Страница:
Какун, тяжело пыхтя от напряжения, наконец-то вскарабкался по крутой лестнице и встал рядом с Элеонорой. Из-под самого купола к их ногам на тончайшем тросе опустилась прямоугольная платформа. «Могу поклясться, это единственный путь в заповедное место, – подумала Элька, ступая на шаткую пластину. Ее начало распирать от любопытства. – Что же они там такое прячут?» – почти без страха размышляла она.
Подъемник легко и бесшумно взлетел на высоту двенадцатиэтажного дома. Здесь тоже было просторно. Цилиндрическая комната с гладкими металлическими стенами, будто корона, венчала расположенный внизу купол. Когда Какун подвел ее к стене, она увидела тонкие линии, рассекающие монолитные плиты на аккуратные квадратные панели. Можно было не сомневаться, что за каждым квадратом скрывается ствол луппера или сверхмощного гамма-излучателя. Потолок усеян мелкими дырочками тоже совсем не просто так. Оттуда, в случае опасности, под давлением можно подать напалм или распыленную синильную кислоту, а может быть, и квантующийся газ. Создатели крепости не были стеснены в средствах и не жалели гравитронных монет на смертоносные игрушки. Если бы в распоряжении королей Эстеи имелась хотя бы третья часть этих денег, Империя давно бы оставила планету в покое, и вожделенный мирный договор был бы подписан уже в незапамятные времена.
Сплошная стена разошлась по одному из стыков. Появился узкий проход, в который мог протиснуться только один человек. Какун галантно подтолкнул Эльку в спину. Она, внутренне сжавшись, ступила в мрачный полумрак. За дверью ее встретил высокий холл. Сквозь прямоугольное отверстие в потолке виднелись летящие на бешеной скорости багрово-красные облака. Время от времени между ними проблескивали лиловые молнии. «Банально. Сделали плафон из мультимедийного экрана и запустили на нем бесконечный фильм, – подумала Элька, на ходу задирая вверх голову. – Однако где они засняли такой небосвод?» На Эстее было обычное небо, которое не могло принять подобный цвет даже в страшном сне.
В конце холла маячила еще одна дверь, над которой оскалился жуткой мордой декоративный барельеф. Маленькие глазки неизвестного Эльке существа злобно взирали на всех входящих. Высокий гладкий лоб предполагал наличие у этого монстра высокого уровня интеллекта, но его подобные бычьим рога не позволяли причислить существо ни к одной известной разновидности разумных. Кроме того, внушающие ужас клыки, торчащие во все стороны из широко разинутой пасти, наводили на мысль о полной нереальности подобных созданий. Признаки травоядного животного и хищника не могут гармонично сочетаться в одной твари, следовательно, у композиции не было подлинно существующего прототипа, и она является плодом воображения скульптора. Эту догадку подтверждали языки пламени, пылающие между клыками. Огонь был настоящим. Наверное, к барельефу подключили газовый баллон. Непонятно, кому нужно всё это великолепие в недрах забытой Богом скалы?
Жутковатый зал оказался всего лишь преддверием главного архитектурного сюрприза. Самый впечатляющий изыск безымянного архитектора открылся перед ней буквально через несколько десятков шагов. Гигантская подземная площадь подавляла своими циклопическими размерами. Колонны, увенчанные арочными перекрытиями, казалось, не поддерживают высокий свод, а упираются прямо в пышущие огнем небеса. Здесь картинка с бегущими облаками демонстрировалась не на скромном экране, а занимала весь безграничный потолок. Мрачноватая роскошь, бесспорно, подавляла каждого посетителя. Эльке даже почудился свист ветра и отдаленные раскаты грома, словно она и взаправду очутилась на незнакомой планете. И, только дойдя до середины зала, она поняла, что действительно слышит эти звуки. Визуальная картинка искусно дополнялась акустическими эффектами.
У дальней стены, между двумя гигантскими колоннами, располагалось главное украшение помещения: еще одна разинутая пасть неведомого чудовища. Кривые клыки окаймляли огромный раздвоенный язык, покрытый тонкими красными прожилками, которые очень походили на настоящие, наполненные кровью сосуды. В них действительно пульсировала какая-то светящаяся жидкость. Свод в глубине пасти очень напоминал горло. Впечатление дополняли два бурлящих фонтанчика справа и слева. Каменное чудище истекало слюной в ожидании очередной жертвы. Какун настойчиво толкнул Эльку в жадно разинутую исполинскую глотку.
Когда Элеонора переступила низкий порожек, ее спина сразу покрылась липким холодным потом, ледяной ручеек заструился между лопатками. Десятки исполненных страданиями глаз взирали на Эльку сквозь прозрачные стены коридора. В тесных стеклянных камерах кубической формы томились узницы. Запертые в крошечных объемах отсеков, они разом зашевелились при появлении королевы. Элеонора замедлила шаг. Среди пленников не было ни одного мужчины. За каждым Элькиным движением с надеждой и тоской следили изможденные женщины. Многие из них были беременны. Некоторые держали на руках крошечных грудных детишек. Так вот какую судьбу уготовил ей граф Вонримс! Ее превратят в редкий живой экспонат подземного музея или в наложницу – объект сексуальных утех благородного садиста. Или…
Неужели она очутилась в тайном храме сатанинской секты? На Эстее не существовало ни одной официальной религии. Верить разрешалось во всё, что угодно, но любые тайные ритуалы, собрания и публичные проповеди под страхом смертной казни запретил еще основатель династии Тиноров. Древний король, клоны которого правят на Эстее уже много тысячелетий, в стародавние и весьма смутные времена железной рукой и реками крови добился мира на планете, истребив большую половину населения. Когда в его руках оказалась абсолютная власть, он решил закрепить свои великие достижения навсегда. С тех пор закон запрещал любые политические партии, религиозные объединения и все национальные языки, кроме государственного. Кроме того, легендарный король полностью разрушил банковскую систему и ввел смертную казнь за ростовщичество. Тогда же он отменил гравитронный валютный стандарт и ввел местный – на основе золота. А чтобы весьма недорогой во всей остальной Галактике металл не завозили на Эстею огромными партиями, он объявил королевскую монополию на космические перелеты. Дабы исключить династические войны, он отменил систему наследования. Теперь престол всегда переходил к его клону. Эти дурацкие на первый взгляд законы принесли Эстее долгожданный мир и процветание, но навсегда законсервировали на планете дремучее средневековье. Великим и мудрым был король. Однако полностью искоренить религию ему не удалось. Кроме невинных иконок в углах крестьянских изб, скромных идолов на перекрестках дорог и тайных проповедников, кочующих по планете под видом сказителей, уцелели самые жестокие и бесчеловечные формы верований. И в реальности беспощадного культа Элеоноре сейчас предстояло убедиться на собственной шкуре.
Зачем же в храме злых сил нужен еще и этот человеческий зоопарк? Только для жертвоприношений! Элька с ужасом озиралась по сторонам. Начальнику стражи приходилось постоянно подталкивать ее. А может, это…
– Людоводческая ферма! – прошептала Элеонора.
Перед ее глазами, как на экране монитора, промелькнули кадры общегалактической хроники, последний выпуск которой ей довелось посмотреть на Зене. Совместная карательная операция Конфедерации и Кибер-Империи в каком-то отдаленном мире. Жителям этой планеты не удалось нормально преодолеть этап межгосударственной разобщенности и объединиться в единое человечество. В результате одна часть населения возомнила себя высшей расой и подмяла под себя все остальные народы. Журналисты долго смаковали кошмарные сцены, которые им удалось запечатлеть на оккупированных «высшей» расой территориях. Больше всего Эльку поразили огромные предприятия, где разводили людей, чтобы потом разделывать их, как коров, и частично пускать на изготовление элитной жрачки для господ, а частично использовать в производстве запасных органов для «сверх-человеков». Целые народы, не сумевшие отстоять собственное достоинство, вымирали на руинах своих разрушенных городов. «Сверхчеловеки» приезжали туда на охоту. Пыточные аттракционы, сшитая из человеческой кожи одежда и вымощенные черепами дороги – всё это вызвало дрожь и омерзение по всей Галактике и впервые за много лет объединило Кибер-Империю и Конфедерацию. Невзирая на все идейные разногласия между Императором и Верховным Советом, без лишних споров была создана совместная карательно-спасательная экспедиция. Плечом к плечу имперцы и конфедераты высадились на планету и утопили в крови «высшую» расу. Кадры массовых расстрелов, фонарные столбы, увешанные трупами «сверхчеловеков», как новогодние елки шарами, еще долго будут отбивать охоту у кого бы то ни было ставить один народ выше другого. В настоящее время и имперцы, и конфедераты трогательно заботятся о деградировавших «второсортных» жителях планеты, склоняя их каждый в свою веру.
Элька была потрясена. Неужели на провинциальной Эстее она встретила ту же самую жуть, которую каратели недавно выжгли в отдаленном мире? Но беременные женщины, а главное – маленькие дети подтверждали леденящую кровь догадку.
Страшный коридор тянулся дальше, но Какун, сам того не ведая, совершил акт милосердия и направил Эльку в боковой переход, где она не могла видеть страшных, молящих о пощаде глаз. Здесь начальник стражи остановился и с почтительного расстояния указал ей на обитую медными листами дверь, у которой несли дежурство два солдата в скафандрах высшей защиты. Стражники немедленно расступились, пропуская королеву. Похоже, ее здесь ждали. Может быть, даже с нетерпением.
Элеонора, гордо вскинув голову, вошла в комнату. Сейчас, наконец-то, всё должно проясниться.
Помещение довольно просторное и светлое. Обстановка по большей части простая и привычная. Напоминает научную лабораторию со скромным финансированием. Одинокий монитор персонального компьютера уютно мерцает в дальнем углу, рядом со столом, заваленным рулонами распечаток. Стена справа целиком изготовлена из толстого стекла с сиреневым отливом. Похоже, граф испытывает нездоровую слабость к прозрачным стенам. За стеклом в ярких лучах люминесцентных ламп установлен помост, на котором возлежит зафиксированный железными цепями дарлок. Запах от его зеленых, покрытых пузырчатыми язвами кожных покровов пропитывает воздух. Тело мертвяка оплетают многочисленные провода и трубки. На специальных стойках рядом с помостом висят бутыли с красной жидкостью. Дарлок шевелится и, по-видимому, издает какие-то звуки, но сквозь стекло можно разобрать только невнятное бурчание. У прозрачной стены спиной к Элеоноре застыл высокий худощавый мужчина, одетый в поношенный камзол и сильно потертые на ягодицах штаны. Он взирает на чудовище и целиком поглощен скучным неаппетитным зрелищем.
– Объяснитесь, граф. Что означает весь этот балаган?! – громко выпалила Элька. Она сразу догадалась, кто перед ней.
Вонримс вздрогнул и оглянулся. Бывшая королева вспомнила этого человека. Их представляли друг другу на балу, который устроил Тинор Первый после торжественного бракосочетания Жака и Элеоноры. Граф был среди гостей и еще тогда вызвал в ней чувство глубокого омерзения. Особенно гадкими были большие глаза, подозрительно выглядывающие из-под тяжелых надбровных дуг, и тонкая, как папиросная бумага, кожа, туго обтягивающая череп не совсем обычной для человека формы. Придворные шептались, что в роду Вонримсов было несколько гридеров, изгнанных из родного сообщества за расовые преступления. До появления графа на том балу тогда еще принцесса Элеонора несколько часов терпела подобострастные поцелуи, которыми верноподданные короля должны были слюнявить «переднюю сторону нижней части бедра августейшей особы». Кажется, так было написано в правилах проведения торжественных церемоний. Помнится, Элька тогда стойко терпела прикосновения чужих губ к своей ноге. В подоле свадебного платья предусматривался специальный вырез, в который по очереди и тыкались своими холодными носами аристократы всех калибров. Этот странный обычай казался Элеоноре довольно противным, но она могла бы выдержать и не такое, лишь бы не ссорить Жака с его семьей.
На том балу Вонримс подошел одним из последних Он произнес обычную и традиционную в подобных случаях чушь. Какие-то неоригинальные вариации на тему невинной чистоты небесного ангела, покорившего своей красотой сердце несравненного принца Дкежрака. После чего чмокнул Элькино бедро. Вполне обычное официальное лобзание, ничем не отличающееся от почти сотни предыдущих. Однако Элеонору передернуло от отвращения. Ей стало настолько плохо, что она была вынуждена покинуть церемонию, сбежать в свои покои и распечатать заветную пачку бактерицидного мыла. Потом она долго мылась под холодным душем. Горячая вода в Глогаре была редкостью. Туземцы всегда считали, что мытье в ледяной воде полезней для здоровья. Элька тогда плескалась в студеных струях до тех пор, пока посыльный Жака не вызвал ее обратно.
Вонримс бросил на пленницу мимолетный взгляд и стразу же обратился к окаменевшему у входа Какуну.
– Почему она такая тощая? Ты ее не кормил? – капризно спросил он у Какуна. – Ты что, не знаешь, для чего мы ее готовим?
– Вы сами приказали посадить ее на хлеб и воду, – затравленно пролепетал начальник стражи. – Я в точности выполнил приказ. Она совсем не похудела. Кажется, даже маленько раздобрела.
– На хлеб и воду? Я приказал? – хмуро буркнул Вонримс таким тоном, будто изобличил своего подчиненного в обмане. – Ты дурак? Я не мог повелеть подобную глупость. Почему ты мне об этом не доложил?
Какун потупился, натянув на лицо маску верноподданнического идиотизма. Ни в коем случае нельзя перечить начальству, даже если твой шеф бредит.
– В общем, так, – смилостивился граф. – Вертись как хочешь, но через час мне нужны два литра ее крови. Она – наша последняя надежда.
– Вы не поздоровались, Вонримс, – высокомерно напомнила о своем присутствии Элеонора. В ней проснулась королевская гордыня, прежде ей совсем не свойственная. – И зачем вам понадобилась моя кровь?
– Как будто вы не знаете, ваше величество, – граф плотно сжал тонкие губы и просканировал ее с ног до головы своими колючими, будто репейник, глазами. «Ваше величество» в его устах прозвучало как непристойное ругательство. – Вы же сами открыли и испытали лекарство от пепельной немочи, а теперь удивляетесь, что я собираюсь использовать ваше открытие.
– Какое лекарство? – не поняла Элька.
– Вы спасли принца Дкежрака, перелив ему свою кровь. Не так ли? – Тоненькие, будто нарисованные усики Вонримса радостно распушились на кончиках.
– И ты решил… – Элька задергалась, пытаясь освободить скованные за спиной руки от наручников. – Безумец!
– Возможно, – легко согласился граф. – Но это единственный способ спасти наш род.
– Ты берешь кровь у беременных женщин?! – В голове Элеоноры не могла уложиться мысль, что подобное чудовище способно топтать землю. Что оно еще не провалилось в ад! Туда, где ему и место.
– И у грудных младенцев тоже, – торжествующе подтвердил Вонримс. – У всех, кто выжил после эпидемии. У всех, у кого есть иммунитет.
– Но зачем? – простонала Элеонора, пытаясь понять логику монстра. Никаких оправданий подобным деяниям существовать просто не могло.
– Цель моя благородна. Хотя средства, может быть, и сомнительны, – процедил сквозь зубы граф. Он весь сжался и, кажется, как-то мгновенно постарел лет на десять, будто подумал о том, какую кару приготовили для него боги. Высшие божества всех планет и религий, сколь различны бы они ни были, одинаковы в одном – они напрочь теряют всё свое человеколюбие, когда в их руки попадает убийца и истязатель младенцев.
– Не существует такой цели, ради которой следовало бы мучить детей!
– Не считайте меня нелюдем, – отмахнулся Вонримс. – Дети совсем не мучаются. Мы их усыпляем, перед тем как умертвить.
– Гад! – взвизгнула Элька, и только хорошая реакция Какуна спасла графа от зубов королевы. Элеонора готова была вцепиться в горло ненавистного графа.
– Сатанист окаянный! – всхлипнула она, тщетно вырываясь из цепкого захвата начальника стражи.
– Почему сатанист? – искренне удивился Вонримс и почти сразу же самодовольно усмехнулся. – Вы видели алтарь дракона. Это всего лишь храм жертвоприношений, оставленный мне одним далеким предком. Я сохранил его как произведение искусства, а подсобные помещения приспособил под собственные нужды. Я не являюсь адептом культа дракона Наки. Я – атеист.
– Ты – дьявол!
– Я – атеист, – повторил Вонримс. – Королевская пропаганда убедила меня, что человек живет только один раз, и как только останавливается его сердце, всё заканчивается. Нет никакой награды за хорошие поступки или наказания за грехи. За всё воздается здесь и сейчас, – Вонримс показал рукой на подопытное существо за стеклом. – Посмотрите вот на это, ваше величество.
– Обычный дарлок, – проворчала Элька, стараясь стереть выступившие на глазах слезы о плечо. – И тринадцатый день, похоже, давно прошел.
– Это мой сын, – горестно поведал граф. – Он заболел пепельной немочью три недели назад, и я сделаю всё, что угодно, лишь бы вылечить его.
– Будешь убивать чужих детей?
– Уже начал. А впереди будут еще сотни жертв, крошка. Ведь у меня только одна жизнь, иу моего сына тоже одна жизнь. Я спасу его, даже если придется выпотрошить саму королеву.
«Положение стало безвыходным, – Элеонора хладнокровно оценила ситуацию. – Спасти меня может только чудо».
Словно в ответ на последнюю мысль, за правым плечом Вонримса появилось слабое радужное мерцание. Элеонора зажмурилась и снова открыла глаза. Мерцание пропало. Померещилось. Очевидно, начались предсмертные галлюцинации.
– Разрешите уточняющий вопрос, господин Вонримс? – Какун робко, как застенчивый ученик, поднял руку. – В газете писали, что она была, как бы это сказать, на сносях.
– В какой газете? На каких сносях? – Граф нахмурился. – О чем ты болтаешь?
– В той газете, где писали про спасение принца Дкежрака, – еще больше смущаясь, напомнил Какун. – Там было ясно написано, что принцесса Элеонора была беременна, когда делала переливание своей крови больному принцу.
– Правильно, Какун. Я помню об этом. А в чем состоит суть твоего вопроса?
– Не осмеливаюсь делать предположений относительно ее теперешнего состояния…
– Ну так сделай ее брюхатой! Она нужна мне с набитым животом! – вспылил граф. – Будешь изображать из себя глупца, сам забеременеешь и даже родишь! Позови солдата или лучше дюжину, если сам неспособен.
– Просто это может занять некоторое время, – Какун покраснел и начал сильно заикаться. – В смысле, беременность не наступает мгновенно.
– Ну так, поспеши! – отмахнулся Вонримс и, потеряв интерес к пленнице, вернулся к созерцанию дарлока за стеклом.
Элеонора, конечно, могла бы по-христиански посочувствовать отцовским переживаниям графа, но масштаб преступлений, которые творило это существо для спасения своего сына, находился за пределами понимания. Ее собственная судьба сейчас отошла на второй план. Кто-то должен остановить этот кошмар! Что же делать?! Есть только одна слабая надежда. После полового акта все самцы обычно расслабляются и тупеют. Возможно, удастся завладеть лучеметом, перебить стражу, прорваться через кордоны спирального тоннеля… Безнадега!
Какун грубо схватил королеву за локоть и поволок к выходу. Элька не сопротивлялась. Берегла силы для решающего боя. Разговаривать с Вонримсом бесполезно. Никакие аргументы не смогут пробить мысленную броню, которую выстроил мозг сумасшедшего для сохранения собственных безумных иллюзий. Даже опытному психиатру понадобится несколько недель ежедневного кропотливого труда, чтобы поколебать уверенность графа в своей непогрешимой правоте.
У самого выхода Эльку чуть не сбил с ног запыхавшийся взмыленный стражник. Он нес на руках младенца, завернутого в пеленку, грязную и серую, как старая портянка. Малыш хныкал, беспомощно разевая беззубый ротик. Он явно был очень голоден.
– Вы просили доставить вам ребенка, – тяжело дыша, доложил солдат.
– Ну наконец-то! – обрадовался граф. – Сколько можно ждать? Ты слишком долго возился. Будешь наказан.
Вонримс бросился к солдату и жадно выхватил у него ребенка.
– Вы просили здорового, – оправдывался стражник. – С трудом нашел. У всех остальных уже выкачано много крови, и они сильно истощены. Доктор сказал, что они почти при смерти.
Граф не слушал его. Он сдернул пеленку и жадно ощупал тщедушное тельце. Ребенок заплакал. Сил на полноценный громкий крик у него просто не было.
– Я еще не испытывал живую кровь, – возбужденно бормотал душегуб.
– Тебе лечиться надо, – вздохнула Элеонора.
– Не мне, а моему сыну, – поправил ее Вонримс. – Живая детская кровь – лучшее лекарство для него.
– Это тоже чей-то сын!
Граф посмотрел на пищащий комочек и радостно оскалился. Элькино лицо исказилось от отвращения. Нельзя! Нельзя так поступать! Ибо сказано, в детях – Бог, и силы зла не имеют над ними власти. Нет долга чище и священнее, чем служение детям. Даже бледная немочь их не трогает и дьявол обходит стороной.
– Девочка, – прошипел граф. – Тем лучше. Вы ошиблись, ваше величество, это чья-то дочь!
Левой рукой Вонримс схватил ребенка за горло. В правой блеснул кинжал. Солдат услужливо поставил у ног графа эмалированный тазик, дно которого было покрыто бурыми следами предыдущих кровопусканий.
– Хотите посмотреть, ваше величество? Я возьму жизнь у крестьянского выродка, зачатого в стоге сена среди мух и крыс, и подарю ее аристократу древнейшего рода.
Элька оглянулась. Рядом стояли двое сильных мужчин. У них было оружие, но ни один из них не собирался останавливать безумца. Единственный выстрел мог бы прекратить весь этот ужас. Но ни Какун, ни стражник и не подумали достать лучеметы. Наоборот, они с восторгом наблюдали за графом. Какун даже облизывал губы от возбуждения и нетерпеливо переступал с ноги на ногу.
Вонримс взмахнул кинжалом. В глазах Элеоноры потемнело. Она пошатнулась. Начальнику стражи пришлось ее поддержать, чтобы она не рухнула на пол. В ушах королевы громовыми ударами отдавался стук трепещущего детского сердечка, и чей-то до боли знакомый, но совершенно неузнаваемый голос непрерывно повторял:
– Очнись! Останови его! Вспомни! Очнись!
Лезвие коснулось розовой кожи. Брызнула кровь.
Тело Элеоноры забилось в предсмертной агонии. Она почувствовала, что умирает. Будто кинжал Вонримса вонзился в ее тело, и сейчас ее сердца коснется холодная сталь. Она увидела себя со стороны. Глаза остекленели, губы застыли в немом крике. Гаснущий разум убедительно твердил, что ничего особенного не происходит. Просто гибнет еще один ребенок. Сколько их умирает во всех мирах? Вполне ординарное событие в череде прочих ординарных событий, имеющих место быть в разных концах Галактики. Один бессовестный политик способен погубить гораздо больше детей, чем сотня графов Вонримсов. Стоит ли из-за этого так уж сильно переживать?
Из глаз Элеоноры проступили красные капли. Кровавые слезы заструились по щекам.
Время остановилось и медленно поползло в обратную сторону. Вот граф Вонримс неспешно отвел руку от окровавленного трупика, и невредимый младенец снова заверещал и задрыгал ножками.
«Я сошла с ума», – невозмутимо осознала Элеонора.
– Ты вспомнила! – торжествующе пророкотал теперь уже узнанный голос Хадага.
Первым неладное почуял Какун. Почуял буквально носом. Пахло жженой тканью и костью. Начальник стражи начал беспокойно оглядываться по сторонам в поисках источника дыма. Граф только собирался нанести смертельный удар, когда Какун увидел невероятное. Кандалы на запястьях Элеоноры начали плавиться. Стальные кольца блестели и трепетали, будто были сделаны из ртути. Металл потерял форму и стек на пол. Какун отступил на один шаг назад и потянулся к лучемету.
Элеонора сжала зубы и напряглась всем телом. Солдат, который принес ребенка, взвизгнул и кинулся к выходу. В Элькиных глазах полыхнули отсветы багрового ипамени. Она медленно подняла руку. С ее рукава еще стекали остатки оков. Элеонора резко растопырила пальбы. Вонримс заверещал и отбросил в сторону младенца. Ребенок повис в воздухе, не коснувшись холодного пола. Неизвестно откуда появившееся одеяло заботливо укутало озябшее тельце. Уставшая девочка мгновенно заснула и не видела, как кожа на лице ее мучителя запузырилась и большими лоскутьями начала сползать с мышечной ткани. Дети не должны становиться свидетелями подобных вещей. Элька сжала руки в кулак, и в одно мгновение граф самым непостижимым образом остался без кожных покровов. Его стоны и душераздирающие вопли превратились в утробный рев погибающей биомассы. Пожираемыйчудовищной болью Вонримс всем телом бился о стекло и оставлял на прозрачной стене кровавые отпечатки.
Подъемник легко и бесшумно взлетел на высоту двенадцатиэтажного дома. Здесь тоже было просторно. Цилиндрическая комната с гладкими металлическими стенами, будто корона, венчала расположенный внизу купол. Когда Какун подвел ее к стене, она увидела тонкие линии, рассекающие монолитные плиты на аккуратные квадратные панели. Можно было не сомневаться, что за каждым квадратом скрывается ствол луппера или сверхмощного гамма-излучателя. Потолок усеян мелкими дырочками тоже совсем не просто так. Оттуда, в случае опасности, под давлением можно подать напалм или распыленную синильную кислоту, а может быть, и квантующийся газ. Создатели крепости не были стеснены в средствах и не жалели гравитронных монет на смертоносные игрушки. Если бы в распоряжении королей Эстеи имелась хотя бы третья часть этих денег, Империя давно бы оставила планету в покое, и вожделенный мирный договор был бы подписан уже в незапамятные времена.
Сплошная стена разошлась по одному из стыков. Появился узкий проход, в который мог протиснуться только один человек. Какун галантно подтолкнул Эльку в спину. Она, внутренне сжавшись, ступила в мрачный полумрак. За дверью ее встретил высокий холл. Сквозь прямоугольное отверстие в потолке виднелись летящие на бешеной скорости багрово-красные облака. Время от времени между ними проблескивали лиловые молнии. «Банально. Сделали плафон из мультимедийного экрана и запустили на нем бесконечный фильм, – подумала Элька, на ходу задирая вверх голову. – Однако где они засняли такой небосвод?» На Эстее было обычное небо, которое не могло принять подобный цвет даже в страшном сне.
В конце холла маячила еще одна дверь, над которой оскалился жуткой мордой декоративный барельеф. Маленькие глазки неизвестного Эльке существа злобно взирали на всех входящих. Высокий гладкий лоб предполагал наличие у этого монстра высокого уровня интеллекта, но его подобные бычьим рога не позволяли причислить существо ни к одной известной разновидности разумных. Кроме того, внушающие ужас клыки, торчащие во все стороны из широко разинутой пасти, наводили на мысль о полной нереальности подобных созданий. Признаки травоядного животного и хищника не могут гармонично сочетаться в одной твари, следовательно, у композиции не было подлинно существующего прототипа, и она является плодом воображения скульптора. Эту догадку подтверждали языки пламени, пылающие между клыками. Огонь был настоящим. Наверное, к барельефу подключили газовый баллон. Непонятно, кому нужно всё это великолепие в недрах забытой Богом скалы?
Жутковатый зал оказался всего лишь преддверием главного архитектурного сюрприза. Самый впечатляющий изыск безымянного архитектора открылся перед ней буквально через несколько десятков шагов. Гигантская подземная площадь подавляла своими циклопическими размерами. Колонны, увенчанные арочными перекрытиями, казалось, не поддерживают высокий свод, а упираются прямо в пышущие огнем небеса. Здесь картинка с бегущими облаками демонстрировалась не на скромном экране, а занимала весь безграничный потолок. Мрачноватая роскошь, бесспорно, подавляла каждого посетителя. Эльке даже почудился свист ветра и отдаленные раскаты грома, словно она и взаправду очутилась на незнакомой планете. И, только дойдя до середины зала, она поняла, что действительно слышит эти звуки. Визуальная картинка искусно дополнялась акустическими эффектами.
У дальней стены, между двумя гигантскими колоннами, располагалось главное украшение помещения: еще одна разинутая пасть неведомого чудовища. Кривые клыки окаймляли огромный раздвоенный язык, покрытый тонкими красными прожилками, которые очень походили на настоящие, наполненные кровью сосуды. В них действительно пульсировала какая-то светящаяся жидкость. Свод в глубине пасти очень напоминал горло. Впечатление дополняли два бурлящих фонтанчика справа и слева. Каменное чудище истекало слюной в ожидании очередной жертвы. Какун настойчиво толкнул Эльку в жадно разинутую исполинскую глотку.
Когда Элеонора переступила низкий порожек, ее спина сразу покрылась липким холодным потом, ледяной ручеек заструился между лопатками. Десятки исполненных страданиями глаз взирали на Эльку сквозь прозрачные стены коридора. В тесных стеклянных камерах кубической формы томились узницы. Запертые в крошечных объемах отсеков, они разом зашевелились при появлении королевы. Элеонора замедлила шаг. Среди пленников не было ни одного мужчины. За каждым Элькиным движением с надеждой и тоской следили изможденные женщины. Многие из них были беременны. Некоторые держали на руках крошечных грудных детишек. Так вот какую судьбу уготовил ей граф Вонримс! Ее превратят в редкий живой экспонат подземного музея или в наложницу – объект сексуальных утех благородного садиста. Или…
Неужели она очутилась в тайном храме сатанинской секты? На Эстее не существовало ни одной официальной религии. Верить разрешалось во всё, что угодно, но любые тайные ритуалы, собрания и публичные проповеди под страхом смертной казни запретил еще основатель династии Тиноров. Древний король, клоны которого правят на Эстее уже много тысячелетий, в стародавние и весьма смутные времена железной рукой и реками крови добился мира на планете, истребив большую половину населения. Когда в его руках оказалась абсолютная власть, он решил закрепить свои великие достижения навсегда. С тех пор закон запрещал любые политические партии, религиозные объединения и все национальные языки, кроме государственного. Кроме того, легендарный король полностью разрушил банковскую систему и ввел смертную казнь за ростовщичество. Тогда же он отменил гравитронный валютный стандарт и ввел местный – на основе золота. А чтобы весьма недорогой во всей остальной Галактике металл не завозили на Эстею огромными партиями, он объявил королевскую монополию на космические перелеты. Дабы исключить династические войны, он отменил систему наследования. Теперь престол всегда переходил к его клону. Эти дурацкие на первый взгляд законы принесли Эстее долгожданный мир и процветание, но навсегда законсервировали на планете дремучее средневековье. Великим и мудрым был король. Однако полностью искоренить религию ему не удалось. Кроме невинных иконок в углах крестьянских изб, скромных идолов на перекрестках дорог и тайных проповедников, кочующих по планете под видом сказителей, уцелели самые жестокие и бесчеловечные формы верований. И в реальности беспощадного культа Элеоноре сейчас предстояло убедиться на собственной шкуре.
Зачем же в храме злых сил нужен еще и этот человеческий зоопарк? Только для жертвоприношений! Элька с ужасом озиралась по сторонам. Начальнику стражи приходилось постоянно подталкивать ее. А может, это…
– Людоводческая ферма! – прошептала Элеонора.
Перед ее глазами, как на экране монитора, промелькнули кадры общегалактической хроники, последний выпуск которой ей довелось посмотреть на Зене. Совместная карательная операция Конфедерации и Кибер-Империи в каком-то отдаленном мире. Жителям этой планеты не удалось нормально преодолеть этап межгосударственной разобщенности и объединиться в единое человечество. В результате одна часть населения возомнила себя высшей расой и подмяла под себя все остальные народы. Журналисты долго смаковали кошмарные сцены, которые им удалось запечатлеть на оккупированных «высшей» расой территориях. Больше всего Эльку поразили огромные предприятия, где разводили людей, чтобы потом разделывать их, как коров, и частично пускать на изготовление элитной жрачки для господ, а частично использовать в производстве запасных органов для «сверх-человеков». Целые народы, не сумевшие отстоять собственное достоинство, вымирали на руинах своих разрушенных городов. «Сверхчеловеки» приезжали туда на охоту. Пыточные аттракционы, сшитая из человеческой кожи одежда и вымощенные черепами дороги – всё это вызвало дрожь и омерзение по всей Галактике и впервые за много лет объединило Кибер-Империю и Конфедерацию. Невзирая на все идейные разногласия между Императором и Верховным Советом, без лишних споров была создана совместная карательно-спасательная экспедиция. Плечом к плечу имперцы и конфедераты высадились на планету и утопили в крови «высшую» расу. Кадры массовых расстрелов, фонарные столбы, увешанные трупами «сверхчеловеков», как новогодние елки шарами, еще долго будут отбивать охоту у кого бы то ни было ставить один народ выше другого. В настоящее время и имперцы, и конфедераты трогательно заботятся о деградировавших «второсортных» жителях планеты, склоняя их каждый в свою веру.
Элька была потрясена. Неужели на провинциальной Эстее она встретила ту же самую жуть, которую каратели недавно выжгли в отдаленном мире? Но беременные женщины, а главное – маленькие дети подтверждали леденящую кровь догадку.
Страшный коридор тянулся дальше, но Какун, сам того не ведая, совершил акт милосердия и направил Эльку в боковой переход, где она не могла видеть страшных, молящих о пощаде глаз. Здесь начальник стражи остановился и с почтительного расстояния указал ей на обитую медными листами дверь, у которой несли дежурство два солдата в скафандрах высшей защиты. Стражники немедленно расступились, пропуская королеву. Похоже, ее здесь ждали. Может быть, даже с нетерпением.
Элеонора, гордо вскинув голову, вошла в комнату. Сейчас, наконец-то, всё должно проясниться.
Помещение довольно просторное и светлое. Обстановка по большей части простая и привычная. Напоминает научную лабораторию со скромным финансированием. Одинокий монитор персонального компьютера уютно мерцает в дальнем углу, рядом со столом, заваленным рулонами распечаток. Стена справа целиком изготовлена из толстого стекла с сиреневым отливом. Похоже, граф испытывает нездоровую слабость к прозрачным стенам. За стеклом в ярких лучах люминесцентных ламп установлен помост, на котором возлежит зафиксированный железными цепями дарлок. Запах от его зеленых, покрытых пузырчатыми язвами кожных покровов пропитывает воздух. Тело мертвяка оплетают многочисленные провода и трубки. На специальных стойках рядом с помостом висят бутыли с красной жидкостью. Дарлок шевелится и, по-видимому, издает какие-то звуки, но сквозь стекло можно разобрать только невнятное бурчание. У прозрачной стены спиной к Элеоноре застыл высокий худощавый мужчина, одетый в поношенный камзол и сильно потертые на ягодицах штаны. Он взирает на чудовище и целиком поглощен скучным неаппетитным зрелищем.
– Объяснитесь, граф. Что означает весь этот балаган?! – громко выпалила Элька. Она сразу догадалась, кто перед ней.
Вонримс вздрогнул и оглянулся. Бывшая королева вспомнила этого человека. Их представляли друг другу на балу, который устроил Тинор Первый после торжественного бракосочетания Жака и Элеоноры. Граф был среди гостей и еще тогда вызвал в ней чувство глубокого омерзения. Особенно гадкими были большие глаза, подозрительно выглядывающие из-под тяжелых надбровных дуг, и тонкая, как папиросная бумага, кожа, туго обтягивающая череп не совсем обычной для человека формы. Придворные шептались, что в роду Вонримсов было несколько гридеров, изгнанных из родного сообщества за расовые преступления. До появления графа на том балу тогда еще принцесса Элеонора несколько часов терпела подобострастные поцелуи, которыми верноподданные короля должны были слюнявить «переднюю сторону нижней части бедра августейшей особы». Кажется, так было написано в правилах проведения торжественных церемоний. Помнится, Элька тогда стойко терпела прикосновения чужих губ к своей ноге. В подоле свадебного платья предусматривался специальный вырез, в который по очереди и тыкались своими холодными носами аристократы всех калибров. Этот странный обычай казался Элеоноре довольно противным, но она могла бы выдержать и не такое, лишь бы не ссорить Жака с его семьей.
На том балу Вонримс подошел одним из последних Он произнес обычную и традиционную в подобных случаях чушь. Какие-то неоригинальные вариации на тему невинной чистоты небесного ангела, покорившего своей красотой сердце несравненного принца Дкежрака. После чего чмокнул Элькино бедро. Вполне обычное официальное лобзание, ничем не отличающееся от почти сотни предыдущих. Однако Элеонору передернуло от отвращения. Ей стало настолько плохо, что она была вынуждена покинуть церемонию, сбежать в свои покои и распечатать заветную пачку бактерицидного мыла. Потом она долго мылась под холодным душем. Горячая вода в Глогаре была редкостью. Туземцы всегда считали, что мытье в ледяной воде полезней для здоровья. Элька тогда плескалась в студеных струях до тех пор, пока посыльный Жака не вызвал ее обратно.
Вонримс бросил на пленницу мимолетный взгляд и стразу же обратился к окаменевшему у входа Какуну.
– Почему она такая тощая? Ты ее не кормил? – капризно спросил он у Какуна. – Ты что, не знаешь, для чего мы ее готовим?
– Вы сами приказали посадить ее на хлеб и воду, – затравленно пролепетал начальник стражи. – Я в точности выполнил приказ. Она совсем не похудела. Кажется, даже маленько раздобрела.
– На хлеб и воду? Я приказал? – хмуро буркнул Вонримс таким тоном, будто изобличил своего подчиненного в обмане. – Ты дурак? Я не мог повелеть подобную глупость. Почему ты мне об этом не доложил?
Какун потупился, натянув на лицо маску верноподданнического идиотизма. Ни в коем случае нельзя перечить начальству, даже если твой шеф бредит.
– В общем, так, – смилостивился граф. – Вертись как хочешь, но через час мне нужны два литра ее крови. Она – наша последняя надежда.
– Вы не поздоровались, Вонримс, – высокомерно напомнила о своем присутствии Элеонора. В ней проснулась королевская гордыня, прежде ей совсем не свойственная. – И зачем вам понадобилась моя кровь?
– Как будто вы не знаете, ваше величество, – граф плотно сжал тонкие губы и просканировал ее с ног до головы своими колючими, будто репейник, глазами. «Ваше величество» в его устах прозвучало как непристойное ругательство. – Вы же сами открыли и испытали лекарство от пепельной немочи, а теперь удивляетесь, что я собираюсь использовать ваше открытие.
– Какое лекарство? – не поняла Элька.
– Вы спасли принца Дкежрака, перелив ему свою кровь. Не так ли? – Тоненькие, будто нарисованные усики Вонримса радостно распушились на кончиках.
– И ты решил… – Элька задергалась, пытаясь освободить скованные за спиной руки от наручников. – Безумец!
– Возможно, – легко согласился граф. – Но это единственный способ спасти наш род.
– Ты берешь кровь у беременных женщин?! – В голове Элеоноры не могла уложиться мысль, что подобное чудовище способно топтать землю. Что оно еще не провалилось в ад! Туда, где ему и место.
– И у грудных младенцев тоже, – торжествующе подтвердил Вонримс. – У всех, кто выжил после эпидемии. У всех, у кого есть иммунитет.
– Но зачем? – простонала Элеонора, пытаясь понять логику монстра. Никаких оправданий подобным деяниям существовать просто не могло.
– Цель моя благородна. Хотя средства, может быть, и сомнительны, – процедил сквозь зубы граф. Он весь сжался и, кажется, как-то мгновенно постарел лет на десять, будто подумал о том, какую кару приготовили для него боги. Высшие божества всех планет и религий, сколь различны бы они ни были, одинаковы в одном – они напрочь теряют всё свое человеколюбие, когда в их руки попадает убийца и истязатель младенцев.
– Не существует такой цели, ради которой следовало бы мучить детей!
– Не считайте меня нелюдем, – отмахнулся Вонримс. – Дети совсем не мучаются. Мы их усыпляем, перед тем как умертвить.
– Гад! – взвизгнула Элька, и только хорошая реакция Какуна спасла графа от зубов королевы. Элеонора готова была вцепиться в горло ненавистного графа.
– Сатанист окаянный! – всхлипнула она, тщетно вырываясь из цепкого захвата начальника стражи.
– Почему сатанист? – искренне удивился Вонримс и почти сразу же самодовольно усмехнулся. – Вы видели алтарь дракона. Это всего лишь храм жертвоприношений, оставленный мне одним далеким предком. Я сохранил его как произведение искусства, а подсобные помещения приспособил под собственные нужды. Я не являюсь адептом культа дракона Наки. Я – атеист.
– Ты – дьявол!
– Я – атеист, – повторил Вонримс. – Королевская пропаганда убедила меня, что человек живет только один раз, и как только останавливается его сердце, всё заканчивается. Нет никакой награды за хорошие поступки или наказания за грехи. За всё воздается здесь и сейчас, – Вонримс показал рукой на подопытное существо за стеклом. – Посмотрите вот на это, ваше величество.
– Обычный дарлок, – проворчала Элька, стараясь стереть выступившие на глазах слезы о плечо. – И тринадцатый день, похоже, давно прошел.
– Это мой сын, – горестно поведал граф. – Он заболел пепельной немочью три недели назад, и я сделаю всё, что угодно, лишь бы вылечить его.
– Будешь убивать чужих детей?
– Уже начал. А впереди будут еще сотни жертв, крошка. Ведь у меня только одна жизнь, иу моего сына тоже одна жизнь. Я спасу его, даже если придется выпотрошить саму королеву.
«Положение стало безвыходным, – Элеонора хладнокровно оценила ситуацию. – Спасти меня может только чудо».
Словно в ответ на последнюю мысль, за правым плечом Вонримса появилось слабое радужное мерцание. Элеонора зажмурилась и снова открыла глаза. Мерцание пропало. Померещилось. Очевидно, начались предсмертные галлюцинации.
– Разрешите уточняющий вопрос, господин Вонримс? – Какун робко, как застенчивый ученик, поднял руку. – В газете писали, что она была, как бы это сказать, на сносях.
– В какой газете? На каких сносях? – Граф нахмурился. – О чем ты болтаешь?
– В той газете, где писали про спасение принца Дкежрака, – еще больше смущаясь, напомнил Какун. – Там было ясно написано, что принцесса Элеонора была беременна, когда делала переливание своей крови больному принцу.
– Правильно, Какун. Я помню об этом. А в чем состоит суть твоего вопроса?
– Не осмеливаюсь делать предположений относительно ее теперешнего состояния…
– Ну так сделай ее брюхатой! Она нужна мне с набитым животом! – вспылил граф. – Будешь изображать из себя глупца, сам забеременеешь и даже родишь! Позови солдата или лучше дюжину, если сам неспособен.
– Просто это может занять некоторое время, – Какун покраснел и начал сильно заикаться. – В смысле, беременность не наступает мгновенно.
– Ну так, поспеши! – отмахнулся Вонримс и, потеряв интерес к пленнице, вернулся к созерцанию дарлока за стеклом.
Элеонора, конечно, могла бы по-христиански посочувствовать отцовским переживаниям графа, но масштаб преступлений, которые творило это существо для спасения своего сына, находился за пределами понимания. Ее собственная судьба сейчас отошла на второй план. Кто-то должен остановить этот кошмар! Что же делать?! Есть только одна слабая надежда. После полового акта все самцы обычно расслабляются и тупеют. Возможно, удастся завладеть лучеметом, перебить стражу, прорваться через кордоны спирального тоннеля… Безнадега!
Какун грубо схватил королеву за локоть и поволок к выходу. Элька не сопротивлялась. Берегла силы для решающего боя. Разговаривать с Вонримсом бесполезно. Никакие аргументы не смогут пробить мысленную броню, которую выстроил мозг сумасшедшего для сохранения собственных безумных иллюзий. Даже опытному психиатру понадобится несколько недель ежедневного кропотливого труда, чтобы поколебать уверенность графа в своей непогрешимой правоте.
У самого выхода Эльку чуть не сбил с ног запыхавшийся взмыленный стражник. Он нес на руках младенца, завернутого в пеленку, грязную и серую, как старая портянка. Малыш хныкал, беспомощно разевая беззубый ротик. Он явно был очень голоден.
– Вы просили доставить вам ребенка, – тяжело дыша, доложил солдат.
– Ну наконец-то! – обрадовался граф. – Сколько можно ждать? Ты слишком долго возился. Будешь наказан.
Вонримс бросился к солдату и жадно выхватил у него ребенка.
– Вы просили здорового, – оправдывался стражник. – С трудом нашел. У всех остальных уже выкачано много крови, и они сильно истощены. Доктор сказал, что они почти при смерти.
Граф не слушал его. Он сдернул пеленку и жадно ощупал тщедушное тельце. Ребенок заплакал. Сил на полноценный громкий крик у него просто не было.
– Я еще не испытывал живую кровь, – возбужденно бормотал душегуб.
– Тебе лечиться надо, – вздохнула Элеонора.
– Не мне, а моему сыну, – поправил ее Вонримс. – Живая детская кровь – лучшее лекарство для него.
– Это тоже чей-то сын!
Граф посмотрел на пищащий комочек и радостно оскалился. Элькино лицо исказилось от отвращения. Нельзя! Нельзя так поступать! Ибо сказано, в детях – Бог, и силы зла не имеют над ними власти. Нет долга чище и священнее, чем служение детям. Даже бледная немочь их не трогает и дьявол обходит стороной.
– Девочка, – прошипел граф. – Тем лучше. Вы ошиблись, ваше величество, это чья-то дочь!
Левой рукой Вонримс схватил ребенка за горло. В правой блеснул кинжал. Солдат услужливо поставил у ног графа эмалированный тазик, дно которого было покрыто бурыми следами предыдущих кровопусканий.
– Хотите посмотреть, ваше величество? Я возьму жизнь у крестьянского выродка, зачатого в стоге сена среди мух и крыс, и подарю ее аристократу древнейшего рода.
Элька оглянулась. Рядом стояли двое сильных мужчин. У них было оружие, но ни один из них не собирался останавливать безумца. Единственный выстрел мог бы прекратить весь этот ужас. Но ни Какун, ни стражник и не подумали достать лучеметы. Наоборот, они с восторгом наблюдали за графом. Какун даже облизывал губы от возбуждения и нетерпеливо переступал с ноги на ногу.
Вонримс взмахнул кинжалом. В глазах Элеоноры потемнело. Она пошатнулась. Начальнику стражи пришлось ее поддержать, чтобы она не рухнула на пол. В ушах королевы громовыми ударами отдавался стук трепещущего детского сердечка, и чей-то до боли знакомый, но совершенно неузнаваемый голос непрерывно повторял:
– Очнись! Останови его! Вспомни! Очнись!
Лезвие коснулось розовой кожи. Брызнула кровь.
Тело Элеоноры забилось в предсмертной агонии. Она почувствовала, что умирает. Будто кинжал Вонримса вонзился в ее тело, и сейчас ее сердца коснется холодная сталь. Она увидела себя со стороны. Глаза остекленели, губы застыли в немом крике. Гаснущий разум убедительно твердил, что ничего особенного не происходит. Просто гибнет еще один ребенок. Сколько их умирает во всех мирах? Вполне ординарное событие в череде прочих ординарных событий, имеющих место быть в разных концах Галактики. Один бессовестный политик способен погубить гораздо больше детей, чем сотня графов Вонримсов. Стоит ли из-за этого так уж сильно переживать?
Из глаз Элеоноры проступили красные капли. Кровавые слезы заструились по щекам.
Время остановилось и медленно поползло в обратную сторону. Вот граф Вонримс неспешно отвел руку от окровавленного трупика, и невредимый младенец снова заверещал и задрыгал ножками.
«Я сошла с ума», – невозмутимо осознала Элеонора.
– Ты вспомнила! – торжествующе пророкотал теперь уже узнанный голос Хадага.
Первым неладное почуял Какун. Почуял буквально носом. Пахло жженой тканью и костью. Начальник стражи начал беспокойно оглядываться по сторонам в поисках источника дыма. Граф только собирался нанести смертельный удар, когда Какун увидел невероятное. Кандалы на запястьях Элеоноры начали плавиться. Стальные кольца блестели и трепетали, будто были сделаны из ртути. Металл потерял форму и стек на пол. Какун отступил на один шаг назад и потянулся к лучемету.
Элеонора сжала зубы и напряглась всем телом. Солдат, который принес ребенка, взвизгнул и кинулся к выходу. В Элькиных глазах полыхнули отсветы багрового ипамени. Она медленно подняла руку. С ее рукава еще стекали остатки оков. Элеонора резко растопырила пальбы. Вонримс заверещал и отбросил в сторону младенца. Ребенок повис в воздухе, не коснувшись холодного пола. Неизвестно откуда появившееся одеяло заботливо укутало озябшее тельце. Уставшая девочка мгновенно заснула и не видела, как кожа на лице ее мучителя запузырилась и большими лоскутьями начала сползать с мышечной ткани. Дети не должны становиться свидетелями подобных вещей. Элька сжала руки в кулак, и в одно мгновение граф самым непостижимым образом остался без кожных покровов. Его стоны и душераздирающие вопли превратились в утробный рев погибающей биомассы. Пожираемыйчудовищной болью Вонримс всем телом бился о стекло и оставлял на прозрачной стене кровавые отпечатки.