Страница:
Русский фольклор отличается сравнительно высокой степенью жанровой определенности и устойчивости. На фоне народного творчества других европейских народов явственно проступает и другая сторона этого явления: в русском фольклоре обнаруживается заметное тяготение жанров к двум родовым полюсам-эпическому и лирическому, при сравнительно небольшой роли жанров лиро-эпических.
Если испанскую и русскую народную поэзию по их жанровым тенденциям рассматривать в качестве двух крайних точек песенного спектра, то между ними по характеру жанровых тяготений окажутся песни западных, а затем - южных славян, прячем для первых характерно усиленное литературное воздействие на фольклор, для вторых-взаимопроникновение эпического и лирического начал в фольклоре. Специфические для каждой национальной культуры генезис и поэтика народной песни, "которая никогда не вымирает", оказывают постоянное, прямое или скрытое, воздействие на развитие национальных литератур, влияют на характер и направленность творческого поиска. В фольклорной практике каждого народа исторически складывается своеобразный ."жанровый климат", который не только определяет пути жанрового воплощения традиционных сюжетов в устном творчестве того или иного народа, но и сказывается на характере фольклоризма великих национальных художников (например, лиризация романса у Ф. Лорки, эпизация лирики у Твардовского).
Без учета этого обстоятельства многие важнейшие явления литературного развития не могут быть осознаны с достаточной полнотой. Среди них особое место принадлежит "русской форме", появление которой связано с творчеством Чехова. В его "не оконтуренных сюжетом" произведениях в преображенном виде просматриваются признаки и свойства, которые восходят к лирической песне, какой она сложилась в русской фольклорной традиции.
Творческий потенциал фольклора как постоянного спутника литературного процесса и неисчерпаемого источника обогащения литературной поэтики не сводится к наиболее распространенным в устной традиции элементам. При всей своей традиционности, фольклор, и прежде всего лирическая песня, на протяжении своего существования вырабатывает и накапливает и такие художественные средства, которым тесно в жестких рамках фольклорной поэтики. Заключенные в этих средствах возможности зачастую подобны крайним участкам светового спектра: обычно невидимые, они обнаруживаются, если взглянуть на них сквозь призму последующего литературного опыта. !В частности, многие скрытые возможности песенной поэтики дают о себе знать в процессе сопоставления народной лирической песни с таким литературным явлением, как так называемая русская, или чеховская, форма. Существует и обратная зависимость: сопоставление чеховской композиции с построением народной лирической песни высвечивает лирическую природу впервые вводимых Чеховым в повествование структурных принципов. Сопоставление с народной поэзией проясняет лирическую сущность и тех впервые вводимых Чеховым в повествование структурных элементов, которые исследователями его творчества никак не связывались с чеховским лиризмом, а подчас и противопоставлялись ему. Такое "вааимопросвечивание" явлений фольклорного и литературного ряда может оказаться одним из средств при решении спорных вопросов как фольклорного, так и историко-литературного характера. В результате, например, обнаруживается, что не только опубликованный автором рассказ "После театра", но и оставшиеся в рукописи рассказы "У Зелениных" и "Письмо", вопреки общепринятому мнению, отнюдь не безадресные наброски, а завершенные произведения, части "исчезнувшего" цикла "Рассказы из жизни моих друзей" (1887-1891), первоначально задуманного как роман.
У "русской формы" своя, во многом отличная от других повествовательных жанров, соотнесенность с лирикой. Подобные "схождения" литературных и фольклорных явлений носят сугубо типологический характер224, их объяснение вызывает особого рода трудности. Действительно, о пути Пушкина к динамической композиции сказочного типа можно судить по целому ряду "вещественных доказательств". За становлением же в русской повествовательной прозе композиции песенного типа, основанной на лирической ситуации, которое связано прежде всего с именем Чехова, проследить гораздо труднее. Чехов не подражал народной лирической песне, не "вышивал" по ее канве (сам факт его близкого знакомства с народной песней сомнения не вызывает) 225.
"Лиризация" русской прозы, происходившая на рубеже двух веков, в определенной степени связана с ее фольклоризацией. Факт этот по-своему отзовется у Горького, который слово "песня" вынесет даже в заглавие своих революционных произведений (а со временем исследователи установят, что едва ли не за каждым таким заглавием стоит конкретный фольклорный первоисточник). У Чехова общность с лирической песней проявляется более опосредовано, типологически. Но у ее истоков, в конечном итоге, и те факторы, которые обусловили преимущественное бытование в русском фольклоре нового времени именно лирических жанров, и процесс лиризации других жанров русского фольклора, особенно активизировавшийся как раз на рубеже двух столетий (свидетельство тому-материалы экспедиции братьев Соколовых, предпринятой по следам Рыбникова и Гильфердинга 226), и та исключительная роль лирических жанров в русской песенной традиции, которая влияла на литературно-фольклорные отношения задолго до прихода Чехова, причем воздействие народной песни на литературу оказывалось, в конечном счете, тем более глубоким и значительным, чем демократичнее эта литература становилась.
С точки зрения развития русского словесного искусства в целом, структурно-типологическая перекличка Чехова с фольклорной лирикой закономерна и вполне объяснима. При этом знаменательно, что не только тематические, но и образно-структурные схождения у Чехова наблюдаются с той частью народной лирики, которая наиболее последовательно утверждает право человека на счастье и радость и которую исследователь песенного фольклора характеризует как антидомостроевскую.
Насколько показательны такие схождения поэтики Чехова с фольклорной традицией, можно судить уже по тому, как на разных этапах творческого пути в стилевом сплаве писателя оказывались различные элементы фольклорной образности. Если ранний Чехов пародирует сказку, развивает побасенку, использует анекдот, если его произведения, созданные на рубеже 60-90-х годов, с их нулевой концовкой в "чистом" виде сродни по своей структуре пеоне повседневной по характеру бытования, то типичный для последних лет "Вишневый сад" местами созвучен песне свадебной - песне, исполняемой на пороге новой жизни и преисполненной надежд на грядущее счастье, со своими особыми формами воплощения этих надежд и чаяний, со своей символикой, способной перебросить мосток из настоящего - в будущее.
Истоки такого, несколько неожиданного сближения несходных систем - в высоте присущего каждой из них эстетического идеала ("в человеке должно быть все прекрасно...") и в распространении его на жизнь во всем ее течении и на любого человека.
Сходство-различие двух систем, "сходство несходного" прослеживается на различных уровнях поэтики-в структуре высказывания, в характере поэтической модальности, в образной системе (символика).
Русская лирическая песня предпочитает сдержанную, опосредствованную ойрисовку чувства; она не знает четких границ между исполнителем, персонажем и слушателем и поэтому не боится потерять задушевность и естественность в случае взгляда "со стороны". Рубежи между изложением "от автора" и изложением "в ключе героя" не фиксируются, переключения не замечаются. Иначе говоря, в пеоне такие переключения возможны потому, что они семантически нейтральны. Чеховское представление о "норме", в разной степени доступное (а подчас и вовсе недоступное) его героям, с одной стороны, и повествование, в котором фиксируется видение героя - с другой - придают чеховскому лиризму объективный характер. Чрезвычайно важным и динамичным фактором становится сама степень расхождения между видением автора и персонажа; "двойное" видение-средство проверки героев и всего жизнеустройства высоким авторским идеалом.
Опыт Чехова показывает, что вряд ли правомерны попытки лирическое начало повествовательной прозы вычленять из реализма. Прямо эти два понятия противопоставляют не так уж часто, однако лиризм при характеристике чеховского реализма нередко выносят за скобки, обычно помещая его - целиком и полностью под знаком романтизма227. Крайнее выражение такого понимания лиризма находим у С. Сато, который по поводу "Дамы с собачкой" замечает: "В этом шедевре гармонически сочетаются реализм и лиризм Чехова"228. Здесь лиризм рассматривается как нечто находящееся вне метода вообще и вне реализма - в частности. Между тем лиризм у Чехова является органическим элементом реалистической художественной структуры.
При всем внешнем сходстве некоторых чеховских символов с фольклорными-это явления различного порядка. Фольклорный "сад" и "вишенье" выполняют в пеоне заранее заданную и неизменную функцию; чеховский символ многозначен, и эта многозначность создается по мере развития сюжета, "на глазах" у читателя или зрителя.
Типологические соответствия между чеховским повествованием и народной лирической песней обнаруживаются на различных уровнях, не отменяя, а, напротив, оттеняя своеобразие каждой из двух поэтических систем, к которым относятся сопоставляемые явления.
Наряду с такими типичнейшими для фольклора элементами, как "нулевая концовка", символ или рефрен229, обнаруживаются и такие общие для двух систем элементы поэтики, которые в стиле Чехова являются стержневыми, тогда как в фольклоре они факультативны или нейтральны. На примере Чехова мы убедились, что существуют писатели, которые извлекают из фольклора (точнее-из векового художественного опыта, опирающегося и на фольклор) также и нечто новое ("новое из фольклора" - это почти оксюморон), обнаруживая в нем тенденции и возможности, которые в самом фольклоре в силу тех или иных причин не получили заметного развития, но подчас давали о себе знать - изредка, не становясь нормой, но и не вступая с ней в противоречие.
Жанровая определенность русской лирической песни, непрерывно присутствовавшей в народном художественном сознании, сыграла в процессе становления новой литературной формы роль постоянно действующего фактора, своеобразного катализатора (это, разумеется, не мешало ей время от времени воздействовать на литературный процесс и самым активным образом, непосредственно). И в этом-еще один смысл определения, которое закрепилось за гениальным чеховским открытием - "русская форма".
Заключение
Рассмотренные явления позволяют говорить о фольклоре и литературе не только как о различных составных частях народной культуры, но и, в определенном плане, как о поэтической метасистеме, а их развитие воспринимать как двуединый процесс. При этом, с одной стороны, отдельные случаи соприкосновения фольклора и литературы предоставляют в распоряжение исследователя материал для обобщений и выводов, характеризующих каждую из систем в отдельности и метасистему в целом; с другой стороны, удовлетворительное и по возможности полное освещение отдельных проблем может быть получено только с учетом общих тенденций. А из этого следует, что решение ряда дискуссионных вопросов в области фольклора или литературы может быть существенно продвинуто вперед, если вопросы эти будут рассмотрены в новом, более широком контексте, в свете обнаруженных закономерностей.
Характер взаимодействия двух поэтических систем исторически изменчив и поэтому неодинаков на различных этапах художественного развития, причем общие закономерности по-разному проявляются в различных национальных культурах. Так, известно, что в области поэтики литература средних веков, в силу своего нормативного характера, по сравнению с позднейшими этапами литературного развития, структурно более близка фольклору. Отсюда и большая взаимопроницаемость литературы и фольклора в средневековый период1; изменения, которые претерпевают элементы при переходе из одной системы в другую, минимальны. В новой литературе возрастает различие между фольклором и литературой, а также понимание этого различия писателями. И все же на первых порах заимствуются наиболее броские, внешние фольклорные признаки, в то время как важнейшие структурообразующие принципы зачастую не учитываются, так что в конечном счете литературные переложения оказываются весьма далекими от фольклорных первоисточников, как о том свидетельствует, например, история русской сказки. На этом этапе влияние фольклора на литературу осуществляется то преимуществу по линии однотипных жанров (фольклорная песня-литературная песня, народная сказка-.литературная сказка, героический эпос-героическая поэма,-разумеется, в переделах того различения фольклорных жанров, которое было доступно литературе соответствующего периода). Неудивительно, что в молодых национальных литературах обычно преобладают те жанровые традиции, которые доминировали в фольклоре; отсюда, например, долговременное господство новеллистики в североамериканской литературе или же преимущественное развитие в литературах Дагестана лирических жанров, в то время как у многих соседних дагестанцам народов Кавказа литература долго оказывает явное предпочтение жанрам эпическим 2.
Со временем отношение литературы к фольклору становится все более сложным и творческим и все меньше ограничивается рамками внутривидовых соответствий (лиризация романса у Лорки, эпизация песенных мотивов у Твардовского) . Теперь даже прямое перенесение элементов из одной системы в другую ведет к изменению их сущности. Слово, перенесенное из фольклора в литературу с любой, даже абсолютной точностью, воспринимается как переосмысленное, чужое слово, имеющее свое происхождение, свою историю, свой круг бытования. Из этого вовсе не следует, что при рассмотрении подобных явлений весь предыдущий процесс сосуществования и взаимодействия устного и письменного видов словесного искусства можно просто обойти. Напротив, вся история предшествующих отношений, контактов и взаимовлияний накладывает свою мету на современное состояние как фольклора, так и литературы и вносит свои поправки в их сегодняшние взаимоотношения. Позднейшее развитие может подчас изменить наметившиеся тенденции взаимодействия литературы и фольклора, порою и самым существенным образом, однако пройденные этапы не предаются забвению. Перед новым качественным скачком в литературе происходит накопление сил, привлекаются ресурсы многовековой давности - и в своем первоначальном, застывшем виде, и как живая, постоянно обогащающаяся литературная традиция. Иначе говоря, непрерывно возрастают возможности "скрытого" фольклоризма; при этом в творчестве большого художника новаторство проявляется наряду с использованием фольклора и в самом характере использования фольклора, что нередко мешает исследователям рассмотреть в одних случаях связь с фольклором, в других-новаторство.
При взаимодействии народного творчества с реалистической литературой полнее, чем когда бы то ни было, обнаруживается неисчерпаемость фольклора как вечного источника непрерывно развивающегося искусства. В самом деле, с одной стороны, реалистическая поэтика, антидогматическая по своей природе, открывает широкий доступ для различных по характеру и происхождению художественных средств, в том числе и восходящих к фольклору; с другой стороны, эта же широта, это же многообразие реалистического искусства имеют следствием индивидуализацию художественных средств и приемов, распространение "права личной собственности" и на такие компоненты художественной структуры, которые на более ранних этапах художественного развития считались еще общим достоянием. Поэтому все 'пришедшее извне, поскольку оно может быть полезным, в реалистическом искусстве свободно воспринимается и используется-но не присваивается; здесь "над всем чужим всегда кавычки", приобретения совершаются при постоянном напоминании о происхождении и иной изначальной сущности привлекаемого материала. Таким образом, и в тех случаях, когда писатель-реалист, казалось бы, строго соблюдает нормативные требования народной поэтики, и тогда, когда он явно выходит за их пределы, сами эти нормы постоянно дают о себе знать, учитываются, от них, прямо или опосредовано, ведется отсчет, - как мы это наблюдаем у Пушкина в "Медном всаднике", в гоголевской "Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем" и в ряде других произведений. Только на фоне исходных свойств преображение традиционного элемента обнаруживается в полной мере.
B силу перечисленных причин, из фольклора в литературу, если рассматривать процесс их взаимодействия в историческом плане, проникают сначала наиболее "жесткие", наиболее наглядные и распространенные компоненты. Однако по мере развития реалистических традиций литература все активнее обращается к таким сторонам фольклорной поэтики, которые не отличаются указанными признаками, и нередко предпочитает усвоение народной поэтики в неотвердевших, "избыточных", а подчас и тупиковых для фольклора формах. На такой стадии обращение к фольклору-это использование и того, что получило в устной словесности развитие и распространение, и тех возможностей, которые остались в фольклоре нераскрытыми. Можно утверждать, что в определенном смысле фольклорная традиция оказывается более продуктивной в литературе, нежели в фольклоре. Иначе говоря, фольклорная традиция хранится не в одном лишь фольклоре - она веками впитывается литературой, и если этого не учитывать, то многие литературные явления останутся непонятыми и необъясненными; без учета фольклорного воздействия неполно представление и о литературном процессе в целом. В области поэтики фольклорные импульсы особенно активны, а их последствия-устойчивы и долговременны.
Отмеченная тенденция может быть охарактеризована и с другой стороны: есть все основания предполагать, что и в процессе дальнейшего развития литературы в поле зрения исследователей, наряду с традиционными, будут попадать также до того не замеченные или недостаточно освещенные в науке свойства и возможности народной поэтики-то мере того как они станут привлекать внимание художников будущего.
Проблема фольклоризма тесно связана с вопросом о национальной самобытности словесного искусства. В каждой национальной культуре между фольклором и литературой устанавливается своя система отношений, в которой общие закономерности получают своеобразное развитие.
Для характеристики фольклорно-литературных взаимосвязей того или иного народа чрезвычайно важно, по какому пути пошло у этого народа развитие фольклорных жанров - "закрытому" или "открытому". Для русского фольклора характерен "закрытый" путь и, вследствие этого, во-первых, высокая степень жанровой определенности и, во-вторых, явное тяготение к двум крайним родовым полюсам жанрового спектра-лирическому и эпическому. Необходимо также учесть, что в процессе своего развития русская литература проявила повышенную восприимчивость прежде всего по отношению к двум полярным жанрам фольклора-к волшебной сказке и к лирической песне. И это ее свойство имеет свои исторические истоки. Существовало две сферы художественных потребностей, которые русское средневековое общество удовлетворяло преимущественно за счет фольклора, тогда как литература этого времени на них практически не откликалась3. Речь идет о лирической поэзии и развлекательной литературе: почти полное их отсутствие в древнерусской письменности возмещалось распространением фольклорной лирической песни и народной сказки, в течение веков не испытывавших на себе обратного литературного воздействия. Отсюда-исключительная роль сказки в формировании повествовательных письменных жанров и роль народной песни-в утверждении лирического начала в русской литературе .нового времени. Словесное творчество народа, устное и письменное, существует как единая метасистема, находящаяся в непрерывном развитии. При этом и давние процессы могут отозваться в творчестве национального поэта подчас самым, на первый взгляд, непредвиденным образом.
ПРИМЕЧАНИЯ
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
Аф. - Народные русские сказки А. Н. Афанасьева в трех томах. М, 1957.
Кир. - Песни, собранные Киреевским. Новая серия, вып. 1, М, 1911; вып. II, ч. 1, М., 1918; ч. 2, М., 1929.
Соб. - Великорусские народные песни. Изданы А. И. Соболевским. Т. I-VII, Спб. 1895-1902.
Шейн - Великорусе в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях, сказках, легендах и т. п. Т. I, вып. 1-2, СПб, 1898-1900.
При сокращениях во всех случаях римскими цифрами обозначается том или выпуск, арабскими без дополнительного обозначения - часть, с обозначением номер текста (No) или страница (с.).
К ВВЕДЕНИЮ
1 Так, В. Г. Базанов выделяет особую форму использования фольклора в литературе - интерпретацию, включая в это понятие и "наивные стилизации и подделки", и "создание псевдонародных произведений", и т. п., но также и "более сложное, позитивное отношение к фольклору" (Базанов В. Русский эпос в литературных интерпретациях XIX века. - В кн.: La poesia epica et la sua lormazione. Roma, 1970,3 с. 334): мексиканский филолог Френк Алаторе говорит о явлении фольклорной рецепции в литературе, включая сюда и прямую цитату, и стилизацию, и творческое переосмысление фольклорного стиля (См : Alatore F. Entre folklore у lite-ratura (Lirica hispanica anUqua). Mexico, 1971). В. В. Митрофанова напоминает о бытовании "в устной традиции пересказов литературных произведений" (Митрофанова В. В. Народная сказка о Ерше и рукописная повесть о Ерше Ершовиче. - В кн.: Русский фольклор. Л., 1972, т. XIII, с. 166); особую группу составляют вторичные фольклорные образования, т. е. отражение в фольклоре литературных произведений, созданных на основе фольклора, - явление "зигзага" или явление "бумеранга", по терминологии англоязычных и испаноязычных фольклористов. Нас интересуют и все перечисленные, и некоторые другие случаи взаимодействия фольклора и литературы, но лишь в той мере, в какой в них проступают закономерности системно-типологического характера.
2 Польские филологи в этом случае для разграничения системных связей и типологической общности употребляют термин "связи" (zwazki) - в отличие от "параллели" (paralele); аналогичной терминологии придерживаются и некоторые чехословацкие исследователи (соответственно: kontakty - nezavisle paralely).
Здесь и в дальнейшем некоторые диакритические знаки в иноязычных текстах по техническим причинам не воспроизводятся.
3 Храпченко М. Размышления о системном анализе литературы. - Вопросы литературы, 1975, No 3, с. 110.
4 Тимофеев Л. И. Советская литература. Метод, стиль, поэтика. М., 1964, С. 349.
5 Горелов А. А. Насущные проблемы освоения культурного наследства. (Фольклористика). - Русская литература, 1977, No 4, с. 35.
6 Фрегаты времени. Диалог поэта и критика. - Литературная газета, 1974, No 1, с. 6.
7 Румынские поэты о поэзии. - Вопросы литературы, 1974, No 8, с. 102.
8 Гарсиа Лорка Ф. Я работаю огнем. - Вопросы литературы, 1969, No 1, с. 138. - Ср. с замечанием лужицкого (ГДР) фольклориста П. Недо: "...Никто не станет ожидать, чтобы новые произведения писали в стиле фольклора, как это имело место в XIX веке. Современные создателя художественных произведений основательно изучают различные свойства специфики фольклора, чтобы тем самым обогатить собственную художественную индивидуальность и дать ей проявиться в собственном, оригинальном творчестве". (Nedo P. Folklorystyka. Oeolne wprowadzenie. Poznan, 1965, s. 227).
9 Джусойты Н. Уходя от фольклора... - Вопросы литературы, 1977, No 1, с. 119.
10 См.: Материали за V международен конгерес на славистите. Сла-вянска филология. Отговори на въпросите за научната анкета. София, 1963, т. II, с. 205-289.
11 Шостакович Дм. Музыка и время. - Коммунист, 1975, No 5, с. 43-44.
12 Ряд интересных суждений по этому вопросу содержат статьи, с которыми выступили участники дискуссии "Фольклор и современный литературный процесс", проводимой на страницах журнала "Вопросы литературы": Кубилюс В. Формирование национальной литературы - подражательность или художественная трансформация? (Три шага литературы в фольклор) (1976, No 8); Джусойты. Н. Уходя от фольклора... (1977, No 1); Аузинь И. Расширение горизонта (1977, No 6) и др.
13 Это касается не только литератур младописьменных. Подчас и в литературах, насчитывающих не один век существования, давно сложившиеся, окостеневшие " в течение столетий остающиеся неизменными поэтические нормы тормозят литературное развитие - и тогда для преодоления схоластической поэтики обращаются, к фольклорным истокам, как это наблюдается сейчас, например, в афганской поэзии, заимствующей у народной песни не только темы и образы, но и свободу строфических построений. (См.: Дворников Н. А. Строфика и синтаксис (к проблеме лингвистической поэтики). - В кн.: Проблемы языкознания. Доклады и сообщения советских ученых на Х Международном конгрессе лингвистов. М., 1967,c.188).
14 См., например: Чыгрын И. П. Станауление беларускай прозы i фальклор. Дакастрычнiцкi перыяд. Мiнск. 1971, с. 4).
15 См , например: Лазутин С. Г. Жанровые особенности поэтики русского фольклора. - В кн.: Вопросы поэтики литературы и фольклора. Воронеж, 1974, с. 17; Звозников А. А. Поэтика Пушкина в современных исследованиях. - Русская литература, 1976, No 3, с. 195-196.
16 Выходцев П. С. Об исторических закономерностях взаимосвязей литературы и фольклора. - Русская литература, 1977, No 2, с. 4.
Если испанскую и русскую народную поэзию по их жанровым тенденциям рассматривать в качестве двух крайних точек песенного спектра, то между ними по характеру жанровых тяготений окажутся песни западных, а затем - южных славян, прячем для первых характерно усиленное литературное воздействие на фольклор, для вторых-взаимопроникновение эпического и лирического начал в фольклоре. Специфические для каждой национальной культуры генезис и поэтика народной песни, "которая никогда не вымирает", оказывают постоянное, прямое или скрытое, воздействие на развитие национальных литератур, влияют на характер и направленность творческого поиска. В фольклорной практике каждого народа исторически складывается своеобразный ."жанровый климат", который не только определяет пути жанрового воплощения традиционных сюжетов в устном творчестве того или иного народа, но и сказывается на характере фольклоризма великих национальных художников (например, лиризация романса у Ф. Лорки, эпизация лирики у Твардовского).
Без учета этого обстоятельства многие важнейшие явления литературного развития не могут быть осознаны с достаточной полнотой. Среди них особое место принадлежит "русской форме", появление которой связано с творчеством Чехова. В его "не оконтуренных сюжетом" произведениях в преображенном виде просматриваются признаки и свойства, которые восходят к лирической песне, какой она сложилась в русской фольклорной традиции.
Творческий потенциал фольклора как постоянного спутника литературного процесса и неисчерпаемого источника обогащения литературной поэтики не сводится к наиболее распространенным в устной традиции элементам. При всей своей традиционности, фольклор, и прежде всего лирическая песня, на протяжении своего существования вырабатывает и накапливает и такие художественные средства, которым тесно в жестких рамках фольклорной поэтики. Заключенные в этих средствах возможности зачастую подобны крайним участкам светового спектра: обычно невидимые, они обнаруживаются, если взглянуть на них сквозь призму последующего литературного опыта. !В частности, многие скрытые возможности песенной поэтики дают о себе знать в процессе сопоставления народной лирической песни с таким литературным явлением, как так называемая русская, или чеховская, форма. Существует и обратная зависимость: сопоставление чеховской композиции с построением народной лирической песни высвечивает лирическую природу впервые вводимых Чеховым в повествование структурных принципов. Сопоставление с народной поэзией проясняет лирическую сущность и тех впервые вводимых Чеховым в повествование структурных элементов, которые исследователями его творчества никак не связывались с чеховским лиризмом, а подчас и противопоставлялись ему. Такое "вааимопросвечивание" явлений фольклорного и литературного ряда может оказаться одним из средств при решении спорных вопросов как фольклорного, так и историко-литературного характера. В результате, например, обнаруживается, что не только опубликованный автором рассказ "После театра", но и оставшиеся в рукописи рассказы "У Зелениных" и "Письмо", вопреки общепринятому мнению, отнюдь не безадресные наброски, а завершенные произведения, части "исчезнувшего" цикла "Рассказы из жизни моих друзей" (1887-1891), первоначально задуманного как роман.
У "русской формы" своя, во многом отличная от других повествовательных жанров, соотнесенность с лирикой. Подобные "схождения" литературных и фольклорных явлений носят сугубо типологический характер224, их объяснение вызывает особого рода трудности. Действительно, о пути Пушкина к динамической композиции сказочного типа можно судить по целому ряду "вещественных доказательств". За становлением же в русской повествовательной прозе композиции песенного типа, основанной на лирической ситуации, которое связано прежде всего с именем Чехова, проследить гораздо труднее. Чехов не подражал народной лирической песне, не "вышивал" по ее канве (сам факт его близкого знакомства с народной песней сомнения не вызывает) 225.
"Лиризация" русской прозы, происходившая на рубеже двух веков, в определенной степени связана с ее фольклоризацией. Факт этот по-своему отзовется у Горького, который слово "песня" вынесет даже в заглавие своих революционных произведений (а со временем исследователи установят, что едва ли не за каждым таким заглавием стоит конкретный фольклорный первоисточник). У Чехова общность с лирической песней проявляется более опосредовано, типологически. Но у ее истоков, в конечном итоге, и те факторы, которые обусловили преимущественное бытование в русском фольклоре нового времени именно лирических жанров, и процесс лиризации других жанров русского фольклора, особенно активизировавшийся как раз на рубеже двух столетий (свидетельство тому-материалы экспедиции братьев Соколовых, предпринятой по следам Рыбникова и Гильфердинга 226), и та исключительная роль лирических жанров в русской песенной традиции, которая влияла на литературно-фольклорные отношения задолго до прихода Чехова, причем воздействие народной песни на литературу оказывалось, в конечном счете, тем более глубоким и значительным, чем демократичнее эта литература становилась.
С точки зрения развития русского словесного искусства в целом, структурно-типологическая перекличка Чехова с фольклорной лирикой закономерна и вполне объяснима. При этом знаменательно, что не только тематические, но и образно-структурные схождения у Чехова наблюдаются с той частью народной лирики, которая наиболее последовательно утверждает право человека на счастье и радость и которую исследователь песенного фольклора характеризует как антидомостроевскую.
Насколько показательны такие схождения поэтики Чехова с фольклорной традицией, можно судить уже по тому, как на разных этапах творческого пути в стилевом сплаве писателя оказывались различные элементы фольклорной образности. Если ранний Чехов пародирует сказку, развивает побасенку, использует анекдот, если его произведения, созданные на рубеже 60-90-х годов, с их нулевой концовкой в "чистом" виде сродни по своей структуре пеоне повседневной по характеру бытования, то типичный для последних лет "Вишневый сад" местами созвучен песне свадебной - песне, исполняемой на пороге новой жизни и преисполненной надежд на грядущее счастье, со своими особыми формами воплощения этих надежд и чаяний, со своей символикой, способной перебросить мосток из настоящего - в будущее.
Истоки такого, несколько неожиданного сближения несходных систем - в высоте присущего каждой из них эстетического идеала ("в человеке должно быть все прекрасно...") и в распространении его на жизнь во всем ее течении и на любого человека.
Сходство-различие двух систем, "сходство несходного" прослеживается на различных уровнях поэтики-в структуре высказывания, в характере поэтической модальности, в образной системе (символика).
Русская лирическая песня предпочитает сдержанную, опосредствованную ойрисовку чувства; она не знает четких границ между исполнителем, персонажем и слушателем и поэтому не боится потерять задушевность и естественность в случае взгляда "со стороны". Рубежи между изложением "от автора" и изложением "в ключе героя" не фиксируются, переключения не замечаются. Иначе говоря, в пеоне такие переключения возможны потому, что они семантически нейтральны. Чеховское представление о "норме", в разной степени доступное (а подчас и вовсе недоступное) его героям, с одной стороны, и повествование, в котором фиксируется видение героя - с другой - придают чеховскому лиризму объективный характер. Чрезвычайно важным и динамичным фактором становится сама степень расхождения между видением автора и персонажа; "двойное" видение-средство проверки героев и всего жизнеустройства высоким авторским идеалом.
Опыт Чехова показывает, что вряд ли правомерны попытки лирическое начало повествовательной прозы вычленять из реализма. Прямо эти два понятия противопоставляют не так уж часто, однако лиризм при характеристике чеховского реализма нередко выносят за скобки, обычно помещая его - целиком и полностью под знаком романтизма227. Крайнее выражение такого понимания лиризма находим у С. Сато, который по поводу "Дамы с собачкой" замечает: "В этом шедевре гармонически сочетаются реализм и лиризм Чехова"228. Здесь лиризм рассматривается как нечто находящееся вне метода вообще и вне реализма - в частности. Между тем лиризм у Чехова является органическим элементом реалистической художественной структуры.
При всем внешнем сходстве некоторых чеховских символов с фольклорными-это явления различного порядка. Фольклорный "сад" и "вишенье" выполняют в пеоне заранее заданную и неизменную функцию; чеховский символ многозначен, и эта многозначность создается по мере развития сюжета, "на глазах" у читателя или зрителя.
Типологические соответствия между чеховским повествованием и народной лирической песней обнаруживаются на различных уровнях, не отменяя, а, напротив, оттеняя своеобразие каждой из двух поэтических систем, к которым относятся сопоставляемые явления.
Наряду с такими типичнейшими для фольклора элементами, как "нулевая концовка", символ или рефрен229, обнаруживаются и такие общие для двух систем элементы поэтики, которые в стиле Чехова являются стержневыми, тогда как в фольклоре они факультативны или нейтральны. На примере Чехова мы убедились, что существуют писатели, которые извлекают из фольклора (точнее-из векового художественного опыта, опирающегося и на фольклор) также и нечто новое ("новое из фольклора" - это почти оксюморон), обнаруживая в нем тенденции и возможности, которые в самом фольклоре в силу тех или иных причин не получили заметного развития, но подчас давали о себе знать - изредка, не становясь нормой, но и не вступая с ней в противоречие.
Жанровая определенность русской лирической песни, непрерывно присутствовавшей в народном художественном сознании, сыграла в процессе становления новой литературной формы роль постоянно действующего фактора, своеобразного катализатора (это, разумеется, не мешало ей время от времени воздействовать на литературный процесс и самым активным образом, непосредственно). И в этом-еще один смысл определения, которое закрепилось за гениальным чеховским открытием - "русская форма".
Заключение
Рассмотренные явления позволяют говорить о фольклоре и литературе не только как о различных составных частях народной культуры, но и, в определенном плане, как о поэтической метасистеме, а их развитие воспринимать как двуединый процесс. При этом, с одной стороны, отдельные случаи соприкосновения фольклора и литературы предоставляют в распоряжение исследователя материал для обобщений и выводов, характеризующих каждую из систем в отдельности и метасистему в целом; с другой стороны, удовлетворительное и по возможности полное освещение отдельных проблем может быть получено только с учетом общих тенденций. А из этого следует, что решение ряда дискуссионных вопросов в области фольклора или литературы может быть существенно продвинуто вперед, если вопросы эти будут рассмотрены в новом, более широком контексте, в свете обнаруженных закономерностей.
Характер взаимодействия двух поэтических систем исторически изменчив и поэтому неодинаков на различных этапах художественного развития, причем общие закономерности по-разному проявляются в различных национальных культурах. Так, известно, что в области поэтики литература средних веков, в силу своего нормативного характера, по сравнению с позднейшими этапами литературного развития, структурно более близка фольклору. Отсюда и большая взаимопроницаемость литературы и фольклора в средневековый период1; изменения, которые претерпевают элементы при переходе из одной системы в другую, минимальны. В новой литературе возрастает различие между фольклором и литературой, а также понимание этого различия писателями. И все же на первых порах заимствуются наиболее броские, внешние фольклорные признаки, в то время как важнейшие структурообразующие принципы зачастую не учитываются, так что в конечном счете литературные переложения оказываются весьма далекими от фольклорных первоисточников, как о том свидетельствует, например, история русской сказки. На этом этапе влияние фольклора на литературу осуществляется то преимуществу по линии однотипных жанров (фольклорная песня-литературная песня, народная сказка-.литературная сказка, героический эпос-героическая поэма,-разумеется, в переделах того различения фольклорных жанров, которое было доступно литературе соответствующего периода). Неудивительно, что в молодых национальных литературах обычно преобладают те жанровые традиции, которые доминировали в фольклоре; отсюда, например, долговременное господство новеллистики в североамериканской литературе или же преимущественное развитие в литературах Дагестана лирических жанров, в то время как у многих соседних дагестанцам народов Кавказа литература долго оказывает явное предпочтение жанрам эпическим 2.
Со временем отношение литературы к фольклору становится все более сложным и творческим и все меньше ограничивается рамками внутривидовых соответствий (лиризация романса у Лорки, эпизация песенных мотивов у Твардовского) . Теперь даже прямое перенесение элементов из одной системы в другую ведет к изменению их сущности. Слово, перенесенное из фольклора в литературу с любой, даже абсолютной точностью, воспринимается как переосмысленное, чужое слово, имеющее свое происхождение, свою историю, свой круг бытования. Из этого вовсе не следует, что при рассмотрении подобных явлений весь предыдущий процесс сосуществования и взаимодействия устного и письменного видов словесного искусства можно просто обойти. Напротив, вся история предшествующих отношений, контактов и взаимовлияний накладывает свою мету на современное состояние как фольклора, так и литературы и вносит свои поправки в их сегодняшние взаимоотношения. Позднейшее развитие может подчас изменить наметившиеся тенденции взаимодействия литературы и фольклора, порою и самым существенным образом, однако пройденные этапы не предаются забвению. Перед новым качественным скачком в литературе происходит накопление сил, привлекаются ресурсы многовековой давности - и в своем первоначальном, застывшем виде, и как живая, постоянно обогащающаяся литературная традиция. Иначе говоря, непрерывно возрастают возможности "скрытого" фольклоризма; при этом в творчестве большого художника новаторство проявляется наряду с использованием фольклора и в самом характере использования фольклора, что нередко мешает исследователям рассмотреть в одних случаях связь с фольклором, в других-новаторство.
При взаимодействии народного творчества с реалистической литературой полнее, чем когда бы то ни было, обнаруживается неисчерпаемость фольклора как вечного источника непрерывно развивающегося искусства. В самом деле, с одной стороны, реалистическая поэтика, антидогматическая по своей природе, открывает широкий доступ для различных по характеру и происхождению художественных средств, в том числе и восходящих к фольклору; с другой стороны, эта же широта, это же многообразие реалистического искусства имеют следствием индивидуализацию художественных средств и приемов, распространение "права личной собственности" и на такие компоненты художественной структуры, которые на более ранних этапах художественного развития считались еще общим достоянием. Поэтому все 'пришедшее извне, поскольку оно может быть полезным, в реалистическом искусстве свободно воспринимается и используется-но не присваивается; здесь "над всем чужим всегда кавычки", приобретения совершаются при постоянном напоминании о происхождении и иной изначальной сущности привлекаемого материала. Таким образом, и в тех случаях, когда писатель-реалист, казалось бы, строго соблюдает нормативные требования народной поэтики, и тогда, когда он явно выходит за их пределы, сами эти нормы постоянно дают о себе знать, учитываются, от них, прямо или опосредовано, ведется отсчет, - как мы это наблюдаем у Пушкина в "Медном всаднике", в гоголевской "Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем" и в ряде других произведений. Только на фоне исходных свойств преображение традиционного элемента обнаруживается в полной мере.
B силу перечисленных причин, из фольклора в литературу, если рассматривать процесс их взаимодействия в историческом плане, проникают сначала наиболее "жесткие", наиболее наглядные и распространенные компоненты. Однако по мере развития реалистических традиций литература все активнее обращается к таким сторонам фольклорной поэтики, которые не отличаются указанными признаками, и нередко предпочитает усвоение народной поэтики в неотвердевших, "избыточных", а подчас и тупиковых для фольклора формах. На такой стадии обращение к фольклору-это использование и того, что получило в устной словесности развитие и распространение, и тех возможностей, которые остались в фольклоре нераскрытыми. Можно утверждать, что в определенном смысле фольклорная традиция оказывается более продуктивной в литературе, нежели в фольклоре. Иначе говоря, фольклорная традиция хранится не в одном лишь фольклоре - она веками впитывается литературой, и если этого не учитывать, то многие литературные явления останутся непонятыми и необъясненными; без учета фольклорного воздействия неполно представление и о литературном процессе в целом. В области поэтики фольклорные импульсы особенно активны, а их последствия-устойчивы и долговременны.
Отмеченная тенденция может быть охарактеризована и с другой стороны: есть все основания предполагать, что и в процессе дальнейшего развития литературы в поле зрения исследователей, наряду с традиционными, будут попадать также до того не замеченные или недостаточно освещенные в науке свойства и возможности народной поэтики-то мере того как они станут привлекать внимание художников будущего.
Проблема фольклоризма тесно связана с вопросом о национальной самобытности словесного искусства. В каждой национальной культуре между фольклором и литературой устанавливается своя система отношений, в которой общие закономерности получают своеобразное развитие.
Для характеристики фольклорно-литературных взаимосвязей того или иного народа чрезвычайно важно, по какому пути пошло у этого народа развитие фольклорных жанров - "закрытому" или "открытому". Для русского фольклора характерен "закрытый" путь и, вследствие этого, во-первых, высокая степень жанровой определенности и, во-вторых, явное тяготение к двум крайним родовым полюсам жанрового спектра-лирическому и эпическому. Необходимо также учесть, что в процессе своего развития русская литература проявила повышенную восприимчивость прежде всего по отношению к двум полярным жанрам фольклора-к волшебной сказке и к лирической песне. И это ее свойство имеет свои исторические истоки. Существовало две сферы художественных потребностей, которые русское средневековое общество удовлетворяло преимущественно за счет фольклора, тогда как литература этого времени на них практически не откликалась3. Речь идет о лирической поэзии и развлекательной литературе: почти полное их отсутствие в древнерусской письменности возмещалось распространением фольклорной лирической песни и народной сказки, в течение веков не испытывавших на себе обратного литературного воздействия. Отсюда-исключительная роль сказки в формировании повествовательных письменных жанров и роль народной песни-в утверждении лирического начала в русской литературе .нового времени. Словесное творчество народа, устное и письменное, существует как единая метасистема, находящаяся в непрерывном развитии. При этом и давние процессы могут отозваться в творчестве национального поэта подчас самым, на первый взгляд, непредвиденным образом.
ПРИМЕЧАНИЯ
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
Аф. - Народные русские сказки А. Н. Афанасьева в трех томах. М, 1957.
Кир. - Песни, собранные Киреевским. Новая серия, вып. 1, М, 1911; вып. II, ч. 1, М., 1918; ч. 2, М., 1929.
Соб. - Великорусские народные песни. Изданы А. И. Соболевским. Т. I-VII, Спб. 1895-1902.
Шейн - Великорусе в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях, сказках, легендах и т. п. Т. I, вып. 1-2, СПб, 1898-1900.
При сокращениях во всех случаях римскими цифрами обозначается том или выпуск, арабскими без дополнительного обозначения - часть, с обозначением номер текста (No) или страница (с.).
К ВВЕДЕНИЮ
1 Так, В. Г. Базанов выделяет особую форму использования фольклора в литературе - интерпретацию, включая в это понятие и "наивные стилизации и подделки", и "создание псевдонародных произведений", и т. п., но также и "более сложное, позитивное отношение к фольклору" (Базанов В. Русский эпос в литературных интерпретациях XIX века. - В кн.: La poesia epica et la sua lormazione. Roma, 1970,3 с. 334): мексиканский филолог Френк Алаторе говорит о явлении фольклорной рецепции в литературе, включая сюда и прямую цитату, и стилизацию, и творческое переосмысление фольклорного стиля (См : Alatore F. Entre folklore у lite-ratura (Lirica hispanica anUqua). Mexico, 1971). В. В. Митрофанова напоминает о бытовании "в устной традиции пересказов литературных произведений" (Митрофанова В. В. Народная сказка о Ерше и рукописная повесть о Ерше Ершовиче. - В кн.: Русский фольклор. Л., 1972, т. XIII, с. 166); особую группу составляют вторичные фольклорные образования, т. е. отражение в фольклоре литературных произведений, созданных на основе фольклора, - явление "зигзага" или явление "бумеранга", по терминологии англоязычных и испаноязычных фольклористов. Нас интересуют и все перечисленные, и некоторые другие случаи взаимодействия фольклора и литературы, но лишь в той мере, в какой в них проступают закономерности системно-типологического характера.
2 Польские филологи в этом случае для разграничения системных связей и типологической общности употребляют термин "связи" (zwazki) - в отличие от "параллели" (paralele); аналогичной терминологии придерживаются и некоторые чехословацкие исследователи (соответственно: kontakty - nezavisle paralely).
Здесь и в дальнейшем некоторые диакритические знаки в иноязычных текстах по техническим причинам не воспроизводятся.
3 Храпченко М. Размышления о системном анализе литературы. - Вопросы литературы, 1975, No 3, с. 110.
4 Тимофеев Л. И. Советская литература. Метод, стиль, поэтика. М., 1964, С. 349.
5 Горелов А. А. Насущные проблемы освоения культурного наследства. (Фольклористика). - Русская литература, 1977, No 4, с. 35.
6 Фрегаты времени. Диалог поэта и критика. - Литературная газета, 1974, No 1, с. 6.
7 Румынские поэты о поэзии. - Вопросы литературы, 1974, No 8, с. 102.
8 Гарсиа Лорка Ф. Я работаю огнем. - Вопросы литературы, 1969, No 1, с. 138. - Ср. с замечанием лужицкого (ГДР) фольклориста П. Недо: "...Никто не станет ожидать, чтобы новые произведения писали в стиле фольклора, как это имело место в XIX веке. Современные создателя художественных произведений основательно изучают различные свойства специфики фольклора, чтобы тем самым обогатить собственную художественную индивидуальность и дать ей проявиться в собственном, оригинальном творчестве". (Nedo P. Folklorystyka. Oeolne wprowadzenie. Poznan, 1965, s. 227).
9 Джусойты Н. Уходя от фольклора... - Вопросы литературы, 1977, No 1, с. 119.
10 См.: Материали за V международен конгерес на славистите. Сла-вянска филология. Отговори на въпросите за научната анкета. София, 1963, т. II, с. 205-289.
11 Шостакович Дм. Музыка и время. - Коммунист, 1975, No 5, с. 43-44.
12 Ряд интересных суждений по этому вопросу содержат статьи, с которыми выступили участники дискуссии "Фольклор и современный литературный процесс", проводимой на страницах журнала "Вопросы литературы": Кубилюс В. Формирование национальной литературы - подражательность или художественная трансформация? (Три шага литературы в фольклор) (1976, No 8); Джусойты. Н. Уходя от фольклора... (1977, No 1); Аузинь И. Расширение горизонта (1977, No 6) и др.
13 Это касается не только литератур младописьменных. Подчас и в литературах, насчитывающих не один век существования, давно сложившиеся, окостеневшие " в течение столетий остающиеся неизменными поэтические нормы тормозят литературное развитие - и тогда для преодоления схоластической поэтики обращаются, к фольклорным истокам, как это наблюдается сейчас, например, в афганской поэзии, заимствующей у народной песни не только темы и образы, но и свободу строфических построений. (См.: Дворников Н. А. Строфика и синтаксис (к проблеме лингвистической поэтики). - В кн.: Проблемы языкознания. Доклады и сообщения советских ученых на Х Международном конгрессе лингвистов. М., 1967,c.188).
14 См., например: Чыгрын И. П. Станауление беларускай прозы i фальклор. Дакастрычнiцкi перыяд. Мiнск. 1971, с. 4).
15 См , например: Лазутин С. Г. Жанровые особенности поэтики русского фольклора. - В кн.: Вопросы поэтики литературы и фольклора. Воронеж, 1974, с. 17; Звозников А. А. Поэтика Пушкина в современных исследованиях. - Русская литература, 1976, No 3, с. 195-196.
16 Выходцев П. С. Об исторических закономерностях взаимосвязей литературы и фольклора. - Русская литература, 1977, No 2, с. 4.