Страница:
— А я исполнил бы твою просьбу.
Римо отвернулся и уставился в окно.
— Чудесно. Просто замечательно!
Воцарилось тягостное молчание.
— С чего это ты вдруг заговорил о сумо? — спустя какое-то время поинтересовался ученик.
Чиун что-то замурлыкал себе под нос — точь-в-точь довольно урчащая кошка. Но, прислушавшись, Римо уловил другое: «Я знаю то, чего ты не знаешь». Впрочем, он вдруг засомневался, а потому молчал всю оставшуюся часть пути.
И лишь в самом конце спросил:
— А что, для меня так важно знать историю возникновения сумо?
— Как сказать, — рассеянно ответил Чиун.
— Я должен встретиться с сумо?
— Может быть.
Римо с важным видом сложил руки на груди.
— Что ж, остается только пожалеть того сумо, который попадется мне под горячую руку. Пусть только попробует сунуться или надерзить! Буду гонять его по улице до тех пор, пока вес жиры не растрясет!
— Сумо не дерзят, — заметил учитель.
— Тем лучше для них.
— Они вообще очень вежливые и воспитанные люди. У них масса достоинств.
— Достоинств?
Чиун кивнул.
— Именно.
— Что ж, тогда — да здравствуют сумо! — с иронией воскликнул Римо.
Посреди двора находилось нечто вроде круга из глины. Над ним колыхался тент — тоже в синтаистском стиле, — чтобы защитить от листьев и грязи.
Окна дома были зашторены, но оттуда лился золотисто-янтарный свет.
— Что это? — спросил Римо, громко втягивая ноздрями свежий, слабо пахнущий вишневым цветом воздух.
— Ринг, на котором тебе предстоит сразиться с грозным соперником.
— Каким соперником? — удивился ученик, озираясь по сторонам.
И вдруг заметил, как на штору упала чья-то огромная, размером со слоненка, тень.
— Похоже, это и есть сумо, — растерянно пробормотал Римо.
Окно распахнулось, штора отдернулась, и во двор шагнула громадная розовая туша. Совершенно голый человек, если не считать набедренной повязки с хвостом. Больше всего он походил на перекормленного младенца, выросшего из всех памперсов.
— Быстро говори мне, какова история возникновения сумо!.. — шепнул Римо Чиуну.
— Слишком поздно. Лучше я расскажу тебе об основных приемах и правилах этого вида борьбы.
— Выкладывай.
— Ты сходишься с противником на ринге из глины. Наносить удары плотно сжатым кулаком и ниже пояса запрещается.
— Понял.
— Ты не имеешь права травмировать или убивать противника.
— А этому жирному младенцу правила известны?
— Через секунду сам узнаешь.
— Замечательно.
— Победителем считается тот, кто вытолкнул соперника из круга. Или же, если он, соперник, коснется глиняного пола любой частью своего тела, кроме босых ступней.
— Но я-то не босой, — возразил Римо.
— Снимай туфли. И рубашку тоже.
Ученик разделся до пояса, скинул туфли и жалобно протянул:
— Что-то последнее время мне слишком часто приходится снимать туфли.
— Я не раз тебе повторял, что это очень неудобная обувь. Сандалии куда лучше.
— Но я привык к туфлям!
Из широкого рукава кимоно Чиун извлек маленький стеклянный пузырек. И под терпеливым взглядом гиганта борца, напоминавшего невозмутимого Будду, стал посыпать ринг каким-то белым порошком.
— Что ты делаешь? — поинтересовался Римо, краем глаза косясь на сумо.
— Освящаю ринг солью.
— Так я и думал. Очень похоже на солонку типа тех, что стоят на столиках в ресторанах.
— Не волнуйся, там ее не хватятся, — закончив свое дело, заметил Чиун. — Вот теперь можешь встречаться с противником.
Римо шагнул в круг, ощущая босыми ступнями прохладу чуть влажной глины.
Гигант сумо осмотрел его с ног до головы и скривился. Затем отвесил поклон — едва заметный, в десять градусов.
Римо ответил ему точно таким же и сказал:
— Постараюсь вас не задерживать.
— Это мне подходит, костлявый, — проворчал в ответ сумо.
— Вы говорите по-английски?
— Можете подать на меня в суд.
— Не понял?
— Да ладно, шутка. Сосуми — не настоящее мое имя. Я американец, как и ты, куриная лапка. Родился в Оаху на Гавайях. Окончил школу сумо. И сейчас сожру тебя с потрохами.
— Посмотрим.
И тут с неожиданной прытью гигант метнулся навстречу противнику. И не успел Римо ахнуть, как оказался в его медвежьих объятиях.
Он сразу же скользнул вниз, по трясущимся складкам живота Сосуми, и, выпрямив два пальца, ткнул ими гиганта в потную подмышечную впадину, туда, где находился нервный узел.
Но пальцы буквально утонули в толстом слое жира, пришлось отдернуть руку. Римо едва успел увернуться — не то сумо навалился бы на него всей своей тяжестью.
Казалось, что гигант, потеряв равновесие, вот-вот упадет, но этого не случилось. Сосуми лишь усмехнулся и схватил Римо своими громадными толстыми ручищами за плечи. Ноги Римо оторвались от земли. Он взвился в воздух, пролетел метра два, упал за пределами ринга и тут же вскочил — целый и невредимый.
Перед ним вырос мастер Синанджу.
— Значит, я проиграл, да? — спросил его ученик.
— Пока нет. Но дело твое, можешь и сдаться. Осталось два падения из трех возможных.
— Ладно, — ответил Римо и бросился на ринг.
Сумо тотчас топнул одной ногой. Ринг содрогнулся. Потом топнул другой и, пригнувшись, занял оборонительную позицию.
— А ну-ка, возьми меня, костлявый!
— В любой момент, жирный!
Откуда-то из-за ринга донесся голос мастера Синанджу:
— В ранний период правления династии Хризантемы один японский сёгун[26], ревнующий ко все возрастающей славе Дома Синанджу и неспособный выведать наши секреты, решил создать непобедимую армию, которая смогла бы защитить его от любого соперника. Назвали этих воинов сумо.
— Впервые слышу, — проговорил Сосуми.
— Историю пишут победители, — заметил Чиун.
Тем временем Римо кружил и кружил возле противника. Но сумо словно прирос к месту. Видимо, хотел, чтобы Римо нанес удар первым.
— Однако вскоре сёгун понял, что любое оружие, любой самурай или ниндзя бессильны против Синанджу, — ровным, бесцветным голосом продолжил кореец.
Рука, широкая, словно сиденье кресла, взметнулась вверх и попыталась ухватить Римо. Тот легко увернулся. И все-таки сумо просто поражал своим проворством и подвижностью.
— Сёгун понял, что по быстроте реакции никто и ничто не может сравниться с Синанджу. Впрочем, по ловкости и мастерству — тоже. И вот созвал он всех своих советников, и стали они думать, как защититься от Синанджу.
Римо примерился, сощурившись, взглянул на колышущийся живот и нанес противнику удар по почкам ребром ладони.
— И изобрели-таки оружие, которое надежно защищало от любого удара и приема Синанджу, — продолжил мастер.
Ладонь Римо врезалась во что-то мягкое и отскочила в сторону. Сумо злобно расхохотался.
— И штука эта называется жир, — закончил Чиун.
Римо попробовал нанести удар в солнечное сплетение. Приблизился и, словно паровой молот, забарабанил по жирному животу Сосуми костяшками пальцев.
— Жир, как обнаружил сёгун, прекрасно защищает от ударов, которые при его отсутствии могли бы полностью парализовать нервную систему или переломать кости...
Живот сумо так и заколыхался розовыми жировыми волнами. Сосуми рассмеялся низким, утробным смехом, исходившим, казалось, из самой глубины его необъятного брюха. В том месте, куда бил противник, появилась красная отметина, словно на коже высыпала сыпь. Но, судя по всему, и только.
— Поскольку жир принимает весь удар на себя и отталкивает руку.
— Сам вижу, черт подери, — проворчал Римо. Его уже охватило отчаяние.
— Что, не ожидал, костлявый? — расхохотался сумо. — Это тебе не кино про кунг-фу! Такого крупного парня, как я, тебе никогда не одолеть. Короче, не просто, ох как не просто!..
— Заткнись!
— Думаешь, как я таким стал, а?
— Жирным, тупым и самодовольным?
— Я — ёкодзуна! А это значит — великий чемпион! Я первый американец, которому удалось завоевать такой титул.
Мастер Синанджу тем временем продолжал свою историю:
— И вот сёгун окружил себя людьми-гигантами, под, ногами которых дрожала земля. И разослал во все концы гонцов. Мастерам Синанджу предлагалось сразиться с одним из его великанов, если, конечно, кто-нибудь осмелится.
Римо разглядывал ноги противника — толстые, как пни старого дерева.
— А что там в правилах говорится о подножке?
— Подножка запрещена, — ответил Чиун.
Сумо усмехнулся. Улыбка походила на радиатор грузовика «Мак тракс»[27].
— Ты должен обхватить меня за талию и попытаться вытолкнуть с ринга, — произнес он. — Жаль правда, что у тебя нет подъемного крана.
— И вот в Японию прибыл мастер Йовин. Он решил принять вызов, — снова заговорил Чиун. — Ночью он попробовал пробраться в спальню сёгуна, но его остановила стена живой плоти. Он наносил удар один страшнее другого, но стена из сумо не дрогнула. Сёгун же, лежа в своей постели в полной безопасности, лишь злорадно посмеивался.
Отступив, Римо весь подобрался, мышцы его напряглись и словно окаменели. Вздохнув полной грудью, он прыгнул и двумя руками ударил в широкую грудь сумо.
Тот дрогнул. Отступил на шаг-другой и... снова остановился, футах в пяти от края ринга. Затем оправился и, пригнув круглую, словно пушечное ядро, голову, бросился на Римо.
Тот резко отпрянул, соперников теперь разделял какой-то шаг. Почувствовав под правой ступней гравий, он, не сходя с места, взвился в воздух.
Подпрыгнув, Римо перелетел над головой Сосуми, извернулся и изо всей силы пнул его по розовой потной спине.
Сосуми прогнулся, словно гигантская секвойя под порывом урагана. Корпус какое-то время находился за пределами ринга, однако ноги его точно приросли к глине, и он устоял. С рычанием и пыхтением, борец сумо медленно выпрямился.
Римо молча наблюдал за этими его усилиями. Вот он снова лицом к лицу с противником.
— Я тебе за это задницу надеру, — проворчал Сосуми.
— Ну а пнуть-то его как следует можно? — поинтересовался Римо.
— Пинать ниже пояса и выше шеи запрещено. Нельзя также наносить противнику увечащий его удар.
— Короче говоря, руки у меня связаны... — жалобно произнес ученик.
— Это значит лишь то, что я сказал, — ответил Чиун. — Не больше и не меньше.
— И значит, ты скоро распрощаешься со своей задницей! — ухмыльнулся Сосуми и занес свои мясистые лапы над головой Римо.
Не сводя взгляда с огромных ручищ, Римо уперся босыми ногами в глину. Да так, будто к месту прирос.
— По правилам, тот, кто коснется глины любой другой частью тела, кроме ступней, проигрывает, так? — уточнил Римо.
— Да, — кивнул Чиун.
— Тогда тебе конец, боров ты этакий! — выкрикнул Римо, сорвался с места и нанес молниеносный и сильный перекрестный удар. Сосуми почувствовал, как левая нога Римо угодила ему в правую руку, а правая — в левую.
Сумо дрогнул и отступил. Но всего на полшага, не больше. В глазах у него потемнело. Он часто заморгал и вскоре полностью пришел в себя.
— Ха! — воскликнул он. — Если это лучший твой удар...
— Ты проиграл, — объявил мастер Синанджу.
— Что? О чем ты?
— Ты коснулся глины и проиграл этот раунд.
Сосуми суетливо завертел головой. С ринга он не сходил. Колени чистые. Он извернулся и глянул на свои почти голые ягодицы. Тоже чистые.
— Где? Где я коснулся глины? Каким таким местом? Покажи!
— Да ладонями, глупый! — отозвался кореец.
Сосуми разжал кулак, и складки жира на лице порозовели от стыда и гнева. Ладони были коричневыми от грязи.
— Это не считается! Он просто вытер свои грязные ноги о мои руки!
Римо усмехнулся.
— А теперь собираюсь вытереть о землю твою дурацкую физиономию!
Сумо затопал ногами, точно капризный ребенок, а потом, оглашая окрестности громовым ревом, заметался по рингу.
— Мы квиты, толстозадый! — крикнул Римо. И противники вновь принялись кружить друг против друга, словно звезды на небесной орбите.
— Сёгун мирно спал несколько недель, — опять завел шарманку Чиун.
Сосуми взревел, как бешеный бык, злобно сверкая глазами.
— Ну что, теперь уже не дерешь нос? — поддразнил борца Римо.
Сумо промолчал. Он явно собрался и сосредоточился. Затем вдруг присел на корточки и толстым пальцем поманил противника.
Тот методично кружил по рингу выискивая уязвимое место в обороне соперника. Удар ниже пояса запрещен. Удар кулаком — тоже. К тому же от него все равно мало проку. Сумо и не почувствует. Одарить по уязвимым щиколоткам и свалить, точно подрубленное дерево? Тоже нельзя. Сила мастеров Синанджу заключалась в умении нанести противнику быстрый смертоносный удар. Но на этой арене все лучшие приемы, которые знал Римо, запрещены.
Откуда-то издалека до его слуха донесся тоненький голосок Чиуна.
— Много ночей провел мастер Синанджу под открытым небом, любуясь звездами и неотступно размышляя о том, что нового врага, похоже, не одолеть даже с помощью самых искусных приемов...
Внезапно Римо пригнулся и нырнул между ног борца, тем самым застав его врасплох. Вынырнув с другой стороны, за спиной Сосуми, он попробовал применить довольно примитивный прием — схватил сумо за толстые лодыжки и толкнул. Тот не сдвинулся с места. Римо наклонился и удвоил усилия. И вот ноги сумо заскользили по влажной глине, но еле-еле.
Один дюйм. Второй... Третий...
Римо уже почти подтащил его к краю глиняного круга, как вдруг Сосуми резко нагнулся, просунул руки между ног и едва не ухватил соперника за запястья. Римо чудом удалось ускользнуть.
Сосуми, не меняя позы, осторожно отполз к центру ринга.
— Так можно и всю ночь провозиться, — проворчал Римо.
Из темноты донесся голос Чиуна:
— Ты — Синанджу! А он всего-навсего какой-то сумо. Жалеешь небось, что не упросил меня рассказать историю возникновения сумо?
— Да ты вроде бы рассказываешь...
— А рассказал бы раньше, счет не был бы равным. И ты бы не боялся опозорить меня перед этим мешком с внутренностями.
— Эй, подбирайте выражения! Я этого не люблю! — обиженно воскликнул Сосуми.
— Любишь — не любишь, придется слушать, — заключил Римо.
Сумо снова поманил его пальцем.
— Слух мой открыт даже малейшему намеку, папочка! — крикнул ученик.
И мастер Синанджу продолжил сказку.
— Мастер Йовин долго размышлял и пришел к выводу, что раз удары по жиру не приносят результата, надо сменить тактику.
— Да у него нет такого места, где бы не было жира, у этого борова! — воскликнул Римо.
— Мамочке своей расскажи, — проворчал Сосуми.
Тогда Римо крикнул Чиуну:
— А как насчет прозрачного намека, а?
— Сам подумай.
— Может, в глаза ударить?
— Только сунься! — рыкнул Сосуми. — Голову оторву! А потом надую в горло воздуха. Буду дуть до тех пор, пока тело твое не раздуется, словно подушка!
— По глазам бить нельзя! — предупредил Чиун. — Но уже теплее...
— Теплее? — удивился Римо. И пристальнее вгляделся в широкую мясистую физиономию.
Лицо его тотчас расплылось в довольной улыбке, он грозно замахал руками.
Сосуми заморгал.
— И думать не смей! Знаю, куда ты метишь, — угрожающе проворчал сумо.
— Ладно, давай, пошевеливайся. Не возиться же мне с тобой всю ночь!
— Глаза трогать запрещается!
Римо все ходил и ходил по кругу, примериваясь и изучающе поглядывая на борца.
— На сей раз я намерен пригвоздить к земле твою широкую задницу, — пригрозил белый мастер. — Никаких выталкивании за круг, ничего подобного!
На высоком лбу Сосуми выступили крупные капли пота. По толстым щекам побежали первые струйки. Узелок волос на макушке, смазанный маслом из льняного семени, растрепался и съехал набок.
Подняв правую руку, Римо выставил вперед два пальца и, точно вилку, метнул их в соперника.
Сосуми увидел, как прямо в лицо ему движутся сильные растопыренные пальцы, похожие на две розовые стрелы, и сделал единственно возможный в таких случаях жест, чтобы защититься. Он инстинктивно прикрыл глаза ладонями.
И так и не понял толком, что же произошло. Сделав отвлекающий маневр, Римо ударил его ребром ладони по переносице. Вой, который издал при этом сумо, был сравним разве что с трубным ревом раненого слона.
А потом Сосуми, он же Говяжья Бомба-сан, повалился набок и шлепнулся со смачным чмоканьем, подобно губам кита при поцелуе.
— Ну вот и все, малыш, — сказал Римо, гордо взирая на трепыхавшуюся, словно студень, гору плоти. Затем обернулся к мастеру Синанджу. Тот отвесил ему низкий поклон — на все сорок пять градусов. Ученик ответил тем же. — Так поступил мастер Йовин? — спросил он.
— Нет — ответил Чиун, шагая рядом с учеником к воротам. — Йовин использовал убийственную силу своих ногтей, выцарапав сумо глаза. Ибо что пользы от этой стены живой плоти, когда они, ослепнув, стали метаться, сталкиваться и налетать друг на друга? Воспользовавшись этим, мастер Синанджу тихонько прокрался к спящему сёгуну и перерезал ему горло.
Римо чуть слышно хмыкнул.
Глава 14
Римо отвернулся и уставился в окно.
— Чудесно. Просто замечательно!
Воцарилось тягостное молчание.
— С чего это ты вдруг заговорил о сумо? — спустя какое-то время поинтересовался ученик.
Чиун что-то замурлыкал себе под нос — точь-в-точь довольно урчащая кошка. Но, прислушавшись, Римо уловил другое: «Я знаю то, чего ты не знаешь». Впрочем, он вдруг засомневался, а потому молчал всю оставшуюся часть пути.
И лишь в самом конце спросил:
— А что, для меня так важно знать историю возникновения сумо?
— Как сказать, — рассеянно ответил Чиун.
— Я должен встретиться с сумо?
— Может быть.
Римо с важным видом сложил руки на груди.
— Что ж, остается только пожалеть того сумо, который попадется мне под горячую руку. Пусть только попробует сунуться или надерзить! Буду гонять его по улице до тех пор, пока вес жиры не растрясет!
— Сумо не дерзят, — заметил учитель.
— Тем лучше для них.
— Они вообще очень вежливые и воспитанные люди. У них масса достоинств.
— Достоинств?
Чиун кивнул.
— Именно.
— Что ж, тогда — да здравствуют сумо! — с иронией воскликнул Римо.
* * *
Машина подвезла их к большому дому в стиле синтаистского храма, выстроенному на склоне холма, и мастер Синанджу провел Римо через массивные ворота во двор, окруженный высокими каменными стенами, где корчились в неизбывной агония карликовые деревца бонсай.Посреди двора находилось нечто вроде круга из глины. Над ним колыхался тент — тоже в синтаистском стиле, — чтобы защитить от листьев и грязи.
Окна дома были зашторены, но оттуда лился золотисто-янтарный свет.
— Что это? — спросил Римо, громко втягивая ноздрями свежий, слабо пахнущий вишневым цветом воздух.
— Ринг, на котором тебе предстоит сразиться с грозным соперником.
— Каким соперником? — удивился ученик, озираясь по сторонам.
И вдруг заметил, как на штору упала чья-то огромная, размером со слоненка, тень.
— Похоже, это и есть сумо, — растерянно пробормотал Римо.
Окно распахнулось, штора отдернулась, и во двор шагнула громадная розовая туша. Совершенно голый человек, если не считать набедренной повязки с хвостом. Больше всего он походил на перекормленного младенца, выросшего из всех памперсов.
— Быстро говори мне, какова история возникновения сумо!.. — шепнул Римо Чиуну.
— Слишком поздно. Лучше я расскажу тебе об основных приемах и правилах этого вида борьбы.
— Выкладывай.
— Ты сходишься с противником на ринге из глины. Наносить удары плотно сжатым кулаком и ниже пояса запрещается.
— Понял.
— Ты не имеешь права травмировать или убивать противника.
— А этому жирному младенцу правила известны?
— Через секунду сам узнаешь.
— Замечательно.
— Победителем считается тот, кто вытолкнул соперника из круга. Или же, если он, соперник, коснется глиняного пола любой частью своего тела, кроме босых ступней.
— Но я-то не босой, — возразил Римо.
— Снимай туфли. И рубашку тоже.
Ученик разделся до пояса, скинул туфли и жалобно протянул:
— Что-то последнее время мне слишком часто приходится снимать туфли.
— Я не раз тебе повторял, что это очень неудобная обувь. Сандалии куда лучше.
— Но я привык к туфлям!
Из широкого рукава кимоно Чиун извлек маленький стеклянный пузырек. И под терпеливым взглядом гиганта борца, напоминавшего невозмутимого Будду, стал посыпать ринг каким-то белым порошком.
— Что ты делаешь? — поинтересовался Римо, краем глаза косясь на сумо.
— Освящаю ринг солью.
— Так я и думал. Очень похоже на солонку типа тех, что стоят на столиках в ресторанах.
— Не волнуйся, там ее не хватятся, — закончив свое дело, заметил Чиун. — Вот теперь можешь встречаться с противником.
Римо шагнул в круг, ощущая босыми ступнями прохладу чуть влажной глины.
Гигант сумо осмотрел его с ног до головы и скривился. Затем отвесил поклон — едва заметный, в десять градусов.
Римо ответил ему точно таким же и сказал:
— Постараюсь вас не задерживать.
— Это мне подходит, костлявый, — проворчал в ответ сумо.
— Вы говорите по-английски?
— Можете подать на меня в суд.
— Не понял?
— Да ладно, шутка. Сосуми — не настоящее мое имя. Я американец, как и ты, куриная лапка. Родился в Оаху на Гавайях. Окончил школу сумо. И сейчас сожру тебя с потрохами.
— Посмотрим.
И тут с неожиданной прытью гигант метнулся навстречу противнику. И не успел Римо ахнуть, как оказался в его медвежьих объятиях.
Он сразу же скользнул вниз, по трясущимся складкам живота Сосуми, и, выпрямив два пальца, ткнул ими гиганта в потную подмышечную впадину, туда, где находился нервный узел.
Но пальцы буквально утонули в толстом слое жира, пришлось отдернуть руку. Римо едва успел увернуться — не то сумо навалился бы на него всей своей тяжестью.
Казалось, что гигант, потеряв равновесие, вот-вот упадет, но этого не случилось. Сосуми лишь усмехнулся и схватил Римо своими громадными толстыми ручищами за плечи. Ноги Римо оторвались от земли. Он взвился в воздух, пролетел метра два, упал за пределами ринга и тут же вскочил — целый и невредимый.
Перед ним вырос мастер Синанджу.
— Значит, я проиграл, да? — спросил его ученик.
— Пока нет. Но дело твое, можешь и сдаться. Осталось два падения из трех возможных.
— Ладно, — ответил Римо и бросился на ринг.
Сумо тотчас топнул одной ногой. Ринг содрогнулся. Потом топнул другой и, пригнувшись, занял оборонительную позицию.
— А ну-ка, возьми меня, костлявый!
— В любой момент, жирный!
Откуда-то из-за ринга донесся голос мастера Синанджу:
— В ранний период правления династии Хризантемы один японский сёгун[26], ревнующий ко все возрастающей славе Дома Синанджу и неспособный выведать наши секреты, решил создать непобедимую армию, которая смогла бы защитить его от любого соперника. Назвали этих воинов сумо.
— Впервые слышу, — проговорил Сосуми.
— Историю пишут победители, — заметил Чиун.
Тем временем Римо кружил и кружил возле противника. Но сумо словно прирос к месту. Видимо, хотел, чтобы Римо нанес удар первым.
— Однако вскоре сёгун понял, что любое оружие, любой самурай или ниндзя бессильны против Синанджу, — ровным, бесцветным голосом продолжил кореец.
Рука, широкая, словно сиденье кресла, взметнулась вверх и попыталась ухватить Римо. Тот легко увернулся. И все-таки сумо просто поражал своим проворством и подвижностью.
— Сёгун понял, что по быстроте реакции никто и ничто не может сравниться с Синанджу. Впрочем, по ловкости и мастерству — тоже. И вот созвал он всех своих советников, и стали они думать, как защититься от Синанджу.
Римо примерился, сощурившись, взглянул на колышущийся живот и нанес противнику удар по почкам ребром ладони.
— И изобрели-таки оружие, которое надежно защищало от любого удара и приема Синанджу, — продолжил мастер.
Ладонь Римо врезалась во что-то мягкое и отскочила в сторону. Сумо злобно расхохотался.
— И штука эта называется жир, — закончил Чиун.
Римо попробовал нанести удар в солнечное сплетение. Приблизился и, словно паровой молот, забарабанил по жирному животу Сосуми костяшками пальцев.
— Жир, как обнаружил сёгун, прекрасно защищает от ударов, которые при его отсутствии могли бы полностью парализовать нервную систему или переломать кости...
Живот сумо так и заколыхался розовыми жировыми волнами. Сосуми рассмеялся низким, утробным смехом, исходившим, казалось, из самой глубины его необъятного брюха. В том месте, куда бил противник, появилась красная отметина, словно на коже высыпала сыпь. Но, судя по всему, и только.
— Поскольку жир принимает весь удар на себя и отталкивает руку.
— Сам вижу, черт подери, — проворчал Римо. Его уже охватило отчаяние.
— Что, не ожидал, костлявый? — расхохотался сумо. — Это тебе не кино про кунг-фу! Такого крупного парня, как я, тебе никогда не одолеть. Короче, не просто, ох как не просто!..
— Заткнись!
— Думаешь, как я таким стал, а?
— Жирным, тупым и самодовольным?
— Я — ёкодзуна! А это значит — великий чемпион! Я первый американец, которому удалось завоевать такой титул.
Мастер Синанджу тем временем продолжал свою историю:
— И вот сёгун окружил себя людьми-гигантами, под, ногами которых дрожала земля. И разослал во все концы гонцов. Мастерам Синанджу предлагалось сразиться с одним из его великанов, если, конечно, кто-нибудь осмелится.
Римо разглядывал ноги противника — толстые, как пни старого дерева.
— А что там в правилах говорится о подножке?
— Подножка запрещена, — ответил Чиун.
Сумо усмехнулся. Улыбка походила на радиатор грузовика «Мак тракс»[27].
— Ты должен обхватить меня за талию и попытаться вытолкнуть с ринга, — произнес он. — Жаль правда, что у тебя нет подъемного крана.
— И вот в Японию прибыл мастер Йовин. Он решил принять вызов, — снова заговорил Чиун. — Ночью он попробовал пробраться в спальню сёгуна, но его остановила стена живой плоти. Он наносил удар один страшнее другого, но стена из сумо не дрогнула. Сёгун же, лежа в своей постели в полной безопасности, лишь злорадно посмеивался.
Отступив, Римо весь подобрался, мышцы его напряглись и словно окаменели. Вздохнув полной грудью, он прыгнул и двумя руками ударил в широкую грудь сумо.
Тот дрогнул. Отступил на шаг-другой и... снова остановился, футах в пяти от края ринга. Затем оправился и, пригнув круглую, словно пушечное ядро, голову, бросился на Римо.
Тот резко отпрянул, соперников теперь разделял какой-то шаг. Почувствовав под правой ступней гравий, он, не сходя с места, взвился в воздух.
Подпрыгнув, Римо перелетел над головой Сосуми, извернулся и изо всей силы пнул его по розовой потной спине.
Сосуми прогнулся, словно гигантская секвойя под порывом урагана. Корпус какое-то время находился за пределами ринга, однако ноги его точно приросли к глине, и он устоял. С рычанием и пыхтением, борец сумо медленно выпрямился.
Римо молча наблюдал за этими его усилиями. Вот он снова лицом к лицу с противником.
— Я тебе за это задницу надеру, — проворчал Сосуми.
— Ну а пнуть-то его как следует можно? — поинтересовался Римо.
— Пинать ниже пояса и выше шеи запрещено. Нельзя также наносить противнику увечащий его удар.
— Короче говоря, руки у меня связаны... — жалобно произнес ученик.
— Это значит лишь то, что я сказал, — ответил Чиун. — Не больше и не меньше.
— И значит, ты скоро распрощаешься со своей задницей! — ухмыльнулся Сосуми и занес свои мясистые лапы над головой Римо.
Не сводя взгляда с огромных ручищ, Римо уперся босыми ногами в глину. Да так, будто к месту прирос.
— По правилам, тот, кто коснется глины любой другой частью тела, кроме ступней, проигрывает, так? — уточнил Римо.
— Да, — кивнул Чиун.
— Тогда тебе конец, боров ты этакий! — выкрикнул Римо, сорвался с места и нанес молниеносный и сильный перекрестный удар. Сосуми почувствовал, как левая нога Римо угодила ему в правую руку, а правая — в левую.
Сумо дрогнул и отступил. Но всего на полшага, не больше. В глазах у него потемнело. Он часто заморгал и вскоре полностью пришел в себя.
— Ха! — воскликнул он. — Если это лучший твой удар...
— Ты проиграл, — объявил мастер Синанджу.
— Что? О чем ты?
— Ты коснулся глины и проиграл этот раунд.
Сосуми суетливо завертел головой. С ринга он не сходил. Колени чистые. Он извернулся и глянул на свои почти голые ягодицы. Тоже чистые.
— Где? Где я коснулся глины? Каким таким местом? Покажи!
— Да ладонями, глупый! — отозвался кореец.
Сосуми разжал кулак, и складки жира на лице порозовели от стыда и гнева. Ладони были коричневыми от грязи.
— Это не считается! Он просто вытер свои грязные ноги о мои руки!
Римо усмехнулся.
— А теперь собираюсь вытереть о землю твою дурацкую физиономию!
Сумо затопал ногами, точно капризный ребенок, а потом, оглашая окрестности громовым ревом, заметался по рингу.
— Мы квиты, толстозадый! — крикнул Римо. И противники вновь принялись кружить друг против друга, словно звезды на небесной орбите.
— Сёгун мирно спал несколько недель, — опять завел шарманку Чиун.
Сосуми взревел, как бешеный бык, злобно сверкая глазами.
— Ну что, теперь уже не дерешь нос? — поддразнил борца Римо.
Сумо промолчал. Он явно собрался и сосредоточился. Затем вдруг присел на корточки и толстым пальцем поманил противника.
Тот методично кружил по рингу выискивая уязвимое место в обороне соперника. Удар ниже пояса запрещен. Удар кулаком — тоже. К тому же от него все равно мало проку. Сумо и не почувствует. Одарить по уязвимым щиколоткам и свалить, точно подрубленное дерево? Тоже нельзя. Сила мастеров Синанджу заключалась в умении нанести противнику быстрый смертоносный удар. Но на этой арене все лучшие приемы, которые знал Римо, запрещены.
Откуда-то издалека до его слуха донесся тоненький голосок Чиуна.
— Много ночей провел мастер Синанджу под открытым небом, любуясь звездами и неотступно размышляя о том, что нового врага, похоже, не одолеть даже с помощью самых искусных приемов...
Внезапно Римо пригнулся и нырнул между ног борца, тем самым застав его врасплох. Вынырнув с другой стороны, за спиной Сосуми, он попробовал применить довольно примитивный прием — схватил сумо за толстые лодыжки и толкнул. Тот не сдвинулся с места. Римо наклонился и удвоил усилия. И вот ноги сумо заскользили по влажной глине, но еле-еле.
Один дюйм. Второй... Третий...
Римо уже почти подтащил его к краю глиняного круга, как вдруг Сосуми резко нагнулся, просунул руки между ног и едва не ухватил соперника за запястья. Римо чудом удалось ускользнуть.
Сосуми, не меняя позы, осторожно отполз к центру ринга.
— Так можно и всю ночь провозиться, — проворчал Римо.
Из темноты донесся голос Чиуна:
— Ты — Синанджу! А он всего-навсего какой-то сумо. Жалеешь небось, что не упросил меня рассказать историю возникновения сумо?
— Да ты вроде бы рассказываешь...
— А рассказал бы раньше, счет не был бы равным. И ты бы не боялся опозорить меня перед этим мешком с внутренностями.
— Эй, подбирайте выражения! Я этого не люблю! — обиженно воскликнул Сосуми.
— Любишь — не любишь, придется слушать, — заключил Римо.
Сумо снова поманил его пальцем.
— Слух мой открыт даже малейшему намеку, папочка! — крикнул ученик.
И мастер Синанджу продолжил сказку.
— Мастер Йовин долго размышлял и пришел к выводу, что раз удары по жиру не приносят результата, надо сменить тактику.
— Да у него нет такого места, где бы не было жира, у этого борова! — воскликнул Римо.
— Мамочке своей расскажи, — проворчал Сосуми.
Тогда Римо крикнул Чиуну:
— А как насчет прозрачного намека, а?
— Сам подумай.
— Может, в глаза ударить?
— Только сунься! — рыкнул Сосуми. — Голову оторву! А потом надую в горло воздуха. Буду дуть до тех пор, пока тело твое не раздуется, словно подушка!
— По глазам бить нельзя! — предупредил Чиун. — Но уже теплее...
— Теплее? — удивился Римо. И пристальнее вгляделся в широкую мясистую физиономию.
Лицо его тотчас расплылось в довольной улыбке, он грозно замахал руками.
Сосуми заморгал.
— И думать не смей! Знаю, куда ты метишь, — угрожающе проворчал сумо.
— Ладно, давай, пошевеливайся. Не возиться же мне с тобой всю ночь!
— Глаза трогать запрещается!
Римо все ходил и ходил по кругу, примериваясь и изучающе поглядывая на борца.
— На сей раз я намерен пригвоздить к земле твою широкую задницу, — пригрозил белый мастер. — Никаких выталкивании за круг, ничего подобного!
На высоком лбу Сосуми выступили крупные капли пота. По толстым щекам побежали первые струйки. Узелок волос на макушке, смазанный маслом из льняного семени, растрепался и съехал набок.
Подняв правую руку, Римо выставил вперед два пальца и, точно вилку, метнул их в соперника.
Сосуми увидел, как прямо в лицо ему движутся сильные растопыренные пальцы, похожие на две розовые стрелы, и сделал единственно возможный в таких случаях жест, чтобы защититься. Он инстинктивно прикрыл глаза ладонями.
И так и не понял толком, что же произошло. Сделав отвлекающий маневр, Римо ударил его ребром ладони по переносице. Вой, который издал при этом сумо, был сравним разве что с трубным ревом раненого слона.
А потом Сосуми, он же Говяжья Бомба-сан, повалился набок и шлепнулся со смачным чмоканьем, подобно губам кита при поцелуе.
— Ну вот и все, малыш, — сказал Римо, гордо взирая на трепыхавшуюся, словно студень, гору плоти. Затем обернулся к мастеру Синанджу. Тот отвесил ему низкий поклон — на все сорок пять градусов. Ученик ответил тем же. — Так поступил мастер Йовин? — спросил он.
— Нет — ответил Чиун, шагая рядом с учеником к воротам. — Йовин использовал убийственную силу своих ногтей, выцарапав сумо глаза. Ибо что пользы от этой стены живой плоти, когда они, ослепнув, стали метаться, сталкиваться и налетать друг на друга? Воспользовавшись этим, мастер Синанджу тихонько прокрался к спящему сёгуну и перерезал ему горло.
Римо чуть слышно хмыкнул.
Глава 14
Следуя рейсом Токио — Гонолулу, Римо смекнул, что, если притвориться спящим, он сможет уберечься от домогательства стюардесс авиакомпании «Джепэн Эр Лайн», одетых под гейш.
Впрочем, ему действительно хотелось спать. Он чувствовал такую жуткую усталость, словно без передышки прошел весь земной шар.
Когда самолет приземлился, стюардессы с поклонами проводили Римо к трапу. Увы, Римо не ответил им тем же, и последствия были весьма печальными. К самолету вызвали машины «скорой помощи», ибо обнаружилось, что отвергнутые японки в отчаянии пытались перерезать себе вены.
К счастью, на борту не было ни одного острого ножа, а потому девушки отделались лишь царапинами.
Впрочем, Римо с Чиуном так никогда и не узнали об этом. Да и до того ли им было? В здании аэровокзала, мурлыкая «алоха», их окружили гавайские девушки, и на шеях путешественников появились венки из сладко пахнущих розовых гвоздик и бело-желтых цветов имбиря.
Римо постарался как можно равнодушнее сказать «спасибо». В ответ девушки тут же предприняли попытку осыпать его поцелуями. Он с трудом увернулся от их настойчивых губ. Тогда красавицы сняли с себя венки и продемонстрировали свои пышные груди.
К такому зрелищу Римо не смог остаться равнодушным. Девушки ведь не являлись стюардессами, и он немного смягчился.
Кроме того, его теперь мучил один-единственный вопрос: доводилось ему когда-нибудь переспать с гавайкой или нет?
— А мы сюда надолго? — спросил он Чиуна.
Мастер Синанджу невозмутимо скользил мимо голых грудей и юбочек из травы и в общем-то не давал никакой воли рукам, но девушки почему-то стали притворно взвизгивать и натягивать юбочки на свои круглые ягодицы, словно он отвесил каждой по игривому шлепку.
— Шлюхи... — прошипел Чиун. — Бессовестные! Не смейте к нам приставать!
— Эй! — воскликнул Римо, следя за тем, как уплывают из его жизни раз и навсегда шесть пар пышных грудей. — А что, если мне попытаться заиметь от них наследника?
— Ты не будешь спать с этими бесстыжими женщинами, — проворчал учитель, упорно шагая к выходу.
Ученик нехотя следовал за ним.
— Откуда ты знаешь? Может, и буду, — ворчливо заметил он.
— Тогда придется удерживать в себе сперму, — хмыкнул мастер Синанджу.
— Что ж, ты вроде бы учил меня, как это делается.
Они вышли из аэровокзала и вдохнули влажный, пахнущий жасмином воздух Гонолулу.
— Ты не ответил на мой вопрос. Мы здесь надолго?
— Минут на десять. Максимум двадцать.
Римо нахмурился.
— Всего ничего.
— Вполне достаточно, — буркнул учитель и посигналил такси. Машина проехала мимо. Тогда Римо сунул два пальца в рот, громко свистнул, и машина тут же подкатила к обочине.
— Достаточно для чего? — с опаской спросил ученик, распахивая перед Чиун ом дверцу.
— Для того, чтобы раздобыть судно и отправиться на нем к месту назначения.
Римо захлопнул за собой дверцу. Такси сорвалось с места.
— А именно?
— А именно — лодку.
— Нет, я имею в виду, что за место назначения? Зачем нам лодка?
— Все в свое время. Слишком много вопросов задаешь, — огрызнулся мастер Синанджу и не произнес больше ни слова.
Они добрались до пристани, Чиун оставил Римо любоваться синими водами Тихого океана, а сам отправился на поиски лодки. Римо бродил по берегу, и вдруг внимание его привлек рекламный щит возле автобусной остановки.
На афише нового фильма был изображен человек с зеленым лицом, его пятнистое тело покрывали ветви с листьями и корни — росли, словно из пня. Фильм назывался «Возвращение Болотного Человека». Римо привлекло не столько странное лицо мужчины, сколько его глаза. Глубоко посаженные, карие, они смотрели так печально!
Взгляд их завораживал, оторваться не было никакой возможности. Куда бы ни отклонился зритель, Болотный Человек не сводил с него взгляда.
Вернулся Чиун.
— Я нашел подходящее судно.
Ученик не откликнулся.
— Куда ты смотришь? — поинтересовался учитель.
— Лицо на плакате... Такое впечатление, что человек на нем не сводит с меня глаз.
— Неужто твой отец?
— Что за шутки, Чиун!
— Впрочем, цвет кожи вызывает некоторые сомнения.
— При чем здесь кожа? У него совершенно необыкновенные глаза. — И Римо зачем-то приблизился к рекламному щиту.
Мастер Синанджу громко хлопнул в ладоши.
— Хватит! Идем!
Ученик резко отвернулся и зашагал за Чиуном. С причала Римо не увидел ничего, кроме ослепительно сверкающей на солнце океанской глади.
— Ну и где же она, твоя лодка? — спросил он.
— Посмотри вниз.
Римо опустил глаза и увидел маленькую гребную лодку. Весла в уключинах, две банки... И еще одно место — на корме.
— Кто будет грести?
— Тот, кто последним ступит на борт, — ответил учитель и легко, как перышко, перелетел на нос.
— Ладно, — проворчал Римо и сел на весла. — Куда плывем? — кисло осведомился он.
— На юг. И смотри, не столкнись с каким-нибудь крупным судном.
Римо взялся за весла.
— Столкнуться? Интересно! Да стоит нам наткнуться на любой предмет чуть больше бутылки из-под кока-колы, как мы тут же утонем.
— Не болтай, побереги лучше силы для гребли, — проворчал Чиун и расправил складки своего шелкового кимоно.
Вот и осталась позади бухта Мамала. Солнце уже клонилось к западу. И тут вдруг Римо осознал, что с тех пор, как они выехали из США, он потерял счет времени.
— И долго это будет продолжаться? — спросил он учителя.
— Пока не достигнем места назначения.
— Нет, я имел в виду, сколько еще продлится весь этот марафон?
— Это не марафон, а становление тебя как мастера.
— Ну и сколько оно еще продлится, это становление?
— Пока не достигнем цели.
Римо греб уже несколько часов подряд. Мастер Синанджу то и дело поглядывал на ночное небо и наконец взмахнул рукой.
— Суши весла! Мы на месте.
Римо огляделся по сторонам. Кругом простирался океан с черной, словно чернила, водой. Небо было сплошь усыпано крупными сверкающими звездами, серебристой полосой выделялся Млечный Путь.
— Откуда ты знаешь?
— Скажи лучше, что это за звезда? — вместо ответа спросил Чиун, указывая на самую яркую голубовато-белую звезду у него над головой.
— Вега.
Кореец недовольно скривился.
— Ха! А вон та? — Он указал на другую.
— Альтаир.
— И снова ошибся.
Римо, вывернув шею, уставился на небо, пытаясь сориентироваться. На ночном июльском небосводе особенно ярко горели две звезды.
— Вот Альтаир, а там — Вега, — повторил он.
Чиун печально вздохнул.
— Моему народу они известны под названием Кьон-у, или Пастух, и Чик-ньо, или Ткачиха. Они были любовниками, эти двое. А затем за лень и небрежение к труду их сослали на Серебряную реку, на противоположные берега. Так распорядился царь, отец Кьон-у. Говорят, седьмой день седьмой луны всегда начинается с маленького дождя, отмечающего очередной год разлуки Кьон-у и Чик-ньо.
Римо опустил голову.
— Прекрасно. И что мы, вернее, я, должны теперь делать?
— Ждать.
— Посреди этого дурацкого океана?
— Не нравится — греби, но только так, чтоб лодка плавала кругами.
— С другой стороны, — спохватился ученик, — можно и подождать. Отдохнуть по крайней мере.
Чиун расправил на коленях складки шелка.
— Хочешь спать — спи.
— Я не настолько устал. Да и вообще слишком много сплю последнее время. Опять же эти дурацкие сны!..
— От снов вреда нет, — осторожно заметил учитель.
— Я же сказал, мне не хочется спать. Просто посижу, отдохну немного.
Мастер Синанджу не ответил, а немигающим взором уставился на Римо. Сидел и смотрел ему прямо в глаза. Ученику ничего не оставалось, как, в свою очередь, смотреть на учителя. Впрочем, вскоре он не выдержал и отвел взгляд. А когда взглянул снова, оказалось, что мастер Синанджу по-прежнему смотрит на него, словно старая мудрая сова.
Впрочем, ему действительно хотелось спать. Он чувствовал такую жуткую усталость, словно без передышки прошел весь земной шар.
Когда самолет приземлился, стюардессы с поклонами проводили Римо к трапу. Увы, Римо не ответил им тем же, и последствия были весьма печальными. К самолету вызвали машины «скорой помощи», ибо обнаружилось, что отвергнутые японки в отчаянии пытались перерезать себе вены.
К счастью, на борту не было ни одного острого ножа, а потому девушки отделались лишь царапинами.
Впрочем, Римо с Чиуном так никогда и не узнали об этом. Да и до того ли им было? В здании аэровокзала, мурлыкая «алоха», их окружили гавайские девушки, и на шеях путешественников появились венки из сладко пахнущих розовых гвоздик и бело-желтых цветов имбиря.
Римо постарался как можно равнодушнее сказать «спасибо». В ответ девушки тут же предприняли попытку осыпать его поцелуями. Он с трудом увернулся от их настойчивых губ. Тогда красавицы сняли с себя венки и продемонстрировали свои пышные груди.
К такому зрелищу Римо не смог остаться равнодушным. Девушки ведь не являлись стюардессами, и он немного смягчился.
Кроме того, его теперь мучил один-единственный вопрос: доводилось ему когда-нибудь переспать с гавайкой или нет?
— А мы сюда надолго? — спросил он Чиуна.
Мастер Синанджу невозмутимо скользил мимо голых грудей и юбочек из травы и в общем-то не давал никакой воли рукам, но девушки почему-то стали притворно взвизгивать и натягивать юбочки на свои круглые ягодицы, словно он отвесил каждой по игривому шлепку.
— Шлюхи... — прошипел Чиун. — Бессовестные! Не смейте к нам приставать!
— Эй! — воскликнул Римо, следя за тем, как уплывают из его жизни раз и навсегда шесть пар пышных грудей. — А что, если мне попытаться заиметь от них наследника?
— Ты не будешь спать с этими бесстыжими женщинами, — проворчал учитель, упорно шагая к выходу.
Ученик нехотя следовал за ним.
— Откуда ты знаешь? Может, и буду, — ворчливо заметил он.
— Тогда придется удерживать в себе сперму, — хмыкнул мастер Синанджу.
— Что ж, ты вроде бы учил меня, как это делается.
Они вышли из аэровокзала и вдохнули влажный, пахнущий жасмином воздух Гонолулу.
— Ты не ответил на мой вопрос. Мы здесь надолго?
— Минут на десять. Максимум двадцать.
Римо нахмурился.
— Всего ничего.
— Вполне достаточно, — буркнул учитель и посигналил такси. Машина проехала мимо. Тогда Римо сунул два пальца в рот, громко свистнул, и машина тут же подкатила к обочине.
— Достаточно для чего? — с опаской спросил ученик, распахивая перед Чиун ом дверцу.
— Для того, чтобы раздобыть судно и отправиться на нем к месту назначения.
Римо захлопнул за собой дверцу. Такси сорвалось с места.
— А именно?
— А именно — лодку.
— Нет, я имею в виду, что за место назначения? Зачем нам лодка?
— Все в свое время. Слишком много вопросов задаешь, — огрызнулся мастер Синанджу и не произнес больше ни слова.
Они добрались до пристани, Чиун оставил Римо любоваться синими водами Тихого океана, а сам отправился на поиски лодки. Римо бродил по берегу, и вдруг внимание его привлек рекламный щит возле автобусной остановки.
На афише нового фильма был изображен человек с зеленым лицом, его пятнистое тело покрывали ветви с листьями и корни — росли, словно из пня. Фильм назывался «Возвращение Болотного Человека». Римо привлекло не столько странное лицо мужчины, сколько его глаза. Глубоко посаженные, карие, они смотрели так печально!
Взгляд их завораживал, оторваться не было никакой возможности. Куда бы ни отклонился зритель, Болотный Человек не сводил с него взгляда.
Вернулся Чиун.
— Я нашел подходящее судно.
Ученик не откликнулся.
— Куда ты смотришь? — поинтересовался учитель.
— Лицо на плакате... Такое впечатление, что человек на нем не сводит с меня глаз.
— Неужто твой отец?
— Что за шутки, Чиун!
— Впрочем, цвет кожи вызывает некоторые сомнения.
— При чем здесь кожа? У него совершенно необыкновенные глаза. — И Римо зачем-то приблизился к рекламному щиту.
Мастер Синанджу громко хлопнул в ладоши.
— Хватит! Идем!
Ученик резко отвернулся и зашагал за Чиуном. С причала Римо не увидел ничего, кроме ослепительно сверкающей на солнце океанской глади.
— Ну и где же она, твоя лодка? — спросил он.
— Посмотри вниз.
Римо опустил глаза и увидел маленькую гребную лодку. Весла в уключинах, две банки... И еще одно место — на корме.
— Кто будет грести?
— Тот, кто последним ступит на борт, — ответил учитель и легко, как перышко, перелетел на нос.
— Ладно, — проворчал Римо и сел на весла. — Куда плывем? — кисло осведомился он.
— На юг. И смотри, не столкнись с каким-нибудь крупным судном.
Римо взялся за весла.
— Столкнуться? Интересно! Да стоит нам наткнуться на любой предмет чуть больше бутылки из-под кока-колы, как мы тут же утонем.
— Не болтай, побереги лучше силы для гребли, — проворчал Чиун и расправил складки своего шелкового кимоно.
Вот и осталась позади бухта Мамала. Солнце уже клонилось к западу. И тут вдруг Римо осознал, что с тех пор, как они выехали из США, он потерял счет времени.
— И долго это будет продолжаться? — спросил он учителя.
— Пока не достигнем места назначения.
— Нет, я имел в виду, сколько еще продлится весь этот марафон?
— Это не марафон, а становление тебя как мастера.
— Ну и сколько оно еще продлится, это становление?
— Пока не достигнем цели.
Римо греб уже несколько часов подряд. Мастер Синанджу то и дело поглядывал на ночное небо и наконец взмахнул рукой.
— Суши весла! Мы на месте.
Римо огляделся по сторонам. Кругом простирался океан с черной, словно чернила, водой. Небо было сплошь усыпано крупными сверкающими звездами, серебристой полосой выделялся Млечный Путь.
— Откуда ты знаешь?
— Скажи лучше, что это за звезда? — вместо ответа спросил Чиун, указывая на самую яркую голубовато-белую звезду у него над головой.
— Вега.
Кореец недовольно скривился.
— Ха! А вон та? — Он указал на другую.
— Альтаир.
— И снова ошибся.
Римо, вывернув шею, уставился на небо, пытаясь сориентироваться. На ночном июльском небосводе особенно ярко горели две звезды.
— Вот Альтаир, а там — Вега, — повторил он.
Чиун печально вздохнул.
— Моему народу они известны под названием Кьон-у, или Пастух, и Чик-ньо, или Ткачиха. Они были любовниками, эти двое. А затем за лень и небрежение к труду их сослали на Серебряную реку, на противоположные берега. Так распорядился царь, отец Кьон-у. Говорят, седьмой день седьмой луны всегда начинается с маленького дождя, отмечающего очередной год разлуки Кьон-у и Чик-ньо.
Римо опустил голову.
— Прекрасно. И что мы, вернее, я, должны теперь делать?
— Ждать.
— Посреди этого дурацкого океана?
— Не нравится — греби, но только так, чтоб лодка плавала кругами.
— С другой стороны, — спохватился ученик, — можно и подождать. Отдохнуть по крайней мере.
Чиун расправил на коленях складки шелка.
— Хочешь спать — спи.
— Я не настолько устал. Да и вообще слишком много сплю последнее время. Опять же эти дурацкие сны!..
— От снов вреда нет, — осторожно заметил учитель.
— Я же сказал, мне не хочется спать. Просто посижу, отдохну немного.
Мастер Синанджу не ответил, а немигающим взором уставился на Римо. Сидел и смотрел ему прямо в глаза. Ученику ничего не оставалось, как, в свою очередь, смотреть на учителя. Впрочем, вскоре он не выдержал и отвел взгляд. А когда взглянул снова, оказалось, что мастер Синанджу по-прежнему смотрит на него, словно старая мудрая сова.