Сергей не видел, что эти образины сделали с бунтовавшим переселенцем и пареньком, от страха подавившегося воплем. Сначала заскрипела одна обертка, затем другая, и наступила погребальная тишина. Только слышалось шипящее дыхание двух неземных чудовищ и припахивало какой-то дрянью вроде помета на птичнике. Они прошли вдоль ниши дальше, несколько раз шелестели целлофановые пеленки. Чей возглас оборвался, едва начавшись. Прошли и исчезли в багровом сумраке за аркой.
   
   Покрывшись испариной, Лугин так и лежал, закрыв глаза, осторожно втягивая носом воздух, просачивающийся между слоями обертки. Нет ничего хуже, чем чувствовать себя, приготовленной к закланию овцой. Овца-то хоть до последних минут не понимает, какой выверт приготовила ей судьба, а человек, он к несчастью устроен сложнее, и муки в ожидании кончины всегда невыносимее самого последнего мгновенья. Эх, Климыч, тебе повезло, ведь пока сердце твое не остановилось, ты и не думал, что умрешь. Все верил, что рана плевая, и очухаешься, и поедешь к своей Лизе, к родителям. Климыч... Помоги, а? Вытащи из этого дерьма... Тут Лугин вспомнил: пальцы его до сих пор сжимают Дениски нож. Как схватили возле карьера, когда собирался Ирку Красину от жгута освободить, так и держат до сих пор, крепко, будто нить жизни. А что, острый тесарь вполне попрет против целлофана, пусть даже инопланетного! От такой блистательной и простой идейки, у мичмана аж дыханье сперло.
   
   Он попробовал шевельнуться. Правая рука лежала неудобно: сзади, крепко прижатая чертовой упаковкой. Напрягся, что хватило сил, протискивая ее между бедром и пленкой. После нескольких тягостных попыток удалось продвинуть предплечье сантиметров на пять. Чуть передохнув, Лугин развернул кисть руки так, что острие ножа уперлось в пленку.
   
   - Дениска, помоги! - прошептал он с той же страстью, с которой обращался к другу в пещере при столкновении с зеками. Ведь тогда тоже казалось без шансов.
   
   Рывок - острая сталь проткнула инопланетный материал, пробилась наружу. Рука почувствовала свободу. Теперь оставалось просто резать. Резать к гребаной матери пеленки живодеров. Так и сделал: стараясь издавать меньше шелеста, в пять-шесть приемов рассек упаковку до подбородка, затем освободил голову. Распутать ноги, когда тело свободно, совсем просто. Одна только странность заставила Лугина задержаться, пощупать прозрачные лоскутки. Раньше эта дрянь казалась ничем неотличима от земного целлофана, а теперь стала будто липкой, мутноватой, тягучей на разрыв. Местами она словно въелась в одежду. Странно... Сергей вспомнил тело мужика, висевшего в коконе, едва узнаваемо повторявшем цвет и форму одежды и обуви. И следом пришло в меру разумное предположение: может кафравские пеленки - экзотический способ раздевания? Нанотехнологии, блин. Пленка как бы спекается через определенное время с одеждой, поглощает и преобразовывают в другую структуру все, что надето на теле, оставляя лишь живую органику. Вот вам и кокон. Потом, шлеп - зерна от плевел. И тут же вспомнилась еще одна деталь: человек, висевший вниз головой... он же лысый как колено, и без растительности на лице, хотя здесь мало кто из мужиков бреется. Лугин схватил себя за щеку: щетина будто свалялась и стала мягче на ощупь, но торчала на положенном месте. Наверное, пленка не успела подействовать.
   
   Тихонько покинув нишу, он огляделся. Кафравцев в проходе не наблюдалось. В соседнем зале за широким проемом в стене вновь появилось человеческое тело пятками вверх. Та же процедура: рывок, и кокон из одежды, преобразованной в какую-то аморфную массу, падает вниз. Голого человека уносит в багровый сумрак.
   
   - Хрен с горчицей откушаете, - прошептал мичман и лезвием ножа принялся тщательно счищать с бушлата и брюк кусочки прилипшей пленки.
   
   Теперь нужно скорее найти Ирину, тщательно осмотреть остальных завернутых: нет ли среди них Лисичкиной. Ведь Свету могли сцапать уже потом, после как его вырубило. Стоп! Не Ирину и не Светку. Лугин вспомнил о дружиннике с АКСом. Если вернуться кафры, то калаш дает хоть маленький шанс снова не попасть в целлофан или хотя бы погибнуть мужчиной.
   
   Не церемонясь, он вспорол прозрачную обертку на Перцевом сподвижнике и потянул автомат из скрюченных рук. Только фиг что вытянул: хозяин оружия неожиданно открыл глаза, дернулся как припадочный и едва не заорал, раззявив редкозубый рот.
   
   - Ни звука! - злым шепотом пожелал мичман, приставив лезвие к его горлу.
   
   Несколько секунд дружинник с шумом всасывал ноздрями воздух. Глянул на Лугина, на ряд упакованных переселенцев, и с трудом сдержал, рвавшийся наружу голос.
   
   - Здесь кафры рядом. Понял? - Сергей чуть отвел нож в сторону. - Поэтому дыши даже через раз.
   
   Тот зыркнул на него более осознано и кивнул без уверенности.
   
   - Нож есть? - глухим шепотом спросил мичман.
   
   - У Дэна остался... Зачем нож?
   
   - Тебя как звать? - поинтересовался Лугин, хотя обстановка и время к душевному знакомству не располагали.
   
   - Кирилл. Мякушев я, участковый из Кузьмино, - протараторил нынешний дружинник. - С Перцем в одной школе учились. У нас с Матвеем...
   
   - Слышь, ты мне, где родился, на ком женился, еще расскажи. Сейчас похрену это. Понял? - Сергей не сразу заметил, что из-под свитера Кирюхи торчит ворот серенькой ментовской рубахи, и что-то дурное шевельнулось в памяти. - Давай, калаш с предохранителя и стал в проходе. Гляди внимательно, могут кафры появиться. Только с перепугу не стреляй. Я пока буду остальных потрошить. Девку одну найти сильно надо.
   
   - Тринадцать патронов, - предупредил Мякушев. - Много не постреляем.
   
   Мичман махнул рукой и пошел вдоль ниши с правой стороны. Сначала Ирина и Лисичкина, потом остальное.
   
   На тех переселенцах, что лежали ближе к проему, отделанному глянцевой плиткой, вражеский целлофан потерял прозрачность и будто сросся с одеждой. Это почти подтверждало версию Лугина о назначении странной упаковки. Тела, судя по всему, покоились здесь давно, гораздо раньше, чем "жуки" приволокли партию, в которую входил сам Сергей. Значит, Иру с Хитровой следовало искать или в нишах противоположной стены, или ближе к месту, где занял позицию Кирилл. Милиционер, выглядел молодцом, не стал высовываться, присев на корточки за пенолитовым выступом. Неотрывно пялился в проход, и заметной трусости не выказывал.
   
   Светланы в этом зале не обнаружилось. Красину мичман нашел в средней нише между парнем в сером костюме и стариком. Лицо ее, прикрытое растрепанными волосами, цветом было нездоровее пергамента. Начав от головы, Сергей осторожно распустил пленку до кроссовок, затем взял левую руку Ирины и пощупал пульс. Слава богу, биение прослушивалось. Слабое, редкое, около тридцати, но главное - жива! На душе отлегло, даже повисшее вверх тормашками тело в соседнем зале, не вызвало бунтовских эмоций. Все-таки, правильно говорят: смерть одного человека - это трагедия. Тем более близкого. А гибель десятков и сотен - это уже статистика. Нехорошая статистика, сатанинская. Но что делать... Главное, Ирина жива.
   
   Сергей взял двумя пальцами ее за носик и осторожно шевельнул вправо-влево. Никакой реакции. А времени, извините, на деликатность нет. Он приподнял ее за плечи и, как следует, встряхнул, так что она затылком об пенолит тюкнулась. Подействовало. Мадам - серые глазки разлепила веки, жадно, со стоном втянула воздух, прозрела. И дернулась вперед, встретившись лбом с головой мичмана. Он вовремя успел зажать ее рот ладонью.
   
   - Только не кричи! - прошептал Лугин ей на ухо. - Это я, Ирусь! Я!
   
   Красина, все еще глядя на него как безумная, закивала и тоненько пискнула между его пальцев.
   
   - Ты не бойся. Слышь? Место здесь плохое, страшное по первым ощущениям. Но ты ничего не бойся, - попытался убедить он, отрывая ладонь от ее губ.
   
   Первую минуту она только смотрела по сторонам и часто дышала, словно вымотав последние силы на стайерской дистанции. Потом позволила спросить:
   
   - Люди в упаковках... они умерли? Говори правду, не испугаюсь.
   
   - Живы, скорее всего. Ты тоже была в упаковке, - для наглядности мичман потрепал пленку, разрезанную на Ирине.
   
   - Ириш, времени мало. Так сделаем, - Сергей подал ей руку, помогая вылезти из ниши. - Я режу пленку, ты помогай людям прийти в чувства. Личико у тебя не то, что моя разбитая рожа - будут пугаться меньше. Имей ввиду, из пленки некоторые вылезают в полном психе. Тут важно, чтобы не заорали. Кафры близко. Услышат - кранты нам.
   
   - Кафравцы близко?! - Красина испуганно замерла, надломив правую бровь, каждой черточкой лица выказывая страдание.
   
   - Не так чтобы очень, но есть, - уклончиво ответил мичман. - Вот, товарищ участковый милиционер, стережет проход, - он указал на Кирюху.
   
   Ира глянула на спину в кожаной куртке, перевела взгляд на проем, соединявший с соседним залом. Дернулась от неожиданности и едва не заорала: там, в багровом свете, исходившем из наплывов пенолита, вверх ногами висела девчонка лет пятнадцати, совершенно голая. Руки ее безжизненно болтались, голова бритая что ли, гладкая без волос, а на лице такой ужас, что сердце вот-вот порвет на части.
   
   Лугин схватил Ирину и резко крутанул к себе:
   
   - Туда не смотри. Ясно?! Нефиг туда пялиться!
   
   - Я поняла, поняла, - Красина поднесла дрожащие ладони к вискам и сдавила их с силой: - Господи, кошмар какой! Больше не буду смотреть...
   
   - Вот и хорошо. Я режу пленку, ты занимаешься людьми. Делаем тупо, как два робота. На человеческое времени нет, - отрезал он.
   
   - Товарищ Волк, - нервным шепотом окликнула его Ира. - Здесь Светка может быть. Вы же с ней обнимались, когда все случилось. Пожалуйста, давай сначала ее искать.
   
   - Нет ее - все осмотрел. Сто пудов нет. Так что успокойся.
   
   Сперва Лугин решил заняться двумя мужиками в нише справа внизу. Обоим с виду перевалило за тридцать, лица вроде не хлюпиков. Если появятся кафры, авось не ударятся в истерику и окажут важную малую помощь. А главное, у них могло быть оружие. Как только мужики задышат, станут умом на место, дальше пойдет легче.
   
   Первого освобожденного, этакого крепыша с черными сальными волосами, курчавой бородой, едва скрывавшей шрам на губе завали Тарасом Черноволом. Как очнулся, в непонятках завертел здоровенной головой. Лугин успокоил его парой фраз, спросил имя. Дальше возращенным к скорбному бытию занималась Ирина. У второго, худощавого, под курткой оказался обрез двуствольного ИЖа. Пилили ружьишко, похоже, впопыхах, крайне неаккуратно: на левом стволе заусенец, с букового цевья щепа торчит. Сергей сначала обшмонал карманы худощавого, тихонько выудил все патроны числом пятнадцать и покалеченное ножовкой ружье припрятал себе за ремень. Ну а потом встряхнул его физиономию. Мужичок очухался, перешел под попечение Черновола и сразу схлопотал оплеуху. Чего же в морду не дать, если есть удобная возможность и повод? Мужичок после знакомства с пятерней Тараса ситуацию просек в раз, и дальнейшее возвращение к жизни обошлось без криков, даже без громких слов.
   
   Пока мичман резал пленку на парне в армейской одежде, Тарас со складным ножом управлялся с кем-то в нише у противоположной стены. Тут и случился маленький казус, который, возможно, и стал спусковым крючком большой заварухи.
   
   Худощавый вдруг хлопнул себя по животу и, кинувшись к Лугину, заорал:
   
   - Обрез, сволочь, верни! Мой обрез!
   
   Мичман оставил только задышавшего парня, вскочил на ноги и влепил ему под дых.
   
   - Пасть закрой, дебил! Всех сейчас погубишь! - тихо и сердито пояснил он оседавшему на пол возмущенному.
   
   Тот, зло глядя черными глазками, не соглашался:
   
   - Обрез на место положь! Тайком же, скотина, стянул! Сюда давай! Я тебе лох что ли?! Или думаешь, я хрен че помню?!
   
   - Зубки сомкни! - вмешался Черновол. - Человек тебя с могилы вытащил, а ты - обрез! Тфу на твою морду! Вон, вставай, других потроши. Кого воскресишь - заберешь с него, что понравится. У того, - он ткнул пальцем в чьи-то обтянутые пленкой ноги, - вроде, пистолет на ремне.
   
   Худощавый примолк, пробурчал что-то невнятное, и вытащив из кармана перочинку, все-таки последовал совету Тараса.
   
   А через минуты три, Кирилл Мякушев известил:
   
   - Кафры!
   
   - Вот и амбец, - Лугин схватил за руку Ирину и повел к проему, где с неприятной регулярностью появлялись подвешенные люди.
   
   Изгиб прохода из зала не просматривался, и пока нельзя было сказать, сколько инопланетян направлялось сюда. Мякушев, оставив пенолитовый выступ, перебежал за металлическое устройство между овальным окном и простенком. Маневр был верным - там у него больше шансов выжить и стрелять оттуда сам бог велел: проход и большая часть зала на линии огня. Черновол забрался на верхнюю нишу справа от светового пятна и достал бережно хранимый "Стечкин", щелкнул затвором.
   
   "Кафры... похуже чем, тролли из "Властелина колец". Хрен таких уродов пулями возьмешь, - понеслось в голове Сергея. - Легче бегемота из рогатки".
   
   2
   
   Из полумрака выплыло что-то, будто привидение, облаченное в широкий, потрепанный плащ. Лугин, наверное, не видел этого. Он стоял вполоборота, держа в правой руке огрызок ружья. А что-то, покачиваясь, неумолимо наплывало из холодной синей тени. Ирина прижалась к стене, трогая Сергея за рукав, прошептала:
   
   - Там, Серж, справа! Что-то на нас справа!
   
   Он бросил беглый взгляд в сторону арки и ответил:
   
   - Тш-ш! Просто закрой глаза.
   
   Красина прикрыла веки и снова подняла их. И как же можно так будто улитка, спрятаться, забиться в скорлупу, да глупо надеяться, что тебя не заметят, не раздавят? Уже через несколько секунд, она поняла: нечто вылетевшее из темноты под красные блики света - человеческое тело. Только не в прозрачной упаковке, а в какой-то пузырчатой гадости, смутно повторявшей форму и цвет одежды. Полный маразм. Будто кадры из глупого и страшного голливудского фильма. Тело остановилось. Вдруг рывок, и пузырчатая оболочка разорвалась, шлепнулась на пол, как надувной матрац. На тросике висит, болтается как на бесовских качелях обнаженный мужчина. Судя по сморщенному лицу, старик. Голова блестящая лысая, во рту видно шесть-семь желтых зубов - жуть замогильная.
   
   Мичман на движение подвешенного тела не отвлекался. Тяжелые шаги кафравцев звучали близко. Почти все освобожденные переселенцы успели убраться с глаз: некоторые нырнули в ниши, один вместе с участковым Кирюхой шмыгнул за металлическое устройство, похожее на варочный котел, только с множеством трубок и пластиковым шаром сверху. Замешкались лишь худощавый, так и не успев извлечь из-под слоев пленки пистолет, и военный, толком еще не очухавшийся и в непонимании вертевший головой.
   
   Лугин вдруг вспомнил, что не проверил обрез. Какое непростительное шалопайство! Заряжен - нет? И если заряжен, то чем? Может в патронах утиная дробь. Таким стрелять, все равно, что пыль попусту гонять. Времени на возню с оружием не оставалось. За коричневым наплывом появился инопланетянин. Три метра крепкой широченной плоти. Карем-кафравц, мать его. Такого валить только с крупнокалиберного пулемета, сейчас бы "Корд" с его дикой мощью. И то возьмешь ли? Пластины из похожего на кость или керамику материала закрывают торс - никак броня. Ноги прикрыты рубчатой тканью. В лапах блестящая трубка. Что за хрень? Неизвестное всегда кажется страшнее, чем есть на самом деле. Сейчас прочь все страхи. Поведешься на игру нервов, мандраж или панику, так сразу нежилец, тогда лучше и не браться за оружие, лучше сразу лапками кверху. И есть одна радость: звериная башка не убрана шлемом. Это уже шанс, и вовсе немаленький.
   
   Мичман навел стволы на ухо, вернее на щель сбоку здоровенной репы, обтянутой пупырчатой серо-зеленой кожей. Возможно, там, где органы слуха, инопланетная природа не заложила черепных костей. Палец плавно выбрал холостой ход спускового механизма. Рука потела и подрагивала - все-таки нервы брали свое, как ни храбрись. И стрелять сейчас нельзя, нужно дождаться пока чудовище сделает еще четыре-пять шагов.
   
   - Люди, не надо прятаться, - раздался низкий ворчливый голос, почти без акцента воспроизводивший русскую речь. Ишь как на языке Толстого и Пушкина лопочет, словно весь насквозь родной. Только от этого еще неприятнее.
   
   Говорил точно не первый карем-кафравц: пасть его не разомкнулась. Значит этих чертей не меньше двух. А вот и второй: росточком пониже, в плечах меньше размахом, с более выпуклым горбом и узкой рожей. Ноздри - розовые мокрые отверстия вздрагивают, втягивая воздух. Сволочь! Тебе бы заткнуть носопатку из дробача свинцом. Сейчас оформим. Ну, иди, иди! Еще пяток шагов. Мичман взял его на прицел, но, подумав, снова перевел стволы на рослого. Больше неприятностей следовало ожидать от него. Если эта гора мышц разойдется - роту спецназа голыми руками передушит, не то что их нескольких сирых и убогих жертв целлофановых пеленок.
   
   - Не надо бояться, люди, - прорычал второй, поднимая в лапе штуковину, похожую на перевернутый утюг.
   
   "А мы и не боимся, - мысленно ответил Сергей, поджимая спусковой крючок". Только Ирина, касаясь его спины, подрагивала и никак не давала точно выцелить. Одно мичмана беспокоило все-таки особо, если патронов в обрезе нет, курки щелкнут впустую. Вытащить из кармана патроны и зарядить, вряд ли у него останется время.
   
   Палец дошел до роковой точки, за которой или грохот порохового заряда, или предательский щелчок. Мякушев опередил Лугина: из дальнего конца зала хищно затрещал АКС. Ничего не скажешь, молодец мент! Короткая очередь точняком, без разброса в рожу карем-кафравца. Какая оказия, у этих скотов кровь тоже красная! Лопнула лоскутами пупырчатая кожа, ошметки мяса уделали глянцевую плитку. И выпуклый глаз превратился в багровую дырень. Вроде пули 5,45, а с пятнадцати метров лупят не игрушечно. Кафр на мгновенье вскинул лапы-клешни, то ли обращаясь к звездным богам, то ли цепляясь за воздух. Так и рухнул, издав прощальное "хря!" и отшвырнув к стене блестящую трубку. Выстрел Черновола получился скорее контрольным.
   
   Второй инопланетник заревел или заговорил на своем с таким не людским возмущением, что впору было заткнуть уши. И то не помогло бы: от его вопля пробирало до костей. Прежде чем Лугин, так и не стрельнувший в рослого, взял ревуна на прицел, тот задрал свой чудо-утюг. Здесь случилась жуткая дрянь: синеватый сгусток ударил в нишу, где затаился Черновол, с шипением прошелся по упакованным в пленку людям. Что случилось с ними, Сергей не видел из-за клубов густого дыма. А кафравец, не прекращая вопить, все шмалял, шмалал из "утюга" яркими плевками плазмы. Два или три ушли в простенок, проплавив на полметра пенолит. Худощавый, тот, что возмущался по заимствованию обреза, скатился на пол с прожженной спиной. Несколько человек, тех, что лежали в упаковках, пришли в себя, заорали, задергались, стараясь разорвать слои крепкой пленки. Но их истерику прекратили выстрелы кафравского оружия. В нишах на ближайшую пару минут разгулялся огненный ад.
   
   Обрез все-таки оказался заряжен. Скорее всего, дробью. Первый заряд ударил ниже шеи инопланетника - в горб и не порвал поблескивающую ткань. Второй угодил в правую часть головы, превращая ее в кровавое месиво, но не пробив массивный череп кафра. И милиционер в этот раз сплоховал, потеряв цель из-за дыма, собравшегося в проходе. Короткая очередь АКС ушла к световому пятну. Еще два выстрела, и калаш заткнулся, выплюнув последнюю гильзу. Но ферс-кафравца зацепило. Иначе чего бы этот уродец припал на одно колено, уже не вопя, а похрюкивая? Только у него, раненного, дури вести стрельбу хватило. "Утюг" выпустил ослепительный сгусток в направлении, где затаился Кирилл Мякушев. Почти одновременно с верхней ниши загрохотал "Стечкин" Черновола. Жив Тарас, каким-то чудом уцелел в пламени, метавшемся по целлофановым упаковкам. Бац! Бац-бац! Тупые пистолетные пули только рвали мышцы на звериной морде.
   
   Лугин, нащупав в кармане два патрона к обрезу. Схватил их влажными пальцами, но доставать передумал. Какой смысл опять дразнить космического тролля дробью? Даже если попадется жикан или добрая картечь, все равно ему, что в жопу клизма. Схватив в правую руку нож, мичман выскочил из укрытия. До инопланетника метров восемь, не больше. Всего дюжина быстрых длинных шагов. Вон черная, всклокоченная башка Тараса в клубах дыма. Наверное, у бородатого как и у милиционера кончились патроны. И чего так не вовремя, ведь в жирном магазине "Стечкина" их аж двадцать. Ну, давай Тарас, пальни еще разок - отвлеки неземного козла! Глаза Черновола с изумлением таращились на Сергея. И кафр уже поворачивал морду к нему. "Утюг" готов разродиться очередной порцией огненной смерти. Всего два прыжка. Или Денискин нож поможет, или всем кранты!
   
   Когда сталь рассекла зеленовато-серую кожу, мичман жалел об одном: коротковато лезвие, на таких чудовищ, увы, не рассчитано. Еще один рывок, глубже, изо всех сил, чтобы вены-артерии щедро брызнули кровушкой. Удар лапы кафравца отбросил Сергея к трупу худощавого. Лицо едва не вошло в его прожаренную до ребер спину. Отвратительно воняло горелым мясом. Еще в ноздри лез едкий дым горящих пленок и пенолита. Но на все наплевать. Главное: что с инопланетником?
   
   - Стоп всем! Забито - моя хреновина! - раздался вопль милиционера, выскочившего из укрытия.
   
   Теперь понятно, что с инопланетником: сдох. Иначе бы хитрец-Кирюха не стал выбегать в проход. С маленьким глоточком радости, мичман ощутил, как снова болит плечо, ребра и ушибленные об пол губы.
   
   - Ну, пострел! - добрым баском заметил сверху Тарас, и спрыгнул секундой позже, чем Мякушев добрался до ферс-кафравца. - Тогда труба моя, - он подошел к блестящей серебряно-золотым трубке с шишковатым расширением у конца. Обернувшись к Лугину, поинтересовался: - Не возражаешь, брат-головорез?
   
   - Да похрену, - Сергей поднялся на ноги. Немного пошатывало. Видать, в падении крепко приложился башкой.
   
   Из дальнего угла насторожено высунулся бледненький парнишка, тот, что назвался Володей Серафимцевым. За ним его белобрысый друг с "Вальтером" травматиком, не сделавшим ни одного выстрела. И военному свезло. Жив, хотя прятался в порядком пожженной плазмой нише. Китель его почернел от сажи и прогорел на рукаве, конечно, не от прямого попадания с "утюга" - от пламени хватившего пленочные упаковки. А худощавого, Ваньку и мужика в охотничьей разгрузке убило. Ваньку, так вообще сожгло наполовину. Это только что касалось, освобожденных из кафравского целлофана. Тех, что не успели распаковать, спалило почти всех. Особенно в крайних нишах, где пленка успела соединиться с одеждой. Ведь там только пепел и черный, оплавленный пенолит. Оно и понятно: ферс-кафравц шмалял из чудо-оружия в Мякушева и от души прошелся по полкам, примыкавшим к дальней стене.
   
   Оглядев нож, Лугин стал на колено и тщательно оттер его от багряной жижи об штанину худощавого. Прости, мужик, сейчас не до маленьких человеческих приличий. Никто не знает, как все повернется через пять минут, и чем вообще закончится первая межзвездная прогулка для землян, после произошедшего здесь те же проклятые пять минут тому назад. Будет ли теперь для нас обещанный благословенный Фаргерт? Очень вряд ли. Пролилась первая кровь хозяев звездолета. Вот лежат они: два громадных трупа, изъеденных пулями, в которых наш страх, наша ненависть и наше бесконечное отчаянье. Двоих троллей правдами-неправдами завалили, теперь хозяева имеют право мстить. Возможно, уже скоро в местечке, названом Нововладимирском, наступит тот же огненный ад, который бушевал на полках с упакованными в пленку людьми. Только ад другого масштаба. И не полсотни, а тысячи, десятки тысяч переселенцев закончат свой путь, превратившись в черные косточки, затянутые спекшимся мясом. Виновными в таком беспределе следует считать нас. Только что оставалось нам делать? Смирно лежать в шелестящих пеленках и дожидаться своей участи: пока одежда на тебе не станет пузырчатой массой; пока ее не стряхнут в соседнем зале, и твое голое, висящее вниз головой тело, понесет в мясную рубку или черт его знает для какого еще употребления. С другой стороны, что мы знаем об инопланетянах, их настоящих замыслах? Вдруг, люди, завернутые здесь в кафравский целлофан, приготовлены вовсе не к смерти, а к каким-то необходимым медицинским процедурам? Может, каждый из них болен серьезной, пока непроявившейся болезнью, и кафравцы всего лишь хотели помочь? Их странноватый способ приготовления людей ко всяким процедурам мнится нам как нечто несусветно дикое и возмутительное. А вдруг это всего лишь их обычные приготовления, как в наших больницах переодевание в пижаму и тапочки? И если это так, то горе нам, пролившим первую кровь хозяев звездолета. В прочем, к чертовой матери такие мысли. Мы - люди, и чтобы совсем не сорвало башню, должны поднатужиться быть просто людьми.