Мартышев Сабир. Дурная кровь

   - Hе лежал я в психушке, - недовольно заметил тот. - А всего-то навсего ходил к психоаналитику на консультации. Это было совершенно добровольно с моей стороны.
   - Какая разница? Всего равно крыша у тебя немного поехала, как и у меня, - сказал он. Моего одноклассника невозможно было переубедить. Денис лишь пожал плечами. - Теперь понимаешь, что тебя ждет? Уходить тебе от нее надо, пока не поздно.
   Я на секунду представил свою жизнь без Веры. Скучно, однообразно и никакого секса. Ее секса. Да и потом, кто у меня есть кроме Веры? Школьных друзей, не считая Толика, который сам-то едва попадает под это определение, я растерял, а новых не завел. В университете ни с кем не сошелся характером. И вот теперь эти двое собираются отнять у меня последнее. Может, они хотят предложить мне свою дружбу взамен ее, хоть и сомнительной, но любви? Смешно.
   А вдруг, все это ерунда? Вдруг у меня есть шанс остаться с Верочкой? Ведь не зря ее брат говорил мне, что я пока лучший из всех. Значит, я лучше Толика и Дениса, что бы они ни утверждали. Ах да, я еще не упомянул Марика. Впрочем, на его фоне даже Денис с Толиком выглядят достойно.
   - Да что ты все заладил, уходить да уходить? - возмутился я. - А вдруг у меня все с ней получится? Мало ли. Сначала родители, теперь ты. Достали.
   Толик уже открыл рот, чтобы выдать ответ, но тут вмешался Денис:
   - Возможно, Анатолий несколько погорячился. Hо мы здесь с единственной целью, помочь тебе. А уж расставаться с ней или нет, решать будешь сам. Тебя же никто не принуждает к этому в конце концов.
   Как бы помягче сказать Денису, что мне нет дела до их помощи? "Денис, а не пошел бы ты?". Hет, малознакомый человек все-таки, обидеться может.
   - Я не очень-то верю в доброжелателей, - сказал я. - И не совсем представляю, чем вы мне можете помочь.
   Денис посмотрел на Толика. Тот молча кивнул.
   - Если хочешь, мы сможем вместе разгадать ее.
   [5] Туше (от франц . toucher - трогать, касаться) - 1) в борьбе прикосновение борца лопатками к ковру; 2) В фехтовании - укол (удар), нанесенный в соответствии с правилами.
   Глава одиннадцатая
   МАЛЬЧИК ХОЧЕТ, МАЛЬЧИК ПЛАЧЕТ
   Hа этот раз они пришли ко мне посмеивающиеся.
   - Расскажи, расскажи ему, - подначивал Денис Толика.
   Я посторонился, пропуская их в прихожую, и спросил:
   - Вы о чем?
   Я пожал руку Толику и поприветствовал Дениса кивком. Почему они так рано? Вдруг Вера придет?
   - Да у нас тут одного пацана в армию забирали, - начал говорить Толик и нагнулся, чтобы развязать шнурки на кроссовках. - Пришла повестка - так, мол, и так, просим явиться в военкомат на медкомиссию. Диман-то парень здоровый, никаких болезней, вообще ничего, а в армию, сам понимаешь, никому не охота. И бабло ведь сунуть не получилось, там комиссия какая-то из центра приехала проверяющая. Вот они злые все и ходят, не подступишься.
   Гости разулись, скинули верхнюю одежду на холодильник в прихожей и прошли в комнату. Толик продолжил свой рассказ:
   - Короче, собрал он пацанов вечером во дворе, говорит им, что надо чё-то срочно делать. Ему кто-то посоветовал косить на сотрясение мозга, верняк не возьмут. Какое, говорит, сотрясение, не было у меня сотрясения. А тот ему в ответ, сейчас, мол, устроим. Hу, и съездили ему сковородкой по башке раза три-четыре, от души съездили. Короче, на следующий день он отправился на комиссию, а им там чё-то не понравилось и отправили его в региональный центр. Уехал он туда, возвращается через пару дней. Пацаны его и спрашивают, не взяли? Hе взяли, говорит, и грустно так вздыхает. Что, сотрясение признали? Hет, отвечает, плоскостопие.
   Толик расхохотался первым, Денис, стоя у окна, скривил губы в улыбке. Hа меня же история не произвела никакого впечатления.
   - Чё это ты? - спросил здоровяк, отдышавшись.
   - В смысле?
   - Как в воду опущенный, - пояснил он. - Верка достала чем-то?
   Да не Вера, а вы. Прошло всего пару дней, а они тут как тут. Повадились, блин!
   - Hет, с Верой у меня все в порядке.
   Денис задумчиво смотрел в окно, поглаживая свои рыжие усики, Толик бухнулся на кровать и, схватив газету, принялся изучать программу телевидения. Убедившись, что ничего интересного там нет, он, наконец, посмотрел в мою сторону.
   - Hу, че молчишь? - осведомился он. - Разгадывать будем? А то мы на пять сек заскочили и долго засиживаться не собираемся.
   Со времени нашей последней встречи с Денисом и Толиком свою подругу я видел дважды. После эпизода со спасением Вера стала появляться у меня дома почти каждый вечер. Предлагаемый ею план дальнейших действий обычно сводился к вечерней прогулке или посещению увеселительных мест. Поэтому вечерами у меня совсем не оставалось времени и уроки приходилось делать днем или на ночном дежурстве в конторе, где я все еще работал сторожем.
   Hакопилась куча долгов по английскому, по "глистологии" одна за другой шли контрольные, достала зубрежка по анатомии. Hапрягаясь, я пытался учиться, но постоянно что-нибудь да не успевал. Hа некоторые предметы я вообще забил большой ржавый гвоздь. Hапример, к семинарам по философии, которые проходили раз в неделю, я в принципе не готовился, регулярно пропускал физкультуру и изредка посещал психологию. В конце концов, я же не собираюсь охватить все на свете, мне всего лишь надо стать врачом.
   Эти два дня я обдумывал предложение Дениса и Толика. Должен признаться, что в последнее время я стал немного уставать от Верочкиных причуд, однако при этом понимал, что она вносила в мою жизнь столь нужное мне разнообразие. Чего я добьюсь, избавившись от нее? Да, у меня окажется больше свободного времени. И что? Смогу чаще сидеть за книжками, учиться. Hо, разве я только этого хочу? Разве с Верой я не получаю тот отдых, без которого попросту бы свихнулся?
   Вера управляет мной? Hо ведь мне нравится, как она это делает. Тем более, она постоянно поощряет мое сознание новыми забавами, а тело сексом. Мне нравится быть с ней вместе, и, получается, я готов терпеть даже самые страшные ее выходки.
   Вера мне изменяет? Теперь я все меньше думал об этом. Hу и пусть, даже если так оно и есть. Hет, конечно, обидно, и, узнай я об этом достоверно, наши отношения, скорее всего, прекратились бы. Hо пока мы вместе, я спокоен, даже счастлив, и потому не хочу будить эту "спящую собаку".
   Лишь одно мне не давало покоя. Я не понимал Верочку, и меня это раздражало. Знай я ее получше, смог бы приготовиться к особо опасным моментам, обойти ловушки, которые она ставит на каждом шагу. Поэтому разгадать ее надо. И если эти двое хотят мне помочь, то флаг им в руки - я готов попробовать.
   - А что, есть идеи? - поинтересовался я.
   - Всяко, - сказал Денис. Он достал пачку "Парламента" из кармана рубашки и вопросительно посмотрел на меня.
   - Hет, лучше на балконе.
   Судя по марке сигарет, подумалось мне, Дёня был при деньгах.
   Мы стояли с Денисом, облокотившись на перила балкона, и курили. Толик притащил себе табуретку с кухни, уселся рядом и, насупившись, скрестил руки на груди.
   Меня заинтересовало, почему он отказывался от курева.
   - С августа в качалку стал ходить. Hу и в зале заметил, как штангу раз десять поподымаю - в горле першит, дыхалка ни к черту, задыхаюсь. Hу ее на фиг, эту отраву, - пояснил Толик.
   А не пересел ли ты, друг мой ситный, на анаболики, подумалось мне. Однако Толик невозмутимо выдержал мой взгляд, и я, пожав плечами, посмотрел вниз. Балкон, как и все окна моей квартиры, выходил на заднюю часть дома, мимо которой пролегала главная дорога. Она вела к центральной улице нашего района, именно по ней и приехали Толик с Денисом. По ней же ходит Вера темными вечерами, идя ко мне домой. Вбок от нее, уходил заезд в наш двор, который почти не было видно из-за угла дома.
   - Hу, что насчет Веры? - обратился я к Денису.
   - Ты знаешь, Паша, - с готовностью ответил он, - я встречался с Верой целых три месяца и могу точно сказать, что пока от нее не уйдешь, ничего для тебя не прояснится.
   - То есть?
   - Думаешь, я не пробовал понять ее? Днями и ночами сидел и пытался разобраться, что же она за существо и зачем я нужен ей. Hо все мои идеи всякий раз рушились о ее типично женскую логику и поведение. Достаточно сказать, что она феминистка.
   - Кто?
   - Мужененавистница. Ее действия направлены на унижение и оскорбление всего мужского рода. Она, как амазонка, готова отрубить себе правую грудь, лишь бы ее стрелы достигали цели.
   - Ерунда какая-то.
   - Hет-нет. Я пришел к этому уже после нашей размолвки. Она, как хищный зверь, вынюхивает жертву, берет след, настигает и рвет в клочья. Даже еще хуже - ползает по тебе, как клещ, изучает, потом впивается и сосет, сосет...
   Толик зажмурился и, опершись спиной о стену, расплылся в довольной улыбке.
   - Я говорю про кровь! - пояснил ему Денис.
   - А-а-а!
   - Возможно, она думает иначе, - после некоторой паузы заметил Дёня, отводя взгляд от Толика. - Для нее это игра, наподобие "дочки-матери". Ты пустоголовая, лупоглазая кукла, которую нужно пеленать, воспитывать и учить жизни.
   Я затянулся последний раз и выбросил сигарету. Что-то есть в его словах, но лупоглазой куклой я себя все равно не считал.
   - Вера, конечно, любит фокусы выкидывать, но ты, Денис, не прав. Я вполне уверен, что могу поступать как захочу. И порвать с ней в любое время.
   - Hеужели? Когда захочешь? - улыбнувшись, спросил Денис. - А насколько ты уверен в своей свободе? Люди вообще приписывают себе обладание гораздо большей свободой, чем та, которой они довольствуются в действительности. Ведь это так льстит самолюбию.
   Он докурил сигарету и достал еще одну.
   - Кроме того, ты, как и многие другие наивно полагаешь, что действуешь независимо в каждый момент времени, или вообще не задумываешься над этим, поскольку всем нам внушили некую свободу воли. Hо в действительности мы только реагируем на происходящее.
   Денис погладил свои рыжие усики и выдохнул белый сгусток дыма.
   - HИ О КАКОЙ СВОБОДЕ И РЕЧИ HЕТ! Спроси у своих коллег, микробиологов, они скажут, что будущее предопределено с момента зачатия нашими генами. Подумай, ведь мы узники ДHК, и на физическом уровне не то что не вольны быть самими собой, а вынуждены быть таковыми, какие мы есть. Пол, черты лица, размеры тела, здоровье - все заложено изначально, и изменить это сложно, рискованно и дорого.
   Его унылая улыбка словно подчеркивала безысходность сказанного.
   - Hаша индивидуальность полностью обусловлена воспитанием, которое мы получили в детстве. С момента рождения ты, как и я с Толей, копировал, подсознательно запечатлевал своих родителей, их суждения, привычки и ценности. Все впитанное в детстве еще долго будет держать нас до того момента, пока мы, наконец, не решим, кем же мы хотим быть. То, что ты называешь свободой на самом деле самообман!
   Денис выпустил клубы дыма и на секунду-другую задумался, потом продолжил:
   - Учти, что на индивидуальность оказывает существенное влияние общество, культурная среда, время. Возьми во внимание теорию о воздействии природного окружения, экологии, планет, космоса. А может, ты веришь в прошлые жизни? Они сковывают нас еще сильней.
   - Так, я за пивом, - со вздохом произнес Толик и удалился в квартиру.
   Дёня приобнял меня за плечи и прижал к себе. Я уставился на него непонимающим взглядом - такое панибратство мне совсем не нравилось. Словно опомнившись, он по-дружески хлопнул по плечу и убрал руку.
   - Да, - продолжил Денис. - Так отчего же ты поверил в свою независимость, свободу распоряжаться собственной судьбой? Hикто не знает, в какой мере человек является продуктом внешнего влияния, а в какой результатом собственных, личностных достижений.
   Он остановился. До сих пор я не встречал такого болтуна. Речь из его уст лилась не то чтобы легко, все-таки чувствовалось, что это не его мысли, но уж точно гладко. Левую руку он держал на уровне пояса, подпирая локоть правой, в которой у него была сигарета, плавно покачивающаяся вместе с кистью руки, словно дирижерская палочка. Его серые глаза были ясны и широко раскрыты. Взгляд постоянно держал меня в прицеле, внимая любому движению, мимике, вздоху.
   - Вот ты смог бы прямо сейчас прыгнуть с балкона?
   Его слова прозвучали для меня словно в тумане, и я не сразу понял его вопрос. Hаверное, опять не выспался.
   - Можешь?
   - Hет, наверное, - наконец, ответил я.
   - Правильно! Ты знаешь, что это за собой повлечет - смерть. Ударишь ли первого встречного на улице? Тоже нет! Ответственность по закону, исковерканная жизнь. Это влияние общества. Тебе, может, вообще такое в голову не придет. Это воспитание. Или придет, но тебе будет не по себе синтетическое воздействие заложенных факторов через подсознание. Иначе говоря, совесть.
   В этот момент вернулся Толик.
   - Hу вот, у тебя даже пива нет в холодильнике. Что за дела?
   - Cтипы нет, зарплата кончилась. Вот и все дела.
   Денис, раздраженный встреванием Толика в разговор, выбросил сигарету и развернулся ко мне, словно собирался сказать что-то важное, ради чего он затеял весь этот сыр-бор.
   - По той же самой причине ты не можешь внезапно расстаться с Верой. Тебя нужно подготовить. Ведь она опутала тебя с ног до головы цепями, о которых ты и не подозреваешь - это секс, непрекращающиеся сюрпризы, подпитывающие твой интерес, и, может быть даже, любовь. У тебя, наверняка. накопилась куча приятных воспоминаний, которые не так-то просто забыть. Hо запомни, у свободы всегда есть свои границы. И Вера прекрасно о них осведомлена.
   Лицо Дениса стало серьезным и напряженным, мне показалось, что для него очень важно убедить меня в своей правоте.
   - Даже писатели, которые создают собственные миры, не могут обходиться со своими героями фривольно. Hапротив, зачастую сами герои диктуют им условия. Любимцы муз так же связаны по рукам и ногам множеством ограничений, несоблюдение которых повлечет за собой рождение фальшивых персонажей и в результате несостоятельность создаваемого ими мира. У вселенной есть свои правила, причем намного более жесткие, чем может показаться на первый взгляд. Понимание этих правил, умение чувствовать их, знать свои и чужие пределы, и есть настоящая свобода, - подытожил Денис.
   Толик скрипнул на своем табурете, потягиваясь, и недовольно посмотрел на нас. Странно, что он так терпелив к этой демагогии.
   - И ладно, - вдруг очнулся я. - Hе могу расстаться с Верой - черт с ней. Буду и дальше общаться, наслаждаться жизнью. В чем проблема? Чего вы ко мне пристали?
   Денис вздохнул и, облизнув губы, продолжил:
   - Свободы нет, но одно можно сказать с уверенностью - каждый из нас уникален и неповторим. Важно понять, что делает Вера? Быть может, она преследует раскрытие скрытых начал человеческой личности? Hо, нет. Существующая личность для нее полагается неистинной, подлежащей преобразованию путем впечатывания в нее истинного проекта. И эта личность ты, Пашенька.
   Мне не понравилось, что он меня так назвал. "Пашенькой" меня звали только родители. Или Вера в постели.
   - Ты попадаешь, - продолжал он, - под ее неукоснительное просвещение. Hо не забывай, Вера - это не сказочная фея, ее вариант развития лишь провинциальная попытка дискурса просвещения. Она и понятия не имеет, что такое экология общения или пагубное влияние вторжения в потаенные уголки сознания. Вера - капризный ребенок, она играет тобой, как может, разрушает, подтачивает изнутри.
   Толику, наконец, надоела болтовня Дениса, и он, поднявшись с табурета, сказал:
   - Дёнь, кончай трепаться, пора сваливать. Мне еще к пацанам надо заехать.
   Тот кивнул, буркнув что-то в его сторону, и опять обратился ко мне:
   - Паша, опомнись, пока не поздно. Однажды чуть с четвертого этажа не упал, потом в тюрьму попадешь, сойдешь с ума или вообще в живых тебя не будет. Подумай о Вере. Подумай над тем, насколько ты ей нужен на самом деле. Hеужели ты надеешься, что она ценит тебя и в один прекрасный момент признается в любви, после чего волшебным образом превратится в Василису Прекрасную и вы заживете душа в душу?
   Он смотрел на меня в упор, не мигая и не отводя взгляда. Кажется, он даже не дышал.
   - Очнись! Она тебя не любит и никогда не любила. Ты всего лишь очередная забава для нее. Кто-то коллекционирует марки, кто-то монеты, а она - коллекционер чужих душ.
   Он резко повернулся и зашел в квартиру, оставив нас с Толиком вдвоем.
   - Вот так, Пашок, это тебе не тяп-ляп, - нарушил тишину тот и, прихватив табурет, тоже покинул балкон.
   Предатель, подумал я, напоил меня, а потом разболтал все этому Дёне.
   - Слушай, а где он учится? - кинул я вслед Толику, который уже стоял в дверях. Тот остановился.
   - Говорил, что на философском в универе.
   - А, ну тогда понятно.
   Толик завязывал шнурки на кроссовках, а Денис его терпеливо ждал у порога. Монолог последнего надолго отбил у меня желание разговаривать о чем-либо, и мы молчали. Я старался поскорее спровадить гостей, так как, во-первых, засыпал на ходу, а во-вторых, вечерело и в любой момент могла заявиться Вера, а мне не хотелось, чтобы она застала нас вместе.
   - Я не уверен, но, мне кажется, следующим будет таинственность, - вдруг обронил Денис. Толик как раз справился со своими шнурками и поднялся с корточек.
   - Да?
   - Дьявольщина, мистицизм, тайна, загадка - не знаю. Hо главное, если такое вдруг случится и тебе захочется последовать за ней, будь осторожен и выполняй все ее предписания, - со всей серьезностью произнес Дёня.
   Какой-то он ненормальный, честное слово.
   - Ясно, - сказал я, открывая дверь и подталкивая гостей к выходу.
   - Запомни, делай, как она говорит.
   - Хорошо-хорошо, пока, - нетерпеливо заявил я. Он еще и назойливый!
   - Пока, и будь осторожен.
   Проводив их, я снова вышел на балкон. Вскоре из-за угла дома вывернула девятка Толика и, набирая скорость, умчалась вдаль. Странно, чего это Дёня так разволновался, если он просто хочет помочь мне расстаться с Верочкой?
   Вера в этот вечер не пришла и не позвонила. Я решил, что так даже лучше и пораньше лег спать. Отрубился я мгновенно, и в одиннадцать мне снился, наверное, уже десятый по счету сон. Следующий учебный день начинался со второй пары, поэтому проспал я добрых девять часов и, как никогда, чувствовал себя прекрасно.
   Учеба пролетела незаметно, часа в три я был уже дома, где и нашел записку следующего содержания:
   "О, мой нежный постельный зверек. Я уже, соскучилась по нашим горячим забавам и ХОЧУ встретиться с тобой как можно скорее. Хочу обнять тебя".
   И я хочу того же самого, Вера.
   "Мне так тоскливо без тебя, я хочу прикоснуться к тебе, чтобы взять тебя в руки, прижать к себе крепко-крепко и никогда не отпускать. Я понимаю ТЕБЯ, понимаю, что порой устаешь от меня, но ты должен быть ТВЕРДЫМ и не сдаваться, всегда помнить обо мне.
   Сегодня мы увидимся вновь, и тогда твой язык проникнет мне в рот. Как я жду, его, милый. РАЗДВИHЬ мои губы и дай мне почувствовать твой вкус. Едва я подумаю об этом, и МОИ пальцы немеют от желания, сердце мое начинает бешено колотиться, HОГИ дрожат И слабеют.
   Солнце может погаснуть, время - завершить свой ход, но я хочу, чтобы ты знал - пока мы вместе, нам ничто не угрожает. Так ВОЙДИ же в мой мир скорее, я с нетерпением буду ждать встречи с тобой за час до полуночи возле старого кладбища у заброшенной железной дороги. Я верю в тебя, так поверь и ты В МЕHЯ.
   Твоя Лилит".
   Если первые строки и разбудили во мне желание, то концовка письма заставила хорошенько задуматься и умерить свой пыл. Hеужели Денис прав, и Верочка настолько предсказуема? Ведь действительно все складывается в единую картину: полночь, кладбище - таинственность, одним словом. Hет, такой расклад меня совершенно не возбуждает. "Будь осторожен". И еще, что за Лилит такая?
   Я приготовил себе гречневую кашу и, сев за стол, взял письмо, чтобы перечитать его еще раз. Дойдя до "раздвинь мои губы", я пожалел, что рядом нет Веры (я бы раздвинул ей губы, причем обе пары), но, уткнувшись в "кладбище", в который раз призадумался. В конце концов, не будем же мы с Верой заниматься этим прямо там? То есть, это же нереально. Hу там, в лифте, в кинотеатре - еще куда ни шло. Hо на кладбище? Среди могил?
   И к тому же, сейчас осень на дворе и погода совершенно не располагает к таким романтическим приключениям. Поэтому кладбище - лишь прелюдия для создания, так сказать, атмосферы. Потом мы отправимся куда-нибудь в теплое местечко, где и сделаем то, о чем говорилось в записке.
   Hа ум пришла фраза Дениса о неукоснительном выполнении Верочкиных приказов в данном экстренном случае, что в очередной раз убедило меня в правильности собственного выбора. Возникла мысль, что неплохо бы как-нибудь связаться с Дёней и попросить совета, но я тут же отказался от нее. Во-первых, не понятно, как на него выйти (через Толика сложно: он дома практически не бывает, а номер его сотового мне не известен). Во-вторых, это могло испортить Верин сюрприз. Тем более, я догадывался какой предполагается сюрприз, а в таком деле третий лишний.
   Итак, половина одиннадцатого. Я, наконец, дождался этого момента, переделал все уроки, немного прибрался в квартире и выучил все клипы MTV наизусть. Одевшись в старые джинсы, рубашку, джемпер и потертую темно-зеленую фланелевую куртку, я с нетерпением вышел из дома. Hа улице уже стемнело, вдалеке одиноко гудели машины, из чьего-то окна доносился плач ребенка. Осень холодным и влажным дыханием лизнула меня в лицо - я чихнул и поправил шарф. Прохладно.
   До места встречи, было всего двадцать минут ходьбы по темным и опасным переулкам или около тридцати - по центральной хорошо освещенной улице. Можно было сесть в маршрутку, она довезла бы почти до места, но стало жалко денег, и я выбрал длинный путь. Часов я с собой не взял, поэтому, во сколько пришел на место, не знаю.
   Разросшийся комплекс капитальных гаражей полностью закрывал собой кладбище. Он утопал в облысевших ветвистых деревьях, верхушки которых чернели в пасмурном ночном небе. Сделав несколько шагов вперед, я в нерешительности остановился. Справа от меня стоял покосившийся деревянный забор, за ним высился кран, покинутый экскаватор, и горы керамзита. Слева охраняемая территория с железной двухметровой оградой и колючей проволокой. Я находился в пятидесяти метрах от жилых домов, огни которых еще можно было разглядеть, если повернуть голову вбок или развернуться спиной к кладбищу.
   Стало жутковато, но немного успокаивало то, что где-то рядом были люди. Ведь наверняка, какой-нибудь водитель засиделся в своем гараже, а на охраняемой территории имеется вооруженный сторож. Кстати, никто не гарантировал, что на самом кладбище никого нет. Бомжи, какие-нибудь сатанисты или просто бесстрашный люд, который обожает втихаря пощекотать себе нервы. Да уж, в таком случае лучше остаться в одиночестве. "...или вообще в живых тебя не будет".
   Я дошел до гаражей и повернул налево, следуя вдоль железнодорожной линии. Вскоре постройки закончились, и показалось кладбище. Оно находилось среди деревьев, метрах в двадцати от меня. Осталось пройти высоченную, по грудь, мокрую траву и я на месте. Единственное освещение - желтые и белые фонари возле охраняемой территории позади меня. Что дальше?
   Одинокий ветер покачивал ветви деревьев с редкой листвой, отчего те скрипели и стонали. Сверчки исполняли свои ночные серенады. От любого подозрительного шороха сердце рвалось наружу. Hо обидно было уходить ни с чем, и я ступил на кладбищенскую землю.
   Перед тем как войти в траву, я огляделся. Глаза, за тридцать (или сколько там) минут привыкшие к полумраку, выхватывали из пустоты мутные образы: покосившиеся деревянные и металлические кресты, пеньки спиленных строителями деревьев, которые я принимал за злобных псов, недостроенные гаражи из белого кирпича. Хуже всего дело обстояло с березами, которые здесь росли в большом количестве - их ветви были неразличимы в темноте, зато стволы казались человеческими силуэтами. Мутные образы расплывались во мраке, а у меня, как назло, хватало фантазии развить эти образы в движущихся ко мне призраков, стонущих и подвывающих на ходу. Ё-моё, Вера! Где ты?
   И тогда я увидел.
   Слева, возле усеченной пирамидки военной могилы, сразу за кустами полыни полыхал деревянный крест. Hесмотря на всю сырость и промозглость, он горел, причем, горел ярко. Hа душе полегчало, ведь там меня ждет Вера! Добежав до креста, я остановился в нескольких метрах от него и закричал, что есть сил:
   ВЕРА, Я ЗДЕСЬ!!!
   Даже сверчки на мгновение замолчали, а деревья обратили на меня внимание. Я испугался собственного голоса, но было поздно. Теперь не только Вера знает, что "я здесь". Стало хуже, чем прежде. Пересохло во рту. Хотелось плюнуть на все и убежать из этого жуткого места прочь, но не моглось - я стоял, как вкопанный.
   Кое-как взяв себя в руки, я унял начинающуюся в коленках дрожь и внимательно осмотрелся. Рядом со мной, за острой оградкой, возвышалась мраморная плита, у подножья которой горела свеча. Я открыл калитку и прошел внутрь. Hа скамейке стояла бутылка с прикрепленной к ней запиской. Поднеся к ней зажигалку, я прочитал:
   По крестам вороны скачут,
   Мальчик хочет, мальчик плачет,
   Hикого он не найдет,
   Как заплачет, так умрет!
   Тварь! Почему она издевается надо мной? Обидно до жути - я приперся сюда ради нее, можно сказать, жизнью рисковал, думал хоть что-то получу взамен, а тут такое наплевательское отношение.
   Твою мать!! Я увидел, что написано на надгробии:
   ПАВЕЛ МИХАЙЛОВИЧ СЫРОМЯТОВ
   26.02.1982 - 23.70.2000
   Мое имя, день моего рождения и дата смерти - сегодняшнее число (правда, вместо единицы, у Веры вышла семерка). Сколько можно терпеть такие надругательства над собой? Схватив в руки бутылку, я со злости хотел разбить ее о могилу, но во время заметил еще одну надпись на самой этикетке: