— А это была ты? — спросил Доминик, сдерживая смех: Молли приняла вид оскорбленной невинности.
   — А кто же еще? До сих пор не пойму, как они пронюхали?
   — Значит, ты перешла в другую школу?
   Она покачала головой.
   — Нет, это было последней каплей. В других школах обо всем узнали. И тогда меня сбагрили к Джейни и ее родителям, чтобы я доучивалась вместе с ней.
   Доминик посмотрел на Молли, уже не улыбаясь.
   — Я рад, что ты прожила у нее хотя бы несколько лет. В настоящей семье.
   — Угу, — преувеличенно бодро хмыкнула Молли. — Хорошо, что мы все выяснили. А теперь отдыхай. Отдых — это составляющая отпуска.
   — Кто сказал?
   — Я читала в одной книге, — ответила она, потом хлопнула в ладоши и крикнула: — Лиззи, Бутч! Не хотите поплавать перед ужином?
   Дети вскочили и помчались к воде. Молли пружинисто оттолкнулась от бортика бассейна и по широкой дуге грациозно ушла под воду.
   — Ого! Я тоже так хочу, — сказал Бутч, когда Молли вынырнула, отфыркиваясь и убирая с лица налипшие волосы.
   Доминик понаблюдал, как Молли учит племянников нырять. Бутч его рассмешил, когда плюхнулся в воду плашмя; Лиззи с пятой попытки нырнула почти идеально, молодец, девчонка.
   Миссис Джонни принесла ему картофельный салат и две сосиски на картонной тарелке.
   — Держите, мистер Ник. У меня в кухне мистер Тейлор. Говорит, пришел помогать. Я покормлю остальных, когда накупаются.
   — Спасибо, миссис Джонни, — сказал Доминик, взяв тарелку. — Я бы сам к вам пришел, не стоило трудиться и нести тарелку сюда.
   — Так решил мистер Тейлор. Сказал, с вашего места открывается такой чудный вид, что вы не захотите уходить.
   — Это верно, — согласился Доминик. Молли как раз стояла к нему спиной. Низко наклонившись, она выправляла Бутчу стойку перед прыжком.
   Он все съел, допил пиво, потом его разморило, и Доминик не заметил, как… заснул. Проснулся он оттого, что Бутч тряс его за плечо и звал по имени.
   — Что такое, Бутч? — спросил он, моргая, и сел.
   — Мы не можем найти Молли, — послышался голос Лиззи. Она тоже стояла рядом.
   Волосы племянников еще не просохли после купания, но они уже переоделись в шорты и футболки. Доминик взглянул на небо: солнце клонилось к горизонту.
   — Который час?
   — Семь, — ответила Лиззи. — Мы купались, потом поели, потом Молли велела нам принять душ и переодеться. Сказала, что будет ждать здесь. Мы хотели играть в бадминтон. Но ее нигде нет.
   Доминик взлохматил волосы, пытаясь проснуться. Надо же было так отключиться!
   — Почему меня никто не разбудил?
   — Молли не велела. Сказала, вам нужно отдохнуть, — ответил Бутч. — Дядя Ник, ты храпел. Совсем как папа.
   — Спасибо, только этого не хватало. — Доминик поднялся на ноги. — Так, давайте думать. Где вы уже искали?
   Лиззи принялась загибать пальцы:
   — В ее комнате, в кухне, в гостиной, в театре, у вас в кабинете, в конюшне. Мы еще хотели посмотреть в сарайчике, где вы держите сетки для бадминтона. Но сетку Карл уже поставил.
   — Наверное, она решила прогуляться, — предположил Доминик. Взяв кроссовки и полотенце, он направился к дому. — Подождите минуту, я быстро. Только переоденусь и вернусь.
   — Дядя Ник, а вдруг ее похитили? — Идея, хотя и жутковатая, Бутчу понравилась.
   — Кретин, — оборвала его Лиззи. Потом посмотрела на Доминика. — Дядя Ник, помнишь, она ведь Map…
   — Я ее найду, — произнес Доминик, не дав Лиззи договорить. Он сел на землю и натянул кроссовки. — Видите, уже иду. Вот, держите полотенца и тащите в дом. И тарелки с банками тоже захватите. А потом идите играть в бадминтон, встретимся там.
   Послушный Бутч начал собирать посуду, но Лиззи не двинулась с места.
   — Она ведь не сбежала, нет? — тихо спросила она, когда Бутч отошел подальше.
   — Нет, — быстро ответил Доминик. Может, слишком быстро. — Она бы так не поступила. Она ведь обещала сыграть с вами в бадминтон. Зачем ей вас обманывать? Я же говорю, она пошла прогуляться. Иди в дом, а я поищу ее.
   Лиззи кивнула, сжав губы, и забрала у Доминика полотенца, а он отправился на поиски.
   Он начал с дома для гостей. Но никого, кроме Синары, там не встретил. На разнеженной диве была некая хламида такой яркой расцветки, что Доминик чуть не ослеп. Нет, она никого не видела, и Молли здесь нет.
   — А теперь прости, Ник, дорогой. Дерек… ждет меня.
   — Подожди. — Он придержал дверь. — А где мама Билли с Бетани?
   — Вышли. Они не оставляют записок. Мы ведь все взрослые люди, куда хотим, туда и идем. Все, Ник, проваливай. Я в отпуске.
   Доминик спустился с крыльца и огляделся. Дети искали почти везде. Может, Молли взяла тележку для гольфа и поехала на прогулку?
   Нет. Обе тележки стояли на парковке.
   Она могла пойти куда угодно.
   Что в этом такого? Они взрослые люди, как сказала Синара. Молли не обязана перед ним отчитываться. Она ничего ему не должна. Он ничего ей не должен.
   — Давай, — сказал себе Доминик и продолжил поиски, но уже не шагом, а рысцой. — Придумай еще что-нибудь в том же духе.
   Сарай, как обозвали его племянники, небольшое строение без окон, стоял в стороне от дорожек. В нем Карл хранил садовые инструменты и газонокосилку. Не считая ракеток и сетки для бадминтона.
   Обогнув театр и подходя к сараю, Доминик позвал Молли.
   Что за бред?
   — Денег у меня на замок не хватает, что ли? — удивился он, отодвигая задвижку, и открыл створку двери. — Молли! (Зачем он делает эту глупость?) Молли, ты здесь?
   Тишина.
   Он уже почти закрыл дверь, когда увидел ее. Она сидела на полу, прижавшись спиной к стене, согнув ноги и обхватив колени руками. И смотрела в никуда. Взгляд ее был неподвижен.
   — Боже мой. — Он распахнул обе створки. Сарай залил яркий свет. — Молли, что с тобой?
   Она не шевельнулась.
   Доминик опустился рядом с ней на колени, заглянул в лицо. Она была за миллион миль отсюда.
   — Все хорошо, Молли, — сказал он, обнимая ее и тихонько укачивая. Прошла целая вечность, пока она обхватила его руками и всхлипнула.
   — Господи. — Сердце Доминика готово было разорваться на части. — Давай выйдем отсюда. Вставай. Я тебе помогу.
   Она покорно позволила себя вывести и усадить под деревом. Он сжал ее руки и вгляделся в лицо.
   — Теперь все в порядке?
   — В полном, — ответила она, и он немного успокоился. Совсем чуть-чуть: она хотя бы заговорила. Пусть медленно, но она приходила в себя.
   Молли отняла свои руки, сцепила пальцы на затылке и вздохнула.
   — Ну вот, теперь кое-кто решит, что я жутко боюсь темноты и все такое, — улыбнулась она.
   — Тебя здесь кто-то запер, — сказал он и тут же пожалел о сказанном.
   — Не говори глупостей. Я пошла за ракетками, а дверь захлопнулась, и все.
   Он решил не настаивать. Она изо всех сил старалась прийти в себя, но чувствовалось, что это не так-то легко.
   — Молли, Карл уже все приготовил.
   — Да? Где?
   — Наверно, возле конюшни. Это самая ровная площадка во всем поместье.
   — Тогда все ясно. Я пошла в другую сторону. — Она взяла его за запястье и посмотрела на часы. — Ого, почти час назад. Дети, наверное, волнуются.
   Она хотела встать, но Доминик ее не пустил.
   — Побудь здесь, Молли. Я скажу им, что ты нашлась, и сразу же вернусь. — Он даже рискнул пошутить: — Захватить бумажный пакетик?
   Она моргнула и покачала головой.
   — Иди… я пока посижу.
   Побив мировой рекорд в беге на короткие дистанции, Доминик примчался в дом, попросил миссис Джонни передать детям, что все в порядке, и вернулся к сараю.
   — Держи. — Он уселся рядом с ней и протянул банку холодной газировки. Щеки Молли порозовели. Это хорошо. — Миссис Джонни говорит, ты можешь отдыхать. Тейлор играет с детьми в бадминтон. Расскажи мне обо всем, Молли. Ты боишься темноты?
   — Мы с ней не в лучших отношениях, так сказать. — Она вскрыла банку. — Кое-кто может подумать, что большие злобные тетки запирали бедную богатую крошку в чулан, когда она училась в школе, или еще что-нибудь. И что теперь она боится оставаться в темных помещениях одна.
   У Доминика все похолодело внутри.
   — Тебя сажали в чулан?
   Она потрепала его по щеке.
   — Нет, балда. Такое бывает только в сентиментальных старых фильмах.
   — Значит, тебя никогда… не запирали в темноте?
   Молли отставила банку и обхватила себя руками. Она чуть заметно вздрагивала.
   — По крайней мере, никто, — ответила она, избегая его взгляда.
   Доминик придвинулся ближе, обнял ее одной рукой и прижал к себе.
   — Расскажи.
   — Нечего рассказывать. — Она попыталась высвободиться… что за черт, все время она пытается высвободиться.
   — Все равно расскажи. — Он поцеловал ее волосы. Сегодня они пахли лимонами.
   — Ну, хорошо, только имей в виду: ты пользуешься минутой слабости. А это плохо. И вообще, все это просто дурацкая затея.
   — Неважно. Рассказывай.
   — Не дави. Я уже рассказываю. В общем… на лето папочка с мамочкой меня куда-нибудь сбагривали. Когда они отправили меня в Вирджинию, я познакомилась с Джейни. Не буду говорить, как мне здесь весело жилось, хоть волком вой. Как-то мы отправились в мясную лавку Хартцеля, и пока тетя покупала себе гамбургер или уж не знаю что, я заперлась в мясной, где хранились туши. Без окон. Очень старая мясная. Ну и темнотища там была, скажу я тебе.
   — Хотела пошутить? — спросил Доминик, хотя был уверен, что шутить Молли не собиралась. Но ей надо было дать выговориться.
   — А как же. Над собой. Они меня слышали через дверь, но войти не могли, потому что я стащила ключ. Здоровенный ключище. Я сказала, что выйду сама, но не раньше, чем мои родители приедут за мной с Бали и отвезут обратно домой. Не раньше. — Она взглянула на него и натянуто улыбнулась. — Сразу после этого я увлеклась географией. От Вирджинии до Бали, оказывается, далеко.
   — И что дальше?
   — Дальше? Ну, во-первых, выяснилось, что замок открывается только снаружи, — вздохнула Молли. — Потом мистер Хартцель вызвал пожарников и полицию, тетя рыдала, и через пять часов им удалось выбить дверь. Они вызывали слесаря, но замок оказался ему не по зубам. Потом Джерри отделывал мистеру Хартцелю новую мясную… а я осталась на лето у Джейни.
   — Родители за тобой не приехали?
   — Конечно, нет. — Она ослепительно улыбнулась. Ее бравада могла бы ввести в заблуждение кого угодно, даже его… несколько дней назад. — Доминик, ты счастливчик. Эту историю знают только Джейни и ее родители.
   — Главное, не зазнаться, — пошутил Доминик, чувствуя острое желание избить кого-нибудь в кровь. — Ты сказала, что тогда только познакомилась с Джейни. Сколько тебе было лет?
   Ее лицо исказилось. Как она ни старалась обратить все в шутку, он добрался до самого больного.
   Шмыгнув носом, она уткнулась лицом ему в грудь и прошептала чуть слышно:
   — Семь.
   — Девочка моя. — Доминик обнял ее и принялся укачивать. Молли беззвучно плакала.
   Через час Доминик возвращался к дому для гостей. Он отвел Молли в комнату, и миссис Джонни, квохча, как наседка, уложила ее в постель.
   Он не стал рассказывать про задвижку: незачем ей знать, что кто-то запер ее специально. Ей и так нелегко.
   Но сам он забывать об этом не собирался.
   Мама Билли и Бетани поднимались по ступенькам. Он окликнул ее по имени. Настоящему имени:
   — Берта!
   — Иди в дом, деточка, — сказала мама Билли, подталкивая Бетани. — Ник, у вас расстроенный вид. Неприятности?
   Ему захотелось сказать фразу, миллион раз слышанную в фильмах и спектаклях: «Не делай из меня идиота, сука». Но сдержался.
   — Вы куда-то ездили, Берта? Вместе с Бетани? Когда вы уехали? И куда?
   — Что? — переспросила она. Хороший ход: отвечать вопросом на вопрос. — Мы ели мороженое. А в чем дело? Надо было сначала спросить у вас разрешение?
   — Вы заперли Молли в сарае за театром и отправились добывать себе алиби. Я угадал? Тейлор намекнул, что я хочу заменить Бетани актрисой постарше, и вы стали подозревать Молли.
   Мама Билли фыркнула.
   — Значит, я заперла ее в сарае? Вот если бы ей горло перерезать, это я еще понимаю. Но какой смысл запирать ее в сарае? Ник, вы точно переутомились. Кстати, мой агент говорит, вы все равно должны заплатить Бетани, даже если она не будет участвовать в шоу. А раз так, мы лучше уедем. Кому охота позориться в вашем спектакле.
   Она вошла в дом и с грохотом захлопнула за собой дверь.
   Доминик стоял не двигаясь. Она права. Какой смысл ей или Бетани запирать Молли в сарае? Чтобы напугать? Похоже на правду. Но как он это докажет? Да еще так, чтобы Молли не догадалась, что ее заперли нарочно.
   Сжав кулаки от бессильной злобы, Доминик направился к дому. Он просидит с Молли всю ночь до утра, по-другому он пока не в силах защитить ее…

Глава 23

   Медленно и неохотно Молли открыла глаза. Темно. Все еще темно.
   И тепло.
   Она пошевелила рукой и поняла, что рядом кто-то есть. Доминик. Она прижалась к нему крепче, спряталась в его руках. С ним в темноте было не так страшно.
   И все-таки нужно зажечь свет. Шторы плотно задернуты, телевизор выключен, свет в ванной не горит. Может быть, если она закроет глаза и замрет, ей станет лучше?
   Нет. Нужно зажечь свет.
   Молли осторожно попыталась выбраться из объятий Доминика. Он пробормотал что-то и обнял ее еще крепче.
   — Доминик, — прошептала она, стараясь держать себя в руках. Если поддаться страху, он накроет с головой. — Пусти меня, Доминик…
   — М-м-м?
   — Доминик, отпусти.
   — Молли…
   Она перевела дыхание и попыталась улыбнуться. Спокойно.
   — Не буду спрашивать, кого ты надеялся увидеть. Да, Молли. Молли, которой нужно встать и зажечь свет.
   Он закрыл рукой глаза.
   — Валяй. Я готов.
   Она подобралась к краю кровати, нащупала выключатель, встроенный в ночной столик. По обеим сторонам кровати вспыхнули лампы.
   — Ну вот, — сказала она, чтобы подбодрить саму себя. — Так лучше?
   — Мы за это голосуем? Если да, то я голосую «против».
   — Прости, Доминик. Я не хотела тебя будить. — Она заметила, что он спал в одежде и поверх одеяла. — Минуточку. Чего это я извиняюсь? Ты в моей постели.
   — Формально — да, но только чтобы составить тебе компанию. Такое допускается самой строгой цензурой. — Он смотрел на нее, прикрывая ладонью глаза от света, и моргал. — Как ты?
   Она посмотрела на часы возле кровати. Три.
   — Сколько я спала?
   Доминик сел.
   — Не знаю. С девяти, наверное.
   — Ого, я даже не помню, когда последний раз ложилась в девять. — На самом деле это было неправдой. Молли помнила. Она прилегла вздремнуть и проснулась в полной темноте: перегорела лампочка. Ужас, который пришлось пережить, она никогда не забудет. — Прости.
   Молли бесшумно прошла в ванную и плеснула в лицо холодной водой, смывая остатки ночных кошмаров, прятавшихся по углам сознания и поджидавших удобного момента, чтобы выбраться наружу. Хотя в этот раз кошмар ей не приснился. Она помнила только, как Доминик обнимал ее во сне и как она проснулась в его руках.
   Вернувшись в спальню, Молли с размаху плюхнулась на кровать, вытянулась рядом с Домиником и поцеловала его в щеку.
   — Мой герой, — сказала она. — Спасибо, что нашел меня.
   Сейчас он обнимет ее и поцелует. И так далее. Но он просто притянул ее к себе.
   — Ты уверена, что все нормально?
   — На все сто, — бодро ответила она. — Это был посттравматический шок, вот и все. Дверь захлопнулась, стало темно, и я снова превратилась в семилетнюю девчонку. Глупо.
   — Почему глупо? Закономерно. Хорошо, что ты нашлась.
   Она кивнула.
   — Знаешь, как надо было поступить? Оседлать здоровую газонокосилку, которая там стояла, и выбить ею двери. Как я сразу не догадалась?
   Он погладил ее по руке.
   — Там железные двери. Хорошо, что ты не догадалась.
   — Железные двери. — Ее передернуло. — Совсем как в мясной мистера Хартцеля. Он сам построил ту мясную — каждый раз об этом рассказывал, когда мы к нему приходили после того случая. Своими руками построил. Сам варил, сам двери навешивал. К тому времени ему уже отделали новую просторную мясную, лучше не найти, так что он просто прибеднялся. И, между прочим, перестал угощать меня сыром. Но я не огорчалась: Джейни всегда отдавала мне половину своего куска.
   — Я ее уже люблю. Хотя и не встречал никогда. Молли, нам правда нужен весь этот свет?
   Она снова села.
   — Пожалуй, нет. Не весь. Я лучше включу телевизор. Он так интересно освещает комнату. Тебе понравится.
   Он тоже сел и обнял ее за плечи.
   — Но ведь я здесь, с тобой.
   — Да.
   — Так, может, выключим свет?
   Она потерла лоб.
   — Нет. Прости. Лучше не надо.
   Несколько мгновений он молчал. Зачем она все испортила? Могло случиться что-то прекрасное. Потом произнес:
   — Ладно, да здравствует электричество. Тогда давай поговорим.
   Молли повернула голову и посмотрела на него. Какой же он замечательный. Его светлые волосы спутались после сна, а на щеках и подбородке проступила щетина.
   — Поговорить? Доминик, сколько можно говорить об одном и том же?
   — Тогда… — Он отодвинулся, встал с кровати и взял одну из фотографий в серебряной рамке. — Тогда расскажи мне о фотографиях. Это Джейни?
   Молли утвердительно кивнула.
   — Да, на выпускном в школе. Она говорила прощальное слово. Обошла меня на две десятых балла.
   — Хорошенькая. Невысокая, но милая. А это — подожди, я догадаюсь. Это ты с Джейни. Сколько тебе было? Двенадцать?
   — Да, наверно. Примерно столько, сколько сейчас Лиззи.
   Молли взглянула на фотографию.
   — Надо будет показать ей. Пусть убедится, что плоская грудь у нее не навсегда.
   — Вот как! Лиззи переживает из-за своего бюста! — Доминик хмыкнул. — Спасибо, что просветила.
   — Не за что. Кстати, об этой фотографии. Мы с дядей и тетей ездили наблюдать за птицами. Каждое лето на Четвертое июля. В то время я всегда проводила лето с Джейни. Видишь, у нас бинокли на шеях. Я знаю названия почти всех птиц Вирджинии. Хочешь, могу перечислить.
   Доминик поставил фотографию обратно и взял другую.
   — Поехали дальше, — сказал он, подмигнув. — Это твои дядя с тетей?
   — Танцуют на вечере в честь тридцатилетней годовщины своей свадьбы. Вечеринка получилась просто роскошной, — произнесла Молли, вспоминая, как были потрясены родители Джейни, когда они устроили им такой сюрприз. Всю основную работу сделала Джейни: приглашения, программу и прочее, но зато Молли придумала отметить этот день в ресторане и подарить им билеты в круиз. — Я решила, что их надо наградить за то, что они так долго меня терпели.
   Доминик прошел к туалетному столику.
   — Это фото я уже видел. Кто это?
   — Миссис Клозер, — вздохнула Молли. — Она была нашей экономкой в Коннектикуте. Умерла двенадцать лет назад. Некоторое время я считала, что моя мама — это она. Просто ее зовут миссис Клозер. Мне было три года, я мало что понимала.
   Доминик прошелся по комнате.
   — Собака! Ух ты, какой лохматый. Наверное, самый любимый. Как его зовут?
   — Блэки. Я нашла его на улице и притащила домой. Мамочка с папочкой даже не узнали, что я завела пса. Пока я была в школе, он… его сбил грузовик, который привез новую мебель. — Она слегка кашлянула. — Я не выпускала его за ограду, но вокруг дома он бегал где хотел.
   Это официальный вариант истории для широкой публики. Правду Молли узнала потом: Блэки пробрался в комнату матери и сжевал туфли. С мамочкой случилась истерика. И тогда родители усыпили Блэки. Этого Молли никому не рассказывала.
   Доминик — мудрый и замечательный — отложил снимок и взялся за другой.
   — Здорово. Вечеринка в римском стиле?
   Молли улыбнулась.
   — Да, это в колледже. Сможешь меня узнать?
   — Я узнаю тебя в любой толпе, — тихо сказал Доминик, поглядев на нее через комнату. — Оставим остальные на другой раз.
   Он вернулся к кровати, взял с ночного столика список правил Джейни и сел.
   — А это что такое?
   — Самоучитель по руководству детским центром. Составлен Джейни для своей слабоумной двоюродной сестры.
   Доминик перелистнул на последнюю страницу. В конце десять листов остались пустыми.
   — Она тебе не доверяет?
   — Доверяет. Это для новых правил. Больше всего мне нравится пункт тридцать два.
   Доминик открыл правило номер тридцать два: «Никогда, повторяю, никогда НЕ учи детей вихлянию. Это не смешно».
   — Что такое «вихляние»?
   Молли улыбнулась.
   — Так, ничего особенного. Садишься на пол, скрещиваешь ноги. Как в позе «лотоса».
   — Знаю.
   — А потом поднимаешься на коленки и идешь. Называется «вихляние».
   — Ты так можешь?
   — Да. Хотя не я это придумала.
   Доминик коварно улыбнулся.
   — Покажи.
   — Ни за что. У меня будет очень глупый вид. Она получилась только у троих.
   — Ты показывала ее детям?
   — Конечно. Это Джейни навела меня на мысль. — Молли посмотрела на часы. — Только пятнадцать минут четвертого. Ты точно хочешь остаться со мной? Я могла бы включить телевизор, как обычно. Ночь лучше всего коротать в компании второсортных голливудских звезд, которые пытаются навязать тебе самые удобные и недорогие матрасы в мире.
   — Нет, одну я тебя не оставлю. Ты очень испугалась.
   — Я уже все забыла, — соврала Молли. Пожалуй, на ее памяти это было самое бессовестное вранье.
   Большую часть жизни она пыталась убедить себя, что просто не любит темноту. Вчера ей снова пришлось признать: темнота пугает ее, темные закрытые помещения наводят на нее ужас… и снова вспомнить реакцию родителей на историю с мясной мистера Хартцеля.
   Они не обратили на ее испуг никакого внимания. Не обратили на нее никакого внимания. Всю свою жизнь они не обращали на нее никакого внимания. Позвони Джерри, пусть найдет ей новую школу и выпишет чек, нам пора на скачки быков в Памплону.
   Доминик взял ее за руку.
   — Я останусь здесь.
   Она покачала головой, улыбнулась и затеребила пуговицы на пижаме.
   — Ладно. Чем же мы с вами займемся, достопочтимый мистер Доминик? Кажется, я догадываюсь.
   — Нет. Не сегодня, Молли, хотя утром я наверняка буду страшно жалеть, что отказался. Давай лучше попробуем узнать друг друга поближе.
   Нет, Доминик, пожалуйста. Я не могу так.
   — Да? — Она прижалась к нему. — А я думала, мы успели отлично изучить друг друга.
   — Правда? И какое у меня любимое блюдо?
   Она отодвинулась и нахмурилась.
   — Любимое блюдо? Это и называется «узнать друг друга поближе»?
   — Предлагаю начать с этого. Имей в виду, это не телячья печень.
   Ей отчаянно хотелось, чтобы этот разговор поскорее закончился.
   — Эх, а я поставила на нее все, что у меня было.
   — Картофельное пюре. Я за него родину продам. Густое, нежное, с маслом или подливой. Знаешь, как здорово построить из него башню, потом выесть немного в центре и налить туда подливы? Когда мы были детьми, я ел свое пюре только так. Главное было — сохранить стенки башни.
   — Ты что, шутишь?
   — Ничуть. Очень важно, чтобы башня осталась цела. Вижу, ты в картофельном пюре ничего не понимаешь.
   — Точно. И это только один из моих пороков.
   — Не перебивай. А потом, когда я доходил до самого главного, стенок, Тони всегда ломал их вилкой.
   — Бедненький. Лучше уж быть единственным ребенком. — Молли обхватила колени руками. — Кто из вас старше, ты или Тони?
   — Я. На восемнадцать месяцев. Я всегда должен быть Старшим братом. Снисходительным. Не беги так быстро, Энтони за тобой не успевает. Он меня доставал до чертиков, особенно когда я немного подрос. Но теперь мы отлично ладим. А у тебя какая любимая еда?
   Молли пожала плечами.
   — Я все люблю.
   — А если бы ты на целых шесть месяцев попала на необитаемый остров и могла бы взять с собой из еды что-то одно?
   — Пиццу, — мгновенно ответила Молли. — В ней так много всего.
   — Тебе нравится, когда в ней много начинок?
   — Ни в коем случае. Я — сторонник благородной простоты. Если только немного пепперони. А так, достаточно сыра и томатной парты. И чтобы лепешка хрустела. Ты записываешь?
   — Я запомню. О чем теперь? О фильмах? О книгах?
   — Как будто у нас первое свидание.
   Он погладил ее по волосам.
   — Так и есть. Я хочу узнать тебя, Молли Эпплгейт. Какая ты.
   До чего упрямый. Молли даже подумала, не рискнуть ли ей узнать его самого. Если бы это не было так опасно.
   — Ты не забыл, я ведь уеду, как только вернется твой брат с женой.
   — Ходили такие слухи, помню.
   — Так и будет. Я уеду. У неподражаемой хохотушки Молли Эпплгейт есть одно свойство: стоит мне пробыть где-то слишком долго, и я начинаю действовать людям на нервы.
   — Это не люди, а толпа трусливых идиотов.
   — И потом, мне становится скучно.
   — Тебе скучно?
   — Нет, — тихо ответила она, глядя в сторону.
   — Я тебе надоел?
   — Нет, — сказала она чуть громче.
   — Ты устала от детей?
   — Я их очень полюбила.
   — Тебе надоело в Вирджинии?
   — Перестань! Сейчас мне не скучно. Я просто предупреждаю о том, что может случиться. Я не такой человек, на которого можно положиться.
   — А если я попрошу тебя остаться? Если через две недели вдруг окажется, что тебе не скучно, а я не хочу, чтобы ты уезжала? Тогда ты останешься? Чтобы узнать, на сколько нас с тобой хватит?
   Молли сморгнула навернувшиеся на глаза слезы.
   — Знаешь, Доминик, иногда мне кажется, что ты меня просто жалеешь. А я не выношу, когда меня жалеют. Я довольна своей жизнью. И всегда была… довольна.
   — Своей независимой жизнью.