Так обстояло дело в момент начала торговых переговоров. blockquote>
   Конфликт
   В течение января 1933 г. произошло несколько встреч экспертов. С нашей стороны это были Каган и некоторые работники торгпредства, с английской стороны - сэр Хорас Вилсон. Задача экспертов состояла в уточнении ряда моментов, затронутых в меморандуме министерства торговли от 29 декабря 1932 г.
   Второе заседание делегаций состоялось 9 февраля 1933 г. Ренсимена на этом заседании не было (он вообще больше ни разу не появлялся в ходе переговоров). Британскую делегацию возглавлял глава департамента заморской торговли Колвил, присутствовали Хорас Вилсон и еще несколько экспертов министерства торговли, а также представитель министерства иностранных дол Л. Кольер, директор северного департамента этого министерства, в компетенцию которого входили отношения Англии с СССР. В советской делегации были я и Озерский, кроме того, присутствовали Каган и. некоторые работники торгпредства.
   На заседании 9 февраля я выступил с большим заявлением, которое было тщательно подготовлено нашей делегацией. Заявление от 9 февраля точно определяло советскую позицию в происходящих переговорах. "Основным принципом Советского правительства в области торговли с другими странами, говорилось в заявлении, - всегда было и остается решительное сопротивление всяким попыткам создать для советской торговли специальный режим. Советское правительство всегда держалось того мнения, что советская торговля с любой страной должна производиться на базе полного равноправия с торговлей других наций. Поэтому Советское правительство ни в коем случае не может допустить прямого или кос - венного нарушения статуса равноправия советской торговли".
   Исходя из принципа равноправия для советской торговли, советская делегация подошла и к оценке меморандума министерства торговли от 29 декабря 1932 г. и заявила, что предложения, изложенные в названном меморандуме, являются для нее неприемлемыми, ибо они "проникнуты стремлением создать специальный режим для советской торговли".
   В подтверждение этой мысли был дан подробный анализ содержания меморандума от 29 декабря 1982 г.
   Советская страна, говорилось в нашем заявлении, готова принять во внимание временные затруднения, вызванные в экономической жизни Великобритании нынешним кризисом{60}. Советская страна готова также учесть желание британского правительства по возможности улучшить общий платежный баланс своей страны. Исходя из этих соображений, советская делегация не возражает против обсуждения в ходе торговых переговоров вопросов, особенно интересующих английскую сторону, в частности выравнивание платежного баланса между СССР и Великобританией, включая вопрос о наилучшем использовании английского тоннажа. Но советская сторона в свою очередь резервирует за собой право поднять в ходе торговых переговоров и такие вопросы, которые особенно интересуют СССР, в частности вопрос об улучшении кредитных условий для размещения советских заказов в Англии.
   В интересах скорейшего достижения указанной цели весь комплекс относящихся сюда вопросов следует разбить на две группы.
   Первая группа - это группа вопросов, касающихся заключения нового торгового договора, который должен явиться юридическим базисом для успешного развития советско-британской торговли. Этот новый торговый договор во всех основных чертах должен воспроизводить временное торговое соглашение 1930 г., включая приложенный к нему протокол о недискриминации.
   Ко второй группе в.опросов относятся вопросы, касающиеся различных деловых соглашений о платежном балансе, об использовании английского тоннажа, о кредитных условиях и т. д., удовлетворительное разрешение которых с точки зрения обеих сторон является предпосылкой для преодоления нынешних трудностей в советско-британской торговле. Соглашение по второй группе вопросов могло бы быть оформлено в особом документе, который был бы подписан одновременно с подписанием торгового договора.
   Советская делегация предлагала немедленно приступить к переговорам параллельно по обеим группам вопросов.
   Колвил, а также Хорас Вилсон начали усиленно доказывать, что мы неправильно истолковали меморандум министерства торговли от 29 декабря 1932 г. В намерения британского правительства будто бы совсем не входило создавать какой-то "специальный режим" для советской торговли, а тем более вводить какую-либо дискриминацию против нее. Британское правительство, напротив, заверяли члены английской делегации, крайне заинтересовано в дальнейшем и широком развитии советско-английской торговли, но только оно хотело бы ввести ее в такое русло, чтобы торговля была одинаково выгодна для обеих сторон. Британское правительство должно также учитывать свои оттавские обязательства. В указанных рамках правительство готово сделать все возможное для обеспечения советско-английской торговле наиболее благоприятных условий.
   В подтверждение своих добрых намерений Колвил тут же передал нам новый меморандум министерства торговли; датированный 26 января 1933 г. Он состоял из пяти пунктов и занимал около трех с половиной страниц на машинке. Центральным пунктом был вопрос о платежном балансе между СССР и Великобританией,
   Быстро пробежав тут же на заседании меморандум английской стороны, я про себя подумал: "Если у англичан нет еще каких-либо камней за пазухой, то нам нетрудно будет скоро договориться".
   Едва я успел сказать, что советская делегация тщательно изучит меморандум и даст свой ответ на следующем заседании, как с английской стороны на нас посыпались новые и уже гораздо более неприятные документы. Их было три, и касались они вопросов, не имеющих никакого отношения к торговым переговорам.
   Первый документ ставил вопрос о старых долгах и претензиях царского времени и заявлял, что впредь до удовлетворительного урегулирования их британское правительство не может заключить с СССР постоянного торгового договора, а вынуждено ограничиться временным торговым соглашением.
   Второй документ настаивал на удовлетворении претензий "Лена голдфилдс".
   Третий документ носил странное название "Меморандум о продовольственном и ином снабжении посольства и консульства Его Величества в Советском Союзе".
   В этом длинном документе странным было не только название, но и содержание. В целях пояснения необходимо сделать несколько предварительных замечаний.
   1932 год был трудным годом для Советского Союза. В стране не хватало продовольствия и предметов широкого потребления. Карточная система строго регулировала распределение продуктов. Так как большая часть машин и оборудования, необходимого для индустриализации страны, тогда еще ввозилась из-за границы, то Советскому государству была крайне нужна иностранная валюта. Для получения ее имелся только один способ - экспорт сырья (хлеба, леса, нефти и т. д.) в другие страны. Известным подспорьем было также золото, добываемое в пределах СССР, но золотопромышленность, сильно пострадавшая в годы гражданской войны и иностранной интервенции, в начале 30-х годов находилась еще в стадии своего возрождения. Поэтому выручка за экспорт сырья приобретала исключительно важное значение. Между тем мировой экономический кризис 1929-1933 гг. вызвал катастрофическое падение цен на мировом рынке. Это особенно касалось цен на сырье. Последствия понятны: Советское правительство могло лишь с величайшим напряжением оплачивать свой индустриальный импорт за счет выручки от сырьевого экспорта. Трудности в этой области с каждым днем увеличивались, и для облегчения положения Советское правительство в конце 1932 г. прибегло к весьма своеобразному средству: в Москве, Ленинграде, Киеве, Одессе и других крупных городах были открыты особые правительственные магазины, хорошо снабженные продуктами продовольствия и широкого потребления, но продажа в них велась не на советские рубли, а на иностранную валюту или на золото (в монете или в изделиях). Эти магазины получили название "Торгсин", что в полной расшифровке означало "торговля с иностранцами". Предполагалось - и эти расчеты в общем оправдались, - что магазины "Торгсина" будут получать иностранную валюту и золото от проживающих в СССР иностранцев (которых в то время было довольно много), а также от той части местного населения, в руках которой имелось значительное количество драгоценностей. Действительно, "Торгсин", начавший функционировать в октябре 1932 г., очень скоро стал одним из источников для покрытия расходов по закупке иностранного промышленного оборудования.
   Это мероприятие общего характера имело большие последствия для жизни иностранного дипломатического корпуса в Москве. До того, в трудные годы первой пятилетки, дипломатический корпус получал все нужное ему продовольствие из особой "дипломатической лавки", именовавшейся "Инснаб", где по твердым государственным ценам он мог свободно покупать за советские рубли любое количество продуктов (для иностранных дипломатов карточной системы не было). Многие члены иностранных посольств и миссий, аккредитованных в Москве, использовали "дипломатическую лавку" для самой беззастенчивой спекуляции. Дело обычно происходило так: дипломаты покупали за бесценок на фунты или доллары советские рубли - либо на "черном рынке", который тогда еще существовал в Москве, либо в лимитрофных государствах Польше, Латвии, Эстонии и т. д., где в 20-е годы осело немало советской валюты (запрет экспорта советских рублей был введен только в 1928 г.); если советские деньги приобретались за границей, они ввозились в Москву дипломатической почтой; далее на "дешевые" советские, рубли иностранные дипломаты покупали в "дипломатической лавке" продукты и затем продавали втридорога на том же московском "черном рынке". Операции нередко велись в крупном масштабе. Были отдельные дипломаты, которые на протяжении всего лишь одного месяца выбирали из "дипломатической лавки", якобы для своего личного потребления, по тонне сахара, по полтонны масла и т. п. Вырученные от такой спекуляции советские рубли тратились на покупку драгоценностей, произведений искусства, старинных икон и т. д., которых в то время у населения (особенно у "бывших людей") имелось еще много. Все это вывозилось также дипломатической почтой за границу и по хорошей цене продавались в Лондоне или Париже. В 20-х и начале 30-х годов в мировых столицах имелись антикварные фирмы, в которых агентами работали члены дипломатического корпуса в Москве. И некоторые ловкачи среди них наживали на таких операциях большие деньги.
   Все эти злоупотребления были, конечно, хорошо известны Советскому правительству, и, когда в октябре 1932 г. были открыты магазины "Торгсина", НКИД довел до сведения московского дипломатического корпуса, что магазин "Инснаба" закрывается и все дипломаты отныне могут приобретать необходимые им продукты в новых магазинах за валюту. Сообщение НКИД вызвало большое волнение среди иностранных посольств и миссий, причем особенно негодовал английский посол в СССР сэр Эсмонд Овий. Состоялось несколько бурных собраний дипломатического корпуса, было заявлено несколько протестов Наркоминделу, но Советское правительство оставалось непреклонным. Мало-помалу иностранные дипломаты примирились с создавшимся положением и стали покупать на валюту все нужные им продукты в "Торгсине". Не хотел примириться только английский посол сэр Эсмонд Овий. Он стал энергично добиваться от Наркоминдела сохранения старого порядка. Когда это не удалось, Овий решил "мстить" Советскому правительству. До этого он был настроен в отношении СССР сравнительно благожелательно. В своих донесениях в Лондон Овий рисовал внутреннее положение в СССР в не слишком пессимистических тонах. Теперь Овий резко изменил курс. Его доклады британскому правительству, касавшиеся развития Советской страны, были один мрачнее другого. По словам Овия выходило, что экономические трудности в СССР становятся непреодолимыми, что голод в стране усиливается с каждым днем, что вновь построенные фабрики и заводы выпускают брак, что финансовые ресурсы правительства на исходе и что не дальше как весной 1933 г. можно ждать краха всей советской системы. Так Овий информировал министерство иностранных дел из недели в неделю, из месяца в месяц. Так он инспирировал и некоторых иностранных "экспертов", приезжавших в Москву зимой 1932/33 г. И так как Саймон и К° с величайшей охотой встречали каждое пессимистическое пророчество Овия, то в начале 1933 г. в английских правящих кругах создалось настроение, что близок конец ненавистного им советского режима. Именно этим настроением объяснялись многие действия британского правительства в вопросе о торговых переговорах. Именно этими настроениями объяснялась позиция Саймона в вопросе о "Лена голдфилдс". Именно этими настроениями объяснялось внесение в ход торговых переговоров различных посторонних вопросов, в том числе и вопроса о "продовольственном и ином снабжении" британских дипломатов в Москве. Упомянутый выше меморандум по данному поводу ставил ультиматум: либо предоставление работникам британских дипломатических учреждений в Москве права беспошлинного ввоза потребных им продуктов, либо лишение советского торгпреда и двух его заместителей в Лондоне дипломатического статуса, предоставленного им англо-советским торговым соглашением 1921 г.
   Помню, когда во время заседания я прочитал третий документ, я был ужасно возмущен. Однако, подавив свое негодование, я спокойно ответил:
   - Три меморандума, которые нам только что были переданы, касаются вопросов, не имеющих прямого отношения к торговым переговорам. Поэтому советская делегация не считает возможным их обсуждать в ходе этих переговоров.
   Колвил, Хорас Вилсон и Кольер стали возражать, давая явственно понять, что занятая нами позиция может воспрепятствовать заключению нового торгового соглашения. Это было похоже на шантаж, и мы решительно отвели их попытку запугать советскую сторону. Тогда английская делегация изменила тон и уже не в порядке требования, а в порядке просьбы стала настаивать на передаче трех меморандумов в Москву.
   На этом заседание 9 февраля закончилось.
   Поиски соглашения
   После заседания 9 февраля было совершенно очевидно, что Саймон и Ренсимен находятся в очень воинственном настроении. Они собрали все свои большие и маленькие претензии к Советскому Союзу, никак не связанные с торговым соглашением, и выбросили их на стол в ходе переговоров о таком соглашении. Они считали, что СССР находится в чрезвычайно тяжелом положении, что он очень заинтересован в скорейшем заключении нового торгового соглашения и что, стало быть, ради получения такого соглашения он готов будет проглотить несколько горьких пилюль.
   Какова в этих условиях должна была быть наша тактика?
   Наша делегация считала, что основой нашей тактики должно быть установление твердого водораздела между вопросами, относящимися к торговому соглашению, и вопросами, к нему не относящимися. Первые вопросы мы готовы обсуждать и для скорейшего урегулирования этих вопросов готовы идти на максимально допустимые компромиссы. Вторые вопросы мы принципиально отказываемся обсуждать и категорически отвергаем их смешение с вопросами первого рода. Нам казалось также, что нашей главной задачей должна явиться скорейшая выработка текста торгового соглашения с тем, чтобы мы могли в не слишком отдаленном будущем сказать, обращаясь к английской общественности:
   - Вот перед вами на столе лежит выработанное торговое соглашение между СССР и Великобританией. Оно гарантирует интересы обеих сторон. Оно может способствовать широкому развороту советско-английской торговли и дать работу сотням тысяч англичан. Мы, советская сторона, готовы подписать его хоть сегодня. Однако английская сторона не хочет этого сделать. Почему? Потому ли, что самое содержание соглашения она считает невыгодным для Великобритании? Нет, не потому. Содержание соглашения полностью одобрено и английской стороной. Английская сторона не хочет подписать соглашение потому, что группа англо-американских дельцов из "Лена голдфилдс" считает себя неудовлетворенной в споре с Советским правительством из-за концессии; потому, что английские дипломаты в Москве жалуются на высокие цены в "Торгсине""; потому, что бывшие владельцы английских предприятий в царской России хотят выжать из Советского государства раздутые компенсации за национализированные
   Октябрьской революцией фабрики и заводы. Выходит, что британское правительство готово жертвовать интересами страны, народа, широких масс пролетариата ради выгоды нескольких миллионеров и сановников. Может ли английская нация, могут ли английские рабочие примириться с таким игнорированием их кровных интересов?
   Мы были убеждены - и наши ожидания позднее полностью оправдались, что если бы вопрос был поставлен именно так, мы, несомненно, выиграли бы битву.
   Исходя из указанных соображений, мы решили сосредоточить максимум усилий на скорейшей выработке текста торгового соглашения. Здесь мы должны были пойти английской стороне на все возможные в рамках наших директив уступки, но оказать максимум сопротивления внесению в торговые переговоры всех посторонних вопросов.
   По нашей инициативе 17 февраля 1933 г. было созвано третье пленарное заседание обеих делегаций. На нем я огласил подготовленный нами меморандум, являвшийся ответом на оба документа министерства торговли (от 29 декабря 1932 г. и 26 января 1933 г.) по вопросу о характере нового торгового соглашения. Меморандум был составлен в примирительном тоне и содержал уже ряд вполне конкретных предложений, открывавших возможность договориться по вопросу о балансе между обеими странами.
   Наш меморандум произвел на англичан благоприятное впечатление. Особенно довольны им были делегаты от министерства торговли. Гораздо меньше энтузиазма проявил представитель министерства иностранных дел Кольер, который выражал крайнее разочарование по поводу нашего упорного отказа обсуждать "посторонние вопросы", не имеющие никакого отношения к торговому договору. Мне бросилось при этом в глаза, что ни Колвил, ни Хорас Вилсон не сочли нужным поддержать представителя Форин оффис. Напротив, оба представителя министерства торговли проявили очень большой интерес к созданию предложенных нами двух комиссий - одной для выработки текста будущего договора и другой для рассмотрения вопроса о балансе, использовании английского фрахта и т. д. Тут же было договорено, что комиссии создаются немедленно и без всякого промедления приступают к работе. Видимо, между министерством торговли и Форин оффис имелись расхождения в отношении переговоров, и это впечатление вскоре полностью подтвердилось. 10 марта Колвил неожиданно пригласил меня приехать к нежу в департамент заморской торговли. Я застал там Кольера, который, сильно волнуясь и заикаясь (Кольер был заикой), вручил мне документ, из которого явствовало, что торговому договору не бывать, если не будет разрешен вопрос о "Лена голдфилдс". Я реагировал очень резко на демарш Кольера и поспешил покинуть кабинет Колвила.
   Когда я уходил, провожавший меня секретарь Колвила сказал:
   - Вы уж извините, что нам пришлось доставить вам несколько неприятных минут. Министерство иностранных дел недовольно, что наши переговоры по торговой линии идут слишком быстро и успешно. Оно жалуется, что мы не уделяем должного внимания его вопросам. Поэтому мы вынуждены были устроить сегодняшнее свидание.
   Все, таким образом, было совершенно ясно. Расхождение между министерством иностранных дел и министерством торговли сохранялось. Министерство торговли, которое прежде всего пеклось о коммерческих интересах Англии, было довольно намечавшейся возможностью соглашения по торговому договору и хотело ковать железо, пока горячо. Наоборот, министерство иностранных дел, стоявшее на страже политических интересов капиталистической реакции, старалось затруднять и осложнять путь к заключению торгового соглашения. В такой обстановке мы, очевидно, должны были твердо следовать принятой нами тактической линии и в основном ориентироваться на министерство торговли.
   Разрыв торговых отношений
   13 марта в английских газетах появились первые сообщения об аресте ряда служащих "Метро-Виккерс" в Москве. 14 марта были опубликованы уже более подробные, выдержанные в сенсационных тонах сведения на ту же тему. В Сити, в политических и журналистских кругах британской столицы поднялось сильное волнение. 15 марта утром Ванситарт срочно пригласил меня в министерство иностранных дел. Для меня было ясно, о чем Ванситарт собирается со мной разговаривать, и так как я не имел из Москвы еще достаточно полной информации о происшедшем и с часу на час ждал ответа от НКИД на некоторые мои вопросы, то под благовидным предлогом отложил визит к Ванситарту до следующего дня.
   Того же 15 марта лидер консервативной партии и заместитель премьер-министра Болдуин сделал в палате общин следующее заявление: "Информация, которую я получил от посла Его Величества в Москве, подтверждает газетные сообщения о том, что британские подданные Монкхауз, Торнтон, Кушни, Макдональд, Грегори и Нордвол, служащие компании "Метро-Виккерс", вместе с более чем 20 советскими гражданами, служащими той же самой фирмы, были арестованы советской политической полицией по обвинению в саботаже электрического оборудования. Монкхауз и Нордвол временно освобождены из-под ареста на условии не покидать Москву. Остальные арестованные все еще находятся в заключении, и посол Его Величества посетил их в тюрьме. Их здоровье находится, по-видимому, в удовлетворительном состоянии, обещано, что им будет разрешено заниматься гимнастикой.
   Сразу же по получении сообщения об арестах посол Его Величества в Москве сделал срочное представление Комиссариату иностранных дел, настаивая на получении точной информации о том, каковы обвинения, послужившие причиной ареста, и каковы возможности, существующие для их защиты. Поскольку он (британский посол в Москве. - И. М.) не получил категорического или удовлетворительного ответа по этим вопросам, то был инструктирован требовать возможно более полной информации от комиссара по иностранным делам г-на Литвинова.
   Больше того, поскольку правительство Его Величества убеждено, что нет никаких оснований для тех обвинений, которые послужили причиной ареста, сэру Эсмонду Овию поручено в сильных выражениях подчеркнуть серьезность, с которой оно (британское правительство. - И. М.) относится к этим преследованиям британских подданных высокой репутации, занятых нормальными коммерческими операциями, выгодными для обеих стран, и те неблагоприятные последствия, которые могут отсюда последовать для англо-советских отношений, если не будут приняты меры для исправления положения. В том же духе завтра будет сделано представление советскому послу в Лондоне, поскольку его превосходительство оказался не в состоянии посетить министерство иностранных дел сегодня"{61}.
   Это заявление было ярким образчиком империалистического великодержавия, воспитанного веками колониальной эксплуатации. В самом деле, Болдуин от имени правительства еще до выяснения результатов следствия категорически утверждал, что арестованные в Москве английские инженеры ни в чем не виновны и что, стало быть, Советское правительство во избежание конфликта о Англией должно немедленно "принять меры к исправлению положения", т. е. к срочному освобождению арестованных. Так лондонские правители привыкли разговаривать с зависимыми от них странами. Теперь они пытались применить тот же язык к СССР. На что они рассчитывали? Тут я должен еще раз напомнить о работе сэра Эсмонда Овия. Именно систематические доклады британского посла в Москве о якобы неминуемом крахе Советского правительства в результате трудностей первой пятилетки создали, как я уже упоминал, в Сити и в руководящих политических кругах Англии ложное представление о слабости Советской власти. Лидеры британского господствующего класса считали поэтому, что церемониться с СССР нет никаких оснований, что, напротив, конфликт из-за "Метро-Виккерс" надо развернуть в первоклассный дипломатический кризис, под ударами которого наконец рухнуло бы ненавистное социалистическое государство на востоке.
   Такова была общая концепция правящей верхушки Англии в марте 1933 г. Выступление Болдуина довело антисоветский пароксизм в Англии до апогея и имело своим ближайшим последствием один характерный инцидент, касавшийся лично меня. Среди органов печати, которые в те дни особенно изощрялись в резких выпадах против СССР, одно из первых мест занимала "Дейли экспресс" лорда Бивербрука{62}. Эта газета, не довольствуясь обычными методами антисоветской пропаганды, послала двух детективов следить за каждым моим шагом в расчете получить от них какой-либо "компрометирующий" меня материал. Детективы оправдали ее доверие. В Лондоне существует обычай, что крупные кинофирмы рассылают дипломатическому корпусу приглашения на премьеры новых картин. В середине февраля, т. е. примерно за месяц до дела "Метро-Виккерс", я в числе других послов и посланников получил приглашение в кинотеатр Адельфи на первый просмотр картины "Дитя из Испании", который должен был состояться 15 марта. Я тогда же ответил согласием, и теперь, вечером 15 марта, вместе с женой отправился в театр Адельфи. Когда мы вошли в вестибюль, жена заметила, что какой-то юркий фотограф направил на меня свой аппарат. Она быстро встала между мной и аппаратом, чем, видимо, расстроила планы фотографа. Мы прошли в зал, где уже погасли огни, и поспешили к своим местам. В тот момент, когда я садился в свое кресло, в потемневшем зале вдруг ярко вспыхнул огонь магния, и тот же юркий фотограф мгновенно щелкнул своим аппаратом. Я успел уловить, что объектив был направлен в мою сторону.