Май Карл. Жут

   Он спросил меня:
   – Ты думаешь, они нападут сегодня ночью?
   – Да. Их двенадцать вместе с разведчиком. Возможно, они послали за подкреплением, и тогда наше положение станет очень тяжелым.
   – Я не боюсь, сиди!
   – Я знаю, милый Халеф, но у меня странное ощущение на душе. Мне кажется на этот раз все кончится плохо.
   – Не беспокойся! Сколько раз мы оказывались в худших переделках и все равно выбирались из них. Так будет и сегодня. Мы будем ждать нападения курдов или сами набросимся на них?
   – Пока не знаю. Ведь отрядом командует Амад эль-Шандур.
   Мы стали подниматься к гробнице. Еще издали мы заметили пламя громадного костра.
   – Какая неосторожность! – вырвалось у меня.
   Увы, Амад эль-Шандур опять не внял нашим советам:
   – Ты не нашей веры, – были его слова. – Когда правоверный мусульманин идет на поводу у христианина, он всегда терпит неудачу. Я хочу мести, я хочу крови, и моя воля свершится.
   – А я хочу любви и примирения. Мы еще посмотрим, чья воля принесет лучшие плоды!
   Я увидел, что все мои старания напрасны, и вернулся к спутникам. Мы улеглись в зарослях, чтобы лазутчик нас не заметил. Прошло около четверти часа. Донесся шум скатившегося камня. Потом раздались тихие шаги. Через несколько шагов мы увидели его. Едва он поравнялся с нами, как руки англичанина обвили его шею; он не успел произнести ни звука.
   – Если ты хоть раз громко вскрикнешь, я заколю тебя, – сказал я, приставив к его груди острие ножа. – Отвечай на мои вопросы, только тихо! Ахмед Асад остановился внизу, в долине?
   Он промолчал. Я надавил ножом.
   – Господин, не убивай! – забормотал он. – Да, мы внизу.
   – Сколько вас человек?
   – Двенадцать.
   – Куда вы послали гонца?
   – К курдам племени джиаф.
   – Они же в полутора днях пути отсюда!
   – Да, до них, конечно, далеко, но это ближайшее место, где мы можем добыть муку и мясо. Мы прибыли сюда, чтобы свершить поминки, поэтому нам нужно раздобыть провиант.
   – Я не верю тебе. Вы хотите напасть на нас; я точно это знаю. Ты видишь, что мы охраняем подступы к горе. Кто приблизится, будет застрелен.
   – Господин, мы не хотим вам ничего сделать!
   – Молчи! Я лучше это знаю: я знаю все. Мы тоже прибыли ради поминок. Зачем нам сражаться друг с другом, когда месть уже свершена? Вставай, я отпускаю тебя! Ступай к Ахмеду Асаду, вашему главарю, и передай послание от меня. Я прошу вас о мире. Пусть оба племени почитают своих павших…
   – Нет, этому не бывать! – послышалось рядом. Из-за скалы показался Амад эль-Шандур. – Как ты можешь решать за нас, не спрашивая меня! Ты не имеешь право предлагать мир. Я бы вообще стыдился упрашивать о мире эту курдскую собаку! Этот курд наш пленник; ты мне его передашь!
   – Нет, этого я не сделаю. Я еще никогда не нарушал своего слова, настою на своем и сейчас. Он свободен.
   – Он не свободен! – воскликнул Амад эль-Шандур, хватая курда за руку. – Он мой, и клянусь Аллахом, что я…
   – Постой, не клянись! – прервал я его. – Тебе не сдержать своей клятвы.
   – Я сдержу ее и поможет мне в этом оружие!
   – Ты поднимешь его и на меня?
   – На любого, кто мне перечит!
   – Хорошо. Если дружба, благодарность, осторожность и рассудительность ничего не значат, то мне придется положиться лишь на крепость моего кулака. Ты знаешь его удар!
   – Что ж, попробуй ударить меня! Рискни! – пригрозил он, отпустив курда и взявшись за нож.
   Я размахнулся для удара, но тут же опустил руку, так как рядом с нами, из-за куста грянул выстрел, а потом еще один. Амад эль-Шандур тут же метнулся к скале. Курд убежал; из-за куста выбежали двое, замахиваясь ружейными прикладами на меня и англичанина.
   Не дожидаясь удара, я бросился навстречу одному из нападавших и изо всей силы врезал ему кулаком в левую подмышку. Он выпустил ружье, вскрикнул и, отлетев на пять-шесть шагов, свалился, как мешок.
   Тем временем другой незнакомец напал на англичанина, но тот успел уклониться от удара. Я стремительно прыгнул и схватил врага, а лорд вытащил у него из-за пояса нож и пистолет. Луна осветила его лицо, и я узнал курда – брата Гафала Габойи. В свое время я спас его от бедуинов; без меня его бы расстреляли.
   Другой нападавший, очнувшись от обморока, пустился наутек. Я не стал преследовать его, хотя англичанин кричал мне:
   – Этот мошенник убегает. Держите его, сэр Кара!
   – Пусть он бежит! – ответил я. – У нас куда более ценная добыча.
   – Кто это? Да это же пресловутый брат шейха!
   – Да. Быстро прячьтесь за скалу! Сейчас могут подойти другие курды! Помогите Амаду эль-Шандура!
   – Мне не нужна помощь; я могу идти сам, – ответил тот. – Ты виновен во всем, эфенди; я тебе этого никогда не забуду. Ты хотел ударить меня; теперь я ранен. Между нами все кончено и навсегда!
   Он поковылял от нас. Когда мы поравнялись с ним, то увидели Халефа и его сына, бежавших навстречу.
   – Сиди, мы слышали выстрелы. Что случилось? – крикнул хаджи.
   – На нас напали два курда, – ответил я. – Быть может, придут и другие. Спрячьтесь с сыном среди скал и стреляйте в любого врага, что приблизится к вам!
   Оба исчезли среди скал. Бедуины столпились вокруг раненого вождя и выкрикивали громкие угрозы. Я не обращал внимания на них, а разговаривал с курдом.
   – Вот я и во второй раз попался тебе в руки, о эмир.
   – Да, и это мне не нравится. Ты же сам тогда говорил, что обязан мне жизнью и честью; я стал твоим другом и братом, и все же ты выстрелил в меня!
   – В тебя? Ты ошибся. Мы послали разведчика; он не возвращался. Тогда мы отправились по его следам. Я увидел вас и услышал твой спокойный голос. Затем я увидел, как твой друг замахивается на тебя ножом; тогда мы выстрелили в него.
   – Стало быть, ты знаешь, что я не хотел сражаться с вами?
   – Да.
   – Хорошо! Ты мне по-прежнему как брат. Я отпускаю тебя на волю. Ты можешь идти.
   – В самом деле, эмир? – недоверчиво спросил он. – Но… но… но так… так никто не делает!
   – Разумеется, мусульманин нет, но ведь ты знаешь, что я христианин. Ступай ради Бога к своим. Скажи Ахмеду Асаду, что я хочу мира! Завтра утром я приду в ваш лагерь и поговорю с ним.
   – Ты рискнешь это сделать?
   – Тут нет никакого риска. Я не опасаюсь вас, хотя вас намного больше.
   – Ты тоже знаешь об этом?
   – Да. Ваш лазутчик солгал. Он сказал, что вы послали гонца за провиантом. На самом деле он приведет подмогу. Так, сколько вас будет?
   – Сто двадцать. Вы погибли.
   – А я тебе повторю, что я вообще вас не боюсь. Ступай и скажи об этом своим! Ваш поход легко может обернуться поражением.
   Он пошел; я попросил Халефа проводить его. Вскоре появился Амад эль-Шандур. Его бурнус был полон крови; выстрел пришелся в плечо.
   – Я не вижу курда! – гневно воскликнул он. – Где он? Кто его отпустил?
   – Я.
   – Эфенди, мне что, тебя убить? Эта собака стреляла в меня, а ты его отпустил! Ты видишь кровь на моей одежде? Она взывает к мести!
   – Он находился в моих руках, а не твоих. Я мог делать с ним все, что угодно. Если хочешь справиться с ним, вначале его поймай!
   Мое спокойствие импонировало ему, хотя он с трудом сдерживал свой гнев. Напоследок я сказал шейху:
   – Этот курд сказал мне, что мы обречены. Их отряд насчитывает не двенадцать, а сто двадцать воинов.
   – Сто двадцать? Это ложь!
   Я сделал вид, будто не расслышал оскорбления. На следующее утро – вопреки моим советам – Амад эль-Шандур повел бедуинов в сражение. Их войско замыкали Халеф с сыном.
   – Сиди, – крикнул он, – ты злишься на меня? Неужели Ханне, лучшей среди жен, придется услышать, что я трус? Хаджи Халеф Омар не опозорит свое имя.
   Он уехал. Со мной и лордом остался лишь Омар бен Садек.
   – А ты? – спросил я его.
   – Я не безумец, – ответил он. – Пусть меня считают трусом; мою гордость не уязвят эти люди.
   – Ты прав. Впрочем, ты, пожалуй, найдешь повод показать свою храбрость.
   Мы стали спускаться в долину, где уже началось сражение.
   – Если мы не поторопимся, курды перебьют наших бедуинов всех до единого. Вперед, вперед! – воскликнул лорд.
   Вскоре перед нами открылось поле брани. Нападение окончилось полной неудачей. Мы увидели лежащие тела убитых и раненых. Амад эль-Шандур спасался бегством от пятерых курдов. Еще один курд мчался за маленьким Кара бен Халефом; его отец безуспешно пытался им помешать.
   – Скорее к мальчишке! – крикнул я своим спутникам.
   Я настиг курда как раз в ту минуту, когда он взвел ружье, готовясь выстрелить в Кара бен Халефа. Я замахнулся «медвежебоем» и ударом приклада свалил врага с лошади. Он остался лежать бездыханный. Мальчишка был спасен. Я же поспешил на помощь Амаду эль-Шандуру.
   Когда я приблизился, он лежал на земле; оружия в его руках не было; Ахмед Асад заносил над ним нож.
   – Стой, не убивай его, иначе погибнешь сам! – крикнул я, направляя к ним своего коня. В ответ курд выстрелил. Я почувствовал себя, словно человек, сидевший на стуле, чьи ножки внезапно подломились. Пуля попала в Ри. Быстро вытащив ноги из стремян, я бросился наземь. Едва поднявшись и не обращая внимание на курда, я подбежал к Ри. Пуля попала ему в грудь; спасти его было уже нельзя. Мной овладела страшная ярость, которой я никогда не испытывал прежде. Я повернулся к курду, но тот уже в страхе ускакал от меня. Я хотел подстрелить его, но, к счастью, рассудок снова вернулся ко мне. Если бы я убил шейха курдов, я лишь сильнее разжег бы кровную месть. Его надо было схватить живым. Но как? Внезапно Амад эль-Шандур попытался подняться и, стеная, сказал мне:
   – О эмир, я что-то сломал себе, а твой великолепный Ри мертв. Возьми мою сивую лошадь и отомсти за нас Ахмеду Асаду!
   Лошадь прекрасно повиновалась мне; вскоре ударом приклада я свалил противника:
   – Ты застрелил моего коня. Ты знаешь, что такая лошадь стоит жизни сотни курдов. Теперь ты мой пленник. Если ты не станешь мне повиноваться, мой нож моментально настигнет тебя.
   Мы вернулись к скале, где лежал бездыханный Ри. Все говорили мне слова утешения. Внезапно Омар вскрикнул:
   – Чудо Аллаха, смотри, смотри, эфенди, он идет, он идет!
   – Кто, кто? – спросил я.
   – Твой Ри!
   Ри? Неужели он был лишь легко ранен? Я метнулся к Омару. Да, теперь и я видел, как, спотыкаясь и пошатываясь, медленно брел Ри. Из его груди стекала ручейком кровь. Сердце у меня разрывалось. Я подбежал к нему и руками обвил его шею, в то время как Халеф попытался остановить кровь. Конь дышал все медленнее; вот уже его язык замер; он испустил тихий вздох, судорожно дернулся… Теперь он был мертв.
   …Тем временем уцелевшие бедуины собрались возле меня. Недоставало двенадцати человек. Как мы узнали потом, шестеро из них погибли, остальные были взяты в плен. Курды тоже понесли тяжелые потери. Они попытались приблизиться к нам, но Халеф несколькими выстрелами остановил их. Тогда я вышел им навстречу и, подойдя примерно на сотню шагов, обратился к ним со словами:
   – Оставайтесь на месте. Мы взяли в плен Ахмеда Асада и брата Гафала Габойи и моментально убьем их, если вы будете враждебны с нами. Мы хотим заключить с вами мир, но я требую, чтобы нам выдали пленных, а также тела убитых для погребения. Кроме того, курды должны покинуть эту местность и дать мне двух персидских коней взамен убитого скакуна. Я даю вам четверть часа. Если вы не согласитесь с этими условиями, мы вздернем пленников на этом дереве.
   Вскоре курды отступили. Пленные бедуины направились к нам.
   Нам осталось лишь похоронить Ри, что мы и сделали на вершине скалы, близ могилы Мухаммеда Эмина. Настала печальная ночь. Я не мог сомкнуть глаз; Халеф и Омар тоже не спали; лорд непрестанно поносил бедуинов и их вождя. Хорошо, что они не понимали его! Рядом вскрикивал в бреду Амад эль-Шандур, призывая меня на помощь. Я обрадовался рассвету.
   – Сиди, мне так грустно, так горько, – сказал Халеф. – Я уже никогда не стану смеяться. Мое сердце преисполнено слезами, словно умерла сама Ханне, прекраснейшая среди жен.
   Я пожал ему руку, но не сказал ничего. Вместе с остальными мы стали спускаться в долину. В полдень мы отпустили наших пленных. Амад эль-Шандур, снова придя в себя, пожал мне руку и сказал:
   – Слава Аллаху, что ты со мной, сиди! Ты меня спас. Прости меня! Я хотел крови; ты хотел любви; я пролил свою кровь и отнял у тебя Ри; ты же снискал любовь всего нашего народа!
   Мы провели в здешнем краю еще четыре недели, пока Амад эль-Шандур не выздоровел. Наконец, пришла пора отправляться в путь. Англичанин поехал в Багдад, я – в Дамаск. Бедуины провожали меня полдня, а Халеф и его сын еще долго ехали рядом со мной.
   – Сиди, мой милый, дорогой сиди, – сказал Халеф, осушая слезы. – Да хранит тебя Бог… всегда, а… я… я не… могу… дольше говорить!
   Громко всхлипнув, он повернул лошадь и галопом понесся прочь. Я пожал его сыну руку и сказал со слезами на глазах:
   – Будь таким же храбрым и праведным человеком, как твой отец! Быть может, мы еще увидимся. Если будешь когда-нибудь в Курдистане, то поднимись на скалы, где мы были, и поклонись от меня Ри!
   Его губы дрожали; он хотел что-то ответить, но лишь молча положил руки на сердце и поскакал вслед за отцом…