Страница:
— Аппаратуру выбираю, — ответил бедный доктор, тщетно пытаясь защитить голову от падающих с верхнего яруса стереоколонок. — А вот что вы здесь делаете? Плодите жертвы для оказания первой помощи?
Эмма истерически хихикнула, а мы с доктором заулыбались. Вокруг сгрудились продавцы и консультанты, пытаясь оценить размеры причиненного магазину ущерба.
— Вы не пострадали? — с надеждой спросила Эмма доктора Мартина. — Я умею повязки накладывать.
— Нет, я не пострадал. И… извините, но мне надо идти. На работу опаздываю. Надеюсь, девушки, в четверг вы придете на занятия?
Эмма расцвела:
— Еще бы! Ваши занятия я ни на что в мире не променяю.
Доктор Мартин кивнул (встревоженно, как мне показалось) и был таков. Глядя, как он улепетывает, я почему-то представила тараканов, которые кидаются врассыпную, стоит внезапно включить свет.
— Он опаздывает в больницу, — пояснила Эмма консультантам, взиравшим на нее с потемневшими лицами. — Он врач. Надеюсь, все в порядке?
— К сожалению, не все, — сказал подоспевший менеджер. — Боюсь, что вам придется возместить причиненный ущерб.
В итоге домой мы вернулись без купленных на погибель мужикам тряпок, зато с новехонькой стереосистемой. Совершенно целой, если не считать отломленной крышки деки. Ну и компакт-диски можно было запустить лишь в том случае, если систему наклонить под углом градусов двадцать. Но Эмму, похоже, это ничуть не заботило. Как не смутила ее и потеря четырехсот фунтов стерлингов, списанных с только что полученной кредитной карточки.
— Он спросил, придем ли мы в четверг… — бубнила она вновь и вновь, словно повторяла новую мантру. — Значит, хочет меня увидеть.
Сами понимаете, разубеждать подругу я не решилась.
Так бесславно закончилась наша попытка закатить гулянку. Однако от полного разочарования нас спас автоответчик. Включив его, мы услышали певучий тенор Марвина. Какой-то «потрясный» немец, с которым он познакомился в турецкой бане, не пришел на свидание, и Марвин с горя приглашал нас составить ему компанию и поужинать в ресторане. Мы согласились. Когда Марвин. опоздав на целый час, наконец заявился (фары у него не зажигались или еще что-то, мы так и не поняли), вспыхнул жаркий спор о том, в какой ресторанчик пойти. Индийский или итальянский. Чесноком более чем щедро посыпали блюда в обоих, а это, сами понимаете, особых перспектив в субботний вечер нам не сулило. Однако Марвин убедил нас, что аромат индийского чеснока сохраняется дольше, и это решило исход дела в пользу итальянской кухни.
На троих мы уговорили три бутылки красного вина, а вот в спагетти лишь слегка поковырялись: Эмма вздыхала о своем докторе, Марвин сидел на диете, а я просто была не в настроении. Разговор, естественно, шел исключительно о серьезных мужчинах.
— Он ведь доктор, — со знанием дела рассуждал Марвин, — а врачам свойственно остепеняться раньше, чем, скажем, юристам или бизнесменам. Специфика работы у них такая. Кругом царят смерть, хворь и страдания. Врачи рано понимают, что жизнь слишком коротка, и начинают задумываться о вечном. Иными словами, Эмма, если тебе удастся завлечь его в свои сети, то к Рождеству он наверняка сделает тебе предложение.
— Ты серьезно, Марвин? — пришла в восторг моя подруга.
— Готов держать пари. Когда ты увидишь его в следующий раз?
— В четверг вечером. Он проводит занятия по оказанию первой помощи.
— Тогда предлагаю разработать план прямо сейчас, не сходя с места. Что ты наденешь?
— Наверное, черные джинсы. А сверху, пожалуй, кружевной топ. Красный.
— Джинсы? — Марвин нахмурился. — А как насчет твоей новой кожаной мини-юбки? Она, по-моему, куда сексуальнее.
— Я знаю, — сказала Эмма. — Но львиную долю времени мы будем стоять на коленях, вдувая воздух в идиотскую резиновую куклу. И все береговые охранники будут пялиться не на куклу, а на мою задницу.
— Точно, — быстро согласился Марвин. — Но что тебя в этом смущает? Ты ведь носишь мини, когда ходишь по клубам?
— Это другое дело, — ответила Эмма. — Там мне не надо наклоняться или на четвереньки становиться.
— А почему бы и нет? От мужиков у тебя тогда отбоя бы не было.
И так продолжалось до бесконечности. Марвин с Эммой разрабатывали планы, как лучше заарканить мужика, а я грустно взирала сквозь запотевшее стекло на унылый дождь за окном. Мысли мои вновь и вновь возвращались к Дэвиду.
В прошлом году в это время мы с ним катались на лыжах в Андорре. Ни один из нас прежде на лыжи не вставал, однако Дэвида в эту поездку пригласил его босс, которому мой жених отказать не смог. К несчастью (а может, и к счастью, кто знает), в первое же утро Дэвид подвернул на склоне лодыжку, и оставшиеся дни мы с ним не вылезали из постели. Именно тогда мы решили, что следующий свой отпуск (медовый месяц) проведем в каком-нибудь жарком месте. Например, на Барбадосе. Снежные склоны нас совершенно не вдохновляли.
Разумеется, мысли эти естественным образом напомнили мне о победе в нелепом конкурсе и о полностью оплаченном отдыхе на двоих. Амаыде я до сих пор правду не открыла. После случая с «Огненным перчиком» прошла неделя, и за все это время Дэвид позвонил лишь однажды. Оставил на автоответчике требование возвратить его коллекцию компакт-дисков «Фан-лавинг криминалз». Судя по всему, мириться со мной он не собирался.
— Послушай, Эли. — Голос Марвина вывел меня из раздумья. — Сколько стоила твоя закуска?
Сумму, проставленную в счете, мы разделили на троих. Как обычно. Прежде, когда мы пытались точно определить, с кого из нас сколько причитается, Марвин и Эмма неизменно затевали спор о том, кто больше выпил или нечто в этом роде. Официант любезно помог нам с Эммой облачиться в пальто, а вот Марвин разочарованно вздохнул, когда официант лишь вручил ему пальто.
— Мне казалось, он посматривал на меня с интересом, — пожаловался Марвин, незаметно стянув со стола одну из трех монеток достоинством в один фунт — оставленных нами чаевых.
— Не все официанты — педики, — вскользь обронила Эмма.
— Что? С такой прической? — Марвин приподнял брови. — Да этот малый голубее меня!
— Прическа как прическа, — сказала Эмма, пожимая плечами. — Ничего необычного я в ней не заметила.
— А пробор? — уточнил Марвин, пока мы брели к автобусной остановке. — Это один из сигналов, которыми мы обмениваемся. Взгляни, например, на парня, который выходит из синего автомобиля. — И он указал на мужчину, который запирал дверцу «метро» последней модели.
— Если скажешь, что и он голубой, я тебя прибью, — пообещала Эмма, свирепо вращая глазами. — Это он и есть. Доктор Мартин. Про которого я тебе весь вечер талдычила.
— Ах, какой красавчик! — пропел Марвин.
— Ну что, голубой он? — процедила Эмма.
— Остается только надеяться, — ответил Марвин, мечтательно вздыхая.
Эмма замахнулась на него сумочкой:
— Не пудри мне мозги, Марвин. Педераст он или нет? Отвечай. Учти, от твоего ответа зависит моя жизнь.
— Ну хорошо, — со вздохом сказал Марвин. — Наверное, он и в самом деле натурал. Хотя волосы уложены подозрительно аккуратно.
— Все врачи аккуратисты, эта черта необходима в их работе, — вставила я, пытаясь разрядить обстановку.
— Надеюсь, ты нас познакомишь? — спросил Марвин Эмму.
Тем временем доктор Мартин включил сигнализацию и направился прочь от автомобиля. Нас он, по-моему, не заметил.
— Нет, Марвин, я не могу. — В голосе Эммы прозвучали жалостливые нотки. — У меня во рту пересохло. Да и смелости мне не хватит. Не говоря уж о том, что нужен хороший предлог.
— Предлог? — переспросил Марвин. — Это мы в два счета придумаем. — Чуть помолчав, он обратился к ней снова: — Эмма Уилсон, готовься стать героиней.
Мы с Эммой недоуменно переглянулись, а в следующее мгновение Марвин навзничь рухнул на тротуар.
— А-а-а! — завопил он. — Моя нога! А-а-а! Я, кажется, ногу сломал. А все эти чертовы каблуки. Господи, да помогите же мне!
Катаясь по тротуару и корчась от нестерпимой боли, он вдруг скатился на проезжую часть и оказался прямо перед надвигающимся автомобилем.
Послышался душераздирающий визг тормозов, затем глухой звук удара, и:
— А-а-а-а! — На сей раз Марвин вопил уже действительно от боли.
В мгновение ока рядом с ним очутился доктор Мартин. Я вдруг подумала, что сейчас он скинет куртку, а под ней окажется белый халат. Эмма, онемев от ужаса, застыла на месте. Марвин и прежде божился, что ради нее готов на все, но предположить такое не смел никто.
— Он жив? — только и смогла выдавить моя насмерть перепуганная подруга.
— Жив, — заверил ее доктор Мартин. — Однако его нужно доставить в больницу, чтобы проверить, не повреждены ли внутренние органы. Да и вам, судя по вашему виду, осмотр не повредит, — добавил он. — Не исключено, что у вас шок. — И он отеческим жестом обнял Эмму за плечи, которая, похоже, этого даже не заметила.
— А что с водителем? — полюбопытствовала я. — Он не пострадал?
Я вдруг испугалась, что из-за нашей глупости мог пострадать ни в чем не повинный человек. Водитель канареечного «мегана» до сих пор продолжал сидеть за рулем. Я подумала, что и он, возможно, в шоке.
— С ним все в порядке, — сказал доктор Мартин, заглянув в машину. — По счастью, он как раз тормозил, собираясь остановиться. А как случилось, что ваш друг оказался на проезжей части?
Эмма, точно набрав в рот воды, стоически молчала. В этот миг водитель «мегана» наконец выбрался из автомобиля. И тут пришел мой черед превращаться в соляной столп.
— Привет, Элисон Харрис! — произнес он. — Вот не думал не гадал, что нам доведется встретиться при столь необычных обстоятельствах. Ты уж извини, что я на вашего дружка наехал.
— Кто это? — шепотом спросила Эмма.
— Джереми Бакстер!
В травматологическом пункте, куда нас всех вскоре доставили, пострадавшим тут же оказали первую помощь. По счастью, доктор Мартин оказался прав: Джереми отделался только легким испугом. А вот Марвин повредил лодыжку. Мало того, что нога Марвина угодила под заднее колесо автомобиля Джереми, так одна из его новых замшевых туфель была теперь в совершенно плачевном состоянии, будто ее долго и упорно жевали.
— Сто двадцать фунтов стоили, — пожаловалась мне Эмма чуть позже. — И этот недотепа хочет взыскать деньги с меня.
— Почему? — с недоумением осведомился Джереми.
— Эмма облила их соусом в ресторане, — быстро соврала я, понимая, что в подробности лучше не вдаваться.
— Ничего, — бодро сказала моя бесшабашная подруга. — Овчинка выделки стоила. Доктор Мартин пригласил меня на кофе. Сразу по окончании смены. Только бы кому-нибудь еще не вздумалось угодить в аварию.
Лапочка Эмма. Всегда печется о других.
— Что ж, тогда я поеду домой одна, — промолвила я. Марвина решили оставить на ночь в больнице под врачебным присмотром. — Надеюсь, автобусы еще ходят?
— Я тебя подброшу, — неожиданно предложил Джереми.
— Но твоя машина…
— С ней все в порядке. Если не считать кусочка леопардовой замши, приставшего к колесу.
«Соглашайся», — знаком показала мне Эмма.
— А тебе это по дороге? — уточнила я.
— Ради такого случая я готов сделать небольшой крюк, — с улыбкой заявил Джереми.
Эмма радостно закивала.
— Тогда поехали! — сказала я, протягивая руку к сумочке. Потом взглянула на Эмму: — Что ж, буду ждать тебя дома.
— Надеюсь, что не дождешься, — ответила моя подруга, гнусненько хихикая.
Оставив Эмму листать журналы, я последовала за Джереми Бакстером к его автомобилю. Это был сверкающий ярко-желтый «рено-меган».
— Нужно отметить это событие, — произнес Джереми, устраиваясь за рулем и натягивая кожаные краги. — Куда прикажешь, Золушка?
— Может, в «Форель» заскочим? — предложила я. — Там иногда до поздней ночи открыто.
— Не возражаю, — сказал Джереми, запуская мотор.
Мне показалось, что он покосился по сторонам, не лезет ли еще какой псих под колеса.
Глава 15
Глава 16
Эмма истерически хихикнула, а мы с доктором заулыбались. Вокруг сгрудились продавцы и консультанты, пытаясь оценить размеры причиненного магазину ущерба.
— Вы не пострадали? — с надеждой спросила Эмма доктора Мартина. — Я умею повязки накладывать.
— Нет, я не пострадал. И… извините, но мне надо идти. На работу опаздываю. Надеюсь, девушки, в четверг вы придете на занятия?
Эмма расцвела:
— Еще бы! Ваши занятия я ни на что в мире не променяю.
Доктор Мартин кивнул (встревоженно, как мне показалось) и был таков. Глядя, как он улепетывает, я почему-то представила тараканов, которые кидаются врассыпную, стоит внезапно включить свет.
— Он опаздывает в больницу, — пояснила Эмма консультантам, взиравшим на нее с потемневшими лицами. — Он врач. Надеюсь, все в порядке?
— К сожалению, не все, — сказал подоспевший менеджер. — Боюсь, что вам придется возместить причиненный ущерб.
В итоге домой мы вернулись без купленных на погибель мужикам тряпок, зато с новехонькой стереосистемой. Совершенно целой, если не считать отломленной крышки деки. Ну и компакт-диски можно было запустить лишь в том случае, если систему наклонить под углом градусов двадцать. Но Эмму, похоже, это ничуть не заботило. Как не смутила ее и потеря четырехсот фунтов стерлингов, списанных с только что полученной кредитной карточки.
— Он спросил, придем ли мы в четверг… — бубнила она вновь и вновь, словно повторяла новую мантру. — Значит, хочет меня увидеть.
Сами понимаете, разубеждать подругу я не решилась.
Так бесславно закончилась наша попытка закатить гулянку. Однако от полного разочарования нас спас автоответчик. Включив его, мы услышали певучий тенор Марвина. Какой-то «потрясный» немец, с которым он познакомился в турецкой бане, не пришел на свидание, и Марвин с горя приглашал нас составить ему компанию и поужинать в ресторане. Мы согласились. Когда Марвин. опоздав на целый час, наконец заявился (фары у него не зажигались или еще что-то, мы так и не поняли), вспыхнул жаркий спор о том, в какой ресторанчик пойти. Индийский или итальянский. Чесноком более чем щедро посыпали блюда в обоих, а это, сами понимаете, особых перспектив в субботний вечер нам не сулило. Однако Марвин убедил нас, что аромат индийского чеснока сохраняется дольше, и это решило исход дела в пользу итальянской кухни.
На троих мы уговорили три бутылки красного вина, а вот в спагетти лишь слегка поковырялись: Эмма вздыхала о своем докторе, Марвин сидел на диете, а я просто была не в настроении. Разговор, естественно, шел исключительно о серьезных мужчинах.
— Он ведь доктор, — со знанием дела рассуждал Марвин, — а врачам свойственно остепеняться раньше, чем, скажем, юристам или бизнесменам. Специфика работы у них такая. Кругом царят смерть, хворь и страдания. Врачи рано понимают, что жизнь слишком коротка, и начинают задумываться о вечном. Иными словами, Эмма, если тебе удастся завлечь его в свои сети, то к Рождеству он наверняка сделает тебе предложение.
— Ты серьезно, Марвин? — пришла в восторг моя подруга.
— Готов держать пари. Когда ты увидишь его в следующий раз?
— В четверг вечером. Он проводит занятия по оказанию первой помощи.
— Тогда предлагаю разработать план прямо сейчас, не сходя с места. Что ты наденешь?
— Наверное, черные джинсы. А сверху, пожалуй, кружевной топ. Красный.
— Джинсы? — Марвин нахмурился. — А как насчет твоей новой кожаной мини-юбки? Она, по-моему, куда сексуальнее.
— Я знаю, — сказала Эмма. — Но львиную долю времени мы будем стоять на коленях, вдувая воздух в идиотскую резиновую куклу. И все береговые охранники будут пялиться не на куклу, а на мою задницу.
— Точно, — быстро согласился Марвин. — Но что тебя в этом смущает? Ты ведь носишь мини, когда ходишь по клубам?
— Это другое дело, — ответила Эмма. — Там мне не надо наклоняться или на четвереньки становиться.
— А почему бы и нет? От мужиков у тебя тогда отбоя бы не было.
И так продолжалось до бесконечности. Марвин с Эммой разрабатывали планы, как лучше заарканить мужика, а я грустно взирала сквозь запотевшее стекло на унылый дождь за окном. Мысли мои вновь и вновь возвращались к Дэвиду.
В прошлом году в это время мы с ним катались на лыжах в Андорре. Ни один из нас прежде на лыжи не вставал, однако Дэвида в эту поездку пригласил его босс, которому мой жених отказать не смог. К несчастью (а может, и к счастью, кто знает), в первое же утро Дэвид подвернул на склоне лодыжку, и оставшиеся дни мы с ним не вылезали из постели. Именно тогда мы решили, что следующий свой отпуск (медовый месяц) проведем в каком-нибудь жарком месте. Например, на Барбадосе. Снежные склоны нас совершенно не вдохновляли.
Разумеется, мысли эти естественным образом напомнили мне о победе в нелепом конкурсе и о полностью оплаченном отдыхе на двоих. Амаыде я до сих пор правду не открыла. После случая с «Огненным перчиком» прошла неделя, и за все это время Дэвид позвонил лишь однажды. Оставил на автоответчике требование возвратить его коллекцию компакт-дисков «Фан-лавинг криминалз». Судя по всему, мириться со мной он не собирался.
— Послушай, Эли. — Голос Марвина вывел меня из раздумья. — Сколько стоила твоя закуска?
Сумму, проставленную в счете, мы разделили на троих. Как обычно. Прежде, когда мы пытались точно определить, с кого из нас сколько причитается, Марвин и Эмма неизменно затевали спор о том, кто больше выпил или нечто в этом роде. Официант любезно помог нам с Эммой облачиться в пальто, а вот Марвин разочарованно вздохнул, когда официант лишь вручил ему пальто.
— Мне казалось, он посматривал на меня с интересом, — пожаловался Марвин, незаметно стянув со стола одну из трех монеток достоинством в один фунт — оставленных нами чаевых.
— Не все официанты — педики, — вскользь обронила Эмма.
— Что? С такой прической? — Марвин приподнял брови. — Да этот малый голубее меня!
— Прическа как прическа, — сказала Эмма, пожимая плечами. — Ничего необычного я в ней не заметила.
— А пробор? — уточнил Марвин, пока мы брели к автобусной остановке. — Это один из сигналов, которыми мы обмениваемся. Взгляни, например, на парня, который выходит из синего автомобиля. — И он указал на мужчину, который запирал дверцу «метро» последней модели.
— Если скажешь, что и он голубой, я тебя прибью, — пообещала Эмма, свирепо вращая глазами. — Это он и есть. Доктор Мартин. Про которого я тебе весь вечер талдычила.
— Ах, какой красавчик! — пропел Марвин.
— Ну что, голубой он? — процедила Эмма.
— Остается только надеяться, — ответил Марвин, мечтательно вздыхая.
Эмма замахнулась на него сумочкой:
— Не пудри мне мозги, Марвин. Педераст он или нет? Отвечай. Учти, от твоего ответа зависит моя жизнь.
— Ну хорошо, — со вздохом сказал Марвин. — Наверное, он и в самом деле натурал. Хотя волосы уложены подозрительно аккуратно.
— Все врачи аккуратисты, эта черта необходима в их работе, — вставила я, пытаясь разрядить обстановку.
— Надеюсь, ты нас познакомишь? — спросил Марвин Эмму.
Тем временем доктор Мартин включил сигнализацию и направился прочь от автомобиля. Нас он, по-моему, не заметил.
— Нет, Марвин, я не могу. — В голосе Эммы прозвучали жалостливые нотки. — У меня во рту пересохло. Да и смелости мне не хватит. Не говоря уж о том, что нужен хороший предлог.
— Предлог? — переспросил Марвин. — Это мы в два счета придумаем. — Чуть помолчав, он обратился к ней снова: — Эмма Уилсон, готовься стать героиней.
Мы с Эммой недоуменно переглянулись, а в следующее мгновение Марвин навзничь рухнул на тротуар.
— А-а-а! — завопил он. — Моя нога! А-а-а! Я, кажется, ногу сломал. А все эти чертовы каблуки. Господи, да помогите же мне!
Катаясь по тротуару и корчась от нестерпимой боли, он вдруг скатился на проезжую часть и оказался прямо перед надвигающимся автомобилем.
Послышался душераздирающий визг тормозов, затем глухой звук удара, и:
— А-а-а-а! — На сей раз Марвин вопил уже действительно от боли.
В мгновение ока рядом с ним очутился доктор Мартин. Я вдруг подумала, что сейчас он скинет куртку, а под ней окажется белый халат. Эмма, онемев от ужаса, застыла на месте. Марвин и прежде божился, что ради нее готов на все, но предположить такое не смел никто.
— Он жив? — только и смогла выдавить моя насмерть перепуганная подруга.
— Жив, — заверил ее доктор Мартин. — Однако его нужно доставить в больницу, чтобы проверить, не повреждены ли внутренние органы. Да и вам, судя по вашему виду, осмотр не повредит, — добавил он. — Не исключено, что у вас шок. — И он отеческим жестом обнял Эмму за плечи, которая, похоже, этого даже не заметила.
— А что с водителем? — полюбопытствовала я. — Он не пострадал?
Я вдруг испугалась, что из-за нашей глупости мог пострадать ни в чем не повинный человек. Водитель канареечного «мегана» до сих пор продолжал сидеть за рулем. Я подумала, что и он, возможно, в шоке.
— С ним все в порядке, — сказал доктор Мартин, заглянув в машину. — По счастью, он как раз тормозил, собираясь остановиться. А как случилось, что ваш друг оказался на проезжей части?
Эмма, точно набрав в рот воды, стоически молчала. В этот миг водитель «мегана» наконец выбрался из автомобиля. И тут пришел мой черед превращаться в соляной столп.
— Привет, Элисон Харрис! — произнес он. — Вот не думал не гадал, что нам доведется встретиться при столь необычных обстоятельствах. Ты уж извини, что я на вашего дружка наехал.
— Кто это? — шепотом спросила Эмма.
— Джереми Бакстер!
В травматологическом пункте, куда нас всех вскоре доставили, пострадавшим тут же оказали первую помощь. По счастью, доктор Мартин оказался прав: Джереми отделался только легким испугом. А вот Марвин повредил лодыжку. Мало того, что нога Марвина угодила под заднее колесо автомобиля Джереми, так одна из его новых замшевых туфель была теперь в совершенно плачевном состоянии, будто ее долго и упорно жевали.
— Сто двадцать фунтов стоили, — пожаловалась мне Эмма чуть позже. — И этот недотепа хочет взыскать деньги с меня.
— Почему? — с недоумением осведомился Джереми.
— Эмма облила их соусом в ресторане, — быстро соврала я, понимая, что в подробности лучше не вдаваться.
— Ничего, — бодро сказала моя бесшабашная подруга. — Овчинка выделки стоила. Доктор Мартин пригласил меня на кофе. Сразу по окончании смены. Только бы кому-нибудь еще не вздумалось угодить в аварию.
Лапочка Эмма. Всегда печется о других.
— Что ж, тогда я поеду домой одна, — промолвила я. Марвина решили оставить на ночь в больнице под врачебным присмотром. — Надеюсь, автобусы еще ходят?
— Я тебя подброшу, — неожиданно предложил Джереми.
— Но твоя машина…
— С ней все в порядке. Если не считать кусочка леопардовой замши, приставшего к колесу.
«Соглашайся», — знаком показала мне Эмма.
— А тебе это по дороге? — уточнила я.
— Ради такого случая я готов сделать небольшой крюк, — с улыбкой заявил Джереми.
Эмма радостно закивала.
— Тогда поехали! — сказала я, протягивая руку к сумочке. Потом взглянула на Эмму: — Что ж, буду ждать тебя дома.
— Надеюсь, что не дождешься, — ответила моя подруга, гнусненько хихикая.
Оставив Эмму листать журналы, я последовала за Джереми Бакстером к его автомобилю. Это был сверкающий ярко-желтый «рено-меган».
— Нужно отметить это событие, — произнес Джереми, устраиваясь за рулем и натягивая кожаные краги. — Куда прикажешь, Золушка?
— Может, в «Форель» заскочим? — предложила я. — Там иногда до поздней ночи открыто.
— Не возражаю, — сказал Джереми, запуская мотор.
Мне показалось, что он покосился по сторонам, не лезет ли еще какой псих под колеса.
Глава 15
Вот как случилось, что субботней ночью я оказалась в «Форели».
В этом пабе очень трепетно относились к завсегдатаям. У постоянных посетителей были не только свои кружки, но даже свои стулья, занять один из которых мог разве что круглый болван. Теперь трудно вообразить, что когда-то в «Форели» тусовалась вся бриндлшемская молодежь. Помню, в восемьдесят девятом году ничего не стоило убедить одноглазого бармена, что библиотечные формуляры учениц седьмого класса — это не что иное, как свидетельства о достижении совершеннолетия, которые усердно внедряла местная мэрия.
— Да, в свое время и я сюда захаживал, — сказал Джереми, когда мы с ним расположились за столом у камина (это место недавно освободилось — умер самый почтенный завсегдатай). — А вот в «Ротонде» я почему-то всегда ощущал себя не в своей тарелке. Вся эта хипня не по мне. Здесь же собирались отщепенцы и неудачники.
— Я бы не сказала, — возразила я. — Мы, девушки из «хипни», даже заглядывать сюда не отваживались. Вандалы, рокеры, металлисты тут так и кишели. И выглядели они весьма угрожающе. Особенно девицы.
— И вот это самое забавное, — рассмеялся Джереми. — Бьюсь об заклад, что любой из этих парней, затянутых в черную кожу и с серьгой в виде черепа со скрещенными костями, либо вегетарианец, либо библиотекарь, либо еще кто-то в этом роде. Пойми, это лишь самозащита, Эли. Многие просто хотят казаться круче, чем есть на самом деле.
— Боюсь, это слишком сложно для моих куриных мозгов, — вздохнула я.
— Между прочим, помнится, один раз я и тебя здесь видел, — продолжил Джереми. — На тебе было короткое зеленое платье с глубоким круглым декольте.
— Да, это платье я помню, — засмеялась я. — Мне то и дело приходилось его одергивать, чтобы трусики не вылезали. И все равно удивительно, что ты это запомнил.
— Такое невозможно забыть. В тот вечер ты выглядела просто сногсшибательно. Я даже подумывал о том, чтобы подойти и представиться. Но побоялся, что ты меня не вспомнишь или просто не захочешь со мной разговаривать. К тому же с тобой был урод, который вечно за тобой таскался.
— Урод? — недоуменно переспросила я. — А, ты, наверное, про Стью Чайверса говоришь.
— Точно. Что ты в нем нашла, хотел бы я знать?
Я и сама этого не помнила. И все же попыталась объяснить:
— Трудно сказать. Он был старше меня и разъезжал на «воксхолле», тогда как остальные мои знакомые ребята еще на великах катались.
— Понятно. — Джереми рассмеялся и взглянул на часы. — Ну что, мисс, поехали?
— Куда? — встрепенулась я. Под ложечкой тревожно засосало. Неужели Джереми пытается меня соблазнить?
— Карета ждет, принцесса. Хотя и не «воксхолл», а всего лишь «рено». Давай прошвырнемся с ветерком.
Прошвырнувшись с ветерком, мы завернули в гриль-бар «Кейт».
— Ты уж прости нас, что мы себя так вели, когда ты приехал на юбилей к моим родителям, — сказала я, выковыривая из зубов застрявшее волокно жареного цыпленка. — Ты, видно, решил, что мы полные идиотки.
— Ничего страшного, — с улыбкой сказал Джереми. — Мне даже лестно, что я настолько изменился. Представляю, каким балбесом я тебе казался раньше. Я и сам несказанно рад, что у меня хватило силы воли, чтобы изменить внешность.
Я не поверила своим ушам.
— Как, ты сделал пластическую операцию? — пропищала я.
— Нет, — со смехом ответил Джереми. — Но я месяцами не вылезал из тренажерных залов.
— Как, только и всего? — изумилась я. — И ты настолько изменился? Мне бы такую волю!
— Но и ты стала совсем другой, Эли, — промолвил Джереми, внимательно глядя на меня.
Душа моя ушла в пятки. Я почувствовала, что краска заливает щеки.
— В… каком смысле?
— Ты просто дьявольски похорошела, — с расстановкой произнес он. — Мог ли кто-нибудь ожидать, что тощенькая и мосластая девчонка-сорванец превратится в столь прекрасную женщину? Да еще с такими соблазнительными… формами, — добавил он, чуть помолчав. И изобразил руками подобие балалайки.
Я покраснела как вареный рак.
— Джереми… — только и выдавила я.
— Обожаю женщин с роскошными формами, — продолжил он, словно не замечая моего смятения. — В наши дни женщины так изводят себя диетами, что добровольно лишают свои фигуры тех прелестей, которые больше всего привлекают мужчин. Я рад, что ты не из их числа. Ты — само совершенство.
Я поблагодарила Бога, что в машине темно. Щеки и шея так пылали, что я начала обмахиваться ладонью.
— Джереми, — сказала я, натужно смеясь, — если бы я не знала тебя с детства, то могла бы подумать, что ты пытаешься меня соблазнить.
— Слава Богу! — с чувством воскликнул он. — А то я уже начал опасаться, что ты никогда этого не поймешь!
— Что ты несешь? — переспросила я, думая, что ослышалась.
— Я пытаюсь соблазнить тебя с той самой минуты, как увидел на пороге дома твоих родителей. И только молился, чтобы судьба снова свела нас до того, как мне придется уехать в Варшаву.
— Джереми… я…
— Только не говори ничего, Эли. Прежде чем ты начнешь читать мне мораль, я сам хочу сказать тебе кое-что. Я знаю, что ты порвала со своим женихом, и прекрасно понимаю: рана еще слишком свежа. Однако мне бы очень хотелось до отъезда встретиться с тобой еще хотя бы разок.
Я потеряла дар речи. В голову полезли дурацкие мысли. Кто мог напеть ему про Дэвида? Мамочка, конечно, сомнений не было. Вопрос лишь в том, выложила ли она ему все по своей инициативе или Джереми сам спросил.
— Давай хотя бы просто посидим где-нибудь, — настаивал Джереми. — Кофейку попьем.
Неужели он и в самом деле хотел пригласить меня на свидание? Или просто сочувствовал?
— Но ведь мы только что пили кофе, — напомнила я.
— Совсем чуть-чуть. Может, к себе меня пригласишь? Не бойся, я уйду по первому твоему требованию.
По моему требованию? Да будь на то моя воля, я бы его на шаг от себя не отпустила. Ни теперь, ни когда-либо. Чисто машинально я приподняла голову, проверяя, не горит ли свет в наших окнах. Нет, Эммы, судя по всему, дома не было. Вероятно, встреча моей подруги с доктором Мартином затянулась.
— Хорошо, — согласилась я. — Пойдем.
— Прелестная квартирка, — сказал Джереми, когда я провела его в гостиную, на мой взгляд, больше напоминавшую хлев.
— Не вешай мне лапшу на уши, — строго предупредила я. — В противном случае я подумаю, что все сказанное тобой до сих пор тоже вранье. Чай или кофе?
— Кофе. Чаи пусть старушки в богадельнях гоняют.
— А вот я буду чай. С ромашкой, между прочим.
— Почему? — Джереми даже не пытался скрыть удивления. — Меня от него в сон клонит.
— Вот именно. Родители завтра ждут меня к обеду.
— Если у тебя будет уважительная причина, они поймут.
— Что ты имеешь в виду? — с подозрением спросила я.
— Как что? Встречу с человеком, которого любила в детстве, конечно.
— Любила в детстве? — воскликнула я. — С каких это пор, Джереми Бакстер, ты вообразил, что я тебя любила?
— С семьдесят девятого года, Эли. Или ты забыла, как в День святого Валентина пообещала стать моей навеки? Тогда я имел глупость отклонить твое замечательное предложение, но с тех пор много воды утекло, и я успел передумать.
И тут я, хлопнув себя по лбу, вспомнила. Ведь и правда в День святого Валентина я просунула открытку под забор в том самом месте, где мы с Джереми обычно обменивались подушечками жевательной резинки. Это было задолго до того, как худшим из смертных грехов в глазах родителей стало мое тайное покуривание. А жвачку мне не дозволялось ни жевать, ни тем более надувать из опасения, что я проглочу ее и задохнусь. А вот беспечные родители Джереми не отказывали ребенку в этом удовольствии.
— Ты тогда разбил мое сердце, — сказала я с притворной укоризной. — Не знаю, право, стоит ли давать тебе возможность искупить свой грех.
— Но ведь я был еще совсем ребенок! — горячо запротестовал Джереми. — А потом, когда мы перешли в среднюю школу, ты сама со мной не водилась. Куда мне было тягаться с твоими ухажерами? Со Стейси Митчеллом, например. Или с Дарреном Эплфилдом. Как, кстати, сложились их судьбы?
— Даррен — завскладом «Сейфуэя», а Стейси женат. У них то ли двое, то ли трое детей и собака породы лабрадор.
Джереми рассмеялся.
— Интересно, ты по-прежнему считаешь, что мне далеко до Даррена? — спросил он.
— Твой вопрос не совсем корректен, — с напускной серьезностью ответила я. — Во-первых, я его сто лет не видела, а во-вторых, ты, как утверждают, компьютерный гений.
— Ты права, — кивнул Джереми, опрокидывая меня на софу. — Не трепыхайся, — строго сказал он. — Я требую обещанную награду. С четырнадцатого февраля семьдесят девятого года жду.
— Джереми!
Не успела я придумать подходящее возмущенное восклицание, как он впился в мои губы жадным поцелуем. Когда его язык змейкой проскользнул в мой рот, а рука прокралась за вырез отвратительной блузки горчичного цвета, одолженной у Эммы, я покорилась. Я окончательно забыла прыщавого подростка, который в свое время напугал меня, продемонстрировав банку живых пиявок и дождевых червей, и расслабилась в объятиях нового Джереми Бакстера.
Вскоре мы уже лежали на софе, моя юбка задралась до. самой талии, а трусики болтались где-то в районе коленей. Джереми расстегнул мой лифчик и поигрывал сосками моих грудей. При этом он ни на мгновение не отрывался от моих губ. Господи, до чего же он был хорош!
В конце концов не выдержала я. Оттолкнула его и принялась ловить ртом воздух.
— Ф-фу! Ну ты даешь, Джереми!
Но, заглянув в его глаза, никакого Джереми я не увидела. Джереми Бакстер растворился, и на его месте был настоящий компьютерный гений, одержимый, с горящим взглядом. И он всеми фибрами жаждал меня. Это было ясно без слов.
— Боже, как я тебя хочу! — прошептал он, подтверждая мою догадку. — Я мечтаю запустить зубы в твои упругие грудки, хочу рвать и терзать твою нежную плоть…
Прозвучало это довольно зловеще, но Джереми, наверное, решил, что меня это возбуждает, и я кивнула, соглашаясь.
— Я хочу испить нектар из чаши твоей потаенной страсти… — простонал он.
На мгновение мне в голову закралось подозрение, что он имеет в виду оральный секс. Метафоры Джереми были несколько странными, но на всякий случай я вновь кивнула.
— Хочу устроить ночь любви и страсти, — бормотал Джереми. — Настоящую вакханалию, которая навсегда останется в нашей памяти. И у тебя здесь, в родном Бриндлшеме, и у меня, в холоде нескончаемой варшавской зимы.
— О, Джереми! — пролепетала я, растроганная до глубины души.
— Позволь мне овладеть тобой, Элисон. Позволь увлечь в сад внеземных наслаждений, чтобы посреди райских кущ вкусить твоего запретного яблочка.
А ведь я никогда не подозревала, какая тонкая, поэтическая натура скрывалась за безупречным обликом Джереми. Я таяла, словно церковная свечка. И стыдно признаться, но я начинала ощущать себя героиней разнузданного романа, который Эмма прятала под кроватью. Груди мои пылали огнем, а лоно стало мокрее свежевымытой медузы.
— Послушай, Джереми, — робко промолвила я, когда он метко швырнул мои пурпурные трусики на вешалку и они повисли на крючке, — может, все-таки в спальню переберемся? — Я панически боялась, что откроется дверь и войдут Эмма с доктором Мартином. Или еще кто-нибудь.
— С тобой, принцесса, я готов хоть на край света пойти, — мгновенно откликнулся Джереми. С этими словами он подхватил меня на руки и легко, словно пушинку (хороша пушинка, фунтов сто пятьдесят!), перенес в спальню и опустил на кровать, где мы еще недавно предавались любви с Дэвидом Уитвортом.
Поразительно, но сознание того, что мы с Джереми развратничаем на той же самой простыне, которую я так и не сменила после поспешного бегства Дэвида, лишь увеличивало мое наслаждение.
В этом пабе очень трепетно относились к завсегдатаям. У постоянных посетителей были не только свои кружки, но даже свои стулья, занять один из которых мог разве что круглый болван. Теперь трудно вообразить, что когда-то в «Форели» тусовалась вся бриндлшемская молодежь. Помню, в восемьдесят девятом году ничего не стоило убедить одноглазого бармена, что библиотечные формуляры учениц седьмого класса — это не что иное, как свидетельства о достижении совершеннолетия, которые усердно внедряла местная мэрия.
— Да, в свое время и я сюда захаживал, — сказал Джереми, когда мы с ним расположились за столом у камина (это место недавно освободилось — умер самый почтенный завсегдатай). — А вот в «Ротонде» я почему-то всегда ощущал себя не в своей тарелке. Вся эта хипня не по мне. Здесь же собирались отщепенцы и неудачники.
— Я бы не сказала, — возразила я. — Мы, девушки из «хипни», даже заглядывать сюда не отваживались. Вандалы, рокеры, металлисты тут так и кишели. И выглядели они весьма угрожающе. Особенно девицы.
— И вот это самое забавное, — рассмеялся Джереми. — Бьюсь об заклад, что любой из этих парней, затянутых в черную кожу и с серьгой в виде черепа со скрещенными костями, либо вегетарианец, либо библиотекарь, либо еще кто-то в этом роде. Пойми, это лишь самозащита, Эли. Многие просто хотят казаться круче, чем есть на самом деле.
— Боюсь, это слишком сложно для моих куриных мозгов, — вздохнула я.
— Между прочим, помнится, один раз я и тебя здесь видел, — продолжил Джереми. — На тебе было короткое зеленое платье с глубоким круглым декольте.
— Да, это платье я помню, — засмеялась я. — Мне то и дело приходилось его одергивать, чтобы трусики не вылезали. И все равно удивительно, что ты это запомнил.
— Такое невозможно забыть. В тот вечер ты выглядела просто сногсшибательно. Я даже подумывал о том, чтобы подойти и представиться. Но побоялся, что ты меня не вспомнишь или просто не захочешь со мной разговаривать. К тому же с тобой был урод, который вечно за тобой таскался.
— Урод? — недоуменно переспросила я. — А, ты, наверное, про Стью Чайверса говоришь.
— Точно. Что ты в нем нашла, хотел бы я знать?
Я и сама этого не помнила. И все же попыталась объяснить:
— Трудно сказать. Он был старше меня и разъезжал на «воксхолле», тогда как остальные мои знакомые ребята еще на великах катались.
— Понятно. — Джереми рассмеялся и взглянул на часы. — Ну что, мисс, поехали?
— Куда? — встрепенулась я. Под ложечкой тревожно засосало. Неужели Джереми пытается меня соблазнить?
— Карета ждет, принцесса. Хотя и не «воксхолл», а всего лишь «рено». Давай прошвырнемся с ветерком.
Прошвырнувшись с ветерком, мы завернули в гриль-бар «Кейт».
— Ты уж прости нас, что мы себя так вели, когда ты приехал на юбилей к моим родителям, — сказала я, выковыривая из зубов застрявшее волокно жареного цыпленка. — Ты, видно, решил, что мы полные идиотки.
— Ничего страшного, — с улыбкой сказал Джереми. — Мне даже лестно, что я настолько изменился. Представляю, каким балбесом я тебе казался раньше. Я и сам несказанно рад, что у меня хватило силы воли, чтобы изменить внешность.
Я не поверила своим ушам.
— Как, ты сделал пластическую операцию? — пропищала я.
— Нет, — со смехом ответил Джереми. — Но я месяцами не вылезал из тренажерных залов.
— Как, только и всего? — изумилась я. — И ты настолько изменился? Мне бы такую волю!
— Но и ты стала совсем другой, Эли, — промолвил Джереми, внимательно глядя на меня.
Душа моя ушла в пятки. Я почувствовала, что краска заливает щеки.
— В… каком смысле?
— Ты просто дьявольски похорошела, — с расстановкой произнес он. — Мог ли кто-нибудь ожидать, что тощенькая и мосластая девчонка-сорванец превратится в столь прекрасную женщину? Да еще с такими соблазнительными… формами, — добавил он, чуть помолчав. И изобразил руками подобие балалайки.
Я покраснела как вареный рак.
— Джереми… — только и выдавила я.
— Обожаю женщин с роскошными формами, — продолжил он, словно не замечая моего смятения. — В наши дни женщины так изводят себя диетами, что добровольно лишают свои фигуры тех прелестей, которые больше всего привлекают мужчин. Я рад, что ты не из их числа. Ты — само совершенство.
Я поблагодарила Бога, что в машине темно. Щеки и шея так пылали, что я начала обмахиваться ладонью.
— Джереми, — сказала я, натужно смеясь, — если бы я не знала тебя с детства, то могла бы подумать, что ты пытаешься меня соблазнить.
— Слава Богу! — с чувством воскликнул он. — А то я уже начал опасаться, что ты никогда этого не поймешь!
— Что ты несешь? — переспросила я, думая, что ослышалась.
— Я пытаюсь соблазнить тебя с той самой минуты, как увидел на пороге дома твоих родителей. И только молился, чтобы судьба снова свела нас до того, как мне придется уехать в Варшаву.
— Джереми… я…
— Только не говори ничего, Эли. Прежде чем ты начнешь читать мне мораль, я сам хочу сказать тебе кое-что. Я знаю, что ты порвала со своим женихом, и прекрасно понимаю: рана еще слишком свежа. Однако мне бы очень хотелось до отъезда встретиться с тобой еще хотя бы разок.
Я потеряла дар речи. В голову полезли дурацкие мысли. Кто мог напеть ему про Дэвида? Мамочка, конечно, сомнений не было. Вопрос лишь в том, выложила ли она ему все по своей инициативе или Джереми сам спросил.
— Давай хотя бы просто посидим где-нибудь, — настаивал Джереми. — Кофейку попьем.
Неужели он и в самом деле хотел пригласить меня на свидание? Или просто сочувствовал?
— Но ведь мы только что пили кофе, — напомнила я.
— Совсем чуть-чуть. Может, к себе меня пригласишь? Не бойся, я уйду по первому твоему требованию.
По моему требованию? Да будь на то моя воля, я бы его на шаг от себя не отпустила. Ни теперь, ни когда-либо. Чисто машинально я приподняла голову, проверяя, не горит ли свет в наших окнах. Нет, Эммы, судя по всему, дома не было. Вероятно, встреча моей подруги с доктором Мартином затянулась.
— Хорошо, — согласилась я. — Пойдем.
— Прелестная квартирка, — сказал Джереми, когда я провела его в гостиную, на мой взгляд, больше напоминавшую хлев.
— Не вешай мне лапшу на уши, — строго предупредила я. — В противном случае я подумаю, что все сказанное тобой до сих пор тоже вранье. Чай или кофе?
— Кофе. Чаи пусть старушки в богадельнях гоняют.
— А вот я буду чай. С ромашкой, между прочим.
— Почему? — Джереми даже не пытался скрыть удивления. — Меня от него в сон клонит.
— Вот именно. Родители завтра ждут меня к обеду.
— Если у тебя будет уважительная причина, они поймут.
— Что ты имеешь в виду? — с подозрением спросила я.
— Как что? Встречу с человеком, которого любила в детстве, конечно.
— Любила в детстве? — воскликнула я. — С каких это пор, Джереми Бакстер, ты вообразил, что я тебя любила?
— С семьдесят девятого года, Эли. Или ты забыла, как в День святого Валентина пообещала стать моей навеки? Тогда я имел глупость отклонить твое замечательное предложение, но с тех пор много воды утекло, и я успел передумать.
И тут я, хлопнув себя по лбу, вспомнила. Ведь и правда в День святого Валентина я просунула открытку под забор в том самом месте, где мы с Джереми обычно обменивались подушечками жевательной резинки. Это было задолго до того, как худшим из смертных грехов в глазах родителей стало мое тайное покуривание. А жвачку мне не дозволялось ни жевать, ни тем более надувать из опасения, что я проглочу ее и задохнусь. А вот беспечные родители Джереми не отказывали ребенку в этом удовольствии.
— Ты тогда разбил мое сердце, — сказала я с притворной укоризной. — Не знаю, право, стоит ли давать тебе возможность искупить свой грех.
— Но ведь я был еще совсем ребенок! — горячо запротестовал Джереми. — А потом, когда мы перешли в среднюю школу, ты сама со мной не водилась. Куда мне было тягаться с твоими ухажерами? Со Стейси Митчеллом, например. Или с Дарреном Эплфилдом. Как, кстати, сложились их судьбы?
— Даррен — завскладом «Сейфуэя», а Стейси женат. У них то ли двое, то ли трое детей и собака породы лабрадор.
Джереми рассмеялся.
— Интересно, ты по-прежнему считаешь, что мне далеко до Даррена? — спросил он.
— Твой вопрос не совсем корректен, — с напускной серьезностью ответила я. — Во-первых, я его сто лет не видела, а во-вторых, ты, как утверждают, компьютерный гений.
— Ты права, — кивнул Джереми, опрокидывая меня на софу. — Не трепыхайся, — строго сказал он. — Я требую обещанную награду. С четырнадцатого февраля семьдесят девятого года жду.
— Джереми!
Не успела я придумать подходящее возмущенное восклицание, как он впился в мои губы жадным поцелуем. Когда его язык змейкой проскользнул в мой рот, а рука прокралась за вырез отвратительной блузки горчичного цвета, одолженной у Эммы, я покорилась. Я окончательно забыла прыщавого подростка, который в свое время напугал меня, продемонстрировав банку живых пиявок и дождевых червей, и расслабилась в объятиях нового Джереми Бакстера.
Вскоре мы уже лежали на софе, моя юбка задралась до. самой талии, а трусики болтались где-то в районе коленей. Джереми расстегнул мой лифчик и поигрывал сосками моих грудей. При этом он ни на мгновение не отрывался от моих губ. Господи, до чего же он был хорош!
В конце концов не выдержала я. Оттолкнула его и принялась ловить ртом воздух.
— Ф-фу! Ну ты даешь, Джереми!
Но, заглянув в его глаза, никакого Джереми я не увидела. Джереми Бакстер растворился, и на его месте был настоящий компьютерный гений, одержимый, с горящим взглядом. И он всеми фибрами жаждал меня. Это было ясно без слов.
— Боже, как я тебя хочу! — прошептал он, подтверждая мою догадку. — Я мечтаю запустить зубы в твои упругие грудки, хочу рвать и терзать твою нежную плоть…
Прозвучало это довольно зловеще, но Джереми, наверное, решил, что меня это возбуждает, и я кивнула, соглашаясь.
— Я хочу испить нектар из чаши твоей потаенной страсти… — простонал он.
На мгновение мне в голову закралось подозрение, что он имеет в виду оральный секс. Метафоры Джереми были несколько странными, но на всякий случай я вновь кивнула.
— Хочу устроить ночь любви и страсти, — бормотал Джереми. — Настоящую вакханалию, которая навсегда останется в нашей памяти. И у тебя здесь, в родном Бриндлшеме, и у меня, в холоде нескончаемой варшавской зимы.
— О, Джереми! — пролепетала я, растроганная до глубины души.
— Позволь мне овладеть тобой, Элисон. Позволь увлечь в сад внеземных наслаждений, чтобы посреди райских кущ вкусить твоего запретного яблочка.
А ведь я никогда не подозревала, какая тонкая, поэтическая натура скрывалась за безупречным обликом Джереми. Я таяла, словно церковная свечка. И стыдно признаться, но я начинала ощущать себя героиней разнузданного романа, который Эмма прятала под кроватью. Груди мои пылали огнем, а лоно стало мокрее свежевымытой медузы.
— Послушай, Джереми, — робко промолвила я, когда он метко швырнул мои пурпурные трусики на вешалку и они повисли на крючке, — может, все-таки в спальню переберемся? — Я панически боялась, что откроется дверь и войдут Эмма с доктором Мартином. Или еще кто-нибудь.
— С тобой, принцесса, я готов хоть на край света пойти, — мгновенно откликнулся Джереми. С этими словами он подхватил меня на руки и легко, словно пушинку (хороша пушинка, фунтов сто пятьдесят!), перенес в спальню и опустил на кровать, где мы еще недавно предавались любви с Дэвидом Уитвортом.
Поразительно, но сознание того, что мы с Джереми развратничаем на той же самой простыне, которую я так и не сменила после поспешного бегства Дэвида, лишь увеличивало мое наслаждение.
Глава 16
Говорят, лучший секс тот, о котором впоследствии можно вспоминать со смехом. Так вот, не успел Джереми улечься на мою кровать, как с диким воплем спрыгнул с нее.
— Аа-пчхи! — Он чихнул так оглушительно, что тут же принялся проверять, не потерял ли контактные линзы. — Аа-пчхи-ыы! Аа-пчхи-чхоу!
Прислонившись спиной к стене, он начал судорожно тереть глаза.
— Что случилось? — испуганно вскричала я, прижимая к груди пуховое одеяло.
— Эли, у тебя в доме кошка, да? — чуть не плача, спросил Джереми.
— Да, — ответила я. — Вернее, кот. Пушистик. Надеюсь, ты не страдаешь аллергией на кошачью шерсть?
— Еще как страдаю, — выдавил Джереми. — От одного волоска у меня потом все тело сыпью покрывается.
— Господи! — Я в ужасе всплеснула руками.
— Наверное, чертов кот на твоей кровати валялся, — предположил Джереми, глядя на одеяло с таким страхом, будто оно кишело клопами.
— Увы, да, — призналась я. — Это его любимое место. Но если хочешь, я могу вытрясти одеяло.
— Нет, Эли, боюсь, это не поможет, — горестно сказал Джереми. — Ночью у меня отекает горло, и я начинаю задыхаться. Мне и сейчас уже воздуха не хватает.
— Боже мой! — Я всплеснула руками. — Ты задыхаешься! Что же делать?
Джереми распахнул окно и, свесившись за подоконник, принялся беспомощно ловить ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба.
— К сожалению, ко мне сейчас нельзя, — промолвил Джереми, чуть отдышавшись. — Мама этого не одобрит, хотя мне уже двадцать шесть с половиной.
— Аа-пчхи! — Он чихнул так оглушительно, что тут же принялся проверять, не потерял ли контактные линзы. — Аа-пчхи-ыы! Аа-пчхи-чхоу!
Прислонившись спиной к стене, он начал судорожно тереть глаза.
— Что случилось? — испуганно вскричала я, прижимая к груди пуховое одеяло.
— Эли, у тебя в доме кошка, да? — чуть не плача, спросил Джереми.
— Да, — ответила я. — Вернее, кот. Пушистик. Надеюсь, ты не страдаешь аллергией на кошачью шерсть?
— Еще как страдаю, — выдавил Джереми. — От одного волоска у меня потом все тело сыпью покрывается.
— Господи! — Я в ужасе всплеснула руками.
— Наверное, чертов кот на твоей кровати валялся, — предположил Джереми, глядя на одеяло с таким страхом, будто оно кишело клопами.
— Увы, да, — призналась я. — Это его любимое место. Но если хочешь, я могу вытрясти одеяло.
— Нет, Эли, боюсь, это не поможет, — горестно сказал Джереми. — Ночью у меня отекает горло, и я начинаю задыхаться. Мне и сейчас уже воздуха не хватает.
— Боже мой! — Я всплеснула руками. — Ты задыхаешься! Что же делать?
Джереми распахнул окно и, свесившись за подоконник, принялся беспомощно ловить ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба.
— К сожалению, ко мне сейчас нельзя, — промолвил Джереми, чуть отдышавшись. — Мама этого не одобрит, хотя мне уже двадцать шесть с половиной.