Страница:
- Вот ключи, - носком туфельки Ирина подтолкнула к ней брелок, лежавший на кусочках стекла.
- Подожди чуть, в себя приду, - взяв ключи, Хитрова подняла голову и, размазывая кровь по щеке, посмотрела на идущих к ним парней.
- Эти... - Красина не могла подобрать подходящих слов. - Это Агиев. Говорила тебе или нет! Еще тот скот! Они нас не отпустят нас. Света, вставай! - она топнула ногой. - Ты соображаешь или нет? Они меня вчера чуть не задушили. Скорее или мы уже никогда никуда не поедем!
Светлана открыла дверь и плюхнулась на сидение. Несколько секунд она никак не могла попасть ключом в замок зажигания.
- Ничего не вижу, - шептала она, чувствуя резь в глазах и боль ниже ребер.
В голове стоял тяжкий гул, отдававшийся в висках и затылке ломотой. Пока Красина бегала за сумкой к ступенькам подъезда, Светлана попыталась протереть глаза. Пальцы были в крови, и стало только хуже - перед взором одна жгучая красная муть. Когда она все-таки вставила ключи и повернула их, Ира вернулась и дернула ручку передней двери. Дверь отчего-то не подалась, может, ее заклинило от удара.
- Заднюю открывай! - сказала подруге Хитрова, но та, наверное, не поняла ее или не расслышала за фырчаньем пустившегося двигателя. Сильнее и сильнее она дергала на себя неподатливую ручку.
Агиев с друзьями, догадавшись, что славная забава вот-вот ускользнет от них, опрометью бросились к машине.
- В заднюю лезь! - закричала Хитрова и тут же поняла, что Ирка с габаритным багажом не успеет погрузиться. Красина и раньше в некоторые особо ответственные моменты бесила ее своей медлительностью.
Дернув рычаг, Светлана нажала акселератор, круто беря с места. Колеса зашипели, выбрасывая фонтанчики пыли, запахло паленой резиной.
- Света! - Красина замерла. Выронила сумку и скруглила рот. Она не могла поверить, что лучшая подруга со школьных лет, бросает ее на расправу Руслану и его приятелям.
До парней, бежавших по тротуару и оравших что-то бранное было шагов двадцать. Хитрова поджимала педаль акселератора, одновременно контролируя тормоз: чтобы вписаться, чтобы не переборщить. Когда ее стремительный "Си-Макс" почти поравнялся с недругами Красиной, она резко вильнула рулем влево. Машина, подпрыгнув на невысоком бордюре, красной ракетой залетела на тротуар. От удара одного из парней отбросило в кусты, далеко до клумбы с цветами. Сам Агиев - его Света немного знала, пару раз прогуливаясь вместе с Красиной встречала во дворе - подлетел, словно вместо ног у него были пружины, и грохнулся на капот. Лицо его, небритое и злое, вжалось в лобовое стекло и оставило слюняво-розовый след. Мигом переключившись на заднюю, Хитрова снова нажала на газ, резко, решительно, без жалости. Руслана от рывка смахнуло с капота, а его товарищу, увернувшемуся первый раз от столкновения, теперь не повезло. Он лежал на боку, скорчившись, крича от боли в поломанной ноге.
Сдав назад до Иркиного подъезда, Хитрова сама потрудилась дотянуться до ручки задней двери.
- Быстро садись! - крикнула она.
Едва Красина зашвырнула в салон сумку и кое-как устроилась сама, Светлана продолжила движение задним ходом к арке-проезду между домами.
- Ты сумасшедшая, - проговорила Ирина, глядя на поднявшегося с асфальта Руслана. - Могла поубивать их, - она подумала, что тот парень, отскочивший от удара к цветочной клумбе, лежит до сих пор без движений и, может быть, мертв. От этой мысли Красиной стало нехорошо, ее даже немного затошнило. Откуда-то возникло ощущение, что все случившееся стало первым шагом в жуткую, неведомую нереальность. Что, независимо настигнет ли Голова Горгоны Землю или нет, весь прежний дорогой ей мир разрушился несколько минут назад, а Светкин автомобиль необратимо уносит ее от его меркнущих, разлетающихся осколков.
- Спасибо тебе, Ирочка, - левой рукой Света вытащила обломок бокового стекла, застрявшего между уплотнителей, и бросила его на дорогу. - Не ожидала такой отваги. Когда он мне по голове врезал, я думала, ты так и будешь стоять столбом и орать: "Караул, спасите!". А ты - молодец.
- А я, когда ты в машину села и понеслась со всей прыти, подумала: бросила меня на растерзание лучшая подруга! Если честно, чуть не уписалась от страха.
- Не надо так обо мне плохо думать, - Хитрова коротко глянула себя в зеркало и растерла по щеке кровь, никак не желавшую останавливаться. - Дай что ли платок.
- Сейчас, подожди чуточку, - Ира засуетилась, вспомнила, что платка с собой нет, и не могло быть, потому что она выскочила в домашнем платьице и в сумку забыла положить многие необходимые вещи.
Она расстегнула молнию, начала рыться в тряпках, которые Светка неаккуратно напихала ей в дорогу. Сверху в основном лежало нательное белье, и Красина не придумала ничего лучше, как заменить платок розово-голубыми трусиками.
- Ты сиди спокойно, я вытру, - она, держась за подголовник, подалась вперед и осторожно приложила ткань к Светкиной щеке. - Езжай потише, - попросила она, с опасением поглядывая на разорванную шишку между слипшихся от крови волос, и добавила:
- Тебе к врачу надо. Обязательно, Свет.
Хитрова повернула к Союзному проспекту, непривычно тихому и пустому, глянула в зеркальце на озаботившуюся подругу с пропитанными кровью трусиками в руке, усмехнулась, потом сказала:
- Времени на мелочи нет. Доедем до Кольцевой, там остановимся на десять минут. Зеленкой мне помажешь и забинтуешь. Аптечка в багажнике есть, - она поморщилась от боли. - Правда, с повязкой буду выглядеть дура дурой.
- У тебя может быть сотрясение, а ты рассуждаешь, как выглядеть будешь, - возмутилась Ирина. - К врачу надо.
- Нет, - отрезала Хитрова.
Несколько минут они ехали молча. Редкие машины, обгонявшие по левой полосе, на Красину нагнетали тревогу, будто бы Агиев или кто-нибудь из тех чертовых угонщиков мог увязаться за Светкиным Фордом в погоню. Ей казалось, что из какой-нибудь бешено мчавшейся легковушки высунется разбитая морда Руслана. А когда Ирина закрывала глаза, то перед мысленным взором всплывала сцена: красный "Си-Макс" на полном ходу врезается в бегущих по тротуару парней, и Красина спросила:
- Свет, как ты думаешь, тот, что отлетел с дорожки в кусты, выживет. Боюсь, мы убили его. Черт, так неприятно. С ума сойти!
- Не знаю. Мне все равно, что с ним. Это война, милая моя. Пожалуйста, усвой: или ты опередишь, или тебя... - она недоговорила - возле магазина на углу раздалась автоматная очередь, ей вторили глухие, басовитые выстрелы охотничьего ружья.
Хитрова пригнулась и прижала педаль газа.
- Видишь, во что превратилась Москва? - зло прошипела она, когда опасный перекресток, стрельба и крики остались позади. - И с каждым днем здесь будет хуже. Здесь сегодня ад без всякого девятого августа. А ты хотела остаться. На дорогах, говорят, тоже неспокойно, но сидеть на месте и ждать неизвестно чего - последняя глупость.
- Куда мы теперь? - Красиной сильно захотелось курить, от страха, от нервного напряжения, съедавшего ее из глубины груди и от внезапно нахлынувшей тоски. Кроме нейлоновой сумки с горкой барахла, все вместе с прежней жизнью осталось в ее квартире, в которую она даже забыла прикрыть дверь. - К Гомельской посадке? А, Свет?
- Нет, - после затянувшейся паузы отозвалась Хитрова. - Едем к Челябинску.
- Почему не к Гомелю?
- Потому, Ир, потому... Южнее Челябинска сел звездолет. Об этом стало известно три часа назад - знаю точно от Куренцова, а он из радиоканала военных. В новостях об этом пока молчат и, может быть, не скажут. До Гомеля ближе, но белорусы не всех пускают - это раз. Два - корабль, что под Гомелем, может взлететь в любую минуту. Он будто забит под завязку. Миллион с лишним взяли. И три - к Челябинску теперь легче проехать. Все, кто на личном автотранспорте ломанулись к Белоруссии, а большинство тех, что направлялись в Сибирь уже давно за Уралом. Пробки, конечно, есть, но они начинаются за Уфой. И бензин, я слышала, там легче достать.
- Как он сел под Челябинском? - Красина нахмурилась. - Россия же не подписала соглашения с кафравцами. Ну это, о передаче территорий. Президент наш с трибуны орал, что не поддастся на инопланетный грабеж. Они эвакуировать нас отказались.
- Да знаю я. Фиг поймешь, что там происходит сейчас в верхах родины-матери и в ООН. Мы раньше не могли понять их закулисные игры, а теперь тем более, - Хитрова вильнула рулем влево, обходя разбитый фургон. - Возможно, наши вожди раскинули мозгами и подписали соглашение. Хотя, что оно - пустая бумага. А может, их корабль ошибся местом посадки. Слышала, что он долго кружил над Казахстаном.
К Челябинску Ирине ехать совсем не хотелось. Челябинск был слишком далеко. Она знала из новостей, что твориться на уральских дорогах и не верила, что ей с Хитровой удастся одолеть и половину пути. Но главным образом не хотелось потому, что этот путь вел совсем в другую сторону от Балтийска, где остались мать и отец. Ирина все еще надеялась хотя бы поговорить с ними по телефону. Об Игоре Гончарове, своем не таком уж сердечном друге она почти не думала.
9
За дробовиком поехали сразу - утра ждать не стали. Да и не хотелось ни Лугину, ни Климентьеву ночевать безоружными в квартире при взломанной двери, куда в любой момент могла завалиться банда отморозков. И замученная до смерти девушка в спальне не делала жилище Дениса приятным местом даже для краткосрочного отдыха.
Вопреки опасениям, замок на гараже оказался цел, да и ворота, слава богу, никто не вынес, не разрезал "болгаркой" на железные лепестки. Света не было ни в гаражном кооперативе, ни во всем районе. Вырубили электроснабжение еще до одиннадцати. Только звезд сверкало на небе много-много, как в ту ночь под Рыбино, когда дед Матвей вытащил из кармана газету со статейкой об астероиде. И рядом не блестело под луной озеро с шелестящими на мелководье камышами, а вместо деревьев вокруг чернели призмы полумертвых многоэтажек. Редко в каком окне мерцал огонек свечи.
Денис загнал джип в гараж, выгрузил с заднего сидения вторую палатку, рюкзаки со всякой всячиной и разложил сидения. Ворота прикрыли и спали в машине, часто просыпаясь от выстрелов, остервенелого собачьего лая и голосов, поочередно ощупывая гладенький приклад "Бекаса".
Климентьев встал раньше мичмана, когда только расцвело. Открыл ворота гаража, впуская утреннюю свежесть, и принялся собирать с полок полезные вещи в дорогу. Интересовал его в основном инструмент: набор немецких ключей, дрель с десятком различных насадок, пассатижи, отвертки, ножовки с полотнами, тяжелый топор и кое-что из плотницкого арсенала - всего набралась столько, что на куске брезента образовалась тяжеленькая горка металла и пластиковых коробок.
- Прошареный ты, Дениска, - заметил Лугин, выйдя из машины. - Никак собираешься новый мир строить после девятого августа. Во, даже гвозди с винтиками не забыл, - он присел на четвереньки, перебирая запаянные в полиэтилен наборы крепежа.
- Угу, - отозвался аспирант, ковыряясь в шкафчике. - Обидно будет, если для нового мира не хватит какого-нибудь гвоздя. Ты не юродствуй: от этих мелочей зависит выживание. Кто сейчас угадает, во что через пару недель превратится мир. Может быть так, что этот гвоздак, - он зажал в замасляных пальцах ржавую семидесятку, - будет стоить очень дорого. Там банки с тушенкой, - он кивнул куда-то за емкость с тосолом. - Кидай в машину.
- Ну, ты буржуйская рожа, - Сергей нехотя встал. - И в детстве у тебя всегда конфеты водились. В портфеле. Как сейчас помню.
- Обязательно водились - чисто пацанячья заначка, - согласился Климентьев. - Оксанка поэтому со мной дружила, а не с тобой.
- Ах, вон в чем дело! - Лугин поднял коробку с консервами и едва удержал ее, согнувшись от смеха.
- Больше тебе скажу, - Денис обтер руку о тряпку и с мрачной серьезностью посмотрел на друга. - В восьмом классе я Оксанку так накормил шоколадом, что ее повело со мной целоваться.
Они рассмеялись вместе.
- Буржуй, может, кофе напоишь перед нашей офигенной дорогой? - спросил мичман, погрузив в багажник консервы и отобранные Климентьевым вещи.
- Липисдричества нет, - для верности Денис щелкнул выключателем. - Если хочешь, разводи "Шмеля".
Кофе они все-таки попили, закусив отвердевшей до неприличия колбасой "Столичная". Перед самым отъездом Лугин взял баллончик с нитроэмалью и намалевал на воротах гаража: "Прощай Москва! Вечная тебе память!". Выше вывел страшноватый крест.
Пока Денис покуривал на утреннем солнышке, Сергей смотрел на собственную надпись, жутко похожую на некролог - черными жирными буквами на темно-красных створках - и думал, что зря сотворил это дурачество. В этих мрачных граффити будто таилась то ли злая усмешка, то ли крикливое глумление над городом, который был все еще жив. А ведь по этому городу пока еще ходили хорошие и плохие люди, не сумевшие по разным причинам выехать на восток или запад, и не желающие верить, что скоро здесь все обратиться в мертвые руины.
Прежде чем направиться к Горьковскому шоссе, Лугин с Климентьевым решили дать крюка в Марфино, потом в Останкино. Если как следует потесниться, в джипе можно было организовать место для еще двух, а то и трех пассажиров. Однако, проехав по знакомым адресам, никого они не застали на месте. То Сергей, то Денис поднимались на этажи, стучали в двери (потому что город был обесточен, и не работали звонки) им отвечала мертвецкая тишина, в лучшем случае радио, твердившее что-то об инопланетных звездолетах. Не было ни Сорбиных, ни Андрюхи Ерофеева с Ленкой, ни шумной семьи Сафиных. И даже стариков Джамбуловых не было. Лишь на обратном пути заскочив в Богородское, и поднявшись пешком на шестнадцатый этаж, Климентьев достучался до профессора Данцева. Составить кампанию в бегстве на восток Григорий Сергеевич отказался. Он уже сидел на чемоданах, собираясь семьей к Гомелю на место посадки кафравского корабля.
- В Гомель бесперспективно, Григорий Сергеевич, - попытался убедить его Денис. - Разве не слышали, белорусы пропускают наших неохотно. Говорят, таким образом сводят счеты за цены на газ. Но если по чести, их тоже понять можно: сначала хотят устроить всех своих. А "свои" - все страна. И кафравцы... Эти черти ввели дискриминацию по возрасту. Слышали из новостей? Не вывозят никого старше тридцати двух. По их мутным понятиям даже Христа бы не взяли. В общем, крайне не советую - на Гомель только время потеряете, а его уже нет. Разумнее вас ехать с нами.
- Эх, Денис, - Данцев похлопал бывшего ученика по плечу. - За заботу спасибо. Молодчина ты - прибежал один из нашей молодежи. Но неужели думаешь, что профессор Данцев принимает решения от балды-папаньки?
- Даже в голову такого не приходило, - Климентьев чуть не поперхнулся, чтобы сдержать смех.
- Ты ж пойми, у меня железные связи с Национальной академией наук Беларуси. И оттуда уверенность, что я не останусь за бортом. Ждут друзья-белорусы. Зарезервировали места для моей семьи. С нами Хромов и Лучинский едет. Еще человек десять - пятнадцать из института. Кстати, завтракать будешь? - Григорий Сергеевич повернулся, помахивая ладонью, словно нагоняя на Климентьева крадущийся с кухни аппетитный дух. - Омлет с сосисками. А? Теперь когда такое отведаешь?
- Благодарю, Сергеевич, но откажусь, - аспирант мотнул головой. - Завтракали уже.
- А насчет Гомеля ты подумай, - настоял Данцев. - Для тебя и друга найдем места. Ответственно тебе втолковываю: Сибирь, Красноярск, Тунгуска - глупость чистой воды. Нигде на Земле не останется жизнепригодных районов. Дергать надо отсюда, вообще с планеты дергать, пока есть возможность.
- У меня мать, отец в Красноярске. И невеста туда вылетела, - хмуро заметил Денис.
- Ну тут уж... - профессор развел руками.
- Раз решили к Гомелю, поехал я, - Климентьев отступил к порогу. - Удачи, Григорий Сергеевич!
Данцев вдруг нагнал его и, проявив неожиданные чувства, обнял, шепча:
- Может, когда свидимся. Как бы хотелось! Как бы хотелось, чтоб на Земле пусть отчасти все было по прежнему: леса, реки, птички-бабочки и, главное, люди!
Больше в Москве задерживаться было незачем. До Владимира машину вел Лугин - больно ему не терпелось почувствовать "Лэнд Крузер" на ровной полупустой трассе, где педалька газа сама просится вниз. Когда мичман разгонялся за сто сорок, Климентьев назидательно осаждал его:
- Бензин зря палим. Сбавь, Серж. Сбавь, тебе говорю!
Помогало ненадолго, Лугин снова, может быть, неосознанно спешил прочувствовать мощь четырехлитрового движка. Только у поворота на объездную, когда Сергей остановился, чтобы отлить утреннее кофе в придорожных кустах, Денис вернул свое законное место за рулем. Дальше поехали тише, встречный ветер не так ретиво врывался в боковое стекло, разбитое под Туфаново пулей, и Лугин позволил себе выставить наружу ствол "Бекаса". По его военно-морскому мнению, демонстрация вооруженной силы в пути была полезной. Их Тойоту за Ногинском трижды поджимал покоцаный синий Крайслер с явным намерением остановить. А там только попробуй притормози. Даже Господь не знает, чем это обернется: в легкую можно остаться без топлива, без машины и жизнь заложить где-нибудь на грязной обочине, захлебываясь тепленькой кровушкой. Неприятная игра с Крайслером прекратилась, лишь когда Климентьев пальнул в воздух из дробовика. Подействовало. Образумились, отвалили.
Шипение асфальта под колесами разбавляли чудовищные пассажи "Апокалиптики". Они вырывались из динамиков сзади, и Сергею казалось, что "Лэнд Крузер" бежит, несется от неминуемого конца света, звучащему хором адских виолончелей, чернокрылой тенью налетающему на планету. Тень эта неторопливо и неумолимо движется с запада на восток, опустошая города, парализуя дороги и прорастая в сознании людей темными капиллярами безумия. Люди под этой проклятой тенью становятся марионетками, послушными чьей-то чужеродной воле, готовыми к любому лиходейству. Не только готовыми, а ищущими его, как пираньи, ощутившие кровь, мечутся в поисках свежего мяса.
Лугин вспомнил убитую девушку в квартире Климентьева. Из сумрака еще не сложившихся мыслей на него будто зыркнул ее глаз, похожий на кусочек дымчато-голубого стекла в распухшем лице. Мичман подумал, что не стоило так трусливо бежать из квартиры, а затаиться там до утра и наказать подонков, если бы те посмели появиться. Наверное, если бы он с Климентьевым сделал так - по чести и по зову сердца, и рядом с девушкой лег труп ее убийцы, ему, Лугину, стало бы решительно легче. Но с другой стороны, не значат ли эти мысли, что темные капилляры безумия уже проникли и в его мозг? Еще он задался вопросом: если человеческий мир охватила эпидемия помешательства и все катится под откос, с каждым днем кривее, хуже, то что будет с теми, кто выживет после девятого августа? Ведь те, выжившие, и он с Климентьевым, если им повезет, вряд ли смогут создать новый мир, гвозди для которого тряслись в багажнике джипа. Скорее все поуничтожают друг друга к чертовой матери. А немногих оставшихся доконает голод, беспросветные зимы и удушливая атмосфера. От цивилизации Homo sapiens - по существу непрочного сообщества голых обезьян - не останется ничего. Затем планета-могила перейдет в руки кафрафцев.
- Аспирант, объясни мне такую вещь, - Лугин покосился на Дениса, покачивавшего головой под сокрушительные ритмы "Апокалиптики", и сделал магнитолу тише. - На кой инопланетникам наша старуха-Земля после катастрофы? И зачем они так тужатся подписать дурацкие соглашения о передаче территорий?
- Это ты сунулся не по адресу. Откуда мне знать, что у них на уме, - Климентьев смотрел вперед, где за поворотом дороги виднелась вереница машин. - Сомнений нет, что они имеют виды на территории, но отчего, почему не могу сказать. Может чисто шкурный интерес - чего бы не перебрать, что плохо лежит. И почему бы не оформить официальной бумагой с подписями местных царьков. Может, эта бумага имеет какой-то особый смысл в их хреново-звездных мирах. Кстати, как я слышал из разглагольствований Нефедова, особо рьяно они добивались передачи территорий от России. Прямо так, что едва ли рубахи, вернее эти, скафандры на груди не драли в ООН - родины нашей, скоты, хотели. Вот на этот счет у меня соображения имеются.
- Ну, колись, - поторопил его Лугин, перекладывая ружье в другую руку.
- Просчитали они размеры катастрофы и врубились, что азиатская часть России в значительной степени уцелеет. Причем с большой кучей народа. А им этого как бы не надо. Они рассчитывают на планету в собственность целиком. Козлы-мутанты, блин, думают, сделают для вида доброе дело: вывезут непонятно куда часть населения, и мы им благоговейно в ноги кланяться будем. Ладно, похоже, там пробка, - он сбавил скорость до сорока.
- А я все думал, на кого похоже кафравцы. Какие-то уродские ассоциации вчера крутились в башке, аж разболелось в затылке. Сегодня понял: они напоминают мне ворон, слетевшихся на нечистый пир, в предвкушении человеческой гибели. Кафравцы... Это словечко созвучно со словом "катафалк". Тьфу, - мичман сплюнул на дорогу.
- Созвучно - поэт Цветик фигов, - остановившись позади "Газели" и ставшей посреди дороги "Волги", Денис открыл дверь и окликнул мужиков, что курили на противоположной стороне автострады. - Уважаемые, чего там впереди, не слышно?
- Колонна там, - отозвался белобрысый, задрав на лоб солнцезащитные очки. - Военные типа едут.
- Говорят, на трассу от Коврова свернули и тянутся через Вязники огромной колонной машин в несколько сот машин, - добавил его сосед. - Грузовики, БТРы, танки. Даже ракеты ПВОшные. Паскуды они, асфальт щас раздолбают до самого Новгорода. Дорога превратится в полную задницу. А на гражданских им ложить.
- На нас всем ложить. И президенту и правительству. Вот то лучше здесь не стоять. Лучше двигать в объезд, - красноухий старичок сдвинул панаму на лоб. - Можно тут взять к Александровскому и дальше по грунтовке.
Климентьев повернулся к Лугину и признал:
- Встряли мы часа на четыре. Может до вечера.
- Видишь там, - Сергей указал стволом вбок от изгиба дороги. - Вроде кафе какое. Машины рядом стоят - значит, работает. Пока время теряем, поехали, пообедаем.
- Дело говоришь, - Денис крутанул руль вправо, и направил джип по обочине к видневшемуся невдалеке заведению.
Чтобы выбраться на асфальтовую площадку, им пришлось дать метров двести полем и перевалить через канаву. Лугин побаивался, что внедорожник последнее испытание не пройдет - сядет на бугре задним мостом. Но японец не опозорил, с хищным ворчанием взрыл землю, сломал деревянное ограждение и выкатил на площадку в аккурат перед заведением из красного кирпича. В тени под тополем покоились четыре легковушки и микроавтобус с эмблемкой "VW". За ним еще дымил мангал, прямо на асфальте стояла миска с колечками лука, пропитанными мясной сукровицей.
Денис включил противоугонку, вытащил из сумки пачку сигарет, а к ремню прицепил охотничий нож. Мичман вышел из машины, прихватив дробовик. Молча они направились к распахнутым дверям под вывеской "У Кирюхи". Каждый где-то краешком сознания допускал, что в этой неказистой забегаловке при нынешних временах может поджидать любая неприятность.
10
В кафе под свойским названием "У Кирюхи" было людно и всех потной лапой давила духота. Кондиционер не работал - откуда в глухомани электричество, если его уже нет в столице. Сизые щупальца табачного дыма оплели мертвый вентилятор под потолком. За центральным столиком поселилась горластая компания: пять парней, в обнимку с ними две девицы, наверное, все - распаренные алкоголем пассажиры микроавтобуса. Трое мужиков лет сорока, потрошили воблу, облизывая пальцы и со вкусом посасывая пивко возле окна. Возле них крутился-вертелся какой-то хлыщ в цветастой майке и с идиотским пирсингом на губе, похожим на присыпанную стрептоцидом болячку. И рядом, и напротив столики тоже оказались заняты. Лугин прошел по залу до самого конца. Там имелось несколько свободных столов, уставленных грязными тарелками, стоявших, по всей видимости, давно и портящих воздух гадостным запахом.
- Не убирается что ли? - он поглядел на длинноволосого паренька, сидевшего на барной стойке.
- Ага, - согласился тот, гоняя между пальцев брелок с ключами.
- А как насчет перекусить? - Сергей заглянул в темный проем, где угадывались очертания кухонной плиты и кастрюль под оцинкованными призмами вытяжки.
Парнишка перемахнул через стойку, наклонился и вывалил рядом с кассой несколько пакетиков соленого арахиса и чипсов.
- Тыща рублев, - с откровенной наглостью заявил он.
- Слышь, мы не бурундучки из мультика, - Лугин неодобрительно нахмурился.
- А я тоже не Пиноккио, - на упаковку чипсов длинноволосый бросил полбулки черствого "Бородинского".
- Эй, Сашок, не дури людям мозги, - раздался голос из-за крайнего стола.
Климентьев обернулся и увидел двух мужчин, судя по лицам порядком захмелевших. Один, седоватый, покуривал, пусто глядя в потолок. На потном лице, посеченном мелкими морщинками, отражалась крайняя скука. Второй, возле которого лежал ПМ в расстегнутой полевой кобуре, Климентьеву пояснил: