Май Карл. Жут

   Я поднял его и перенес в кусты. Нож у него выпал; ружье он положил где-то рядом. Где он его оставил, я не знал. Халеф принес то и другое.
   Мы усадили его наземь, прислонив к стволу, и привязали так, что он обхватил дерево руками, заведенными за спину. Потом, сложив несколько раз полы его одежды, мы перетянули ему рот так, чтобы он не мог вытолкнуть мох языком. Так что, кричать он теперь не мог.
   – Порядок! – тихо заверил Халеф. – О нем позаботились как следует. Что будем дальше делать, сиди?
   – Продолжим наш путь. Слушай!
   Похоже было на звук шагов. В самом деле, мы услышали, что сюда кто-то шел. Похоже было, что он следовал туда, где сидел Суэф.
   – Кто бы это мог быть? – шепнул мне хаджи.
   Его глаза искрились от предвкушения схватки.
   – Только не торопись! – приказал я.
   Я снова пробрался в кусты и увидел Бибара. Его громадная фигура стояла возле дерева, за которым я прежде прятался. Я ясно видел его лицо. Похоже, он был изумлен, не найдя Суэфа, и теперь медленно двинулся дальше.
   – Черт побери! – шепнул я. – Еще десять или двенадцать шагов, и он увидит наших спутников, если глянет вниз, а так оно и будет. Подберемся тихонько к нему!
   Надо было быстро подкрасться к аладжи, и мне это вовремя удалось. Он поглядел на дорогу и увидел троих людей, поджидавших нас внизу. Тут же он сделал несколько шагов назад, чтобы его не заметили.
   Он пятился, не оборачиваясь, и расстояние между нами сократилось настолько, что я мог наброситься на него. Теперь было делом мгновения схватить его левой рукой за шиворот, а правым кулаком стукнуть по виску. Он рухнул, не испустив ни звука. Между тем Халеф уже стоял рядом со мной.
   – Его тоже связать? – спросил он.
   – Да, но пока не надо. Возьми его, он тяжеловат.
   Мы отнесли этого исполина к портному и тоже привязали к дереву. Рот его был прикрыт. Я раздвинул ему зубы сперва клинком, а потом рукояткой своего ножа. Мы отвязали его пояс и вместо кляпа заткнули им рот. Поскольку он был человеком очень крепким, нам понадобилось вдвое больше пут, так что ремней у нас теперь уже не осталось – лассо я не брал в счет, я боялся его потерять. Пистолеты и нож, найденные за поясом Бибара, мы сложили рядом с оружием Суэфа.
   – Теперь их осталось всего трое, – промолвил Халеф, – другой аладжи, Манах эль-Барша и Баруд эль-Амасат.
   – Не забывай торговца углем, который тоже здесь наверху.
   – Этого плута я не беру в расчет. Что эти четверо против нас двоих! Разве мы не хотим встретиться с ними в открытом бою и отнять у них оружие, сиди?
   – Это было бы слишком рискованно.
   – А зачем мы тогда поднимались сюда?
   – У меня не было определенного плана. Я хотел подкрасться к ним. Что мне делать, я бы потом решил.
   – Ладно, все само образовалось. С двумя уже справились, а с остальными ничего не можем поделать.
   – Я-то как раз могу с ними кое-что сделать. Да, попади нам только в руки еще один аладжи, тогда с остальными тремя быстро бы управились.
   – Гм! Если бы он тоже пришел сюда!
   – Разве что случайно.
   – Или… Сиди, есть у меня одна мысль. Нельзя ли его заманить сюда?
   – Каким образом?
   – А не мог бы этот Бибар позвать его?
   – Мысль недурная. Я несколько часов подряд разговаривал с аладжи и знаю их голоса. У Бибара голос хрипловатый, и я, пожалуй, сумею ему подражать.
   – Так сделай это, сиди!
   – Тогда нам надо занять место, где он не заметит нас, проходя мимо.
   – Мы легко выберем место где-нибудь за деревом или кустом.
   – Да, конечно, но удастся ли мне и на этот раз так же его оглушить?
   – Так двинь его прикладом!
   – Гм! Тут трудно соразмерить силу. Я могу убить его.
   – Да о нем не стоит горевать. К тому же у этих парней крепкие головы.
   – Разумеется. Что ж, попробуем!
   – Попробуем! Сиди, мне очень нравится, когда ты это говоришь.
   Он был весь огонь и пламя. Из этого парня вышел бы отличный солдат; в нем дремал герой.
   Мы тихо и осторожно пошли вперед, пока не достигли места, где росли рядом три высоких куста; среди них можно было спрятаться. Мы укрылись в кустах, и, подражая голосу Бибара, я негромко крикнул:
   – Сандар! Сандар! Иди ко мне!
   – Сейчас приду! – ответил он оттуда, где, как я ожидал, располагались остальные.
   Похоже, хитрость удалась. Я стоял наготове, держа в руке ствол ружья. Вскоре я услышал голос приближавшегося аладжи:
   – Где ты?
   – Здесь я!
   Я услышал, как он подходит к кустам. Теперь я даже видел его; он шел мимо нас, только не так близко, как нам хотелось. Однако раздумывать было некогда. Я выпрыгнул из-за кустов.
   Он тоже заметил меня. Всего секунду ужас удерживал его на месте; потом он хотел отбежать, но было поздно. Я двинул его прикладом так, что он рухнул наземь.
   У него с собой тоже не было ни ружья, ни чекана – лишь пистолеты и нож.
   – Удалось! – довольно громко воскликнул Халеф. – Как думаешь, много времени ему понадобится, чтобы прийти в себя?
   – Давай сперва посмотрим, что с ним. Любого другого такой удар мог убить.
   Пульс аладжи едва прощупывался. По крайней мере, ближайшую четверть часа можно было не беспокоиться, что он очнется.
   – Тогда незачем затыкать ему рот кляпом, – молвил Халеф. – Надо только связать его!
   Для этого мы воспользовались шалью, служившей аладжи поясом. Теперь нам и впрямь не надо было прибегать к излишней осторожности. Мы уже не крались, а шли вперед, хотя и довольно тихо.
   Так мы достигли места, где дорога внизу делала поворот. Здесь местность следовала этому изгибу, поэтому на скале образовался выступ, своего рода бастион, где эти парни расположились дозором. Здесь не было деревьев; росло лишь несколько кустов. За одним из них мы увидели сидевших на земле Манаха эль-Баршу, Бару да эль-Амасата и Юнака. Они говорили между собой, но не так громко, чтобы мы могли их понять, хотя мы и подобрались к ним очень близко.
   Место, выбранное ими, было весьма удобно для их замыслов. Они непременно увидели бы нас; топор, брошенный отсюда, конечно, размозжил бы человеку голову.
   Чуть позади них стояли пять ружей, составленных в пирамиду. Значит, и Юнак принес с собой ружье. Тут же лежали чеканы аладжи и кожаные пращи, принесенные Юнаком. Рядом с пращами виднелась кучка тяжелых речных голышей. Такой камень, пущенный уверенной рукой, мог, пожалуй, убить человека.
   Эти трое были уверены, что расправятся с нами. Они сидели почти на краю бастиона. Манах эль-Барша был всего в трех шагах от края. Если бы им пришлось убегать, они непременно промчались бы мимо нас. Ведь прыгать вниз было бы чистым безумием. Видно было, что они застыли в напряженном ожидании. Они постоянно поглядывали в ту сторону, откуда мы должны были появиться.
   Юнак говорил больше всех. По его жестикуляции можно было заключить, что он рассказывал историю с медведем. Прошло какое-то время, пока мы не расслышали первые сказанные им слова:
   – Надеюсь, все пойдет так, как вы хотите. Эти четверо способны на все. Только они приехали в мой дом, сразу повели себя как хозяева. И конакджи расскажет, как они обращались с ним. Они закрыли его на всю ночь в подвале вместе со всеми его домочадцами…
   – И он стерпел это? – воскликнул Манах эль-Барша.
   – А что ему еще оставалось?
   – Вместе со всеми домашними! Они не могли постоять за себя?
   – А вы что, дали им отпор? Нет, вы быстрехонько уехали прочь!
   – Из-за солдат, которые были с ними.
   – О, нет! С ними не было ни одного солдата; конакджи потом понял это.
   – Тысяча чертей! Если это было правдой!
   – Так оно и было! Они вас обманули. Эти парни не только дерзки, как дикие кошки, они еще и хитры, как ласки. Берегитесь, чтобы они не догадались о ловушке, устроенной им сегодня! Этот противный эфенди в чем-то заподозрил конакджи, да и против меня он тоже был настроен. Что-то долго их нет; они ведь уже должны были появиться здесь. Боюсь, как бы они ни догадались, что мы их здесь ждем.
   – Не могут они этого знать. Они непременно прибудут, и тогда они погибли. Аладжи поклялись, что заживо, не торопясь, разрежут немца на куски. Баруд возьмет на себя черногорца Оско, а мне достанется эта маленькая, ядовитая жаба, хаджи. Он такой же гибкий, как плеть; так пусть он поймет, что значат удары. Да не коснутся его ни пуля, ни нож; он умрет под плетью. Так что, ни одного из них нельзя убивать сразу. Аладжи не будут целиться в голову, да и я только оглушу хаджи. Заботясь о спасении души, я не стану его убивать. Но почему их так долго нет? У меня уже сил нет их ждать.
   Мне хотелось бы еще послушать их разговор; я надеялся, что они поговорят о Каранирван-хане. Но Халеф не мог дольше ждать. Манах эль-Барша так страстно хотел забить его до смерти плетью, что гнев его неимоверно разгорелся. Внезапно он вышел вперед, подошел вплотную к врагам и воскликнул:
   – Что ж, вот и я, раз у тебя сил нет ждать!
   Ужас, который вызвало его появление, был невероятным. Юнак воскликнул и, защищаясь, выставил руки вперед, словно увидел перед собой привидение. Баруд эль-Амасат вскочил с земли и отсутствующим взглядом уставился на хаджи. Манах эль-Барша тоже подпрыгнул, словно подброшенный пружиной, но он быстрее других пришел в себя. Его черты искривились от злости.
   – Собака! – прорычал он. – Так вот ты! На этот раз вам ничего не удастся! Теперь ты попал мне в руки!
   Он попытался вытащить из-за пояса пистолет, но выступавший винт или спусковой крючок, очевидно, зацепился. Он достал оружие не так быстро, как хотел. Халеф уже целился в него и приказывал:
   – Убери руки с пояса, иначе я застрелю тебя!
   – Ну, застрели одного из нас! – ответил, наконец, Баруд эль-Амасат. – Но только одного! Другой убьет тебя!
   Он вытащил свой нож. Но тут медленно, не говоря ни звука, вышел я; держа наготове карабин, я целился в Баруда.
   – Эфенди! И он здесь! – воскликнул тот.
   Он опустил руку, сжимавшую нож, и в ужасе метнулся назад. Невольно он задел Манаха эль-Баршу; от сильного удара тот отлетел на край скалы. Хватаясь руками за воздух, Манах поднял ногу, пытаясь найти опору, но лишь окончательно потерял равновесие.
   – Аллах, Аллах, Алл!.. – прорычал он и перевалился через край скалы. Послышалось, как где-то внизу глухо ударилось его тело.
   Сперва никто, даже я, не проронил ни звука. Это был момент ужаса. Пролетев пятьдесят футов, он непременно разбился!
   – Его направил Аллах! – воскликнул Халеф; его лицо стало смертельно бледным. – А ты, Баруд эль-Амасат, ты – палач, сбросивший его в пропасть. Брось нож, иначе полетишь вслед за ним!
   – Нет, я не брошу его. Стреляй – иначе отведаешь мой клинок! – ответил Баруд.
   Он наклонился, готовясь к прыжку, и замахнулся ножом для удара. Для Халефа это был достаточный повод, чтобы стрелять. Но он этого не сделал. Он быстро шагнул назад, перевернул ружье и встретил врага ударом приклада, свалившим того с ног. Баруд был обезоружен и связан собственным поясом.
   Теперь осталось справиться лишь с Юнаком, торговцем углем. Этот храбрец все еще сидел на том же месте, что и прежде. Если при появлении Халефа он был невероятно напуган, то все, что потом произошло, лишь удесятерило его страх. Он протянул руки ко мне и взмолился:
   – Эфенди, пощади меня! Я вам ничего не сделал. Ты знаешь, что я ваш друг!
   – Ты – наш друг? Откуда же мне это знать?
   – Ты ведь знаешь об этом!
   – Откуда?
   – Ну, вы же оставались этой ночью у меня. Я Юнак, торговец углем.
   – Я в это не верю. Ты, правда, очень похож на него, особенно в мелочах; ты точно такой же грязнуля, как он, но ведь ты же не он.
   – Это я, эфенди, это я! Ты же видишь это! А если не веришь, спроси своего хаджи!
   – Мне незачем его спрашивать. У него глаза не лучше, чем у меня. Торговца углем здесь быть не может, ведь он ушел в Глоговик, чтобы купить соли.
   – Это была неправда, господин.
   – Мне сказала это его жена, а ей я верю больше, чем тебе. Если бы ты и впрямь был Юнаком, нашим хозяином, то я, памятуя о том, чем тебе обязан, обращался бы с тобой мягче, чем с другими. Но раз доказано, что ты не можешь быть этим человеком, значит, тебя ждет такое же строгое обращение, как и твоих сообщников; они задумали нас убить и потому поплатились жизнью. Так что, ты будешь повешен рядом с ними на одном из этих красивых деревьев.
   Эти слова подняли его с места. Он подпрыгнул и вскричал в страхе:
   – Эфенди, ничего, совсем ничего не доказано. Я в самом деле Юнак; я тебе расскажу обо всем, что случилось в моем доме и его окрестностях; я вспомню все, о чем мы говорили. Ты ведь не повесишь человека, который так радушно тебя принимал!
   – Ладно, об этом радушном приеме я умолчу. Но если ты и впрямь Юнак, как же получается, что ты здесь, а не в Глоговике?
   – Я… я хотел… хотел раздобыть здесь соль!
   – Ах! А почему ты нам солгал, сказав, что пойдешь в другую сторону?
   – Потому… потому… – залепетал он, – я только в пути передумал и решил направиться сюда.
   – Не лги мне! Ты пришел сюда, чтобы тебя не обманули при дележе добычи. Ты все горевал, что у тебя погибла лошадь и придется идти пешком.
   – Эфенди, это только конакджи мог тебе сказать! Наверное, этот человек, оболгал нас всех и рассказал тебе все?
   – Смотри же, задавая вопрос, ты поневоле признался! Я знаю все. На меня собирались здесь напасть, хотя тебе самому не нравилось это место. Что ж, ты одолжил нашим врагам пращи. Если бы нападение не удалось, нас заманили бы в Пещеру Сокровищ и убили бы в ней.
   Он опустил голову и промолвил, что я узнал это от конакджи, а я не стал оспаривать его мнение.
   – Говори же, отвечай! – продолжал я. – Лишь от тебя зависит, будет ли тебе так же худо, как остальным. Твоя судьба сейчас в твоих собственных руках.
   После некоторого раздумья и внутренней борьбы он сказал:
   – Не можешь же ты поверить, что план убить вас придуман мной. Эти люди давно уже его оставили.
   – Разумеется, я знаю это. Но ты, наживы ради, тоже решил разделить их компанию. Не станешь ведь ты это отрицать?
   – А, может, конакджи замышлял против тебя куда худшие вещи, чем я?
   – У меня нет привычки, вынося приговор, считаться с мнением других людей. У меня есть свои глаза и уши. И они говорят мне, что ты, хоть и не зачинщик этого покушения на меня, но ведь тоже из этой же тепленькой компании. Впрочем, мне некогда заниматься тобой. Положи нож на землю! Хаджи свяжет тебя.
   – О, нет, нет! – вскрикнул он боязливо. – Я сделаю все ради тебя, только не вешай меня.
   – Уж не знаю, что ты ради меня сделаешь. По мне, так вообще нет никакого прока сохранять тебе жизнь!
   Холодный тон, которым я произнес эти слова, лишь усилил его страх, а когда Халеф достал нож из-за разодранного в клочья пояса, он воскликнул:
   – Я могу вам и впрямь помочь, эфенди, я могу!
   – Как это?
   – Я расскажу тебе все, что знаю.
   – В этом нет надобности. Меня подробно об этом известили. Я не буду с вами долго разбираться. Оба аладжи и Суэф тоже находятся в наших руках. Вот уж не понимаю, почему именно к тебе я должен проявить снисхождение. Ведь пожелал же ты, чтобы медведь всех нас сожрал.
   – Какой плохой человек, этот конакджи! Он все выдал, каждое слово! А без него ты не нашел бы дорогу сюда и не напал бы на нас. И все же мой совет тебе пригодится.
   – Какой совет?
   Он вновь задумчиво потупил глаза. В его чертах отражалась борьба между страхом и коварством. Если он и впрямь решил угодить мне, то ему надо предать углежога, своего родича. Может быть, он придумывал какую-то увертку, чтобы выпутаться из своего теперешнего стесненного положения. Через некоторое время он очень доверительно посмотрел на меня и промолвил:
   – Твоя жизнь находится в крайней опасности, а ты не подозреваешь об этом, эфенди. Беда, грозившая тебе, пустяк по сравнению с тем, что тебя ожидает.
   – Ах! Как так?
   – Ты и впрямь сохранишь мне жизнь, если я скажу тебе об этом?
   – Да, но я не верю, что ты скажешь нечто новенькое.
   – О нет! Я уверен, что ты не догадываешься об опасности, грозящей тебе. А ведь именно конакджи заведет тебя на смерть.
   – Ты решил ему отомстить, оболгав его?
   – Нет. Он не знает, что я знаю, и остальные тоже не знают. Они лишь догадываются, что еще кто-то стремится отнять у вас жизнь. Только Мубарек знал об этом, но он теперь мертв.
   – Так говори же и побыстрее, ведь у меня нет времени.
   – Чтобы спасти свою жизнь, надо бы всегда располагать временем, эфенди. Не правда ли, ты ищешь Жута?
   Я кивнул.
   – Ты его самый заклятый враг. Старый Мубарек посылал к нему гонца, чтобы предостеречь о твоем появлении. Он также поведал, что вы его преследуете, но он, увлекая вас за собой, заманит вас прямо в руки Жута. А вот остальные, с которыми вы здесь справились, рассчитывали, что вы станете их добычей. Они устроили вам засаду, но вы ее счастливо избежали. Тем временем Жут отправился в путь; он пустился наперерез вам. Он уже поблизости, и вы погибли, если мы с моим шурином, углежогом, не спасем вас.
   – Но ведь твой шурин тоже стремится отнять мою жизнь!
   – До этой минуты стремился, ведь он тоже сторонник Жута. Но если я скажу ему, что вы спасли мою жизнь, хотя я был в ваших руках, то вражда его превратится в дружбу, и он приложит все силы, чтобы вас спасти. Я сам проведу вас в горы той дорогой, где вы уж наверняка избежите опасности.
   Этот человек, столь же трусливый, сколь и коварный, придумал премилый план. Он задумал завлечь меня к углежогу, а там мы наверняка погибли бы, если бы доверились ему. Я сделал вид, будто и впрямь ему верю, а потом произнес:
   – Так ты знаешь Жута?
   – Конечно; он часто бывал у меня.
   – А ты у него?
   – Несколько раз.
   – Где же он живет?
   – Наверху, в Оросси. Он – вождь миридитов, и власть его велика.
   – В Оросси? Мне говорили, что он живет в Каранирван-хане.
   Юнак заметно испугался, едва я произнес это название, но затем покачал головой и ответил, улыбаясь:
   – Тебе сказали, чтобы сбить тебя с толку.
   – Но ведь есть место с таким названием?
   – Я не помню такого, хоть знаю все здесь вдоль и поперек. Поверь мне, я говорил с тобой честно и откровенно.
   – В самом деле? Посмотрим! Далеко отсюда до твоего шурина?
   – Верхом всего четверть часа. Ты прибудешь в просторную, круглую долину, которую называют долиной Развалин. Если, въехав туда, ты повернешь направо, то вскоре увидишь дымок, что курится над костром, где он выжигает уголь.
   – И ты проведешь нас к нему?
   – Да, и ты узнаешь о нем куда больше, чем я сумею тебе рассказать. Ваша жизнь зависит от того, поверишь ты мне или нет. Ладно, делай, что хочешь!
   Халеф закусил нижнюю губу. Он с трудом сдерживал ярость, видя, что его считают таким легковерным. Я же, очень дружелюбно глядя на этого мошенника, доверительно кивал ему и отвечал:
   – Вполне вероятно, что ты говоришь нам правду. Но ведь мне надо убедиться, честен ли ты?
   – Убедись, эфенди! – воскликнул он радостно. – Ты увидишь, тебя я не обману.
   – Ладно, подарю тебе жизнь. Но все равно мы тебя свяжем на какое-то время.
   – Для чего?
   – Чтобы остальные не заподозрили, что ты нам признался. Пусть они думают, что тебя ждет та же участь, что их.
   – Но ты дашь мне слово, что развяжешь потом меня?
   – Обещаю тебе, что очень скоро ты снова будешь свободен и тебе нечего опасаться нас.
   – Так связывайте меня!
   Он протянул руки. Халеф снял его пояс и связал ему руки за спиной.
   – Теперь подожди-ка здесь с этими двумя, – сказал я хаджи. – Я пойду, чтобы позвать спутников.
   Баруд эль-Амасат все еще лежал без сознания. Удар Халефа был очень сильным.
   Я вернулся тем же путем, каким мы шли сюда. Повода обследовать местность не было. Допрос Юнака не принес желанного успеха, ведь я намеревался узнать что-то наверняка о Жуте и Каранирван-хане. Правда, я мог отхлестать его плеткой, чтобы выбить признание, но мне этого не хотелось. Я надеялся, что и так добьюсь своего.
   Я отыскал Сандара. Он все еще лежал без сознания, однако пульс его стал биться сильнее. Тогда я пошел туда, где были привязаны Бибар и Суэф. Оба очнулись. Когда аладжи увидел меня, он зло засопел, уставился на меня налитыми кровью глазами и, собравшись с силами, попытался сбросить путы – напрасно!
   – И не старайся! – сказал я ему. – От судьбы не уйдете. Смешно, что такие люди, как вы, у которых ни капельки ума в голове, вздумали тягаться с франкским эфенди. Я доказал вам, что ваши затеи – всего лишь глупые мальчишеские выходки. Я полагал, что вы хоть когда-нибудь поймете, как вы глупы, но мягкость моя была напрасна. Теперь, наконец, наше терпение иссякло, и вы получите, что готовили нам – смерть. Вы ничего иного не хотели.
   Я знал, что нельзя сильнее уязвить аладжи, чем назвав его глупцом. Разумеется, толика страха перед смертью ему не помешала бы. Потом я подошел к краю скалы и увидел своих спутников.
   Оско заметил меня и окликнул:
   – Это ты, сиди! Слава Аллаху! Тут все пока хорошо!
   – Ладно. Развяжите конакджи; пусть он карабкается наверх. Ты пойдешь за ним следом и захватишь с собой все ремни или шнуры, что у вас есть. Омар пусть останется с лошадьми.
   Вскоре оба поднялись наверх; впереди шел конакджи. Я встретил его, потрясая револьвером:
   – Предупреждаю тебя: и шага не делай без моего позволения. Повинуйся мне во всем, иначе я тебя застрелю.
   – Почему, эфенди? – испуганно спросил он. – Я ведь в самом деле не враг тебе. Я ни о чем не знаю и вел себя внизу очень спокойно.
   – Не надо бесполезных слов! Еще у тебя дома я точно знал, чего мне ждать от тебя. Тебе ни на миг не удалось меня обмануть. Сейчас игра окончена. Вперед!
   Мы пошли к краю скалы, где Халеф стоял над двумя пленниками. Баруд эль-Амасат уже пришел в себя. Когда конакджи увидел обоих, он проронил крик ужаса.
   – Ладно, это Юнак или нет? – спросил я его.
   – Аллах! Это он! – воскликнул проводник. – Как он сюда попал?
   – Так же, как ты, только поднялся сюда раньше. Возьми Баруда эль-Амасата и неси его. У Юнака ноги не связаны, он может следовать за нами. Вперед!
   Вслед за нами мошенники проследовали к Бибару и Суэфу. Взгляды, которыми они обменивались, были более чем красноречивыми; однако они не проронили ни слова.
   Оско взял с собой несколько ремней. Кроме того, мы сняли с Баруда эль-Амасата кафтан и разрезали его ножом на длинные полосы, свив их в веревки; ими мы связали Баруда и Юнака. Потом мы направились к Сандару, который, похоже, как раз приоткрыл глаза. Он пыхтел, как дикий зверь, и, извиваясь, словно змея, пытался выбраться из пут.
   – Спокойно, мой дорогой! – улыбнулся Халеф. – Если мы кого-то поймаем, то держим его крепко.
   Этого аладжи тоже отправили туда, где находились остальные. Деревья росли там близко друг к другу; мы привязали пленных к стволам, закрепив их так, чтобы они не могли выпутаться. Конакджи, с которого я снял веревки, чтобы перенести остальных, в конце концов, тоже дождался своей очереди.
   Мы сняли с них кляпы, чтобы они могли поговорить, но они предпочитали вести себя, словно воды в рот набрав. Я увидел, что Халеф приготовился прочесть им в назидание проповедь, но я прервал его, попросив принести все оружие, собранное у пленных.
   Когда все оружие было сложено вместе, образовался небольшой, но внушительный арсенал.
   – Они хотели использовать это оружие против нас, – сказал я. – Сейчас это – наша законная добыча, которой мы распорядимся, как хотим. Мы уничтожим его. Ломайте приклады ружей и пистолеты, а стволы их гните чеканами!
   Никто быстрее Халефа не занялся этим. Затем были сломаны ножи, и, наконец, я своим гайдуцким топором расправился с чеканами обоих аладжи. С неописуемыми гримасами хозяева оружия наблюдали за расправой. Впрочем, они молчали и теперь. Лишь Юнак воскликнул, увидев, как ломают его ружье:
   – Стой! Это же мое ружье!
   – Теперь уже нет, – ответил Халеф.
   – Но я же ваш друг!
   – И именно лучший из всех, кто у нас есть. Не беспокойся! Обещание, которое дал тебе эфенди, будет исполнено.
   И теперь он обратился к остальным с выражением лица, позволявшим предположить, что он намерен произнести одну из своих знаменитых речей. Я махнул ему, приказывая следовать за мной, и удалился из поля зрения пленников.
   – Господин, почему я не вправе говорить с ними? – осведомился Халеф.
   – Потому что в этом нет нужды. Когда мы уходим от них, не сказавши ни слова, мы сильнее пугаем их, чем произнося пространные речи.
   – Ах вот как! Мы уходим?
   – И не вернемся назад.
   – Аллах! Здорово! А разве ты не доставишь мне удовольствия поведать им, за кого я их принимаю?
   – Они уже знают это.
   – Но им придется исчахнуть от голода или изныть от жажды? Ведь сами они не освободятся от пут. А, впрочем, ты дал обещание Юнаку, что развяжешь его! Ты не хочешь сдержать свое слово?
   – Нет! Не беспокойся за них! Углежог знает, где их искать, и в самое ближайшее время избавит их от беды.
   – Мы поедем к нему?
   – Да.
   – Одно мгновение, сиди! Должен же я сказать им хоть слово, иначе умру от досады.
   Он поспешил назад, к пленникам, а я последовал за ним, чтобы помешать ему сделать какую-нибудь глупость. Он расположился перед нашими врагами и заносчиво произнес: