Страница:
– Мне наплевать, желает он видеть нас или нет! – последовал наглый ответ. – Я желаю видеть его. И мы не уйдем отсюда, так что лучше доложи его сиятельству, мы ждем.
Марианна тихо спустилась по лестнице и, остановившись на последних ступенях, заглянула в холл. Там она увидела богато одетую даму в утреннем атласном платье с отороченными мехом юбками. Женщина была на вид старше Марианны лет на десять и отличалась удивительной красотой. Однако ее лицо омрачало выражение глубокой печали, в руках она комкала шелковый платок. Марианне почему-то сразу же стало жаль ее.
Тут вперед выступил щегольски одетый мужчина, вероятно, муж женщины, и вырвал у нее платок, пробормотав что-то себе под нос. Женщина покраснела. Мужчина медленно повернулся, и Марианне стал виден его профиль. В ту же минуту она окаменела. Перед ней стоял сэр Питни. В панике Марианна бросилась вверх по лестнице.
Какой ужас! Как мог сэр Питни оказаться в Фолкеме? Марианна не хотела, чтобы он был здесь. Он знал ее в лицо и мог выдать.
«Не паникуй!» – мысленно приказала себе Марианна. Надо все обдумать. Маловероятно, что сэр Питни узнает ее. Она встречалась с ним раньше только раз или два, да и то была тогда нескладной долговязой пятнадцатилетней девчонкой. Кроме того, он не ожидает увидеть Марианну живой, поскольку, конечно же, слышал о ее самоубийстве.
Все же на всякий случай надо постараться не попасться ему на глаза. Марианна услышала вдалеке чьи-то шаги и поняла, что это, вероятно, Гаррет направляется в холл, чтобы выставить дядюшку за дверь. Ее ноги словно приросли к полу. Она просто не могла пропустить стычку, которая, как она понимала, была неизбежной.
Первой заговорила женщина.
– Доброе утро, Гаррет, – полным печали голосом сказала она.
– Доброе и тебе утро, тетя Бесс, – донесся издалека голос графа. – Мне не сказали, что ты тоже приехала. Прости, что не вышел встретить тебя.
Словно какая-то неведомая сила тянула Марианну вниз. Она спустилась на несколько ступеней и встала так, что ей была видна дверь холла.
Леди Бесс стояла перед Гарретом, а он улыбался ей. Сэр Питни подошел к жене и грубо обхватил ее за талию.
– Мы приехали сообщить тебе новость. Моя жена ждет ребенка. Мы уверены, что ты хотел бы узнать об этом.
Леди Бесс при этих словах мужа покраснела.
– Мне приятно узнать о твоем ребенке, – ответил Гаррет, намеренно обращаясь только к тете.
– Я так рада видеть тебя после стольких лет разлуки, – тихо сказала она и, отстранившись от мужа, шагнула к Гаррету.
Он взял тетю за руки и поднес их к губам. Этот жест явно взволновал женщину.
– Ты вырос, стал таким высоким, – сказала она, пытаясь не выдать голосом волнения. – Едва могу поверить, что это ты. И ты кажешься… намного спокойнее, чем когда был ребенком.
Гаррет бросил быстрый взгляд на сэра Питни:
– Этим я обязан годам, проведенным во Франции.
Сэр Питни нахмурился.
– Я думаю, тебе следует знать, что… – побледнев, проговорила тетя Бесс.
Сэр Питни шагнул к ней и схватил за плечо:
– Разве ты не видишь, Гаррет очень занятой человек, любовь моя? Мы не должны отнимать у него слишком много времени на разговоры о семейных делах.
Что-то в поведении сэра Питни заставило Марианну вздрогнуть. Гаррет, очевидно, тоже заметил его тон, потому что лицо его от недовольства потемнело.
– А теперь пойдем, Бесс. Ступай к карете, – грубо скомандовал сэр Питни жене. – Я скоро приду туда. Нам с твоим племянником надо обсудить кое-какие дела.
Леди Бесс испуганно кивнула и повернулась к двери. Однако она не успела уйти, Гаррет подошел к ней и снова взял за руки.
– Ты хорошо выглядишь, тетя Бесс, – ласково сказал он. – Надеюсь, что ты и чувствуешь себя хорошо. Если окажется, что это не так, и тебе потребуется моя помощь…
– Я сам забочусь о том, что принадлежит мне, – вмешался в разговор сэр Питни.
Леди Бесс торопливо вырвала свои руки и поспешно скрылась за дверью.
Как только она покинула комнату, Гаррет повернулся к дяде и гневно посмотрел на него:
– Лучше бы мне не знать, что ты плохо обращаешься с нею, Тирл. Может быть, вы оба бросили меня в Европе, но она все же моя кровь, и я не потерплю, чтобы человек моей крови подвергался унижениям.
Гладкое красивое лицо Питни исказилось от злобы.
– Ты – подлый ублюдок! Ты въезжаешь в Англию как охвостье его величества, отнимаешь у меня имения, над которыми я так трудился, улучшая их, потом еще имеешь наглость указывать мне, как обращаться с моей женой!
Гаррет презрительно рассмеялся, а затем зло стиснул кулаки:
– Ты улучшил мои имения? Каким же образом? Заставляя арендаторов голодать и забирая у них заработок на уплату налогов и на твои заговоры в борьбе за власть? Или издеваясь над жителями окрестных деревень так, что имя Фолкемов стало всем ненавистно?
Гаррет встал перед сэром Питни, возвышаясь над ним, ибо тот был невысокого роста.
– Единственное место, избежавшее твоих «улучшений», – это Фолкем-Хаус и Лидгейт. Только у тебя могло хватить совести продать этот дом, мой дом, чужим людям, принудив меня бороться за его возвращение. Если ты так улучшил мои владения, то неудивительно, что с помощью таких, как ты, советников Кромвель дошел до отчаяния и умер! Этого было бы достаточно, чтобы свести в могилу любого.
– Я вкладывал большие деньги в эти земли…
– И тут же забирал большую часть их обратно, – холодно заметил Гаррет. – Ты украл у меня более чем достаточно, так что, если ты приехал просить денег…
– Я приехал только сообщить тебе о ребенке!
Гаррет усмехнулся:
– Неужели?
– И напомнить тебе, что, если ты умрешь без наследника, мой сын – а это будет сын – станет им.
Лицо Гаррета потемнело. Дрожь пробежала по спине Марианны. Она и раньше видела этот мрачный взгляд, не предвещавший ничего хорошего.
– Для тебя было бы весьма выгодно, если бы я умер, не оставив наследника, не правда ли, Тирл? Так же выгодно, как и смерть некоторых других людей.
Взгляд Питни стал угрожающим.
– Смерть каких людей? Что ты хочешь сказать?
– Ты знаешь, что я хочу сказать, – загадочно ответил Гаррет. – Но требуется больше, чем пара бестолковых разбойников, чтобы убить меня. Так что тебе следует пересмотреть свои планы. Может оказаться, что осуществить их будет для тебя нелегко.
При этих словах Гаррета Питни побледнел.
– Да, дядя, я знал, что этих разбойников подослал ты. Еще я знаю, что ты послал человека сжечь мои поля. Но твои планы не удались. Нанятые тобой люди лежат мертвыми, а твоего шпиона я выгнал из деревни.
– Какого шпиона?! – воскликнул Питни. Ему было явно не по себе. – Ты безумен, племянник. Все эти разговоры о разбойниках и шпионах. Ты ничего не можешь доказать.
– Пока не могу. Но скоро докажу. Видишь ли, Тирл, человек, которого ты послал сжечь мои поля, а возможно, и усадьбу, пойман живым. Твой шпион пытался убить его, чтобы тот ничего не сказал, но не сумел. Так что твой слуга сейчас находится в этих стенах. Уверяю, его раны хорошо залечили. Как только он сможет говорить, кто знает, о чем он поведает. Может быть, расскажет достаточно, чтобы отправить того, кто его послал, на виселицу.
Услышав эти слова Гаррета, Марианна почувствовала, как к горлу подступила тошнота.
Так вот каким оказался Гаррет! И не доброе дело хотел он совершить, обращаясь к ней с просьбой о помощи! Нет, жажда мести привела его к ее порогу. Марианна вспоминала, как хлопотал Гаррет над раненым. Он помогал ей, это правда, но ни разу не выразил беспокойства о самом человеке. Он хотел только одного – чтобы раненый не умер.
Зачем? Чтобы пытками выведать у него правду? Неужели он настолько чудовищен, что может спасти человеку жизнь, а затем отнять ее?
– Ты еще не победил, племянник! – прорычал Питни. – Я не допущу, чтобы ты захватил все, за что я боролся!
Хриплый смех Гаррета словно нож вонзился в сердце Марианны. Она вспомнила слова тетки, сказанные прошлой ночью: горький сок всегда остается горьким.
– Слушай меня внимательно, – зловещим тоном проговорил Гаррет. – В Лондоне, когда я предстал перед парламентом, я держал свой гнев в узде, потому что его величество желает сохранить мир в Англии. Но мое терпение небесконечно. Здесь, на моей собственной земле, мне тяжело переносить твое присутствие. Поэтому предлагаю тебе вернуться в Лондон к твоим могущественным друзьям, пока я не решил испытать, какой из тебя фехтовальщик!
Сэр Питни, увидев искаженное от ненависти лицо племянника, испуганно попятился. Гаррет повернулся к нему спиной и направился к двери.
– Ты думаешь, последнее слово осталось за тобой? – остановил его голос сэра Питни. – Ты так же высокомерен, как твой проклятый отец. Но даже и он в конце концов был унижен. Не забывай об этом. В наши времена людей просто купить. Даже женщины имеют свою цену. Не будь слишком уверен в том, что избавился от всех врагов в своем доме.
Презрительная усмешка на лице сэра Питни вывела Гаррета из себя. Скрипнув зубами, он схватился за кинжал, всегда висевший у него на боку:
– Я могу сейчас же избавиться от всех моих врагов.
Марианна обмерла от страха. Она была уверена, что станет свидетельницей убийства. Но сэр Питни вовремя сообразил, что ему пора уходить. Он попятился назад и торопливо выскользнул в открытую дверь.
– Я еще увижу, как тебя повесят, дядя! – пригрозил ему вслед трясущийся от ярости Гаррет.
Марианна была уверена, что действительно так и будет.
Глава 9
Марианна в оцепенении стояла около лестницы. У нее было такое ощущение, как будто кто-то погрузил ее в волны моря ненависти и злобы. Из ее груди вырвался протяжный и громкий вздох и эхом отозвался в лестничном пролете, отражаясь от каменных стен.
Очевидно, он был слышен не только на лестнице, потому что Гаррет резко обернулся и, нахмурившись, направился из холла к лестнице. Здесь он увидел Марианну.
– Что ты здесь делаешь? – со злостью в голосе спросил он. Этот тон возмутил Марианну. Она вспомнила о намерении графа подлым образом использовать ее для отмщения.
– Что я делаю? Вы еще спрашиваете. Это вы привезли меня сюда, а сейчас показали, какое вы на самом деле чудовище!
Глаза графа пылали гневом, словно два раскаленных угля.
– И как давно ты здесь шпионишь за мной?
– Шпионю? Вы смеете обвинять меня в таком отвратительном поступке, когда сами играли моей жизнью и жизнью этого несчастного раненого? Шпионю! Как будто я намеренно хотела узнать, какую дуру вы из меня делаете!
Гаррет взглянул на рассерженное лицо Марианны и еще более помрачнел. Казалось, он не знал, что ответить на ее обвинения. Его лицо оставалось суровым, но во взгляде было нечто такое, что говорило: он признает ее правоту.
– Не говори о том, чего ты не понимаешь, Мина. Тебе не следовало знать то, что тебя не касается.
Эти слова еще более возмутили Марианну.
– Я не собиралась подслушивать, но рада, что так получилось. Как вы используете мои способности, меня касается. Теперь, когда я знаю, что вы собираетесь сделать, я… я разрушу ваши подлые планы!
Марианна попыталась проскользнуть мимо графа, но он задержал ее, схватив за руку:
– Не делай глупости, Мина. Разве можешь ты, женщина, вывезти мужчину из моего дома так, чтобы я об этом не узнал? Не думаю. И уверяю тебя, никто из моих слуг не поможет тебе. Тогда ты убьешь его, чтобы «спасти» от меня? Нет.
Марианна сникла, мысленно признавая, что граф прав. Черт бы его побрал, но он точно описал ее положение. Марианну охватила бессильная ярость. Она опять оказалась во власти графа. Но она не станет участницей его грязных дел.
Она не хочет ничего знать – ни его ненависти к Питни, ни его одержимости местью.
Она уйдет. Марианна, не глядя на Гаррета, спустилась на две ступени вниз. Граф отпустил ее руку, и Марианна, не спуская глаз с дубовой двери, направилась к ней, как будто эта дверь была ее единственным спасением.
Она уйдет и не вернется больше сюда. Может быть, даже уедет из Лидгейта. Как-нибудь она найдет способ узнать, принимал ли граф участие в аресте ее отца. И если он причастен, она сумеет заставить его заплатить за это.
Марианна услышала у себя за спиной тяжелые шаги, но не остановилась.
– Мина, ты не можешь уйти! Этот человек без тебя умрет!
Марианна замедлила шаг, моля Бога дать ей силы не поддаваться на уговоры графа.
– Если он умрет, то последние его часы будут мучительны, – продолжал Гаррет. – Ты могла бы облегчить его страдания.
Марианна понимала, что он рассчитывает на ее доброе сердце и думает, что ею легко манипулировать. Она повернулась и с выражением презрения на лице сказала:
– Если он останется жив, вы будете пытать его. И та боль будет сильнее, чем боль, с которой он будет умирать! Я не могу стоять рядом и смотреть на это!
Гаррет склонил голову набок и с великим изумлением смотрел на Марианну. Затем, поняв смысл ее слов, он гневно произнес:
– За какого дикаря ты меня принимаешь? Пытать человека?! Я подвешу его за пальцы, пока он не скажет правду? Видит Бог, я повидал на войне достаточно оторванных и окровавленных рук и ног, чтобы не иметь желания смотреть, как по моему приказу пытают человека!
Марианна недоверчиво посмотрела на графа. Ей хотелось верить ему, но что-то не позволяло сделать это.
– Вы говорили сэру Питни, что есть способы заставить человека все рассказать. Так вы сказали? И я не настолько наивна, чтобы не понять, что вы имели в виду!
– Я не имел в виду дыбу, если ты об этом подумала. Честное слово, я не дьявол, каким ты меня представляешь!
В эту минуту Марианне было трудно поверить Гаррету. Его глаза сверкали так гневно, что делали похожим на настоящего правителя ада. Он сделал несколько шагов вперед, и Марианна испуганно попятилась:
– Я вам не верю. Что же еще вы могли иметь в виду?
– Я только хотел посадить его под замок и держать там, пока он не скажет все, что я пожелаю узнать. Человек, которого легко купить, недолго просидит в темнице. Скоро он решит, что выдать того, кто его нанял, – самый благоразумный выход.
Марианна смерила Гаррета недоверчивым взглядом:
– Вы только заключили бы его в темницу?
– Если бы он выжил, я так бы и поступил.
«Если бы он выжил…»
– Заключить его в темницу, когда он едва поправится, – это жестоко, – возразила Марианна.
– Этот человек пытался поджечь мои поля, – проворчал Гаррет. – Могли бы погибнуть люди и пострадать сильнее, чем он страдал бы в темнице. Остерегайся, Мина, как бы тебе не пожалеть не того, кто этого заслуживает. Ведь этот человек все же негодяй.
Марианна отвернулась. Голова у нее шла кругом. Говорил ли Гаррет правду? Действительно ли он хотел всего лишь держать раненого в заключении? Если это так, она не может уйти, потому что, если она бросит его, он наверняка умрет. Несчастный может умереть, даже если она останется с ним, но тогда она спасет его от предсмертных страданий. Но Марианна не знала, можно ли верить словам Гаррета.
Граф подошел ближе.
– Клянусь честью, я не применю никаких варварских пыток. Если хочешь, можешь оставаться с этим человеком в темнице, чтобы убедиться в этом. Клянусь, ты можешь доверять моему слову.
Марианна повернула к графу голову:
– Доверять вашей чести? Честь – всего лишь бумажный меч в руках бесчестного человека.
Губы Гаррета снова превратились в тонкую линию.
– Если бы ты была мужчиной, мы бы дрались на дуэли из-за таких слов.
Марианна побледнела, но не ответила на оскорбление.
– Мне нет нужды доказывать какой-то цыганке, что я заслуживаю доверия, – гневно сверкнул глазами Гаррет. – Мое прошлое – свидетельство моей чести. А твое? Ты лгала мне… ты тайком пробиралась в мои сады… ты подслушивала мои разговоры… Где же твоя честь?
– Я только пыталась защитить себя…
– От чего? Я даже этого не знаю. Я ничего не знаю о твоем прошлом. И ты, и горожане избегаете моих вопросов.
Лицо Марианны побелело. До сих пор граф не слишком интересовался ее прошлым. И если сейчас ее отказ вызвал у него вопросы к ней, она может попасть в большую беду. Марианна закрыла глаза, лихорадочно соображая, что ей делать.
Почувствовав ее неуверенность, Гаррет снова шагнул к ней.
– Почему тебе так трудно смириться с тем, что я хочу сделать с этим человеком? Как цыганка, ты, конечно, видела и более жестокие наказания преступников.
Марианна широко раскрыла глаза и, взвешивая каждое слово, медленно проговорила:
– Не забывайте, милорд, меня воспитывали как благородную леди. У меня принципы благородной женщины.
– Тогда придерживайся этих принципов и сделай все, что требуется, для этого человека. Сейчас ранена только твоя гордость. Но этот человек умрет, если ты не поможешь ему. Поверь мне, гордость – мелочь по сравнению с жизнью человека.
Марианна выдержала пристальный взгляд Гаррета.
– Если гордость – такая мелочь, то почему вы не отбросите ее и не забудете о своих планах мести? Ведь когда ваш дядя отнял у вас земли и титул, пострадала только ваша гордость. Вы ведь весьма неплохо жили во Франции в годы изгнания? Почему бы не забыть о прошлом? Сейчас у вас есть все, что вам нужно. Чего вы добьетесь, мучая других людей?
Желваки заходили на скулах Гаррета.
– Ты ничего не знаешь, абсолютно ничего.
Его взгляд был полон ненависти. Неожиданно он расправил плечи и процедил сквозь стиснутые зубы:
– Я хочу, чтобы ты осталась и ухаживала за этим человеком. Ты знаешь, что мне от тебя нужно, и можешь это сделать. И я знаю, что твоя тетка не откажется от денег, которые я предложу за твои услуги. – В голосе графа звучала суровая решимость. – Но предупреждаю, что бы ты ни выбрала, я не изменю своих намерений относительно этого человека. Так что оставайся или уходи. Тебе решать.
Сделав это категорическое заявление, граф развернулся и зашагал к лестнице.
Гаррет хмуро смотрел на огонь, затем взглянул на человека, который несколько часов неподвижно лежал в этой маленькой неуместно украшенной кружевами спальне, явно когда-то принадлежавшей хозяйке дома. Солдат еще не умер, но Гаррет не сомневался, что он долго не протянет.
Гаррет перевел взгляд на другую фигуру, примостившуюся на жестком стуле. В конце концов его цыганочка осталась. А какой выбор он предоставил ей? Он знал, что ее можно убедить. Но сейчас это не доставляло ему радости.
– Черт побери! – проворчал Гаррет вслух. Кто она такая, эта цыганская девчонка, без гроша в кармане, чтобы поучать его, что такое честь и ответственность?
Гаррет снова взглянул на Мину. Ее голова опустилась на грудь, и спутанные локоны мягкими волнами падали на плечи, закрывая собой кружевной край сорочки, выглядывавший из-под жесткого корсажа.
Она сидела, по-детски подогнув под себя ноги. Однако в ее восхитительных губах не было ничего детского, как и в изящной лодыжке, выглядывавшей из-под простых муслиновых юбок. Этого уже было достаточно, чтобы даже монаха не оставить равнодушным. Ничего удивительного, что ее обвинения доводили Гаррета почти до бешенства. Ему невыносимо было думать, что это очаровательное создание считает его каким-то зверем.
Гаррет решительно отвел взгляд, злясь на себя за то, что позволяет чувствам вмешиваться в дела. Как он мог позволить женщине не считаться с его решениями? Что она о нем думает, не имеет значения. Никто больше не обвинит его, что он держит в темнице человека, пытавшегося лишить его фермеров средств к существованию.
И никто другой не станет осуждать его за желание отомстить Тирлу. Гаррет помрачнел, вспоминая, как Мина призывала его забыть о мести. Если бы она только знала… Но как она может знать? У него самого есть лишь подозрения и никаких доказательств того, что Тирл предал его родителей.
Гаррет вспомнил те тяжелые дни во Франции. Только спустя много времени он сумел привыкнуть к мысли о том, что никогда больше не увидит доброго лица матери и не обменяется остроумными шутками с отцом. Самым мучительным было то, что он почти ничего не знал о том, что с ними произошло. Кто убил их? Страдали ли они или их в последние минуты избавили от мучений? Душевные муки, вызванные известием о смерти родителей, были настолько сильны, что Гаррет почти с радостью воспринимал лишения, которые переносил во Франции. Заботы о хлебе насущном отвлекали его от горестных мыслей. Не имея ни семьи, ни денег, он был вынужден браться за любую работу. Дружба с королем ничего не меняла в его положении, король и сам нуждался. В конце концов он был вынужден покинуть Францию. А Гаррет, тринадцатилетний Мальчишка, выполнял непосильную, грязную работу, которую французы считали подходящей для него. И все это время он думал о своем дяде. Поскольку Тирл упорно не отвечал на его письма, подозрения Гаррета переросли в уверенность, что дядя предал его родителей.
С этой уверенностью пришла и осторожность, особенно когда приехавший из Англии человек начал искать Гаррета с намерением убить. Об этом Гаррета предупредили друзья. Вот тогда он, убежденный, что дядя хочет его смерти, перестал упоминать свой титул и даже скрывал свое имя. Он смешался с другими изгнанниками, став еще одним мальчиком без дома и имени. Все эти годы он взращивал в своей груди ненависть к своему дяде.
Став достаточно взрослым, он убедил герцога Йоркского взять его на службу в наемную армию… Те годы Гаррет хотел бы забыть навсегда. Только неудержимая ненависть к Тирлу хранила его в ужасных битвах, где сражались не за любовь или за родину, а за деньги. Гаррет думал о Тирле каждый раз, когда видел, как солдат подвергают порке за непослушание или убивают ударом меча. Каждый акт насилия заставлял Гаррета думать о том, в каких муках умерли его родители по вине Тирла. И тогда он заставлял себя учиться, оттачивать свое умение владеть шпагой, доводя его до совершенства, чтобы, когда наступит день, вонзить ее в грудь вероломному дяде.
Однако, достигнув возраста двадцати трех лет, Гаррет пришел к мысли, что смерть слишком легкое наказание для дяди. Он мечтал разоблачить предательство Тирла не только перед дворянством, которое и так презирало его за потерю титула, но и перед людьми, которых Тирл считал своими друзьями – «круглоголовыми», давшими ему власть, и перед купцами, обеспечивавшими его деньгами. Гаррет мечтал увидеть Тирла опозоренным и униженным настолько, что ему оставалось лишь уехать в изгнание, как когда-то Гаррету. Изгнание из страны было бы более подходящим наказанием, чем смерть, для человека, упивавшегося властью.
Гаррету потребовалось все его самообладание, чтобы не всадить кинжал в сердце Тирла, когда этот негодяй явился в Фолкем-Хаус. Только присутствие тети Бесс удержало его от этого. Встреча с дядей еще сильнее распалила в Гаррете желание отомстить. И как ни странно, встреча с тетей Бесс тоже.
Гаррет запомнил ее веселой молодой женщиной, которая шутливо отчитывала его за дерзкий язык. Он втайне боготворил ее и не сомневался, что она не догадывалась о подлостях своего мужа. Гаррет не мог поверить, что, зная об этом, тетя осталась бы с Тирлом.
Как она вообще могла жить с таким человеком? Но может быть, она счастлива, что носит его ребенка. Кажется, рождение ребенка делает большинство женщин счастливыми. Однако тетя Бесс не выглядела такой.
Гаррет взглянул на Мину: интересно, обрадует ли ее появление детей? И тут же мысленно обругал себя за слабость. Только его цыганская принцесса способна отвлечь его от мыслей об отмщении. Только она искушала его, заставляя отказаться от своих целей ради других забот. Нет, он не должен позволять ей этого и не должен забывать о том, что его планы могут в значительной степени зависеть от признаний раненого солдата.
Мина пошевелилась и медленно открыла глаза. Она растерянно огляделась вокруг. Заметив Гаррета, нахмурилась и спустила ноги на пол.
– Ему лучше? – спросила она, протирая глаза.
– Не могу этого сказать, но и не думаю, что ему хуже.
С усталым вздохом Мина встала и подошла к постели.
Наклонившись, она положила руку на лоб солдата, не подозревая, что предоставляет Гаррету любоваться прелестной частью своего тела.
Это зрелище, несмотря на мрачные мысли, вызвало у него улыбку, которую она успела заметить, повернувшись к нему.
– Чем это вы так довольны?
– Ничем.
Мина озадаченно взглянула на Гаррета и, пожав плечами, стала проверять повязки на раненом. С встревоженным выражением лица она показала их Гаррету.
– Милорд, знаете, он может умереть, несмотря на мои старания. С тех пор как мы привезли его сюда, он не пошевелился.
– Знаю, – кивнул Гаррет. – Мы можем записать еще одну смерть на счет Тирла. Если ты слышала все, что говорилось этим утром, то знаешь, что это шпион Тирла зарезал твоего пациента.
Мина взглянула на него. Ее лицо выражало удивление. Она явно об этом забыла.
– Вот видишь? Это сделал негодяй, присланный Тирлом, а не я и не мои люди.
Мина взяла свой мешочек с лечебными травами, отошла от солдата и села у камина.
– Возможно, на этот раз вы не виноваты, но ведь вы и раньше убивали, не правда ли?
Гаррет долго и пристально смотрел на нее.
– Да. Но для этого и существуют солдаты.
Мина на минуту задумалась, а затем задала следующий вопрос:
Марианна тихо спустилась по лестнице и, остановившись на последних ступенях, заглянула в холл. Там она увидела богато одетую даму в утреннем атласном платье с отороченными мехом юбками. Женщина была на вид старше Марианны лет на десять и отличалась удивительной красотой. Однако ее лицо омрачало выражение глубокой печали, в руках она комкала шелковый платок. Марианне почему-то сразу же стало жаль ее.
Тут вперед выступил щегольски одетый мужчина, вероятно, муж женщины, и вырвал у нее платок, пробормотав что-то себе под нос. Женщина покраснела. Мужчина медленно повернулся, и Марианне стал виден его профиль. В ту же минуту она окаменела. Перед ней стоял сэр Питни. В панике Марианна бросилась вверх по лестнице.
Какой ужас! Как мог сэр Питни оказаться в Фолкеме? Марианна не хотела, чтобы он был здесь. Он знал ее в лицо и мог выдать.
«Не паникуй!» – мысленно приказала себе Марианна. Надо все обдумать. Маловероятно, что сэр Питни узнает ее. Она встречалась с ним раньше только раз или два, да и то была тогда нескладной долговязой пятнадцатилетней девчонкой. Кроме того, он не ожидает увидеть Марианну живой, поскольку, конечно же, слышал о ее самоубийстве.
Все же на всякий случай надо постараться не попасться ему на глаза. Марианна услышала вдалеке чьи-то шаги и поняла, что это, вероятно, Гаррет направляется в холл, чтобы выставить дядюшку за дверь. Ее ноги словно приросли к полу. Она просто не могла пропустить стычку, которая, как она понимала, была неизбежной.
Первой заговорила женщина.
– Доброе утро, Гаррет, – полным печали голосом сказала она.
– Доброе и тебе утро, тетя Бесс, – донесся издалека голос графа. – Мне не сказали, что ты тоже приехала. Прости, что не вышел встретить тебя.
Словно какая-то неведомая сила тянула Марианну вниз. Она спустилась на несколько ступеней и встала так, что ей была видна дверь холла.
Леди Бесс стояла перед Гарретом, а он улыбался ей. Сэр Питни подошел к жене и грубо обхватил ее за талию.
– Мы приехали сообщить тебе новость. Моя жена ждет ребенка. Мы уверены, что ты хотел бы узнать об этом.
Леди Бесс при этих словах мужа покраснела.
– Мне приятно узнать о твоем ребенке, – ответил Гаррет, намеренно обращаясь только к тете.
– Я так рада видеть тебя после стольких лет разлуки, – тихо сказала она и, отстранившись от мужа, шагнула к Гаррету.
Он взял тетю за руки и поднес их к губам. Этот жест явно взволновал женщину.
– Ты вырос, стал таким высоким, – сказала она, пытаясь не выдать голосом волнения. – Едва могу поверить, что это ты. И ты кажешься… намного спокойнее, чем когда был ребенком.
Гаррет бросил быстрый взгляд на сэра Питни:
– Этим я обязан годам, проведенным во Франции.
Сэр Питни нахмурился.
– Я думаю, тебе следует знать, что… – побледнев, проговорила тетя Бесс.
Сэр Питни шагнул к ней и схватил за плечо:
– Разве ты не видишь, Гаррет очень занятой человек, любовь моя? Мы не должны отнимать у него слишком много времени на разговоры о семейных делах.
Что-то в поведении сэра Питни заставило Марианну вздрогнуть. Гаррет, очевидно, тоже заметил его тон, потому что лицо его от недовольства потемнело.
– А теперь пойдем, Бесс. Ступай к карете, – грубо скомандовал сэр Питни жене. – Я скоро приду туда. Нам с твоим племянником надо обсудить кое-какие дела.
Леди Бесс испуганно кивнула и повернулась к двери. Однако она не успела уйти, Гаррет подошел к ней и снова взял за руки.
– Ты хорошо выглядишь, тетя Бесс, – ласково сказал он. – Надеюсь, что ты и чувствуешь себя хорошо. Если окажется, что это не так, и тебе потребуется моя помощь…
– Я сам забочусь о том, что принадлежит мне, – вмешался в разговор сэр Питни.
Леди Бесс торопливо вырвала свои руки и поспешно скрылась за дверью.
Как только она покинула комнату, Гаррет повернулся к дяде и гневно посмотрел на него:
– Лучше бы мне не знать, что ты плохо обращаешься с нею, Тирл. Может быть, вы оба бросили меня в Европе, но она все же моя кровь, и я не потерплю, чтобы человек моей крови подвергался унижениям.
Гладкое красивое лицо Питни исказилось от злобы.
– Ты – подлый ублюдок! Ты въезжаешь в Англию как охвостье его величества, отнимаешь у меня имения, над которыми я так трудился, улучшая их, потом еще имеешь наглость указывать мне, как обращаться с моей женой!
Гаррет презрительно рассмеялся, а затем зло стиснул кулаки:
– Ты улучшил мои имения? Каким же образом? Заставляя арендаторов голодать и забирая у них заработок на уплату налогов и на твои заговоры в борьбе за власть? Или издеваясь над жителями окрестных деревень так, что имя Фолкемов стало всем ненавистно?
Гаррет встал перед сэром Питни, возвышаясь над ним, ибо тот был невысокого роста.
– Единственное место, избежавшее твоих «улучшений», – это Фолкем-Хаус и Лидгейт. Только у тебя могло хватить совести продать этот дом, мой дом, чужим людям, принудив меня бороться за его возвращение. Если ты так улучшил мои владения, то неудивительно, что с помощью таких, как ты, советников Кромвель дошел до отчаяния и умер! Этого было бы достаточно, чтобы свести в могилу любого.
– Я вкладывал большие деньги в эти земли…
– И тут же забирал большую часть их обратно, – холодно заметил Гаррет. – Ты украл у меня более чем достаточно, так что, если ты приехал просить денег…
– Я приехал только сообщить тебе о ребенке!
Гаррет усмехнулся:
– Неужели?
– И напомнить тебе, что, если ты умрешь без наследника, мой сын – а это будет сын – станет им.
Лицо Гаррета потемнело. Дрожь пробежала по спине Марианны. Она и раньше видела этот мрачный взгляд, не предвещавший ничего хорошего.
– Для тебя было бы весьма выгодно, если бы я умер, не оставив наследника, не правда ли, Тирл? Так же выгодно, как и смерть некоторых других людей.
Взгляд Питни стал угрожающим.
– Смерть каких людей? Что ты хочешь сказать?
– Ты знаешь, что я хочу сказать, – загадочно ответил Гаррет. – Но требуется больше, чем пара бестолковых разбойников, чтобы убить меня. Так что тебе следует пересмотреть свои планы. Может оказаться, что осуществить их будет для тебя нелегко.
При этих словах Гаррета Питни побледнел.
– Да, дядя, я знал, что этих разбойников подослал ты. Еще я знаю, что ты послал человека сжечь мои поля. Но твои планы не удались. Нанятые тобой люди лежат мертвыми, а твоего шпиона я выгнал из деревни.
– Какого шпиона?! – воскликнул Питни. Ему было явно не по себе. – Ты безумен, племянник. Все эти разговоры о разбойниках и шпионах. Ты ничего не можешь доказать.
– Пока не могу. Но скоро докажу. Видишь ли, Тирл, человек, которого ты послал сжечь мои поля, а возможно, и усадьбу, пойман живым. Твой шпион пытался убить его, чтобы тот ничего не сказал, но не сумел. Так что твой слуга сейчас находится в этих стенах. Уверяю, его раны хорошо залечили. Как только он сможет говорить, кто знает, о чем он поведает. Может быть, расскажет достаточно, чтобы отправить того, кто его послал, на виселицу.
Услышав эти слова Гаррета, Марианна почувствовала, как к горлу подступила тошнота.
Так вот каким оказался Гаррет! И не доброе дело хотел он совершить, обращаясь к ней с просьбой о помощи! Нет, жажда мести привела его к ее порогу. Марианна вспоминала, как хлопотал Гаррет над раненым. Он помогал ей, это правда, но ни разу не выразил беспокойства о самом человеке. Он хотел только одного – чтобы раненый не умер.
Зачем? Чтобы пытками выведать у него правду? Неужели он настолько чудовищен, что может спасти человеку жизнь, а затем отнять ее?
– Ты еще не победил, племянник! – прорычал Питни. – Я не допущу, чтобы ты захватил все, за что я боролся!
Хриплый смех Гаррета словно нож вонзился в сердце Марианны. Она вспомнила слова тетки, сказанные прошлой ночью: горький сок всегда остается горьким.
– Слушай меня внимательно, – зловещим тоном проговорил Гаррет. – В Лондоне, когда я предстал перед парламентом, я держал свой гнев в узде, потому что его величество желает сохранить мир в Англии. Но мое терпение небесконечно. Здесь, на моей собственной земле, мне тяжело переносить твое присутствие. Поэтому предлагаю тебе вернуться в Лондон к твоим могущественным друзьям, пока я не решил испытать, какой из тебя фехтовальщик!
Сэр Питни, увидев искаженное от ненависти лицо племянника, испуганно попятился. Гаррет повернулся к нему спиной и направился к двери.
– Ты думаешь, последнее слово осталось за тобой? – остановил его голос сэра Питни. – Ты так же высокомерен, как твой проклятый отец. Но даже и он в конце концов был унижен. Не забывай об этом. В наши времена людей просто купить. Даже женщины имеют свою цену. Не будь слишком уверен в том, что избавился от всех врагов в своем доме.
Презрительная усмешка на лице сэра Питни вывела Гаррета из себя. Скрипнув зубами, он схватился за кинжал, всегда висевший у него на боку:
– Я могу сейчас же избавиться от всех моих врагов.
Марианна обмерла от страха. Она была уверена, что станет свидетельницей убийства. Но сэр Питни вовремя сообразил, что ему пора уходить. Он попятился назад и торопливо выскользнул в открытую дверь.
– Я еще увижу, как тебя повесят, дядя! – пригрозил ему вслед трясущийся от ярости Гаррет.
Марианна была уверена, что действительно так и будет.
Глава 9
Есть, стало быть, на свете божество,
Устраивающее наши судьбы по-своему.
Уильям Шекспир. Гамлет
Марианна в оцепенении стояла около лестницы. У нее было такое ощущение, как будто кто-то погрузил ее в волны моря ненависти и злобы. Из ее груди вырвался протяжный и громкий вздох и эхом отозвался в лестничном пролете, отражаясь от каменных стен.
Очевидно, он был слышен не только на лестнице, потому что Гаррет резко обернулся и, нахмурившись, направился из холла к лестнице. Здесь он увидел Марианну.
– Что ты здесь делаешь? – со злостью в голосе спросил он. Этот тон возмутил Марианну. Она вспомнила о намерении графа подлым образом использовать ее для отмщения.
– Что я делаю? Вы еще спрашиваете. Это вы привезли меня сюда, а сейчас показали, какое вы на самом деле чудовище!
Глаза графа пылали гневом, словно два раскаленных угля.
– И как давно ты здесь шпионишь за мной?
– Шпионю? Вы смеете обвинять меня в таком отвратительном поступке, когда сами играли моей жизнью и жизнью этого несчастного раненого? Шпионю! Как будто я намеренно хотела узнать, какую дуру вы из меня делаете!
Гаррет взглянул на рассерженное лицо Марианны и еще более помрачнел. Казалось, он не знал, что ответить на ее обвинения. Его лицо оставалось суровым, но во взгляде было нечто такое, что говорило: он признает ее правоту.
– Не говори о том, чего ты не понимаешь, Мина. Тебе не следовало знать то, что тебя не касается.
Эти слова еще более возмутили Марианну.
– Я не собиралась подслушивать, но рада, что так получилось. Как вы используете мои способности, меня касается. Теперь, когда я знаю, что вы собираетесь сделать, я… я разрушу ваши подлые планы!
Марианна попыталась проскользнуть мимо графа, но он задержал ее, схватив за руку:
– Не делай глупости, Мина. Разве можешь ты, женщина, вывезти мужчину из моего дома так, чтобы я об этом не узнал? Не думаю. И уверяю тебя, никто из моих слуг не поможет тебе. Тогда ты убьешь его, чтобы «спасти» от меня? Нет.
Марианна сникла, мысленно признавая, что граф прав. Черт бы его побрал, но он точно описал ее положение. Марианну охватила бессильная ярость. Она опять оказалась во власти графа. Но она не станет участницей его грязных дел.
Она не хочет ничего знать – ни его ненависти к Питни, ни его одержимости местью.
Она уйдет. Марианна, не глядя на Гаррета, спустилась на две ступени вниз. Граф отпустил ее руку, и Марианна, не спуская глаз с дубовой двери, направилась к ней, как будто эта дверь была ее единственным спасением.
Она уйдет и не вернется больше сюда. Может быть, даже уедет из Лидгейта. Как-нибудь она найдет способ узнать, принимал ли граф участие в аресте ее отца. И если он причастен, она сумеет заставить его заплатить за это.
Марианна услышала у себя за спиной тяжелые шаги, но не остановилась.
– Мина, ты не можешь уйти! Этот человек без тебя умрет!
Марианна замедлила шаг, моля Бога дать ей силы не поддаваться на уговоры графа.
– Если он умрет, то последние его часы будут мучительны, – продолжал Гаррет. – Ты могла бы облегчить его страдания.
Марианна понимала, что он рассчитывает на ее доброе сердце и думает, что ею легко манипулировать. Она повернулась и с выражением презрения на лице сказала:
– Если он останется жив, вы будете пытать его. И та боль будет сильнее, чем боль, с которой он будет умирать! Я не могу стоять рядом и смотреть на это!
Гаррет склонил голову набок и с великим изумлением смотрел на Марианну. Затем, поняв смысл ее слов, он гневно произнес:
– За какого дикаря ты меня принимаешь? Пытать человека?! Я подвешу его за пальцы, пока он не скажет правду? Видит Бог, я повидал на войне достаточно оторванных и окровавленных рук и ног, чтобы не иметь желания смотреть, как по моему приказу пытают человека!
Марианна недоверчиво посмотрела на графа. Ей хотелось верить ему, но что-то не позволяло сделать это.
– Вы говорили сэру Питни, что есть способы заставить человека все рассказать. Так вы сказали? И я не настолько наивна, чтобы не понять, что вы имели в виду!
– Я не имел в виду дыбу, если ты об этом подумала. Честное слово, я не дьявол, каким ты меня представляешь!
В эту минуту Марианне было трудно поверить Гаррету. Его глаза сверкали так гневно, что делали похожим на настоящего правителя ада. Он сделал несколько шагов вперед, и Марианна испуганно попятилась:
– Я вам не верю. Что же еще вы могли иметь в виду?
– Я только хотел посадить его под замок и держать там, пока он не скажет все, что я пожелаю узнать. Человек, которого легко купить, недолго просидит в темнице. Скоро он решит, что выдать того, кто его нанял, – самый благоразумный выход.
Марианна смерила Гаррета недоверчивым взглядом:
– Вы только заключили бы его в темницу?
– Если бы он выжил, я так бы и поступил.
«Если бы он выжил…»
– Заключить его в темницу, когда он едва поправится, – это жестоко, – возразила Марианна.
– Этот человек пытался поджечь мои поля, – проворчал Гаррет. – Могли бы погибнуть люди и пострадать сильнее, чем он страдал бы в темнице. Остерегайся, Мина, как бы тебе не пожалеть не того, кто этого заслуживает. Ведь этот человек все же негодяй.
Марианна отвернулась. Голова у нее шла кругом. Говорил ли Гаррет правду? Действительно ли он хотел всего лишь держать раненого в заключении? Если это так, она не может уйти, потому что, если она бросит его, он наверняка умрет. Несчастный может умереть, даже если она останется с ним, но тогда она спасет его от предсмертных страданий. Но Марианна не знала, можно ли верить словам Гаррета.
Граф подошел ближе.
– Клянусь честью, я не применю никаких варварских пыток. Если хочешь, можешь оставаться с этим человеком в темнице, чтобы убедиться в этом. Клянусь, ты можешь доверять моему слову.
Марианна повернула к графу голову:
– Доверять вашей чести? Честь – всего лишь бумажный меч в руках бесчестного человека.
Губы Гаррета снова превратились в тонкую линию.
– Если бы ты была мужчиной, мы бы дрались на дуэли из-за таких слов.
Марианна побледнела, но не ответила на оскорбление.
– Мне нет нужды доказывать какой-то цыганке, что я заслуживаю доверия, – гневно сверкнул глазами Гаррет. – Мое прошлое – свидетельство моей чести. А твое? Ты лгала мне… ты тайком пробиралась в мои сады… ты подслушивала мои разговоры… Где же твоя честь?
– Я только пыталась защитить себя…
– От чего? Я даже этого не знаю. Я ничего не знаю о твоем прошлом. И ты, и горожане избегаете моих вопросов.
Лицо Марианны побелело. До сих пор граф не слишком интересовался ее прошлым. И если сейчас ее отказ вызвал у него вопросы к ней, она может попасть в большую беду. Марианна закрыла глаза, лихорадочно соображая, что ей делать.
Почувствовав ее неуверенность, Гаррет снова шагнул к ней.
– Почему тебе так трудно смириться с тем, что я хочу сделать с этим человеком? Как цыганка, ты, конечно, видела и более жестокие наказания преступников.
Марианна широко раскрыла глаза и, взвешивая каждое слово, медленно проговорила:
– Не забывайте, милорд, меня воспитывали как благородную леди. У меня принципы благородной женщины.
– Тогда придерживайся этих принципов и сделай все, что требуется, для этого человека. Сейчас ранена только твоя гордость. Но этот человек умрет, если ты не поможешь ему. Поверь мне, гордость – мелочь по сравнению с жизнью человека.
Марианна выдержала пристальный взгляд Гаррета.
– Если гордость – такая мелочь, то почему вы не отбросите ее и не забудете о своих планах мести? Ведь когда ваш дядя отнял у вас земли и титул, пострадала только ваша гордость. Вы ведь весьма неплохо жили во Франции в годы изгнания? Почему бы не забыть о прошлом? Сейчас у вас есть все, что вам нужно. Чего вы добьетесь, мучая других людей?
Желваки заходили на скулах Гаррета.
– Ты ничего не знаешь, абсолютно ничего.
Его взгляд был полон ненависти. Неожиданно он расправил плечи и процедил сквозь стиснутые зубы:
– Я хочу, чтобы ты осталась и ухаживала за этим человеком. Ты знаешь, что мне от тебя нужно, и можешь это сделать. И я знаю, что твоя тетка не откажется от денег, которые я предложу за твои услуги. – В голосе графа звучала суровая решимость. – Но предупреждаю, что бы ты ни выбрала, я не изменю своих намерений относительно этого человека. Так что оставайся или уходи. Тебе решать.
Сделав это категорическое заявление, граф развернулся и зашагал к лестнице.
Гаррет хмуро смотрел на огонь, затем взглянул на человека, который несколько часов неподвижно лежал в этой маленькой неуместно украшенной кружевами спальне, явно когда-то принадлежавшей хозяйке дома. Солдат еще не умер, но Гаррет не сомневался, что он долго не протянет.
Гаррет перевел взгляд на другую фигуру, примостившуюся на жестком стуле. В конце концов его цыганочка осталась. А какой выбор он предоставил ей? Он знал, что ее можно убедить. Но сейчас это не доставляло ему радости.
– Черт побери! – проворчал Гаррет вслух. Кто она такая, эта цыганская девчонка, без гроша в кармане, чтобы поучать его, что такое честь и ответственность?
Гаррет снова взглянул на Мину. Ее голова опустилась на грудь, и спутанные локоны мягкими волнами падали на плечи, закрывая собой кружевной край сорочки, выглядывавший из-под жесткого корсажа.
Она сидела, по-детски подогнув под себя ноги. Однако в ее восхитительных губах не было ничего детского, как и в изящной лодыжке, выглядывавшей из-под простых муслиновых юбок. Этого уже было достаточно, чтобы даже монаха не оставить равнодушным. Ничего удивительного, что ее обвинения доводили Гаррета почти до бешенства. Ему невыносимо было думать, что это очаровательное создание считает его каким-то зверем.
Гаррет решительно отвел взгляд, злясь на себя за то, что позволяет чувствам вмешиваться в дела. Как он мог позволить женщине не считаться с его решениями? Что она о нем думает, не имеет значения. Никто больше не обвинит его, что он держит в темнице человека, пытавшегося лишить его фермеров средств к существованию.
И никто другой не станет осуждать его за желание отомстить Тирлу. Гаррет помрачнел, вспоминая, как Мина призывала его забыть о мести. Если бы она только знала… Но как она может знать? У него самого есть лишь подозрения и никаких доказательств того, что Тирл предал его родителей.
Гаррет вспомнил те тяжелые дни во Франции. Только спустя много времени он сумел привыкнуть к мысли о том, что никогда больше не увидит доброго лица матери и не обменяется остроумными шутками с отцом. Самым мучительным было то, что он почти ничего не знал о том, что с ними произошло. Кто убил их? Страдали ли они или их в последние минуты избавили от мучений? Душевные муки, вызванные известием о смерти родителей, были настолько сильны, что Гаррет почти с радостью воспринимал лишения, которые переносил во Франции. Заботы о хлебе насущном отвлекали его от горестных мыслей. Не имея ни семьи, ни денег, он был вынужден браться за любую работу. Дружба с королем ничего не меняла в его положении, король и сам нуждался. В конце концов он был вынужден покинуть Францию. А Гаррет, тринадцатилетний Мальчишка, выполнял непосильную, грязную работу, которую французы считали подходящей для него. И все это время он думал о своем дяде. Поскольку Тирл упорно не отвечал на его письма, подозрения Гаррета переросли в уверенность, что дядя предал его родителей.
С этой уверенностью пришла и осторожность, особенно когда приехавший из Англии человек начал искать Гаррета с намерением убить. Об этом Гаррета предупредили друзья. Вот тогда он, убежденный, что дядя хочет его смерти, перестал упоминать свой титул и даже скрывал свое имя. Он смешался с другими изгнанниками, став еще одним мальчиком без дома и имени. Все эти годы он взращивал в своей груди ненависть к своему дяде.
Став достаточно взрослым, он убедил герцога Йоркского взять его на службу в наемную армию… Те годы Гаррет хотел бы забыть навсегда. Только неудержимая ненависть к Тирлу хранила его в ужасных битвах, где сражались не за любовь или за родину, а за деньги. Гаррет думал о Тирле каждый раз, когда видел, как солдат подвергают порке за непослушание или убивают ударом меча. Каждый акт насилия заставлял Гаррета думать о том, в каких муках умерли его родители по вине Тирла. И тогда он заставлял себя учиться, оттачивать свое умение владеть шпагой, доводя его до совершенства, чтобы, когда наступит день, вонзить ее в грудь вероломному дяде.
Однако, достигнув возраста двадцати трех лет, Гаррет пришел к мысли, что смерть слишком легкое наказание для дяди. Он мечтал разоблачить предательство Тирла не только перед дворянством, которое и так презирало его за потерю титула, но и перед людьми, которых Тирл считал своими друзьями – «круглоголовыми», давшими ему власть, и перед купцами, обеспечивавшими его деньгами. Гаррет мечтал увидеть Тирла опозоренным и униженным настолько, что ему оставалось лишь уехать в изгнание, как когда-то Гаррету. Изгнание из страны было бы более подходящим наказанием, чем смерть, для человека, упивавшегося властью.
Гаррету потребовалось все его самообладание, чтобы не всадить кинжал в сердце Тирла, когда этот негодяй явился в Фолкем-Хаус. Только присутствие тети Бесс удержало его от этого. Встреча с дядей еще сильнее распалила в Гаррете желание отомстить. И как ни странно, встреча с тетей Бесс тоже.
Гаррет запомнил ее веселой молодой женщиной, которая шутливо отчитывала его за дерзкий язык. Он втайне боготворил ее и не сомневался, что она не догадывалась о подлостях своего мужа. Гаррет не мог поверить, что, зная об этом, тетя осталась бы с Тирлом.
Как она вообще могла жить с таким человеком? Но может быть, она счастлива, что носит его ребенка. Кажется, рождение ребенка делает большинство женщин счастливыми. Однако тетя Бесс не выглядела такой.
Гаррет взглянул на Мину: интересно, обрадует ли ее появление детей? И тут же мысленно обругал себя за слабость. Только его цыганская принцесса способна отвлечь его от мыслей об отмщении. Только она искушала его, заставляя отказаться от своих целей ради других забот. Нет, он не должен позволять ей этого и не должен забывать о том, что его планы могут в значительной степени зависеть от признаний раненого солдата.
Мина пошевелилась и медленно открыла глаза. Она растерянно огляделась вокруг. Заметив Гаррета, нахмурилась и спустила ноги на пол.
– Ему лучше? – спросила она, протирая глаза.
– Не могу этого сказать, но и не думаю, что ему хуже.
С усталым вздохом Мина встала и подошла к постели.
Наклонившись, она положила руку на лоб солдата, не подозревая, что предоставляет Гаррету любоваться прелестной частью своего тела.
Это зрелище, несмотря на мрачные мысли, вызвало у него улыбку, которую она успела заметить, повернувшись к нему.
– Чем это вы так довольны?
– Ничем.
Мина озадаченно взглянула на Гаррета и, пожав плечами, стала проверять повязки на раненом. С встревоженным выражением лица она показала их Гаррету.
– Милорд, знаете, он может умереть, несмотря на мои старания. С тех пор как мы привезли его сюда, он не пошевелился.
– Знаю, – кивнул Гаррет. – Мы можем записать еще одну смерть на счет Тирла. Если ты слышала все, что говорилось этим утром, то знаешь, что это шпион Тирла зарезал твоего пациента.
Мина взглянула на него. Ее лицо выражало удивление. Она явно об этом забыла.
– Вот видишь? Это сделал негодяй, присланный Тирлом, а не я и не мои люди.
Мина взяла свой мешочек с лечебными травами, отошла от солдата и села у камина.
– Возможно, на этот раз вы не виноваты, но ведь вы и раньше убивали, не правда ли?
Гаррет долго и пристально смотрел на нее.
– Да. Но для этого и существуют солдаты.
Мина на минуту задумалась, а затем задала следующий вопрос: