Страница:
— Бродир! Корабли по правому борту! Посмотри туда!
— Это, должно быть, Сигтрюгг, — вглядевшись в корабли, сказал Бродир, — кстати он подошел. Но почему этот олух не свернул паруса?
Какое-то время он наблюдал молча.
— А, наконец-то догадались это сделать. Где парень, выдающий себя за скальда?
Голиас играл с дружинниками в кости. Ему, наверное, пришлось заложить свой нож. Я уже слышал, как он несколько раз просил, чтобы ему дали игральную кость. Его усердие себя оправдало: перед Бродиром он предстал в кожаной тунике и шлеме с перьями.
— Готов выполнить приказ, — отчеканил он, как бывалый вояка.
— Владелец вон тех кораблей, в отличие от меня, король, — сказал ему Бродир, — а мне еще только предстоит им стать. Но для этого надо потрудиться. Не я поплыву за ним вослед, а он за мной. Это не гордыня: тот, кто высадится первым, выберет лучшее место для лагеря.
— Так, ну и что же? — поинтересовался Голиас.
— Через пару часов мы подплывем к берегу: солнце как раз будет светить нам в лицо. Но они и так нас не заметят, если мы их значительно опередим. Дождавшись темноты, мы высадимся и займем гавань. Нам во что бы то ни стало нужно быть первыми. Ты сложишь песню, которая поможет гребцам вывести судно из воды на берег.
— А лиры у вас не найдется?
Бродир жестко усмехнулся.
— Скальд, которого мы взяли с собой, пел больше про женщин и про любовь. Это разнеживает воинов, заставляет их тосковать о доме… Я выбросил лиру за борт вслед за певцом, надеясь, что он использует ее как плот.
— Будет вам песня, — пообещал Голиас и вернулся к игре в кости.
Я был уже не прочь отдохнуть, когда дали команду сушить весла. Нужно было подвигать плечами, чтобы снялось напряжение. Вдруг кто-то шлепнул меня между лопатками.
— Нам дают только воду, но и ею можно промочить горло.
Я обернулся и увидел, что мой напарник протягивает мне кожаный мешок с воронкообразным наконечником. Вода была теплой и затхлой, но мне необходимо было утолить жажду.
— Похоже, сидишь на веслах ты не в первый раз, — заметил русоволосый бесшабашный малый, со шрамом в углу рта.
Я отер подбородок тыльной стороной ладони и приветливо усмехнулся.
— В такой дружной компании — впервые, — откликнулся я. По правде сказать, мои возможности не были вполне испытаны, и все же я чувствовал себя на высоте. Я хорошо потрудился вместе с этими ребятами, а они, похоже, были довольны мной. Мне захотелось, чтобы они меня полюбили.
— А поесть нам дадут, прежде чем мы поведем эту лоханку дальше? Кстати, мое имя…
— Шендон Серебряный Вихор, — опередил он меня, — я слышал твой разговор с Бродиром. Отчего ваш корабль затонул?
Пока я рассказывал ему все, что можно было рассказать о крушении, к нам подошло еще несколько человек. Тем временем раздали хлеб и соленую рыбу — все это мы проглотили, будто голодные волки. Гребцы разошлись по своим местам. Предстоял еще один бросок — и Бродир хотел, чтобы мы успели поразмяться. Возвращаясь на место, я заметил, что Голиас стоит, вглядываясь в даль. Я посмотрел туда же, но увидел только расплывающуюся в дымке вечернюю зарю.
— Это и есть Романия?
— Да, но ничего определенного пока нельзя сказать. Мы где-то возле северной части Длинного Полуострова. Возможно, я уже встречался с Бродиром, не могу, к сожалению, вспомнить, откуда он. — Согнав со лба морщины, Голиас ухмыльнулся. — Да, кстати, я выиграл для нас с тобой доспехи и оружие. Бродир пообещал нас одеть и вооружить, но к чему нам чьи-то обноски?
Я не сразу понял, куда он клонит.
— Послушай, — сказал я ему напрямик. — Вся эта заварушка нас не касается. Провоз я намереваюсь честно отработать, но покину корабль, едва мы войдем в порт. С какой стати я должен сражаться за Бродира? Не по нраву мне этот сукин сын.
Из осторожности я понизил голос, а Голиас и вовсе ответил мне еле слышным шепотом.
— Мы будем сражаться, потому что у нас нет другого выхода. Если мы попытаемся сбежать, они наверняка подумают, что мы шпионы.
Для пущего убеждения он крепко стиснул мне руку.
— Я знавал таких, как Бродир. Он угрожал нам не впустую. Ослушникам пощады от него не дождаться.
Я сообразил, что Голиас прав. Не нравился мне такой оборот, но деваться было некуда.
— Да, похоже, сразу мы не выпутаемся. Но меня ненадолго хватит.
Настроение мое испортилось.
— У нас нет ружей. А у противника есть огнестрельное оружие?
— Нет.
— О, это уже кое-что. А что я должен делать? Ведь я ничего не умею.
— Тебе нужен топор. Как раз сгодится для твоего телосложения. Мне удалось выиграть два меча, попробую один из них обменять на топор.
Голиас оставил меня в раздумье, но тут Бродир рявкнул, призывая гребцов на скамьи. Пробираясь по мостку, я увидел, что гребцы одеваются в кожаные туники и рубахи из металлических колец. Все оживленно разговаривали, обмениваясь дружескими тычками и смеясь, — точь-в-точь команда спортсменов в раздевалке перед заходом, который они непременно собираются выиграть. Это придало мне уверенности, и я даже улыбнулся, когда парень, с которым я обедал, окликнул меня.
— Присаживайся, Серебряный Вихор! А я-то думал, что ты уже выдохся.
— Тебе дали кольчугу? — спросил мой напарник, Скегги. — Или ты из тех бесшабашных вояк-берсерков, которым все нипочем?
Какой из меня вояка, я и сам еще не знал толком. Голиас вовремя подоспел мне на выручку. Он принес охапку кожи и металла.
— Вот его кольчуга, но она ему в новинку. Не похожа на ту, что ему приходилось носить раньше. Покажите ему, как надо одеваться, а я пойду за топором.
Мое неведение вызвало всеобщее веселье, однако стальное одеяние придало мне уверенности — пусть теперь кто-нибудь попробует напасть на меня с мечом! Готовый занять свое место, я вновь взглянул на Романию. Теперь она превратилась в черную полоску на фоне гаснущего алого неба. Там нас поджидали враги, и меня поневоле охватил гнев. Подумать только, меня и моих новых друзей хотят швырнуть назад в море! А я уже и без того вдоволь наглотался воды. Неожиданно для самого себя я выпалил:
— Пусть не думают, что нас легко одолеть!
— Речи, достойные мужчины, — гаркнул кто-то прямо над моим ухом. Я обернулся и увидел Бродира. К моему удивлению, он одобрительно улыбался.
— Как кольчуга? — осведомился он, похлопывая меня по спине. — Не жмет?
— Все в порядке, — заверил я его.
— А топор? — продолжал он. — Если он не по руке, подберем другой.
Голиас уже успел всем рассказать, что снаряжение для меня ново. Но я не мог допустить, чтобы то же было сказано об оружии. Со знанием дела я взвесил в руке топор.
— В самый раз!
— Вот и отлично, — сказал Бродир, переходя от меня к другим гребцам. Я с теплотою подумал о нем: вождь он, что ни говори, хоть куда. Видит насквозь каждого, понимает, кто чего стоит. Теперь он считает меня своим.
— Мужик что надо, — поделился я со Скегги. Тот кивнул с беззаботным видом.
— За стариком стоит пойти. Особенно если тебе все равно, куда направиться.
Вечерняя звезда замигала в той стороне, где скрылось солнце, когда Бродир закончил свою проверку.
— Поди сюда, Видсид, — позвал он, вскарабкавшись на кормовую полупалубу. — Готова ли песня?
— Да.
Голиас подошел к Бродиру, и тот обнял его за плечи.
— Только без этих чертовых кеннингов, которые не понимает никто, кроме сумасшедших и самих сочинителей, — предупредил он.
— Все будет как надо, — пообещал Голиас, — вели им грести.
Загребные наклонились вперед, и я был одним из них. Первые гребки были медленными и короткими, пока наконец корабль не заскользил по воде. Когда мы начали грести с большим размахом, Голиас запел:
Голиас пропел несколько строф, и еще несколько, и опять повторил все снова, пока мы не стали грести изо всех сил. Теперь мы бы уже не могли сбавить темп по своей воле. Мы только могли выдохнуться и замедлить обороты, словно уставший механизм. Я уже стал подумывать, что будет дальше, но тут корабль заскрипел днищем по песку.
— Давай! — крикнул Бродир. — Нажми еще разок, и — сушить весла!
Мы причалили к берегам Романии.
5. День и ночь
— Это, должно быть, Сигтрюгг, — вглядевшись в корабли, сказал Бродир, — кстати он подошел. Но почему этот олух не свернул паруса?
Какое-то время он наблюдал молча.
— А, наконец-то догадались это сделать. Где парень, выдающий себя за скальда?
Голиас играл с дружинниками в кости. Ему, наверное, пришлось заложить свой нож. Я уже слышал, как он несколько раз просил, чтобы ему дали игральную кость. Его усердие себя оправдало: перед Бродиром он предстал в кожаной тунике и шлеме с перьями.
— Готов выполнить приказ, — отчеканил он, как бывалый вояка.
— Владелец вон тех кораблей, в отличие от меня, король, — сказал ему Бродир, — а мне еще только предстоит им стать. Но для этого надо потрудиться. Не я поплыву за ним вослед, а он за мной. Это не гордыня: тот, кто высадится первым, выберет лучшее место для лагеря.
— Так, ну и что же? — поинтересовался Голиас.
— Через пару часов мы подплывем к берегу: солнце как раз будет светить нам в лицо. Но они и так нас не заметят, если мы их значительно опередим. Дождавшись темноты, мы высадимся и займем гавань. Нам во что бы то ни стало нужно быть первыми. Ты сложишь песню, которая поможет гребцам вывести судно из воды на берег.
— А лиры у вас не найдется?
Бродир жестко усмехнулся.
— Скальд, которого мы взяли с собой, пел больше про женщин и про любовь. Это разнеживает воинов, заставляет их тосковать о доме… Я выбросил лиру за борт вслед за певцом, надеясь, что он использует ее как плот.
— Будет вам песня, — пообещал Голиас и вернулся к игре в кости.
Я был уже не прочь отдохнуть, когда дали команду сушить весла. Нужно было подвигать плечами, чтобы снялось напряжение. Вдруг кто-то шлепнул меня между лопатками.
— Нам дают только воду, но и ею можно промочить горло.
Я обернулся и увидел, что мой напарник протягивает мне кожаный мешок с воронкообразным наконечником. Вода была теплой и затхлой, но мне необходимо было утолить жажду.
— Похоже, сидишь на веслах ты не в первый раз, — заметил русоволосый бесшабашный малый, со шрамом в углу рта.
Я отер подбородок тыльной стороной ладони и приветливо усмехнулся.
— В такой дружной компании — впервые, — откликнулся я. По правде сказать, мои возможности не были вполне испытаны, и все же я чувствовал себя на высоте. Я хорошо потрудился вместе с этими ребятами, а они, похоже, были довольны мной. Мне захотелось, чтобы они меня полюбили.
— А поесть нам дадут, прежде чем мы поведем эту лоханку дальше? Кстати, мое имя…
— Шендон Серебряный Вихор, — опередил он меня, — я слышал твой разговор с Бродиром. Отчего ваш корабль затонул?
Пока я рассказывал ему все, что можно было рассказать о крушении, к нам подошло еще несколько человек. Тем временем раздали хлеб и соленую рыбу — все это мы проглотили, будто голодные волки. Гребцы разошлись по своим местам. Предстоял еще один бросок — и Бродир хотел, чтобы мы успели поразмяться. Возвращаясь на место, я заметил, что Голиас стоит, вглядываясь в даль. Я посмотрел туда же, но увидел только расплывающуюся в дымке вечернюю зарю.
— Это и есть Романия?
— Да, но ничего определенного пока нельзя сказать. Мы где-то возле северной части Длинного Полуострова. Возможно, я уже встречался с Бродиром, не могу, к сожалению, вспомнить, откуда он. — Согнав со лба морщины, Голиас ухмыльнулся. — Да, кстати, я выиграл для нас с тобой доспехи и оружие. Бродир пообещал нас одеть и вооружить, но к чему нам чьи-то обноски?
Я не сразу понял, куда он клонит.
— Послушай, — сказал я ему напрямик. — Вся эта заварушка нас не касается. Провоз я намереваюсь честно отработать, но покину корабль, едва мы войдем в порт. С какой стати я должен сражаться за Бродира? Не по нраву мне этот сукин сын.
Из осторожности я понизил голос, а Голиас и вовсе ответил мне еле слышным шепотом.
— Мы будем сражаться, потому что у нас нет другого выхода. Если мы попытаемся сбежать, они наверняка подумают, что мы шпионы.
Для пущего убеждения он крепко стиснул мне руку.
— Я знавал таких, как Бродир. Он угрожал нам не впустую. Ослушникам пощады от него не дождаться.
Я сообразил, что Голиас прав. Не нравился мне такой оборот, но деваться было некуда.
— Да, похоже, сразу мы не выпутаемся. Но меня ненадолго хватит.
Настроение мое испортилось.
— У нас нет ружей. А у противника есть огнестрельное оружие?
— Нет.
— О, это уже кое-что. А что я должен делать? Ведь я ничего не умею.
— Тебе нужен топор. Как раз сгодится для твоего телосложения. Мне удалось выиграть два меча, попробую один из них обменять на топор.
Голиас оставил меня в раздумье, но тут Бродир рявкнул, призывая гребцов на скамьи. Пробираясь по мостку, я увидел, что гребцы одеваются в кожаные туники и рубахи из металлических колец. Все оживленно разговаривали, обмениваясь дружескими тычками и смеясь, — точь-в-точь команда спортсменов в раздевалке перед заходом, который они непременно собираются выиграть. Это придало мне уверенности, и я даже улыбнулся, когда парень, с которым я обедал, окликнул меня.
— Присаживайся, Серебряный Вихор! А я-то думал, что ты уже выдохся.
— Тебе дали кольчугу? — спросил мой напарник, Скегги. — Или ты из тех бесшабашных вояк-берсерков, которым все нипочем?
Какой из меня вояка, я и сам еще не знал толком. Голиас вовремя подоспел мне на выручку. Он принес охапку кожи и металла.
— Вот его кольчуга, но она ему в новинку. Не похожа на ту, что ему приходилось носить раньше. Покажите ему, как надо одеваться, а я пойду за топором.
Мое неведение вызвало всеобщее веселье, однако стальное одеяние придало мне уверенности — пусть теперь кто-нибудь попробует напасть на меня с мечом! Готовый занять свое место, я вновь взглянул на Романию. Теперь она превратилась в черную полоску на фоне гаснущего алого неба. Там нас поджидали враги, и меня поневоле охватил гнев. Подумать только, меня и моих новых друзей хотят швырнуть назад в море! А я уже и без того вдоволь наглотался воды. Неожиданно для самого себя я выпалил:
— Пусть не думают, что нас легко одолеть!
— Речи, достойные мужчины, — гаркнул кто-то прямо над моим ухом. Я обернулся и увидел Бродира. К моему удивлению, он одобрительно улыбался.
— Как кольчуга? — осведомился он, похлопывая меня по спине. — Не жмет?
— Все в порядке, — заверил я его.
— А топор? — продолжал он. — Если он не по руке, подберем другой.
Голиас уже успел всем рассказать, что снаряжение для меня ново. Но я не мог допустить, чтобы то же было сказано об оружии. Со знанием дела я взвесил в руке топор.
— В самый раз!
— Вот и отлично, — сказал Бродир, переходя от меня к другим гребцам. Я с теплотою подумал о нем: вождь он, что ни говори, хоть куда. Видит насквозь каждого, понимает, кто чего стоит. Теперь он считает меня своим.
— Мужик что надо, — поделился я со Скегги. Тот кивнул с беззаботным видом.
— За стариком стоит пойти. Особенно если тебе все равно, куда направиться.
Вечерняя звезда замигала в той стороне, где скрылось солнце, когда Бродир закончил свою проверку.
— Поди сюда, Видсид, — позвал он, вскарабкавшись на кормовую полупалубу. — Готова ли песня?
— Да.
Голиас подошел к Бродиру, и тот обнял его за плечи.
— Только без этих чертовых кеннингов, которые не понимает никто, кроме сумасшедших и самих сочинителей, — предупредил он.
— Все будет как надо, — пообещал Голиас, — вели им грести.
Загребные наклонились вперед, и я был одним из них. Первые гребки были медленными и короткими, пока наконец корабль не заскользил по воде. Когда мы начали грести с большим размахом, Голиас запел:
Град на востоке велел
Агамемнон с землею сровнять:
К западу, в милую Грецию, он устремлялся душой.
Благо и зло носят маски, которые нам никогда не сорвать:
Спешил от войны он, мнилось ему, к мирной жизни, домой.
Родич наставил ему рога — и спешил он к смерти своей,
Но гребцов, над веслами согнутых, криками он подгонял:
— Веселей!
Докрасна раскалите уключины — и вперед, скорей, эге-гей!
Стемнело, и лицо Голиаса сделалось неразличимым. Я целиком отдался гребле. Невидимый голос, приходящий из темноты, полностью овладел нами. Загребные ускорили темп, команда следовала за ними. Голиас понимал, что к чему, и забота оставила меня. Человек, которому постоянно угрожает опасность, привыкает к мысли о смерти. А у меня есть определенная цель — достигнуть берега, и это не так уж плохо.
На востоке от Ингсела Одноглазого лишилась жизни его родня —
На западе он рассчитывал сквитать утрату свою.
Есть победители, есть побежденные — только Вирд не знает смертного дня:
Ингсел суда направил к Эрину, странствуя в дальнем краю.
Славный Конэр ему покорится, но не ведал судьбы он своей,
Зная только, что должен разить и разить еще свирепей:
— Докрасна раскалите уключины — и вперед, скорей, эге-гей!
Мне понравилось, как действовал ван Кортландт. Нужно смело бросаться вперед — а там будь что будет. В силу обстоятельств я выбрался на правильный путь. Интересно, какое королевство отвоюет Бродир? Не поселиться ли мне там, если уж так сложилось, что я оказался на его корабле? Я был достаточно искушен в дипломатии и понимал, что лучше всего держаться на глазах у шефа. Он уже приметил меня, и, возможно, я сделаю приличную карьеру.
К востоку от О. ван Кортландта простиралась исхоженная земля.
К западу карта — белое сплошь пятно.
Узнают свой жребий только броском костей, — и на борт корабля
Ступил он, стремясь к Гинунгагапу, готовый пойти на дно.
Он вернется туда, откуда отплыл, — по удачливости своей,
Но манило его неизведанное — чем таинственнее, тем сильней:
— Докрасна раскалите уключины — и вперед, скорей, эге-гей!
Голиас пропел несколько строф, и еще несколько, и опять повторил все снова, пока мы не стали грести изо всех сил. Теперь мы бы уже не могли сбавить темп по своей воле. Мы только могли выдохнуться и замедлить обороты, словно уставший механизм. Я уже стал подумывать, что будет дальше, но тут корабль заскрипел днищем по песку.
— Давай! — крикнул Бродир. — Нажми еще разок, и — сушить весла!
Мы причалили к берегам Романии.
5. День и ночь
Мы высадились и пошли к берегу вброд. Все были вооружены, но никто не напал на нас. Якорь не бросали: вместо этого выволокли корабли на песок, подальше от приливной полосы. Построившись рядами, мы промаршировали к холму и разбили там лагерь, уже со слов высланного вперед лазутчика, который и стал нашим проводником. Таким образом, обставив Сигтрюгга и его союзника Сигурда, мы смогли избрать более выгодное расположение.
Бродир был доволен. В знак благодарности он угостил нас грогом, который у них назывался медом. Гребцы получили двойную порцию. Напиток крепкий, способный свалить человека с ног, но после многочасовой гребли его воздействие оказалось целительным. Расслабившись, я собрался соснуть. Постель приготовить было не трудно: одеялом послужил плащ, а подушкой — щит. Спал я хорошо, но, к сожалению, недолго. Нас разбудили в ранний час: петухи еще только прочищали горло.
Наступал туманный рассвет. Говорить было не о чем. Вдобавок пронесся слух, что вот-вот ожидается неприятель. Я был голоден и к тому же зверски продрог. Тело мое от долгого лежания на жесткой земле онемело, да и выспаться я не успел. Поэтому неприятель показался мне в эту минуту меньшим из зол.
— Почему эти ублюдки не пожаловали раньше, пока я еще спал? — пробурчал я. — Пускай бы прикончили сразу — по крайней мере, не пришлось бы просыпаться.
Скегги нахлобучил на голову рогатый шлем и сдвинул его немного набекрень.
— Пошли, — сказал он, — не то прозеваем завтрак. Если меня не накормят, я сам тут всех поубиваю.
Позавтракав, мы взбодрились. Радоваться было рано, но и унывать не стоило. С набитыми ртами мы рассуждали, скоро ли начнется дело, будем мы атаковать или держать оборону, каковы силы противника — и прочее. Никто не бахвалился, но мы, крутые мужики, будто заряжались друг от друга боевым задором. Никто не робел, даже я, хоть и был новичком.
После завтрака нас выстроили по отрядам — в том же порядке, как мы сидели за веслами. Предстояло получить инструкции.
Время тянулось медленно. Мы ждали, когда туман рассеется и видимость улучшится. Я призадумался, что же мне делать с трехфутовым боевым топором, который я крепко сжимал в руке. Топор, напоминая собой символ гражданского права, был остро наточен и удобен в обращении. Опаснейшее оружие в руках бывалого воина, с которым, возможно, мне предстоит встреча в схватке. Я осмотрел свой щит. Сделанный из кожи и дерева, утыканного металлическими бляхами, он был достаточно прочен. Но способен ли он защитить от топора, если удар нанесет какой-нибудь здоровенный детина?
Пока я так раздумывал, ко мне подошел Голиас. Еще недавно он казался мне чудаком, но теперь был моей единственной опорой.
— Как дела, ребя? — я зевнул с нарочитым равнодушием, чтобы подчеркнуть свою невозмутимость. — Скоро ли начнем?
Голиаса трудно было обмануть.
— Послушай, Шендон. Я не смогу быть рядом с тобой: Бродир хочет поставить меня впереди. В деле ты первый раз, но ты силен и проворен. Если ударишь первый — откроешься и подставишь себя под удар. Сосредоточься на защите и держи топор наготове для ответного удара. Когда тебя ударят, но промахнутся, — рази.
— А как щит? — не удержался я от вопроса. — Достаточно ли прочен?
— Совершенно прочных доспехов не бывает, — ответил он, — но эти отразят большинство ударов или ослабят их силу. Я буду как могу прикрывать тебя, если ты будешь держать свое место в линии. Держи щит в цепи во что бы то ни стало.
— Спасибо, — кивнул я ему, — и ты побереги себя. Он и так говорил со мной тихо, но теперь перешел на еле слышный шепот:
— Если нас разобьют, не дожидайся капитуляции. Убирайся с поля, да поскорее, и беги прочь.
Впервые я услышал о возможности поражения. Мне стало не по себе.
— Ты считаешь, что мы их не осилим?
— Не знаю. Нельзя сказать наперед Хорошо, если победим. А не одолеем — тогда каждый за себя.
Послышались голоса командиров; и Голиас зашептал быстрее:
— Если нам тут придется туго — встретимся в Хеороте. В Хе-о-ро-те. Недели через две. Не знаю точно, где мы теперь находимся. Припоминаю, что пробирался здесь на вторую битву при Мойтуре. Хеорот южнее, в бухте на другой стороне от Босс Арден. Но не иди берегом, это опасно. Доберешься первым — дожидайся меня; я поступлю точно так же.
— Договорились, — ответил я. Мне бы хотелось услышать более подробные указания, но тут Скегги окликнул меня. Я поспешил занять свое место рядом с ним.
Туман рассеялся. Оказалось, что мы находимся не на холме, как мне поначалу представлялось, но на обширном уступе, возвышавшемся над береговой равниной. Вдали виднелась цепь холмов, а между ними и нашими рядами лежало пастбище. На нем, поодаль от соседнего леса, темнели купы деревьев. По рядам пронесся гомон, но дружинников взволновала не красота пейзажа. К большой роще в полумиле от нас были стянуты войска.
Противник тоже провел утро в напряженном ожидании, но теперь никто не хотел ждать ни минуты. Нас так и подмывало ринуться в драку, но под суровым взглядом Бродира воины умерили шаг.
— Держать линию! — рявкнул он. — Убью первого, кто разомкнет цепь.
Уж я-то знал, что этого не сделаю, и не из страха наказания. Чувство товарищеского локтя придает уверенности в минуту опасности. Из трех звеньев гребцов Бродир сформировал левое крыло. Мы находились за передовым отрядом, который возглавлял сам Бродир, там же был и Голиас. Двое гребцов, сидевшие справа на корабле, и теперь оказались от меня по правую руку. Слева свой щит с моим сомкнул Скегги. За нами шла прикрывающая цепь линия, а чуть дальше резервный отряд.
Я с каждым шагом становился все бодрее. Кто способен остановить или смять нас? Но самоуверенный неприятель стремительно обрушился на нас. Я уже не раздумывал, как буду сражаться. Надо было убивать, чтобы не быть убитым. Я пригнулся за щитом и занес топор. Уроки Голиаса я не забыл.
Поначалу враги атаковали Бродира и передовой отряд. Разбившись об эту несокрушимую скалу, они вклинились в наши ряды. Их было много, но мои глаза остановились на жилистом, рыжем верзиле. Он шел в другую сторону, но я почувствовал, что сейчас он заметит меня. Так оно и случилось. На верзиле не было доспехов, только щит, и меч длиннее его обезьяньей руки. Детина подскочил и, встретившись со мной взглядом, захохотал, признав во мне достойного противника. С размаху он ударил мечом — и отсек угол щита. Меч отклонился в сторону. Вытянутая рука оказалась незащищенной, и я перерубил верзиле запястье.
Не знаю, что стряслось с парнем слева от Скегги: на его место шагнул другой, из запасной цепи. Затем мы двинулись вперед, а они отступили, чтобы перестроиться. Чтобы прикрыть отступление, враги метали в нас копья. Одно из них попало в бедро соседа справа, и он упал.
Потери были тяжелые, и все же я думал, что перевес на нашей стороне. Бродир не сомневался в этом. Он позволил нам разомкнуть цепь, чтобы быстрее преследовать убегавшего врага, и первым ворвался в их расстроенные ряды. Казалось, победа уже наша. Смяв крыло неприятеля, мы собирались с фланга атаковать центр.
Так бы оно и случилось, да помешало одно обстоятельство. Свежие неприятельские силы обрушились на нас из рощи, вплотную к которой нас удалось подманить.
Скажу, что Бродир себя не переоценивал. Я следовал прямо за ним и наблюдал, как он убивает: с легкостью и точностью мясника на Чикагской бойне. Без сомнения, он был вторым на поле битвы. К несчастью, первый возглавлял контратаку.
Соперники схватились, и Бродир упал. Правда, сразу же вскочил на ноги: должно быть, доспехи у него были неплохие. Но и второй раунд он проиграл, а там я потерял его из виду. Нас было слишком мало, чтобы продолжать сражение. Мы были так измучены, что не могли даже спасаться бегством. Меня не убили только потому, что я поскользнулся в луже крови и упал. Вражеская цепь прошла надо мной, но я отделался несколькими синяками. Когда враги отдалились, я увидел, что Бродир вновь поднялся на ноги. Он направился к рощице, обрамлявшей поле слева. Я поспешил за ним, а со мной — еще несколько дружинников, из тех, кто уцелел случайно или потому, что прикинулся мертвым. Враг занялся истреблением нашего резерва и не мешал нам отходить.
Скегги пал, но Голиасу удалось выбраться из гущи неприятеля. Мы не разговаривали; каждый был предоставлен своим мыслям. Достигнув края рощицы, мы поняли, что нас никто не преследует, и остановились. Спрятавшись за деревьями, мы с тревогой наблюдали, удастся ли нашим запасным силам сделать то, чего не сумели сделать мы.
Однако не случилось ничего обнадеживающего. Наш центр отступал, и правого крыла из-за него не было видно — это значило, что и те воины обращены в бегство. Через полчаса бой распался на островки сражающихся, и наши люди падали под ударами в десятки раз превосходящих сил.
Пока мы бранились, суетились и зализывали раны, Бродир недвижно, как змея, наблюдал за битвой. Вдруг он вскочил на ноги:
— За мной!
Все обернулись к нему, не понимая, что он задумал.
— Вон там их главная ставка, — показал он, — мы сумеем туда прорваться.
Цепь воинов охраняла подход к роще, где, очевидно, размещался генеральный штаб. Хотя сражение велось поодаль, воины стояли щитом к щиту. Когда победа сделалась очевидной, им скомандовали «вольно». Они беззаботно разбились на группки, наблюдая, как поле очищают от остатков противника.
— Самое время. Идем! — настаивал Бродир. — Они победили, но мы не позволим им насладиться плодами победы. Так что же, я пойду один?
— Да, мы должны испортить им удовольствие, — согласился Голиас.
Все мы чувствовали то же, что и он, и потому согласились идти. Живыми нам отсюда не уйти, так надо продать свою жизнь подороже.
Мы прошли около пятисот ярдов, но никто нас не остановил. Небольшой, слаженно марширующий отряд дружественных войск — так они нас восприняли. Взглянув на нас, воины отвернулись, чтобы досмотреть исход боя. До них осталась сотня ярдов, шестьдесят-сорок…
— Вперед! — гаркнул Бродир и сам подал нам пример. Враги и опомниться не успели, как мы уже подскочили к ним. Натыкаясь друг на друга, они попытались восстановить цепь, но время было упущено. Мы прорвались сквозь них, убив несколько человек, и ворвались в их главную ставку.
Вспоминаю тот миг, как мозаику из перекошенных от ужаса лиц, открытых ртов и рук, судорожно пытающихся схватиться за мечи. Те, кто успел броситься нам наперерез, пали — я сам зарубил одного из них.
В стане противников только один-единственный человек не впал в замешательство. Стоя в стороне ото всех, он сохранял полное спокойствие. Картина сражения запомнилась мне до мельчайших подробностей — словно это было последнее, что мне суждено было увидеть в жизни. Человек стоял неподвижно, будучи средоточием схватки. Бродир бросился прямо к нему. Все наши противники ринулись защищать предводителя.
Да, он был стар; понимал, чего достиг и какою ценой. Знал он и то, что сейчас должно последовать. Он пренебрежительно улыбнулся, и сеть морщинок сгустилась вокруг его глаз. Можно было подумать, что он ждал нас. Передо мною было само величие, но Бродир не колебался ни секунды. В последний миг какой-то юноша взмахнул рукой, чтобы отвести удар, — меч Бродира отсек эту руку вместе с головой старика.
Итак, враги одержали победу, которую не стоило праздновать. За испорченное торжество мы должны были сурово поплатиться. Мы яростно сражались, прокладывая путь к лесу, но враги отрезали нам отступление. Тогда мы встали, сомкнувшись щитами. Островок высокой травы сделался неприступной крепостью, и те, кто имел дерзость к ней сунуться, усвоили это как нельзя лучше. Понеся тяжелые потери, враги отступились от нас, понимая, что мы никуда не денемся. Вскоре я услыхал стук топора, не заглушающий, впрочем, их громкого разговора.
— Брайан убит!
— Господи! Не может быть!
— Быть не может! Ведь мы победили!
— Говоришь, победили? Тогда приставь ему голову обратно.
Их всех переполняло победное ликование. Случившееся было настолько невероятно, что казалось несправедливостью. Я угрюмо слушал все эти крики. Мне бы еще хотелось подсыпать соли им на раны, но я так изнемог, что язык меня не слушался.
Конечно же, я сознавал, что враги не будут ждать нашей смерти. Но как именно собираются с нами расправиться, я понял, когда на нас упало первое дерево. Оно рухнуло, пригвоздив к земле наших людей и разбив цепь. Через несколько минут стали валиться другие деревья, и мы оказались под ними. Кто не был убит или изувечен, запутался в густых ветвях.
Затем враги напали на нас. Они вытаскивали нас, как мух из паутины. Я пригнулся за упавшим стволом; всего в трех шагах от меня схватили Бродира. Он-то и был им нужен. Всей толпой они поволокли его на расправу. Про нас пока забыли, и, бросив топор, я отполз в сторону.
В другом дереве, с громадным стволом, оказалось дупло. При падении дерево расщепилось, и можно было туда залезть. Убежище не слишком надежное, но выбирать не приходилось. Я кое-как протиснулся в дупло и постарался забиться как можно дальше. Первые полчаса я только и думал о том, как бы меня не обнаружили. Однако меня никто не трогал, и от усталости я уснул.
Когда я пробудился, все было тихо. Подождав немного, чтобы удостовериться, что опасность миновала, я осторожно выскользнул наружу. Солнце уже село. В роще никого не было видно, но с поля битвы доносился непонятный шум. Тихо прокравшись, я выглянул из-за деревьев. Над телами, брошенными без погребения, с клекотом вились стервятники — слишком раскормленные, чтобы охотиться в лесу. Алчущие канюки и вороны, с верещанием и карканьем, перелетали от трупа к трупу. Волки, урча, рвали тела на части. Но не это было самым печальным. Палкою отгоняя птиц и обыскивая мертвых, по полю шныряли старухи.
Надо было уходить. Перебравшись на другую сторону рощи, я нащупал в кармане остатки завтрака. Перед битвой нам раздали по два ломтя ржаного хлеба с куском сыра. Сандвич сплюснулся, сыр подтаял и смешался с хлебом. Мучимый сильной жаждой, я все же ухитрился проглотить это крошащееся месиво.
Наступила ночь и принесла с собой новые заботы. Через поле мне идти не хотелось. Я боялся увидеть коршунов над телом Скегги или Голиаса. Вдруг мне вспомнился последний наш разговор. Друг велел мне идти на юго-восток, а это было как раз в противоположном направлении от побоища.
Ориентируясь по Полярной звезде, я шел в нужную сторону, пока не попал на негрунтовую дорогу. Справа от меня светились огни города: наверняка там квартировало неприятельское войско. Я взял левее. Это слегка нарушало мой маршрут, но позже я надеялся поправить дело. Главное — избежать дозорных, которые, возможно, заняты поисками подозрительных чужаков. Нож мой остался при мне, но без топора и доспехов я утратил и воинственный вид, и воинственный пыл.
Безлюдная дорога вскоре свернула в лес. Казалось, опасности миновали. Я шел, размышляя о случившемся и пытаясь заглянуть в будущее. И чувствовал себя все более одиноким. Еще недавно я был среди ладных, отзывчивых парней. Мне было с ними хорошо, и даже к Бродиру я прикипел душой. Теперь все они были мертвы, а мне, к сожалению, посчастливилось остаться в живых. Человек должен действовать по обстоятельствам — и как было упустить представившуюся возможность. Но теперь я жалел о том, что мне попалось дуплистое дерево. В жизни я не чувствовал такой бодрости, как тогда, когда стоял в сомкнутой воинской цепи. С горечью я подумал о том, что предал Скегги и всех своих соратников.
Бродир был доволен. В знак благодарности он угостил нас грогом, который у них назывался медом. Гребцы получили двойную порцию. Напиток крепкий, способный свалить человека с ног, но после многочасовой гребли его воздействие оказалось целительным. Расслабившись, я собрался соснуть. Постель приготовить было не трудно: одеялом послужил плащ, а подушкой — щит. Спал я хорошо, но, к сожалению, недолго. Нас разбудили в ранний час: петухи еще только прочищали горло.
Наступал туманный рассвет. Говорить было не о чем. Вдобавок пронесся слух, что вот-вот ожидается неприятель. Я был голоден и к тому же зверски продрог. Тело мое от долгого лежания на жесткой земле онемело, да и выспаться я не успел. Поэтому неприятель показался мне в эту минуту меньшим из зол.
— Почему эти ублюдки не пожаловали раньше, пока я еще спал? — пробурчал я. — Пускай бы прикончили сразу — по крайней мере, не пришлось бы просыпаться.
Скегги нахлобучил на голову рогатый шлем и сдвинул его немного набекрень.
— Пошли, — сказал он, — не то прозеваем завтрак. Если меня не накормят, я сам тут всех поубиваю.
Позавтракав, мы взбодрились. Радоваться было рано, но и унывать не стоило. С набитыми ртами мы рассуждали, скоро ли начнется дело, будем мы атаковать или держать оборону, каковы силы противника — и прочее. Никто не бахвалился, но мы, крутые мужики, будто заряжались друг от друга боевым задором. Никто не робел, даже я, хоть и был новичком.
После завтрака нас выстроили по отрядам — в том же порядке, как мы сидели за веслами. Предстояло получить инструкции.
Время тянулось медленно. Мы ждали, когда туман рассеется и видимость улучшится. Я призадумался, что же мне делать с трехфутовым боевым топором, который я крепко сжимал в руке. Топор, напоминая собой символ гражданского права, был остро наточен и удобен в обращении. Опаснейшее оружие в руках бывалого воина, с которым, возможно, мне предстоит встреча в схватке. Я осмотрел свой щит. Сделанный из кожи и дерева, утыканного металлическими бляхами, он был достаточно прочен. Но способен ли он защитить от топора, если удар нанесет какой-нибудь здоровенный детина?
Пока я так раздумывал, ко мне подошел Голиас. Еще недавно он казался мне чудаком, но теперь был моей единственной опорой.
— Как дела, ребя? — я зевнул с нарочитым равнодушием, чтобы подчеркнуть свою невозмутимость. — Скоро ли начнем?
Голиаса трудно было обмануть.
— Послушай, Шендон. Я не смогу быть рядом с тобой: Бродир хочет поставить меня впереди. В деле ты первый раз, но ты силен и проворен. Если ударишь первый — откроешься и подставишь себя под удар. Сосредоточься на защите и держи топор наготове для ответного удара. Когда тебя ударят, но промахнутся, — рази.
— А как щит? — не удержался я от вопроса. — Достаточно ли прочен?
— Совершенно прочных доспехов не бывает, — ответил он, — но эти отразят большинство ударов или ослабят их силу. Я буду как могу прикрывать тебя, если ты будешь держать свое место в линии. Держи щит в цепи во что бы то ни стало.
— Спасибо, — кивнул я ему, — и ты побереги себя. Он и так говорил со мной тихо, но теперь перешел на еле слышный шепот:
— Если нас разобьют, не дожидайся капитуляции. Убирайся с поля, да поскорее, и беги прочь.
Впервые я услышал о возможности поражения. Мне стало не по себе.
— Ты считаешь, что мы их не осилим?
— Не знаю. Нельзя сказать наперед Хорошо, если победим. А не одолеем — тогда каждый за себя.
Послышались голоса командиров; и Голиас зашептал быстрее:
— Если нам тут придется туго — встретимся в Хеороте. В Хе-о-ро-те. Недели через две. Не знаю точно, где мы теперь находимся. Припоминаю, что пробирался здесь на вторую битву при Мойтуре. Хеорот южнее, в бухте на другой стороне от Босс Арден. Но не иди берегом, это опасно. Доберешься первым — дожидайся меня; я поступлю точно так же.
— Договорились, — ответил я. Мне бы хотелось услышать более подробные указания, но тут Скегги окликнул меня. Я поспешил занять свое место рядом с ним.
Туман рассеялся. Оказалось, что мы находимся не на холме, как мне поначалу представлялось, но на обширном уступе, возвышавшемся над береговой равниной. Вдали виднелась цепь холмов, а между ними и нашими рядами лежало пастбище. На нем, поодаль от соседнего леса, темнели купы деревьев. По рядам пронесся гомон, но дружинников взволновала не красота пейзажа. К большой роще в полумиле от нас были стянуты войска.
Противник тоже провел утро в напряженном ожидании, но теперь никто не хотел ждать ни минуты. Нас так и подмывало ринуться в драку, но под суровым взглядом Бродира воины умерили шаг.
— Держать линию! — рявкнул он. — Убью первого, кто разомкнет цепь.
Уж я-то знал, что этого не сделаю, и не из страха наказания. Чувство товарищеского локтя придает уверенности в минуту опасности. Из трех звеньев гребцов Бродир сформировал левое крыло. Мы находились за передовым отрядом, который возглавлял сам Бродир, там же был и Голиас. Двое гребцов, сидевшие справа на корабле, и теперь оказались от меня по правую руку. Слева свой щит с моим сомкнул Скегги. За нами шла прикрывающая цепь линия, а чуть дальше резервный отряд.
Я с каждым шагом становился все бодрее. Кто способен остановить или смять нас? Но самоуверенный неприятель стремительно обрушился на нас. Я уже не раздумывал, как буду сражаться. Надо было убивать, чтобы не быть убитым. Я пригнулся за щитом и занес топор. Уроки Голиаса я не забыл.
Поначалу враги атаковали Бродира и передовой отряд. Разбившись об эту несокрушимую скалу, они вклинились в наши ряды. Их было много, но мои глаза остановились на жилистом, рыжем верзиле. Он шел в другую сторону, но я почувствовал, что сейчас он заметит меня. Так оно и случилось. На верзиле не было доспехов, только щит, и меч длиннее его обезьяньей руки. Детина подскочил и, встретившись со мной взглядом, захохотал, признав во мне достойного противника. С размаху он ударил мечом — и отсек угол щита. Меч отклонился в сторону. Вытянутая рука оказалась незащищенной, и я перерубил верзиле запястье.
Не знаю, что стряслось с парнем слева от Скегги: на его место шагнул другой, из запасной цепи. Затем мы двинулись вперед, а они отступили, чтобы перестроиться. Чтобы прикрыть отступление, враги метали в нас копья. Одно из них попало в бедро соседа справа, и он упал.
Потери были тяжелые, и все же я думал, что перевес на нашей стороне. Бродир не сомневался в этом. Он позволил нам разомкнуть цепь, чтобы быстрее преследовать убегавшего врага, и первым ворвался в их расстроенные ряды. Казалось, победа уже наша. Смяв крыло неприятеля, мы собирались с фланга атаковать центр.
Так бы оно и случилось, да помешало одно обстоятельство. Свежие неприятельские силы обрушились на нас из рощи, вплотную к которой нас удалось подманить.
Скажу, что Бродир себя не переоценивал. Я следовал прямо за ним и наблюдал, как он убивает: с легкостью и точностью мясника на Чикагской бойне. Без сомнения, он был вторым на поле битвы. К несчастью, первый возглавлял контратаку.
Соперники схватились, и Бродир упал. Правда, сразу же вскочил на ноги: должно быть, доспехи у него были неплохие. Но и второй раунд он проиграл, а там я потерял его из виду. Нас было слишком мало, чтобы продолжать сражение. Мы были так измучены, что не могли даже спасаться бегством. Меня не убили только потому, что я поскользнулся в луже крови и упал. Вражеская цепь прошла надо мной, но я отделался несколькими синяками. Когда враги отдалились, я увидел, что Бродир вновь поднялся на ноги. Он направился к рощице, обрамлявшей поле слева. Я поспешил за ним, а со мной — еще несколько дружинников, из тех, кто уцелел случайно или потому, что прикинулся мертвым. Враг занялся истреблением нашего резерва и не мешал нам отходить.
Скегги пал, но Голиасу удалось выбраться из гущи неприятеля. Мы не разговаривали; каждый был предоставлен своим мыслям. Достигнув края рощицы, мы поняли, что нас никто не преследует, и остановились. Спрятавшись за деревьями, мы с тревогой наблюдали, удастся ли нашим запасным силам сделать то, чего не сумели сделать мы.
Однако не случилось ничего обнадеживающего. Наш центр отступал, и правого крыла из-за него не было видно — это значило, что и те воины обращены в бегство. Через полчаса бой распался на островки сражающихся, и наши люди падали под ударами в десятки раз превосходящих сил.
Пока мы бранились, суетились и зализывали раны, Бродир недвижно, как змея, наблюдал за битвой. Вдруг он вскочил на ноги:
— За мной!
Все обернулись к нему, не понимая, что он задумал.
— Вон там их главная ставка, — показал он, — мы сумеем туда прорваться.
Цепь воинов охраняла подход к роще, где, очевидно, размещался генеральный штаб. Хотя сражение велось поодаль, воины стояли щитом к щиту. Когда победа сделалась очевидной, им скомандовали «вольно». Они беззаботно разбились на группки, наблюдая, как поле очищают от остатков противника.
— Самое время. Идем! — настаивал Бродир. — Они победили, но мы не позволим им насладиться плодами победы. Так что же, я пойду один?
— Да, мы должны испортить им удовольствие, — согласился Голиас.
Все мы чувствовали то же, что и он, и потому согласились идти. Живыми нам отсюда не уйти, так надо продать свою жизнь подороже.
Мы прошли около пятисот ярдов, но никто нас не остановил. Небольшой, слаженно марширующий отряд дружественных войск — так они нас восприняли. Взглянув на нас, воины отвернулись, чтобы досмотреть исход боя. До них осталась сотня ярдов, шестьдесят-сорок…
— Вперед! — гаркнул Бродир и сам подал нам пример. Враги и опомниться не успели, как мы уже подскочили к ним. Натыкаясь друг на друга, они попытались восстановить цепь, но время было упущено. Мы прорвались сквозь них, убив несколько человек, и ворвались в их главную ставку.
Вспоминаю тот миг, как мозаику из перекошенных от ужаса лиц, открытых ртов и рук, судорожно пытающихся схватиться за мечи. Те, кто успел броситься нам наперерез, пали — я сам зарубил одного из них.
В стане противников только один-единственный человек не впал в замешательство. Стоя в стороне ото всех, он сохранял полное спокойствие. Картина сражения запомнилась мне до мельчайших подробностей — словно это было последнее, что мне суждено было увидеть в жизни. Человек стоял неподвижно, будучи средоточием схватки. Бродир бросился прямо к нему. Все наши противники ринулись защищать предводителя.
Да, он был стар; понимал, чего достиг и какою ценой. Знал он и то, что сейчас должно последовать. Он пренебрежительно улыбнулся, и сеть морщинок сгустилась вокруг его глаз. Можно было подумать, что он ждал нас. Передо мною было само величие, но Бродир не колебался ни секунды. В последний миг какой-то юноша взмахнул рукой, чтобы отвести удар, — меч Бродира отсек эту руку вместе с головой старика.
Итак, враги одержали победу, которую не стоило праздновать. За испорченное торжество мы должны были сурово поплатиться. Мы яростно сражались, прокладывая путь к лесу, но враги отрезали нам отступление. Тогда мы встали, сомкнувшись щитами. Островок высокой травы сделался неприступной крепостью, и те, кто имел дерзость к ней сунуться, усвоили это как нельзя лучше. Понеся тяжелые потери, враги отступились от нас, понимая, что мы никуда не денемся. Вскоре я услыхал стук топора, не заглушающий, впрочем, их громкого разговора.
— Брайан убит!
— Господи! Не может быть!
— Быть не может! Ведь мы победили!
— Говоришь, победили? Тогда приставь ему голову обратно.
Их всех переполняло победное ликование. Случившееся было настолько невероятно, что казалось несправедливостью. Я угрюмо слушал все эти крики. Мне бы еще хотелось подсыпать соли им на раны, но я так изнемог, что язык меня не слушался.
Конечно же, я сознавал, что враги не будут ждать нашей смерти. Но как именно собираются с нами расправиться, я понял, когда на нас упало первое дерево. Оно рухнуло, пригвоздив к земле наших людей и разбив цепь. Через несколько минут стали валиться другие деревья, и мы оказались под ними. Кто не был убит или изувечен, запутался в густых ветвях.
Затем враги напали на нас. Они вытаскивали нас, как мух из паутины. Я пригнулся за упавшим стволом; всего в трех шагах от меня схватили Бродира. Он-то и был им нужен. Всей толпой они поволокли его на расправу. Про нас пока забыли, и, бросив топор, я отполз в сторону.
В другом дереве, с громадным стволом, оказалось дупло. При падении дерево расщепилось, и можно было туда залезть. Убежище не слишком надежное, но выбирать не приходилось. Я кое-как протиснулся в дупло и постарался забиться как можно дальше. Первые полчаса я только и думал о том, как бы меня не обнаружили. Однако меня никто не трогал, и от усталости я уснул.
Когда я пробудился, все было тихо. Подождав немного, чтобы удостовериться, что опасность миновала, я осторожно выскользнул наружу. Солнце уже село. В роще никого не было видно, но с поля битвы доносился непонятный шум. Тихо прокравшись, я выглянул из-за деревьев. Над телами, брошенными без погребения, с клекотом вились стервятники — слишком раскормленные, чтобы охотиться в лесу. Алчущие канюки и вороны, с верещанием и карканьем, перелетали от трупа к трупу. Волки, урча, рвали тела на части. Но не это было самым печальным. Палкою отгоняя птиц и обыскивая мертвых, по полю шныряли старухи.
Надо было уходить. Перебравшись на другую сторону рощи, я нащупал в кармане остатки завтрака. Перед битвой нам раздали по два ломтя ржаного хлеба с куском сыра. Сандвич сплюснулся, сыр подтаял и смешался с хлебом. Мучимый сильной жаждой, я все же ухитрился проглотить это крошащееся месиво.
Наступила ночь и принесла с собой новые заботы. Через поле мне идти не хотелось. Я боялся увидеть коршунов над телом Скегги или Голиаса. Вдруг мне вспомнился последний наш разговор. Друг велел мне идти на юго-восток, а это было как раз в противоположном направлении от побоища.
Ориентируясь по Полярной звезде, я шел в нужную сторону, пока не попал на негрунтовую дорогу. Справа от меня светились огни города: наверняка там квартировало неприятельское войско. Я взял левее. Это слегка нарушало мой маршрут, но позже я надеялся поправить дело. Главное — избежать дозорных, которые, возможно, заняты поисками подозрительных чужаков. Нож мой остался при мне, но без топора и доспехов я утратил и воинственный вид, и воинственный пыл.
Безлюдная дорога вскоре свернула в лес. Казалось, опасности миновали. Я шел, размышляя о случившемся и пытаясь заглянуть в будущее. И чувствовал себя все более одиноким. Еще недавно я был среди ладных, отзывчивых парней. Мне было с ними хорошо, и даже к Бродиру я прикипел душой. Теперь все они были мертвы, а мне, к сожалению, посчастливилось остаться в живых. Человек должен действовать по обстоятельствам — и как было упустить представившуюся возможность. Но теперь я жалел о том, что мне попалось дуплистое дерево. В жизни я не чувствовал такой бодрости, как тогда, когда стоял в сомкнутой воинской цепи. С горечью я подумал о том, что предал Скегги и всех своих соратников.