— Билли, это мои проблемы. Вас они не касаются. — Он услышал, как снаружи хлопнула дверь автомобиля, и поставил пустую кружку на стол. — Вот что, Билли. Держитесь от меня подальше эти две недели, будьте паинькой, и тогда мы с вами поговорим.
   — Значит, вы поменяете состав?
   — Возможно.
   — Синара.
   — Возможно. Или кто-то еще. Словом, чтобы я вас не видел и не слышал. Не забывайте, здесь все решаю я. Так что не злите меня.
   И, не дослушав, что Билли Уайт буркнула в ответ, Доминик вышел. В лицо ему неожиданно хлынул солнечный свет.

Глава 13

   — Чем тебе не нравится «Большой Эл»? — спросил, вылезая из машины, Эл. Всю дорогу они с Лиззи спорили, так что миссис Джонни, читавшая в машине еженедельный церковный вестник, даже начала жалобно постанывать.
   — Тем, что ты маленький, — отрезала Лиззи, вылезая вслед за ним. Ее длинные, стройные, как у молодой лошадки, ноги вдруг запнулись одна о другую, так что Молли пришлось подхватить ее под локоть. — Спасибо, Молли. Скажи ты ему. Ну какой из него Большой Эл?
   — Зачем говорить? Ты и так уже все сказала. Тысячу четыреста шесть, нет, семь раз.
   Лиззи захлопала глазами:
   — Ты что, считала?
   — Прикинула, — ответила Молли, взглянув на террасу. Там Доминик разглядывал три огромные коробки. При виде него сердце Молли подпрыгнуло, и у нее сразу испортилось настроение. В причины вдаваться не стоит. — Теперь бегом переодеваться, пока миссис Джонни приготовит обед, а потом едем кататься верхом, не забыли?
   — Я отказываюсь называть его Большой Эл, — предупредила Лиззи. — Я вообще считаю, что Эл — тупое имя.
   — Не хочешь — не надо. Хотя он не обязан отзываться, если ты зовешь его как-то еще. Жизнь полна неразрешимых ситуаций. Ладно, беги. Мне надо кое о чем поговорить с твоим дядей.
   — Мисс Молли, вы не против, если будут только бутерброды? Обычно по воскресеньям мы обедаем в полдень, но, как ни стыдно признаться, я не собиралась в церковь, поэтому ростбиф не готов.
   Молли не обратила внимания, что экономка обращается к ней «мисс Молли», будто к хозяйке дома… Или она сама стала вести себя как хозяйка?
   — Спасибо, миссис Джонни, бутербродов вполне достаточно. — Она заметила, что Доминик поднял одну коробку и потряс. — Простите, тут кое-кто сует нос не в свое дело.
   Кажется, Доминик достаточно пришел в себя, чтобы позавтракать. Вдруг Молли тоже ощутила зверский голод.
   Она взбежала по ступенькам на террасу, выхватила у Доминика коробку и прижала к себе, как будто хотела, чтобы коробка защитила ее от Доминика. Или помешала прыгнуть ему на шею. Или и то и другое вместе.
   — Мое, — сказала она. — Это, это и это тоже мое.
   — Обратный адрес — Коннектикут, — отозвался он, наклонившись к другой коробке.
   Стоит ей чуть-чуть податься вперед, и она дотронется до его волос. Таких светлых, нагретых солнцем.
   — Все правильно. Ну что, если Руфус и Дуфус не обучены находить взрывчатку, все в порядке, можем тащить их наверх. Помогать будешь?
   Доминик выпрямился, взвалив на себя сразу две коробки.
   — Разве у меня есть выбор?
   Он посмотрел ей прямо в глаза. Или у нее что-то с головой, или она в самом деле видит, как между ними вспыхнули и промчались искры.
   — У человека всегда есть выбор, — ответила она. — С возможностями сложнее, но выбор есть всегда.
   — Это экспромт или выстраданное?
   — Точно не знаю. Просто забудь про эти коробки, и все.
   — Легко сказать, трудно сделать. А что в них?
   — Одежда, что же еще. Я отправила заказ вчера. Иначе просто нечего было бы надеть.
   Доминик издал звук, похожий на фырканье.
   — Ты же привезла с собой семь чемоданов одежды.
   Она пристроила коробку на колено и открыла перед ним дверь.
   — Да, но это рабочая одежда. Для директора детского центра. А здесь одежда для отпуска.
   — Эта коробка слишком тяжелая для одежды.
   — Значит, в ней обувь. — Молли прошла за ним в холл и стала подниматься по лестнице. — Сапоги для верховой езды и шляпа.
   — Скажи еще, что там бриджи.
   — Тебе неприятно будет видеть меня в бриджах? Ничего не поделаешь, они уже здесь. Все юные леди из хороших семей умеют ездить верхом. А некоторые еще и по диким местам. Даже в конюшню приходят убираться.
   Они поднялись на второй этаж. Одышки у Доминика заметно не было, что она приняла за хороший знак. Хотя после того, что было ночью, с какой стати она должна беспокоиться о нем?
   — Ты хорошая наездница?
   — Стараюсь, — откликнулась Молли, поставив коробку. И куда теперь девать руки? Она скрестила их на груди и стала смотреть, как Доминик сгружает коробки на пол. Потом опустила. Затем сплела пальцы. Закусила нижнюю губу.
   — Молли, что с тобой? Как ты после такой ночи?
   Господи, как же она ненавидит все эти после-постельные беседы!
   — Какой «такой»?
   — Бурной. — Доминик дотронулся пальцем до ее губ.
   Она отступила на шаг и выглянула в окно. Снаружи никого.
   — Да, бурной. Вот. И как ты, в порядке?
   — А ты нет?
   Он подошел и остановился сзади. Очень близко. Она чувствовала его теплое дыхание на шее.
   — Не знаю. Я до сих пор пытаюсь понять, что же все-таки с нами произошло.
   Начинается! Эти игры Молли терпеть не могла. Она повернулась к нему, теперь они стояли почти вплотную.
   — Брось, ты отлично знаешь, что случилось.
   Он положил руки ей на плечи.
   — Ну да, знаю.
   — Несколько раз, не забывай, — продолжила она. Чтобы смотреть ему в глаза, требовалась вся сила воли.
   — Ну да, несколько раз. Не перебивай меня, Молли. Мне нужно сказать что-то еще.
   — А зачем? — спросила она, опуская глаза. Если смотреть ему в лицо, в организме начинают происходить Странные вещи. — По-моему, ничего не нужно.
   — Нет, нужно, Молли. Это было… Черт, это было потрясающе. Только, может, все ошибка? У меня был очень тяжелый день. Потом я принял эту таблетку… Ты чувствовала себя виноватой…
   Молли вывернулась из его рук и быстро отошла к кровати.
   — Доминик, пожалуйста, не надо все портить. Не будь дураком. Что ты делаешь из меня мученицу? Я никогда не совершаю того, что не хочу. Никогда.
   Он кивнул и не двинулся с места.
   — Хорошо, Молли. Ты этого хотела. Я этого хотел. «Хотел» — это еще мягко сказано. Вопрос в том, что дальше.
   — А разве должно быть какое-то «дальше»? Зачем? Почему мы не можем просто… просто… черт!
   — Заниматься сексом, ни о чем не думая, как прошлой ночью? Да, Молли?
   Она посмотрела на него.
   — Что? Ты хочешь, чтобы я тебя упрашивала? Какое прелестное эго сидит у вас внутри, Доминик Лонгстрит.
   Он в два шага оказался рядом с ней.
   — Ты хочешь ссориться? Да-да, Молли, ты хочешь со мной поссориться. Я просто хотел поговорить с тобой о том, что случилось вчера ночью, а ты затеваешь ссору. Зачем?
   Она скрестила руки на груди, нервно забарабанила пальцами, посмотрела в пол.
   — Мы… мы это уже обсуждали. Я здесь, ты здесь. Меньше чем через две недели ты по-прежнему будешь здесь, а я — уеду. Я… не хочу, чтобы получилось как-то еще. Я не хочу, чтобы кто-то страдал.
   Она расцепила руки и отошла к двери.
   — Словом, что случилось, то случилось. Никто не знает, как пойдет дальше, сегодня ночью или любой другой ночью. Разве обязательно это обсуждать? Почему нельзя просто… просто наслаждаться жизнью?
   Она взялась за ручку, но он опередил ее, прижал рукой дверь, поймал ее в ловушку.
   — Молли, чего ты боишься? Чего ты, черт подери, боишься? Серьезных отношений?
   Она вздернула подбородок.
   — Я хочу выйти. Окажите любезность, пропустите меня.
   Он оказал. С холодным выражением лица сделал шаг в сторону, и Молли пулей вылетела из комнаты. Она быстро спустилась вниз по лестнице, вбежала в кухню и чуть не зарыдала от радости: и дети, и миссис Джонни оказались там. Защита. То, что ей сейчас нужно.
   — Молли, нам надо… привет, дети, здравствуйте, миссис Джонни, — улыбнулся Доминик, войдя в кухню. — Что, уже обед? Я готов лошадь проглотить.
   — Дядя Ник! — воскликнул Большой Эл, сделав большие глаза. — Так нельзя говорить.
   — Да, — прибавила Лиззи, укладывая себе на тарелку большой бутерброд с ветчиной, помидорами и латуком. — Лошадей не едят, дядя Ник, на них катаются.
   Молли уже вовсю хлопотала, помогая миссис Джонни наливать чай. Она старательно не замечала ни Доминика, ни его взгляда, ни явного желания остаться с ней наедине.
   — Теперь, дядя Ник, меня зовут Большой Эл, — гордо заявил Большой Эл. — Просто «Эл» слишком коротко. Сначала я хотел быть Великим Элом, но Лиззи меня побила, и я переделал на Большого Эла. Нравится?
   Доминик выдвинул себе стул и уселся к столу.
   — Большой Эл. Вроде ничего. Хотя немного похоже на прозвище гангстера. Большой Эл отбывает пожизненный срок в Алькатрасе.
   — Чего?
   — Он говорит, Большой Эл — имя для мафиози. Эх ты, малявка, — вставила Лиззи. Молли, присаживаясь к столу напротив нее, неодобрительно покачала головой. — Ну и пожалуйста. Можешь быть хоть Элом Величайшим. Попробуй попроси у меня еще что-нибудь.
   Большой (или Великий — как вам больше нравится) Эл выпятил чуть дрожащую нижнюю губу.
   — Я только хочу, чтобы у меня было настоящее имя. И нечего надо мной смеяться, Лиззи. — Он отодвинул стул и выбежал из кухни.
   — Молодчина, Лиззи, — сказала Молли. — И что ты теперь будешь делать?
   — Хочешь, чтобы я побежала за ним и извинилась?
   — Отличная идея, — подхватил Доминик, взяв бутерброд. — А потом вы оба вернетесь и доедите.
   — А мне обязательно извиняться?
   — Нет, — ответила Молли. — У тебя есть выбор.
   — Плюс масса возможностей, — вставил Доминик, подмигнув Молли. Она с трудом удержалась, чтобы не треснуть его чем-нибудь по голове. Судя по всему, он все еще сердит на нее, но нравиться она ему не перестала. В последнем она уверена на все сто, ведь он ей по-прежнему нравился. Даже когда ей хотелось поколотить его.
   — Ох уж эти мальчишки! — с театральным пафосом воскликнула Лиззи и отложила салфетку. — Ладно, ладно, уже иду. Надеюсь, теперь вы довольны?
   — Молли, ты довольна? — спросил Доминик, когда, демонстративно топая, Лиззи вышла из кухни.
   Она выхватила у него вилочку для оливок, подцепила одну и улыбнулась, увидев, как он отпрянул от неожиданности.
   — На седьмом небе. А ты?
   — Да, в общем, доволен. На прошлой неделе мне пришлось улаживать пару скандалов между ними. Должен признаться, у тебя это выходит гораздо лучше. Что бы я ни говорил, все только подливало масла в огонь. Ты умеешь обращаться с детьми.
   — Ой, обожаю комплименты. Мне кажется, главное — относиться к ним как к детям. Они ведь тоже люди, правильно? Хотя, если бы ты попробовал навязать мне младенца в подгузнике, я бы уже десять раз сбежала.
   «Вот оно. Пусть поймет: наседка из меня не выйдет».
   — Мисс Молли, вы не любите маленьких детишек? — поинтересовалась миссис Джонни, поставив на стол блюдо со свежевымытым виноградом. — А мне они до того нравятся — чем меньше, тем лучше. Сладенькие, беспомощные.
   Молли передернула плечами.
   — Нет уж, спасибо. Я предпочитаю детей, которые уже умеют ходить, говорить и сморкаться.
   Миссис Джонни засмеялась.
   — Где ж вы такое видели? Рождаются-то они совсем малютками. Ничего, не переживайте. Может, сейчас вам ребенок и не нужен, но стоит только встретить своего мужчину, сразу захотите от него ребенка. Я такое тысячу раз видела.
   «Миссис Джонни, не надо мне ваших советов. Пожалуйста». Молли вяло улыбнулась и принялась доедать бутерброд. Весь аппетит у нее куда-то подевался.
   Но миссис Джонни не унималась:
   — Главное — встретить своего мужчину, а уж там дети пойдут один за другим. Иначе и замуж выходить не стоит.
   — Доминик, хочешь винограда? — быстро вставила Молли, чтобы отвлечь его. Кажется, Доминика тоже проняло. Но миссис Джонни решительно хотелось поговорить:
   — Разве не так, мистер Доминик?
   Молли опустила голову. Она откусила слишком большой кусок и теперь боялась подавиться, когда станет глотать. Интересно, что он ответит?
   — Так, миссис Джонни. Все так. Встретить свою женщину, жениться, завести кучу детей. Все логично. Молли? Во сколько мы едем кататься?
   Она с усилием сглотнула.
   — Н-ну… через полчаса? Можем встретиться у конюшни.
   — Договорились. — Он поднялся, держа недоеденный бутерброд. — До скорого. И захвати с собой виноград, — добавил он, подмигнув.
   — Все, поезд ушел! — крикнула она ему вслед и вздохнула. — Он хочет детей, миссис Джонни, — вырвалось у нее, прежде чем она смогла себя остановить.
   — Ох-хо-хо, так ведь все мужчины хотят. Сначала хотят только мальчиков, а когда рождаются девочки, влюбляются в них без памяти. А мистеру Доминику через два года сорок стукнет. Пора ему остепениться. Я знаю, миссис Элизабет и мистер Тони давно поняли: лучше, чем жена и свои ребятишки, ему никто не поможет.
   Молли посмотрела на свой недоеденный бутерброд. Если так пойдет и дальше, она за эти две недели порядочно сбросит в весе. Стоило ей приняться за еду, как тут же что-то случалось и портило ей весь аппетит.
   — Надо его познакомить с моей кузиной Джейни. Она любит детей.
   — А вы нет, мисс Молли?
   Она взглянула на миссис Джонни и беззаботно улыбнулась.
   — Я их просто обожаю.
   — Но своих пока заводить не хотите?
   Молли только покачала в ответ головой.
   — Пора мне и в самом деле позвонить Джейни. Она уже должна была вернуться домой. Расспрошу, как все прошло в Кейп-Мэй. Вы меня извините?
   — Конечно. Но вы не доели.
   — Я возьму бутерброд с собой. — Молли забрала тарелку.
   Интересно, лошади едят ветчину? Иначе придется давиться самой.
   Она поднялась наверх, откопала в сумочке номер сотового Джейни и села на кровать.
   Некоторое время она слушала гудки. Понятно: во-первых, отвечать Джейни не собирается, во-вторых, как подключить голосовую почту, она еще не догадалась.
   Молли набрала домашний номер Джейни. Никого. Тогда она вспомнила, что родители Джейни отправились в какую-то глушь наблюдать за повадками птиц. Джейни тоже должна была ехать с ними, но потом Молли уговорила ее отправиться в Кейп-Мэй.
   И неизвестно, где она сейчас. Как раз тогда, когда очень нужна. Придется обходиться без ее мудрых советов.
   Она взяла со столика между окнами нож для разрезания бумаги и перерезала клейкую ленту, которая скрепляла все три коробки. Отыскала костюм для верховой езды. Миссис Бими, экономка дома в Коннектикуте, старательно упаковала его в бумагу.
   Молли переложила ботинки и шляпу в другую коробку. Вот и купальники-бикини с платками в тон. Черная полупрозрачная юбка-парео до щиколоток, созданная специально для того, чтобы мужчины растеряли даже тот крошечный умишко, который у них есть. Пара халатов из шелка и атласа. И широкополая соломенная шляпа — в комплекте с бикини, разумеется.
   Все, что она заказала, здесь. Вдруг Молли подумала, что в ее гардеробе нет ни одной фланелевой, а тем более байковой ночной рубашки. Ничего бесполого.
   Одеваясь, Молли вполголоса мурлыкала арию из нового мюзикла Доминика. Мелодия очаровала ее так же, как очарует зрителей в зале. Насколько Молли могла судить, Доминик работал над очередной сенсацией Бродвея. Она отлично понимала, отчего ему не хотелось откладывать работу.
   Она также понимала, почему он так нервничает. Мало того, что пришлось репетировать тайком от брата, так еще и Синара пела из рук вон плохо, и мама Билли с ее замашками… Новые шоу даются нелегко.
   — Но с больничной койки руководить всем еще труднее, — сказала она себе, поглядевшись в зеркало. — И тут в дело вмешивается Молли, женщина-праздник. И дает ему возможность выпустить пар, когда это нужно. Ты сама сделала этот выбор, и ничего другого теперь не остается. Так что хватит выяснять с ним отношения. Тем более тебе самой это не нравится.
   Она скорчила самой себе рожицу и вышла из комнаты.

Глава 14

   Доминик сидел на краю кресла в своей спальне и пытался натянуть узкие штанины джинсов на голенища высоких ботинок для верховой езды. Один ботинок он уже усмирил, второй еще сопротивлялся.
   На протяжении последних двадцати минут он горячо спорил сам с собой, пытаясь понять, кто такая на самом деле Молли Эпплгейт.
   Наследница огромного состояния. Ладно, это еще можно пережить. Он родом из состоятельной семьи, а теперь и вовсе богат. Сказочно. Непристойно.
   Но он заработал все сам, каждый пенни.
   Молли все ее миллионы достались в наследство. Хотя она говорила, что заработала их. Тон у нее при этом был саркастичный. И грустный, это он расслышал. Бедная маленькая богатая девочка.
   Согласилась помочь кузине. Ради развлечения взялась управлять детским центром.
   Как только Доминик увидел, что она сможет отвлечь Лиззи и Большого Эла, чтобы они не мешали ему сосредоточиться на репетициях, он поверил всем ее словам.
   Сосредоточиться? Неудачно сказано. Он не мог сосредоточиться ни на чем… кроме Молли.
   Он не выдал ее. Потому что она попросила и чтобы защитить ее от Дерека. Если бы тот узнал о ее богатстве, вился бы вокруг нее день и ночь. Хотя Дерек и так должен бы виться вокруг нее день и ночь. Но не вился.
   И Доминик снова подумал о Синаре. Они с Дереком были вместе, а теперь расстались. Или нет? И должно ли его это волновать? Поможет или помешает спектаклю то, что происходит сейчас между этими звездами? И что случится, если он расторгнет контракт с Синарой? Останется Дерек или уйдет?
   Думать о Молли проще и приятнее, тем более что она сводит его с ума.
   Невероятная. Прекрасная, чувственная, отзывчивая, веселая, совершенно непредсказуемая. Как он мог отказаться от нее? Для этого надо быть полным идиотом.
   И она не слишком счастлива.
   Были моменты, когда он это чувствовал. Такая непоседа, все время мчится куда-то. Почему? Что заставляет ее бежать?
   Он справился со второй штаниной, встал и потопал обутыми ногами.
   Он знал самые сокровенные места на ее теле, и в то же время она старалась держать его на расстоянии. Притягивая и отталкивая. Приближаясь и отстраняясь. Но не играя.
   Чтобы потом исчезнуть из его жизни, как и предупреждала. Сейчас она развлекается здесь, потом умчится развлекаться куда-нибудь еще. Ни корней, ни привязанностей, ни обязательств.
   Что же это такое? Страх перед ответственностью? То, о чем наперебой пишут все эти бесчисленные книги по психологии?
   На тумбочке возле кровати зазвонил телефон. Доминик снял трубку, решив, что в любом случае звонят ему.
   — Алло, Доминик Лонгстрит слушает.
   — День добрый, мистер Лонгстрит, — раздался в трубке мужской голос. — Это поверенный Джерард Хопкинс из компании «Хопкинс, Голдблюм и Смит». Я хочу поговорить с мисс Эпплгейт. Будьте так любезны, передайте ей трубку.
   Голос спокойного, уверенного в себе человека. Сильный акцент жителя северо-восточных штатов. И что-то еще. Брезгливая снисходительность?
   Доминик взял ручку и записал в блокноте имя юриста и название фирмы.
   — Мне очень жаль, поверенный Хопкинс, — произнес он, поддавшись внезапному порыву. Если у Хопкинса колючий характер, он тоже с ним церемониться не станет. — Мисс Эпплгейт сейчас подойти к телефону никак не может. Могу я узнать цель вашего звонка?
   — Не можете, мистер Лонгстрит. Значит, к телефону она не подойдет. Надеюсь, мисс Эпплгейт здорова?
   — Ваши надежды вполне оправданны, — ответил Доминик, начиная закипать от беспричинного гнева. — А почему она должна заболеть?
   В трубке помолчали, потом послышался звук, который мог быть только тяжелым вздохом.
   — У меня есть сведения, что мисс Эпплгейт… Она справляется с работой няни, мистер Лонгстрит?
   — О да, великолепно. Я даже подумываю о прибавке к жалованью. Она наверняка обрадуется нескольким лишним долларам.
   — Очень остроумно, мистер Лонгстрит. Думаю, нам обоим известно, что мисс Эпплгейт не стеснена в средствах.
   — Мне об этом ничего не известно, — оборвал Доминик. — Вы хорошо меня расслышали?
   — Разумеется, мистер Лонгстрит. Могу вас заверить, я досконально изучил вашу биографию. Надеюсь, вы не обиделись? Это моя работа.
   — И кем же вы работаете, адвокат Хопкинс?
   — Я адвокат этой семьи, как вы уже поняли, и управляющий делами Молли.
   — Делами? Очень любезно с вашей стороны. — Доминику хотелось осадить этого заносчивого типа с его великосветскими манерами.
   — Зачем так грубо, мистер Лонгстрит? Молли — особый клиент, и потребности у нее тоже особые. Это вы уже наверняка успели заметить.
   Да уж, черт побери, такое трудно не заметить.
   — Не обратил внимания. А что конкретно вы имеете в виду?
   — Мистер Лонгстрит, наша беседа снова возвращается к теме, обсуждать которую я не уполномочен. Достаточно сказать, что Молли очень своенравна и довольно капризна. Выслушайте дружеский совет, мистер Лонгстрит. Не привязывайтесь к ней. Она не терпит привязанностей.
   Шел бы ты, Хопкинс…
   — Хопкинс, она просто няня.
   В трубке послышался такой звук, будто с трудом подавили смешок.
   — Только на этой неделе, не забывайте. А на следующей? Кто знает, кем и где она будет на следующей неделе. Впрочем, вы уже взрослый, так что я избавлю вас от прочих советов. А теперь не будете ли вы так любезны сообщить номер вашего факса? Мне нужно, чтобы она ознакомилась с кое-какими бумагами.
   — Вы работали на ее родителей?
   — Мистер Лонгстрит…
   — Ответьте на вопрос. Вы работали на ее родителей?
   — Да, работал. Номер, мистер Лонгстрит.
   — Какими они были?
   — Вы, я чувствую, крепкий орешек. Ну, хорошо. Они всегда… держали дистанцию, мистер Лонгстрит. И были на редкость эгоистичны. Кстати, предупреждая ваш следующий вопрос: да, они постыдным образом пренебрегали Молли. Итак, номер?
   Доминик продиктовал номер, повесил трубку, вырвал листок из блокнота и засунул в ящик тумбочки.
   Этот Хопкинс не человек, а робот. Хотя Молли, кажется, нашла в нем что-то человеческое: когда тот рассказывал о ее родителях, голос у него был грустный, даже, пожалуй, немного сердитый.
   И что все это значит? Это и есть причина? В детстве ее не любили родители, и теперь она боится эмоциональных отношений?
   Похоже на правду.
   Возможно, «игра», в которую она играет, переезжая с места на место, меняя работы, одну глупее другой, превращая жизнь в сплошное развлечение, вовсе не игра. Возможно, это особая форма самозащиты.
   Доминик потер рукой живот, чувствуя, что новое лекарство не до конца погасило пожар в его желудке.
   Все это ему совершенно ни к чему. Ни к чему в его жизни Молли Эпплгейт, красавица со сложной судьбой; ни к чему ее комплекс «Иди ко мне — пошел вон», ее проблемы маленькой богатой девочки.
   Ну а ей нужны его проблемы?
   А она, между прочим, не задумываясь бросилась их решать, помогать ему, укладывать его в постель. Несколько раз, как сама же и напомнила.
   Он расстегнул молнию на джинсах и заправил в них рубашку. Что ж, теперь ближайшие две недели он будет разгадывать загадку Молли — или просто наслаждаться их отношениями, как она предложила.
   — Не предложила. Предупредила, — уточнил он для себя и направился к конюшням.
   На террасе его ждал Большой Эл. В джинсах, ботинках и большой желтой соломенной шляпе, не сползавшей ему на глаза только благодаря оттопыренным ушам. Уши у мальчишки росли быстрее всего остального.
   — Как моя шляпа, дядя Ник? Мне ее вчера Молли купила. Сказала, что это настоящая ковбойская шляпа, только что-то не верится. Обычная детская шляпа. Хотя она мне нравится.
   — Отличная шляпа, Большой Эл, — похвалил Доминик, и они вместе пошли к конюшне. — Только тебе нельзя в ней ехать. Кататься верхом можно только в шлеме, не забыл?
   — Я помню. В моем велосипедном шлеме. Я пока просто так ее надел.
   — Ладно. А где твоя сестра?
   — Они с Молли уже в конюшне. Джонси седлает лошадей. Молли поедет на Дэйзи.
   Доминик поднял бровь.
   — А вы ей говорили, что Дэйзи любит попрыгать?
   Большой Эл пожал плечами.
   — Может, мы тогда сначала проедем по двору перед конюшнями, а уже потом по дорожкам?
   — Ага, — покладисто согласился Большой Эл. — Но мы точно поедем по дорожкам?
   Доминик выразительно посмотрел на него.
   — Еще как, можешь не сомневаться.
   Он помахал Лиззи, которая выводила из конюшни маленького коричневого пони. На голове у нее был велосипедный шлем. Надо будет купить им настоящие шлемы для верховой езды, подумал Доминик. Как этот черный у Молли.
   Черт, она и правда в бриджах. Бежевых. И в лакированных коричневых ботинках со шнуровкой. И в темном жакете в тон поверх белоснежной блузки с кружевным воротником. Высокая, стройная, с длинными ловкими ногами. Она выводила Дэйзи из конюшни.
   — Привет! Джонси седлает тебе Сильвестра. — Молли легко вскочила в английское седло.
   Пять минут спустя они все ехали верхом. Идея Доминика покататься сначала по двору не прошла, потому что, заявив: «Кажется, ей пора порезвиться», Молли пустила Дэйзи галопом по широкому лугу к рощице ярдах в пятистах.
   — Ого, смотрите, как она едет! — воскликнула Лиззи со своего пони. — Вот бы мне так научиться.
   — Лучше следи, чтобы ноги всегда были в стременах, и поводья держи покрепче, — заметил Доминик, глядя, как Молли мчится через луг, а из-под копыт Дэйзи летят комья земли. — Ну что, поехали за ними?
   Он изо всех сил сдерживал Сильвестра, которому тоже не терпелось побегать, и ехал почти шагом, чтобы Лиззи и Большой Эл не отставали. Когда они поравнялись с Молли, ее лошадь уже неторопливо ходила кругами, поджидая их.