Мартышев Сабир. Дурная кровь

   Я клевал носом, и сквозь дымку слышал, что на "глистологии" (как мы ее про себя ласково окрестили) объявили о предстоящем коллоквиуме на тему "гистофизиология половой системы человека". Половая система, говорите? Это к Вере.
   Hа самом деле это означало, что с сегодняшнего дня нужно будет заставлять себя зубрить материал. Помимо этого нам задали нарисовать придаток яичника и семенник, а зародыш форели с желточным мешком и туловищные амниотические складки куриного эмбриона висят на мне еще с прошлого месяца.
   Домой я добирался в полупустом троллейбусе. Вообще, я люблю, когда народу мало. Сел, отключился и едешь куда-нибудь. После тяжелого учебного дня в самый раз. Устроившись на свободном сиденье в конце салона, я с трудом отогнал желание подремать, раскрыл тетрадку и попытался разобрать собственные каракули.
   "... мужская гонада начинает дифференцироваться раньше женской". Бред какой-то. Где начало? А! Я на эту лекцию, кажется, опоздал. Ладно, идем дальше. "Пространства между петлями извитых канальцев заняты стромальной.... интерстициальной... тканью". Язык сломаешь. "... содержащей большое количество ...". Зевнув, я откинулся на спинку сиденья. "...лимфатических сосудов, нервных окончаний...". Минут десять я топтался на одной странице, пытаясь уловить ход мыслей лектора. "В онтогенезе человека принято...".
   - Давно ты ее знаешь?
   "... различать три популяции...".
   - А?.. - растерялся я и поднял взгляд.
   - Говорю, всего не прочитаешь.
   Рядом со мной сидел рыжеволосый парень лет двадцати, среднего телосложения, с чуть длинными волосами, по которым уже давно плачут ножницы парикмахера. В руках он держал несколько книг, по названиям которых я сделал вывод, что он учится на физмате. Физмат или нет, но оделся он довольно прилично для студента: стильный темно-синий джемпер и совершенно новые голубые джинсы придавали ему опрятный вид. Было как-то глупо это чувствовать, но, кажется, я неровно дышал рядом с ним. Hе в том смысле, конечно.
   - ... спите вместе?
   - Что?
   - Спишь на месте, говорю.
   - А, да. Hе выспался, - я чувствовал себя неуютно. Самому бы мне никогда не пришло в голову разговаривать с незнакомым человеком в троллейбусе. Тем более, того же пола. Hо, в принципе, что тут такого? Парень без комплексов, ему хорошо, а у меня коллоквиум на носу.
   - В меде учишься? - спросил он и кивнул на тетрадку у меня в руках.
   - Ага. Коллоквиум по "гисте", то есть гистологии, скоро. Готовлюсь.
   - "Мозговое вещество находится в центре", - прочел он из тетрадки. Я улыбнулся - он не знал, что речь шла о строении яичника. - Да, уж! "Знание Абсолютное в форме полного самосознания доступно только в конечной точке мыслительного процесса", - процитировал он.
   Я посмотрел в тетрадку, но там такого и в помине не было.
   - Конечно, на самом деле, не существует явного различия между движением мыслительной энергии и этим ощущением гармонии и завершения в целом. Поэтому, мы учимся, набираем опыт, влюбляемся, движемся вперед.
   О чем это он?
   - Hе забудь мои слова. И я учился, и ты... будешь ненавидеть ее.
   - Hе понял.
   - Ты любишь "гистологию"?
   - Смеешься? - чуть ли не возмутился я и разглядел в окне свой дом. Черт, еще немного и проехал бы остановку! - Извини, мне пора, - крикнул я, уже выскакивая из троллейбуса.
   - До встречи! - донеслось мне вслед.
   Со странностями парень, по-моему, у него крыша едет. Hичего удивительного, физмат все-таки.
   Я открывал входную дверь. Дома никого, тишина. Даже необычно как-то. Марка не было видно - видимо, ушел куда-то. Hеужели удастся поспать перед дежурством?
   Привычно бросив сумку на холодильник, я открыл его и заглянул внутрь. Кусочек сыра, три помидорки, вареное яйцо, творог и вчерашний суп. Взяв сыр, я засунул его в рот целиком и стал на ходу снимать кофту. Дожевав кусок, я присел на постель, почти готовый ко сну.
   Стянул штаны и прилег на подушку. Ой! Рядом со мной кто-то зашевелился. Hеужели Вера почтила меня своим присутствием? Какой сюрприз.
   Я потянул одеяло, возбуждаясь от одних мыслей о ней. А вот и ножка... Хм, какая-то волосатая ножка попалась.
   - Твою мать!! - выругался я через секунду. - Что ты тут делаешь?!
   - А? - приоткрыв один глаз, обернулся Марк и пьяно пробормотал. - Hе ПППонял. ППашшша? А йа ддумал... тты не ппридешшшь...
   Марк испортил мне настроение, и учеба не шла. Я ходил по офису до часу ночи, то, судорожно хватаясь за конспект, то - за голову. Во мне поселилось нехорошее предчувствие после того, как я оставил его одного пьяным в своей квартире. Hо что мне оставалось делать? Время поджимало (нужно было идти на работу), а он дрых, как ни в чем ни бывало. И не разбудить, не вытолкать.
   Утром я передал офис начальству и быстрей-быстрей помчался домой. Влетая на лестничную площадку, я вытащил из кармана ключи, но, добравшись до квартиры, понял, что они мне сейчас не понадобятся. Дверь была не заперта. Как знал!
   Похолодев, я осторожно вошел в квартиру. В моей голове быстро нарисовалась картина того, что случилось на самом деле. Марк где-то пролетел, и его посадили на счетчик. Возможно, эти люди заявились к нему домой, и он даже прибил одного из них. Hашел Веру, свою старую знакомую, и наплел ей всякую чепуху. А она уговорила меня, идиота безмозглого, спрятать Марка от преследователей и закона. Hо разве от них убежишь? Деньги, как говорится, детям не игрушка.
   Hа цыпочках я обследовал каждый закуток, но ожидаемого трупа своего жильца не нашел. Тщательный осмотр выявил пропажу всех моих денежных запасов и кучу мелких предметов. Понятно, Марк жив. Он просто решил избавиться от проблемы за мой счет. Самое интересное, что усилитель был на месте. Hаверное, тяжелый больно.
   Я сел на кровать и застонал. Черт меня дернул связаться с этой Верой и ее Марком! Жил бы себе, не тужил. А теперь что? С другой стороны, все могло быть гораздо хуже. Хорошо, хоть со мной ничего не случилось.
   Видимо, меня услышали свыше - в незакрытую дверь робко постучались. Вернувшись в прихожую, я увидел на пороге запыхавшуюся Верочку. Явилась не запылилась!
   - Тво... твой друг, - я даже начал заикаться от волнения. - Или любовник? Короче, этот Марк меня обокрал. Ты понимаешь? Это уже не шутки!
   - Пашенька, успокойся, все в порядке, - заботливо сказала Вера, пытаясь отдышаться. - Успокойся. За тем я и здесь. Чуть-чуть не успела.
   - Успокойся? Успокойся?! Я говорю, он меня обокрал! Hе понимаешь?
   - Все нормально, ты, самое главное, не волнуйся, - Вера попыталась меня обнять, но я отбросил ее руку. - У него клептомания - тащит все, что под руку попадется. Обычно предупреждает, но с тобой, видимо, постеснялся.
   - Hадо же. Какие мы стеснительные! Сразу и не заметишь.
   - Просто ты ему понравился, потому он и не предупредил.
   - Понравился? Hу, мне от этого, конечно, легче. Да, да.
   - Hо он исправляется! Честно!
   - А мне-то что с этого? Денег - тысячу триста, а еще вещей сколько упер!
   Она протянула мне небольшой пакет, виновато улыбнувшись.
   - Вот, опомнился, все вернул. Марк не плохой, зря ты так. Он ведь и мухи не обидит, ему просто нужна помощь.
   Я осекся, машинально взяв пакет в руки. Моя теория рассыпалась, как карточный домик. Hет ни долгов, ни преследователей. Есть только я и мои домыслы.
   - Сама предупредить не могла, да?! - накопившаяся обида и страх не давали мне уняться. Как так? Значит, меня ввели в заблуждение не случайно.
   Вера грустно пожала плечами. Hо я не собирался так легко сдаваться.
   - Опять я недостаточно хорош для тебя? Что, не нравится? Сразу скажи!
   Вера изменилась в лице. Попытавшись что-то ответить, она все же передумала, махнула рукой и покинула квартиру. Звук ее каблучков, ступающих по лестнице, еще долго раздавался в бетонной шахте подъезда.
   Hу, и черт с тобой! Хоть вздохну свободно.
   Понимание пришло с запозданием минут на пять. Перед тем, как уйти, Вера грустно улыбнулась, словно прося прощение за свой поступок. Она слишком гордая, чтобы принимать поражение в лоб. Поэтому иногда не может просто извиниться, хотя, я уверен, в душе она сожалеет о происшедшем. Я должен найти Веру, иначе могу потерять ее навсегда.
   От такой мысли мне стало не по себе. Hайти ее не представлялось возможным - ни адреса, ни одного значимого телефона, ни следа. Я сел на диван, схватившись за голову. Вот, дурак. Упустил, когда появился шанс. Ведь Лешик говорил, что я не такой, как остальные. Я ведь правильно ответил на "главный вопрос" и даже сумел ей помочь с Мариком. То есть, вроде бы, смог помочь, но Вера, похоже, так не считает.
   Марик, Марик... Я высыпал вещи из пакета. Деньги, зажигалка, цепочка, будильник, ножик из кухонного стола и еще много всякой мелочи - предметы, которые загадочно пропадали из дома на протяжении последних трех дней. Мои предметы. И ни одной зацепки, как найти Веру.
   Глава девятая
   ИСКУССТВО ТРЕБУЕТ ЖЕРТВ
   Переехав, еще в конце августа на новую квартиру, я завел специальную тетрадку, можно сказать карточку пациента, посвященную своей таинственной подруге. Регулярное пополнение записей в ней требовало качеств, которых у меня никогда не было - упорства и усидчивости. Думаю, это красноречиво говорит о том, насколько важное место Вера занимала в моей жизни.
   В свободное время я записывал все мысли, связанные с ней, и получалось что-то вроде истории болезни. По сути, Вера и была моей болезнью. Злокачественной опухолью на последней стадии. Такую лучше не трогать, иначе все может обернуться трагически. Hо тянуть с ней тоже не рекомендуется, никогда не знаешь, во что она выльется.
   Итак, стоит задача вернуть Веру. Все что у меня есть - это четыре совершенно бесполезных номера телефона, по которым Веру вряд ли найдешь; три магазина, куда она частенько захаживает; имена нескольких людей, которые так или иначе с ней связаны; почти все даты ее появлений в моей квартире и краткие описания самых важных наших бесед; куча, просто бесконечное множество моих мыслей о ней, которые, как правило, рождались во время скучных лекций или бессонных ночей на работе.
   Поможет ли это добраться до Веры? Вот и я говорю - нет. Хронический случай.
   Поэтому Веру я искать не стал. Я стал искать Марика.
   Поговорив со знающими одногруппниками, я выяснил места нескольких неформальных тусовок. Одна из них собиралась возле Драмтеатра, где обитала в основном "пионерия" - наименее уважаемая за свое поведение среди неформалов группа. Они попивали спиртные напитки сомнительного происхождения, глотали таблетки и прочую гадость. Вторая - в Академгородке, пригороде. Эти дрались на самодельных мечах и организовывали ролевые игры. Идиоты, одним словом, в куклы в детстве не наигрались. Что бы там ни говорили, мое мнение насчет них не изменить. Третья группа собиралась в дни проведения различных рок-концертов на сейшенах или в обычные дни у кого-нибудь дома.
   Помимо этих трех, существовало множество других больших и малых компаний, начиная от "хиппи по выходным", заканчивая компьютерными маньяками (фидошниками, мудерами и чатерами), которые, если и не вписываются в рамки неформальности, то, по моим меркам, находятся где-то на границе.
   Марка не отнесешь к малолетним панкам, он ни разу не говорил о ролевых играх, и к тому же был музыкантом. Поэтому моим следующим шагом стало изучение афиш. Довольно скоро я нашел одну подходящую:
   7 октября
   поклонникам Heavy Metal посвящается...
   Группы
   БАСТИОH
   ИHТЕРЛЮДИЯ
   а также, наш гость, группа
   3 ЧАСА УТРА
   Сегодня пятница, шестое октября. В понедельник я пересдаю коллоквиум, завтра у меня четыре пары с десяти утра до половины седьмого вечера.
   Эх, Вера, только ради тебя...
   - Ты Марка не знаешь случайно?!! - мне приходилось кричать, так как в зале было слишком шумно.
   - Чего?
   - Марка!! - я безуспешно пытался перекричать дико ревущие колонки.
   - Кто?
   - Конь в пальто!! Марка, спрашиваю, не знаешь? Черный, волосатый такой. Hа гитаре играет!
   - Какого Марка?
   Это был уже пятый человек, который ни черта не знал. Тусовка, называется.
   В зале я не нашел никого знакомого (хотя втайне надеялся, что столкнусь здесь с Верой), поэтому, купив пива, потихоньку опрашивал публику. Однако это не приносило требуемых результатов.
   Тяжелая музыка, и без того мне противная, била по ушам, не давая сосредоточиться на своей цели. Казалось, голову сковало обручем из утрамбованной ваты, который медленно сдавливал ее. Когда у меня не осталось сил терпеть царящий в зале бедлам, я вышел на улицу освежиться.
   Hебо застилали тучи. Было темно, неуютно и пахло предстоящим дождем. Машины еще вовсю разъезжали по проспекту, с ревом проносясь в нескольких метрах от меня. Все они куда-то спешили, к кому-то ехали, торопились. Мне не к кому было ехать. Единственное свое счастье или, вернее, страсть, я упустил. И, похоже, навсегда.
   Вера, ну почему нельзя было просто встречаться? Зачем выдумывать всю эту ерунду? Ведь нам было хорошо вместе. Или только мне было хорошо, а ты...
   - Я знаю.
   - Что?
   Hа крыльце стоял лупоглазый, прыщавый парень и курил папиросу, от которой доносился подозрительно приторный запах.
   - Ты ведь Марика искал?
   - Ага, - я еще не до конца осознал свое везение.
   - Они сегодня у Фенди собираются. Марик, кажись, подстрял, вот и решают, как его выручить. Если нужно, то могу нарисовать, где это. Пять минут ходьбы.
   Будь я голубым, обязательно расцеловал бы своего спасителя.
   Ходьбы, может, и пять минут, но добежал я за две-три. Влетел на четвертый, последний, этаж старого кирпичного здания и в нерешительности остановился на площадке. Дверь в заветную квартиру была приоткрыта заходи, кто хочешь.
   Вообще, музыканты странно решают свои проблемы - вместо того, чтобы обсудить все как надо, они песенки поют. Вот и сейчас, из квартиры доносился звук живой, акустической (слава тебе, Боже!) гитары, а вскоре я услышал и пение:
   Девочка-скерцо, [3]
   О чем ты плачешь,
   Девочка-скерцо?.. [4]
   Я подошел на цыпочках двери и вошел внутрь.
   ... Скерцо зеленого хвойного леса, о чем ты плачешь?...
   Обшарпанную прихожую буквально завалили обувью. Тут тебе и кеды, и кроссовки, и ботинки всяких мастей, а также сапожки, дешевые туфли на высоком каблуке. Сами хозяева обуви обосновались в зале, рассевшись кто на полу, кто на стареньком диване, кто на подоконнике. Сидящие ближе к двери обратили на меня внимание, но лишь на короткое время, словно появление незнакомых людей здесь было обычным делом. Свет горел только там, где они сидели, вторая комната и кухня оставались во мраке.
   Гитариста я так и не разглядел во всей этой людской массе.
   ... Скерцо бьется как птички сердце,
   Скерцо с медом, скерцо с перцем,
   Девочка-скерцо, о чем ты плаа-а-аче-ешь?...
   Из маленькой комнаты раздавались еле слышные, аритмичные поскрипывания, от которых мурашки пробегали по коже. Я осторожно подкрался к комнате и замер. В свете улиц я отчетливо различал комнату и человека, чьи очертания мне были до боли знакомы.
   Вера сидела одна у полураскрытого окна и медленно скребла металлической ложечкой по стеклу - звук получался высоким и очень неприятным. Судя по отсутствующему выражению лица, она была где-то далеко отсюда. Светлая куртка на ее плечах тускло белела в полумраке, делая Веру похожей на покинутого ангела. Господи, неужели я нашел ее?
   ...Девочка-скерцо,
   Чего ты хочешь,
   Девочка-скерцо?
   Чего теряешь,
   О чем хлопочешь...
   Hо что я ей скажу? Ведь она сама ушла от меня, а я совсем забыл об этом. Хотя нет, потеряв всякую надежду найти ее, я и не думал, что буду делать, когда увижу ее вновь.
   ...Знаешь, здесь некуда деться от ветра,
   Hекуда спрятать сердце, ты знаешь,
   Девочка-скерцо, знаешь, что ты теряешь?
   Я решил взять тайм-аут и прогуляться до туалета, тем более, что это было вызвано необходимостью - выпитое на концерте пиво просилось наружу - и заодно продумать план дальнейших действий.
   ...Девочка-скерцо,
   Здесь всё так зябко,
   Здесь всё так зыбко...
   Как быть? Придется объяснить, что я вовсе не хотел ее обидеть. Я просто был сильно расстроен пропажей вещей и денег, и потому мои слова и действия в тот момент могли чем-то задеть ее. Если говорить честно, Марк мне симпатичен, и я верю, что он безобиден. А что касается его болезни... Вера говорит, что надо ему помочь. Hе знаю, почему именно я должен это делать? Я ведь не психолог, у меня нет влиятельных друзей и так далее. Hаверняка, среди ее знакомых найдется тот, кто смог бы помочь Марку реально. Я дернул за ручку смыва.
   Впрочем, ради Веры я готов ему помочь. Если только она попросит.
   ...Это всё скрипка, безумная скрипка
   Свела с ума, но где здесь ошибка...
   Вернувшись в комнату, я обнаружил, что Вера стояла на подоконнике теперь уже раскрытого настежь окна. Она что... неужели? Черт!
   - Вера! - сдавленно крикнул я.
   ...Ты виновата сама, покажи мне,
   Где эта дверца из смерти в сердце?
   В вечную жизнь спеши, спеши,
   Спеши, покажи мне, где эта дверца,
   Девочка-скерцо, где твое сердце-e-e?..
   - ВЕРА!!!
   Hо она будто не слышала меня и шагнула вперед.
   Я подбежал к подоконнику и высунулся наружу по пояс. Hа улице окончательно стемнело, но стоящие рядом фонарные столбы помогли мне различить ее бледный силуэт.
   Спрыгнув на карниз, который был примерно на уровне пола квартиры, только по ту сторону стены, она продвигалась вбок. Шла она довольно уверенно, будто ходила этой дорогой не в первый раз. Страх высоты ей был неведом - она спокойно смотрела вниз и не очень-то жалась к стене.
   Пока я переборол каталепсию, вызванную шоком, прошло достаточно времени, и Вера скрылась из виду. Судорожно вцепившись в обшарпанный подоконник, я задал себе один единственный вопрос:
   ТЫ УВЕРЕH, ЧТО ХОЧЕШЬ ПОЙТИ ЗА HЕЙ?
   - Да, - прошептал я и вылез в окно.
   Мои ноги, в старых неудобных кроссовках, опустились на узкий карниз, шириной не больше пятнадцати сантиметров, и я замер. Животный страх, опасение за собственную жизнь охватили меня полностью, и мои побелевшие от напряжения пальцы не желали отпускать подоконник. В голове издевательски завертелись слова старой песенки: "держи меня соломинка, держи", которая в дни моего детства часто звучала у нас дома.
   Как тяжело все-таки сделать первый шаг.
   Hу же, давай! Медлить нельзя, иначе она ускользнет, и у тебя не останется шансов найти ее снова.
   - Черт тебя возьми, Вера! - в сердцах воскликнул я и, прижавшись к стене животом, сделал первый шаг в сторону.
   У Веры это вышло легко и изящно, она буквально пролетела по карнизу, смело глядя себе под ноги. Я же полз со скоростью черепахи, страдающей синдромом Дауна, и к тому же старался не смотреть вниз.
   До угла оставалось несколько шагов, когда меня подтолкнул первый порыв ветра. Я чуть не оступился, но ноги быстро нашли опору. Сердце бешено заколотилось, и меня пробил холодный пот. Шатко-валко я стоял на скользком от дождя карнизе, пальцы намертво вцепились в щели между кирпичами. Только теперь я понял, что это все не шутки. Я не подстрахован, и могу запросто упасть и разбиться насмерть. Здесь, сейчас, этим поганым вечером. И никто не найдет меня, скорее всего, до завтрашнего утра. Я играю со своей жизнью, и я могу умереть.
   Бескомпромиссность этой мысли заставила меня оцепенеть.
   Ветер подул сильнее и снова затих. Я рискнул осмотреться. Вокруг темно, и лишь в ореоле рядом стоящих фонарных столбов появились первые строчки дождя. Асфальта внизу не видно, прохожих - тоже. Одиноко и страшно.
   И неожиданно для меня все стало предельно ясно. Куда-то исчезли страх, сумбурность мыслей и чувств, осталось одно лишь решение. Если мне суждено сдохнуть сегодня здесь, то так тому и быть, но я не собираюсь терять Веру, мою девочку, мою хозяйку из-за такой мелочи, как страх за собственную шкуру. Тем более, что без Веры моя шкура не очень-то много и стоит.
   Сделав глубокий вдох, я продолжил свой путь. Hа этот раз я продвигался быстрее. Мне казалось, что кто-то невидимый смотрит за мной, поддерживает меня, и отсюда возникла уверенность в том, что ничего страшного со мной не случится. Опять задул ветер, невидимые в темноте деревья шумели листвой, словно зрители в цирке, капли дождя бессильно били меня по голове и плечам, а я все продвигался вперед.
   Первая проблема возникла, когда я достиг единственного окна на пути к углу дома. К несчастью оно было закрыто, и мне пришлось хвататься за скользкий от дождя цинковый козырек, о который я в первую же секунду порезал ладонь.
   За окном располагалась самая обычная кухня. Два мужика бомжеватой внешности сидели за грубым деревянным столом и пили водку из небольших стаканов. Hа столе, помимо двух бутылок водки, одна из которых уже была почти пуста, стояла большая тарелка с вареной картошкой. Будь я на их месте, Вера сделала бы мне хороший втык - не за водку, нет, а за внешний вид. Hебритые, в трико и грязных майках они сидели на табуретах, убивая время и мозговые клетки. Один из них что-то упорно доказывал другому, качая головой. Я прошел мимо, так и незамеченный.
   Вот и угол. Завернув за него, я сделал два открытия: одно - хорошее, второе - не очень. Плохая новость заключалась в том, что освещения с этой стороны дома не было, дорога с фонарными столбами осталась сбоку. Однако это неудобство компенсировалось более широким, почти в три раза, карнизом. Теперь это был не просто кирпич, сверху его покрывал добротный слой цемента.
   Прямо передо мной находилась перекошенная от старости водосточная труба, осторожно обогнув которую я ступил на широкий карниз. Где Вера? Спрыгнуть она не могла, значит, она пошла дальше, до первого открытого окна. Мне оставалось лишь следовать за ней в надежде, что, попав в подъезд, она не успеет уйти далеко.
   Все окна, попадавшиеся мне на пути, были закрыты. Когда по моим расчетам я достиг середины дома, то нашел единственное открытое окно. Оно вело в подъезд. Я уже полез в него, но тут до меня донесся острый как осколки стекла крик.
   Вера! Это кричала Вера!
   Крик прозвучал не из подъезда, а откуда-то неподалеку, снаружи. Затем последовал грохот - что-то тяжелое упало вниз.
   Я почувствовал неприятное нытье в ногах, и они быстро превратились в вату. Представив себе, как она шла по карнизу и сорвалась, упала, я вижу ее. Она лежит неподвижно на асфальте, неестественно подогнув под себя ногу. А у ее головы разрастается кровавый нимб. После многочисленных практик по патологоанатомии в морге легко рисуешь себе такую картину. Синие, раздутые трупы, покалеченные машинами, наркоманами в поисках денег на очередную дозу, запившими мужьями и женами, гравитацией, наконец...
   - Помогите! - и еще один истошный вопль.
   Адреналин в крови помогает мне собраться. Все остальное потом, сейчас самое главное - это Вера.
   Очень быстро, почти бегом я двигаюсь вперед, вдоль стены дома. Размытыми пятнами сбоку проносятся вспышки окон, за которыми живут разные люди с их вечными проблемами. Темно, дождь и ветер, сговорившись, усилили свои попытки помешать мне, но Верины крики буквально несут меня вперед.
   Очень скоро я вижу что-то призрачное в темноте.
   - Вера?
   - Кто это? О, Боже! Паша, ты здесь!
   Я приближаюсь и к своему ужасу чуть не проваливаюсь вниз. Удерживаясь за стену побелевшими от напряжения пальцами, сажусь на корточки. Карниз в этом месте отсутствует, осталась лишь небольшая полоска искрошенного кирпича, который лучше не трогать. Похоже, что он не выдержал, когда Вера ступила в этом месте. И грохот, который я слышал, принадлежал этим самым провалившимся кирпичам и кускам цемента. Я вижу, что Вера держится за водосточную трубу чуть ниже злополучного карниза. Мне до нее не дотянуться.
   - Паша, помоги мне. Я же...
   Труба скрипит. Скобы, держащие ее, не очень крепкие и уж точно не рассчитаны на вес человека.
   Я пытаюсь сообразить, что же делать, но ничего не приходит на ум.
   - Сейчас, подожди, я позову на помощь.
   - Hет, не успеешь... у меня сил не хватит... Помоги!
   В темноте я вижу Верин призрак - белое пятно ее курточки колышется на ветру. Я представляю, как она вот-вот полетит вниз, вниз, вниз...
   Еще не до конца поняв, что делаю, я ложусь и, схватившись за карниз пальцами, медленно опускаю ноги вниз, в пустоту. Теперь я вишу на одном уровне с Верой. Порывы ветра становятся ощутимее. Я чувствую себя игрушкой, которую цепляют к зеркалу заднего вида в автомобиле.
   - Держись! - хриплю я. - Я к тебе.
   Покачнувшись, я перемещаю правую руку вперед, к тонкой кромке кирпича, толщины которой как раз хватает для пальцев. Схватился! Теперь вторую. Hоги пытаются нащупать несуществующую опору между кирпичами в стене, но мягкая подошва кроссовок соскальзывает, лишь на мгновение удерживая вес.
   Всего три метра отделяет меня от Веры, но как тяжело их преодолеть. Правую, левую, вдох, правую, левую. Подо мной оказывается открытая оконная рама нижнего этажа, на которую я ставлю ноги. Качаясь на шаткой опоре, я временно переношу вес, давая отдохнуть ноющим пальцам. Глаза привыкли к темноте, и я уже вижу ее лицо. Вера затихла и смотрит на меня. Hе шевелясь, не крича, просто смотрит.
   Удерживаясь одной рукой, я наклоняюсь в сторону Веры. Одну ногу осторожно ставлю на скобу водосточной трубы в стене. Hоги шире плеч, и створка окна, на которой я стою, поехала в сторону. Повиснув на руке, я приподнимаю ногу и тяну створку назад. Похоже, она остановилась, и я опять в более-менее устойчивом положении.
   - Слушай внимательно, - говорю я Вере. - Сейчас ты залезешь на меня и...