприз, милая, независимо от того, поцелуете вы меня по своей воле или я заставлю вас сделать это.
Теперь, испуганная по-настоящему и его близостью, и желанием, которое видела в его глазах, Марианна уперлась руками графу в грудь:
– Пожалуйста, милорд, я не хочу отказывать вам. Я… я сделаю, как вы желаете… если вы дадите мне минуту… чтобы приготовиться.
Граф отступил, но недостаточно далеко для того, чтобы можно было успокоиться. Марианна все сильнее волновалась, чувствуя на себе его пристальный взгляд, больше всего пугавший ее. Она лихорадочно искала, что бы сказать, как заставить графа отказаться от своего намерения.
– Иди ко мне, Мина, ты узнаешь вкус поцелуя, – зашептал он голосом, полным искушения. Марианна боролась с желанием сделать все, что приказывал этот ласкающий бархатный голос.
Стряхнув с себя это наваждение, она протянула руку и, сорвав яблоко, сунула его графу:
– Если вы голодны, милорд, может быть, оно лучше утолит ваш голод.
– Может быть, яблоко и погубило Адама, моя маленькая Ева, – с мрачным видом проговорил граф. – Но мужчина не попадается дважды на один и тот же крючок.
С этими словами он взял яблоко и отбросил в сторону. Затем, преодолевая сопротивление Марианны, притянул ее к себе. Она почувствовала стальную твердость каждого мускула его тела.
– Я не… – попыталась протестовать Марианна, но граф не дал ей продолжить.
Его губы были твердыми, как отброшенное им яблоко. Когда он прижался ими к ее губам, все мысли вылетели у Марианны из головы. Она уперлась руками в его грудь и напряглась всем телом. Граф удерживал ее с такой силой, будто боялся, что она улетит, если он отпустит ее. Неожиданно его губы стали мягкими, а рука легла Марианне на талию. Какое нежное прикосновение, подумала она. Слишком нежное. Оно отняло у нее всякое желание сопротивляться.
Его губы ласкали ее губы, и они сами собой отвечали ему, а в теле рождалось странное ощущение предвкушения чего-то. Его еще не выбритый утром подбородок царапал ее нежную кожу, но она ничего не могла сделать, а только ждала, ждала, пока приятная сладость, вызванная его поцелуем, исчезнет и она сможет вырваться из его объятий.
Но ожидание затянулось. А ощущение этой сладости, делавшее ее беспомощной, было восхитительным опьянением. Марианна инстинктивно прижималась к графу, и ее тело обмякло в его объятиях.
– Ах, Мина, – прошептал граф с нежностью, – один твой поцелуй слаще вина!
Он поцеловал Марианну в щеку, затем за ухом.
– Милорд, пожалуйста… – ахнув, прошептала она.
– Гаррет, – так же шепотом ответил граф, прижимаясь губами к ее шее. – Меня зовут Гаррет, милая. Думай обо мне только как о Гаррете Фолкеме, который просто хочет получше узнать тебя.
Фолкем! Это слово заставило Марианну прийти в себя. Это ее враг! Что за безумие! Как она могла допустить, чтобы он прикасался к ней? Еще хуже, как она могла испытывать при этом наслаждение?
Когда граф коснулся губами ее плеча и тепло от них растеклось по ее телу, Марианна слабо запротестовала:
– Один поцелуй, вы сказали. Только один поцелуй.
Гаррет откинул назад голову и улыбнулся, блеснув рядом ровных белых зубов:
– С каких это пор мужчины удовлетворяются одним поцелуем?
Эта фраза вызвала в воображении Марианны образы цыганок, соблазненных и брошенных дворянами. «Бежать! Надо бежать!» – промелькнуло у нее в голове.
Марианна стиснула кулачки и с силой ударила графа в грудь.
– Значит, вы овладели бы девушкой против ее желания? – возмущенно спросила она. Неожиданный гнев и страх придавали силу ее словам.
– Эта девушка не против своей воли только что трепетала в моих объятиях, – с издевкой заметил граф, но его руки, державшие Марианну за талию, ослабели.
Он был прав. Ее тело все еще было во власти чувств, которые он пробудил в ней, но Марианна поклялась себе, что он никогда не узнает об этом. Она сдержанно заметила:
– Вы назвали цену, милорд, и я заплатила ее. Вы сказали, что поцелуй должен быть добровольным. Он таким и был. А теперь вы намерены воспользоваться своими же условиями, чтобы потребовать еще одну плату?
Ее деловой тон заставил Гаррета нахмуриться. Он отступил на шаг, и от его взгляда у Марианны перехватило дыхание. Она покраснела от смущения, прекрасно сознавая, что ее сердитые слова не обманули его.
– Вы говорите так, как базарная торговка говорит о своем товаре, – холодным тоном проговорил Гаррет. – Можете это отрицать, если хотите, но поцелуй не был просто платой. Честная женщина призналась бы в этом.
– А благородный человек отпустил бы меня сейчас и больше не мучил своими капризами, – ответила Марианна, желая лишь одного – сбежать, пока не станет ясным, насколько проницательность графа встревожила ее.
Он снова оценивающе оглядел ее фигуру с головы до ног. Марианна почувствовала, что краснеет, заметив, на каких местах останавливается его взгляд.
Марианна подняла руку и намеренно вытерла губы так, словно хотела стереть с них следы от поцелуев.
Заметив это, граф онемел от гнева. Затем он повернулся, взял мешочки с травами и протянул их Марианне:
– Вот. Возьмите и убирайтесь с моей земли. Бегите к вашей тетушке, припаркам и пациентам. Но в следующий раз, если я увижу вас там, где вам не следует находиться, вы не отделаетесь поцелуем. Нет, моя спесивая цыганочка, в следующий раз цена за вашу свободу будет намного выше. Помните об этом, когда станете что-то затевать.
С этими словами граф шутовски поклонился, повернулся и ушел. Марианна осталась стоять, пытаясь как-то успокоить все еще бешено колотящееся сердце.
Глава 7
И для судьи, что приговор выносит вору,
Он кажется виновней во сто крат,
Чем сам того своей виною заслужил.
Уильям Шекспир. Мера за меру
Прошло два дня, а Гаррета все еще преследовал образ Мины. Он ехал быстрым шагом на своем жеребце Цербере по дороге, ограничивающей его владения, и не переставал проклинать себя за то, что думает об этой упрямой цыганочке.
Он понимал, почему она не выходит у него из головы. Когда она раскрыла перед ним свое лицо, она не раскрыла своих тайн. Ее скрытность не давала ему покоя. То он верил, что ей нечего скрывать, у нее нет никаких позорных тайн, то его охватывали подозрения, что она подослана его дядей.
Даже если она служит дяде, что она может ему сделать? Она явно была слишком неопытна для настоящего предательства, а Гаррет повидал достаточно истинных злобных интриганов, чтобы предположить, что она чем-то может помешать ему. Однако если ее послал Тирл, она может оказаться более чем помехой, особенно когда она так волнует его.
Сейчас, если он намерен достичь своей цели, ему меньше всего нужны были лишние переживания. В последние дни эта цель все более и более захватывала его. Возвращение в Фолкем вновь разбередило его душевную рану, нанесенную известием о смерти родителей.
Когда Гаррету рассказали об их гибели, он смирился с объяснением, что произошла одна из тех трагедий, которые случаются на войне. Но со временем он пришел к осознанию некоторых вещей.
Только одному дяде Гаррета было известно, что его родители под чужими именами направились в Вустер, чтобы там присоединиться к королю. Только Тирл знал, какой дорогой они поедут и как их можно узнать. И теперь Гаррет был уверен, что только Тирл мог выдать их «круглоголовым». У него не было доказательств, но он всем сердцем верил в это.
С годами его подозрения переродились в жгучее желание отомстить. Сейчас он едва мог поверить, что через столько лет наконец близок к осуществлению своего желания.
Его месть началась с его появления в палате лордов и возвращения ему его владений. Его неожиданное возвращение породило множество слухов. Пройдет немного времени, и общество узнает всю правду о Тирле, о его двуличности. И тогда Питни невозможно будет показаться в приличном обществе. Тогда Гаррет начнет затягивать петлю на его шее. Он уже старательно готовил для этого почву. И скоро, очень скоро…
Громкие крики нарушили полуденную тишину и отвлекли графа от его мыслей. Повернув Цербера в ту сторону, откуда доносились звуки, он увидел столб дыма, поднимавшийся над его полями. Черт побери, кто-то поджег поля! Гаррет пришпорил коня. Услышав душераздирающий крик, он еше сильнее ударил Цербера.
Доскакав до места, Гаррет увидел трех мужчин посреди выгоревшего участка поля. Он не узнал человека, неподвижно лежавшего на земле. Его камзол и рубашка на глазах набухали от крови. Двое других, возмущенно кричавших друг на друга, были Гаррету знакомы. Оба работали на него. Тот, что повыше, сжимал в руке окровавленный нож.
Гаррет соскочил с седла.
– Прекратите это безумие! – закричал он, становясь между ссорящимися.
Высокий тотчас же обернулся на голос, держа наготове нож. Увидев Гаррета, человек мгновенно побледнел и выронил нож.
– М-милорд, я не знал…
Мрачный взгляд Гаррета заставил его замолчать.
– Расскажите, что случилось, – потребовал Гаррет, не спуская недоверчивого взгляда с обоих.
Высокий, оказавшийся местным жителем, нанятым на время жатвы, пришел в себя и поспешил объяснить.
– Этот негодяй, – он указал на распростертого на земле мужчину, – пытался поджечь поля. И ему бы это удалось, если бы я не распорол ему брюхо.
Тот, который был пониже ростом, арендатор этого поля, со злостью замахнулся на высокого кулаком:
– Ты «распорол ему брюхо», только когда появился я и выбил факел из его руки. Он не был вооружен. Если бы не твоя глупость, я взял бы его живым. Его сиятельство мог бы допросить его. Стоило бы узнать, кто подослал мерзавца поджечь нас, вместо того чтобы иметь безымянного мертвеца, которого надо похоронить.
Гаррет еще раз огляделся. Факел, закатившийся в зеленую траву, явно недолго горел, перед тем как погаснуть. Гаррет внимательно осмотрел распростертое на земле тело. Оружия при нем не было.
Гаррет вопросительно взглянул на высокого крестьянина. Тот переводил взгляд с арендатора на графа, как будто соображая, как ему лучше объяснить свои действия.
– Может, я и поспешил, – наконец пробормотал он. – Но откуда я мог знать, что он не вооружен? Я сделал то, что сделал бы любой солдат.
Это замечание заставило Гаррета спросить:
– Тебя зовут Эштон, не так ли?
Высокий утвердительно кивнул.
– И ты был солдатом?
Эштон прикусил губу и опустил глаза.
– Ты пришел просить работу и сказал, что ты фермер, – продолжал Гаррет. В его голосе появились стальные нотки. – Ответь на мой вопрос: ты когда-нибудь служил в армии?
– Я только хотел сказать, милорд, что я хотел защитить себя, как это сделал бы любой солдат.
– Так ты не был солдатом.
– Нет.
Гаррет взглянул на окровавленный нож в руке Эштона, а затем на раненого, лежавшего на земле.
– Ты уволен. Я более не нуждаюсь в твоих услугах.
Арендатор мрачно кивнул в знак одобрения, а Эштон в растерянности уставился на графа:
– Н-но, милорд, почему?
Гаррет посмотрел в глаза Эштону, и тот залился краской.
– Я не терплю лжецов, – заметил Гаррет. – Простые фермеры не носят ножей, и какая необходимость скрывать, что ты когда-то был солдатом?
На какой-то момент выражение лица Эштона изменилось, как будто кто-то сорвал с него маску. Его взгляд стал похож на взгляд дикаря, загнанного в угол.
– Милорд, я… я не был уверен, что мне следовало говорить вам, что когда-то я был солдатом. Солдаты не всегда становятся хорошими фермерами. Но если вы не прогоните меня, может быть, вам было бы выгодно иметь солдата на вашей стороне.