— Вы признаете себя виновной? — сразу же спросил он.
   — Я невиновна, — еле слышно пропищала я.
   — Что-что? — переспросил он, приложив ладонь к уху. — Виновна, да?
   — Нет, — отчеканила я, преисполненная решимости не допустить ошибки.
   В соответствии со своим конституционным правом я потребовала, чтобы мое дело рассматривал суд присяжных. Судья долго и, как мне показалось, обескураженно шуршал бумагами, но в конце концов все-таки назвал дату, когда я должна буду предстать перед королевским судом.
   Через три месяца. Три долгих месяца. Томительный срок, в течение которого ожидание повиснет надо мной дамокловым мечом. Одно утешало: если мой аппетит за это время не разыграется, то к началу суда я сумею без труда втиснуться в бикини, о котором и мечтать не смела.
   — Выше нос! — подбодрил меня мистер Уогстаф, усаживаясь за руль новехонького «БМВ». — Сами видите, я ради вас из кожи вон лезу.
   И, оставив меня в одиночестве перед зданием суда, он укатил прочь. Не иначе как уверять какого-нибудь бедолагу, что все будет в порядке. Если, конечно, тюремные харчи придутся тому по вкусу.
   Домой я отправилась пешком, нарочито медленным шагом. Мне казалось, что чем позже я приду, тем выше вероятность, что Джереми позвонит, и на душе моей снова полегчает.

Глава 42

   Вечером, когда Джереми позвонил и сообщил, что уже завтра, то есть в субботу, вылетает в Лондон, я не поверила своим ушам. Миллион раз я благословляла Господа за то, что он ниспослал мне такого возлюбленного. Джереми сказал, что сгорает от нетерпения — так хочет меня увидеть. Я пообещала встретить его в аэропорту. Нет, сказал он, из аэропорта он покатит в «Аспидистру», которая находится на полпути между моим домом и аэропортом, и мы встретимся там. Тогда мне не придется на проезд тратиться. Представляете, какой он заботливый?
   На следующее утро я проснулась от щебетания первых пташек и весь день с именем Джереми на устах проторчала перед телевизором. Я смотрела все связанные криминальными темами программы подряд, надеясь увидеть родственную душу, которая влипла в передрягу похлеще моей собственной. Успокоило меня одно ток-шоу. Там выступала совсем еще молоденькая женщина. Она пожаловалась, что собственная мамаша увела у нее дружка. Меня, правда, это вовсе не поразило: у бедняжки была такая ужасная «химия», что оставалось только удивляться, как вообще на нее кто-то покусился.
   Сама же я преисполнилась решимости предстать перед Джереми во всем блеске. Принимая душ, я повесила подаренное Кандидой алое платье от Версаче на плечики прямо в ванной, чтобы под действием пара оно разгладилось. Битый час я колдовала над прической, а губы покрыла аж семью слоями своей лучшей помады. Теперь, сколько раз Джереми меня ни облобызает, губы мои сохранят цвет.
   В половине шестого я была уже полностью готова, хотя встреча с Джереми была назначена на восемь. Без пяти шесть, сидя в машине, я всерьез подумывала о том, чтобы все-таки встретить его в лондонском аэропорту. Тогда Джереми сбережет деньги на такси, а денег этих, с учетом моих расходов на адвоката и связанные с судом издержки, должна потребоваться чертова уйма. Однако, как ни подмывало меня ринуться в аэропорт, логика одержала верх. Я не знала, каким рейсом летит Джереми и у какого выхода его встречать, а разминуться с ним мне хотелось меньше всего на свете.
   В итоге я с черепашьей скоростью поехала в «Аспидистру» и к семи часам остановила машину на стоянке перед рестораном. Я чувствовала себя окрыленной настолько, насколько это возможно для девушки, к ноге которой прицеплена здоровенная гиря. Но мысль о том, что Джереми предусмотрительно заказал для нас столик в моем любимом ресторане, улучшила мне настроение. Посидим спокойно, обсудим детали нашей предстоящей свадьбы, подумала я, пока метрдотель помогал мне избавиться от пальто.
   Оставалось лишь дождаться Джереми.
   Чтобы скоротать время и расслабиться, я заказала двойную водку с тоником. От предвкушения скорой встречи с любимым я немного нервничала.
   В половине девятого я забеспокоилась всерьез. Официант суетился, многозначительно покашливал, всячески намекая, что пора бы сделать заказ. Мне показалось даже, что, когда я в третий раз объяснила ему, что жду своего друга, он хмыкнул и недоверчиво изогнул брови. Может, рейс задержался, думала я, прождав еще полчаса, и была близка к панике. Неужели самолет разбился?
   Я уже порывалась позвонить в аэропорт, когда с улицы послышался характерный скрип тормозов. Я посмотрела в окно и обмерла: перед входом остановился великолепный лимузин, и из него вылез… да, да — мой возлюбленный.
   Представляете мое состояние, если вместо заготовленных нежных слов я встретила Джереми вопросом: «Откуда, черт побери, такая роскошь?»
   — Бесплатное приложение к билету, — сказал Джереми, небрежно отмахиваясь. Он чмокнул меня в щеку и уселся за стол напротив меня. — Новый вид услуги для всех пассажиров.
   Глаза мои полезли на лоб.
   — Как, пассажирам, которые летят экономическим классом, теперь подают лимузины? Ты что, издеваешься надо мной? Мне казалось, будет чудом, если ты билет достанешь, какие уж тут лимузины.
   — Послушай, Эли, ну какая разница? — спросил Джереми. Немного раздраженно, как мне показалось. — Я ведь не из своего кармана платил.
   Это меня чуть-чуть успокоило.
   — Мне минеральную воду, — громко попросил Джереми.
   — Может, что-нибудь покрепче закажешь? — предложила я. — Ведь у нас сегодня праздник. Целых три недели не виделись. Для меня это был какой-то кошмар.
   — Мне нужна ясность мысли, — высокопарно произнес Джереми.
   — Ты надолго прилетел? — спросила я.
   — Пробуду тут до завтра.
   — Как, и это все? — Я уже заранее принялась скучать по нему.
   — На первый раз достаточно.
   Я решила сменить пластинку.
   — Помнишь это платье? — спросила я, рассчитывая услышать комплимент.
   — Да, оно от Кандиды, — рассеянно ответил Джереми. — Ты заказ уже сделала?
   — Нет, тебя ждала.
   — Я буду салат с цыпленком. Без соуса.
   Я с трудом удержалась от нервного смеха.
   — Салат с цыпленком и даже без соуса? Не скучновато ли? Может, хотя бы бифштекс отведаешь?
   — Я слежу за своим здоровьем, — последовал ответ. — Да и тебе, на мой взгляд, это не помешало бы.
   — Видишь ли, Джереми, — медленно промолвила я, — соблюдение диеты сейчас — наименьшая из моих забот. Я способна вообще на хлебе и воде жить. — Вдруг меня охватило умиление. — Господи, милый, если б ты только знал, как я ждала этой минуты! Услышав твой голос после вчерашнего кошмара в судебном зале, я окончательно поверила: мы выстоим. Какое это счастье — видеть тебя! Ты моя единственная отрада и утешение.
   Произнеся эту патетическую речь, я так расчувствовалась, что сдерживаться больше не могла. Вскочила, метнулась к Джереми и, зажав голову любимого обеими ладонями, принялась покрывать его лицо поцелуями. Как расшалившийся щенок. Наверное, будь у меня хвост, я бы сейчас так им виляла, что сбросила со стола стаканы:
   Однако, отлепившись наконец от Джереми и вернувшись на свое место, я вдруг поняла: нет, сегодня Джереми не станет для меня отрадой и утешением. Я прочитала это по его глазам. Точно такое же выражение было у Дэвида, когда он пришел навестить меня в больницу по случаю Рождества. Мысли Джереми витали где-то на обратной стороне Луны. И еще чувствовалось, что он отчаянно борется с собой. Пытается решить, сказать ли то, чего мне вовсе не хочется слышать, или нет.
   Нет, не сказал.
   Чинно съел салат. От десерта отказался. Попросил кофе. Без сахара и молока. И даже без кофеина. Затем, невнятно извинившись, отлучился в туалет. Я допила кофе. С молоком и двумя кусочками сахара. Двойной крепости. Потом выпила и его кофе. Джереми, похоже, возвращаться не спешил.
   Поначалу я его ждала. Даже сочувствовала: не иначе, у бедняги запор. Я слышала ужасные истории про польскую пищу. Затем в голову стали закрадываться мысли одна мрачнее другой. В последнее время воображение у меня стало похлеще, чем у Стивена Кинга. А вдруг Джереми поскользнулся в лужице какой-нибудь дряни и, упав, раскроил череп о писсуар? А что, если в то самое время, когда я сосала мятную пастилку в шоколаде (бесплатное приложение к счету), он лежал в беспамятстве на кафельном полу?
   Между тем ресторан постепенно пустел. Пары одна за другой поднимались из-за стола и покидали зал. Официанты порхали у кассы, полировали бокалы и столовые приборы, готовясь к завтрашнему наплыву посетителей. Метрдотель страусиной походкой вышагивал между столами, поглядывая на листочек бумаги, который лежал передо мной, и многозначительно покашливал. Сама я на счет ни разу не взглянула. Накануне вечером Джереми сказал, что он угощает.
   — Кхе-кхе, — прозвучало в очередной раз над моим ухом. — Боюсь, мадам, что через десять минут мы закрываемся.
   — Да-да, — пропищала я. — Я знаю. Просто мой друг еще не вернулся. Он в туалете. Не знаю, удобно ли попросить вас заглянуть туда и проверить, все ли с ним в порядке. Обычно он так долго в сортире не торчит.
   Один из официантов у кассы хрюкнул и поспешно закашлялся, чтобы скрыть смех.
   — Но этот джентльмен уже ушел, мадам, — поведал мне метрдотель. — Почти час назад. Он сказал, что получил сообщение по пейджеру, его срочно вызвали на службу, а вы останетесь, чтобы допить кофе.
   — Что он получил? — Я даже не подозревала, что у Джереми есть пейджер.
   Метрдотель нахмурился:
   — Вы хотите сказать, что он не предупредил вас?
   Мое вытянувшееся лицо красноречиво сказало ему все, что он хотел знать.
   — Мне, право, очень жаль, мадам.
   — Глупости! — вспылила я. — Не верю я вам!
   Я сорвалась с места и, не чуя под собой ног, понеслась к мужскому туалету. Страшные подозрения в правоте метрдотеля утвердились в моем мозгу лишь после того, как я поочередно заглянула во все кабинки мужского туалета, насмерть перепугав пожилого господина, пребывавшего в задумчивой позе в одной из них.
   — Господи, но ведь не мог он меня бросить! — жалобно воскликнула я.
   — Будьте любезны, закройте дверь! — взмолился пожилой господин, тщетно пытаясь прикрыться туалетной бумагой.
   Спотыкаясь от горя, я поплелась в зал, где меня встретил озабоченный метрдотель. Предъявив счет, он промямлил:
   — Мадам, не будете ли вы так любезны…
   — Подождите. — взмолилась я. — Он должен быть где-то здесь. Может, он по ошибке в дамский туалет зашел. Не мог он без меня уехать! Не такой он человек. Да и пиджак его здесь! — Я торжествующе указала на роскошный блейзер от Джорджио Армани, который остался висеть на спинке стула. Джереми гордился им и берег как зеницу ока. Будь на то его воля, он носил бы его шиворот-навыворот, чтобы все могли видеть этикетку.
   Я уже собралась ворваться в дамский туалет и перевернуть там все вверх тормашками, когда зазвонил телефон. Мобильный. Из кармана пиджака Джереми.
   — Ну уж телефон свой он точно не оставил бы, — провозгласила я, истерически захихикав.
   Телефон продолжал звонить настойчиво и грозно.
   — Почему бы вам не ответить, мадам? — предложил метрдотель.
   — Но… — Я замялась. — Не уверена, вправе ли я. Это ведь его телефон…
   — Тогда отключите его. Очень жаль, но в нашем заведении запрещено пользоваться мобильными телефонами.
   — Хорошо, я отвечу, — согласилась я.
   Выдернув писклявый аппаратик из внутреннего кармана пиджака Джереми, я растерянно уставилась на него, ибо понятия не имела, как открывается эта штуковина. Поддела крышку так и этак, но все мои усилия ничем не увенчались. Тогда, устав наблюдать за моими муками, метрдотель забрал у меня мобильник, открыл и вручил мне.
   — Алло, — робко сказала я. — Телефон Джереми Бакстера.
   — Сам знаю, — ответил знакомый голос. — Я и есть Джереми Бакстер.
   — Джереми! — Я нервно хихикнула. — Куда ты, черт побери, запропастился? Я уже волноваться начала. Ты из вестибюля звонишь, что ли? Не самая остроумная шутка — официанты на меня косо смотрят. Выручай! Где ты?
   И я обвела взглядом ресторанный зал, словно рассчитывая заметить прячущегося Джереми за кадкой с фикусом.
   — Я подъезжаю к аэропорту.
   Мне показалось, что на меня потолок обвалился.
   — Что?!
   — Я в паре миль от Гэтвика, — со вздохом сказал Джереми. То есть в тридцати милях от меня! — Мне очень жаль, Эли, но я не вернусь. Сегодня по крайней мере.
   Должно быть, я сразу побелела. Во всяком случае, метрдотель поспешно шагнул ко мне и, отодвинув стул, помог сесть.
   — Джереми, — проскрипела я. — Что происходит? Тебя срочно в Польшу вызвали?
   — Нет. Просто наша беседа нагнала на меня тоску, и я решил, что лучше оборвать все одним махом.
   — Что оборвать? Беседу?
   — Нет. Все. Наши с тобой отношения.
   — А-а-а! — возопила я. — Пожалуйста, скажи, что ты шутишь!
   — Нет, Элисон, боюсь, я никогда не был настроен настолько серьезно.
   — Но ведь мы помолвлены! — взвыла я.
   — Уже нет!
   — Но это невозможно! — воскликнула я. — Нельзя же так, Джереми, по телефону. Только последний трус на такое способен. Господи, какая подлость! Вернись немедленно, я требую!
   — Между прочим, я мог тебя и по факсу оповестить, — возмутился Джереми. — И вообще давай прощаться. В зоне аэропорта этот телефон отключится. Будь здорова, Элисон. Да, мобильник можешь себе оставить.
   — Нет! Нет! Не-е-ет! — завизжала я.
   Но Джереми, судя по всему, был уже вне досягаемости моих воплей. Я попыталась ему перезвонить и нажимала кнопки на сотовом телефоне, пока не посинела. Не могло же такое со мной случиться! Это просто скверная шутка. Я попробовала дозвониться в аэропорт, попросить, чтобы рейс на Варшаву задержали, пока мы с Джереми не выясним отношения.
   — Хм… — отвлек меня метрдотель. — Быть может, теперь, когда выяснилось, что джентльмен не вернется, вы уделите мне минутку, чтобы закончить наше дело? — Говоря, он обмахивался счетом, словно миниатюрным веером.
   — Господи, да у меня, наверное, и денег столько нет! — ужаснулась я, увидев итоговую сумму. Порылась в сумочке, но наскребла только двадцать фунтов да пакетик ментоловых пастилок. Чтобы уплатить по счету, мне не хватало около тридцати фунтов. — Как у него только совести хватило? — громко вопросила я, обращаясь в пустоту. — Он должен был поддержать меня. Утешить в трудную минуту. И уж, конечно, не подталкивать к краю пропасти.
   — Будьте любезны, мадам, пройдите в мой кабинет, — пригласил метрдотель, опасаясь, что мои причитания распугают немногочисленных посетителей. — Уверен, мы с вами сумеем договориться. Возможно, вы оставите нам что-нибудь ценное в качестве залога, а деньги привезете потом. Скажем, паспорт?
   — Паспорт? — переспросила я. — Да вы в своем уме? Меня же саму под залог выпустили. Мой паспорт в полиции.
   Это известие нисколько не поколебало решимости метрдотеля во что бы то ни стало получить свое.
   — Тогда, быть может, ваши водительские права?
   — Я их с собой не взяла.
   Рыдая, я кинулась к ногам метрдотеля, умоляя его позволить мне вымыть посуду или выполнить любую другую, самую черную работу.
   — Судомойка у нас есть, — сказал он, поднимая меня с колен. — Возможно, учитывая все обстоятельства, мы простим вам часть долга. Вы и так испытали серьезное потрясение. — Он хлопнул себя по лбу. — Вот, придумал! Давайте мне мобильный телефон, и на этом покончим. Да, ну и, разумеется, все деньги, которые у вас есть.
   Телефон ему пришлось буквально силой выдирать из моих одеревеневших пальцев. Я держалась за него, как утопающий за соломинку. Если не считать пиджака от Джорджио Армани, то телефон сотовой связи оставался последней ниточкой, связывающей меня с Джереми. А вдруг он решит перезвонить мне и скажет, что видел кошмарный сон?
   — Он домой вам позвонит, — урезонил меня метрдотель, решительно завладев желанной добычей.
   Затем, не обращая внимания на мои протесты, вызвал такси. Опасался, должно быть, что в таком состоянии я все их фонари посшибаю. И вот, сжавшись на заднем сиденье такси, я залилась горючими слезами. Как он мог? За что? Неужели ему не понравилось, что в самолете по пути на Антигуа я отказалась от его предложения вступить в члены клуба любителей секса в поднебесье?
   Водитель минут десять слушал мои рыдания и лишь потом осведомился, куда меня везти. Славный человек. Оказывается, он даже счетчик не включал, пока я плакала.
   — Я должна уметь сама за себя постоять, — повторяла я как заклинание. — Должна твердо на ногах держаться.
   К сожалению, эта мантра не помогла, и в квартиру я поднималась на ватных ногах. В прихожей они вообще подогнулись, и я в изнеможении рухнула на пол. Только Пушистик меня согревал, пока далеко за полночь не вернулась Эмма. Для того лишь, чтобы надеть свежие трусики перед очередным свиданием с Эшли.

Глава 43

   — Ты должна взять себя в руки, старушка, — убеждала меня Эмма. Сначала она стащила с меня пальто, а теперь заставляла надеть халат. — Причем как можно быстрее.
   К счастью, было воскресенье, и я могла посидеть дома. Плюхнувшись на софу, я твердо решила, что больше с нее не встану. Слушая Эмму, я лишь изредка подавала голос.
   — Жизнь моя копчена… — бубнила я.
   — Вовсе нет, — возражала Эмма. — У тебя осталась семья. И здоровье ты сохранила.
   Если не считать разбитого сердца.
   — Джереми меня бросил, — ныла я.
   — Твой жених просто струхнул. Позже он очухается, поймет, какой он болван, и на коленях к тебе приползет.
   — Ты уверена?
   — Конечно. А ты еще трижды подумаешь, стоит ли прощать такого урода.
   Я шмыгнула носом и потянулась к пакету чипсов, который очень кстати достала Эмма.
   — Мне еще суд предстоит, — напомнила я.
   — Знаю, — ответила Эмма, хрустя чипсами. — Вчера я, между прочим, с Лорной общалась. Так вот, она желает тебе удачи.
   — Кто, Лорна? — вылупилась я.
   — Угу. А ведь она близка к шайке-лейке Дэвида, так что, сама понимаешь, присяжные должны быть на твоей стороне. Тебя оправдают, старушка, вот увидишь. Стоит тебе только рассказать, как Дэвид предал тебя на Рождество, и огромная очередь выстроится — столько будет желающих мазать его причиндалы «жгучкой». А пока расслабься. Живи как жила. Вставай утром. Отправляйся на службу. Возвращайся домой. Лопай чипсы. Телик смотри. Сама не заметишь, как три месяца пролетят.
   В тот вечер мы с Эммой умяли два здоровенных пакета чипсов с сыром и с луком. И залили их двумя бутылками вина, красного и белого. Остаток ночи я проспала как убитая и, наверное, даже будильника не услышала бы. Но меня разбудил Пушистик, запрыгнувший на подушку с подарком.
   — Вот видишь, — говорила Эмма, пока я выбрасывала полуобглоданного мышонка в мусорный ящик, — Пушистик тебя обожает. Когда тебя будут судить, народ толпами на демонстрации выйдет в твою поддержку.
 
   В понедельник утром по пути на работу мне пришлось трижды выходить из автобуса. Едва я успевала склониться над урной, как меня выворачивало наизнанку. Когда же я наконец, опоздав минут на пятнадцать, вползла в офис, меня там ожидал сюрприз. Похоже, все служащие компании «Хаддерстон хеви инжиниринг» сгрудились именно возле моего стола.
   При моем появлении воцарилась гробовая тишина. Все начали расступаться, освобождая мне проход к рабочему месту. Я не узнала свой стол. Кто-то забрал все бумаги из моего лотка для входящих документов, а напротив, на столе Брид-жет, громоздилась гора бумаг.
   — Надеюсь, ничего не случилось? — осведомилась я.
   Мне никто не ответил. Даже Джулия отвела взгляд. И тут мистер Чайверс, начальник отдела и мой босс, высунул голову из-за перегородки и пригласил меня зайти.
   — В чем дело? — с недоумением спросила я. — Извините за опоздание. Меня с утра изрядно подташнивало, и пришлось пару раз выходить из автобуса.
   — Ничего страшного, — ответил мистер Чайверс, к моему изумлению. — Присядьте, Эли сон. — Он даже галантно выдвинул для меня стул.
   На столе перед ним я заметила папку с моим личным делом. Странно. Раскрыв папку, мистер Чайверс воззрился на какую-то бумажку, затем глубоко вздохнул и сказал:
   — Видите ли, Элисон, я, право, в затруднении. Не знаю даже, с чего начать.
   — Попробуйте с самого начала, — посоветовала я.
   — Да, — кивнул он. — Это хорошая мысль.
   Он извлек из папки какую-то газету. Я с изумлением увидела, что это «Сан». Шеф открыл шестую страницу и показал мне. Когда я увидела помещенную там фотографию, глаза мои полезли на лоб. На снимке была изображена я!
   Мистер Чайверс склонился вперед, сцепив пальцы. Я в немом ужасе разглядывала фото. Вдруг мистера Чайверса что-то отвлекло, и, обернувшись, я увидела, что за решетчатой перегородкой, отделяющей его кабинет от офиса, по-прежнему стоят едва ли не все наши сотрудники. Я поняла, каково приходится золотой рыбке в аквариуме.
   — В чем дело? — упавшим голосом спросила я.
   — Вот именно — в чем дело? — передразнил меня мистер Чайверс. — Может, заметку прочтете?
   Фотография была перепечатана из «Совершенной женщины». Я была запечатлена в любимом синем платье, а Джереми любовно обнимал меня.
   «Во взгляде его светится любовь… — так начиналась статья. — Недавно Элисон Харрис и Дэвида Уитворта провозгласили самой романтической парой Великобритании. А две недели спустя Дэвид изменил Элисон со знаменитой звездой Голливуда Кандидой Бьянкой, с которой эта милая парочка познакомилась во время отдыха на Антигуа».
   — Так это у вас, стало быть, не желтушность? — спросил мистер Чайверс. — Это загар?
   — Я… — Мне не приходило в голову, что тут можно соврать.
   — Вы сказали Джулии, что у вас осложнение после операции. Наболтали ей про сепсис, про строгий постельный режим. И вот теперь это. — Он театральным жестом указал на снимок. — Мне не по душе, Элисон, когда меня за дурака принимают.
   Я уставилась на злополучную фотографию. Господи, какими счастливыми выглядели на ней мы с Джереми! Затем я перевела взгляд на соседнее фото. Джереми и Кандида, изображенные на нем, казались еще счастливее. Подпись гласила, что репортер запечатлел сладкую парочку во время завтрака в одном из варшавских кафе.
   — Что вы можете сказать в свое оправдание? — строго спросил мистер Чайверс.
   — Я просто глазам своим не верю! — воскликнула я, читая дальше. — Она расторгла помолвку с Вадимом!
   Мистер Чайверс разочарованно всплеснул руками:
   — Что за вздор вы несете, Элисон? Хоть бы извинились. Проступок вы совершили весьма тяжкий. Прикинулись больной и прогуляли две недели. А справка ваша? Вы ведь подпись врача подделали, а это преступление! Причем уголовно наказуемое.
   Я отодвинула газету и посмотрела на своего босса глазами, полными слез. Вдруг до меня дошло, что сейчас меня уволят. Тогда я встала и отчеканила голосом, преисполненным, как мне казалось, праведного негодования:
   — Я была влюблена, мистер Чайверс, и в этом — мое самое тяжкое преступление. Неужели вам никогда не приходилось совершать опрометчивых поступков ради любимого человека? Да, я поступила нехорошо, но сделала это во имя любви! А теперь — хватит с меня! Я от вас ухожу. Увольняюсь!
   — Элисон!
   — И не уговаривайте меня. — Я заводилась все больше и больше. — Сама понимаю, что не подхожу вам. Не тот вы человек, мистер Чайверс, чтобы хотя бы попытаться меня понять. Вы черствый, бессердечный, и вообще — можете подавиться своей работой! Если хотите знать, работала я здесь с отвращением. Ненавижу это место и терпеть не могу вас, мистер Чайверс. Ваш кургузый пиджачок с идиотским галстуком. Слюнявые губы. Думаете, вы нравитесь женщинам? Хотите знать, как вас за глаза называют? Мистер Памперс, вот как! — Я так распалилась, что орала во весь голос. — Четыре года я ждала, чтобы высказать все, что о вас думаю. У вас не парик, а дешевка! А изо рта так воняет, что комнатные растения вянут!
   С этими словами я величественно удалилась, оставив мистера Чайверса беспомощно ловить ртом воздух. Даже Джулия смотрела на меня открыв рот.
   — Можешь прибрать на моем столе, если хочешь, — небрежно бросила ей я, проходя мимо.
   Лишь выйдя на улицу, я в полной мере осознала, что натворила.
   Только что я лишилась работы. Места, которое занимала четыре года. И, продержавшись на котором еще год, получила бы в подарок оплаченный чек на приобретение товаров в магазинах «Маркс и Спенсер». В глубине души я надеялась взять Чайверса на понт, а вышло так, что я лишь ему подыграла.
   Кто знает, вдруг, если бы я покаялась и попросила прощения, меня взяли бы на поруки? Но я устроила такой скандал, что весь офис еще долго будет гудеть как растревоженный улей.
   Эх, черт меня дернул наброситься на Чайверса! С этими мыслями я уселась на омерзительно грязную скамью, заляпанную голубиным пометом. Что же делать? Откуда взять денег на адвоката? И кто меня возьмет на работу теперь, когда мне предъявлено довольно щекотливое обвинение и предстоит судебный процесс?
 
   Зябко поеживаясь от страха, я вдруг заметила, что из урны торчит тот самый злополучный выпуск «Сан», из-за которого я только что потеряла работу. Я вытащила газетенку из урны, развернула и уставилась на фотографию, которая погубила мою жизнь. У меня не было сомнений, что это Аманда продала снимок «Сан». Попадись мне она сейчас, я бы, кажется, удавила ее голыми руками.