Дебора Мартин
Сорванная вуаль
Пролог
Не надо больше слез, печальны очи,
она уж спит, спокойно спит и видит
сладкий сон.
Неизвестный автор.
Лондон, 1661 г.
Тамара посмотрела в эти ясные, невинные глаза и почувствовала острый укол совести. Какой подлый поступокона собирается совершить – дать снотворное собственной племяннице! Но у нее нет выбора: сон милосерднее, чем смерть.
– Выпей этот чай, Мина, – уговаривала Тамара молодую леди Марианну. – Я приготовила его специально для тебя. – «Как только услышала об этом», – добавила она про себя.
В слабом свете лампы, освещавшей цыганскую кибитку, она увидела, как Марианна улыбнулась. Эта улыбка заставила Тамару еще острее почувствовать свою вину. Восемнадцатилетняя Марианна была ее единственной племянницей, единственным ребенком покойной сестры Тамары Дантелы и ее мужа сэра Генри Уинчилси. За эти годы Там-ра редко видела племянницу, но недавний переезд семьи Уинчилси в Лондон вселил в нее надежду на то, что теперь это будет происходить чаще.
Ранним утром этого дня Марианна пришла в табор повидать свою тетю. Однако во время ее посещения Тамару отозвали в сторону и сообщили страшное известие, отравившее ее радость.
Теперь она молча наблюдала, как Марианна, прикрыв глаза, медленно пьет чай, наслаждаясь ароматом ромашки.
– Маме всегда нравился твой чай, – тихо произнесла девушка. Ее губы дрогнули при воспоминании о покойной матери.
Тамара вздохнула. Она разделяла горе племянницы. Смерть Дантелы, умершей от лихорадки, стала для Тамары сильным ударом. Даже сейчас, спустя два года, она по-прежнему чувствовала острую боль, особенно когда смотрела на единственного ребенка своей сестры.
Любому, кто видел ее вместе с Марианной, показалось бы странным, что девушка с такими тонкими чертами лица может быть родственницей цыганки. С первого взгляда казалось, что Марианна, розовощекая, со светлыми, как мед, волосами, ни в чем не походила на Тамару. Однако, присмотревшись, можно было заметить и легкий бронзовый оттенок кожи, и высокие скулы, и яркие губы, которые придавали Марианне большее сходство с теткой, чем с матерью.
Воспоминание о сестре только укрепило решимость Тамары.
– Выпей все, Мина, – сказала она, заставляя себя улыбнуться. – Ты же знаешь, как полезна для здоровья ромашка.
Марианна откинула назад густые золотистые волосы и с изумлением взглянула на тетку:
– Это ты деликатно стараешься сказать, что моим щекам не хватает румянца? Ты совсем как отец, он все время беспокоится, что я провожу слишком много времени одна, за приготовлением его лекарств и за занятиями.
Марианна все же прислушалась к совету тетки и отхлебнула ароматного горячего чая.
Тамара всеми силами старалась сохранить на лице улыбку и не смотреть на фарфоровую чашку.
– Твой отец – мудрый человек. Тебе следовало бы… следовало бы быть рядом с ним каждый день, когда он оказывает услуги королю. Как иначе ты найдешь себе подходящего мужа?
– Подходящего мужа? При дворе Карла? Не говори глупостей. Кавалеры красуются перед королем, как павлины, а женщины стараются поймать взгляд его величества в надежде стать его следующей великой любовью. – Марианна нахмурилась. – Сколько он уже наплодил незаконнорожденных? Десять? Двадцать? Каждый из них получит титул и имение, в то время как люди умирают от голода на улицах Лондона. Нет, при дворе я не найду «подходящего» мужа, это точно.
Марианна снова поднесла к губам чашку.
– Следи за своими словами, детка, – предупредила Тамара. – В эти неспокойные дни опасно заводить врагов.
Марианна пожалела о сказанном, увидев тревогу на лице тетки.
– Прости меня. Поговорим о более приятных вещах, ладно?
Тамара кивнула и, заметив, что Марианна допила чай, вся напряглась:
– Мина, боюсь, что с более приятным разговором придется подождать. Я должна сказать тебе что-то очень важное. Оно не понравится тебе.
– Так покончим с этим, – беспечным тоном произнесла Марианна. – Какое страшное предсказание ты приготовила мне на этот раз?
У Тамары сжалось сердце.
– Ты никогда не простишь меня за то, что я сделала.
– Что же такого ты могла сделать, что требует моего прощения? – рассмеялась Марианна.
– Скоро ты уснешь, моя милая. Я хочу, чтобы ты была готова к тому, что ждет тебя. Кроме других трав, в чае был корень валерианы.
Лицо Марианны помрачнело.
– Я вынуждена это сделать, – продолжала Тамара. – Мы должны уехать, и я не могу допустить, чтобы ты помешала мне.
– Ради Бога, что ты хочешь сказать? Мы должны уехать? – Марианна попыталась подняться. – А как же отец?
– Видимо, я должна сказать тебе все. – Тамара заметила, как под действием снотворного ослабела Марианна. – Твой отец арестован за измену. Обнаружилось, что в одном из его лекарств, приготовленных для короля, был яд.
– Этого не может быть! – воскликнула Марианна, снова безуспешно пытаясь встать со стула. – Эти лекарства я приготовила сама!
– Знаю, – прошептала Тамара. – В этом-то и беда. Они наверняка знают, что ты помогаешь отцу. Теперь они придут за тобой. Я постаралась сделать так, что, когда они придут, тебя здесь уже не будет.
В глазах Марианны застыл ужас.
– Но я не могу уехать сейчас! Я должна остановить это безумие! Отца оклеветали!
– Конечно. Но они не станут слушать, их не убедишь, в этом я уверена. Яд там был: тот, кто приходил предупредить меня, уверяет, что это не ошибка. Кто-то очень ловко подстроил ловушку твоему отцу. Что бы ты ни говорила, это не заставит их изменить свое решение.
– Конечно же, король не верит, что отец способен на измену! – возразила Марианна. – Его величество всегда уважал отца и доверял ему, иначе не предложил бы стать одним из придворных врачей и вступить в Королевское общество!
Тамара вздохнула:
– Мина, милая моя, послушай меня. В эти темные времена король никому не может доверять. Тот, кто выбрал твоего отца жертвой предательства, знал это. У твоего отца был необычный брак. Он всегда отказывался ввязываться в политику. Все это делает его подозрительным в глазах людей, для которых вся жизнь заключена в политике.
Марианна беспомощно смотрела на тетку.
– Но отец никогда бы не убил его величество! Это было бы против его убеждений. Он невиновен! Я должна… должна сказать им, что… – Голос девушки начал слабеть.
– И какое же доказательство ты бы им представила? – спросила Тамара. – Нет, это единственный выход. Люди уже готовятся свернуть табор. Мы уедем, как только закончатся сборы.
– Пожалуйста, – прошептала Марианна. Глаза ее закрывались под действием снотворного. – Как ты могла?! Как ты могла… усыпить меня… и лишить воли?!
Голова девушки опустилась ей на руки.
– Мина, Мина, как я могла допустить, чтобы они отняли у тебя жизнь? – тихо проговорила Тамара, отводя рукой золотистый локон с лица племянницы.
Печально покачав головой, она встала и сильными от многолетней тяжелой работы руками подняла Марианну. Девушка была миниатюрной, как и ее покойная мать, поэтому Тамаре, крепкой женщине крестьянского склада, не составило большого труда отнести племянницу к потайному ларю, стоявшему в глубине повозки. Она открыла незаметные взгляду дверцы и положила Марианну на лежавший внутри соломенный тюфяк.
Закрыв дверцы, Тамара прошла к выходу. Нужно уехать как можно скорее, думала она, до того, как королевские солдаты выследят леди Марианну, укрывшуюся в таборе, и до того, как снотворное перестанет действовать. Сейчас это единственный шанс спасти девушку. Она не закончит свои дни в лондонском Тауэре. И если ради спасения Мины Тамаре придется лгать, обманывать или воровать, она сделает это.
Глава 1
Вы горн так раскалите для врага,
что сами обожжетесь.
Уильям Шекспир. Генрих VIII
Король Карл II в глубокой задумчивости вошел в гостиную своих просторных личных апартаментов. Его радовала возможность побыть немного одному. Последние отблески заходящего солнца проникали в сгущавшуюся темноту роскошно обставленной комнаты. Он обвел ее взглядом и слегка улыбнулся. Ему до сих пор доставляли удовольствие атрибуты королевской власти. Слишком долго он был лишен их.
Улыбка исчезла с лица короля, когда из тени выступил человек.
– Черт, Фолкем, ты напугал меня! – выругался король, узнав своего друга. – У тебя отвратительная привычка появляться ниоткуда и именно в тот момент, когда этого меньше всего ждешь.
– Эта привычка последние несколько лет вызывала недоумение у врагов вашего величества, не так ли? – со свойственной ему холодной улыбкой ответил Фолкем и шагнул навстречу королю.
Карл пытался строго посмотреть на стоявшего перед ним молодого человека, но не смог. Он усмехнулся, оглядев Гаррета Лайона, графа Фолкема, которого он не видел почти целый год. Внешне Фолкем мало изменился. Те же насмешливые серые глаза встретили оценивающий взгляд короля, в них лишь усилился стальной блеск. Густые каштановые волосы прямыми прядями спадали на плечи. Как обычно, Фолкем не потрудился уложить их в пышные локоны, которые были модны нынче при дворе.
И все же Карл заметил, что за этот год Фолкем приобрел еще более самоуверенный вид. Откровенный цинизм читался в его взгляде, а лицо казалось слишком суровым для его двадцати трех лет.
– Я искренне рад, что ты вернулся, – проговорил Карл. – Жаль, что в прошлом году ты не смог к нам присоединиться, когда мы торжественно въезжали в город, но, видимо, ты нашел более полезным выполнить мое поручение. Лорд-канцлер Кларендон говорит, что ты справился с ним вполне успешно.
Фолкем вопросительно приподнял бровь:
– А разве не всегда так было?
– Только если это соответствовало твоим желаниям, – пожал плечами король.
– Я делаю только то, что соответствует желаниям моего короля. Просто мой король не всегда знает свои желания.
– В самом деле, – холодно ответил Карл. – Тебе лучше бы быть поосторожнее, мой друг. Твой король может терпеть твои остроты, однако другие не сочтут их такими забавными.
– Я слишком хорошо это знаю, ваше величество.
– Следовало бы, после этих десяти лет. Я довольно часто пытался научить тебя придерживать свой острый язык. – Король нахмурился. – Боюсь, я был не лучшим компаньоном для молодого человека, только что потерявшего семью. Между моей горечью и твоей ненавистью мы взрастили нездоровую злость. Такая злость может погубить человека, если он не будет осторожен.
– Но горечь вашего величества была смягчена в конце концов. Ваши подданные наконец опомнились. – В голосе Фолкема слышалась слабая насмешка. Он лучше, чем кто-либо, знал, что теперешняя власть Карла над своими подданными была слаба.
Карл вздохнул:
– Поживем – увидим. Люди так переменчивы, за ними надо следить. Но я все же верю, что они действительно рады видеть меня снова на троне. В отличие от Кромвеля я не кормлю их вместе с мясом еще и религией.
Громкий смех Фолкема прозвучал в комнате резко и невесело.
– Нет, конечно, нет.
– Теперь, полагаю, ты, завершив дело в Португалии, пришел получить награду.
– Если ваше величество помнит, вы мне ее обещали.
– Я действительно обещал, но сожалею, что не могу нарушить обещание и таким образом оставить тебя у себя на службе.
Угрюмый вид Фолкема свидетельствовал о том, что он не оценил полушутливого замечания короля.
– Лучше служат те, кто служит по доброй воле, мой повелитель.
Карл усмехнулся:
– Это правда. И я подозреваю, что оставить тебя служить мне против воли так же опасно, как и сделать тебя своим врагом. В любом случае ты заслужил свободу, это бесспор-но, как и вознаграждение, которое я обещал.
– А мое имение, мои земли?
– Они и так принадлежали бы тебе.
Лицо Фолкема по-прежнему ничего не выражало.
– Возможно. Но, говорят, мой дядя пользуется большим влиянием среди старых сторонников Кромвеля. И перейти ему дорогу означало вызвать неодобрение тех самых людей, которых ваше величество желает умиротворить.
Карл подошел к окну, выходящему в сад, и стал смотреть на кавалеров и дам, прогуливающихся там.
– Мне придется рискнуть, – наконец проговорил он, с осторожностью подбирая слова. – Обещание, данное тебе, не должно быть нарушено, ибо в прошлом году без твоего участия в устройстве моего брака с инфантой я оказался бы в крайне затруднительном положении.
– Я рад, что смог услужить вам, ваше величество.
– В любом случае ты получишь свою награду – свою месть – с моего благословения. Я не доверяю твоему дяде. Он изображает из себя человека умеренных взглядов, но я знаю намного больше о его «круглоголовых» компаньонах, чем он думает.
– Кларендон рассказал мне, что «круглоголовые» покушались на жизнь вашего величества, – заметил Фолкем вкрадчивым тоном человека, привыкшего получать сведения, ничем не выдавая своего интереса.
Карл нахмурился:
– Да, это сделал один из моих врачей, которому, как мне казалось, я мог доверять. Но насколько мне известно, он не принадлежит к «круглоголовым».
– Так вы не знаете, кто стоит за этим?
– Нет, но мы узнаем. Я приказал моим людям объявить, что во время его пребывания в Тауэре его убили, убили его же друзья-заговорщики. Кларендон надеется, что слух об этом вызовет растерянность у его сообщников и толкнет их на необдуманный поступок. Кроме того, не в наших интересах, чтобы сообщники врача убили его прежде, чем мы успеем его допросить. Это дает нам время узнать от него правду.
– Ваше величество верит, что он виновен?
Король пожал плечами:
– Не знаю. Это случилось при очень странных обстоятельствах. Он недавно вернулся в Лондон, а до того почти совсем не интересовался государственными делами. Он вел довольно уединенный образ жизни в деревне недалеко от города, который ты хорошо знаешь, – Лидгейта.
Карл резко обернулся, чтобы посмотреть, какое впечатление сказанное произвело на Фолкема, однако его лицо оставалось бесстрастным.
– Почему этот врач оказался в Лидгейте? – нарочито небрежным тоном спросил Фолкем.
Карл ответил не сразу. Сначала он подошел к покрытому богатой резьбой письменному столу, выдвинул ящик, что-то достал из него, а затем с мрачным выражением лица приблизился к Фолкему и положил ему в руку тяжелый предмет.
– Это все объяснит тебе. Он носил его на цепочке на шее. При аресте солдаты отобрали у него это.
Фолкем смотрел належавший у него на ладони необычной формы медный ключ. Один его конец был отлит в форме головы сокола. Лицо графа окаменело.
– Так это он купил Фолкем-Хаус у моего дяди, – уверенным тоном произнес он наконец.
Карла не обмануло внешнее спокойствие собеседника. Он почти физически ощущал гнев Фолкема.
– Да, это он, – тихо повторил король.
Он не винил Фолкема за этот гнев. Карл и сам был поражен, когда восемь лет назад узнал, что Тирл продал родовое гнездо Фолкемов. Гаррету было пятнадцать лет, когда он услышал об этом. С тех пор он пылал ненавистью к дяде.
– В те дни мир сошел с ума, Гаррет, – сказал Карл. – Люди раздавали земли, словно это были мешки с зерном.
– Но те земли были проданы их законными владельцами, а не узурпаторами, – возразил Фолкем.
– Вспомни, тогда никто, кроме твоего дяди, не знал, что ты жив.
– Теперь они знают… или узнают завтра, когда я представлю палате лордов петицию о возвращении мне моих земель.
Карл улыбнулся:
– И они удовлетворят твою петицию. А я, конечно, это одобрю.
Фолкем помолчал, глядя на ключ, затем произнес, взвешивая каждое слово:
– Этот врач, тот, что купил мое имение. Вы не задумывались над тем, что он и мой дядя могли составить заговор с целью убить вас? Их связывал Фолкем-Хаус. Может быть, этот врач знал, что вы властны над моей собственностью, как и над его имением.
Карл, рассеянно потирая подбородок, повернулся к окну.
– Или, возможно, Тирл и его сторонники решили воспользоваться этим врачом, который в глазах окружающих выглядел таким безобидным. Однако я сомневаюсь, что все это как-то связано с тобой и твоим возвращением. Вероятно, этот человек и не подозревал о твоем существовании. Но даже если бы и знал…
– Если бы он знал, ему не следовало покупать имение, – закончил за короля Фолкем.
– Ты не должен слишком строго судить его и в этом случае. В те дни все думали, что мы навеки останемся изгнанниками. Даже мы с тобой. Так думал и твой дядя.
– Это не снимает с Тирла вину за предательство.
– Нет. Все же я никогда до конца не понимал, почему так велика твоя ненависть к нему. Ты готов рисковать всем ради того, чтобы отомстить дяде.
Фолкем отвел взгляд.
– У меня на это есть причины.
– Не сомневаюсь, ты заставишь дядю пожалеть о содеянном им. Тогда ты был слишком молод, чтобы наказать Тирла, но сейчас… Я понимаю, твоя жажда мести справедлива, но не забывай: я хочу установить мир в моем королевстве любой ценой.
Одного лишь взгляда на хмурое лицо Фолкема было достаточно для того, чтобы понять: это напоминание ему не понравилось.
– У тебя есть средства на восстановление твоего имения, – продолжал король. – У тебя также есть земли…
– А как же этот врач? Вы отнимете у него Фолкем-Хаус? Закон говорит, что земли, проданные во время отсутствия вашего величества, остаются у покупателя.
– Он оказался изменником. Я, конечно, конфисковал его земли и с радостью возвращаю их тебе. Понятно? У тебя есть все, что тебе нужно. Постарайся не злоупотреблять моей добротой, не совершай в отношении своего дяди ничего такого, что могло бы поставить нас обоих в трудное положение.
– Он заслуживает возмездия, – с холодной решимостью заявил Фолкем. – И я отплачу ему, как только представится случай.
– Вот этого я и боюсь, друг мой, – проговорил король. – Эти раздоры между родственниками…
– Он родственник только потому, что женат на сестре моего отца, – перебил короля Фолкем. – И это он первый разорвал родственные связи, а не я.
– Знаю. Но я говорю сейчас как твой друг, а не как твой король… Я опасаюсь, что твоя месть принесет ему меньше страданий, чем тебе самому.
Резкий смех Фолкема неприятно задел короля.
– Неужели ваше величество уподобилось пуританам, утверждающим, что месть в руках Божьих? Неужели моя душа будет проклята навеки, если я заставлю Питни Тирла страдать за то, что он украл наследство у беззащитного мальчишки?
Карл постарался не реагировать на резкие слова Фолкема. Он достаточно хорошо знал этого молодого человека, чтобы понимать, какие чувства вызвали их.
– Нет, я так не думаю. – Карл заставил себя улыбнуться. – Поверь мне, Господь Всемогущий поймет. Тирл уже давно посеял в твоей душе семена горечи, и теперь они прорастают. А я все думаю, сможешь ли ты помешать их побегам задушить твое сердце.
Фолкем невидящим взглядом смотрел куда-то вдаль.
– Опасения вашего величества вполне обоснованны. Но я долгие годы взращивал эти семена и не могу сейчас вырвать их ростки. Когда наступит время, я вырежу их. А нынче позабочусь о том, чтобы ростки моей ненависти к Питни Тирлу стали сильными и крепкими.
С этими словами Фолкем удалился.
Марианна с грустью смотрела на некогда ухоженные сады Фолкем-Хауса. Она хорошо помнила ту минуту, когда впервые увидела его. Ей, десятилетней девочке, привыкшей к тесноте небольшого лондонского жилища, Фолкем-Хаус показался тогда сказочным прекрасным дворцом. Возведенный во времена правления Елизаветы, как тогда было принято, в форме буквы Е, дом поражал красотой многочиленных застекленных окон и изяществом фронтонов. Один взгляд на его красные кирпичные стены заставил Марианну поверить в то, что в этом доме все будет хорошо.
Здесь прошли лучшие годы ее жизни. Жители Лидгейта, расположенного в нескольких милях от Фолкем-Хауса, охотно приняли ее мать-цыганку. Конечно, им тогда сказали, как и всем друзьям отца Марианны, что она – дочь бедного испанского дворянина. «Приняли бы они мать так сразу, если бы знали ее истинное происхождение?» – спрашивала себя Марианна.
И все же жители Лидгейта быстро прониклись симпатией к матери Марианны. Ее кроткий нрав и желание ухажи вать за больными снискали ей любовь соседей. Позднее, когда им все же стало известно о том, что она принадлежит к цыганскому племени, они ревностно оберегали ее тайну от остального мира. Родители Марианны были им за это благодарны.
У девушки сжималось сердце при виде заброшенных участков. Они были дороги ей даже в теперешнем жалком состоянии. Марианна наклонилась и, сорвав веточку одичавшего тимьяна, поднесла ее к лицу. Вдыхая приятный аромат, она вспомнила, как любили выращивать травы ее родители.
Если бы только отец был сейчас здесь, думала Марианна. Королевское общество не заслуживало его. Он не должен был уезжать в Лондон. И зачем только он взял ее туда…
Марианна старалась не расплакаться, зная, что слезы не принесут облегчения. Как отец мог умереть? Это невозможно. Его убили по какой-то непонятной причине в тюрьме. Зачем и кому нужна была его смерть? Зачем и кому нужно было делать из него негодяя, чтобы арестовать его?
– Пойдем, – прошептал ей на ухо чей-то голос, прервав горестные размышления.
Марианна обернулась и увидела свою тетю. Суровое выражение на лице Тамары заставило Марианну вздохнуть.
– Пойдем, Мина, – повторила Тамара. – Ты обещала не испытывать судьбу и не приближаться к Фолкем-Хаусу. Если кто-то чужой увидит тебя здесь, у него могут возникнуть вопросы. Все в окрестностях Л идгейта верят моему рассказу. Ты утопилась, услышав об аресте отца. Помнишь? Не давай им повода в этом сомневаться. Давай вернемся в кибитку.
Марианна не желала слушать тетку. Вид любимого дома снова пробудил чувство горькой обиды на нее.
– Ты права. Мне вообще не следует здесь находиться, – сказала Марианна с упреком в голосе. – Мне не следовало уезжать из Лондона. Тогда я была бы рядом с отцом, и, может быть, эти люди не убили бы его.
– Уверяю тебя, солдаты не пустили бы тебя в его камеру. Они бы тут же арестовали тебя. Этого ты хотела? Чтобы тебя пытали? Они заставили бы тебя сознаться в преступлении, которого ты не совершала.
Марианна мысленно признавала правоту слов тетки, но все же не могла смириться с тем, каким способом Тамара спасла ее, лишив при этом свободы выбора.
Тамара вздохнула:
– Я понимаю твои чувства, но не могу позволить тебе поддаваться им. Как и все молодые, ты бы смело рисковала жизнью, борясь с бурей. Это пустая затея.
Марианна гордо выпрямилась. Она любила тетку, но часто раздражалась из-за того, что Тамара, будучи всего лишь на двенадцать лет старше Марианны, упорно обращается с ней как с ребенком.
– Возможно, это не было бы так бесполезно, – с обидой в голосе проговорила Марианна. – Отец пользовался большим уважением. Даже король сказал, что у него потрясающий талант. Я могла бы убедить их.
Тамара невольно рассмеялась:
– Эти времена святых и дураков, Мина. А ты ни то ни другое. У тебя есть мозги. Тебя никто не стал бы слушать.
– Я бы предпочла убедиться в этом сама.
Тамара виновато отвела взгляд.
Марианна, заметив ее выражение лица, устыдилась своих слов и, взяв тетку за руку, поднесла ее к губам и поцеловала.
– Я знаю, ты поступила так, как считала нужным. Тогда это был единственно возможный выход.
Однако сначала Марианна никак не хотела этого понять. Когда она проснулась и узнала, что цыгане уже находятся на расстоянии дня пути от Лондона, она пришла в ярость. И хуже того, никакие ее слова не изменили решения тетки.
Пока они не добрались до Колчестера. Там они были вынуждены остановиться на пару дней, и там услышали страшную новость о смерти отца Марианны. Спустя несколько дней Марианна пришла в себя от горя и решила остаться в Англии, чтобы найти убийц своего отца и восстановить его доброе имя.
Так она оказалась в Лидгейте. Марианна знала, что найдет здесь убежище и горожане не выдадут ее солдатам. У нее будет время обдумать свои намерения.
Тамара не одобрила решения Марианны расстаться с цыганами и вернуться в Лидгейт. Она спорила с ней до хрипоты, но в конце концов сдалась. Марианна была непоколебима в своем решении. Цыгане проводили их до Лидгейта, затем отправились во Францию без них.
Тамара ворчала всю дорогу. Очутившись в Лидгейте, женщины без труда нашли место, где поселиться. Марианна быстро привыкла ночевать в тесном деревянном фургоне и проводить дни, гуляя по лесу, собирая топливо. Иногда она отправлялась в город за провизией.
Чтобы содержать себя и тетю, Марианна стала заниматься лечением горожан. Она ухаживала за больными и принимала роды.
Тамара не оставляла надежды уговорить племянницу уехать.
– Еще не поздно передумать, – глядя в лицо племянницы, шептала она. – Мы можем встретиться с цыганами через несколько дней во Франции.
Марианна отрицательно покачала головой:
– Я не могу. Карты розданы, и я должна сыграть партию.
– Надо было заставить тебя поехать вместе с нами во Францию, – проворчала Тамара.
– Ты не смогла бы все время одурманивать меня, – возразила ей Марианна и, глядя на мрачное выражение лица тетки, добавила с легкой усмешкой: – Кроме того, не было необходимости тебе оставаться. Могла бы присоединиться к цыганам.