Мэнби Крис. Месть моя сладка

   Однако в следующий миг меня осенило: ведь еще на прошлой неделе Аманда предлагала заплатить мне за интервью! Теперь я лишилась работы и остро нуждалась в деньгах. Выудив из потрепанной сумочки последний пятидесятипенсовик, я решительно двинулась к ближайшей телефонной будке.
   — «Совершенная женщина», — протарахтело в трубке. — Чем мы можем вам помочь?
   — Аманда, — всхлипнула я, — это Эли. Помогите мне. Вы были правы. Я готова рассказать вам все подробности.
   — Вот как? — оживилась Аманда. — А о чем именно, милочка? Похоже, в последнее время вам пришлось немало порассказывать.
   — Что вы имеете в виду? — переспросила я в недоумении.
   — Только что мне позвонили из «Сан» и вставили пистон за то, что я не удосужилась проверить факты. Потом со мной связались из «Бриндлшем геральд» и попросили другие фотографии Джереми Бакстера. «Какого еще Джереми Бакстера? — спросила я. — Что это за птица?» Может, вы мне объясните, милочка, что за катавасия у нас творится?
   — Объясню, — храбро сказала я.
   — Не трудитесь, — со вздохом сказала Аманда. — Я и сама уже все знаю. Последние полчаса я беседовала по телефону с агентом Кандиды. Оказывается, на Антигуа с вами ездил вовсе не жених. Настоящий Дэвид Уитворт вас бросил, и вы подкупили Джереми Бакстера, чтобы он сыграл роль Дэвида.
   — Ну и что тут такого? — с вызовом спросила я. — Тогда я была без памяти влюблена в Джереми, а теперь узнала, что он мне изменил. Читателям это ведь все равно интересно. Как насчет денег, которые вам заплатила эта бульварная газетенка? Вы мне половину должны.
   — Напротив, Элисон, — отрезала Аманда. — Это вы должны нашему журналу десять тысяч фунтов за мошенничество. Вы обманом получили главный приз международного конкурса «Совершенной женщины».
   И она бросила трубку. Десять тысяч фунтов! Возможно ли такое? Мне оставалось только надеяться, что это не так. Ведь деньги я отдала Джереми, чтобы он выгодно их разместил. Смела ли я после всего случившегося рассчитывать, что он их возвратит?

Глава 44

   — Горе мне! — пожаловалась я, вваливаясь в квартиру.
   — Элисон! — воскликнула Эмма, выходя мне навстречу из гостиной. — Что происходит, черт возьми? Телефон не умолкает. Откуда мне только не звонили: из «Сан», «Тайме», даже из «Бриндлшем геральд». И все расспрашивают про вас с Дэвидом. Я сказала, что суд состоится в конце месяца.
   Пол ушел у меня из-под ног.
   — Как, ты сказала им про суд?! — взвизгнула я.
   — Ну да, — ответила Эмма, пожимая плечами. — Но самое поразительное, что, несмотря на все расспросы про Дэвида, эти недотепы, похоже, не знают, из-за чего у вас сыр-бор разгорелся. В чем дело, Эли? Не пугай меня. Неужели я наговорила чего-то лишнего?
   Еще бы, черт побери, подумала я. Не пройдет и нескольких часов, как выйдет в свет свежий выпуск «Бриндлшем геральд» с кричащим заголовком «Бриндлшемская Боббит»!
   Примерно так и вышло.
   Захудалой местной газетенке, передовыми статьями которой трижды за последний месяц становились пресные, как лед Антарктиды, истории о потерявшихся кошках, достался по-настоящему лакомый кусочек. Подлые проныры заполучили сенсацию, о коей даже не мечтали. Местный парнишка крутит любовь с крупнейшей звездой Голливуда! Мыслимо ли такое? Не касайся эта гнусная история меня, я бы даже получила от статейки удовольствие, пересчитывая, сколько разных словечек и терминов ввели изворотливые авторы для замены слова «член».
   — Что же мне теперь делать? — жалобно спросила я, показывая газету Эмме.
   — Не обращай внимания, — легкомысленно посоветовала подруга.
   — Это ведь все из-за тебя! — упрекнула я. — Какого черта ты ляпнула про судебное разбирательство?
   — Я думала, они знают, — оправдывалась Эмма. — Ведь они про Дэвида спрашивали.
   — Неужели ты не могла догадаться, что они имели в виду Джереми? — набросилась на нее я.
   Глаза Эммы гневно засверкали.
   — Извини, Эли, но я запуталась в паутине лжи, которую ты соткала! — выкрикнула она в ответ. — Я хотела помочь тебе. Как только могла, выгораживала тебя по телефону. Сама изолгалась. Говорила, что ты действовала в пределах дозволенной самообороны.
   — И оказала мне медвежью услугу.
   — Но ведь я и правда хотела тебе помочь, — промолвила она, обнимая меня за плечи.
   Но я оскорбленно сбросила ее руку:
   — Я с тобой больше не разговариваю.
   Эмма с обиженным видом отвернулась.
   В это мгновение в дверь позвонили, и я поспешила открывать.
   На пороге стоял Марвин, который привел с собой Чико, своего партнера по танцам. В руке Марвин сжимал злосчастный номер «Бриндлшем геральд».
   — Какое свинство! — провозгласил он, сочувственно глядя на меня. — И фотографии какие-то пакостные. Мы можем…
   — А-а-а! — завопила я, захлопывая дверь перед его носом. — Убирайся на фиг, гомик хренов! Хватит надо мной измываться!
   — Как, ты нас не впустишь?! — прокричал Марвин в щель для газет.
   — На кого мне подать в суд?! — выкрикнула я в ответ. — Меня оклеветали.
   — Если хочешь подать иск за клевету, — сказал Марвин все в ту же щель, — нужно сначала уличить писак во лжи. — Наш приятель слыл большим любителем детективных романов.
   — Господи, до чего же это несправедливо! — пожаловалась я.
   — Впусти нас, Эли, — попросил Марвин. — Чико, между прочим, юрист. Может, он посоветует тебе что-нибудь путное.
   — Не хочу я вас пускать, — сказала я, громко шмыгая носом. — Вы будете надо мной подтрунивать.
   — Мы твои друзья, — заверил Марвин. Секунду спустя в газетную щель он сунул бумажную салфетку.
   Я машинально взяла ее и, даже не поблагодарив Марви-на, высморкалась.
   — Вот и молодец, — похвалил он. — Надеюсь, тебе уже лучше. А теперь будь умницей, впусти нас.
   Я неохотно открыла дверь.
   — Познакомься, Эли, — сказал Марвин, — это Чико.
   — Я и сама догадалась.
   — Вот как? Тогда приготовь ему, пожалуйста, чай повкуснее. — Он вытянул шею, чтобы заглянуть в гостиную. — Эмма дома?
   — Да.
   — Нам обоим с молоком, — сказал тогда Марвин. — Но без сахара.
   Я побрела на кухню и поставила чайник на плиту. Друзья есть друзья, подумала я, и на сердце немного потеплело. Не те они люди, чтобы потешаться над моей бедой. И тут из гостиной донесся взрыв хохота.
   — Что здесь происходит? — осведомилась я, войдя в гостиную с пустым заварочным чайником в руке.
   Марвин поспешно спрятал что-то под валик софы, вид у него был виноватый. Эмма подавила смешок, а Чико уставился на пол.
   — Ну-ка покажи, что тут у тебя, — потребовала я и, подойдя к софе, достала из-под валика завтрашний номер «Сан».
   — Где ты это взял? — изумилась я.
   — Я в Лондон вечером мотался. Только там продают выпуски за следующий день. В киоске на Черинг-Кросс.
   — И что в ней смешного?
   Я перевернула страничку и мгновенно все поняла. Моя фотография была помещена на третьей полосе. Сделана она была на Антигуа. Я, представ во всей красе, лучезарно улыбалась, выпятив грудь. Без лифчика!
   Внезапно все прочие злоключения показались мне детской сказочкой. Дрожащими руками я вцепилась в газету.
   «Вот как выглядит самая коварная и опасная женщина Великобритании, — гласил заголовок. А ниже следовало: — Элисон Харрис демонстрирует нам весьма недурные формы, которыми сумела соблазнить не только страхового агента по имени Дэвид Уитворт, по и нового возлюбленного Кандиды Бьянки, красавчика Джереми Бакстера».
   Где, черт возьми, газетчики раздобыли эту фотографию?
   — Эли Харрис, новая звезда «Сан», — с восхищением промолвил Марвин. — Ты должна гордиться своей славой.
   — Гордиться?! — завопила я. — Да пусть лучше у меня груди отсохнут! Это клевета! Оскорбление личности. Черт знает что творится. Так меня еще до суда виновной признают. — Я схватила телефонную трубку и принялась звонить мистеру Уогстафу.
   Но адвокат был на совещании. Секретарша пообещала, что он перезвонит мне, как только освободится. Однако произойдет это уже завтра, ибо мистер Уогстаф из тех провинциальных стряпчих, рабочий день которых заканчивается ровно в пять, пусть даже им предстоит защищать султана Брунея.
   Эмма отобрала у меня газету и уставилась на мою фотографию.
   — С ума сойти! — воскликнула она, качая головой. — Моя подруга на третьей странице «Сан»! И кто бы подумал, старушка, что ты способна на такое?

Глава 45

   Мне оставалось только радоваться, что мои беды доставляют кому-то столько радости. Рассказывая о своих невзгодах, я иногда и сама думала, что со стороны все это кажется довольно забавным, однако правда состояла в том, что вляпалась я по самые уши. Мне грозили весьма крупные неприятности. Лежа без сна, я разглядывала потолок и мечтала, чтобы он превратился в крышу нашего бунгало на Антигуа, покрытую пальмовыми листьями. Увы, я прекрасно понимала, что мечте этой сбыться не суждено.
   Я отчаянно пыталась не думать о предстоящем процессе. Старалась поднять настроение, давая себе обещание сразу по окончании суда отправиться в кругосветное путешествие. Однако при попытке наметить маршрут, мысли мои тут же переключились на предстоящее испытание. Как, черт побери, я могу помышлять о столицах мира, когда не знаю, сколько времени мне придется провести в темнице?
   Темница. Бр-р-р! Какое кошмарное слово. Да и само заведение не многим лучше. Все мои знания о женских тюрьмах были почерпнуты из телевизионных сериалов. В реальной жизни мне довелось столкнуться лишь с одним человеком, отбывавшим срок. Это был парень из нашей школы, он учился в одном из старших классов. Ему влепили три месяца за то, что гонял на машине, которую упорно отказывался страховать. Но парень тот был отпетый хулиган. Даже веки его были татуированы. Господи, какая же участь ждет там меня, нежную, кроткую и невинную овечку?
   Позволят ли мне отбыть срок спокойно, вот что меня более всего занимало. Поместят ли в одиночную камеру, где я смогу в тиши и покое предаваться вышивке, вязанию и чтению классики, до которой прежде руки не доходили? Или ко мне будут приставать в душевой, заставят стать рабыней какой-нибудь мужеподобной бабы взамен на ее покровительство?
   И каких ласк потребует от меня эта пресловутая покровительница? Впрочем, наверное, это еще не самое страшное…
   Во время завтрака Эмма заметила, что вид у меня не столь цветущий, как накануне, и поинтересовалась, в чем дело.
   — Рано тебе убиваться, — сказала она, выслушав мои сбивчивые откровения. — Тебя ведь еще не осудили. Скорее всего и не осудят. Живи как прежде и держи хвост морковкой.
   Но как я могла после случившегося жить как прежде? Больше всего на свете меня страшил сейчас шелест газеты, брошенной в дверную щель.
 
   Прессу в тот день принесли с опозданием, а вот заказное письмо из «Совершенной женщины» доставили ни свет ни заря. Расписавшись в получении, Эмма оставила конверт на тостере, чтобы, выйдя из ванной, я его заметила. Я изводила себя чаем с тостами — классическим рационом только что брошенной женщины.
   «Уважаемая мисс Харрис, — так начиналось письмо. Похоже, в последнее время все уже забыли, как меня зовут. — С сожалением извещаем Вас о Вашей дисквалификации и лишении звания победительницы международного конкурса журнала „Совершенная женщина“ в связи с тем, что Ваш партнер, мистер Джереми Бакстер, не тот мужчина, которого вы описали в конкурсном эссе. В связи с этим нам не остается ничего иного, кроме как попросить Вас вернуть полученные Вами призовые деньги. В ближайшее время мы также известим Вас о порядке выплаты компенсации, которую Вы должны внести на наш счет за понесенные журналом расходы…»
   — Боже, неужели они хотят взыскать с меня все расходы на нашу поездку? — переполошилась я.
   Эмма сочувственно потрепала меня по плечу.
   — Этот номер у них не пройдет, — с подкупающей уверенностью сказала она. — Если тебе и придется раскошелиться, то только за свою половину. Остальное придется выложить Джереми. На сколько, по-твоему, тянет ваша поездка?
   — Тысяч на пять? — робко предположила я.
   — За две недели в лачуге с соломенной крышей?
   — В отдельном бунгало, в котором размещают крупнейших звезд мирового экрана, — поправила я. — Да еще с кондиционером.
   — Пять тысяч фунтов стерлингов! — с благоговейным трепетом произнесла Эмма. — В жизни такой суммы не видела.
   — Вместе с призовыми — пятнадцать, — вздохнула я. — Господи, что же мне теперь делать?
   — Что-нибудь придумаем, — бодро сказала Эмма, подбирая с пола газету, которая только что выпала из дверной щели. — Выше нос, старушка! Давай посмотрим, что советует нам Джастин Тоупер в своем гороскопе.
   — Ну как, что-нибудь хорошее вычитала? — спросила я, когда, по моим расчетам, Эмма должна была проштудировать всю газету, не говоря уж о прогнозе для Весов на предстоящую неделю.
   — Тебя интересует только то, что звезды говорят? — осведомилась Эмма. — Или правду тебе сказать?
   Не дожидаясь моего ответа, она подтолкнула ко мне газету. На развороте красовалась фотография Дэвида. Вид у него был мученический, словно на картине с изображением святого Себастьяна.
   «Британская Боббит измывалась надо мной, даже находясь на другом конце света», — гласил заголовок. Ниже следовала фотокопия открытки, которую я по глупости отправила Дэвиду с Антигуа. Выделены были слова «член» (окончание слова было тщательно затушевано, я ведь писала о членах клуба) и «пекло».
   И это было еще не все. На следующей странице меня подстерегали новые неприятности. Поначалу я даже не узнала женщину, у которой было взято интервью. Я привыкла видеть Шелли в вечернем платье, а «Сан» поместила ее фотографию в бикини с кружевами.
   «Несчастный раб этой сексуально озабоченной злодейки умолял меня о спасении!» — кричал заголовок. От следующей фразы по моей спине пробежал холодок. «Пока эта психопатка отсыпалась после тяжелого похмелья, очаровательный компьютерный гений предавался со мной любви под звездным карибским небом».
   — Что за чушь? — возмутилась Эмма, заглядывая мне через плечо. — Ты же говорила, что вы с ним ни на минуту не расставались.
   — За исключением одной ночи, — со вздохом призналась я. — В тот вечер я перебрала коктейлей, и меня уложили в постель. А Джереми сказал, что идет прогуляться под луной. Но он уверял, что гулял один.
   На мгновение лицо Эммы посерьезнело, но затем она заставила себя улыбнуться.
   — Значит, так оно и было, — промолвила она. — А эта дрянь все выдумала.
   — Я уже ни в чем не уверена, — призналась я, вспоминая, каким волком смотрела на меня Шелли следующим утром. Тогда я думала, что она просто презирает женщин, не умеющих пить, но теперь картина предстала передо мной в ином свете.
   Далее следовали новые откровения американки.
   «Он признавался мне в любви по-польски, — уверяла Шелли. — Парни всегда клеились ко мне на отдыхе, но на сей раз все было очень серьезно. Я была уверена, что Джереми любит меня по-настоящему. Если бы только не это чудовище в юбке».
   — И мне он признавался в любви по-польски, — всхлипнула я.
   — Бедная моя Эли! — Эмма обняла меня и погладила по голове. — И зачем я только показала тебе эту газету? Я-то думала, что мы с тобой всласть посмеемся над этим враньем.
   — Как он мог? — снова всхлипнула я. — За что?
   — Трудно сказать, — со вздохом сказала Эмма. — Знаешь, мне до сих пор не верится в измену Джереми. После вашего возвращения с Антигуа достаточно было посмотреть, как светятся его глаза, чтобы сказать: этот мужчина влюблен в тебя до беспамятства.
   — Он не в меня влюблен был, — горестно промолвила я. — А в наш оплаченный отдых и жирный чек на десять тысяч фунтов.
   — Зря ты так о нем думаешь.
   — Как он мог? — проскулила я. — Ладно бы еще Кандида, но Шелли?
   — Ох, Эли! — вздохнула Эмма.
   — Не могу больше, — внезапно заявила я. — Пойду прогуляюсь.
   Эмма посмотрела на меня округлившимися от удивления глазами.
   Я вскочила и натянула пальто.
   — Не жди меня.
   — Эли! — Эмма вихрем подлетела к двери. — Ты куда это намылилась? — спросила она, с подозрением прищурившись. — Не смей к воде приближаться, ясно? Не стоит он того! Жизнь — самое ценное, что нам дано.
   — Глупышка, я вовсе не собираюсь топиться! — бросила я ей через плечо. — Просто сигареты хочу купить.
 
   Все магазины поблизости были уже закрыты, и мне пришлось топать целых полмили до гаража, открытого круглосуточно. Позади автозаправки, в ярко освещенном магазинчике, можно было купить все, что душе угодно. Кроме разве что кухонной раковины. Да и ту можно было заказать.
   — Пачку «Мальборо», — пробурчала я девушке за кассой.
   Та, не поднимая глаз от свежего выпуска «Сан» (раскрытого, разумеется, на моей странице), протянула мне сигареты.
   — Сколько? — спросила я.
   — Два шестьдесят девять.
   Порывшись в кармане, я выудила всю мелочь. Зрелище оказалось жалкое. Я рассчитывала, что у меня наберется фунта три. При подсчете же наскребла всего два пятьдесят и в придачу еще кучу мелких монет Антигуа. Кассирша жадно вчитывалась в статью, медленно водя по бумаге пальцем и старательно шевеля губами. Я высыпала на прилавок всю мелочь, сказала спасибо и задала стрекача.
   Я уже завернула за угол, когда грянул гром.
   — Вон она! — послышался истошный вопль. — Та самая психопатка. Улепетывает.
   В следующую минуту взвыли сирены. Кассирша подняла тревогу, а двое невесть откуда взявшихся дюжих парней подхватили меня с двух сторон и, выкрутив руки, поволокли назад, к гаражу.
   — Эй, что вы делаете? — завизжала я, нелепо дрыгая ногами в воздухе.
   — Я уже вызвала полицию, — заявила взбудораженная кассирша. — С минуты на минуту наряд подъедет. Они говорят, чтобы мы к этой маньячке не приближались. Она может быть вооружена.
   — Вооружена? — поразилась я. — С ума вы все посходи-ли, что ли? Я просто за сигаретами вышла. А вас, — я метнула испепеляющий взгляд на здоровенных жлобов, которые выкручивали мне руки, — арестуют за нанесение тяжких телесных повреждений!
   Истуканы разразились громовым хохотом.
   — Зря стараешься, крошка, — пробасил один из них. — Полиция будет на нашей стороне. Иными методами с такими, как ты, не справиться.
   — Точно, — кивнул его приятель, злорадно ощерившись. С разверстой пастью он походил на питбультерьера, только что побывавшего в жаркой схватке с барсуком. — Такие, как ты, угроза для общества. Представляешь, если все бабы будут такое вытворять? — обратился он к напарнику. — Скажем, моей жене втемяшится в башку подобную штуку отмочить.
   — А стоило бы, — процедила я. — Судя по вашему виду, вам бы это только на пользу пошло.
   — А ну-ка заткнись, дрянь! — проревел питбуль. — Не то я тебе все кости пересчитаю.
   По счастью, подоспела полиция.
   — Что здесь происходит?
   Я узнала инспектора Хиса, одного из двух полицейских, которые арестовали меня сразу по возвращении домой с Антигуа. Рядом с ним возвышались еще два блюстителя порядка в шлемах и полном боевом облачении. Мне вдруг стало любопытно: обычная это экипировка или они вооружились до зубов исключительно по случаю моего задержания?
   — Элисон Харрис! — произнес инспектор Хис тоном учителя, схватившего за ухо нашкодившего ученика. — Что вы на этот раз натворили?
   — Ничего! — твердо сказала я.
   — Хорошенькое дело — ничего! — фыркнула кассирша. — Она меня ограбить пыталась. Спасибо еще, эти любезные джентльмены помогли.
   — Я вовсе не пыталась ее ограбить! — возмущенно воскликнула я.
   — Элисон, объясняться будете в полиции, — сурово произнес инспектор Хис, затем посмотрел на кассиршу. — Мисс… Адаме, — сказал он, прочитав фамилию на табличке. — я готов выслушать ваши показания.
   Меня отконвоировали к полицейскому автомобилю. Во второй раз за месяц!
   — Как, опять вы? — удивился водитель.
   — Осторожнее, приятель! — прошипела я. — Я вооружена.
   В мгновение ока оба моих конвоира изготовились к нападению.
   — Не бойтесь, — сказала я, подмигнув. — Это всего лишь тюбик мази «Огненный перчик». Ишиас у меня что-то разыгрался.
   — Элисон, с нами шутить не стоит, — хмуро предупредил меня водитель. — Эти люди — мастера рукопашного боя.
   Я присмотрелась к «этим людям». Обоим за тридцать. Оба пузатые, как женщина на седьмом месяце беременности. А я еще думала, что только американцы объедаются гамбургерами и картофелем фри.
 
   Когда мы подкатили к управлению полиции, меня встретил мистер Уогстаф. Не потому, разумеется, что примчался туда, едва услышав о моем аресте. Адвокат навещал гориллу с «Титаником» на предплечье, которого снова арестовали. За то, что обрывал ценные розы на клумбе городского сквера.
   Увидев меня, мистер Уогстаф грустно покачал головой:
   — Я же просил вас не навлекать на себя неприятностей до суда.
   — Но я ни в чем не виновата! — возмутилась я. — Перепутала английскую мелочь с антигуанской, только и всего.
   — Отшлепать бы вас как следует, — произнес мой защитник. Мечтательно, как мне показалось.
   Я тут же взяла себе на заметку, что при первой же возможности надо сменить адвоката.
   — Элисон, я не смогу вам помочь, если вы будете действовать в том же духе. Мне доложили, что вы звонили главному свидетелю обвинения.
   Я оторопела:
   — Это кому?
   — Мистеру Уитворту.
   — Ничего подобного.
   — В следующий раз, когда попытаетесь это сделать, наберите сначала один четыре один, чтобы ваш номер не смогли определить.
 
   На этот раз забирать меня из полиции приехала Эмма. Я взяла с инспектора Хиса торжественное обещание не говорить маме о моем очередном приводе, несмотря на то что разрешилось дело вполне мирно. Инспектор Хис уведомил кассиршу, что ей следовало сначала дать мне возможность объясниться по поводу иностранных монет, а уж потом спускать на меня всех собак. Но та, похоже, просто ошалела, вычитав в газете, какая я опасная преступница.
   Мне даже позволили выйти через служебный подъезд, ибо в приемной сшивался папарацци из местной «желтой» газетенки, которого, несомненно, известили о моем очередном «подвиге». Тем не менее в машине голову я на всякий случай пригнула, а Эмма газанула так, словно за нами черти гнались. Я даже опасалась, что бобби остановят нас за превышение скорости.
   — Может, тебе стоит на время уехать из города? — спросила Эмма позже вечером. — В Уэльс, например, смотаться или еще куда. Где тебя в лицо не знают.
   — Поздно, — печально покачала я головой. — Мне нужно было уехать, как только Дэвид первый раз меня бросил. Тогда он не стал бы ко мне клеиться, воспользовавшись отъездом Лайзы. И с Джереми Бакстером, провались он на месте, я бы не встретилась.
   — После драки кулаками не машут, — глубокомысленно изрекла Эмма.
   — Ты не боишься высказываться в таком духе в беседе с закоренелыми преступницами?
   Но Эмма, пропустив мои слова мимо ушей, продолжила как ни в чем не бывало:
   — Пока тебя не было, старушка, я ломала голову над тем, как вернуть долг «Совершенной женщине». Газеты ведь твоим делом интересуются, верно? Так вот, почему бы тебе не дать эксклюзивное интервью? Кто-нибудь наверняка выложит за это кучу бабок.
   — Хорошая мысль, — согласилась я. — Но беда в том, что, согласно постановлению суда, до вынесения вердикта я должна помалкивать.
   Пришла очередь Эммы удивляться.
   — И тебя остановит какое-то постановление суда?
   — Да, — ответила я, немного подумав. — Мне ведь не улыбается ближайшие пять лет провести за решеткой.
   — А как насчет твоих близких подруг? Они-то постановлением суда не связаны. Пусть за тебя все расскажут.
   — Ты кого имеешь в виду?
   Эмма пожала плечами.
   — Сама не знаю. Конечно, не себя, — поспешно добавила она. — Не могу я такую свинью Эшли подложить. Как насчет кого-нибудь из твоих родственников?
   — Если ты намекаешь на моих дражайших сестричек, то от них помощи не дождешься.
   — Неужели ты не знаешь никого, кто мог бы замолвить за тебя словечко?
   — Нет, — отрезала я.
   Мне и в голову не могло прийти, что буквально в эту минуту кое-кто из близких мне людей делился с газетчиками самыми пикантными подробностями моей биографии.

Глава 46

   — Мне наплевать! — кричала моя мама. — Пусть она хоть всех нас из своего завещания повычеркивает! Она ведь нас предала. И кто — моя мать! И вообще, что она себе позволяет? В семьдесят два года лежит на качалке в прозрачном неглиже. Как будто ей есть что показать!
   — Это спорно, — прервала монолог матери Джо, рискуя навлечь на себя ее гнев. — Я была бы только рада унаследовать ее ноги.
   К счастью, мама, поглощенная собственными эмоциями, пропустила реплику моей незадачливой сестрицы мимо ушей.
   — Мне даже не верится, что она такое наговорила, — продолжила она, в то время как я с ужасом разглядывала фотографию полуодетой бабушки.
   Джо с увлечением читала помещенный ниже текст.
   — «Взбалмошностью Эли в меня пошла», — сказала Рене Марлин, которая до сих пор не утратила своей привлекательности», — выдала Джо.
   — Я даже не подозревала, что ее фамилия Марлин, — вставила Джейн.
   — Это вовсе не ее фамилия, — свирепо промолвила мама. — Это псевдоним, которым она пользовалась в те времена, когда надеялась пробиться на сцену, стать певичкой в дешевом кабаре. Господи, никогда еще меня так не унижали!