Страница:
Вдоль стен главного зала и соседних с ним комнат стояли длинные узкие столы с приготовленными яствами. Тут были всевозможные закуски, вина, фрукты, кофе, чай, мороженое, прохладительные напитки. Гостей приглашали к столам и угощали с истинно русским гостеприимством, а многих и приглашать не приходилось: едва переступив порог зала, они сами устремлялись к столам и уже не отходили от них до конца вечера.
Большим успехом у гостей пользовались икра и русская водка. Особенную дань им отдавали американские военные и журналисты.
В 8 часов 30 минут, когда все гости уже прошли, посол и его жена покинули свой пост в дверях зала и смешались с пестрой толпой гостей, уделяя главное внимание наиболее важным из них.
Собралось человек пятьсот. Под сводами зала, точно мертвая зыбь, колыхалась человеческая толпа, стоял гул сотен голосов, слышался звон поднимаемых бокалов, стук посуды, шарканье бесчисленных ног.
Стало жарко и душно. Некоторые гости, выйдя в парк, окружающий здание посольства, бродили по его аллеям или сидели на скамейках у пруда.
Петровы и Потапов вначале были оглушены всей этой непривычной обстановкой. Она была так далека or суровой военной Москвы, от жестоких боев под Сталинградом, от всей жизни сражающейся Родины… Постепенно, однако, они осмотрелись и, поощряемые дружескими улыбками Косовского, «пустились в плавание».
– Пойдемте, я познакомлю вас с кем-нибудь из гостей, – сказал он, подойдя к Петрову, и шутливо добавил:– Тем более что уже несколько человек спрашивали у меня о вашей жене: откуда, мол, эта прелестная дама?
– А что же мы должны делать? – спросил Степан Косовского.
– Занимать разговорами, угощать… Пока с вас большего не требуется.
Гостем, за которым должен был ухаживать Степан, оказался английский моряк. Это был настоящий морской волк. Он избороздил все океаны, видел много стран и народов, а в последнее время, перед самой войной, служил в австралийском флоте. Моряк усиленно прикладывался к водке, скоро захмелел и стал разговорчив.
– В 1918 году я командовал эсминцем, – говорил он, чокаясь с Петровым, – и воевал в Финском заливе… Ха-ха-ха!.. Против вас. А сейчас мы с вами союзники и вместе воюем против немцев. Ха-ха-ха!.. Какая странная штука жизнь!.. Впрочем, я моряк… Пускай политики разбираются, с кем нужно воевать. Выпьем за нашу общую победу!
И английский моряк не только выпил, но и дружески потряс руку Петрова.
На долю Тани выпало занимать жену одного из иранских министров, полную даму, которая хотя и с акцентом, но довольно бойко говорила по-русски. Женщина была явно рассеянна и беспокойна. Заметив это, Таня спросила:
– Чем вы так взволнованы?
Гостья словно обрадовалась возможности излить душу.
– Ах, я почти не сплю! – воскликнула она. – Ведь мой муж не раз бывал в Москве по разным делам, и я ездила с ним. Я знаю и даже люблю Москву. Какие театры у вас! Какой балет! В Тегеране мой муж тоже имел много дел с вашими представителями. Очень выгодные дела по рыбе, сахару, по ситцам… Моего мужа все считают «прорусским». Что же с ним будет, если немцы придут в Тегеран? Ведь они его просто разорвут!
– Но почему вы думаете, что немцы придет в Тегеран? – изумилась Таня.
– Ах, милочка! – затараторила министерша. – Да ведь все говорят, что Сталинград уже пал. А из Сталинграда куда ж немцы пойдут? Ну конечно, на Кавказ, в Баку, а потом сюда, к нам…
Таня с трудом сдержала раздражение.
– Сталинград не взят, – твердо и спокойно сказала она. – И я не верю в то, что он будет взят. Поддаваясь ложным слухам, вы напрасно волнуете себя.
– Сталинград еще не взят? Серьезно? – воскликнула полная дама. – Ах, милочка, как вы меня утешили! – Но, помолчав секунду, она добавила: – И все же, знаете ли, говорят, что немцы непременно придут в Тегеран… Что нам делать?
К Тане подошли Степан и полковник Страхов.
– Я говорил сейчас о вашей поездке с начальником английского воздушного транспорта, – сказал Страхов, отведя Петровых в сторону. – Он пока упирается… Пойдемте к нему втроем и попробуем нажать еще раз.
Английский полковник был поначалу сух и официален. Смотря в пол, он прямо заявил, что раньше чем через десять дней о полете в Каир не может быть и речи.
– Но это же просто ужасно! – невольно вырвалось у Тани.
Полковник поднял голову и заметил Таню. Он как-то сразу переменился, подтянулся, на его поджатых губах застыла любезная улыбка, и он заговорил уже совсем другим тоном:
– Если дама просит ускорить поездку, придется что-нибудь придумать… – И на мгновение умолк, точно в самом деле что-то придумывал. – Посадить вас в ближайшие дни на самолет, который доставил бы вас прямо в Каир, – продолжал он, обращаясь к Степану, – я не в состоянии. Сейчас идут большие переброски войск, и все самолеты на Каир заняты на много дней вперед. Но возможно другое… Если желаете, завтра, восьмого ноября, в пять часов утра, я могу посадить вас на самолет, идущий в Багдад. Там вы сядете на автобус Багдад – Дамаск, а из Дамаска до Каира уже нетрудно добраться автомобилем. Весь путь займет три-четыре дня.
Предложение полковника показалось Степану заманчивым, но он все-таки спросил Страхова по-русски:
– Что вы думаете?
– Соглашайтесь…
Степан любезно улыбнулся полковнику и, поблагодарив, сказал:
– Завтра в пять утра мы будем на аэродроме.
Посол или министр иностранных дел в определенный день приглашает к себе гостей. Обычно это связано с каким-либо важным дипломатическим событием или с какой-либо старой дипломатической традицией, истоки которой подчас теряются в веках. Хозяева стремятся к тому, чтобы на прием пришло побольше приглашенных и чтобы среди гостей были наиболее видные, наиболее влиятельные люди страны. Они стараются угостить пришедших как можно лучше, занять их как можно интереснее. Если это удастся, во влиятельных кругах будут говорить, что «прием прошел блестяще», и престиж хозяина, а стало быть, и представляемого им правительства возрастет.
Буржуазная дипломатия имеет свои, на наш взгляд, обветшалые, чуждые нам традиции, но советским дипломатам, имеющим дело с представителями капиталистического мира, приходится с этим считаться.
Многие из гостей идут на прием потому, что быть в числе приглашенных к послу или министру иностранных дел считается лестным. Присутствие на дипломатическом приеме повышает престиж человека в «обществе».
Такова одна сторона всякого большого дипломатического приема.
Но имеется и другая сторона.
На большом дипломатическом приеме встречаются представители разных стран, разных социальных положений, партий, взглядов. Здесь, на территории в несколько сот квадратных метров, собирается пестрый политический микрокосм. И потому многие из гостей посещают подобные приемы с целью использовать их в своих деловых интересах. Дипломат может на таком приеме «выудить» из встреч с людьми немало полезной для него информации и пустить в оборот немало сведений, слухов, проектов, в распространении которых он заинтересован. Военный может установить на таком приеме нужные для его работы связи и узнать важные новости. «Деловой человек» может на таком приеме подготовить почву для какой-либо выгодной коммерческой операции, а иной раз даже совершить подобную операцию.
Прием, устроенный советским послом 7 ноября в Тегеране, не составлял исключения из общего правила. Но он происходил в самый грозный момент второй мировой войны, в дни, когда под Сталинградом решались судьбы мира, судьбы всего человечества, и это накладывало на него особый отпечаток.
В одном из дальних углов зала, заложив руки в карманы и расставив ноги, стоял видный турецкий дипломат, окруженный несколькими иранскими сановниками и военными. В высшем тегеранском обществе он слыл очень осведомленным человеком и всегда любил преподносить «самые свежие новости».
– Сталинград пал! – воскликнул этот ловец сенсаций.
– Как – пал? – сразу раздалось несколько голосов.
– Пал! Пал! – уверенно повторил турецкий дипломат. – Как раз перед выездом на этот прием я получил сведения из самых достоверных источников… – Турецкий дипломат многозначительно посмотрел на собеседников и, подчеркивая каждое слово, повторил: – Из самых достоверных источников! Свастика развевается над Сталинградом! Правда, русские еще держатся в нескольких изолированных кварталах на берегу Волги, но это уже… Вы понимаете?.. Это уже задача не для армии, а для полицейских команд.
Слова турецкого дипломата не на шутку встревожили слушателей. В головах стремительно пронеслось: «Сталинград пал… Значит, немцы скоро будут в Тегеране… Что делать? Как быть?»
А турецкий дипломат с авторитетным видом продолжал:
– Еще месяц-другой – и Россия распадется на свои составные части.
– Но ведь вместо России будет Германия, – нерешительно заметил один из иранских министров.
– Германия не то! – возразил турецкий дипломат. – С Германией мы поладим. – Он усмехнулся и прибавил:– Мы уже с ней поладили.
Затем, обращаясь к иранским министрам, он тоном дружеского покровительства сказал:
– А вот вам, господа, следует заранее о себе позаботиться.
– Но что же мы должны делать? – тревожно спросил один из иранских министров.
– Как – что? – воскликнул турецкий дипломат. – Это нетрудно понять! Но торопитесь: не позже чем через месяц немцы будут в Тегеране. Вы должны заслужить их расположение действиями, которые должны предпринять заранее.
Кто-то из иранских сановников стал смиренно просить:
– Вы уж не откажите мне, Ваше превосходительство, в своем покровительстве, когда придут немцы! Вы можете засвидетельствовать, что я всегда симпатизировал немцам.
– И я, и я тоже! – послышались голоса.
Турецкий дипломат сразу вошел в роль. Окинув быстрым взглядом своих иранских слушателей, он многозначительно заявил:
– Да-да, конечно, господа. Я сделаю все, что смогу… Однако многое, очень многое будет зависеть от вас самих.
Турецкий дипломат сделал жест, свидетельствовавший, что разговор окончен, и двинулся к столу с русской водкой и икрой.
Группа рассеялась. Сразу же из уст в уста побежала молния:
– Сталинград пал…
– Турецкий дипломат…
– Из самых достоверных источников…
Гости качали головами, пожимали плечами, разводили руками, с недоумением и беспокойством говорили:
– Что же теперь будет?..
Два крупных иранских дельца оживленно беседовали в саду посольства.
– Мое дело плохо, – говорил один из них. – Я слишком тесно был связан с русскими… Мне надо бежать…
– Куда? – спросил второй делец.
– Куда глаза глядят! Хотя бы в Америку… Я должен спешно ликвидировать все свои дела, земли, дома, магазины… Не купите ли? Вы же с русскими дел не имели. Вас немцы не тронут.
Второй делец помолчал немного, видимо обдумывая это предложение, и затем сухо, с подчеркнутым безразличием, спросил:
– Сколько хотите?
– А вы сколько дадите? – вопросом на вопрос ответил первый делец.
Оба некоторое время препирались, не желая назвать определенную сумму. Наконец первый заявил:
– Дайте мне за все вместе пятьсот тысяч долларов, и дело с концом.
– Что? Пятьсот тысяч? – точно ужаленный, вскричал второй делец.
– Это же немного! – возразил первый. – Вы сами прекрасно знаете, что настоящая цена моему имуществу не меньше миллиона долларов. Я и так отдаю все за полцены – мне некогда!
Но второй делец и слышать не хотел о полумиллионе долларов.
– Сколько же вы предложите? – помолчав, спросил первый.
– Сколько? – повторил второй. Он на мгновение задумался и затем безапелляционно бросил: – Сто тысяч долларов – и ни цента больше!
Теперь первый делец вскричал, точно ужаленный, и в отчаянии даже воздел руки к небу.
Потом оба дельца долго ходили по аллеям сада, то тихо шептались, то громко вскрикивали, то расходились, то вновь сходились и крепко хватали друг друга за руки.
К концу вечера сделка состоялась: первый делец уступил все свое имущество второму за двести тысяч долларов.
В другой части сада, около пруда на скамье грустно сидели три дипломата: норвежец, голландец и бельгиец. Они тоже уже слышали о «падении Сталинграда», верили этому и теперь тоже думали: что же делать?
– Хотел бы я знать, кто будет занимать это прекрасное здание через два месяца? – указывая на посольство, сказал норвежец.
Он был уже немолод, любил Ибсена и Грига и считал себя философом.
– Это меня мало интересует! – с раздражением ответил бельгиец. – Гораздо важнее другое: что с нами будет через два месяца? – И, обхватив голову руками, он хрипло простонал: – Куда бежать? Как бежать?
Молчавший до сих пор голландец предложил:
– Надо бы попросить англичан войти в наше положение…
– Да-да, вы совершенно правы! – оживился бельгиец и затем, после небольшого колебания, прибавил: – Зачем откладывать? Пойдемте сейчас и здесь же, на приеме, поговорим с ними.
Все трое поднялись со скамьи и вошли в зал. Не без труда отыскав в толпе английского дипломата, они отвели его в сторону, и норвежец, как самый старший, начал:
– Вы слышали – Сталинград пал…
– Да, слышал, – ответил дипломат. – Но пока это лишь немецкое сообщение. Еще нет подтверждения с русской стороны.
– Если нет, – продолжал норвежец, – так будет завтра или послезавтра. Дела русских плохи, хоть они и сражаются храбро… Самое большее через два месяца немцы будут в Тегеране… Что же нам делать?
В душе англичанина боролись два чувства: ему было жаль этих пожилых людей, союзников, невольных жертв случайностей войны. И вместе с тем ему так хотелось избежать лишних хлопот, волнений, неурядиц, с которыми неизбежно была бы связана их эвакуация из Тегерана. Поэтому англичанин несколько загадочно произнес:
– Мы ждем надлежащих инструкций из Лондона.
– Но не придут ли они слишком поздно? – вмешался бельгиец. – Положение в Иране может быстро обостриться.
Практичный голландец решил взять быка за рога:
– Можем ли мы рассчитывать, сэр, что в случае эвакуации вы окажете нам содействие своим транспортом? Ваше правительство было так великодушно, что временно, впредь до победы, предоставило нашим правительствам возможность перенести свою резиденцию на территорию Великобритании, и мы думали, что представители английского правительства в Тегеране…
Голландец, не закончив фразы, сделал красноречивый жест в сторону английского дипломата. Последний внимательно посмотрел сначала на свои ногти, потом на потолок и, наконец, глубокомысленно изрек:
– Я думаю, лучше всего было бы, если бы ваши правительства в Лондоне непосредственно договорились с правительством его величества по интересующему вас вопросу.
– Прекрасная идея! – воскликнули сразу все трое. – Мы сегодня же пошлем телеграммы в Лондон.
В одной из боковых комнат у окна стояли двое. Один из них – полковник американской армии, дородный, шумливый, с хищным лицом и толстыми влажными губами – был возбужден и красен. На лбу его дрожали капли пота, свидетельствовавшие о том, что полковник уже не раз путешествовал к столу. Второй – иранский миллионер – представлял своей особой целый комбинат. Он владел поместьями, хлопковыми плантациями, рыбными промыслами, фабричными предприятиями, магазинами, ссудными кассами. Ему принадлежали также самые шикарные в столице игорный и увеселительный дома.
– Так, значит, ваше превосходительство, я могу надеяться на вашу помощь?
Лицо миллионера выражало почти благоговение, а голос звучал вкрадчиво и умильно. Прекрасно зная, что перед ним стоит полковник, а не генерал, он намеренно употреблял обращение «ваше превосходительство» – почему не польстить нужному человеку?
Полковник не поправил своего собеседника.
– Да-да, можете рассчитывать, – покровительственно сказал он. – Ваши десять грузовиков будут включены в наш военный транспорт и пойдут под охраной американских солдат.
– Только десять? – вполголоса переспросил миллионер. – А нельзя ли хоть пятнадцать?.. Ваше превосходительство, времена сейчас беспокойные, ценных вещей у меня много…
– Нет-нет! – отрезал полковник. – Больше десяти грузовиков я взять не могу.
Миллионер огорченно развел руками и сказал:
– Ну что же, если больше нельзя, пусть будет десять… – И осторожно добавил, не зная, как полковник отнесется к его словам: – Ваше превосходительство, не следовало ли бы послать с этими грузовиками моего сына?
– Что ж, посылайте, – милостиво разрешил полковник.
– Да благословит вас небо, ваше превосходительство! – обрадовался миллионер. – Разумеется, мой сын сумеет отблагодарить начальника американского конвоя.
– Это его дело, – с улыбкой обронил полковник.
– Завтра утром мой сын привезет вашему превосходительству чек в пятьдесят тысяч долларов на Нью-Йорк…
Миллионер произнес эти слова очень таинственно. Он похож был сейчас на человека, который идет по тонкой корке льда, опасаясь на каждом шагу провалиться.
– Как – пятьдесят? – изумился полковник. – Ведь мы же условились о ста тысячах!
Лицо миллионера приняло молитвенное выражение. Его сложенные вместе руки протянулись к полковнику, как к изображению божества.
– Ваше превосходительство! – воскликнул миллионер. – Мое слово свято: конечно, сто тысяч! Только первую половину вы получите немедленно, завтра же, а вторую… вторую, когда все мои ценности будут в Нью-Йорке.
– Э, нет! – вскипел полковник. – Платите все сразу!
Начался жаркий торг. Лица спорящих разгорелись, голоса их стали подниматься. Наконец пришли к компромиссу: вторую половину полковник получит, когда ценности будут погружены на борт американского судна в Персидском заливе. «А если судно по пути в Америку погибнет?» – вдруг мелькнуло в голове дельца, но он сразу успокоил себя: «Застрахую свой груз в американской страховой компании».
– Ну, теперь все в порядке! – удовлетворенно заключил полковник. – Передайте мои наилучшие пожелания вашей семье и особенно вашей очаровательной дочери… – Полковник слегка зажмурился и, поцеловав кончики своих пальцев, прибавил: – Да-да, она просто очаровательна… Настоящая восточная сказка!
Лицо миллионера расплылось в улыбке, глаза сузились, как щелочки, и, приложив руку к жирной груди, он не сказал, а выдохнул – именно выдохнул:
– Моя дочь будет счастлива узнать, что ваше превосходительство так высоко оценивает ее красоту!
Глаза полковника, казалось, источали масло. Многозначительно посмотрев на миллионера, он бросил:
– Можете отправлять пятнадцать грузовиков!
Поздно вечером, после приема, Косовский говорил Степану, стоя в опустевшем зале посольства:
– Чудесно, что удалось утрясти вопрос о вашем дальнейшем пути. – И, взглянув на часы, продолжал: – Сейчас четверть первого. Стало быть, через четыре с лишним часа вы будете уже в воздухе. Спать вам сегодня почти не придется… Но все же я задержу вас еще на несколько минут.
Косовский закурил и, взяв Степана под руку, стал медленно ходить с ним по залу.
– Здесь вы находитесь на советском островке, заброшенном в капиталистическое море, – говорил он. – Но это для вас последний советский островок на долгое время: с государствами Малой Азии и Африки у нас дипломатических отношений еще нет. Советских представителей вы не встретите теперь до Лондона… Трудное положение! По пути у вас могут возникнуть всякие сложности. Будьте осторожны, но не будьте робки. Твердо отстаивайте свои права! И еще один совет… Вам придется иметь дело главным образом с англичанами. Я их немного знаю… Соблюдайте в отношениях с ними хладнокровие и выдержку – легче добьетесь того, что вам нужно. Если человек нервничает и горячится, англичане сразу теряют к нему уважение. – Косовский бросил в пепельницу окурок и закончил: – А теперь позвольте от всей души пожелать вам и вашим спутникам счастливого пути!
Они крепко пожали друг другу руки.
Глава вторая
Большим успехом у гостей пользовались икра и русская водка. Особенную дань им отдавали американские военные и журналисты.
В 8 часов 30 минут, когда все гости уже прошли, посол и его жена покинули свой пост в дверях зала и смешались с пестрой толпой гостей, уделяя главное внимание наиболее важным из них.
Собралось человек пятьсот. Под сводами зала, точно мертвая зыбь, колыхалась человеческая толпа, стоял гул сотен голосов, слышался звон поднимаемых бокалов, стук посуды, шарканье бесчисленных ног.
Стало жарко и душно. Некоторые гости, выйдя в парк, окружающий здание посольства, бродили по его аллеям или сидели на скамейках у пруда.
Петровы и Потапов вначале были оглушены всей этой непривычной обстановкой. Она была так далека or суровой военной Москвы, от жестоких боев под Сталинградом, от всей жизни сражающейся Родины… Постепенно, однако, они осмотрелись и, поощряемые дружескими улыбками Косовского, «пустились в плавание».
– Пойдемте, я познакомлю вас с кем-нибудь из гостей, – сказал он, подойдя к Петрову, и шутливо добавил:– Тем более что уже несколько человек спрашивали у меня о вашей жене: откуда, мол, эта прелестная дама?
– А что же мы должны делать? – спросил Степан Косовского.
– Занимать разговорами, угощать… Пока с вас большего не требуется.
Гостем, за которым должен был ухаживать Степан, оказался английский моряк. Это был настоящий морской волк. Он избороздил все океаны, видел много стран и народов, а в последнее время, перед самой войной, служил в австралийском флоте. Моряк усиленно прикладывался к водке, скоро захмелел и стал разговорчив.
– В 1918 году я командовал эсминцем, – говорил он, чокаясь с Петровым, – и воевал в Финском заливе… Ха-ха-ха!.. Против вас. А сейчас мы с вами союзники и вместе воюем против немцев. Ха-ха-ха!.. Какая странная штука жизнь!.. Впрочем, я моряк… Пускай политики разбираются, с кем нужно воевать. Выпьем за нашу общую победу!
И английский моряк не только выпил, но и дружески потряс руку Петрова.
На долю Тани выпало занимать жену одного из иранских министров, полную даму, которая хотя и с акцентом, но довольно бойко говорила по-русски. Женщина была явно рассеянна и беспокойна. Заметив это, Таня спросила:
– Чем вы так взволнованы?
Гостья словно обрадовалась возможности излить душу.
– Ах, я почти не сплю! – воскликнула она. – Ведь мой муж не раз бывал в Москве по разным делам, и я ездила с ним. Я знаю и даже люблю Москву. Какие театры у вас! Какой балет! В Тегеране мой муж тоже имел много дел с вашими представителями. Очень выгодные дела по рыбе, сахару, по ситцам… Моего мужа все считают «прорусским». Что же с ним будет, если немцы придут в Тегеран? Ведь они его просто разорвут!
– Но почему вы думаете, что немцы придет в Тегеран? – изумилась Таня.
– Ах, милочка! – затараторила министерша. – Да ведь все говорят, что Сталинград уже пал. А из Сталинграда куда ж немцы пойдут? Ну конечно, на Кавказ, в Баку, а потом сюда, к нам…
Таня с трудом сдержала раздражение.
– Сталинград не взят, – твердо и спокойно сказала она. – И я не верю в то, что он будет взят. Поддаваясь ложным слухам, вы напрасно волнуете себя.
– Сталинград еще не взят? Серьезно? – воскликнула полная дама. – Ах, милочка, как вы меня утешили! – Но, помолчав секунду, она добавила: – И все же, знаете ли, говорят, что немцы непременно придут в Тегеран… Что нам делать?
К Тане подошли Степан и полковник Страхов.
– Я говорил сейчас о вашей поездке с начальником английского воздушного транспорта, – сказал Страхов, отведя Петровых в сторону. – Он пока упирается… Пойдемте к нему втроем и попробуем нажать еще раз.
Английский полковник был поначалу сух и официален. Смотря в пол, он прямо заявил, что раньше чем через десять дней о полете в Каир не может быть и речи.
– Но это же просто ужасно! – невольно вырвалось у Тани.
Полковник поднял голову и заметил Таню. Он как-то сразу переменился, подтянулся, на его поджатых губах застыла любезная улыбка, и он заговорил уже совсем другим тоном:
– Если дама просит ускорить поездку, придется что-нибудь придумать… – И на мгновение умолк, точно в самом деле что-то придумывал. – Посадить вас в ближайшие дни на самолет, который доставил бы вас прямо в Каир, – продолжал он, обращаясь к Степану, – я не в состоянии. Сейчас идут большие переброски войск, и все самолеты на Каир заняты на много дней вперед. Но возможно другое… Если желаете, завтра, восьмого ноября, в пять часов утра, я могу посадить вас на самолет, идущий в Багдад. Там вы сядете на автобус Багдад – Дамаск, а из Дамаска до Каира уже нетрудно добраться автомобилем. Весь путь займет три-четыре дня.
Предложение полковника показалось Степану заманчивым, но он все-таки спросил Страхова по-русски:
– Что вы думаете?
– Соглашайтесь…
Степан любезно улыбнулся полковнику и, поблагодарив, сказал:
– Завтра в пять утра мы будем на аэродроме.
Посол или министр иностранных дел в определенный день приглашает к себе гостей. Обычно это связано с каким-либо важным дипломатическим событием или с какой-либо старой дипломатической традицией, истоки которой подчас теряются в веках. Хозяева стремятся к тому, чтобы на прием пришло побольше приглашенных и чтобы среди гостей были наиболее видные, наиболее влиятельные люди страны. Они стараются угостить пришедших как можно лучше, занять их как можно интереснее. Если это удастся, во влиятельных кругах будут говорить, что «прием прошел блестяще», и престиж хозяина, а стало быть, и представляемого им правительства возрастет.
Буржуазная дипломатия имеет свои, на наш взгляд, обветшалые, чуждые нам традиции, но советским дипломатам, имеющим дело с представителями капиталистического мира, приходится с этим считаться.
Многие из гостей идут на прием потому, что быть в числе приглашенных к послу или министру иностранных дел считается лестным. Присутствие на дипломатическом приеме повышает престиж человека в «обществе».
Такова одна сторона всякого большого дипломатического приема.
Но имеется и другая сторона.
На большом дипломатическом приеме встречаются представители разных стран, разных социальных положений, партий, взглядов. Здесь, на территории в несколько сот квадратных метров, собирается пестрый политический микрокосм. И потому многие из гостей посещают подобные приемы с целью использовать их в своих деловых интересах. Дипломат может на таком приеме «выудить» из встреч с людьми немало полезной для него информации и пустить в оборот немало сведений, слухов, проектов, в распространении которых он заинтересован. Военный может установить на таком приеме нужные для его работы связи и узнать важные новости. «Деловой человек» может на таком приеме подготовить почву для какой-либо выгодной коммерческой операции, а иной раз даже совершить подобную операцию.
Прием, устроенный советским послом 7 ноября в Тегеране, не составлял исключения из общего правила. Но он происходил в самый грозный момент второй мировой войны, в дни, когда под Сталинградом решались судьбы мира, судьбы всего человечества, и это накладывало на него особый отпечаток.
В одном из дальних углов зала, заложив руки в карманы и расставив ноги, стоял видный турецкий дипломат, окруженный несколькими иранскими сановниками и военными. В высшем тегеранском обществе он слыл очень осведомленным человеком и всегда любил преподносить «самые свежие новости».
– Сталинград пал! – воскликнул этот ловец сенсаций.
– Как – пал? – сразу раздалось несколько голосов.
– Пал! Пал! – уверенно повторил турецкий дипломат. – Как раз перед выездом на этот прием я получил сведения из самых достоверных источников… – Турецкий дипломат многозначительно посмотрел на собеседников и, подчеркивая каждое слово, повторил: – Из самых достоверных источников! Свастика развевается над Сталинградом! Правда, русские еще держатся в нескольких изолированных кварталах на берегу Волги, но это уже… Вы понимаете?.. Это уже задача не для армии, а для полицейских команд.
Слова турецкого дипломата не на шутку встревожили слушателей. В головах стремительно пронеслось: «Сталинград пал… Значит, немцы скоро будут в Тегеране… Что делать? Как быть?»
А турецкий дипломат с авторитетным видом продолжал:
– Еще месяц-другой – и Россия распадется на свои составные части.
– Но ведь вместо России будет Германия, – нерешительно заметил один из иранских министров.
– Германия не то! – возразил турецкий дипломат. – С Германией мы поладим. – Он усмехнулся и прибавил:– Мы уже с ней поладили.
Затем, обращаясь к иранским министрам, он тоном дружеского покровительства сказал:
– А вот вам, господа, следует заранее о себе позаботиться.
– Но что же мы должны делать? – тревожно спросил один из иранских министров.
– Как – что? – воскликнул турецкий дипломат. – Это нетрудно понять! Но торопитесь: не позже чем через месяц немцы будут в Тегеране. Вы должны заслужить их расположение действиями, которые должны предпринять заранее.
Кто-то из иранских сановников стал смиренно просить:
– Вы уж не откажите мне, Ваше превосходительство, в своем покровительстве, когда придут немцы! Вы можете засвидетельствовать, что я всегда симпатизировал немцам.
– И я, и я тоже! – послышались голоса.
Турецкий дипломат сразу вошел в роль. Окинув быстрым взглядом своих иранских слушателей, он многозначительно заявил:
– Да-да, конечно, господа. Я сделаю все, что смогу… Однако многое, очень многое будет зависеть от вас самих.
Турецкий дипломат сделал жест, свидетельствовавший, что разговор окончен, и двинулся к столу с русской водкой и икрой.
Группа рассеялась. Сразу же из уст в уста побежала молния:
– Сталинград пал…
– Турецкий дипломат…
– Из самых достоверных источников…
Гости качали головами, пожимали плечами, разводили руками, с недоумением и беспокойством говорили:
– Что же теперь будет?..
Два крупных иранских дельца оживленно беседовали в саду посольства.
– Мое дело плохо, – говорил один из них. – Я слишком тесно был связан с русскими… Мне надо бежать…
– Куда? – спросил второй делец.
– Куда глаза глядят! Хотя бы в Америку… Я должен спешно ликвидировать все свои дела, земли, дома, магазины… Не купите ли? Вы же с русскими дел не имели. Вас немцы не тронут.
Второй делец помолчал немного, видимо обдумывая это предложение, и затем сухо, с подчеркнутым безразличием, спросил:
– Сколько хотите?
– А вы сколько дадите? – вопросом на вопрос ответил первый делец.
Оба некоторое время препирались, не желая назвать определенную сумму. Наконец первый заявил:
– Дайте мне за все вместе пятьсот тысяч долларов, и дело с концом.
– Что? Пятьсот тысяч? – точно ужаленный, вскричал второй делец.
– Это же немного! – возразил первый. – Вы сами прекрасно знаете, что настоящая цена моему имуществу не меньше миллиона долларов. Я и так отдаю все за полцены – мне некогда!
Но второй делец и слышать не хотел о полумиллионе долларов.
– Сколько же вы предложите? – помолчав, спросил первый.
– Сколько? – повторил второй. Он на мгновение задумался и затем безапелляционно бросил: – Сто тысяч долларов – и ни цента больше!
Теперь первый делец вскричал, точно ужаленный, и в отчаянии даже воздел руки к небу.
Потом оба дельца долго ходили по аллеям сада, то тихо шептались, то громко вскрикивали, то расходились, то вновь сходились и крепко хватали друг друга за руки.
К концу вечера сделка состоялась: первый делец уступил все свое имущество второму за двести тысяч долларов.
В другой части сада, около пруда на скамье грустно сидели три дипломата: норвежец, голландец и бельгиец. Они тоже уже слышали о «падении Сталинграда», верили этому и теперь тоже думали: что же делать?
– Хотел бы я знать, кто будет занимать это прекрасное здание через два месяца? – указывая на посольство, сказал норвежец.
Он был уже немолод, любил Ибсена и Грига и считал себя философом.
– Это меня мало интересует! – с раздражением ответил бельгиец. – Гораздо важнее другое: что с нами будет через два месяца? – И, обхватив голову руками, он хрипло простонал: – Куда бежать? Как бежать?
Молчавший до сих пор голландец предложил:
– Надо бы попросить англичан войти в наше положение…
– Да-да, вы совершенно правы! – оживился бельгиец и затем, после небольшого колебания, прибавил: – Зачем откладывать? Пойдемте сейчас и здесь же, на приеме, поговорим с ними.
Все трое поднялись со скамьи и вошли в зал. Не без труда отыскав в толпе английского дипломата, они отвели его в сторону, и норвежец, как самый старший, начал:
– Вы слышали – Сталинград пал…
– Да, слышал, – ответил дипломат. – Но пока это лишь немецкое сообщение. Еще нет подтверждения с русской стороны.
– Если нет, – продолжал норвежец, – так будет завтра или послезавтра. Дела русских плохи, хоть они и сражаются храбро… Самое большее через два месяца немцы будут в Тегеране… Что же нам делать?
В душе англичанина боролись два чувства: ему было жаль этих пожилых людей, союзников, невольных жертв случайностей войны. И вместе с тем ему так хотелось избежать лишних хлопот, волнений, неурядиц, с которыми неизбежно была бы связана их эвакуация из Тегерана. Поэтому англичанин несколько загадочно произнес:
– Мы ждем надлежащих инструкций из Лондона.
– Но не придут ли они слишком поздно? – вмешался бельгиец. – Положение в Иране может быстро обостриться.
Практичный голландец решил взять быка за рога:
– Можем ли мы рассчитывать, сэр, что в случае эвакуации вы окажете нам содействие своим транспортом? Ваше правительство было так великодушно, что временно, впредь до победы, предоставило нашим правительствам возможность перенести свою резиденцию на территорию Великобритании, и мы думали, что представители английского правительства в Тегеране…
Голландец, не закончив фразы, сделал красноречивый жест в сторону английского дипломата. Последний внимательно посмотрел сначала на свои ногти, потом на потолок и, наконец, глубокомысленно изрек:
– Я думаю, лучше всего было бы, если бы ваши правительства в Лондоне непосредственно договорились с правительством его величества по интересующему вас вопросу.
– Прекрасная идея! – воскликнули сразу все трое. – Мы сегодня же пошлем телеграммы в Лондон.
В одной из боковых комнат у окна стояли двое. Один из них – полковник американской армии, дородный, шумливый, с хищным лицом и толстыми влажными губами – был возбужден и красен. На лбу его дрожали капли пота, свидетельствовавшие о том, что полковник уже не раз путешествовал к столу. Второй – иранский миллионер – представлял своей особой целый комбинат. Он владел поместьями, хлопковыми плантациями, рыбными промыслами, фабричными предприятиями, магазинами, ссудными кассами. Ему принадлежали также самые шикарные в столице игорный и увеселительный дома.
– Так, значит, ваше превосходительство, я могу надеяться на вашу помощь?
Лицо миллионера выражало почти благоговение, а голос звучал вкрадчиво и умильно. Прекрасно зная, что перед ним стоит полковник, а не генерал, он намеренно употреблял обращение «ваше превосходительство» – почему не польстить нужному человеку?
Полковник не поправил своего собеседника.
– Да-да, можете рассчитывать, – покровительственно сказал он. – Ваши десять грузовиков будут включены в наш военный транспорт и пойдут под охраной американских солдат.
– Только десять? – вполголоса переспросил миллионер. – А нельзя ли хоть пятнадцать?.. Ваше превосходительство, времена сейчас беспокойные, ценных вещей у меня много…
– Нет-нет! – отрезал полковник. – Больше десяти грузовиков я взять не могу.
Миллионер огорченно развел руками и сказал:
– Ну что же, если больше нельзя, пусть будет десять… – И осторожно добавил, не зная, как полковник отнесется к его словам: – Ваше превосходительство, не следовало ли бы послать с этими грузовиками моего сына?
– Что ж, посылайте, – милостиво разрешил полковник.
– Да благословит вас небо, ваше превосходительство! – обрадовался миллионер. – Разумеется, мой сын сумеет отблагодарить начальника американского конвоя.
– Это его дело, – с улыбкой обронил полковник.
– Завтра утром мой сын привезет вашему превосходительству чек в пятьдесят тысяч долларов на Нью-Йорк…
Миллионер произнес эти слова очень таинственно. Он похож был сейчас на человека, который идет по тонкой корке льда, опасаясь на каждом шагу провалиться.
– Как – пятьдесят? – изумился полковник. – Ведь мы же условились о ста тысячах!
Лицо миллионера приняло молитвенное выражение. Его сложенные вместе руки протянулись к полковнику, как к изображению божества.
– Ваше превосходительство! – воскликнул миллионер. – Мое слово свято: конечно, сто тысяч! Только первую половину вы получите немедленно, завтра же, а вторую… вторую, когда все мои ценности будут в Нью-Йорке.
– Э, нет! – вскипел полковник. – Платите все сразу!
Начался жаркий торг. Лица спорящих разгорелись, голоса их стали подниматься. Наконец пришли к компромиссу: вторую половину полковник получит, когда ценности будут погружены на борт американского судна в Персидском заливе. «А если судно по пути в Америку погибнет?» – вдруг мелькнуло в голове дельца, но он сразу успокоил себя: «Застрахую свой груз в американской страховой компании».
– Ну, теперь все в порядке! – удовлетворенно заключил полковник. – Передайте мои наилучшие пожелания вашей семье и особенно вашей очаровательной дочери… – Полковник слегка зажмурился и, поцеловав кончики своих пальцев, прибавил: – Да-да, она просто очаровательна… Настоящая восточная сказка!
Лицо миллионера расплылось в улыбке, глаза сузились, как щелочки, и, приложив руку к жирной груди, он не сказал, а выдохнул – именно выдохнул:
– Моя дочь будет счастлива узнать, что ваше превосходительство так высоко оценивает ее красоту!
Глаза полковника, казалось, источали масло. Многозначительно посмотрев на миллионера, он бросил:
– Можете отправлять пятнадцать грузовиков!
Поздно вечером, после приема, Косовский говорил Степану, стоя в опустевшем зале посольства:
– Чудесно, что удалось утрясти вопрос о вашем дальнейшем пути. – И, взглянув на часы, продолжал: – Сейчас четверть первого. Стало быть, через четыре с лишним часа вы будете уже в воздухе. Спать вам сегодня почти не придется… Но все же я задержу вас еще на несколько минут.
Косовский закурил и, взяв Степана под руку, стал медленно ходить с ним по залу.
– Здесь вы находитесь на советском островке, заброшенном в капиталистическое море, – говорил он. – Но это для вас последний советский островок на долгое время: с государствами Малой Азии и Африки у нас дипломатических отношений еще нет. Советских представителей вы не встретите теперь до Лондона… Трудное положение! По пути у вас могут возникнуть всякие сложности. Будьте осторожны, но не будьте робки. Твердо отстаивайте свои права! И еще один совет… Вам придется иметь дело главным образом с англичанами. Я их немного знаю… Соблюдайте в отношениях с ними хладнокровие и выдержку – легче добьетесь того, что вам нужно. Если человек нервничает и горячится, англичане сразу теряют к нему уважение. – Косовский бросил в пепельницу окурок и закончил: – А теперь позвольте от всей души пожелать вам и вашим спутникам счастливого пути!
Они крепко пожали друг другу руки.
Глава вторая
НЕОЖИДАННЫЕ ВСТРЕЧИ И НЕОЖИДАННЫЕ РАЗГОВОРЫ
Самолет, которым летели Петровы и Потапов, на багдадском аэродроме встречали полковник и капитан английских военно-воздушных сил. Полковник приехал только для того, чтобы приветствовать прибывшего из Тегерана генерала, и очень быстро отбыл вместе с ним в город. Проверял документы пассажиров капитан. Он делал это внимательно и спокойно, иногда задавая приехавшему короткий вопрос. У Степана создалось впечатление, что капитан хочет пропустить советских людей в последнюю очередь. «Начинается…» – подумал Степан, имея в виду те трудности, о которых предупреждал Косовский.
Он хотел было даже запротестовать, однако, вспомнив совет Косовского, решил «не горячиться» и сохранять спокойствие до конца.
Отпустив всех пассажиров, капитан подошел к советским путешественникам и, козырнув, неожиданно любезным тоном произнес:
– Простите, что я вас немного задержал. Я сделал это сознательно: мне хотелось сказать вам несколько слов без посторонних свидетелей.
Степан удивленно и вместе с тем подозрительно посмотрел на капитана, а тот продолжал:
– Позвольте представиться. Мое имя Даниэль Макгрегор. До войны я был учителем в Шотландии. Член Британской коммунистической партии. Во время войны мобилизован и, как видите, попал в Багдад.
У Степана мелькнуло: «Что это? Не провокация ли?» Точно подслушав его мысль, Макгрегор вытащил из какого-то глубинного кармана свой партийный билет и показал его Петрову. Макгрегор прибавил:
– Это должно остаться между нами, здесь никто не знает, что я коммунист. Меня считают «беспартийным левым».
На душе Степана стало спокойнее, а еще больше он успокоился, когда внимательно рассмотрел своего собеседника.
Несколько продолговатое, худощавое лицо Макгрегора, с нависшими бровями и рыжеватыми волосами, дышало искренностью и простотой. Серые глаза смотрели открыто и прямо. Макгрегор внушал доверие, и Степан с облегчением подумал: «Пожалуй, это действительно английский коммунист… К тому же, какие у нас могут быть с ним дела? Не военными же секретами нам обмениваться!»
А Макгрегор продолжал:
– Я очень рад, что мне представился случай приветствовать советских людей в Багдаде. Я весь в вашем распоряжении… Чем могу служить?
Степан вкратце рассказал Макгрегору, куда они направляются, и попросил помочь поскорее получить билеты на автобус Багдад – Дамаск.
Макгрегор посмотрел на часы с черным циферблатом и стремительно бегущей по нему серебряной секундной стрелкой и сказал, что сегодняшний автобус уже ушел, на завтрашний все билеты, безусловно, распроданы, но послезавтра, 10 ноября, они смогут уехать.
Степан попросил Макгрегора порекомендовать ему какой-либо подходящий отель. Перебрав названия двух-трех гостиниц, англичанин вдруг воскликнул:
– Мне сейчас вот что пришло в голову! Зачем вам останавливаться в отеле? Поедемте лучше ко мне. Я живу здесь в доме дальней родственницы, жены одного крупного английского военного. Ее муж сейчас находится в Басре, и она с дочерью поехала навестить его. Дом пуст, в нем много свободных комнат. Хозяйство ведет старушка экономка. Есть еще девочка, племянница моей родственницы, но она вас не стеснит. А мне доставит большое удовольствие оказать гостеприимство товарищам из Советского Союза.
– Как бы мы не обременили вас… – нерешительно заметила Таня.
– О нет! Что вы, что вы! – запротестовал Макгрегор. – Для меня большая честь принимать у себя таких гостей.
Полчаса спустя Петровы и Потапов уже входили в дом, где жил Макгрегор. Это был большой коттедж английского типа с садом и несколькими запасными спальнями для гостей.
– Люсиль, где ты? – крикнул Макгрегор.
Со второго этажа сбежала девочка лет двенадцати – тоненькая, быстрая, чем-то напоминавшая стрекозу. Ее нельзя было назвать красивой, но, грациозная, легкая, с живым и подвижным лицом, на котором мгновенно отражалось каждое впечатление, она казалась прелестной. Особенно привлекало необычное сочетание ярко-синих глаз с черными волнистыми волосами.
Увидев чужих людей, девочка на мгновение остановилась. Макгрегор потянул ее за руку и с улыбкой сказал:
– Ну, что же ты? Принимай друзей из Советского Союза!
Люсиль внимательно оглядела гостей и с ноткой недоверия в голосе спросила:
– Неужели вы действительно прилетели из Советской России?
– Да-да, прямо из Москвы, – рассмеялась Таня.
После того как гости разместились по комнатам и помылись с дороги, все уселись за ленч.[1] Появилась старушка экономка. Вид у нее был смущенный и даже испуганный. Видимо, она не знала, как вести себя со столь необычными гостями.
Стол был накрыт по-английски: около каждого прибора лежал целый арсенал ножей, вилок, ложек, ложечек – для каждого кушанья отдельно – и стояли солонка и несколько бокалов, специально для каждого сорта вина. На каждом приборе лежала белоснежная, слегка накрахмаленная салфетка. «Если столько посуды, то сколько же будет еды!» – не без удовольствия подумал Потапов, изрядно проголодавшийся, да и вообще любивший плотно поесть.
Он хотел было даже запротестовать, однако, вспомнив совет Косовского, решил «не горячиться» и сохранять спокойствие до конца.
Отпустив всех пассажиров, капитан подошел к советским путешественникам и, козырнув, неожиданно любезным тоном произнес:
– Простите, что я вас немного задержал. Я сделал это сознательно: мне хотелось сказать вам несколько слов без посторонних свидетелей.
Степан удивленно и вместе с тем подозрительно посмотрел на капитана, а тот продолжал:
– Позвольте представиться. Мое имя Даниэль Макгрегор. До войны я был учителем в Шотландии. Член Британской коммунистической партии. Во время войны мобилизован и, как видите, попал в Багдад.
У Степана мелькнуло: «Что это? Не провокация ли?» Точно подслушав его мысль, Макгрегор вытащил из какого-то глубинного кармана свой партийный билет и показал его Петрову. Макгрегор прибавил:
– Это должно остаться между нами, здесь никто не знает, что я коммунист. Меня считают «беспартийным левым».
На душе Степана стало спокойнее, а еще больше он успокоился, когда внимательно рассмотрел своего собеседника.
Несколько продолговатое, худощавое лицо Макгрегора, с нависшими бровями и рыжеватыми волосами, дышало искренностью и простотой. Серые глаза смотрели открыто и прямо. Макгрегор внушал доверие, и Степан с облегчением подумал: «Пожалуй, это действительно английский коммунист… К тому же, какие у нас могут быть с ним дела? Не военными же секретами нам обмениваться!»
А Макгрегор продолжал:
– Я очень рад, что мне представился случай приветствовать советских людей в Багдаде. Я весь в вашем распоряжении… Чем могу служить?
Степан вкратце рассказал Макгрегору, куда они направляются, и попросил помочь поскорее получить билеты на автобус Багдад – Дамаск.
Макгрегор посмотрел на часы с черным циферблатом и стремительно бегущей по нему серебряной секундной стрелкой и сказал, что сегодняшний автобус уже ушел, на завтрашний все билеты, безусловно, распроданы, но послезавтра, 10 ноября, они смогут уехать.
Степан попросил Макгрегора порекомендовать ему какой-либо подходящий отель. Перебрав названия двух-трех гостиниц, англичанин вдруг воскликнул:
– Мне сейчас вот что пришло в голову! Зачем вам останавливаться в отеле? Поедемте лучше ко мне. Я живу здесь в доме дальней родственницы, жены одного крупного английского военного. Ее муж сейчас находится в Басре, и она с дочерью поехала навестить его. Дом пуст, в нем много свободных комнат. Хозяйство ведет старушка экономка. Есть еще девочка, племянница моей родственницы, но она вас не стеснит. А мне доставит большое удовольствие оказать гостеприимство товарищам из Советского Союза.
– Как бы мы не обременили вас… – нерешительно заметила Таня.
– О нет! Что вы, что вы! – запротестовал Макгрегор. – Для меня большая честь принимать у себя таких гостей.
Полчаса спустя Петровы и Потапов уже входили в дом, где жил Макгрегор. Это был большой коттедж английского типа с садом и несколькими запасными спальнями для гостей.
– Люсиль, где ты? – крикнул Макгрегор.
Со второго этажа сбежала девочка лет двенадцати – тоненькая, быстрая, чем-то напоминавшая стрекозу. Ее нельзя было назвать красивой, но, грациозная, легкая, с живым и подвижным лицом, на котором мгновенно отражалось каждое впечатление, она казалась прелестной. Особенно привлекало необычное сочетание ярко-синих глаз с черными волнистыми волосами.
Увидев чужих людей, девочка на мгновение остановилась. Макгрегор потянул ее за руку и с улыбкой сказал:
– Ну, что же ты? Принимай друзей из Советского Союза!
Люсиль внимательно оглядела гостей и с ноткой недоверия в голосе спросила:
– Неужели вы действительно прилетели из Советской России?
– Да-да, прямо из Москвы, – рассмеялась Таня.
После того как гости разместились по комнатам и помылись с дороги, все уселись за ленч.[1] Появилась старушка экономка. Вид у нее был смущенный и даже испуганный. Видимо, она не знала, как вести себя со столь необычными гостями.
Стол был накрыт по-английски: около каждого прибора лежал целый арсенал ножей, вилок, ложек, ложечек – для каждого кушанья отдельно – и стояли солонка и несколько бокалов, специально для каждого сорта вина. На каждом приборе лежала белоснежная, слегка накрахмаленная салфетка. «Если столько посуды, то сколько же будет еды!» – не без удовольствия подумал Потапов, изрядно проголодавшийся, да и вообще любивший плотно поесть.