– Нет. Нам предстоят кое-какие дела по пути, – Хельтавар решительно развернул гога за плечо и зашагал через площадь, заполненную автобусами и маршрутными такси.
   Когда универмаг, автостанция и лотки с пирожками остались позади, дейф вспомнил о мобильном телефоне, каким-то чудом оказавшемся в Тришкином кармане, и спросил:
   – Какой же номер теперь у подполковника Хрипунова? Ходят слухи, что кто-то поменял все номера проводных и сотовых телефонов.
   – Я и поменял, – отозвался его хвостатый спутник. – Для удобства и всеобщего порядка. Вот объясните, с какого перепуга у пожарных был номер «01»? Они что, самые крутые?! Сильные перцы, да? Про милицию я молчу – в ней, родимой, теперь наши главные друзья и союзники. Ну, а скорая помощь – почему «03»?!
   – Ну… важная городская служба… – уклончиво ответил магистр. – Она нам нужна, тем более с учетом новых постреволюционных обстоятельств.
   – Важная, но теперь звоните им на 9846756789, – сказал гог.
   – А рабочему телефону господина Хрипунова какой ты номер присвоил?
   – Триста двадцать семь, – не задумываясь, ответил Триша.
   – Почему именно такой?
   – Потому, что я решил распределить все номера по революционной справедливости. Номер телефона теперь зависит от того, сколько добрых дел совершил его владелец, – объяснил Тришка, сияя от гордости за личное изобретение.
   – Вон как… Получается, что наш подполковник сотворил триста двадцать семь добрых дел? – удивился Хельтавар.
   – Уже триста двадцать восемь. Он только что отпустил с работы простуженного майора Воробьева.
   – И номер его телефона стал триста двадцать восемь, – догадался магистр.
   – Ага, – согласился Тришка. – Проверить? – он вытащил Моторолу, с хвастовством потрогал сверкающие кнопки и приготовился набрать три цифры.
   – Не надо, – отклонил Шанен Горг и чуть позже добавил: – Врунишка ты. Никто не может подсчитать, сколько полезных и бесполезных дел сделал человек ни за всю жизнь, ни даже за один час. И никто не может с уверенностью определить какое дело действительно доброе, а какое в итоге принесет вред.
   – Так я же понарошку, – оправдался Тришка и, замедлив шаг, поправил хвостом непослушную бейсболку. – Ну, исключительно приблизительно посчитал. А добрые дела от чертячьих штучек я отличать умею. Сейчас сделаю парочку добрых.
   Он шмыгнул через толпу, подбежал к ступенькам и протянул новенький телефон пьяному мужику, враскачку спускавшемуся от пивного павильона.
   – Возьми, братан! Дарю. По-честному и от всего сердца!
   – Эт че такое? – поднеся к мутным глазам Моторолу, свободной рукой мужик подтянул рваные штаны.
   – Это мобила, – объяснил гог. – Новая модель. Навороченный! Кентам будешь звонить и в тетрис гонять. В общем, балдей и радуйся.
   Оттуда Тришка метнулся к остановке и помог хромой старушке поднять в автобус тяжелую сумку.
   – Ну и? – с вызовом спросил он магистра. – Похож я на тимуровца? Хожу и добро пригоршнями сею.
   – Вылитый тимуровец, – усмехнулся дейф, – а вот с добрыми делишками у тебя складывается не все хорошо. Я же сказал: никто не знает, какое дело действительно доброе, а от кого ждать беды. Даже Верховные этого не знают. Если бы знали, то жизнь в мирах, устроенные ими, не была такой непредсказуемой и несчастной. Вот, например, телефон, который ты вручил нетрезвому мужчине, сегодня же вечером украдет у него сын. А чуть позже в переулке этот же телефон отберут у сына некоторые юноши, предварительно как следует исколотив беднягу. Про старушку с сумкой промолчу, чтобы не навлечь беду. Видишь, все твои старания ничем хорошим не обернулись. Идем скорее, – поторопил Хельтавар, заметив, что к торговым рядам подъехал белый мерседес городской Администрации и две машины сопровождения.
   Из мерседеса вышел Васюкин Игорь Владимир ович – заместитель мэра. Несколько крепкотелых охранников мигом расчистили дорогу сквозь толпу.
   – Безобразие! – еще громче закричала продавщица в цветастом переднике (ее лоток был безжалостно сдвинут с доходного места). – Полное безобразие! Нас вытесняют с законных мест, а милиция глаза на все закрывает!
   – Понаехали эти! Без документов, без медицинских книжек и без совести, черт знает чем торгуют! – поддержала ее другая женщина с ведерком полным пирожков.
   – Снадобьями торгуем! Очень хорошими снадобьями! – возразил макабец, похлопывая по морде рогатого осла, разволновавшегося от шумевшей толпы и портившего воздух громкими пуками.
   – Торгуем свечками и гвоздями! И ганджебабами торгуем! – вторили ему другие макабцы, основавшиеся по другую сторону прохода. Их ослокозлы, будто в подтверждение закивали головами.
   – Кто позволил? И откуда вы такие взялись? – грозно вопросил Васюкин.
   Его слова остались без ответа. На минуту над торговыми рядами образовалась тишина.
   – И без документов и без кассовых аппаратов торгуют, Игорь Владимир ович, – подал голос молодой человек в сером костюме и высоко поднял, развернул какое-то удостоверение. – Мы из налоговой инспекции с проверкой. Вот, составляем акты на них.
   – Ты с этим актом в сортир сходи, милый мой, – посоветовал Тришка, протолкавшись к месту происшествия. – Вашу артель еще вчера распустили решением Революционного Совета. Это вы теперь без документов и без взяток в кармане. Отныне налоги будет собирать артель уважаемых мытарей.
   – Это кто ж ты такой?! – от беспардонности хвостатого существа налоговый инспектор вытянулся, будто жердь и округлил глаза.
   – Это мой человек, – сказал Хельтавар, останавливаясь рядом с гогом и приподняв очки.
   Красноватые глаза дейфа прошлись по собравшимся, будто выискивая кого-то. Потом его взгляд задержался на заместителе мэра. Игорь Владимир ович, помня вчерашнее явление Шанен Горга в Администрацию, мигом потерял свою незыблемую важность, съежился и сделал шаг назад.
   – Так чем торгуете, уважаемые? – поинтересовался Тришка, вышагивая вдоль прилавков.
   – Гвоздики! Веревки! Спелые ганджебабы! – хором ответили макабцы.
   – Молодцы! – похвалил Тришка. – Товар нужный. На торговле все честные миры держаться. В общем: землю – землекопам! Торговлю – торговцам! А ганджебабу – нашим бабам! – с этими словами он взял с лотка самый крупный плод и вручил студентке, скромно стоявшей с булкой хлеба подмышкой.
   Девушка с недоумением взирала на непонятную штуковину, похожую не то на красный огурец, не то на недоразвитый кабачок, тоже красный, покрытый скользкой смазкой.
   – Зелья? – поинтересовался Тришка, указывая на разноцветные горшочки, с горлышками замазанными воском.
   – Наилучшие во всех доступных мирах! – выпалил макабец. – Вот от чесотки. Это для похудения. Это от облысения. Здесь уникальный состав – крем против вшей и кровососущих, включая адрийских вампиров. Такой скоро нарасхват будет, – он перебирал гулко постукивающие сосуды.
   – От облысения сколько стоит? – поинтересовался Хельтавар.
   – О, магистр, к чему вам? – удивился торговец, но, увидев красный глаз дейфа, мигнувший из-под приподнятых очков, сообщил: – Пятнадцать менликов. Понимаю, недешево, но попробуйте сюда это провезти.
   – Беру, – Шанен Горг сжал над прилавком кулак, разжал и из него выпала купюра с ликом человечка в шляпе. – Сейчас мы испытаем насколько качественный ваш товар. Господин Васюкин, ступайте сюда! – позвал дейф заместителя мэра.
   – Иду! Иду, – Игорь Владимир ович засеменил по торговому ряду. Четверо охранников неохотно плелись за ним.
   – Ну-с, давайте вашу голову. На ней попробуем. И сразу станет ясно, можно таким торговать без документов или к этому товару нужны еще какие справки, – Хельтавар проткнул восковую печать и окунул палец в густую душистую мазь.
   – А может лучше не на голове? – с опасением спросил Васюкин. – Не надо бы на голове.
   – Здесь два варианта, – вступился Тришка, – или на голове, или на лобковой части. Выбирайте.
   Заместитель мэра тяжко вздохнул и наклонился, подставляя блестящую лысину солнцу и неумолимой воле Шанен Горга. Магистр щедро наложил на нее мазь и растер от затылка до лба. Почти сразу маслянистый слой зелья начал таять, а на его месте пробиваться волоски. Не прошло и минуты, как голова Игоря Владимир овича стала кудрявой, точно борода макабца. Толпа восхищенно загудела.
   – Так можно торговать таким без документов? – спросил дейф у Васюкова, обалдело ощупывавшего черепушку, покрывавшуюся на глазах веселенькой порослью.
   – Да! Как удивительно! Таким можно! – согласился заместитель мэра.
   Сразу иноземных торговцев осадили сотни покупателей. Кто-то приобретал редкие товары с переплатой за рубли, кто-то бежал к цыганам, менявшим по соседству рубли на чилдрики.
   Оставив макабцев воевать с длинными очередями, Хельтавар и гог направились вниз по проспекту Калинина. Съели в пути по пирожку, угостились минералкой и к началу первого подошли к зданию УВД на КМВ. В этот раз дежурные встретили их дружелюбно. Сержант с автоматом у дверей приветствовал с таким рвением, что с головы едва не слетела фуражка. Офицер за пультом мигом связался с Хрипуновым, и сразу их повели по лестнице на второй этаж.
   – А, Василий Михайлович! – воскликнул Тришка, потрясая тяжелую ладонь начальника Управления.
   – Добрый, добрый день! – подполковник раскланялся, держась особо вежливо с Шанен Горгом.
   – Как жилось? – поинтересовался дейф, расстегивая пуговицы пиджака. – Недруги не одолевают?
   – В городе суматоха, такое творится, что пока не до моей персоны, – Василий Михайлович вернулся к своему столу, зашуршал сводками и махнул рукой. – В общем, творится. Наше счастье, что телефоны не работают и никакой связи, кроме внутренней. Иначе бы нас замучили, убили бы своими звонками.
   – Да, телефоны не работают, – магистр кивнул, приподняв очки, покосился на гога.
   – Не работают, проклятые, – согласился Тришка. – Что-то все номера перепутались. Звонишь в больницу – попадаешь в Рома-пиццу. Вчера хотели заказать билеты в кино, позвонили, а на проводе прачечная. И везде такой вот бардак.
   – Да бог с ними, телефонами. Хлопот меньше. Ни Ставрополь, ни Москва нам позвонить не может. Мы теперь, как в отдельном государстве, – продолжил подполковник.
   – Правильно-правильно, – подхватил его мысль Тришка. – Москва теперь нам не указ. Мы сами по себе. У нас своя страна – у них своя. И ты тут самый главный милиционер. Даже более того… – он со значением потряс пальчиком. – Ты – супермент.
   – Все так, если бы ни это вот, – как бы в ответ ему Хрипунов снова зашелестел ворохом сводок и положил руку на стопку бумаг от заявителей.
   – А вы проще на это вот смотрите, – посоветовал Хельтавар. – На что народ жалуется? Что дракоши появились или сероводородом припахивает? Ночью по улицам разгуливают страшноватые субъекты? Беспокоят еще какие-то чудеса? Все это мелочи.
   – Жалкие мелочи в сравнении с мировой революцией! – вставил гог.
   – Не обращайте внимания на жалобы. В стопочку их и в огонь, – магистр кивнул на бумаги, разбросанные на столе.
   – А ябед гоните! – снова влез Тришка. – В шею ябед отсюда! У нас серьезная контора, а не клуб свободных ушей.
   – И об этих книгах забудьте, – дейф вытянул палец к полке, на которой покоились толстенькие томики с кодексами, указами и различными нормативно-правовыми актами. – Скоро выйдут новые законы, по которым вам будет работать удобнее. А пока советуйтесь с головой.
   – Господин магистр, – полковник оперся о столешницу и подался к дейфу. – А эта непроницаемая завеса вокруг города… Она надолго?
   – Навсегда.
   – И через нее никто не сможет проникнуть? – с надеждой спросил Хрипунов.
   – Нет, кроме лиц имеющих мое позволение или знающих о расположении межмировых порталов. С порталами мы скоро разберемся: частью заблокируем, частью возьмем под свой контроль. А образовавшаяся граница необходима – она защищает наш мир, и будет постепенно расширяться, охватывать новые территории. Что еще беспокоит?
   – Еще… – начальник Управления дернул плечами и полез в карман за платком, что бы обтереть вспотевшую шею. Сказать так сразу, что его беспокоило еще, он не мог, поскольку беспокоило все, начиная от странного вкуса воды в графине, кончая сумасшедшим переменам, происходящим в городе и в самом Управлении.
   – Вообще, по всем вопросам, вызывающим беспокойство, в мое отсутствие советуйтесь с головой, – сказал дейф, видя какие затруднения вызвал его невинный вопрос.
   – Так я советуюсь. Только ей, родной, и руководствуюсь, – Василий Михайлович слегка постучал себя пальцем по темечку.
   – Магистр имел ввиду голову Маркинштейна, – пояснил Тришка. – С ней нужно советоваться. Так сказать, голова моего врага – лучший друг. Хи-хи-хи! – он залился смехом, вдруг спохватившись спросил: – А где она, кстати? Где наш драгоценный подарок?
   – В холодильнике. Убрал, чтобы не завонялась. И от посторонних глаз, – подполковник помрачнел, говорить, даже вспоминать о части тела Маркинштейна ему не хотелось. Не избавился он от верхней части Якова Ивановича лишь потому, что знал: рано или поздно о ней спросят.
   – Сюда несите, – властно сказал Шанен Горг. – Мы вас научим правильно обходиться с ней. А в холодильник головушку прятать не надо. Не бойтесь, она не испортится – гарантирую. Теперь это – лишь симпатичный сувенир, наделенный волшебными свойствами. Повесьте ее сюда, – дейф похлопал по простенку, с которого заботливо и мудро улыбался портрет Президента.
   – Правильно. Здесь ей место, – Тришка придвинул к простенку стул, быстро вскочил на него и сдернул рамку. – Сюда, башку! Давайте! – поторопил он милиционера, сам подбежал к открытому окну и швырнул лик главы государства на улицу.
   Поступок гога Василию Михайловичу не понравился. Он подумал, что очень нехорошо будет, если кто-то из прохожих или сотрудников Управления заметит, как портрет Президента вылетел из его окна, словно надоевший хлам. Подумал, помрачнел, однако своими соображениями с гостями не поделился и с кряхтением вытащил из холодильника подарочную коробку. Тришка при этом будто прочитал его мысли и сказал:
   – Не дрейфь, Михалыч. Физиономия Президента теперь ни к чему. Есть в нашем мире рожицы поважнее. Вот моя, например, – он опять вскочил на стул, гордо вскинул подбородок и, подняв руку, провозгласил: – Вперед к светлой жизни, товарищи! К новым свершениям! Даешь стране угля! Мужикам – футбол, бабам – колготки! Пиво и шампунь бесплатно!
   Измученный слух Хрипунова зацепился только за последний лозунг, и милиционер спросил, осторожно опуская коробку на край стола:
   – А правда, что теперь пиво будет литься из водопроводных труб?
   – Сущая истина, – ответил гог, поднимая крышку. – С восьми до восьми тридцати утра – сам график составлял, – он поднял голову Маркинштейна за волосы и внимательно осмотрел ее со всех сторон, заглянул в уши и приоткрытые глаза. – Хорошая какая, – сказал Тришка, оставшись довольный результатом осмотра. – Берите, Михалыч, вешайте ее на гвоздик.
   Подполковник брезгливо и несмело подцепил пальцем цепочку, подошел к простенку и кое-как накинул золотые звенья на гвоздь – голова усопшего повисла ровно, чуть ниже пыльного квадрата, закрытого прежде светлым ликом Президента.
   – Хороша. Действительно хороша, – с придыханием повторил гог.
   – Чего же ей быть плохой, если с хорошего человека срублена, – любуясь экстравагантным украшением, Хельтавар остановился посредине ковровой дорожки и распорядился: – Давай, Триш, обучай подполковника правилам эксплуатации.
   – Все очень просто. Здесь включается. Берешь, Михалыч, за маркинштейновский нос и дергаешь вниз. Вот так, как за слив на унитазном бачке, – гог уцепился за крючковатый нос и отважно потянул вниз.
   Тут же черепушку Якова Ивановича осенило волшебство, и в ней обнаружились признаки жизни: лицо перекосило судорогой, челюсть отвисла, глаза открылись шире и мутно воззрились на начальника Управления.
   – Ктооо посмел тревожить усопшего? – раздался угрожающий глас.
   В кабинете наступила тишина, мертвая, точно ночью в морге.
   – Скажи, что ты тревожишь, – прошептал Тришка и подтолкнул Хрипунова.
   – Но я же ничего не делал, – произнес милиционер, чувствуя холод в спине и острые признаки радикулита. – Я не трогал. И врать я не могу…
   – Давай, Михалыч, не дрейфь – на себя вину бери, – настоял гог, упираясь кулачком в больную спину подполковника. – Если чего, то мы тут, рядом.
   – Смелее, – поддержал гога магистр. – Вам же с ним теперь работать.
   – Я… – после долгой заминки сказал Хрипунов. – Я потревожил… Нечаянно зацепил.
   – О, Василий Михайлович! – проговорила голова Маркинштейна, и прищурила один глаз. – Хорошо выглядите. Исключительно хорошо, при вашей нервной службе.
   – Спасибо, – промямлил милиционер. – Вы тоже неплохо смотритесь. Да, вполне, при нынешних обстоятельствах.
   – Благодарю, благодарю, – верхняя часть Якова Ивановича попыталась кивнуть, однако это получилось как-то неумело – она лишь закачалась на цепочке, размахивая жидкой шевелюрой.
   – Вот и хорошо – подружились, – заключил Тришка. – Так сказать, начали отношения с нового листа.
   – Да, да, – согласился Маркинштейн. – Кто прошлое помянет, тому глаз вон. Василий Михайлович, – мутное око покойника заискивающе посмотрело на подполковника. – У вас закурить не будет? Кажется, целую вечность не курил.
   – Увы, не курю, – Хрипунов развел руками. Страх, поначалу крепко уцепивший его, постепенно отпускал.
   – Сейчас изыщем, – пообещал гог, метнулся к телефону внутренней связи и набрал номер дежурки. – Эй, мальчики, сюда кого-нибудь с цигарками пришлите, – проговорил он в трубку. – Да, к начальнику в кабинет и бегом.
   – Триша! – начальник Управления, бросился к телефону, что бы отменить команду гога. – Они же голову увидят! Представляете, что тогда будет?!
   – Ничего не будет, – остановил его Хельтавар. – Пусть сотрудники привыкают. Пусть сживаются с новыми реалиями.
   – Но!..
   Василий Михайлович собирался что-то возразить, только его перебил голос Маркинштейна:
   – Что здесь такого? Я всего лишь сигаретку попросил. И с милицией я всегда дружил – обиды быть не должно.
   Из коридора уже доносились торопливые шаги. Хрипунов сжал кулаки и задержал дыхание.
   – Вот, пожалуйста, Василий Михайлович, – сказал сержант, протягивая с порога пачку «Уинстон».
   – Это вон ему приспичило, – гог указал на фрагмент Маркиншнейна, болтавшийся на стене. – И подкури, пожалуйста, брат. А то, видишь, ни рук, ни ног – калека совсем.
   Вопреки ожиданиям начальника Управления молодой милиционер обалдел не окончательно. Он только сначала пожелтел, задергался, перебирая на месте ногами, будто решая, куда ему лучше податься: к выходу или к распахнутому окну. А потом, сказал, страшно потея:
   – Ну вы, бля, даете! Даете, бля, блин!
   – Ты подкури, подкури сигаретку, – напомнил ему Тришка.
   – Ага! Щас! – он забил руками по карманам в поисках зажигалки. – Сейчас я ее! – дрожащие руки не сразу извлекли огонь, но все ж сержант подкурил, глубоко затянулся, урывками поглядывая на Хельтавара и на голову, нетерпеливо ожидавшую, когда с ней поделятся куревом.
   – Эй, ты еще накуришься – отдай цигарку господину Маркинштейну, – напомнил гог.
   – Сейчас, – милиционер еще раз отчаянно затянулся и приблизился к голове мелкими шажками.
   Кое-как он расстался с сигаретой и вставил фильтр между губ покойника.
   – С-спасибо, – поблагодарил Яков Иванович, с наслаждением втягивая дым. – Дай я тебя поцелую, – переместив сигарету в угол рта, он вытянул губы трубочкой.
   – Не надо! – жалобно ответил сержант, пятясь к двери.
   – Ты иди вниз. Ступай, сынок, – сказал начальник Управления, подталкивая сержанта к двери.
   – Итак, к делу, Василий Михайлович, – Хельтавар отмахнулся от клубов табачного дыма. – Голова эта, как вы понимаете, предмет весьма полезный. Главное ее достоинство в том, что она может давать вам советы. Причем советы всегда важные и правильные. Поэтому, настаиваю: пользуйтесь ею чаще. Обращайтесь к ней во всех ситуациях, когда у вас возникает затруднение с выполнением наших поручений или сталкиваетесь с какой-нибудь странностью. А сейчас спросите ее о чем-нибудь. Спросите о том, что вас волнует или поможет в вашей работе.
   Хрипунов подумал с минутку и произнес, косясь на Маркинштейна:
   – Вчера из гаража угнали новенькое «Рено» Ваганяна Карена Эдуардовича. Кто бы мог это сделать?
   – Санька Склижок. Это все он, шельма слободская, – сообщила черепушка, со вкусом пожевывая фильтр. – А машину в Горячеводске на Войкого прячут.
   – Я так и думал! Точно он! – Хрипунов радостно потер руки и повернулся к магистру: – Работает! Сто процентов работает!
   – Ну, дай я тебя поцелую, – в страстном порыве голова снова закачалась на цепочке.
   – Вот и славно, раз работает, – сказал дейф, не обращая внимания на лирический настрой усопшего. – Теперь спросите что-нибудь посущественнее.
   В этот раз подполковник думал дольше. Он прошелся по ковровой дорожке до стола, открыл и закрыл ноутбук, зашелестел бумагами в папке. Потом повернулся и спросил:
   – И как мне дальше управлять Управлением? Народ тихонько бунтует. Пока тихонько. Сегодня семнадцать человек не вышли на службу. Варгасин и Жоголев отказались выполнить мои приказания. Мы все живем будто в предчувствии катастрофы. Боюсь, она случиться, и все здесь прахом пойдет.
   – Хороший вопрос! – Тришка махнул хвостом и старательно зааплодировал. – Очень правильный, своевременный.
   – Землетрясения не будет, – прошлепал губами Маркинштейн. – Голову на отсечение даю, все обойдется. Поймите же, Василий Михайлович, – это революция. Она только с виду страшная, а на самом деле революция – это любовь. Здесь все по-весеннему: не полюбишь ты – полюбят тебя. И, конечно, в объятиях любви этой случиться зарождение нового мира. С сотрудниками советую вам быть построже. Многих следует уволить. Штат управления слишком раздут. Оставьте самых исполнительных и преданных – потом вместе составим список – остальных коленом под зад. И зарплату надо платить людям менликами – рубли выходят из моды. И многое в работе вашей надо менять, – Яков Иванович закашлялся, окурок выпал из его рта.
   – Золотые слова! – подхватил Тришка. – Менять надо. Все и к чертовой матери! Надо народу показать лицом новые идеи и новые ценности. А начинать следует с названий. Вот мы уже переименовали и Водоканал, и Горгаз, и роддом, и много чего еще – все совершенно по-другому заработало. На очереди городская Дума, мусоросжигательный завод, кладбище и все бани. И для вас название придумали. Ну-ка давайте сюда бумагу – буду Указ писать, – усаживаясь за стол, гог щелкнул пальцем.
   Хрипунов быстренько подал ему несколько листов бумаги и шариковую ручку.
   – Э-э… – произнес в задумчивости Тришка. – Итак… Сиим числом повелеваю переименовать Управление Внутренних Дел в… – здесь он опять замялся и обратился за помощью к Маркинштейну: – Яков Иванович, чего, по вашему мнению, не хватает нашей милиции? Наиболее остро чего не хватает: пистолетов с пулями, наручников или автомобилей?
   – Честности им не хватает. Честности и совести, – ответила голова.
   – Точно! – гог наклонился над листом и начал писать, диктуя сам себе: – …переименовать в Чесную Милицию. Сократить штат до разумных пределов и назначить зарплату в менликах по двадцать менликов каждому чесному милиционеру в неделю.
   Он писал еще что-то, напевая себе под нос:
 
Вихри враждебные веют над нами,
Темные силы нас злобно гнетут.
В бой роковой мы вступили с врагами,
Нас еще судьбы безвестные ждут…
 
   Потом схватил другой лист и начал выводить какой-то сомнительный документ на нем.
   – В слове «честная» вы пропустили букву «т», – вежливо заметил Хрипунов, ознакомлявшийся с первым указом.
   – Ничего я не пропустил. Эту букву вашему Управлению еще заслужить надо. Пока пусть будет так, – набросав еще несколько строк и поставив ладошкой печати, гог встал, поднял со стула бейсболку и напялил ее, оставляя торчать левое ухо. – Пора нам, величайший, – сказал он магистру. – Уж слишком до хрена свершений нас сегодня ожидает, а мы даже не обедали.
   – Свершений сегодня много на нашу душу, – согласился Хельтавар. – Пойдем мы, Василий Михайлович, а то надобно и честь знать.
   – Я провожу вас. Сейчас, – Хрипунов сложил документы написанные и утвержденные гогом. Точно он сам не знал, рад ли уходу беспокойных гостей или ему больше хотелось оставаться под их опекой и подробнее разузнать, чем лично для него обернется эта треклятая революция. – А голова! – спохватился подполковник, когда Тришка уже открыл дверь в приемную.
   – Чего «голова»? Нормальная голова. Умная получилась. Если всем вашим сотрудникам приладить такие, то в городе мигом наступит сплошной порядок, – ответил Тришка.
   – Так, конечно, – вынужден был согласиться Хрипунов, – но как она выключается?
   – За ухо дернешь. За левое, Михалыч. Смотри, только за левое и цепочку не оборви! – предупредил гог. – За нос включается, за ухо выключается. Все просто как в китайском звездолете.
   – У нас к вам, Василий Михайлович, просьба маленькая, – сказал Хельтавар, когда они спустились на первый этаж и почти дошли до дежурной части. – К всеобщему несчастью в городе нашем проживает некий Артем Семин. Надобно отыскать его.