Страница:
— Нет, подожди, — сказал он, не отпуская ее рук. — Ты начала с того, что в моей жизни должно быть еще что-то кроме игры с племянниками. Хорошо. Но я могу уравновесить такую жизнь. Работой, игрой, семьей. Прежде я так не делал, но ведь могу, если захочу. Хочешь сказать, что ты не можешь? Или у тебя просто не было причины, чтобы остановиться и никуда не убегать?
— А я и не бегу, — сказала Молли. Сердце тяжело стучало у нее в груди. — У меня полно друзей по всей стране, во всем мире. Я просто… перемещаюсь.
Она взяла его за руки и сделала шаг назад.
— Сейчас, например, я собираюсь переместиться на кухню и поесть бутербродов с арахисовым маслом и джемом, потому что это здорово. Потом я пойду смотреть лошадей, потому что люблю их. Потом постараюсь подбодрить Синару, потому что ей это сейчас очень нужно. Я не строю грандиозных планов на будущее, понимаешь? А теперь прости, мне пора бежать.
— Ты говоришь так, будто тебе на все наплевать. Что же тогда произошло у тебя в комнате? Как это назвать — экзамен или вроде того? Если так, мне кажется, пока не ввалились племянники, я его сдавал на «отлично».
— О, можешь не сомневаться. Я просто хотела тебе напомнить: у тебя здесь своя жизнь, своя работа. А я через месяц, возможно, буду за тысячу миль отсюда, найду себе другое приключение. — Она скорчила гримаску и пожала плечами. — Просто… просто я не хочу, чтобы кому-нибудь было больно, вот и все.
— Вот как, неотразимая Молли. Не такая уж ты неотразимая. Думаю, что вполне смогу сдержать свой пыл, пока ты здесь, не рухну на колени, не предложу руку и сердце и тем более не повисну на тебе с рыданиями, умоляя не уезжать. Расслабься, никто на тебя не посягает.
Он отошел в сторону, пропуская ее. Оказавшись спиной к нему, Молли быстро-быстро заморгала. Он за ней не пошел, и это хорошо.
А еще он не стал уточнять, кому именно она не хотела делать больно. И это тоже хорошо. Наверное.
Глава 9
Глава 10
— А я и не бегу, — сказала Молли. Сердце тяжело стучало у нее в груди. — У меня полно друзей по всей стране, во всем мире. Я просто… перемещаюсь.
Она взяла его за руки и сделала шаг назад.
— Сейчас, например, я собираюсь переместиться на кухню и поесть бутербродов с арахисовым маслом и джемом, потому что это здорово. Потом я пойду смотреть лошадей, потому что люблю их. Потом постараюсь подбодрить Синару, потому что ей это сейчас очень нужно. Я не строю грандиозных планов на будущее, понимаешь? А теперь прости, мне пора бежать.
— Ты говоришь так, будто тебе на все наплевать. Что же тогда произошло у тебя в комнате? Как это назвать — экзамен или вроде того? Если так, мне кажется, пока не ввалились племянники, я его сдавал на «отлично».
— О, можешь не сомневаться. Я просто хотела тебе напомнить: у тебя здесь своя жизнь, своя работа. А я через месяц, возможно, буду за тысячу миль отсюда, найду себе другое приключение. — Она скорчила гримаску и пожала плечами. — Просто… просто я не хочу, чтобы кому-нибудь было больно, вот и все.
— Вот как, неотразимая Молли. Не такая уж ты неотразимая. Думаю, что вполне смогу сдержать свой пыл, пока ты здесь, не рухну на колени, не предложу руку и сердце и тем более не повисну на тебе с рыданиями, умоляя не уезжать. Расслабься, никто на тебя не посягает.
Он отошел в сторону, пропуская ее. Оказавшись спиной к нему, Молли быстро-быстро заморгала. Он за ней не пошел, и это хорошо.
А еще он не стал уточнять, кому именно она не хотела делать больно. И это тоже хорошо. Наверное.
Глава 9
Еще целый час после завтрака Молли чувствовала себя так, словно вместо бутербродов с арахисовым маслом и джемом наглоталась камней. Хотя после того, что она наговорила Доминику, даже омлет переваривался бы с трудом. Ее собственные слова тяжелым комом застряли внутри.
Нет, она не жалела о сказанном. Или жалела? Ладно, может, она и упустила поезд, пароход, самолет — что там еще ходит в рай? Главное сейчас — держаться от Доминика Лонгстрита подальше. Он опасен. Он захватил ее мысли, как будто собирался поселиться в них навсегда. И в сердце тоже.
Этот человек не понимал, какой обладает властью.
Вот Джейни понимала и никогда этой властью не пользовалась. Как и ее родители. Они всегда были такими чуткими, никогда на Молли не давили. Она сама решала, сколько с ними пробудет. А когда решала уехать — они просто махали вслед и просили приезжать снова. Когда захочет.
Они понимали. А Доминик? Нет, мужчины вроде Доминика такого не понимают.
Когда лошади съели всю принесенную морковь, Молли пообещала Лиззи и Элу (после долгих раздумий Малыш Тони выбрал имя Эл, временно), что завтра днем они непременно поедут кататься верхом. Потом все трое взялись за руки и пошли к театру.
— Ты точно хочешь ехать на Дэйзи? — спросила Лиззи. Она шла вприпрыжку, а Дуфус игриво пытался лизнуть ее пятку. Дуфус тоже навестил лошадей. В конюшне его удивил шотландский пони, ростом чуть выше его самого.
— Она же огромная.
Молли вспомнила пегую лошадь с длинной светлой гривой и улыбнулась.
— Зато — настоящая леди.
— Только не с Джонси, — сообщил Эл, имея в виду одного из грумов. — На прошлой неделе она его сбросила. Два раза. Хотя она все равно не такая, как Сильвестр. Конь дяди Ника — настоящий зверюга.
— Думаешь, дядя Ник тоже поедет? — спросила Лиззи, когда они поднимались на крыльцо домика из белого кирпича. — Вообще-то он должен с нами играть и все такое. Нас для этого оставили.
— Это тебе мама сказала? — скрывая улыбку, спросила Молли.
Лиззи кивнула.
— Да, мы должны отвлечь его от работы, чтобы он отдохнул.
Молли взялась за ручку двери.
— И что? Удалось вам, как считаешь?
— Ни капельки, — покачал головой Эл. — Дядя Ник не хочет ни отвлекаться, ни отдыхать.
— Это все потому, что он не любит детей. — Лиззи отступила от двери, как будто передумала входить.
— Лиззи, по-моему, ты ошибаешься. — От жалости у Молли защемило сердце. — Он же так здорово поливал нас из водяного ружья.
— Это тебя он здорово поливал.
— И нас тоже, Лиззи, — вступился за дядю Эл. — Просто стрелять в Молли ему больше нравилось.
Молли закрыла дверь и приложила ко лбу ладонь, изобразив глубокую задумчивость. Детям необязательно видеть, какое у нее выражение лица.
— Знаете, мне кажется, вы к дяде Нику слишком строго относитесь. Ведь он вам не папа, а дядя. И он плохо понимает, как с вами обращаться. Но это не значит, что он вас не любит.
— Ладно, — вздохнула Лиззи, чуть наклонив голову. — Раз Молли так говорит… Но он мог бы узнать нас получше. Мы же не младенцы.
— То есть?
— Он не разрешает Лиззи петь и танцевать, — заявил Эл, позабыв, что здесь двадцати пяти центов ему никто не даст.
— Заткнись, малявка, тебя не спрашивают!
— Я не малявка, я — Эл. Сама ЗАТКНИСЬ. — сжав кулаки, он подошел к Лиззи.
— Это ты мне говоришь? — возмутилась Лиззи.
— Тебе!
— Мне?
— Так-так, наша знаменитая няня, — раздался голос Доминика. Молли обернулась и увидела, что он высунул голову в приоткрытую дверь. — Никто лучше Молли не умеет общаться с детьми. Но мы здесь некоторым образом репетируем, поэтому либо угомонитесь, либо деритесь в другом месте.
Ей захотелось его отшлепать. И хуже всего то, что он это понял. Поэтому она просто улыбнулась и сказала:
— Простите, мы немного увлеклись. Репетировали одну сценку. Так, дети?
Лиззи соображала быстрее и тут же с Молли согласилась. Эл озадаченно спросил «Чего?..», но Молли быстро сцапала его и притянула к себе.
— Сценку? — переспросил Доминик. — Понятно. Я сделаю вид, что поверил каждому слову, если больше не услышу ни звука. Значит, на репетицию вы не собираетесь?
— Почему не собираемся? — Молли гордо вскинула голову. — Вперед, дети. Актерами мы только что были, теперь потренируемся быть зрителями.
И она широко распахнула дверь. Доминику пришлось отойти с дороги, чтобы она могла провести детей в зал. С достоинством вдовствующей императрицы.
— Молли, я здесь!
Молли помахала Синаре в ответ. Она провела детей по короткому центральному проходу, жестом велела им сесть во второй ряд, а сама прошла к сцене. Если бы она никогда не видела домашних театров Новой Англии и Европы, этот произвел бы на нее сильное впечатление. Такая уж она, Молли: просто принимала то, что видела, не глазела попусту и давным-давно научилась быть счастливой там, где оказывалась.
— Я вижу, вы с Ангелом отлично поладили, — сказала она. — У тебя изумительная прическа.
Синара встряхнула свежезавитыми волосами.
— Нравится? Ангел взмахнул несколько раз ножницами и сотворил это чудо. Огромное спасибо за то, что отыскала его мне. Вот взгляни, — она протянула руку, — французский маникюр. Ангел предложил. Сказал, для того, кому приходится много жестикулировать, это лучше всего. То есть для меня. Иначе, сказал он, ногти будут отвлекать внимание от лица, а кому это надо?
Пока Синара щебетала, Дерек подошел и остановился у нее за спиной.
— Почему бы вам двоим не перебраться в одну спальню, чтобы всю ночь болтать о ногтях, волосах и прочих женских штучках? — предложил он с ехидцей в голосе. — Синара, ты ведь все равно ночуешь одна.
— Это уж как я захочу, дорогой, — промурлыкала Синара и потрепала его по щеке. — Тебе-то выбирать, конечно, не приходится.
Мгновение Дерек смотрел на Синару, потом ловко развернулся на каблуках и отошел на другой край сцены. Там он взял с невзрачного деревянного стола какие-то ноты и принялся их изучать.
— Бедный Дерек, — прошептала Синара, слегка приподнимаясь в кресле, чтобы дотянуться до уха Молли. — Он был абсолютно уверен, что все три недели я прокувыркаюсь с ним в постели. Нет, больше я подобной ошибки не совершу. Хочешь посмотреть, как Дерек бежит сломя голову? Шепни ему на ухо «как я к тебе привязалась», и он испарится, глазом не успеешь моргнуть.
Молли посмотрела на Дерека. Все время, пока Синара с ней шепталась, тот украдкой на них поглядывал.
— Ты его любила? — спросила она.
— Ха! Вот именно — «любила», в прошедшем времени. А теперь мы друг друга терпеть не можем. Разве не заметно?
Молли пожала плечами и улыбнулась. Сначала она думала, что между двумя звездами и в самом деле кошка пробежала, но теперь уже не была в этом уверена. Кто разберет, что на самом деле происходит между мужчиной и женщиной?
— Синара, что ты сегодня поешь?
— Сначала дуэт. — Синара встала. — Чтобы не задерживать великого Дерека. Пусть займется своими делами, пока мы прогоним мое соло во втором акте.
— Я мечтаю услышать, как ты поешь, — искренне призналась Молли. — Я раньше никогда не бывала на репетициях. Это так интересно.
— Это долго. Скучно. Это работа, — печально вздохнула Синара, покачав головой. — Слава богу, хоть Тейлора здесь нет. Он останавливал меня еще до того, как я начинала петь, и кричал, что я перевираю мелодию. Было бы что перевирать!
Доминик уселся в кресло на последнем ряду.
— Ну, Синара, пора начинать.
— Я ему объяснила, — как ни в чем не бывало продолжала жаловаться Синара, — мне нужен оркестр, живой оркестр. А не дурацкая пластмассовая коробка, квакающая в лицо. Какое тут вдохновение?
— Синара? Давай начнем сегодня, если ты не против. — Доминик взял с соседнего кресла бумаги и перелистал их.
— Ты еще не видела, что творит Дерек. Даже здесь, на репетиции, он все время пытается задвинуть меня в угол, чтобы лишний раз покрасоваться на моем фоне. И так все время, и ему не стыдно. Я уверена, стоит притащить на сцену труп, он и перед ним начнет выделываться, лишь бы ему лишний раз похлопали. И самое главное…
— Синара, — вмешалась Молли, — Доминик просил начинать.
Актриса взглянула на последний ряд и пожала плечами.
— Да? А почему он сам об этом не скажет? Извини меня, дорогая. Пора отрабатывать свой ужин.
Она отвернулась и пошла прочь. Небольшая сцена театра сразу стала еще меньше оттого, что все глаза мгновенно обратились к Синаре. Манера держаться, гордо поднятая голова — все в ней как будто говорило: «Вот и я, можете аплодировать». Это было прекрасно.
Но еще прекрасней была улыбка, с которой она взглянула на Дерека: теплая, дружелюбная, почти любящая. Она встала рядом, взяла протянутый им лист и вместо «спасибо» послала ему воздушный поцелуй. Ее пальцы доставили этот поцелуй по назначению. Только после этого она вернулась к Молли. Теперь она стояла напротив Дерека, на противоположном краю сцены, и смотрела на него любящим взглядом.
Дерек тоже послал ей воздушный поцелуй и нажал кнопку проигрывателя. Молли уселась в кресло рядом с Лиззи и приготовилась наслаждаться.
Даже в записи музыка была восхитительна. После нескольких тактов вступил Дерек. Он стоял лицом к зрителям, сложив ладони, и пел о любви, обещанной, потерянной, любви, которую мечтал обрести снова.
Вдруг волшебство закончилось. Дерек оборвал себя на полуфразе и произнес:
— Черт, Синара, ты же здесь вступаешь. Тебе что, отдельное приглашение нужно?
Молли взглянула на Синару. Та листала ноты, пытаясь отыскать нужное место.
— Где? — спросила она, потрясая нотами. — Может, ты слышал скрипки? Лично я — нет. А если я вступлю раньше, то перебью тебя, идиот.
Дерек наклонился и выключил проигрыватель.
— Ник? — почти умоляюще позвал он.
— Попробуем еще раз, хорошо, Дерек? — только и сказал Доминик. Молли уловила в его голосе усталость и покорность судьбе. Он не верил, что у Синары получится. Молли это почувствовала.
И у Синары действительно не получилось. Они начинали дуэт еще четырежды и ни разу не допели до конца. Все время — из-за Синары. В конце концов Дерек отшвырнул ноты и ушел, заявив, что у него есть дела поинтереснее, чем слушать бездарных певичек.
Оставшись в одиночестве на сцене, Синара должна была репетировать соло из второго акта. Она только попросила устроить пятиминутный перерыв, чтобы заглянуть в ванную. Сумочку она захватила с собой.
К этому моменту Молли успела заполучить текст соло. Партию Синары в дуэте она уже выучила — четырех раз для ее отличной памяти вполне достаточно — и теперь разучивала соло.
Оно оказалось прекрасным. Завораживающим. А ведь это пока еще только слова. Тони Лонгстрит — настоящий гений. Когда Синара допоет последнюю ноту, в притихшем после бурного сопереживания зале не останется сухих глаз.
— Ну и скучища, — сказал Эл, когда Синара вышла. — Можно я пойду на кухню к миссис Джонни и посмотрю, как там наше самодельное мороженое?
— Только, чур, синее мое. Слышишь, Эл? — крикнула Лиззи вслед брату и скрестила руки на груди. — Мальчишки, — фыркнула она, презрительно закатив глаза. — И как только в голову придет сказать, что здесь скучно?
— Тебе нравится? — Молли заметила, что с того момента, как Лиззи уселась в кресло, она не шелохнулась, не издала ни звука, почти не дышала.
— Ага, — ответила Лиззи. Потом вздохнула. — Ты же знаешь, я пою и танцую. Но папа, дядя Ник и мама все время говорят, что мечтать попасть на сцену — это одно, а прежде чем туда на самом деле попадешь, придется долго-долго работать. Мама сама играла на Бродвее. Танцевала и пела в хоре. И там познакомилась с папой. Очень романтичная история.
— Я не знала. Лиззи, у тебя очень талантливые родители.
— Может, и так, только они ни в какую не хотят, чтобы я занималась тем же, чем они. А у меня хорошо получается. Правда. Просто не знаю, что сказать, Молли. Синара звучит ужасно. А ведь мы еще даже не видели, как она танцует… Ой, здрасьте, дядя Ник, — быстро сменила она тему, когда Доминик сел в кресло, оставленное Элом.
— Ну, что скажешь, мартышка? — спросил он и потрепал ее по волосам. Племянница скривилась.
— Дядя Ник, ты Эла треплешь по голове. Меня ты целуешь.
— Кто такой Эл? — спросил Доминик у Молли. Как будто разговора между ними не было. Что ж, если он так себя ведет, значит, и она так же.
— Твой племянник. Он пожелал, чтобы его звали Эл. Сокращение от Энтони Лонгстрит. «Э». «Л». Понятно?
Доминик затряс головой.
— Элизабет на такое ни за что не согласится.
— Ничего, — беззаботно махнула рукой Молли. — Это имя еще успеет ему надоесть. Прежде чем найти то, которое ему по-настоящему понравится, он десять раз его поменяет. Но ты должен признать, что «Эл» гораздо лучше «Малыша Тони».
— А вот и я! — преувеличенно громко объявила Синара, бросила сумочку на стол и поправила юбку. — Начинаем?
Доминик извинился и поднялся на сцену к проигрывателю. Чуть наклонив голову, Молли наблюдала за Синарой. Каким-то образом ей удалось взять себя в руки. Она даже улыбалась — что после того удара, который нанес ей своими словами Дерек, требовало большого самообладания.
Пять к одному, что в сумочке у нее колеса, подумала Молли и вздохнула. Что, если эти манеры светской львицы — просто бравада?
— Нет, спасибо, Доминик, дорогой. Текст мне не нужен. Я все знаю. — Она встала в центре сцены, скрестила руки так, что кончики пальцев касались плеч, повернула голову влево и чуть склонила ее. Трагическая героиня вместо улыбчивой женщины.
Доминик включил проигрыватель. Музыка была такой прекрасной, что у Молли даже мурашки по спине побежали.
Голос Синары наполнил зал. И почти каждая нота звучала великолепно. Неподражаемо. Почти каждая.
К несчастью, это почти портило все. В одном месте она вступила слишком поздно, в другом недотянула и как-то неуверенно взяла финальную ноту.
— Ой, как лажает, — чуть слышно прошептала Лиззи, спрятавшись за спинку кресла. — Посмотри на дядю Ника. Он прямо язык проглотил.
Как и Молли.
Одна только Берта Уайт, называвшая себя Билли (для дочери — мама Билли), чувствовала себя как ни в чем не бывало.
— Кошмар! — с порога завопила она, грохнув входной дверью. — И вы еще хотите, чтобы моя Бетани играла на одной сцене с ней! Если она танцует так же безобразно, как поет, мы с Бетани немедленно отсюда уезжаем, понятно? Я не допущу, чтобы моя дочь участвовала в третьесортном спектакле.
Молли быстро оглядела маму Билли. Восхищения эта женщина у нее не вызвала. Волосы — такие же черные, как у Бетани, только торчат во все стороны. У обеих — кожа цвета слоновой кости, но у матери она пошла красными пятнами от злости и выглядела крайне непривлекательно.
Кроме того, у нее явные проблемы с весом, и она пыталась решить их с помощью облегающей одежды и ремня, безжалостно впивавшегося в жирные бока. Она оказалась из тех скандальных особ, которых даже терпеливая Молли переносила с трудом.
— Билли, на эту репетицию посторонним вход воспрещен. — Доминик быстро спрыгнул со сцены и преградил ей путь. — Пожалуйста, выйдите отсюда. Мы потом все обсудим.
— Обсудим? Чего тут обсуждать? — Билли ткнула пальцем в сторону Синары. — Вы должны от нее избавиться, вот что. Мне плевать, с кем вы спите, Доминик, подсунуть эту подержанную певичку в один спектакль с Бетани вам не удастся.
Лиззи сползла с кресла почти на пол и потянула за собой Молли.
— Я еще ребенок, я не должна такое слушать, — прошептала она, зажмурившись.
— Ого, Берта, — донесся со сцены мягкий голос Синары. Как будто она пела колыбельную. — Я и не знала, что ты так ревнуешь ко мне. Наверное, твоя позавчерашняя попытка закрутить с Ником роман оказалась такой же безуспешной, как и все предыдущие. Ну, ничего, думаю, в твоем возрасте пора бы уже привыкнуть. Сочувствую. Может, тебе обратиться к хорошему хирур…
— Синара! Перестань! — Доминик встал между ними: Синара уже была готова броситься вниз со сцены и вцепиться в маму Билли. — На сегодня репетиция закончена. Мы еще раз попробуем в понедельник, когда вернется Тейлор, договорились? А ты, — прибавил он, хватая маму Билли под локоть, — пойдешь со мной.
Когда дверь за ними захлопнулась, Молли облегченно вздохнула и посмотрела на Синару, которая выглядела совершенно убитой.
— Синара, с тобой все в порядке? — спросила она, но актриса даже не обернулась. Она отложила ноты, взяла сумочку и вышла через служебный выход в правой кулисе.
— По-моему, ей нехорошо. — Лиззи вскочила. — Ты видела, какой был дядя Ник? У него чуть дым из ушей не повалил.
— Кажется, он сильно расстроился, — согласилась Молли, поднимаясь на сцену, хотя это строго запрещалось. — Бедняжка, вид у него был — хоть в прорубь головой. Ух ты, отсюда все совсем по-другому. Иди сюда, Лиззи, здесь так здорово.
И хотя она просто хотела отвлечь внимание девочки от недавнего скандала, на сцене действительно все ощущалось иначе. На этой маленькой сцене, в маленьком зале. Молли так развеселилась, что даже начала отстукивать каблуками несложный ритм.
— Хочешь посмотреть, как я танцую «Леденцовый кораблик»? [14] — улыбнувшись, спросила она. — Когда я училась во втором классе, мой танец произвел фурор.
И, не дожидаясь ответа, она принялась отбивать чечетку, подпевая и размахивая руками.
— Фу, ну и старье, — протянула Лиззи. — Ширли Темпл сейчас никто не исполняет. Даже вонючка Бетани.
— Ты знаешь Ширли Темпл? — поинтересовалась Молли, продолжая танцевать.
— А кто про нее не знает? Мама заставляет меня смотреть «Маленькую мисс Маркер» раз в год, а то и чаще. У нее полно дурацких старых фильмов. Смотрит их и рыдает в три ручья. Попробуй лучше вот это. — Она подошла и встала рядом. — Я покажу, а ты повторяй.
Молли остановилась. Лиззи медленно подняла одну руку и взялась за невидимую шляпу, а второй уперлась в бедро.
— На голове — шляпа, правильно? — Молли повторила движение. — Это из «Чикаго»?
Не меняя позы, Лиззи кивнула.
— Я его видела четыре раза. Три раза с родителями и один — с друзьями. Вот это фильм! Но мне все-таки больше нравится спектакль. Знаешь, где они вдвоем, все в черном… и танцуют… — Лиззи вытянула носок, сделала ногой полукруг и снова поставила ноги вместе. — Ты видела «Чикаго» на сцене?
— Конечно. Между прочим, с Биби Ньювирт [15], — Молли повторила за ней взмах ногой. — А ты когда-нибудь видела «Весь этот джаз»? [16] Не песню, а фильм?
Вдруг она вспомнила один танец из этого фильма, который (переключала каналы и наткнулась) сильно ее потряс.
— Нет, забудь о нем, такое тебе еще рано. Но ты же видела хореографию Боба Фосса в «Чикаго», хотя и не всю. Правда же он гений?
— Ага. Мама с ним никогда не работала, но во время одних гастролей танцевала то, что он поставил. — Лиззи взялась двумя пальцами за поля воображаемой шляпы и задвигала плечами в такт звучащей в голове музыке. — Он любил работать со шляпами. И широкие мягкие движения. Как это. — Она взмахнула руками и сделала несколько мягких длинных прыжков по сцене.
— Лиззи, у тебя здорово получается.
— Ага. Я знаю весь танец со шляпой и тростью, меня мама научила. Она много танцев знает. Давай, Молли, потанцуй со мной.
Молли критически оглядела свое летнее платье.
— А можно делать шаги поменьше?
— Конечно. Ладно, смотри и запоминай. Ноги должны быть очень прямые. Теперь немного согнись, как будто горбишься. Руки тоже прямые. Смотришь в зал. Делаешь три длинных шага, потом подпрыгиваешь, закрываешь глаза, щелкаешь пальцами, открываешь глаза, щелкаешь пальцами, стреляешь глазами в зал.
— Стреляю глазами, понятно, — повторила Молли, сдерживая смех. — Откуда ты знаешь, как стреляют глазами?
— Я же тебе говорю, мама научила. Ну, я на нее смотрела, смотрела, спрашивала обо всем, а потом она мне все объясняла.
— Ну давай, стрельни в меня.
И она стрельнула, юная акселератка. Она закрыла глаза, потом широко их открыла, одновременно выбросив руки вверх, и стрельнула в Молли глазами. Что ж, неплохо. Страшно подумать, скольких она уложит, когда у нее начнется половое созревание.
— Подожди, мне надо самой попробовать, — сказала Молли, присоединяясь к девочке.
— Отлично. Тогда начали.
И Лиззи прошлась «классическим шагом Боба Фосса». Не успела она дойти до середины сцены, как Молли уже повторяла за ней, и они обе останавливались, подпрыгивали, щелкали пальцами, стреляли глазами в невидимых зрителей и шли дальше, продолжая танец. Молли мешало платье, но не сильно,
— Ну все, хватит, — засмеялась Молли, выпрямившись. — А из какого это шоу?
— Не знаю. Мама знает очень много танцев, она тренируется на них. Говорит, чтобы сохранить фигуру. Но для «Весь этот джаз» очень подходит. Только я не могу его исполнить как надо — Малыш Тони такой недотепа, и потом, он слишком маленький, чтобы меня поднять. Подожди, я тебе покажу.
Лиззи побежала за кулисы и тут же вернулась с двумя котелками и тросточками.
— Это мой тайный реквизит. — Она отдала Молли котелок и трость. — Я иногда привожу сюда Малыша Тони — то есть Эла, — пока никто не видит, и мы репетируем. Но он так лажает, Молли, просто ужас. Ты готова?
Молли надела котелок, шлепком надвинула его пониже, игриво сдвинула на один глаз, потом подхватила черную трость с белым наконечником и повертела в пальцах.
— Готова. Так что мы делаем? Твой номер из «Весь этот джаз»?
— Ага. Ты поешь?
Молли еще раз шлепнула по котелку.
— Как павлин.
— Чего? Какой павлин?
— Не обращай внимания, это я неудачно сострила. Да, пою.
— Отлично. Начинаем на счет «три». Раз, два…
Нет, она не жалела о сказанном. Или жалела? Ладно, может, она и упустила поезд, пароход, самолет — что там еще ходит в рай? Главное сейчас — держаться от Доминика Лонгстрита подальше. Он опасен. Он захватил ее мысли, как будто собирался поселиться в них навсегда. И в сердце тоже.
Этот человек не понимал, какой обладает властью.
Вот Джейни понимала и никогда этой властью не пользовалась. Как и ее родители. Они всегда были такими чуткими, никогда на Молли не давили. Она сама решала, сколько с ними пробудет. А когда решала уехать — они просто махали вслед и просили приезжать снова. Когда захочет.
Они понимали. А Доминик? Нет, мужчины вроде Доминика такого не понимают.
Когда лошади съели всю принесенную морковь, Молли пообещала Лиззи и Элу (после долгих раздумий Малыш Тони выбрал имя Эл, временно), что завтра днем они непременно поедут кататься верхом. Потом все трое взялись за руки и пошли к театру.
— Ты точно хочешь ехать на Дэйзи? — спросила Лиззи. Она шла вприпрыжку, а Дуфус игриво пытался лизнуть ее пятку. Дуфус тоже навестил лошадей. В конюшне его удивил шотландский пони, ростом чуть выше его самого.
— Она же огромная.
Молли вспомнила пегую лошадь с длинной светлой гривой и улыбнулась.
— Зато — настоящая леди.
— Только не с Джонси, — сообщил Эл, имея в виду одного из грумов. — На прошлой неделе она его сбросила. Два раза. Хотя она все равно не такая, как Сильвестр. Конь дяди Ника — настоящий зверюга.
— Думаешь, дядя Ник тоже поедет? — спросила Лиззи, когда они поднимались на крыльцо домика из белого кирпича. — Вообще-то он должен с нами играть и все такое. Нас для этого оставили.
— Это тебе мама сказала? — скрывая улыбку, спросила Молли.
Лиззи кивнула.
— Да, мы должны отвлечь его от работы, чтобы он отдохнул.
Молли взялась за ручку двери.
— И что? Удалось вам, как считаешь?
— Ни капельки, — покачал головой Эл. — Дядя Ник не хочет ни отвлекаться, ни отдыхать.
— Это все потому, что он не любит детей. — Лиззи отступила от двери, как будто передумала входить.
— Лиззи, по-моему, ты ошибаешься. — От жалости у Молли защемило сердце. — Он же так здорово поливал нас из водяного ружья.
— Это тебя он здорово поливал.
— И нас тоже, Лиззи, — вступился за дядю Эл. — Просто стрелять в Молли ему больше нравилось.
Молли закрыла дверь и приложила ко лбу ладонь, изобразив глубокую задумчивость. Детям необязательно видеть, какое у нее выражение лица.
— Знаете, мне кажется, вы к дяде Нику слишком строго относитесь. Ведь он вам не папа, а дядя. И он плохо понимает, как с вами обращаться. Но это не значит, что он вас не любит.
— Ладно, — вздохнула Лиззи, чуть наклонив голову. — Раз Молли так говорит… Но он мог бы узнать нас получше. Мы же не младенцы.
— То есть?
— Он не разрешает Лиззи петь и танцевать, — заявил Эл, позабыв, что здесь двадцати пяти центов ему никто не даст.
— Заткнись, малявка, тебя не спрашивают!
— Я не малявка, я — Эл. Сама ЗАТКНИСЬ. — сжав кулаки, он подошел к Лиззи.
— Это ты мне говоришь? — возмутилась Лиззи.
— Тебе!
— Мне?
— Так-так, наша знаменитая няня, — раздался голос Доминика. Молли обернулась и увидела, что он высунул голову в приоткрытую дверь. — Никто лучше Молли не умеет общаться с детьми. Но мы здесь некоторым образом репетируем, поэтому либо угомонитесь, либо деритесь в другом месте.
Ей захотелось его отшлепать. И хуже всего то, что он это понял. Поэтому она просто улыбнулась и сказала:
— Простите, мы немного увлеклись. Репетировали одну сценку. Так, дети?
Лиззи соображала быстрее и тут же с Молли согласилась. Эл озадаченно спросил «Чего?..», но Молли быстро сцапала его и притянула к себе.
— Сценку? — переспросил Доминик. — Понятно. Я сделаю вид, что поверил каждому слову, если больше не услышу ни звука. Значит, на репетицию вы не собираетесь?
— Почему не собираемся? — Молли гордо вскинула голову. — Вперед, дети. Актерами мы только что были, теперь потренируемся быть зрителями.
И она широко распахнула дверь. Доминику пришлось отойти с дороги, чтобы она могла провести детей в зал. С достоинством вдовствующей императрицы.
— Молли, я здесь!
Молли помахала Синаре в ответ. Она провела детей по короткому центральному проходу, жестом велела им сесть во второй ряд, а сама прошла к сцене. Если бы она никогда не видела домашних театров Новой Англии и Европы, этот произвел бы на нее сильное впечатление. Такая уж она, Молли: просто принимала то, что видела, не глазела попусту и давным-давно научилась быть счастливой там, где оказывалась.
— Я вижу, вы с Ангелом отлично поладили, — сказала она. — У тебя изумительная прическа.
Синара встряхнула свежезавитыми волосами.
— Нравится? Ангел взмахнул несколько раз ножницами и сотворил это чудо. Огромное спасибо за то, что отыскала его мне. Вот взгляни, — она протянула руку, — французский маникюр. Ангел предложил. Сказал, для того, кому приходится много жестикулировать, это лучше всего. То есть для меня. Иначе, сказал он, ногти будут отвлекать внимание от лица, а кому это надо?
Пока Синара щебетала, Дерек подошел и остановился у нее за спиной.
— Почему бы вам двоим не перебраться в одну спальню, чтобы всю ночь болтать о ногтях, волосах и прочих женских штучках? — предложил он с ехидцей в голосе. — Синара, ты ведь все равно ночуешь одна.
— Это уж как я захочу, дорогой, — промурлыкала Синара и потрепала его по щеке. — Тебе-то выбирать, конечно, не приходится.
Мгновение Дерек смотрел на Синару, потом ловко развернулся на каблуках и отошел на другой край сцены. Там он взял с невзрачного деревянного стола какие-то ноты и принялся их изучать.
— Бедный Дерек, — прошептала Синара, слегка приподнимаясь в кресле, чтобы дотянуться до уха Молли. — Он был абсолютно уверен, что все три недели я прокувыркаюсь с ним в постели. Нет, больше я подобной ошибки не совершу. Хочешь посмотреть, как Дерек бежит сломя голову? Шепни ему на ухо «как я к тебе привязалась», и он испарится, глазом не успеешь моргнуть.
Молли посмотрела на Дерека. Все время, пока Синара с ней шепталась, тот украдкой на них поглядывал.
— Ты его любила? — спросила она.
— Ха! Вот именно — «любила», в прошедшем времени. А теперь мы друг друга терпеть не можем. Разве не заметно?
Молли пожала плечами и улыбнулась. Сначала она думала, что между двумя звездами и в самом деле кошка пробежала, но теперь уже не была в этом уверена. Кто разберет, что на самом деле происходит между мужчиной и женщиной?
— Синара, что ты сегодня поешь?
— Сначала дуэт. — Синара встала. — Чтобы не задерживать великого Дерека. Пусть займется своими делами, пока мы прогоним мое соло во втором акте.
— Я мечтаю услышать, как ты поешь, — искренне призналась Молли. — Я раньше никогда не бывала на репетициях. Это так интересно.
— Это долго. Скучно. Это работа, — печально вздохнула Синара, покачав головой. — Слава богу, хоть Тейлора здесь нет. Он останавливал меня еще до того, как я начинала петь, и кричал, что я перевираю мелодию. Было бы что перевирать!
Доминик уселся в кресло на последнем ряду.
— Ну, Синара, пора начинать.
— Я ему объяснила, — как ни в чем не бывало продолжала жаловаться Синара, — мне нужен оркестр, живой оркестр. А не дурацкая пластмассовая коробка, квакающая в лицо. Какое тут вдохновение?
— Синара? Давай начнем сегодня, если ты не против. — Доминик взял с соседнего кресла бумаги и перелистал их.
— Ты еще не видела, что творит Дерек. Даже здесь, на репетиции, он все время пытается задвинуть меня в угол, чтобы лишний раз покрасоваться на моем фоне. И так все время, и ему не стыдно. Я уверена, стоит притащить на сцену труп, он и перед ним начнет выделываться, лишь бы ему лишний раз похлопали. И самое главное…
— Синара, — вмешалась Молли, — Доминик просил начинать.
Актриса взглянула на последний ряд и пожала плечами.
— Да? А почему он сам об этом не скажет? Извини меня, дорогая. Пора отрабатывать свой ужин.
Она отвернулась и пошла прочь. Небольшая сцена театра сразу стала еще меньше оттого, что все глаза мгновенно обратились к Синаре. Манера держаться, гордо поднятая голова — все в ней как будто говорило: «Вот и я, можете аплодировать». Это было прекрасно.
Но еще прекрасней была улыбка, с которой она взглянула на Дерека: теплая, дружелюбная, почти любящая. Она встала рядом, взяла протянутый им лист и вместо «спасибо» послала ему воздушный поцелуй. Ее пальцы доставили этот поцелуй по назначению. Только после этого она вернулась к Молли. Теперь она стояла напротив Дерека, на противоположном краю сцены, и смотрела на него любящим взглядом.
Дерек тоже послал ей воздушный поцелуй и нажал кнопку проигрывателя. Молли уселась в кресло рядом с Лиззи и приготовилась наслаждаться.
Даже в записи музыка была восхитительна. После нескольких тактов вступил Дерек. Он стоял лицом к зрителям, сложив ладони, и пел о любви, обещанной, потерянной, любви, которую мечтал обрести снова.
Вдруг волшебство закончилось. Дерек оборвал себя на полуфразе и произнес:
— Черт, Синара, ты же здесь вступаешь. Тебе что, отдельное приглашение нужно?
Молли взглянула на Синару. Та листала ноты, пытаясь отыскать нужное место.
— Где? — спросила она, потрясая нотами. — Может, ты слышал скрипки? Лично я — нет. А если я вступлю раньше, то перебью тебя, идиот.
Дерек наклонился и выключил проигрыватель.
— Ник? — почти умоляюще позвал он.
— Попробуем еще раз, хорошо, Дерек? — только и сказал Доминик. Молли уловила в его голосе усталость и покорность судьбе. Он не верил, что у Синары получится. Молли это почувствовала.
И у Синары действительно не получилось. Они начинали дуэт еще четырежды и ни разу не допели до конца. Все время — из-за Синары. В конце концов Дерек отшвырнул ноты и ушел, заявив, что у него есть дела поинтереснее, чем слушать бездарных певичек.
Оставшись в одиночестве на сцене, Синара должна была репетировать соло из второго акта. Она только попросила устроить пятиминутный перерыв, чтобы заглянуть в ванную. Сумочку она захватила с собой.
К этому моменту Молли успела заполучить текст соло. Партию Синары в дуэте она уже выучила — четырех раз для ее отличной памяти вполне достаточно — и теперь разучивала соло.
Оно оказалось прекрасным. Завораживающим. А ведь это пока еще только слова. Тони Лонгстрит — настоящий гений. Когда Синара допоет последнюю ноту, в притихшем после бурного сопереживания зале не останется сухих глаз.
— Ну и скучища, — сказал Эл, когда Синара вышла. — Можно я пойду на кухню к миссис Джонни и посмотрю, как там наше самодельное мороженое?
— Только, чур, синее мое. Слышишь, Эл? — крикнула Лиззи вслед брату и скрестила руки на груди. — Мальчишки, — фыркнула она, презрительно закатив глаза. — И как только в голову придет сказать, что здесь скучно?
— Тебе нравится? — Молли заметила, что с того момента, как Лиззи уселась в кресло, она не шелохнулась, не издала ни звука, почти не дышала.
— Ага, — ответила Лиззи. Потом вздохнула. — Ты же знаешь, я пою и танцую. Но папа, дядя Ник и мама все время говорят, что мечтать попасть на сцену — это одно, а прежде чем туда на самом деле попадешь, придется долго-долго работать. Мама сама играла на Бродвее. Танцевала и пела в хоре. И там познакомилась с папой. Очень романтичная история.
— Я не знала. Лиззи, у тебя очень талантливые родители.
— Может, и так, только они ни в какую не хотят, чтобы я занималась тем же, чем они. А у меня хорошо получается. Правда. Просто не знаю, что сказать, Молли. Синара звучит ужасно. А ведь мы еще даже не видели, как она танцует… Ой, здрасьте, дядя Ник, — быстро сменила она тему, когда Доминик сел в кресло, оставленное Элом.
— Ну, что скажешь, мартышка? — спросил он и потрепал ее по волосам. Племянница скривилась.
— Дядя Ник, ты Эла треплешь по голове. Меня ты целуешь.
— Кто такой Эл? — спросил Доминик у Молли. Как будто разговора между ними не было. Что ж, если он так себя ведет, значит, и она так же.
— Твой племянник. Он пожелал, чтобы его звали Эл. Сокращение от Энтони Лонгстрит. «Э». «Л». Понятно?
Доминик затряс головой.
— Элизабет на такое ни за что не согласится.
— Ничего, — беззаботно махнула рукой Молли. — Это имя еще успеет ему надоесть. Прежде чем найти то, которое ему по-настоящему понравится, он десять раз его поменяет. Но ты должен признать, что «Эл» гораздо лучше «Малыша Тони».
— А вот и я! — преувеличенно громко объявила Синара, бросила сумочку на стол и поправила юбку. — Начинаем?
Доминик извинился и поднялся на сцену к проигрывателю. Чуть наклонив голову, Молли наблюдала за Синарой. Каким-то образом ей удалось взять себя в руки. Она даже улыбалась — что после того удара, который нанес ей своими словами Дерек, требовало большого самообладания.
Пять к одному, что в сумочке у нее колеса, подумала Молли и вздохнула. Что, если эти манеры светской львицы — просто бравада?
— Нет, спасибо, Доминик, дорогой. Текст мне не нужен. Я все знаю. — Она встала в центре сцены, скрестила руки так, что кончики пальцев касались плеч, повернула голову влево и чуть склонила ее. Трагическая героиня вместо улыбчивой женщины.
Доминик включил проигрыватель. Музыка была такой прекрасной, что у Молли даже мурашки по спине побежали.
Голос Синары наполнил зал. И почти каждая нота звучала великолепно. Неподражаемо. Почти каждая.
К несчастью, это почти портило все. В одном месте она вступила слишком поздно, в другом недотянула и как-то неуверенно взяла финальную ноту.
— Ой, как лажает, — чуть слышно прошептала Лиззи, спрятавшись за спинку кресла. — Посмотри на дядю Ника. Он прямо язык проглотил.
Как и Молли.
Одна только Берта Уайт, называвшая себя Билли (для дочери — мама Билли), чувствовала себя как ни в чем не бывало.
— Кошмар! — с порога завопила она, грохнув входной дверью. — И вы еще хотите, чтобы моя Бетани играла на одной сцене с ней! Если она танцует так же безобразно, как поет, мы с Бетани немедленно отсюда уезжаем, понятно? Я не допущу, чтобы моя дочь участвовала в третьесортном спектакле.
Молли быстро оглядела маму Билли. Восхищения эта женщина у нее не вызвала. Волосы — такие же черные, как у Бетани, только торчат во все стороны. У обеих — кожа цвета слоновой кости, но у матери она пошла красными пятнами от злости и выглядела крайне непривлекательно.
Кроме того, у нее явные проблемы с весом, и она пыталась решить их с помощью облегающей одежды и ремня, безжалостно впивавшегося в жирные бока. Она оказалась из тех скандальных особ, которых даже терпеливая Молли переносила с трудом.
— Билли, на эту репетицию посторонним вход воспрещен. — Доминик быстро спрыгнул со сцены и преградил ей путь. — Пожалуйста, выйдите отсюда. Мы потом все обсудим.
— Обсудим? Чего тут обсуждать? — Билли ткнула пальцем в сторону Синары. — Вы должны от нее избавиться, вот что. Мне плевать, с кем вы спите, Доминик, подсунуть эту подержанную певичку в один спектакль с Бетани вам не удастся.
Лиззи сползла с кресла почти на пол и потянула за собой Молли.
— Я еще ребенок, я не должна такое слушать, — прошептала она, зажмурившись.
— Ого, Берта, — донесся со сцены мягкий голос Синары. Как будто она пела колыбельную. — Я и не знала, что ты так ревнуешь ко мне. Наверное, твоя позавчерашняя попытка закрутить с Ником роман оказалась такой же безуспешной, как и все предыдущие. Ну, ничего, думаю, в твоем возрасте пора бы уже привыкнуть. Сочувствую. Может, тебе обратиться к хорошему хирур…
— Синара! Перестань! — Доминик встал между ними: Синара уже была готова броситься вниз со сцены и вцепиться в маму Билли. — На сегодня репетиция закончена. Мы еще раз попробуем в понедельник, когда вернется Тейлор, договорились? А ты, — прибавил он, хватая маму Билли под локоть, — пойдешь со мной.
Когда дверь за ними захлопнулась, Молли облегченно вздохнула и посмотрела на Синару, которая выглядела совершенно убитой.
— Синара, с тобой все в порядке? — спросила она, но актриса даже не обернулась. Она отложила ноты, взяла сумочку и вышла через служебный выход в правой кулисе.
— По-моему, ей нехорошо. — Лиззи вскочила. — Ты видела, какой был дядя Ник? У него чуть дым из ушей не повалил.
— Кажется, он сильно расстроился, — согласилась Молли, поднимаясь на сцену, хотя это строго запрещалось. — Бедняжка, вид у него был — хоть в прорубь головой. Ух ты, отсюда все совсем по-другому. Иди сюда, Лиззи, здесь так здорово.
И хотя она просто хотела отвлечь внимание девочки от недавнего скандала, на сцене действительно все ощущалось иначе. На этой маленькой сцене, в маленьком зале. Молли так развеселилась, что даже начала отстукивать каблуками несложный ритм.
— Хочешь посмотреть, как я танцую «Леденцовый кораблик»? [14] — улыбнувшись, спросила она. — Когда я училась во втором классе, мой танец произвел фурор.
И, не дожидаясь ответа, она принялась отбивать чечетку, подпевая и размахивая руками.
— Фу, ну и старье, — протянула Лиззи. — Ширли Темпл сейчас никто не исполняет. Даже вонючка Бетани.
— Ты знаешь Ширли Темпл? — поинтересовалась Молли, продолжая танцевать.
— А кто про нее не знает? Мама заставляет меня смотреть «Маленькую мисс Маркер» раз в год, а то и чаще. У нее полно дурацких старых фильмов. Смотрит их и рыдает в три ручья. Попробуй лучше вот это. — Она подошла и встала рядом. — Я покажу, а ты повторяй.
Молли остановилась. Лиззи медленно подняла одну руку и взялась за невидимую шляпу, а второй уперлась в бедро.
— На голове — шляпа, правильно? — Молли повторила движение. — Это из «Чикаго»?
Не меняя позы, Лиззи кивнула.
— Я его видела четыре раза. Три раза с родителями и один — с друзьями. Вот это фильм! Но мне все-таки больше нравится спектакль. Знаешь, где они вдвоем, все в черном… и танцуют… — Лиззи вытянула носок, сделала ногой полукруг и снова поставила ноги вместе. — Ты видела «Чикаго» на сцене?
— Конечно. Между прочим, с Биби Ньювирт [15], — Молли повторила за ней взмах ногой. — А ты когда-нибудь видела «Весь этот джаз»? [16] Не песню, а фильм?
Вдруг она вспомнила один танец из этого фильма, который (переключала каналы и наткнулась) сильно ее потряс.
— Нет, забудь о нем, такое тебе еще рано. Но ты же видела хореографию Боба Фосса в «Чикаго», хотя и не всю. Правда же он гений?
— Ага. Мама с ним никогда не работала, но во время одних гастролей танцевала то, что он поставил. — Лиззи взялась двумя пальцами за поля воображаемой шляпы и задвигала плечами в такт звучащей в голове музыке. — Он любил работать со шляпами. И широкие мягкие движения. Как это. — Она взмахнула руками и сделала несколько мягких длинных прыжков по сцене.
— Лиззи, у тебя здорово получается.
— Ага. Я знаю весь танец со шляпой и тростью, меня мама научила. Она много танцев знает. Давай, Молли, потанцуй со мной.
Молли критически оглядела свое летнее платье.
— А можно делать шаги поменьше?
— Конечно. Ладно, смотри и запоминай. Ноги должны быть очень прямые. Теперь немного согнись, как будто горбишься. Руки тоже прямые. Смотришь в зал. Делаешь три длинных шага, потом подпрыгиваешь, закрываешь глаза, щелкаешь пальцами, открываешь глаза, щелкаешь пальцами, стреляешь глазами в зал.
— Стреляю глазами, понятно, — повторила Молли, сдерживая смех. — Откуда ты знаешь, как стреляют глазами?
— Я же тебе говорю, мама научила. Ну, я на нее смотрела, смотрела, спрашивала обо всем, а потом она мне все объясняла.
— Ну давай, стрельни в меня.
И она стрельнула, юная акселератка. Она закрыла глаза, потом широко их открыла, одновременно выбросив руки вверх, и стрельнула в Молли глазами. Что ж, неплохо. Страшно подумать, скольких она уложит, когда у нее начнется половое созревание.
— Подожди, мне надо самой попробовать, — сказала Молли, присоединяясь к девочке.
— Отлично. Тогда начали.
И Лиззи прошлась «классическим шагом Боба Фосса». Не успела она дойти до середины сцены, как Молли уже повторяла за ней, и они обе останавливались, подпрыгивали, щелкали пальцами, стреляли глазами в невидимых зрителей и шли дальше, продолжая танец. Молли мешало платье, но не сильно,
— Ну все, хватит, — засмеялась Молли, выпрямившись. — А из какого это шоу?
— Не знаю. Мама знает очень много танцев, она тренируется на них. Говорит, чтобы сохранить фигуру. Но для «Весь этот джаз» очень подходит. Только я не могу его исполнить как надо — Малыш Тони такой недотепа, и потом, он слишком маленький, чтобы меня поднять. Подожди, я тебе покажу.
Лиззи побежала за кулисы и тут же вернулась с двумя котелками и тросточками.
— Это мой тайный реквизит. — Она отдала Молли котелок и трость. — Я иногда привожу сюда Малыша Тони — то есть Эла, — пока никто не видит, и мы репетируем. Но он так лажает, Молли, просто ужас. Ты готова?
Молли надела котелок, шлепком надвинула его пониже, игриво сдвинула на один глаз, потом подхватила черную трость с белым наконечником и повертела в пальцах.
— Готова. Так что мы делаем? Твой номер из «Весь этот джаз»?
— Ага. Ты поешь?
Молли еще раз шлепнула по котелку.
— Как павлин.
— Чего? Какой павлин?
— Не обращай внимания, это я неудачно сострила. Да, пою.
— Отлично. Начинаем на счет «три». Раз, два…
Глава 10
Доминик устало прислонился к одной из колонн на веранде и раздумывал, что ему сейчас нужнее — еще одна понижающая кислотность таблетка или порция белого порошка, который хранился в ящике комода с того дня, как Тони нашел его в офисе и устроил всем жуткий разнос.
И до сих пор непонятно, что хуже: сложности с голосом у Синары или отсутствие у мамы Билли мозгов и такта.
Раньше все было по-другому. Радостно, черт побери. Весело. Всегда по-новому. Даже проблемы не сильно огорчали, потому что он умел с ними справиться.
Ему по-прежнему нравится быть продюсером. Почти всегда. Но иногда приходится становиться великим и ужасным судьей, наставником. А еще чаще — слишком часто — надсмотрщиком. Саймоном Легри [17].
Когда же все это превратилось в работу? В проклятую обязанность! В бесконечную, безрадостную гонку? Надо бежать, торопиться, а он запутался и потерял направление. Давно уже потерял.
Тони хотел, чтобы они вдвоем взяли отпуск и отдохнули как минимум год. Но это невозможно. Когда ты на самой вершине, деваться некуда — только падать вниз. Это Доминик знал точно, в это он верил. После четырех мюзиклов, ставших легендой, труднее всего сделать пятый. Не верите — спросите Эндрю Ллойда Веббера.
И до сих пор непонятно, что хуже: сложности с голосом у Синары или отсутствие у мамы Билли мозгов и такта.
Раньше все было по-другому. Радостно, черт побери. Весело. Всегда по-новому. Даже проблемы не сильно огорчали, потому что он умел с ними справиться.
Ему по-прежнему нравится быть продюсером. Почти всегда. Но иногда приходится становиться великим и ужасным судьей, наставником. А еще чаще — слишком часто — надсмотрщиком. Саймоном Легри [17].
Когда же все это превратилось в работу? В проклятую обязанность! В бесконечную, безрадостную гонку? Надо бежать, торопиться, а он запутался и потерял направление. Давно уже потерял.
Тони хотел, чтобы они вдвоем взяли отпуск и отдохнули как минимум год. Но это невозможно. Когда ты на самой вершине, деваться некуда — только падать вниз. Это Доминик знал точно, в это он верил. После четырех мюзиклов, ставших легендой, труднее всего сделать пятый. Не верите — спросите Эндрю Ллойда Веббера.