Страница:
Странная и необычная архитектура Нельзя было определить сколько этажей имеет то или иное здание. Окон, в обычном понимании, здесь не было. Чередовались полосы стекла и металла, иногда расположенные горизонтально, иногда вертикально. Назначение этих полос трудно было понять Некоторые дома были совершенно прозрачны, другие, наоборот, выглядели сплошной массой, как одно целое. Два или три были прозрачны внизу и непрозрачны в верхней своей части, что создавало странное впечатление половины здания, парящего в воздухе. Всюду поднимались тонкие мачты, вершины которых находились так высоко, что их не было видно. Волгин решил, что это мачты для межпланетной связи.
— Какой странный город! — сказал он.
— Да, он не совсем обычен, — согласилась Мэри. — Космоград выстроен очень давно. Тогда считали, что командиры космолетов должны издалека видеть место посадки.
— Не совсем так, Мэри, — сказал Люций. — Была другая причина Потом я расскажу тебе, в чем дело, — прибавил он, обращаясь к Волгину, — и ты поймешь, почему город именно такой. Архитектура Космограда не земная.
— Как это не земная? — Люций кивнул головой.
— Это так, — сказал он — Но мы уже прилетели. Отложим разговор до более удобного времени.
Арелет опустился на крышу одного из домов. Она оказалась огромной площадкой, на которой уже стояло несколько других арелетов
— Этот дом, — пояснил Сергей, — один из филиалов института космонавтики Они просили, чтобы ты остановился здесь Не возражаешь?
— Конечно, нет…
Прилетевших встретили четыре человека. Один из них был пожилым, трос совсем молоды Они поздоровались с Волгиным совершенно так же, как и с его спутниками, — приветливо и без всяких проявлений любопытства.
Гостей провели в предназначенные для них комнаты, находившиеся на самом верхнем этаже. Это тоже было признаком внимания: не нужно было далеко идти или подниматься в лифте, чтобы добраться до своего арелета.
Еще подлетая к этому дому, Волгин обратил внимание на отсутствие окон в верхней его части. Но внутри вес оказалось залитым солнечным светом.
В ленинградском доме часть стены, примыкавшей к полу, всегда оставалась непрозрачной. Здесь было иначе. Вся стена, от пола до потолка, казалось, не существовала вовсе. При всем желании ее нельзя было увидеть
Оставшись один, Волгин подошел к этой “стене”. Было такое впечатление, что он очутился на краю площадки, висящей на высоте полукилометра над землей Неприятное чувство головокружения заставило его тотчас же отойти назад.
Он протянул руку и дотронулся до невидимой поверхности Стена была тут и надежно отделяла его от бездны.
Волгин обратил внимание, что не ощущает африканской жары. В комнате было даже прохладно Очевидно, стекло или что-то, из чего была сделана стена, не пропускало тепловых лучей солнца.
Волгину была уже хорошо знакома биотехника его нового века. Он без труда заставил стену немного потемнеть. И снова проявилась разница между этим домом и тем, в котором он жил в Ленинграде. Там стена темнела вся сразу, здесь золотистая пелена стала медленно подниматься от пола Когда она затянула стену до высоты одного метра, Волгин остановил процесс.
Теперь комната имела более привычный вид.
Он внимательно осмотрел обстановку
“Архитектура зданий Космограда не земная”, — сказал ему Люций
Очевидно, это относилось не только к архитектуре, но и к внутреннему убранству дома Пол, потолок, стены (кроме наружной) были не такими, к каким привык Волгин Казалось, что они сделаны из губчатой массы, плотной и упругой. Пол заметно пружинил. Он напоминал очень толстый ковер Цвет потолка и стен был совершенно одинаков — бледно-желтый. Пол темно-серый.
“Некрасиво!” — подумал Волгин.
Меблировка была, в общем, такая же, как и везде, но каждый предмет имел непривычные глазу очертания. Столы, кресла, постель — все было каким-то другим, чуждым. От всего веяло иными представлениями о красоте и удобстве. Причудливо изломанные линии резали глаз, расцветка выглядела слишком яркой, сочетание красок было неприятным.
“Да, — сказал Волгин самому себе, — все это явно не земное. Но чье же?”
Он знал, что в Солнечной системе нет планет, населенных высокоразвитыми существами. Значит, это копия обстановки какого-то иного мира, находившегося в иной планетной системе.
Самый факт связи с другим человечеством уже не мог удивить Волгина. Но для чего понадобилось строить Космоград по типу городов иного мира, этого он не понимал.
Ему вспомнились слова Мунция, что археологическая находка на Марсе могла остаться там не от времени первых межпланетных полетов, а от еще более давнего времени. Мунций посоветовал тогда прочесть об этом книгу (Волгин забыл ее название), но он так и не собрался это сделать.
“Расспрошу Люция, — решил Волгин. — Тем более, что он обещал объяснить, почему Космоград не земной город”.
Но прошло совсем немного времени, и Волгин забыл о Космограде, о находке на Марсе и обо всем на свете. Люций сообщил ему, что экипаж “Ленина” прилетает на Землю не двадцать третьего, как думали раньше, а завтра — двадцать второго.
— Они добились сокращения срока карантина на один день, — сказал Люций. — Видимо, их нетерпение очень велико. Я думаю, — прибавил он, улыбаясь, — что тут играет большую роль твое присутствие.
— Значит, они прилетают?… — взволнованно спросил Волгин.
— Завтра, в десять часов утра.
— А как же встречающие? Успеют они собраться?
— Конечно! Сегодня к вечеру все будут здесь, — Люций внимательно посмотрел на “сына”. — Ты должен спать эту ночь как всегда.
— Боюсь, что мне не удастся заснуть, — сказал Волгин.
— Об этом я сам позабочусь.
Остаток дня прошел для Волгина как в тумане. Он не мог потом вспомнить, что делал, с кем говорил.
Вечером, в обычный час отхода ко сну, к нему в комнату зашел Люций.
— Ложись! — сказал он.
— Все равно я не засну, — попытался возразить Волгин. Люций улыбнулся. Когда Волгин разделся и лег, он положил свою тонкую руку на его лоб. Несколько секунд Волгин чувствовал приятное ощущение тепла. Казалось, что в тело проникает слабый ток. Потом он заснул и проспал крепко, без сновидений, до восьми часов утра.
Медицина знала надежные средства, совсем не похожие на снотворные снадобья двадцатого века.
Проснулся Волгин бодрым и свежим. В комнате было полутемно. Наружная стена, сплошь затянутая темно-золотой пеленой, почти не пропускала света. Очевидно, это сделал, уходя, Люций.
Волгин сразу вспомнил, что ожидает его сегодня, и вскочил.
Телеоф сообщил ему, что до прилета корабля с Ганимеда еще два часа. Волгин быстро оделся. Туалетная комната помещалась рядом, и в ней он увидел все тот же аппарат для волнового облучения, видимо доставленный сюда ночью. Люций раз навсегда потребовал, чтобы ни один день не проходил без этой непонятной Волгину процедуры.
Умывание, пять минут у аппарата (он ничего не чувствовал при этом) — и Волгин был готов.
Он подошел к “окну”.
Золотая пелена опустилась, открыв Космоград, залитый солнечным светом. Волгин искренне обрадовался, увидев безоблачное небо. Он совершенно забыл, что оно и не могло быть другим, когда люди управляли погодой по своему желанию.
Далеко внизу расстилалась панорама гигантского поля космодрома. Волгину показалось, что он различает множество красных точек. С высоты они сливались, образуя широкий круг.
У него мелькнула мысль о знаменах. Их не было в эту эпоху, но разве не могли люди украсить ракетодром красными флагами в честь вернувшихся космонавтов? Наверное, так и было.
Волгин прошел в комнату Владилена, помещавшуюся рядом.
Молодой астроном уже встал и был одет.
— Пойдем завтракать, — сказал он, как только увидел Волгина. — Мэри ждет нас.
— А где Люций?
— Он давно уже внизу.
— Почему же меня не разбудили?
— Люций сказал, что ты проснешься сам, и не велел тебя беспокоить.
— А если бы я проспал?
— Нет, этого не могло случиться
— Нет ли известий с корабля?
— Есть. Они уже близко и прибудут без опоздания. Тебе радиограмма от экипажа “Ленина”.
— Где она?
— У Люция.
Мягкая настойчивость Мэри заставила Волгина проглотить завтрак, хотя у него совершенно не было аппетита.
Впрочем, Владилен и Мэри тоже заметно волновались.
Они опустились на поле космодрома в маленьком арелете, который нашли на крыше рядом со своим.
— Но, может быть, этот арелет принадлежит кому-нибудь? — спросил Волгин.
— Нет, он приготовлен для тебя.
Владилен всегда отвечал так, как будто он сам и Мэри вообще Нс шли в счет. Волгина вначале смущала эта манера, потом он привык к ней и лишь улыбался.
Они только потому нашли Люция в густой толпе, что тот сам их окликнул.
Рядом с Люцием Волгин увидел Ио, который приветствовал его с обычной своей сдержанностью.
— Познакомься, Дмитрий, — сказал Люций, указывая на человека с загорелым, монгольского типа лицом. — Это Носи, тот, которому ты в значительной степени обязан своим воскрешением
“Так вот он каков!” — подумал Волгин.
Иоси горячо пожал его руку.
— Я давно стремился увидеть вас, — сказал Иоси — Рад, что это случилось сейчас, в столь приятный для вас день.
— И я рад видеть вас, — ответил ему Волгин почти машинально.
Все его мысли были заняты приближавшимся к Земле кораблем. Он даже не обратил внимания на людей, стоявших кругом, хотя мог легко догадаться, что это члены Советов науки и техники, то есть величайшие ученые Земли.
Волгин осмотрелся.
Поле космодрома действительно было украшено красными флагами. Но он не увидел ничего похожего на трибуну, которая, по его понятиям, должна была здесь находиться. Неужели не будет митинга?…
Не было ни портретов, ни лозунгов. Группа ученых, среди которых он сейчас находился, стояла немного впереди огромного кольца зрителей, и только.
“Слишком просто, — подумал Волгин. — Совсем нет торжественности, которой заслуживает подобное событие. Боюсь, что космонавты не поймут этого”.
Но вслух он ничего не сказал.
— Чуть не забыл! — обратился к нему Люций. — Вот радиограмма, адресованная тебе.
Волгин схватил листок.
“Дорогой Дмитрий, — прочел он, — твое присутствие среди людей, встречающих нас, доставляет нам всем такую радость, которую трудно выразить словами. Больше, чем встречи с Землей, мы ожидаем счастья увидеть тебя. Считаем минуты. Подойди к нам первым, мы все просим тебя об этом. От имени экипажа космолета “Ленин” — Игорь Второв”.
Телеграмма была переведена на современный язык, но в каждом слове звучало для Волгина знакомое, родное, привычное Люди тридцать девятого века не говорили так.
Волгин несколько раз перечел краткий текст.
Когда он поднял глаза, полные слез, то увидел, что все, кто стоял возле него, смотрят вверх.
— Они прилетели на тридцать восемь минут раньше срока, — сказал кто-то позади Волгина.
Над космодромом, высоко в небе, что-то длинное и узкое нестерпимо блестело в лучах солнца.
Межпланетный корабль плавно и быстро приближался к Земле.
Глава четвертая
Так сказал в самом начале двадцатого века христианской эры великий основоположник звездоплавания Константин Эдуардович Циолковский.
Это было сказано в то время, когда самая мысль о полете за атмосферу Земли казалась фантастикой, когда многие ученые вообще не верили в возможность преодолеть силу земного тяготения, когда влекущие слова “межпланетный полет” звучали как волшебная сказка.
Но Циолковский не только сказал: “Это возможно!”, он нашел и указал людям путь в Космос.
Пророческие слова ученого начали претворяться в жизнь даже скорее, чем мог думать он сам.
Прошло два десятилетия со дня смерти Циолковского, а в небо уже взлетели первые искусственные спутники.
Штурм Космоса начался!
Никто не мог предполагать, что этот штурм пойдет такими стремительными темпами, как это случилось на самом деле.
Всего через три с половиной года после запуска первого небольшого шара с четырьмя штырями антенн, который навеки вошел в сознание как символ величайшей победы, за атмосферу вырвался корабль “Восток” с человеком на борту. Это произошло 12 апреля 44 года, и этот день стал началом новой, космической, эры в истории человечества.
Люди вышли из колыбели!..”
Волгин опустил книгу на колени.
— Только подумать, — прошептал он, — что все это произошло не так уж много времени спустя после моей смерти. Сорок четвертый год! Это соответствует тысяча девятьсот шестьдесят первому, по нашему старому счислению. Я мог бы дожить до этих дней
Книга называлась “Пятая планета”. Это была та самая книга которую давно уже рекомендовал прочесть Мунций. Волгин взялся за нес после того, как ему пришлось быть переводчиком на объединенном заседании Советов науки и техники, на котором Второв сделал доклад о результатах полета “Ленина”.
Многое из того, что говорил командир космолета, осталось непонятным Волгину. Его любопытство возбудило слово “Фаэтон”, неоднократно упоминавшееся в докладе. А когда председатель в ответ на заявление Второва об отсутствии Фаэтона в планетной системе Беги сказал, что на Земле уже знают об этом, Волгин подумал: “Пора, наконец, ознакомиться с историей вопроса”.
Как и всегда, стоило только Волгину сказать, что ему нужна такая-то книга, как она была ему доставлена.
Экипажу “Ленина” предстояло еще несколько дней провести в Совете науки. После первого общего доклада, сделанного Второвым, участники экспедиции должны были ознакомить ученых более подробно, каждый по своей специальности. Услуг Волгина при этом не требовалось — были доставлены переводчики-автоматы.
Волгин вернулся в Ленинград и в ожидании возвращения своих новых друзей взялся за “Пятую планету”.
“…. Вскоре после первого полета человека в Космос, — продолжал читать Волгин, — люди увидели своими глазами вечно недоступную взору сторону Луны, несколько лет назад, правда, сфотографированную автоматической межпланетной станцией.
Люди быстро учились “ходить” в Космосе.
Настал день, когда от Земли оторвался корабль с экипажем в четыре человека, устремившийся к Венере и Марсу.
Он достиг Венеры и проник под облачный покров, скрывавший от астрономов поверхность планеты, — еще одна тайна была открыта.
Исследователи тогда не опустились на Венеру. Мощность двигателей и запасы горючего не позволяли этого. Космонавты устремились к Марсу.
И перед учеными встала непостижимая загадка.
На Марсе нашли скудную растительность. Было ясно, что высокоорганизованная жизнь не развилась на планете, бедной теплом и светом. Все говорило о том, что Марс должен быть необитаем.
Но на нем оказалось два вида животных.
Тщетно ломали голову биологи. Наличие двух видов животных — только двух, без малейшего признака каких-либо других — противоречило законам развития жизни на небесных телах.
Единственное объяснение заключалось в том, что животные Марса появились на нем извне. Но такое предположение было еще большей загадкой.
Тайна разъяснилась во время второго большого космического рейса — на планету Венера.
На этот раз звездолет был значительно больше и мощнее первого, и на нем летело не четыре человека, а двенадцать. Их целью было опуститься на Венеру и, насколько возможно, разгадать загадки “сестры Земли”.
Уже в пути, во время промежуточной остановки на одном из астероидов, орбита которого проходила близко от орбит Земли и Венеры, было сделано сенсационное открытие. В одном из ущелий безжизненной, безусловно, никогда не обитаемой малой планеты обнаружили гранитные фигуры, установленные руками разумных существ.
Никто тогда не понял, что открыто первое звено великой тайны.
Так было получено первое доказательство существования разума не только на Земле, но и вне ее.
Второе звено было найдено на Венере.
Много открытий, неожиданных и грандиозных, ожидало исследователей. Богатая флора на материке, жизнь и глубинах океана и, наконец, разумные обитатели “сестры Земли”, стоявшие, правда, на низкой ступени развития, но обладавшие разумом, способным к дальнейшей эволюции.
Но это было не все.
В густом лесу, на берегу горного озера, был найден… космический корабль!
Три гигантских кольца, вложенных друг в друга, пересекались поперечной трубой. Эти кольца также представляли собой трубы. Диаметр наружного кольца достигал двухсот метров. В центре находилось ядро необыкновенной формы. Корабль был сделан из металла, неизвестного на Земле.
Было очевидно, что звездолет (в том, что это именно звездолет, не приходилось сомневаться) появился здесь очень давно. Тысячелетние деревья росли снаружи и внутри колец. Многие из этих Деревьев выросли из-под корабля, изгибаясь по поверхности труб, видимо, необычайно прочных.
Откуда же он прилетел? Где была родина его экипажа? Почему, достигнув Венеры, космонавты не улетели с нес?
Все эти вопросы встали перед учеными во всем своем огромном значении.
Двое членов экспедиции проникли внутрь чужого корабля: секрет входа удалось разгадать.
В то время наука Земли только начинала изучать необъятные возможности, заключенные в биотоках человеческого мозга Техническое использование этой силы, которая теперь проникла во все области техники, тогда еще не выходило дальше создания искусственных конечностей и простейших автоматов, управляемых мозговыми импульсами.
Корабль фаэтонцев (о том, что этот корабль принадлежал обитателям пятой планеты, узнали очень скоро) был насыщен техникой биотоков, настолько развитой, что мы можем сравнить се с нашей, современной.
Но Мельников и Второв сперва не догадывались об этом…”
Мельников и Второв!
“Те же фамилии, — подумал Волгин, — как у двух членов экипажа “Ленин”. Что это, совпадение, или Игорь Захарович и Мария Александровна родственники первых космонавтов?”
“… Люки корабля открывались перед ними как будто сами собой, стенки корабля становились прозрачными и теряли прозрачность с разумной целесообразностью, свет загорался и потухал, когда это было нужно. Точно кто-то невидимый, внимательно следящий за ними, вел двух людей, осторожно и уверенно, по отсекам, заполненным неизвестными механизмами.
Даже сейчас, в наш век, можно поражаться тому, что двигатели корабля, все приборы и механизмы сохранились в полной исправности в течение тысячелетий. Звездолет фаэтонцев, хозяева которого давно умерли, был жив и готов к полету. Люди Земли считали его мертвым, а он только спал.
И люди разбудили корабль.
Можем ли мы осудить их за неосторожность? Нет, они были достаточно осторожны. А любознательность — свойство любого разумного существа.
Борис Мельников и Геннадий Второв хорошо понимали, что перед ними техника, основ которой они не знают. Исследуя корабль, они попали в помещение, где находился пульт управления. Могло ли прийти им в голову, что и здесь все основано на биотоках, на импульсах строго дисциплинированной мысли?
Спустя много веков, рассматривая все, что случилось тогда, мы должны прийти к выводу, что это было неизбежно. Ни Мельников, ни Егоров никогда не встречались раньше с биотехникой, знали о ней только понаслышке.
И кажущийся невероятным факт, что оба они остались живы и невредимы, до сих пор восхищает нас, как яркое доказательство силы и могущества человеческого разума.
Мы не знаем подробностей — рассказа об этом событии самих его героев не сохранилось Мы можем только предполагать.
Видимо, очутившись перед пультом, назначения которого они сразу не поняли, оба исследователя стали его рассматривать. Один из них сел в кресло перед пультом. Мы знаем теперь, что управление кораблем приводилось в действие только тогда, когда кто-нибудь садился в это кресло. Но ведь они этого не знали.
Биоток сопровождает каждый активный импульс мозга. Он возникает независимо от воли человека. И каждое “желание” создает биоток определенной частоты и силы.
Почему у Мельникова или Второва возникло желание “поднять” корабль, мы не знаем. Возможно, что это произошло в результате соответствующего разговора. Как бы то ни было, но корабль фаэтонцев действительно поднялся и улетел с Венеры.
Два человека очутились в межпланетном пространстве, на корабле, которым они не умели управлять, вернее сказать, на корабле, которым они не должны были уметь управлять.
Гибель казалась неизбежной. Если бы они поддались чувству безнадежности, отчаяния, то погибли бы. Но произошло другое.
Взлет корабля с Венеры, все, что произошло перед этим взлетом, Мельников и Второв подвергли тщательному анализу и догадались, как управляется корабль.
Звездолет экспедиции ринулся, конечно, в погоню за улетевшим “фаэтонцем”. Экипаж земного корабля не мог не попытаться спасти своих товарищей. И оба корабля встретились в пространстве между Венерой и Землей.
Здесь была допущена ошибка. Она извинительна, если вспомнить, что космические полеты еще не были привычны людям. Сознавая, как нужен этот чужой звездолет для науки Земли, космонавты не рискнули вести его прямо на Землю, а решили, для получения навыка в приземлении, посадить его предварительно на небесное тело с меньшей силой тяготения. Они избрали для этого Цереру — астероид.
Ошибка была в том, что никто не подумал о запасах энергии, оставшейся в звездолете фаэтонцев. А эта энергия уже истощалась. Достигнув Цереры, “фаэтонец” отказался служить дальше.
В наше время техника овладела антигравитацией, и нашим космическим кораблям не приходится опасаться нехватки энергии. Отсюда мы можем сделать вывод, что наука фаэтонцев к моменту постройки кольцевого корабля еще не достигла нашего современного уровня. Но она была на полторы тысячи лет впереди науки и техники двадцатого века христианской эры.
И, несмотря на такой разрыв, люди сумели научиться управлять фаэтонским кораблем!
Оказавшиеся на Церере в окончательно “умершем” корабле люди были спасены другим звездолетом. А фаэтонский так и остался на этой малой планете. Здесь и стоит он — такой же несокрушимый, каким нашли его на Венере.
Гравитационные силы еще не были покорены в то время. Доставить кольцевой звездолет на Землю не представлялось никакой возможности, а когда такая возможность представилась, не имело уже смысла делать это. Ничего, что могло бы послужить на пользу науке Земли, ничего неизвестного и загадочного на фаэтонском корабле уже не было” note 5 .
Загадка слова “Фаэтон”, которое он часто слышал в докладе Второва, разъяснялась. Было ясно, что экспедиция на “Ленине” имела целью найти эту планету, установить связь с се обитателями. Но почему эти поиски производились возле Беги? Почему космонавты не знали, а на Земле знали, что Фаэтона нет больше на том месте, где его искали? И почему, наконец, пятая планета Солнечной системы оказалась у другой звезды? Как она очутилась там и куда исчезла? На эти вопросы можно было получить ответ из дальнейшего содержания книги.
Но Волгин не торопился возобновить чтение. Прочитав вступление, он задумался. Знание им современного языка было еще не настолько полным, чтобы без затруднений читать любую книгу. Он видел, что следующие страницы испещрены математическими формулами и схемами, в которых ему трудно будет разобраться. Не лучше ли заменить чтение беседой с кем-нибудь из космонавтов? Например, с Мельниковой.
Волгин улыбнулся при этой мысли. Разговор о Фаэтоне — прекрасный предлог!
Из двенадцати своих современников, так неожиданно явившихся к нему из бездны Вселенной, с одной только Мельниковой у Волгина не установилось простых и дружеских отношений, она одна тревожила и волновала его каждый раз, когда он ее видел. В ее присутствии Волгиным овладевали воспоминания о прошлом.
Это происходило потому, что Мельникова напоминала погибшую жену Волгина — Ирину. Сходство между ними поразило его еще в Космограде, когда он, выполняя просьбу космонавтов, первым встретил их по выходе из корабля.
Сперва он не заметил ее, Мельникова скромно держалась позади. Его порывисто обнял и долго не отпускал от себя Виктор Озеров. Потом его обнимали Второв, Котов, Станиславская…
И вдруг он увидел… в первый момент ему показалось, что Иру!
Она была без шлема, и золотистые волосы рассыпались по ее плечам. На Волгина смотрели черные глаза под черными бровями.
Ни у кого, кроме Иры, не встречал Волгин такого сочетания.
Он впился в нес глазами, взволнованный, с сильно бьющимся сердцем, не понимая, что перед ним — реальность или галлюцинация, вызванная встречей с современниками, от которых повеяло на него далеким прошлым.
Но это продолжалось только одну минуту.
Ирина была высокого роста, тонкая и гибкая. Мельникова — значительно ниже, полнее. Черты ее лица ничем не напоминали Ирину. Только цвет глаз и волос были те же.
— Какой странный город! — сказал он.
— Да, он не совсем обычен, — согласилась Мэри. — Космоград выстроен очень давно. Тогда считали, что командиры космолетов должны издалека видеть место посадки.
— Не совсем так, Мэри, — сказал Люций. — Была другая причина Потом я расскажу тебе, в чем дело, — прибавил он, обращаясь к Волгину, — и ты поймешь, почему город именно такой. Архитектура Космограда не земная.
— Как это не земная? — Люций кивнул головой.
— Это так, — сказал он — Но мы уже прилетели. Отложим разговор до более удобного времени.
Арелет опустился на крышу одного из домов. Она оказалась огромной площадкой, на которой уже стояло несколько других арелетов
— Этот дом, — пояснил Сергей, — один из филиалов института космонавтики Они просили, чтобы ты остановился здесь Не возражаешь?
— Конечно, нет…
Прилетевших встретили четыре человека. Один из них был пожилым, трос совсем молоды Они поздоровались с Волгиным совершенно так же, как и с его спутниками, — приветливо и без всяких проявлений любопытства.
Гостей провели в предназначенные для них комнаты, находившиеся на самом верхнем этаже. Это тоже было признаком внимания: не нужно было далеко идти или подниматься в лифте, чтобы добраться до своего арелета.
Еще подлетая к этому дому, Волгин обратил внимание на отсутствие окон в верхней его части. Но внутри вес оказалось залитым солнечным светом.
В ленинградском доме часть стены, примыкавшей к полу, всегда оставалась непрозрачной. Здесь было иначе. Вся стена, от пола до потолка, казалось, не существовала вовсе. При всем желании ее нельзя было увидеть
Оставшись один, Волгин подошел к этой “стене”. Было такое впечатление, что он очутился на краю площадки, висящей на высоте полукилометра над землей Неприятное чувство головокружения заставило его тотчас же отойти назад.
Он протянул руку и дотронулся до невидимой поверхности Стена была тут и надежно отделяла его от бездны.
Волгин обратил внимание, что не ощущает африканской жары. В комнате было даже прохладно Очевидно, стекло или что-то, из чего была сделана стена, не пропускало тепловых лучей солнца.
Волгину была уже хорошо знакома биотехника его нового века. Он без труда заставил стену немного потемнеть. И снова проявилась разница между этим домом и тем, в котором он жил в Ленинграде. Там стена темнела вся сразу, здесь золотистая пелена стала медленно подниматься от пола Когда она затянула стену до высоты одного метра, Волгин остановил процесс.
Теперь комната имела более привычный вид.
Он внимательно осмотрел обстановку
“Архитектура зданий Космограда не земная”, — сказал ему Люций
Очевидно, это относилось не только к архитектуре, но и к внутреннему убранству дома Пол, потолок, стены (кроме наружной) были не такими, к каким привык Волгин Казалось, что они сделаны из губчатой массы, плотной и упругой. Пол заметно пружинил. Он напоминал очень толстый ковер Цвет потолка и стен был совершенно одинаков — бледно-желтый. Пол темно-серый.
“Некрасиво!” — подумал Волгин.
Меблировка была, в общем, такая же, как и везде, но каждый предмет имел непривычные глазу очертания. Столы, кресла, постель — все было каким-то другим, чуждым. От всего веяло иными представлениями о красоте и удобстве. Причудливо изломанные линии резали глаз, расцветка выглядела слишком яркой, сочетание красок было неприятным.
“Да, — сказал Волгин самому себе, — все это явно не земное. Но чье же?”
Он знал, что в Солнечной системе нет планет, населенных высокоразвитыми существами. Значит, это копия обстановки какого-то иного мира, находившегося в иной планетной системе.
Самый факт связи с другим человечеством уже не мог удивить Волгина. Но для чего понадобилось строить Космоград по типу городов иного мира, этого он не понимал.
Ему вспомнились слова Мунция, что археологическая находка на Марсе могла остаться там не от времени первых межпланетных полетов, а от еще более давнего времени. Мунций посоветовал тогда прочесть об этом книгу (Волгин забыл ее название), но он так и не собрался это сделать.
“Расспрошу Люция, — решил Волгин. — Тем более, что он обещал объяснить, почему Космоград не земной город”.
Но прошло совсем немного времени, и Волгин забыл о Космограде, о находке на Марсе и обо всем на свете. Люций сообщил ему, что экипаж “Ленина” прилетает на Землю не двадцать третьего, как думали раньше, а завтра — двадцать второго.
— Они добились сокращения срока карантина на один день, — сказал Люций. — Видимо, их нетерпение очень велико. Я думаю, — прибавил он, улыбаясь, — что тут играет большую роль твое присутствие.
— Значит, они прилетают?… — взволнованно спросил Волгин.
— Завтра, в десять часов утра.
— А как же встречающие? Успеют они собраться?
— Конечно! Сегодня к вечеру все будут здесь, — Люций внимательно посмотрел на “сына”. — Ты должен спать эту ночь как всегда.
— Боюсь, что мне не удастся заснуть, — сказал Волгин.
— Об этом я сам позабочусь.
Остаток дня прошел для Волгина как в тумане. Он не мог потом вспомнить, что делал, с кем говорил.
Вечером, в обычный час отхода ко сну, к нему в комнату зашел Люций.
— Ложись! — сказал он.
— Все равно я не засну, — попытался возразить Волгин. Люций улыбнулся. Когда Волгин разделся и лег, он положил свою тонкую руку на его лоб. Несколько секунд Волгин чувствовал приятное ощущение тепла. Казалось, что в тело проникает слабый ток. Потом он заснул и проспал крепко, без сновидений, до восьми часов утра.
Медицина знала надежные средства, совсем не похожие на снотворные снадобья двадцатого века.
Проснулся Волгин бодрым и свежим. В комнате было полутемно. Наружная стена, сплошь затянутая темно-золотой пеленой, почти не пропускала света. Очевидно, это сделал, уходя, Люций.
Волгин сразу вспомнил, что ожидает его сегодня, и вскочил.
Телеоф сообщил ему, что до прилета корабля с Ганимеда еще два часа. Волгин быстро оделся. Туалетная комната помещалась рядом, и в ней он увидел все тот же аппарат для волнового облучения, видимо доставленный сюда ночью. Люций раз навсегда потребовал, чтобы ни один день не проходил без этой непонятной Волгину процедуры.
Умывание, пять минут у аппарата (он ничего не чувствовал при этом) — и Волгин был готов.
Он подошел к “окну”.
Золотая пелена опустилась, открыв Космоград, залитый солнечным светом. Волгин искренне обрадовался, увидев безоблачное небо. Он совершенно забыл, что оно и не могло быть другим, когда люди управляли погодой по своему желанию.
Далеко внизу расстилалась панорама гигантского поля космодрома. Волгину показалось, что он различает множество красных точек. С высоты они сливались, образуя широкий круг.
У него мелькнула мысль о знаменах. Их не было в эту эпоху, но разве не могли люди украсить ракетодром красными флагами в честь вернувшихся космонавтов? Наверное, так и было.
Волгин прошел в комнату Владилена, помещавшуюся рядом.
Молодой астроном уже встал и был одет.
— Пойдем завтракать, — сказал он, как только увидел Волгина. — Мэри ждет нас.
— А где Люций?
— Он давно уже внизу.
— Почему же меня не разбудили?
— Люций сказал, что ты проснешься сам, и не велел тебя беспокоить.
— А если бы я проспал?
— Нет, этого не могло случиться
— Нет ли известий с корабля?
— Есть. Они уже близко и прибудут без опоздания. Тебе радиограмма от экипажа “Ленина”.
— Где она?
— У Люция.
Мягкая настойчивость Мэри заставила Волгина проглотить завтрак, хотя у него совершенно не было аппетита.
Впрочем, Владилен и Мэри тоже заметно волновались.
Они опустились на поле космодрома в маленьком арелете, который нашли на крыше рядом со своим.
— Но, может быть, этот арелет принадлежит кому-нибудь? — спросил Волгин.
— Нет, он приготовлен для тебя.
Владилен всегда отвечал так, как будто он сам и Мэри вообще Нс шли в счет. Волгина вначале смущала эта манера, потом он привык к ней и лишь улыбался.
Они только потому нашли Люция в густой толпе, что тот сам их окликнул.
Рядом с Люцием Волгин увидел Ио, который приветствовал его с обычной своей сдержанностью.
— Познакомься, Дмитрий, — сказал Люций, указывая на человека с загорелым, монгольского типа лицом. — Это Носи, тот, которому ты в значительной степени обязан своим воскрешением
“Так вот он каков!” — подумал Волгин.
Иоси горячо пожал его руку.
— Я давно стремился увидеть вас, — сказал Иоси — Рад, что это случилось сейчас, в столь приятный для вас день.
— И я рад видеть вас, — ответил ему Волгин почти машинально.
Все его мысли были заняты приближавшимся к Земле кораблем. Он даже не обратил внимания на людей, стоявших кругом, хотя мог легко догадаться, что это члены Советов науки и техники, то есть величайшие ученые Земли.
Волгин осмотрелся.
Поле космодрома действительно было украшено красными флагами. Но он не увидел ничего похожего на трибуну, которая, по его понятиям, должна была здесь находиться. Неужели не будет митинга?…
Не было ни портретов, ни лозунгов. Группа ученых, среди которых он сейчас находился, стояла немного впереди огромного кольца зрителей, и только.
“Слишком просто, — подумал Волгин. — Совсем нет торжественности, которой заслуживает подобное событие. Боюсь, что космонавты не поймут этого”.
Но вслух он ничего не сказал.
— Чуть не забыл! — обратился к нему Люций. — Вот радиограмма, адресованная тебе.
Волгин схватил листок.
“Дорогой Дмитрий, — прочел он, — твое присутствие среди людей, встречающих нас, доставляет нам всем такую радость, которую трудно выразить словами. Больше, чем встречи с Землей, мы ожидаем счастья увидеть тебя. Считаем минуты. Подойди к нам первым, мы все просим тебя об этом. От имени экипажа космолета “Ленин” — Игорь Второв”.
Телеграмма была переведена на современный язык, но в каждом слове звучало для Волгина знакомое, родное, привычное Люди тридцать девятого века не говорили так.
Волгин несколько раз перечел краткий текст.
Когда он поднял глаза, полные слез, то увидел, что все, кто стоял возле него, смотрят вверх.
— Они прилетели на тридцать восемь минут раньше срока, — сказал кто-то позади Волгина.
Над космодромом, высоко в небе, что-то длинное и узкое нестерпимо блестело в лучах солнца.
Межпланетный корабль плавно и быстро приближался к Земле.
Глава четвертая
1
“Земля — колыбель человечества, но нельзя же вечно жить в колыбели”.Так сказал в самом начале двадцатого века христианской эры великий основоположник звездоплавания Константин Эдуардович Циолковский.
Это было сказано в то время, когда самая мысль о полете за атмосферу Земли казалась фантастикой, когда многие ученые вообще не верили в возможность преодолеть силу земного тяготения, когда влекущие слова “межпланетный полет” звучали как волшебная сказка.
Но Циолковский не только сказал: “Это возможно!”, он нашел и указал людям путь в Космос.
Пророческие слова ученого начали претворяться в жизнь даже скорее, чем мог думать он сам.
Прошло два десятилетия со дня смерти Циолковского, а в небо уже взлетели первые искусственные спутники.
Штурм Космоса начался!
Никто не мог предполагать, что этот штурм пойдет такими стремительными темпами, как это случилось на самом деле.
Всего через три с половиной года после запуска первого небольшого шара с четырьмя штырями антенн, который навеки вошел в сознание как символ величайшей победы, за атмосферу вырвался корабль “Восток” с человеком на борту. Это произошло 12 апреля 44 года, и этот день стал началом новой, космической, эры в истории человечества.
Люди вышли из колыбели!..”
Волгин опустил книгу на колени.
— Только подумать, — прошептал он, — что все это произошло не так уж много времени спустя после моей смерти. Сорок четвертый год! Это соответствует тысяча девятьсот шестьдесят первому, по нашему старому счислению. Я мог бы дожить до этих дней
Книга называлась “Пятая планета”. Это была та самая книга которую давно уже рекомендовал прочесть Мунций. Волгин взялся за нес после того, как ему пришлось быть переводчиком на объединенном заседании Советов науки и техники, на котором Второв сделал доклад о результатах полета “Ленина”.
Многое из того, что говорил командир космолета, осталось непонятным Волгину. Его любопытство возбудило слово “Фаэтон”, неоднократно упоминавшееся в докладе. А когда председатель в ответ на заявление Второва об отсутствии Фаэтона в планетной системе Беги сказал, что на Земле уже знают об этом, Волгин подумал: “Пора, наконец, ознакомиться с историей вопроса”.
Как и всегда, стоило только Волгину сказать, что ему нужна такая-то книга, как она была ему доставлена.
Экипажу “Ленина” предстояло еще несколько дней провести в Совете науки. После первого общего доклада, сделанного Второвым, участники экспедиции должны были ознакомить ученых более подробно, каждый по своей специальности. Услуг Волгина при этом не требовалось — были доставлены переводчики-автоматы.
Волгин вернулся в Ленинград и в ожидании возвращения своих новых друзей взялся за “Пятую планету”.
“…. Вскоре после первого полета человека в Космос, — продолжал читать Волгин, — люди увидели своими глазами вечно недоступную взору сторону Луны, несколько лет назад, правда, сфотографированную автоматической межпланетной станцией.
Люди быстро учились “ходить” в Космосе.
Настал день, когда от Земли оторвался корабль с экипажем в четыре человека, устремившийся к Венере и Марсу.
Он достиг Венеры и проник под облачный покров, скрывавший от астрономов поверхность планеты, — еще одна тайна была открыта.
Исследователи тогда не опустились на Венеру. Мощность двигателей и запасы горючего не позволяли этого. Космонавты устремились к Марсу.
И перед учеными встала непостижимая загадка.
На Марсе нашли скудную растительность. Было ясно, что высокоорганизованная жизнь не развилась на планете, бедной теплом и светом. Все говорило о том, что Марс должен быть необитаем.
Но на нем оказалось два вида животных.
Тщетно ломали голову биологи. Наличие двух видов животных — только двух, без малейшего признака каких-либо других — противоречило законам развития жизни на небесных телах.
Единственное объяснение заключалось в том, что животные Марса появились на нем извне. Но такое предположение было еще большей загадкой.
Тайна разъяснилась во время второго большого космического рейса — на планету Венера.
На этот раз звездолет был значительно больше и мощнее первого, и на нем летело не четыре человека, а двенадцать. Их целью было опуститься на Венеру и, насколько возможно, разгадать загадки “сестры Земли”.
Уже в пути, во время промежуточной остановки на одном из астероидов, орбита которого проходила близко от орбит Земли и Венеры, было сделано сенсационное открытие. В одном из ущелий безжизненной, безусловно, никогда не обитаемой малой планеты обнаружили гранитные фигуры, установленные руками разумных существ.
Никто тогда не понял, что открыто первое звено великой тайны.
Так было получено первое доказательство существования разума не только на Земле, но и вне ее.
Второе звено было найдено на Венере.
Много открытий, неожиданных и грандиозных, ожидало исследователей. Богатая флора на материке, жизнь и глубинах океана и, наконец, разумные обитатели “сестры Земли”, стоявшие, правда, на низкой ступени развития, но обладавшие разумом, способным к дальнейшей эволюции.
Но это было не все.
В густом лесу, на берегу горного озера, был найден… космический корабль!
Три гигантских кольца, вложенных друг в друга, пересекались поперечной трубой. Эти кольца также представляли собой трубы. Диаметр наружного кольца достигал двухсот метров. В центре находилось ядро необыкновенной формы. Корабль был сделан из металла, неизвестного на Земле.
Было очевидно, что звездолет (в том, что это именно звездолет, не приходилось сомневаться) появился здесь очень давно. Тысячелетние деревья росли снаружи и внутри колец. Многие из этих Деревьев выросли из-под корабля, изгибаясь по поверхности труб, видимо, необычайно прочных.
Откуда же он прилетел? Где была родина его экипажа? Почему, достигнув Венеры, космонавты не улетели с нес?
Все эти вопросы встали перед учеными во всем своем огромном значении.
Двое членов экспедиции проникли внутрь чужого корабля: секрет входа удалось разгадать.
В то время наука Земли только начинала изучать необъятные возможности, заключенные в биотоках человеческого мозга Техническое использование этой силы, которая теперь проникла во все области техники, тогда еще не выходило дальше создания искусственных конечностей и простейших автоматов, управляемых мозговыми импульсами.
Корабль фаэтонцев (о том, что этот корабль принадлежал обитателям пятой планеты, узнали очень скоро) был насыщен техникой биотоков, настолько развитой, что мы можем сравнить се с нашей, современной.
Но Мельников и Второв сперва не догадывались об этом…”
Мельников и Второв!
“Те же фамилии, — подумал Волгин, — как у двух членов экипажа “Ленин”. Что это, совпадение, или Игорь Захарович и Мария Александровна родственники первых космонавтов?”
“… Люки корабля открывались перед ними как будто сами собой, стенки корабля становились прозрачными и теряли прозрачность с разумной целесообразностью, свет загорался и потухал, когда это было нужно. Точно кто-то невидимый, внимательно следящий за ними, вел двух людей, осторожно и уверенно, по отсекам, заполненным неизвестными механизмами.
Даже сейчас, в наш век, можно поражаться тому, что двигатели корабля, все приборы и механизмы сохранились в полной исправности в течение тысячелетий. Звездолет фаэтонцев, хозяева которого давно умерли, был жив и готов к полету. Люди Земли считали его мертвым, а он только спал.
И люди разбудили корабль.
Можем ли мы осудить их за неосторожность? Нет, они были достаточно осторожны. А любознательность — свойство любого разумного существа.
Борис Мельников и Геннадий Второв хорошо понимали, что перед ними техника, основ которой они не знают. Исследуя корабль, они попали в помещение, где находился пульт управления. Могло ли прийти им в голову, что и здесь все основано на биотоках, на импульсах строго дисциплинированной мысли?
Спустя много веков, рассматривая все, что случилось тогда, мы должны прийти к выводу, что это было неизбежно. Ни Мельников, ни Егоров никогда не встречались раньше с биотехникой, знали о ней только понаслышке.
И кажущийся невероятным факт, что оба они остались живы и невредимы, до сих пор восхищает нас, как яркое доказательство силы и могущества человеческого разума.
Мы не знаем подробностей — рассказа об этом событии самих его героев не сохранилось Мы можем только предполагать.
Видимо, очутившись перед пультом, назначения которого они сразу не поняли, оба исследователя стали его рассматривать. Один из них сел в кресло перед пультом. Мы знаем теперь, что управление кораблем приводилось в действие только тогда, когда кто-нибудь садился в это кресло. Но ведь они этого не знали.
Биоток сопровождает каждый активный импульс мозга. Он возникает независимо от воли человека. И каждое “желание” создает биоток определенной частоты и силы.
Почему у Мельникова или Второва возникло желание “поднять” корабль, мы не знаем. Возможно, что это произошло в результате соответствующего разговора. Как бы то ни было, но корабль фаэтонцев действительно поднялся и улетел с Венеры.
Два человека очутились в межпланетном пространстве, на корабле, которым они не умели управлять, вернее сказать, на корабле, которым они не должны были уметь управлять.
Гибель казалась неизбежной. Если бы они поддались чувству безнадежности, отчаяния, то погибли бы. Но произошло другое.
Взлет корабля с Венеры, все, что произошло перед этим взлетом, Мельников и Второв подвергли тщательному анализу и догадались, как управляется корабль.
Звездолет экспедиции ринулся, конечно, в погоню за улетевшим “фаэтонцем”. Экипаж земного корабля не мог не попытаться спасти своих товарищей. И оба корабля встретились в пространстве между Венерой и Землей.
Здесь была допущена ошибка. Она извинительна, если вспомнить, что космические полеты еще не были привычны людям. Сознавая, как нужен этот чужой звездолет для науки Земли, космонавты не рискнули вести его прямо на Землю, а решили, для получения навыка в приземлении, посадить его предварительно на небесное тело с меньшей силой тяготения. Они избрали для этого Цереру — астероид.
Ошибка была в том, что никто не подумал о запасах энергии, оставшейся в звездолете фаэтонцев. А эта энергия уже истощалась. Достигнув Цереры, “фаэтонец” отказался служить дальше.
В наше время техника овладела антигравитацией, и нашим космическим кораблям не приходится опасаться нехватки энергии. Отсюда мы можем сделать вывод, что наука фаэтонцев к моменту постройки кольцевого корабля еще не достигла нашего современного уровня. Но она была на полторы тысячи лет впереди науки и техники двадцатого века христианской эры.
И, несмотря на такой разрыв, люди сумели научиться управлять фаэтонским кораблем!
Оказавшиеся на Церере в окончательно “умершем” корабле люди были спасены другим звездолетом. А фаэтонский так и остался на этой малой планете. Здесь и стоит он — такой же несокрушимый, каким нашли его на Венере.
Гравитационные силы еще не были покорены в то время. Доставить кольцевой звездолет на Землю не представлялось никакой возможности, а когда такая возможность представилась, не имело уже смысла делать это. Ничего, что могло бы послужить на пользу науке Земли, ничего неизвестного и загадочного на фаэтонском корабле уже не было” note 5 .
2
На этом кончилось предисловие к книге. На Волгина оно произвело большое впечатление. В его время, которое даже ему самому казалось у лес седой стариной, люди уверенно совершали полеты по Солнечной системе. Что же удивительного в том, что сейчас они чувствуют себя в ней как дома? Так и должно быть.Загадка слова “Фаэтон”, которое он часто слышал в докладе Второва, разъяснялась. Было ясно, что экспедиция на “Ленине” имела целью найти эту планету, установить связь с се обитателями. Но почему эти поиски производились возле Беги? Почему космонавты не знали, а на Земле знали, что Фаэтона нет больше на том месте, где его искали? И почему, наконец, пятая планета Солнечной системы оказалась у другой звезды? Как она очутилась там и куда исчезла? На эти вопросы можно было получить ответ из дальнейшего содержания книги.
Но Волгин не торопился возобновить чтение. Прочитав вступление, он задумался. Знание им современного языка было еще не настолько полным, чтобы без затруднений читать любую книгу. Он видел, что следующие страницы испещрены математическими формулами и схемами, в которых ему трудно будет разобраться. Не лучше ли заменить чтение беседой с кем-нибудь из космонавтов? Например, с Мельниковой.
Волгин улыбнулся при этой мысли. Разговор о Фаэтоне — прекрасный предлог!
Из двенадцати своих современников, так неожиданно явившихся к нему из бездны Вселенной, с одной только Мельниковой у Волгина не установилось простых и дружеских отношений, она одна тревожила и волновала его каждый раз, когда он ее видел. В ее присутствии Волгиным овладевали воспоминания о прошлом.
Это происходило потому, что Мельникова напоминала погибшую жену Волгина — Ирину. Сходство между ними поразило его еще в Космограде, когда он, выполняя просьбу космонавтов, первым встретил их по выходе из корабля.
Сперва он не заметил ее, Мельникова скромно держалась позади. Его порывисто обнял и долго не отпускал от себя Виктор Озеров. Потом его обнимали Второв, Котов, Станиславская…
И вдруг он увидел… в первый момент ему показалось, что Иру!
Она была без шлема, и золотистые волосы рассыпались по ее плечам. На Волгина смотрели черные глаза под черными бровями.
Ни у кого, кроме Иры, не встречал Волгин такого сочетания.
Он впился в нес глазами, взволнованный, с сильно бьющимся сердцем, не понимая, что перед ним — реальность или галлюцинация, вызванная встречей с современниками, от которых повеяло на него далеким прошлым.
Но это продолжалось только одну минуту.
Ирина была высокого роста, тонкая и гибкая. Мельникова — значительно ниже, полнее. Черты ее лица ничем не напоминали Ирину. Только цвет глаз и волос были те же.